"Скандальная история" - читать интересную книгу автора (Браун Сандра)

V

Шериф Джолли прошел через дежурную часть, которая была полна народу, так как дневная смена уже приступила к работе. Чувствуя плохое настроение шефа, все старались избежать встречи с ним и отводили глаза, пока он шел к своему кабинету, где его ждал Айвен Патчетт.

Фриц вошел и закрыл за собой дверь. Айвен с наслаждением поедал пончики: макал пончик в кофе и откусывал за раз треть.

— Чертовски хорошие пончики, Фриц.

— Это все, что у тебя сегодня в мыслях, Айвен? Пончики?

Фриц плюхнулся на стул. Опершись локтями о стол, он запустил пальцы в густую курчавую шевелюру. В младших классах школы какой-то наглец попробовал дразнить Фрица, криком: «Эй, рыжий!» Он едва выжил, а то бы некому было рассказать об этом. Больше никто и никогда не осмеливался обзывать Фрица этим прозвищем.

Айвена Патчетта никогда не пугали ни мускулы Фрица, ни его положение в обществе. Он мог, подчиняясь всего лишь своему капризу, выбрать или забаллотировать Фрица. Оба это прекрасно понимали. Внешне Айвен был гораздо менее привлекательным. Его седые волосы стали редеть, правда, пока не очень сильно. Среднего роста и среднего телосложения, не особенно крепкий, он не выглядел и рыхлым. Одевался он ни строго консервативно, ни вызывающе щегольски — просто и удобно.

Однако его глаза явно не соответствовали внешнему впечатлению заурядности: они выдавали высокомерие человека, осознающего свое богатство и влияние на территории тех округов, которыми он мог при желании управлять как король. Его глаза с ледяным блеском тем не менее жгли как огонь. Это было пламя ненасытной жадности, снедавшей Айвена.

Айвену Патчетгу нравилось быть таким, каков он есть. Он был готов на все, чтобы сохранить свою тиранию над всем, чем он владел. Патчетт обожал, когда его боялись. Это он любил больше, чем секс или игру в рулетку, и даже больше, чем деньги. И своего сына воспитал точной копией самого себя.

Айвен облизал сахаристую глазурь с пальцев, на которых не было колец. Он считал, что только гомики носят украшения.

— Хочу сказать тебе, Фриц, что мне не нравится то, что я вижу.

— Что именно?

— Твои брови подергиваются. Когда ты бываешь чем-то озабочен, твои брови подергиваются.

— Ладно, я очень сожалею об этом, Айвен, — сказал Фриц осторожно. — Но у меня есть основания беспокоиться, если моего парня обвиняют в изнасиловании девушки. Это меня здорово беспокоит.

— Это обвинение не продержится и минуты.

— Кто это знает. Она меня почти заставила поверить. Джейд не какая-то белая шлюха, которая пытается возвести напраслину на трех известных всем ребят. Зачем ей нужно было придумывать такую историю? Она симпатична и умна и уже на пути к успеху. Какая ей выгода поднимать шум, если там нет ни доли правды?

— Откуда мне знать? — сказал Айвен, впервые проявляя признаки гнева. — Может быть, привлечь внимание? Может быть, ее парень наплевал на нее и она решила ему отомстить таким образом?

— Ты не веришь в это так же, как и я, Айвен. Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что здесь не просто баловство, которое слегка вышло за рамки. — Фриц внимательно посмотрел на него. — У тебя в больнице должник, да? И сегодня утром ты позвонил ему с напоминанием об уплате.

Айвен даже не моргнул глазом.

— Ты уверен, что тебе это надо знать, шериф? Уверен, что желаешь получить ответ?

— Меня бесит мысль о том, что кто-то намеренно уничтожил улики. Это мне противно.

Айвен наклонился вперед. Его глаза горели.

— Ты хочешь, чтобы имя Хатча фигурировало в обвинении в изнасиловании?

— Черт возьми, нет, конечно.

— Тогда расслабься, — сказал Айвен. Произнеся это, он откинулся на спинку стула и вновь отпил немного кофе. — Этим занимаются. Через день или два все лопнет как мыльный пузырь.

Фриц обеспокоенно посмотрел на дверь.

— Девушка собирается выдвинуть официальное обвинение против них.

— Она раздумает.

— А что, если нет?

— Она раздумает.

— Что, если нет? — повторил Фриц, почти крича. Айвен слегка хмыкнул.

— Если она не откажется от этого, мы сделаем из нее лживую шлюху. Тошнота подкатила к горлу Фрица.

— Кто поверит в такое о Джейд?

— Я еще не закончу этим заниматься, — сказал Айвен с опасной злобой во взгляде, — как мужчины округа будут говорить, что она перетрахалась со всеми ними, и все будут рады поверить любой мерзости о ней.

Фриц почувствовал, что его мутит. Надо бы на воздух.

— Извини, Айвен. Я здесь уже всю ночь. Пойду домой, приму душ и поем.

Айвен тоже встал.

— Знаешь, во что я никак не могу поверить? Что у этого вонючего слизняка Ламара встал. Я бы многое дал, чтобы увидеть это. — Смеясь, он похлопал Фрица по спине. Фриц едва сдержался, чтобы не сбросить его руку. — Нил сказал, что Хатч набросился на нее, как кабан. Что твой парень говорит?

— Я еще не разговаривал с ним. Я позвонил Доре, чтобы она не пускала его в школу. Это основная причина, почему я хочу попасть домой. Я хочу, чтобы Хатч сказал мне, что он ее не принуждал.

Айвен схватил его за руку и развернул к себе, хотя Фриц был куда крупнее.

— Послушай меня, шериф, — прошипел он. — Мне плевать, что скажет тебе Хатч, но не будет никаких публичных покаяний ни в суде, ни в церкви — нигде. Ты слышишь меня? Хорошо уразумей это.

— Айвен, если они виноваты…

— Виновата задница моей прабабушки. Виноваты в чем? В том, что перепихнулись разок? С каких это пор стало преступлением для молодого резвого самца потрахаться? Потом девица немного испугалась… — Он пожал плечами. — Я думаю, все понятно? Наши мальчики, возможно, были не особенно обходительны. Но она не пострадала, переживет. А вот если наши парни попадут в тюрьму, их жизни будут погублены. Он близко придвинул свое лицо к лицу Фрица. — Мой парень не проведет в тюрьме ни одного дня из-за какой-то поганой юбки. Мне плевать и на жуткие угрызения совести, которые испытывает Хатч, и на твои этические принципы… Ты замнешь дело сейчас же, Фриц! Сейчас же!

Айвен отпустил Фрица и отошел. Проведя рукой по волосам, которые лоснились от геля для укладки, он подвигал плечами, чтобы расслабиться. Затем, приклеив к лицу широкую и сердечную улыбку, Айвен открыл дверь и медленно вышел в дежурную часть. Фриц смотрел ему вслед, ненавидя его за самоуверенность, презирая за отсутствие моральных принципов и завидуя вызывающей наглости. Фриц выкрикнул фамилию. Через секунду перед ним появился один из подчиненных.

— Да, сэр?

— После того, как ты отпечатаешь жалобу, отнеси ее домой к Сперри и оставь там. — С самым свирепым видом Фриц поглядел прямо в глаза своему служащему. — И затем ты об этом забудешь. Если я узнаю, что ты хоть словом обмолвился об этой жалобе, то здорово пожалеешь об этом. Я говорю о всей твоей жизни.

Служащий тяжело сглотнул.

— Да, сэр.

Фриц кивнул головой, зная, что его прекрасно поняли.

— Если кто-то будет спрашивать, я вернусь через час.

Через пять минут Фриц был уже дома. Он жил в нескольких кварталах от центра Пальметто, недалеко от небоскреба банка «Ситизенс Ферст Нешнл» — целых шесть этажей в высоту. Население городка составляло всего десять тысяч, хотя в сельских районах округа людей проживало в десять раз больше.

Квартал, где жили Джолли, был старым и удобным. Фриц и Дора купили этот дом сразу после женитьбы, мечтая разместить всех своих детей во многих комнатах. Но сразу после рождения Хатча у Доры появилась опухоль на яичниках, и ей пришлось удалить не только их… Одну из свободных спален она превратила в комнату для шитья, в другой Фриц и Хатч хранили снаряжение для охоты и рыбалки.

Дора мыла на кухне посуду, когда Фриц вошел в дом через заднюю дверь и снял куртку.

— Привет. Остался еще кофе?

Дора Джолли была высокой стройной женщиной, чья жизнерадостность сменилась теперь мрачным смирением из-за ранней стерилизации. Она прекрасно вела дом, но это была уже не та любящая, веселая девушка, на которой женился Фриц.

Дора вытерла мокрые руки о полотенце.

— Что происходит, Фриц? Почему тебя вызвали в участок среди ночи? Почему я не должна была пускать Хатча в школу?

Фриц налил себе кофе.

— Где он?

— Наверху, у себя в комнате. Он ведет себя так же странно, как и ты. Я приготовила ему завтрак, но он почти ничего не ел. Что-то случилось с вами обоими. Я хочу знать что?

— Нет, тебе не нужно знать, Дора. Поверь мне, не нужно. Оставь это как есть.

Поставив недопитый кофе на сушку для посуды, он вышел из кухни. Дверь в комнату Хатча на втором этаже была закрыта. Фриц громко постучал один раз, затем открыл дверь и вошел.

Хатч был одет, но босиком. Он сидел на неубранной постели, прислонившись к задней стенке и мрачно уставившись в пустоту. Кожа на фоне веснушек казалась бледнее обычного. Вчера вечером он сказал, что его оцарапало веткой. Сейчас Фриц все понял. Вид этой царапины вызвал у него тошноту.

Хатч настороженно смотрел, как отец подошел к кровати и сел на ее край.

— Мама сказала, что ты ничего не ел за завтраком.

— Нет, сэр.

— Ты болен?

Хатч теребил бахрому на покрывале и только пожал плечами. У Фрица был большой опыт допрашивать, и теперь он не мог не видеть признаков виновности. Тошнота вновь стала подступать к горлу.

— Ну, парень, что с тобой случилось?

— Ничего.

— Может быть, прекратим ходить вокруг да около? — сказал Фриц твердо. — Рассказывай все!

— Рассказывать что?

Терпение Фрица лопнуло.

— Я едва сдерживаюсь, чтобы не отделать тебя как Бог черепаху. Одумайся и начинай рассказывать. Избавь себя от порки, которую ты чертовски заслуживаешь.

Хатч больше не мог сдерживаться. Он начал судорожно сглатывать, тело стало содрогаться, широкие плечи затряслись. Казалось, что сейчас он либо расплачется, либо его вырвет. Наконец он выдавил из себя:

— Ты уже, наверно, знаешь насчет Джейд?

— Я знаю, что она попала в больницу вчера около половины двенадцатого ночи.

— Половины двенадцатого! — воскликнул Хатч.

— Она сказала, что какой-то негр нашел ее в канаве на прибрежном шоссе и привез в больницу. Она заявляет, что ты, Нил и Ламар втроем изнасиловали ее.

Хатч поднял колени и, поставив на них локти, сильно надавил на глаза нижней частью ладони.

— Я не знаю, что случилось со мной, папа. Клянусь богом, я не понял, что произошло, пока все не кончилось.

Вдруг Фриц почувствовал себя так, как будто на его грудь положили мешок с цементом. Последняя, слабая искра надежды, что девушка лжет, промелькнула и исчезла. Он устало потер лицо.

— Ты насиловал ее?

— Я не хотел этого, — всхлипнул Хатч. — На меня что-то нашло, на всех нас. Казалось, будто я стоял рядом и смотрел со стороны на то, что делаю. Я не мог поверить, что я это делаю, но и не мог остановить себя.

Фриц слушал несвязный рассказ сына о происшедшем. Каждое изобличающее слово, как шип, вонзалось в голову. Рассказ Хатча почти дословно совпадал с рассказом Джейд.

— Так вы ее там и бросили? — спросил Фриц, когда Хатч закончил.

— Что нам оставалось еще делать? Нил сказал…

— Нил сказал! — закричал Фриц. — Ты всегда делаешь то, что сказал Нил? Сам ты можешь подумать? Нил сказал: «Давай изнасилуем Джейд Сперри», — и ты сразу вытаскиваешь свой инструмент. Если бы Нил сказал: «А сейчас отрежь себе яйца и съешь их, Хатч», ты бы тоже это сделал?

— А разве у тебя с Айвеном по-другому?

Фриц был уже готов дать ему пощечину. Он даже поднял руку, но потом отвел ее. Жгучая правда слов Хатча не позволила ему ударить. За что он его бьет? Хатча ли он хочет наказать или самого себя и свою нечистую совесть? Он опустил руку и мрачно склонил голову.

Через некоторое время Хатч сказал:

— Прости, папа. Я не хотел.

— Все нормально, сын. Сегодня не тот день, чтобы уходить от правды, какой бы страшной она ни была.

— Ты рассказал маме о… Джейд? — Фриц покачал головой. — Меня заберут в тюрьму?

— Нет, если я смогу спасти тебя от этого. Я не хочу, чтобы какой-то другой заключенный сделал с тобой то, что ты с твоими друзьями сделал с этой девушкой прошлой ночью.

Большое мужественное лицо Хатча съежилось, как у младенца. Он громко и хрипло зарыдал. Фриц неловко обнял его и похлопал по спине.

— Я не хотел этого, папа. Клянусь. Прости.

Фриц поверил ему. Он даже подозревал, что Хатч был не равнодушен к девушке и меньше всего хотел причинить ей боль. У его сына никогда не было ни капли этого умысла. Если бы он был один, то никогда бы не совершил насилия. Но он был вместе с Нилом. Зачинщиком был Нил, он всегда им был. Фриц давно ожидал несчастья, только не знал какого. Даже самые мрачные предположения не предвещали такой трагедии.

Душа Нила изуродована. Айвен вбил ему в голову, что он особенный, и парень уверовал в это. Для него уже нет никаких преград и запретов. Он брал, что хотел, и никогда не отчитывался в своих поступках. Постепенно Нил поверил, что законы, которым подчиняются другие, писаны не для него. И было неудивительно, что он выбрал в друзья Ламара и Хатча. Они были единственными ребятами в классе, кто мог его терпеть. Податливые, они никогда не бунтовали, всегда делали то, что хотел Нил и боялись его больше, чем любого взрослого, включая родителей. Нил хитро обработал их, используя их самолюбие и неуверенность в себе, полностью подчинил, привив им слепую преданность.

Фриц знал, что Айвен сможет замять дело. Он много раз видел, как ему удавалось проворачивать самые грязные махинации, и не сомневался в его силе. Даже если дело дойдет до суда — что было маловероятно, — ребят в округе Пальметто никогда не осудят. По крайней мере половина членов суда присяжных служащие Патчетта, а остальных Айвен подкупит. Репутация Джейд Сперри в глазах общественности будет погублена.

Нет, Хатч в тюрьму не попадет. Но подобное деяние нельзя так просто стереть, как мел с доски. Фриц верил в существование ада, но не был уверен, что туда можно попасть только после смерти. Грешник может оказаться в аду и на земле.

— Я думаю, что ты еще больше будешь об этом сожалеть, когда все образуется. Мне страшно за тебя.

Фриц знал: то, что он делает, в конечном счете, плохо для парня и страшный грех по отношению к девушке. Его единственным оправданием было желание не допустить, чтобы жизнь его сына была погублена из-за одной глупой ошибки. Можно ли ожидать от отца иного? Это было бы слишком. Единственное, на что Фриц надеялся, что он не доживет до того дня, когда Хатч должен будет искупить свою вину.

— Просто помалкивай, — сказал он сыну. — Не разговаривай ни с кем об этом. Чем меньше об этом знают, тем лучше. Мы с Айвеном займемся этим.

Несмотря на неяркие лучи солнца, проникавшие сквозь высокие тонкие облака, в доме было сумрачно и прохладно, когда Джейд и Велта вернулись домой. Джейд включила обогреватель. Теплый воздух, который начал проникать сквозь отверстия в потолке, пах пылью.

Она прошла через прихожую к своей спальне. С порога оглядела знакомую комнату. За двадцать четыре часа, пока ее не было дома, здесь ничего не изменилось. Но безвозвратно изменилась она сама. Чудовищность случившегося обрушилась на нее вновь, словно штормовая волна. Эти приступы отчаяния становились уже привычными, но еще были так остры и новы, что каждый из них выматывал ее, отнимая последние силы. Ей еще предстояло научиться держаться в таких случаях.

— Джейд, хочешь, я приготовлю для тебя что-нибудь? Какао? Или что-нибудь поесть?

Она повернулась и посмотрела на мать. Выражение лица Велты было сдержанное, но в глазах была пустота. Она проявляла доброту по необходимости. Джейд почувствовала острую тоску по отцу, который, бывало, сажал ее себе на колени и раскачивал, сидя в старом скрипучем кресле: «Никогда ничего не бойся, Джейд».

— Нет, спасибо, мама. Я съем что-нибудь потом, сначала искупаюсь и переоденусь.

— Я думаю, нам следует поговорить.

— Да?

— Не груби мне, Джейд, — сказала Велта раздраженно, с негодованием выпрямившись. — Я буду на кухне. — Она повернулась на каблуках и направилась в другую сторону прихожей.

Джейд закрыла дверь спальни и разделась. Увидев свое отражение в зеркале, пряча обнаженное тело от собственных глаз, она достала халат из шкафа и завернулась в него.

Наполнив ванну горячей водой, она погрузилась в нее до самого подбородка, затем с головой. Как бы ей хотелось сделать глубокий вдох, наполнить легкие обжигающей водой и покончить с жизнью.

Но она не могла этого сделать. И не потому, что ей не хватало смелости. Смерть означала мир. Для нее же не будет мира, пока она не добьется справедливости. Осознав это, Джейд поняла, в каком направлении нужно действовать.

Велта слов на ветер не бросала. Когда Джейд вышла из ванной, она нашла мать на кухне. Сидя за маленьким квадратным столиком, та помешивала сахар в чашке с растворимым кофе. Джейд присоединилась к ней, налив себе стакан молока.

— Помощник шерифа принес вот это. Сказал, чтобы ты прочитала это перед тем, как снова идти в суд.

Джейд долго смотрела на длинный белый конверт, лежащий на столе между ними, но ничего не сказала.

— Я не понимаю, как ты могла попасть в такую переделку, Джейд, — начала Велта. — Право же, не понимаю.

Джейд отпила немного молока.

— Не следует еще больше обострять положение официальным обвинением против ребят. — Велта выдернула бумажную салфетку из пластиковой коробки, стоящей в середине стола, и промокнула кофе, выплеснувшийся на блюдечко.

Джейд сосредоточила внимание на стакане молока и позволила словам матери обтекать ее, словно потоку воды по гладким камням. Единственный способ выжить — это мысленно перенестись из настоящего в какой-то момент в будущем, когда все будет по-другому.

— Ты можешь представить себе последствия суда по делу об изнасиловании? — Велта потерла руки, словно ей стало холодно от этой мысли. — Тебя будут помнить в связи с этим процессом всю твою жизнь. Люди забудут, что твой отец получил Медаль Почета. Каждый раз, когда будут упоминать твое имя, это будет в связи с твоим позором.

Унизительные слова матери прорвались сквозь сосредоточенность Джейд. Она закрыла глаза и позволила голове опуститься. Усилием воли она сдерживала горькие слова, которые переполняли ее и рвались наружу.

— Во многом шериф был прав, Джейд. Я уверена, он действовал в конечном счете в твоих интересах. Я действительно уверена в этом. Если вынести все это на публику, всем будет только хуже. Айвен наверняка меня уволит. Он не позволит мне работать у него, если наши дети окажутся по разные стороны в суде. Если я потеряю работу, что мы тогда будем делать?

Велта замолчала, чтобы вздохнуть и глотнуть кофе.

— Только вы четверо знаете, что действительно случилось там. Эти ребята будут рассказывать совершенно другую историю, Джейд. И их вариант будет отличаться от твоего. Трое против одной. Кому, ты думаешь, поверят люди? Люди будут говорить, что ты сама напросилась на это, хотя бы потому, что села с ними в машину Нила.

Велта постучала по столу ногтем указательного пальца.

— Всегда винят жертву изнасилования. Это, может быть, неправильно, но это так. Люди будут говорить, что ты симпатичная и что ты это знаешь… Они скажут, что ты нарочно выставлялась перед этими ребятами и они не удержались. Люди, которые хвалили тебя, как идеальную ученицу и хорошую христианку, будут видеть тебя совсем в другом свете. Некоторые даже начнут распространять всякие небылицы о тебе, только чтобы стать важными источниками сплетен. Очень скоро мы и головы не сможем поднять.

Велта вздохнула.

— После этого ты можешь распрощаться со своими надеждами выйти замуж за какого-нибудь важного человека. Как жаль, что ты не подумала обо всем этом, перед тем как начать болтать.

Джейд встала, подошла к раковине и вылила остатки молока из стакана. Затем она повернулась лицом к матери.

— Я передумала, мама. Я не собираюсь настаивать на своих обвинениях.

Велта раскрыла рот, а затем закрыла его, но не совсем плотно, а так, как она обычно делала, улыбаясь.

— Ах, Джейд, я…

— Подожди, мама, перед тем как ты продолжишь, я хочу, чтобы ты узнала, почему я не собираюсь этого делать. Я передумала не потому, что следую вашему с Джолли совету. И мне все равно, уволит ли тебя Айвен Патчетт. На самом деле, если у тебя не хватает смелости выступить против него и самой уйти, лучше было бы, чтобы он тебя поскорее уволил. Мне ненавистна сама мысль быть зависимой от него в чем-то. Мне также глубоко наплевать на то, что будет означать суд для твоей и моей репутации. Мне все равно, что кто-то что-то подумает. Мнение того человека, который поверит в такую гнусную ложь обо мне, автоматически перестанет для меня иметь какое-либо значение. Единственная причина, почему я не хочу суда, в Гэри. Тогда наши отношения окажутся в центре всеобщего внимания. Незнакомые люди будут обсуждать это, вывешивая белье. Я не смогу вынести, что наша любовь, такая чистая и возвышенная, превратится во что-то грязное и позорное, то, над чем будут насмехаться. Я люблю его слишком сильно, чтобы подвергнуть такой низости. Ты можешь представить, что он почувствует, когда узнает, что трое ребят… опустошились в меня. — Слезы покатились по ее щекам. Казалось, что что-то лопнуло в ее груди, как будто по земле пошла трещина, и она застонала. — Нет, мама, ты не можешь представить, что это будет значить для Гэри, а я могу. Он захочет их убить, он, возможно, даже попытается сделать это и тем самим поставит под угрозу свое будущее. Опытный адвокат — а Айвен сможет нанять самого лучшего — может вызвать Гэри в суд для дачи показаний о моей репутации против меня. Он должен будет либо рассказывать о наших интимных отношениях, либо лжесвидетельствовать, чтобы избежать этого. Я не могу допустить такое. — Полная решимости, она вытерла слезы с лица. — Кроме того, я поняла, что суд только отсрочит неизбежное.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Велта.

— Именно я сделаю так, чтобы они заплатили за это. Не знаю, как и когда, но я с ними рассчитаюсь. — Мгновенно слезы высохли. — Зачем идти законным путем, если им все равно обеспечено оправдание? Зачем причинять Гэри такие страдания? Ему и так будет больно, когда я порву с ним. И чтобы защитить его, я должна с ним порвать, — сказала она мрачно.

— Между прочим, мама, мы получили стипендию. Письмо пришло вчера. Я ехала рассказывать ему эту новость, когда кончился бензин в машине Донны Ди. — Несправедливость этого была потрясающей и нестерпимой. Джейд опустилась на пол рядом с сушкой. Велта поднялась со стула и быстро вытерла руки.

— Прекрасно. Какими бы причинами ты ни руководствовалась, я рада слышать, что ты собираешься продолжать жить. Самое лучшее для тебя — забыть, что с тобой это случилось.

Джейд резко вскинула голову. Неукротимый огонь горел в глубине ее голубых глаз. Хотя она сидела спокойно, ее тело было напряжено до дрожи. Когда она заговорила, ее голос был спокоен и холоден.

— Я никогда не забуду этого.

Ко второму уроку под мышками на рубашке Ламара появились мокрые круги. Он нервничал. Ему было страшно, и он не знал, что делать.

Нил и Хатч в школу не пришли. От этого Ламар чувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Он тоже хотел остаться дома, но для этого был необходим какой-то предлог для матери. По мере возможности он старался избегать контактов с ней, особенно если надо было что-то скрывать. Она чувствовала ложь на расстоянии пятидесяти шагов.

Во время перемены директор школы господин Паттерсон объявил всем учащимся, что старшеклассники Гэри Паркер и Джейд Сперри получили полную стипендию для продолжения учебы в колледже. Все зааплодировали.

— Я знаю, что вы захотите поздравить этих двух отличных учащихся, — объявил директор по школьному радио. — К сожалению, Джейд сегодня не пришла в школу, но не забудьте обязательно поздравить ее, когда она придет.

Услышав, что Джейд отсутствует, Ламар весь покрылся потом. Между уроками он встретил в коридоре Гэри Паркера, но сделал вид, что не заметил его, чтобы тот не заговорил с ним. Сможет ли он когда-нибудь смотреть Гэри в глаза после того, что сделал с его девушкой? Вчера ночью он втайне гордился своими сексуальными достижениями. Однако в холодном утреннем свете он осознал, что его успех был за счет Джейд.

Увидев, как Гэри благодарно принимает поздравления от своих одноклассников, Ламар сильнее почувствовал свою вину. Охваченный стыдом и ужасом, он нырнул в ближайший туалет. Там его вырвало.

На четвертом уроке Ламар занимался вместе с Донной Ди Монро. Войдя в класс, он почувствовал облегчение, увидев ее сидящей за своей партой, но это длилось недолго. В животе что-то опять противно зашевелилось, когда он встретился с ней глазами.

Донна Ди знала: он понял это по ее изучающему взгляду. Она каким-то образом узнала о том, что произошло после того, как они оставили ее на шоссе. Под ее взглядом Ламар почувствовал себя еще хуже, чем под взглядом матери, когда выслушивал тирады о своих многочисленных недостатках. Он казался себе голым и уязвимым. Ему захотелось уползти куда-нибудь и спрятаться. Вместо этого он должен был вынести пятьдесят пять минут английского. Минуты тянулись мучительно медленно.

Кто рассказал Донне Ди? Он полагал, что сама Джейд. Но когда? Как? Последний раз, когда он видел Джейд, она лежала на земле, подтянув колени к груди. Он вспомнил, что подумал тогда, что лучше бы она просто умерла. Тогда некому будет рассказать о том, что он сделал. Его мать никогда этого не узнает. Конечно, он быстро выбросил эту мысль из головы, пока Господь не услышал его и не поразил.

Вероятно, Джейд пострадала не так сильно, как это показалось тогда. Но как она вернулась в город? Рассказала ли она кому-нибудь о том, что произошло у канала? Очевидно, да, так как Донна Ди знает. О Господи!.. Если Донна Ди знает, тогда и другие узнают. В конце концов и его мать услышит об этом. Будет наказание Что бы ни говорил Нил.

Сейчас, вероятно, шериф Джолли уже знает все. Хотя его сын тоже участвовал в этом, шериф был человеком правильным. Он будет делать то, что следует. В любую минуту здоровенный помощник шерифа может вломиться в класс, размахивая пистолетом, и предъявить ордер на арест Ламара Гриффита.

Кровь отлила от головы так быстро, что ему пришлось положить ее на парту, чтобы не упасть в обморок. Его кожа стала липкой. Он вновь почувствовал приступ тошноты.

Ламар серьезно задумался: не убежать ли ему из класса в город и не отдать ли себя на милость окружного прокурора. Лучше предать своих друзей и дать официальные показания, лучше иметь Айвена Патчетта врагом на всю жизнь, лучше оказаться в тюрьме с ворами, сутенерами и убийцами-рецидивистами, чем испытать на себе гнев своей матери.

Но случилось так, что Ламар упустил возможность броситься к двери. Пока ученики были заняты чтением Александра Поупа, Донна Ди подошла к столу учительницы и шепотом попросила разрешения пойти к медсестре.

— Что случилось? — спросила учительница.

— Я не очень хорошо себя чувствую. Вы понимаете? — Она взглянула на учительницу тем многозначительным взглядом, которым обмениваются женщины, когда у них месячные.

— Конечно, дорогая. Иди домой и полежи с грелкой.

Ламар украдкой следил за Донной Ди. Закрывая дверь класса, она взглянула прямо на него, но он не смог понять, что означало ее молчаливое послание. Казалось, она призывала его держать язык за зубами.

Когда учеников отпустили по домам, ноги едва держали его, пока он бежал к своей машине. Так как он не знал, что ему делать и куда идти за ответом, он поехал к Нилу домой.

Дом стоял на первоклассном участке земли. От шоссе, петляя в густом лесу, к нему вела дорога, покрытая гравием. Вокруг дома была ухоженная лужайка величиной с футбольное поле, три старых дуба закрывали его куполом из ветвей. Корни проступали на земле и извивались, как ручьи лавы.

Двухэтажный кирпичный дом выглядел очень респектабельно, но Майраджейн не признавала этого.

«У старого Руфуса Патчетта не было ни капли вкуса. Он захотел, чтобы в доме вдоль веранды было восемь колонн, когда шесть колонн было бы намного лучше. Руфус хотел разозлить папу, построив более величественное здание, чем наше. Такое тщеславие говорит об отсутствии породы», — часто повторяла она.

Но совсем недавно она стала противоречить себе, говоря: «Это позор, что Айвен допускает, чтобы такой красивый дом развалился и разрушился. Ему нужна женская рука. Ему следовало бы давно еще раз жениться. Эта Юла, которая работает у него, очень неряшливая хозяйка. Она ленивая и наглая».

Ламару хватило ума держать язык за зубами и не спрашивать, откуда у его матери такая информация. Насколько он знал, она и не совалась в дом Патчетта. Она неоднократно подвозила его, но ее никогда не приглашали войти в дом.

Отец Айвена, Руфус, сколотил состояние на хлопке. Пот сборщиков, издольщиков и рабочих на хлопкоочистительной машине смешался с цементом, который скреплял светлые кирпичи. Руфус был умен. Пока его соседи спорили с брокерами, чтобы выжать лишний цент из тюка хлопка при ухудшающемся положении на рынке, он переключился на соевые бобы. Большинство хлопковых плантаторов, так же как и семья Майраджейн, потеряли все. Они за гроши продали Руфусу свои участки, чтобы только не платить налог на землю, которую больше не могли обрабатывать.

Руфус был жаден до земли и захватывал все, что только мог. Не обращая внимания на насмешки соседей, он продолжал выращивать сою. Когда появилась возможность, он построил фабрику по производству продуктов из сои. После смерти Руфуса Айвен унаследовал все земли, фабрику и ту власть, которую они давали. Наступит день, и Нил сделает то же самое. За ним и его сын.

Ламар не особенно завидовал другу. Ему было легче от мысли, что на нем самом не будет такой ответственности в будущем. С детства он видел непреклонную гордость семьи Коуэн и искренне считал ее разрушительной и глупой. Что она принесла семье Коуэн? Остались всего один или два дальних родственника и Майраджейн, которая была жадной, агрессивной и скупой. Она превратила в ад жизнь отца Ламара, который уже умер, но которого очень не хватало сыну. Может быть, если бы она с детства была бедной, они бы все были более счастливыми.

Подходя к дому, Ламар заметил, что он был не единственным гостем Нила. Машина Хатча стояла на круглой дорожке перед домом.

Юла открыла дверь. Ламар старательно вытер ноги о коврик, прежде чем ступить на мраморный пол вестибюля.

— Привет, Юла. Нил здесь?

— Он наверху с Хатчем, в своей спальне.

Ламар в несколько прыжков поднялся по винтовой лестнице и открыл дверь. Нил сидел на полу, опершись спиной на кровать. Хатч скорчился на кресле. Удивительно, но Нил выглядел как обычно. Веснушки Хатча, казалось, стали за ночь еще темнее. Или кожа вокруг них стала неестественно бледной? Царапина на щеке выделялась ярким контрастом.

— Привет, — сказал Нил. — Заходи. Хочешь пива?

— Нет, спасибо.

Хатч ничего не сказал. Они быстро переглянулись, но Ламару было трудно прямо смотреть на друзей теперь, когда на них висел общий грех. Вероятно, Хатч чувствовал то же самое.

Нил казался абсолютно спокойным.

— Как дела сегодня в школе, Ламар?

— Нормально, вообще-то.

— Случилось что-нибудь важное? — Он глотнул еще пива.

— Нет. — После короткой паузы Ламар сказал: — Господин Паттерсон сообщил, что Гэри и… и Джейд получили стипендии для учебы в колледже. — Он украдкой бросил взгляд на Хатча.

Хатч побледнел еще больше.

— Да ну? — протянул Нил. — Неужели? Тем лучше для них.

Хатч вскочил с кресла и подошел к окну. От возбуждения он разразился потоком ругательств.

Глядя на Хатча, Нил глотнул еще пива.

— Какая муха тебя укусила? Ты разве не рад за них, что они получили стипендии? — В словах его звучала насмешка.

Хатч сердито повернулся кругом.

— Мы что, не собираемся поговорить об этом? Мы что, собираемся делать вид, что ничего не произошло?

Теперь, когда Хатч завел этот разговор, Ламар почувствовал облегчение: наконец-то он сможет с кем-то об этом поговорить.

— Господи, я весь день боюсь.

— Боишься? Чего? — спросил Нил презрительно.

— Залететь боюсь. А ты — нет?

Нил сел попрямее, покачивая головой, как будто был удивлен беспокойством Ламара.

— Я же вам сказал вчера вечером, что ничего с нами не случится. Почему вы не слушаете меня, когда я вам говорю дело? Ламар? Мы не сделали ничего дурного.

Ламар взглянул на Хатча. Хатч не был так спокоен, как Нил; но он не хотел высказываться, чтобы не показаться трусом и не рассердить Нила. Ламар остался в одиночестве.

Ламар удержал свою ускользающую смелость и продолжил:

— Некоторые могут посмотреть на это иначе, Нил.

— Кто это некоторые?

— Те, кто об это узнает.

— Кто же им расскажет? Джейд? — Он хмыкнул. — Вряд ли.

Хатч сказал:

— Она рассказала моему отцу.

— Она рассказала твоему отцу? — переспросил Ламар высоким визгливым голосом. Колени подогнулись, и он упал на пол с грохотом. — Что он сделает?

— Ни черта! — Нил, явно выйдя из себя, встал и схватил еще одну банку с пивом. Когда он открыл ее, пена выплеснулась ему на руку. Стряхнув ее, он сказал:

— Вы оба меня достали, поняли? Если вы будете ходить с таким виноватым лицом, все в это поверят.

— Может быть, мы и виноваты. — Взгляд Нила пронзил Ламара. Тот почувствовал себя, как букашка, наколотая на булавку, но он должен был выговориться, или это его доконает. — Что бы ты ни говорил, Нил, я не думаю, чтобы Джейд хотела, чтобы мы… ну, ты знаешь.

— Вы что, больные? — Слова вырывались изо рта Хатча как будто под давлением. — Конечно, она не хотела нас, идиот. Она сопротивлялась, как дикая кошка. Мы изнасиловали ее без всяких.

— О Господи. — Ламар повалился на бок. Он почувствовал резь в кишках. Он боялся, что не удержится и его сейчас опять вырвет. Да, он сейчас опозорится, ну и что из этого? Он и так умрет, как только его мать узнает о преступлении.

— Заткнись, — прошипел Нил. — Вы оба, заткнитесь! — Были видны его белые, ровные, крепко стиснутые зубы. — Послушайте, вы, безмозглые ослы! Девицы всегда вешают лапшу на уши. Она оказала заметное сопротивление, ясное дело. Ты что, думаешь, она хочет, чтобы мы всем рассказывали, что она с радостью согласилась, чтобы ее изнасиловали труппой? Чтобы дать всем понять, что она доступна, она должна нести такую чепуху, чтобы измазать нас. Вы что, этого не понимаете?

Хатч был в таком отчаянии, что готов был ухватиться за любую соломинку, как бы тонка она ни была. Ламар тоже хотел бы верить Нилу. Но каждый раз, когда Нил, казалось, говорил логично, Ламар вспоминал, с какой силой боролась Джейд и в каком ужасе она была, когда он и Хатч удерживали ее для Нила.

Хатч вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Кожа его приобрела цвет замазки с точками ржавых пятен.

— Нам, наверно, не следовало бы оставлять ее там.

— Но она же как-то добралась до города?

— Как она добралась? — спросил Ламар. Нил рассказал ему все, что знал, и все, что просочилось из полицейского участка сегодня утром.

— Мне показалось, что Донна Ди знает, — заметил Ламар, когда закончил Нил.

— Донна Ди поручилась за нас, — сказал Нил. — Она прекрасно знала, что Джейд понимала, на что она идет, садясь в машину с тремя полупьяными хамами. Возможно, нам бы следовало пригласить еще и Донну Ди на нашу небольшую вечеринку. — Он ухмыльнулся и облизал губы. — Хотя я не думаю, что она была бы такой же милой, как наша подружка Джейд. У меня никогда не было такой сладкой кошечки.

Ламар опустил глаза на свои руки, которые безвольно лежали на коленях. У него было сильное желание пойти и вымыться.

— Донна Ди в ярости на Джейд за то, что та трахалась с тобой, — сказал Нил Хатчу. — Она чуть не дымилась, ты бы видел!.. Она по тебе сохнет. Почему бы тебе не быть с ней поласковей, Хатч? Покажи ей, что ты делал с Джейд.

Огромные руки Хатча сжались в кулаки. Его лицо стало свекольно-красным. Хатч обычно тут же выходил из себя со всеми, кроме Нила, но когда-то все бывает впервые. Ламар затаил дыхание в страхе ожидания.

Очевидно, Хатч передумал и решил не идти против Нила. Краска спала с лица, и он разжал кулаки.

— Я пошел домой. — Он пересек комнату, но не успел дойти до двери, как Нил оказался у него на пути.

— Я буду очень разочарован, если два моих лучших друга окажутся жалким трусливым дерьмом. — Он угрожающе взглянул на обоих. — Сегодня утром Джейд потревожила осиное гнездо, но все уже прошло. Недавно звонил отец и сказал, что она сообщила Фрицу, что передумала подавать в суд. Это равносильно признанию того, что она сама напрашивалась на это. — Когда ни один из них не ответил, Нил сказал: — Ну, разве не так?

Они посмотрели друг на друга в нерешительности. Наконец Ламар пробормотал:

— Как скажешь, Нил.

— Тогда все о'кей, дыши ровно.

Хатч сказал:

— Отец ввел для меня комендантский час на ближайшие две недели. Пока.

После его ухода Нил поднял руки высоко над головой и потянулся, широко зевнув.

— Отец поднял меня сегодня с кровати до восхода солнца. Весь день такая лень. — Он поднял банку с пивом и одним глотком допил остаток. — Хочешь побросать мяч в корзину или что?

— Нет, я тоже должен идти домой. — Ламар поднялся на ноги. Долго возился с молнией на куртке, затем сунул руки в карманы, потом опять вынул их. — Моя мама узнает об этом, Нил?

— А что? — Нил осклабился, как крокодил, — Боишься?

— Чертовски, — признался Ламар со смешком. Нил похлопал его по спине.

— Она не узнает. Даже если узнает, что из того? Ты потрахался, тоже мне событие. Никакого умысла.

Вдруг он ухватил Ламара за ягодицы и тихо прошептал:

— Ты выпустил в нее хороший заряд, мужик. Я был за тебя чертовски рад. — Он ущипнул его, прежде чем отпустить, смеясь своим характерным беспечным смехом.

Ламар попрощался и направился к лестнице. Высокие потолки в доме вызывали у него ощущение ничтожности и загнанности в клетку. На секунду он остановился, чтобы перевести дыхание, а когда облокотился на перила, вдруг понял, что его прошиб пот. Над верхней губой выступили капли, а ладони были липкие и холодные.

И Ламар почувствовал, что его член встал. Стал очень твердым. К этому привели разговоры о его сексуальной доблести прошлой ночью. Он не знал, что делать: радоваться или огорчаться?