"Поцелуй на рассвете" - читать интересную книгу автора (Браун Сандра)

Глава 3

— Брин, вернись на землю!

— Что? Ой, простите, я размечталась.

— Ну, ты даешь. Как можно мечтать на вечеринке? Кое-кто собирается покинуть нас, но, наверное, нехорошо расходиться, пока мы не спели «С днем рождения, босс!».

— Да, конечно, — пробормотала Брин, пытаясь собраться с мыслями и вернуться к действительности. — Пойду узнаю, готов ли торт.

По дороге на кухню Брин искоса взглянула на Райли. Он по-прежнему стоял за стойкой бара, раздавая гостям напитки и улыбки, но взгляд его неотступно следил за Брин, пересекавшей комнату. Огонь, горевший в его глазах, навел Брин на подозрение, что Райли точно знает, о чем она думала.

На кухне Стюарт уже украшал свечами праздничный торт.

— По-моему, пора поздравлять именинника, — сказала Брин.

— Я тоже так думаю.

Тон Стюарта намекал, что не просто пора, но давно пора. Когда все свечи были зажжены, Стюарт открыл дверь, и Брин выкатила из кухни тележку с сияющим огнями тортом. Все повернулись и дружно зааплодировали. Под громкий хор, поющий «С днем рождения, босс!», Эйбела Уинна вытолкнули на середину. Виновник торжества подошел к торту, чтобы задуть свечи, и ему удалось сделать это с первой попытки.

Затем все обступили именинника. Эйбел принимал поздравления и добродушно посмеивался над шутками по поводу его возраста. Затем он поднял обе руки, призывая к молчанию, и произнес короткую речь:

— Благодарю вас за то, что вы пришли поздравить меня с днем рождения. Тем из вас, у кого завтра рабочий день, хочу сказать… — Он сделал небольшую паузу и добавил, вызвав взрыв смеха:

— Вы рисковые ребята. Не ждите никаких скидок на похмелье. За сегодняшние излишества можете винить Брин. Она необыкновенная хозяйка, другой такой не найти. — Эйбел повернулся к Брин и поцеловал ее в щеку.

Смущенная, Брин попросила Стюарта нарезать и раздать торт. Первый кусок вручили имениннику. Когда все гости устремились за тортом и столпились вокруг тележки, Эйбел увлек Брин в сторону и потянул за собой в дальний конец комнаты, где им было обеспечено относительное уединение. Там он поставил тарелку с тортом на столик и серьезно произнес:

— Я говорил серьезно. Сегодняшний день для меня — особенный.

— Я рада.

— А все благодаря вам, Брин.

Брин почувствовала на себе угрюмый взгляд Райли, брошенный из другого конца комнаты. Она ослепительно улыбнулась Эйбелу:

— Спасибо, рада сделать вам приятное.

— Я знаю, что сейчас не время говорить о делах, но…

Брин поспешно перебила его:

— Эйбел, сейчас действительно не время.

Краем глаза она заметила, что Райли вышел из-за стойки бара и направляется к ним.

— Позвольте мне закончить. Еще до того, как вы примете окончательное решение, я хочу кое-что добавить к своему предложению. Что вы думаете о жалованье сорок тысяч долларов в год?

— Фантастика. Не слишком ли вы расточительны?

Поздно. Райли уже стоял за спиной Эйбела, точнее, навис над ним, как коршун над добычей. Брин могла только удивляться, как Эйбел не чувствовал на шее его горячее дыхание.

Эйбел усмехнулся:

— Может быть. Но чтобы заполучить вас на эту работу, я готов платить и такие деньги.

— Вы очень щедры, предложение действительно заманчивое, но я еще не решила.

Почему Райли не уходит? Неужели он настолько невоспитан, что станет подслушивать? Зачем он вообще явился к ней в дом, да еще именно сегодня, когда ей предстоит принять решение, от которого зависит ее будущее? Не хватало еще, чтобы ее отвлекали мысли о Райли.

— Через год вы получите прибавку к жалованью и начнете получать процент от прибыли. Разумеется, компания будет покрывать все транспортные расходы.

— Я не жажду переезжать в Лос-Анджелес.

Уинн слегка нахмурился, задумавшись.

— Я хочу, чтобы вы были всем довольны. У нашей компании есть несколько домов и здесь, в Сан-Франциско. Вы можете снять любой из них без арендной платы, оплачивая только коммунальные услуги. Кстати, может, вам понравится, что один из домов расположен неподалеку от пляжа.

— Эйбел, я не могу позволить, чтобы вы платили за мое жилье! И прошу вас, давайте сегодня больше не будем говорить о делах.

— Но мне нужен ваш ответ до завтра, и я пытаюсь повлиять на ваше решение в свою пользу. Если хотите, этот вечер — мой последний шанс.

— Если я откажусь от этой работы, то не потому, что ваше предложение недостаточно заманчиво.

— Ладно. — Эйбел выглядел разочарованным. — Я вижу, вам неприятны разговоры о деньгах.

Что Брин действительно было неприятно, так это злобная маска, застывшая на лице Райли. По-видимому, Эйбел заметил, что она ветревоженно смотрит куда-то поверх его плеча, и обернулся.

— А, мистер Райли. Я пытаюсь уговорить Брин сменить работу. По-моему, вы допустили большую ошибку, когда отпустили ее.

Глядя прямо в хмурое, озлобленное лицо Райли, Эйбел любезно улыбнулся, но глаза его не улыбались. Атмосфера была накалена до предела. Своей взаимной враждебностью мужчины напомнили Брин двух диких зверей, готовых сразиться за самку. Наконец Эйбел сказал:

— Брин, кое-кто собрался уходить, несколько человек ждут у дверей и хотят попрощаться. Вам не кажется, что мы должны подойти к ним?

Не дожидаясь ее ответа, он взял Брин под локоть и повел к двери. Брин ничего не оставалось, как повиноваться. К тому же, когда гости начинают расходиться, ей как хозяйке в любом случае полагается стоять у дверей.

И все-таки ее не покидало неприятное чувство: Райли остался в одиночестве, такой мрачный, такой рассерженный. Брин была недовольна собой: откуда эта глупая сентиментальность? Какое ей дело до того, что думает Райли? Она ушла от него семь месяцев назад, и с тех пор он ни разу не попытался с ней связаться. Кажется, до сегодняшнего вечера их разрыв не волновал его вовсе.

Ему больше нет места ни в ее жизни, ни в ее сердце, и она должна позаботиться, чтобы так было и впредь.

Через полчаса Эйбел тоже собрался уходить.

— Вы подумаете над моим сегодняшним предложением? — спросил он, прощаясь.

— Обещаю.

— И завтра дадите мне ответ?

— Обязательно.

Гости разошлись, и остался только Стюарт со своей командой. Брин и Эйбел стояли у дверей одни. Он взял ее руку двумя руками.

— Я знаю, что ваш ответ будет таким, какой мне нужен, — сказал он с уверенностью человека, привыкшего все делать по-своему. — Спокойной ночи, Брин. Все было великолепно.

Он снова поцеловал ее в щеку, и у Брин возникло неприятное ощущение, что при малейшем поощрении с ее стороны он бы не ограничился этим дружеским поцелуем.

Упаси Бог! Однажды она уже ступила на этот путь. Смешивать профессиональные отношения с личными — губительно для нервов, не говоря уже о сердце и чувствах. С нее довольно, больше она не повторит эту ошибку. Однажды она уже жила с мужчиной, обладающим гипертрофированным самолюбием. Как бы Эйбел Уинн ей ни нравился, как бы Брин ни уважала его профессионализм и деловую хватку, ей не составило труда распознать в нем самолюбие, из-за которого мужчина не способен поделиться славой ни с кем, тем более с женщиной. Такое же самолюбие, как у… Райли? Брин быстро окинула взглядом комнату. Никого. Куда подевался Райли?

Попрощавшись с Эйбелом, Брин заперла парадный вход и пошла на кухню. Стюарт заканчивал собирать свои поварские принадлежности. Дверь черного хода была открыта, и Стив с Бартом загружали стоящий у дома пикап.

— Ты не видел…

— Красавчика? — договорил за нее Стюарт. — Нет, и мы трое страшно горюем по этому поводу. Наверное, он улизнул не попрощавшись. Барт просто сходит с ума.

— Заткнись! — рявкнул Барт, поднимая на плечо ящик с тарелками.

Их перепалка ничуть не улучшила настроения Брин. У нее разболелась голова, и ей хотелось только одного: чтобы ее наконец-то оставили в покое и в тишине. Подписав чек за услуги Стюарта, она сказала себе, что вовсе не разочарована незаметным исчезновением Райли. Внезапно появился и так же внезапно скрылся. Тем лучше.

— Ты забыла вычесть плату за услуги бармена, — заметил Стюарт, взглянув на сумму.

— Считай, что это чаевые.

— Ты просто прелесть, куколка! Надеюсь, мы еще поработаем вместе. — Пожав на прощание ее руку, Стюарт удалился и закрыл за собой дверь. Брин заперла ее на ключ и остановилась посреди кухни. В доме царил полнейший кавардак. Уборка кухни и мытье посуды не входили в обязанности Стюарта, и сейчас ни одна вещь не лежала там, где ей полагалось.

Брин вздохнула. Наводить порядок не хотелось, но она знала, что не сможет уснуть, если отложит уборку до утра. Но прежде всего нужно было переодеться. Она устало поплелась вверх по лестнице.

Открыв дверь в спальню, Брин застыла на пороге. На ее кровати полулежа развалился Райли. Привалившись к изголовью, он лениво перелистывал последний номер «Бродкастинг»[1].

— Все разошлись?

— Что ты здесь делаешь?

— Отдыхаю. Ты хоть заметила, что я провел на ногах без малого четыре часа?

— Не притворяйся, будто не понял! — сердито закричала Брин. — Я имею в виду, что ты делаешь здесь, в моей спальне? В моей постели! Я думала, ты давно ушел домой.

— Домой? — переспросил Райли, отбросив журнал. — Нет у меня дома. У меня есть жилище, которое когда-то было домом… в те времена, когда я жил там со своей женой.

Брин повернулась к нему спиной, сбросила туфли и остановилась перед зеркалом, запустив руки в волосы.

— Я устала.

— Ты и выглядишь усталой. Иди сюда, приляг. — Он похлопал по покрывалу рядом с собой. Глядя на него в зеркало, Брин почувствовала себя Евой, которой змей-искуситель предлагает яблоко. Искушение было столь же сильным. И не менее опасным.

— Ни за что. Райли расхохотался.

— Почему? Уж не потому ли, что ты вспомнила, как здорово мы, бывало, развлекались, когда приходили домой с какой-нибудь вечеринки?

Вот именно. Если она сделает несколько шагов и ляжет рядом с ним, они обязательно займутся любовью, и она окажется в том же тупике, где уже побывала. Выбираться из него снова… нет, она этого не выдержит. Хватит и первой попытки, которая ее едва не убила.

— Я этого не помню.

— Помнишь, помнишь. Потому ты и боишься лечь рядом со мной. Сам удивляюсь, почему так приятно заниматься любовью после вечеринки. Может, потому что обычно возвращаешься домой в хорошем настроении? Помню, именно после вечеринок нам бывало особенно хорошо в постели, то были наши лучшие ночи.

— Я уже говорила, что не собираюсь обсуждать сегодня наше прошлое. Неужели ты не можешь оставить меня в покое?

— Скажи, а тот черный кружевной пояс, который ты раньше надевала под вечерние туалеты… ты по-прежнему его носишь?

Брин резко повернулась. На миг у нее мелькнула фантастическая мысль, что Райли способен видеть сквозь одежду.

— Нет.

Он сверкнул зубами в понимающей улыбке.

— Лгунишка. Он и сейчас на тебе.

— Нет!

— Докажи.

— И не подумаю.

Он снова засмеялся. Брин поспешно ретировалась в ванную. Еще немного, и он бы увидел, как она улыбается в ответ.

— Что ты делаешь? — крикнул ей вслед Райли.

— Переодеваюсь.

— Но это же глупо, ты не находишь?

— Что именно? Переодеваться?

— Нет, прятаться от меня в ванной. Вспомни, я ведь уже видел тебя без одежды. На твоей великолепной коже не осталось ни единого местечка, которое я не мог бы описать во всех деталях.

Брин расстегнула молнию, сняла платье и улыбнулась, взглянув на черный кружевной пояс для чулок. Эта кокетливая деталь ее туалета здорово заводила Райли, хотя он никогда не нуждался в дополнительных возбудителях. Воспоминания, пробужденные его словами, вогнали Брин в краску.

— Готов поспорить, на тебе сейчас черные кружевные трусики, подходящие к поясу.

Брин быстро стянула с себя и их.

— Нет.

— Так и представляю, как ты стоишь там в черных чулках.

Брин отстегнула подвязки и быстро сняла чулки. Ругая себя за эту ребяческую игру с Райли, она сняла все и осталась обнаженной. Затем торопливо надела другое белье, натянула старенькие джинсы и свитер. Сунув ноги в мокасины, она вернулась в спальню.

— Очаровательно, — скучающе протянул Райли.

— Если тебе не нравится мой костюм, можешь уйти.

Брин направилась к двери. Когда она проходила мимо кровати, он вдруг совершил бросок и поймал ее сзади за пояс джинсов. Брин взвизгнула, но, не успев вырваться, тут же оказалась брошенной поперек кровати. Она не поняла, как это произошло, но через мгновение Райли уже лежал на ней, не давая пошевелиться, и победно усмехался.

— Дай мне встать.

— Ага, сейчас, разбежался. Мне знаком этот блеск в глазах. Когда он появляется, это значит, что пора с тебя малость сбить спесь. Я ведь знаю: дай тебе палец, и ты отхватишь всю руку. — Он потерся носом о ее ухо. — Только я хочу дать тебе кое-что побольше, чем палец.

— Фи, как вульгарно!

— Точно. И когда-то тебе это очень нравилось. Чем более пикантные словечки я произносил, тем больше тебе нравилось.

— Я… ой, не надо! — Он принялся щекотать пальцами ее ребра. Брин всегда ужасно боялась щекотки. — Райли, я серьезно, прекрати сейчас же!

— Скажи волшебное слово.

— Пожалуйста, — задыхаясь, прохрипела она. — Пожалуйста!

Щекотка прекратилась, но Райли просунул руки под свитер и стал поглаживать ее живот.

— Спорим, на тебе те самые трусики.

— Спорим, что нет.

— На что спорим?

— А на что хочешь.

— Спорим на поцелуй.

Брин была уверена в победе.

— По рукам.

Голубые глаза впились взглядом в ее глаза. Брин замерла. Райли щелкнул кнопкой на ее джинсах и расстегнул молнию. Сдвинув джинсы с бедер, он опустил взгляд.

Кружевных черных трусиков он, естественно, не обнаружил, но зато увидел другие, из бледно-голубого шелка, — не менее соблазнительные. Райли захлестнула волна желания, и он невольно закрыл глаза, но сразу же открыл их снова и положил руку на нежную кожу ее живота.

— Я выиграла, — тихо прошептала Брин, вдруг смиряясь под его жарким взглядом, полным неприкрытого вожделения.

— Сдаюсь.

Его рука скользнула по шелку трусиков, потом нырнула внутрь, к шелку кожи. Издав низкий грудной рык, Райли склонил голову и принялся целовать ее пупок — бесстыдно, жарко, смакуя солоноватый вкус кожи.

Брин словно перенеслась в прошлое. Сколько страстных сцен, подобных этой, у них было… Вот уже по ее телу разливается знакомая волна желания, она еще не успела подумать, что делает, а ее руки уже запутались в его густых волосах, чуть посеребренных сединой, сжимаясь и разжимаясь в такт нежному, но настойчивому движению его языка.

Тело ее полностью капитулировало, но мозг все еще отчаянно цеплялся за остатки здравого смысла.

— Нет, Райли…

— Да, да.

— Нет!

Райли добрался до местечка на теле Брин, которое знал как самое чувствительное, и в ее стоне недовольство мешалось с нарастающим возбуждением.

— Нет!

Райли приподнялся и переместился так, чтобы оказаться лицом к лицу с ней. Брин почувствовала на щеке тепло его учащенного дыхания.

— Но почему? Ты же меня хочешь.

— Нет!

— Хочешь, хочешь. И ты моя жена.

— Бывшая.

— Это не подтверждено никакими документами.

— Может, официально мы по-прежнему женаты, но…

— Ладно, ты от меня ушла. Я тебя отпустил. Я дал тебе время, пространство, свободу. Скажи, Брин, долго еще продлится эта игра?

— Это не игра!

— Ты не позволишь мне заняться с тобой любовью?

— Нет.

Райли скатился с нее и лег на спину, закрыв лицо руками. Его грудь вздымалась, как кузнечные мехи, он был все еще возбужден, и чтобы убедиться в этом, Брин достаточно было одного быстрого взгляда на его узкие джинсы. Она поспешно отвела глаза, боясь, что даже сейчас может сдаться и позволить ему то, чего и сама хотела больше всего на свете. Снова почувствовать его внутри себя — и к черту гордость. Она хотела Райли.

Но он отнял руки от лица и сел, спустив ноги с кровати.

— Да, пожалуй, это не игра. Несколько часов, одна ночь, несколько дней — еще куда ни шло, это еще можно расценить как игру. Но семь месяцев? Не знаю, почему ты меня бросила, но, видно, у тебя были веские причины.

— Да, очень, — подтвердила Брин.

Она села и застегнула джинсы, настороженно поглядывая на Райли. Он нежно и печально улыбнулся. Потом погладил Брин по щеке.

— Давай пойдем наводить порядок. — Райли встал, взял ее за руку и повлек за собой в коридор и на лестницу.

— Райли, мне не нужна помощь, я хочу только одного — чтобы ты ушел.

— Не сейчас.

— Прошу тебя.

Находиться рядом с ним опасно. Несколько таких сцен, как та, что пять минут назад разыгралась в спальне, и ее холодная решимость растает. Потому-то Брин и постаралась, чтобы их разрыв был быстрым и окончательным.

— Хочешь, чтобы я ушел? Может, ты ждешь, что Уинн вернется?

Брин резко высвободила свою руку.

— Он не вернется. Я же говорила, что между нами нет ничего личного.

— Я видел, как вы целовались-миловались.

— Мы не миловались!

— Да? Я своими глазами видел, как он тебя целовал минимум раз пять.

— Ради Бога, Райли, он всего лишь несколько раз чмокнул меня в щеку. Разве это поцелуи? Это знак признательности, и только.

— Ну хорошо, согласен. — Райли опорожнил хрустальную пепельницу в пластиковый мешок для мусора, который прихватил из кухни. — Но мне все равно не нравится, когда другие мужчины целуют мою жену, как бы они ни были ей признательны.

— Смешно слышать это от тебя.

— Как прикажешь понимать твои слова?

Пока Брин собирала со столов использованные бумажные салфетки и картонные подставки для стаканов и выбрасывала их в мешок для мусора, Райли составлял на поднос грязные стаканы.

— А понимай вот так: ты-то на своем веку перецеловал немало чужих жен. Не припомню ни единого случая, чтобы мы с тобой появились в общественном месте и какая-нибудь женщина не бросилась бы тебе на шею. И ты всегда целовал их в ответ.

— Это одна из издержек моей работы.

— По-моему, ты был не против.

— Минуточку! — Райли щелкнул пальцами, словно его только что осенило. — Не в этом ли все дело? — Он уставился на Брин с искренним недоумением.

— Ты о чем?

— О нашем разрыве. Ты увидела, как какая-то девушка меня поцеловала, и это подтолкнуло тебя уйти? Из-за этого ты меня бросила?

— Райли, не говори глупостей. — Брин даже рассердилась, что Райли мог принять ее за мелочную ограниченную особу. — Будь это так, наш брак не продлился бы пятнадцать месяцев, я бы ушла гораздо раньше.

Брин не хотелось развивать эту тему, поэтому, когда они вернулись с грузом мусора и грязной посуды на кухню, она спросила:

— Ты не голоден? Вряд ли у тебя было время поесть.

— Я малость перекусил, но не отказался бы от чего-нибудь посущественнее. — Райли открыл холодильник и стал изучать его содержимое. — Кстати, ты так и не поблагодарила меня за то, что я сегодня спас твою шкуру.

Брин, завязывавшая в это время пластиковый мешок с мусором, прервала свое занятие.

— Спасибо, Райли, — сказала она от чистого сердца.

Он покосился на нее через плечо и подмигнул.

— Вот, значит, как ты выражаешь свою признательность. — Достав из холодильника горчицу и ветчину, он вернулся к столу. — Я рад был тебе помочь. Кстати, мне понравилось быть барменом. Только я бы предпочел, чтобы вечеринка была не в честь Эйбела Уинна. И еще одно. — Он щедро намазал ломоть ржаного хлеба горчицей и положил сверху кусок ветчины. — Мне не понравилось, как Уинн сказал, что я позволил тебе уйти. Что это он толковал насчет бесплатной аренды квартиры и компенсации затрат на переезд? Какую конкретно работу он тебе предлагает?

— Очень хорошую работу, — честно призналась Брин. — Хочешь креветку? — Она подцепила одну креветку и отправила себе в рот.

Но Райли не дал ей сменить тему.

— Так что это за работа, Брин?

Не глядя ему в глаза, Брин тихо сказала:

— Он предложил мне должность продюсера «Первой страницы».

Райли положил бутерброд на тарелку, так и не откусив ни кусочка, молча встал и подошел к окну. Перед ним на фоне ночного неба сиял огнями силуэт одного из красивейших городов мира, но сегодня Райли его не видел. Засунув руки в задние карманы джинсов, он тихонько присвистнул.

— Ничего себе работенка. И впрямь очень хорошая.

— Я еще не дала согласия, — поспешно сказала Брин.

Она испытала странную, неожиданно острую потребность защитить его. Брин и сама не знала почему, она только чувствовала, что это известие может больно ранить его самолюбие.

Райли повернулся и посмотрел ей в глаза:

— Почему?

— Я еще думаю.

— О чем тут думать? О «Первой странице» писали во всех газетах. Говорят, передача обещает стать самой популярной на телевидении со времен шоу «Сегодня вечером».

— До этого еще далеко, пока она даже не запущена в производство. Реально существуют только замыслы, да и те не вполне ясны. Не подобран коллектив, даже не проведены маркетинговые исследования. — Говоря все это Райли, Брин хотела намекнуть, что не исключена возможность, что его еще пригласят в новое шоу в качестве ведущего. — По планам Эйбела, первый выпуск передачи выйдет в эфир не раньше следующего года. Да и тогда никто не может дать гарантии, что станции ее купят.

— Купят, не волнуйся. Как-никак за «Первой страницей» стоят большие баксы Уинна. Купят, оторвут с руками и проглотят как поп-корн. — Он пристально посмотрел на Брин. — И он, значит, хочет сделать тебя продюсером.

— Одним из многих. Исполнительным продюсером назначен один знаменитый голливудский режиссер.

— Все-таки я не понял, о чем тут можно раздумывать?

— Мне нравится моя нынешняя работа, — уклончиво ответила Брин.

Райли, похоже, не поверил.

— В какой-то захудалой радиопередаче?

— Я не считаю ее захудалой.

— С твоими способностями там делать нечего, с этой работой мог бы справиться любой выпускник колледжа. Ты сама знаешь, что способна на гораздо большее. Кроме того, твое место — на телевидении. Зачем ты водишь Уинна за нос? Хочешь вытянуть из него побольше?

— Нет.

— Тогда я тебя не понимаю.

Брин облизнула губы.

— Мне придется переезжать в Лос-Анджелес. Ты же знаешь, я люблю Сан-Франциско.

— И, уехав, ты расстанешься не только с городом.

Брин теребила в руках кухонное полотенце.

— Да, здесь останутся мои родители.

— И я. — Райли встрепенулся, поднял голову, и их глаза встретились. — Ты собиралась удрать из города, не сообщив мне?

— Нет, я собиралась… — Брин нервно сглотнула. — Я собиралась подать на развод.

Повисшая после ее слов тишина казалась оглушительной. Когда Райли наконец заговорил, его слова звенели как льдинки:

— Так вот почему ты не подавала на развод раньше? Потому что до сих пор не подвернулось достаточно привлекательной работы?

Его обвинение причинило ей боль, но Брин не могла не признать его справедливым. Наверное, с точки зрения Райли все так и выглядит. Брин не винила его за поспешное заключение. Если бы Райли знал, что главным препятствием, мешавшим ей с ходу принять предложение Уинна, был он, Райли! Брин не хватало духу решиться на последний шаг, означающий полный и окончательный разрыв с ним.

Последние семь месяцев она жила без него, но формально оставалась его женой. Они все еще жили в одном городе, носили одну фамилию. Принять предложение Уинна означало бы переехать в Лос-Анджелес и окончательно обрубить все связи с Райли. Это вынудило бы ее покончить с неопределенностью и развестись.

— Клянусь тебе, одно с другим никак не связано.

Райли медленно придвинулся к Брин и всмотрелся в ее лицо, ища ответ на все еще мучивший его вопрос.

— Брин, почему ты от меня ушла? И если уж жить со мной и быть моей женой оказалось так невыносимо, то почему ты сразу не подала на развод, не освободилась от меня окончательно?

Он запрокинул ее голову, обхватил лицо ладонями и подушечками больших пальцев стер с ее щек слезы.

— Почему, Брин?

— Не знаю, — почти простонала Брин. — Без всякой причины. По тысяче причин. У меня в голове все перемешалось.

Райли прижался губами к ее лбу, привлек Брин к себе и закрыл глаза. Было и сладко, и невероятно мучительно держать ее в объятиях, но не обладать ею.

— Ты не просила развода, потому что ты его не хочешь. Ты не больше стремишься избавиться от меня, чем я — от тебя. И, полагаю, работа у Уинна тебя тоже не интересует, иначе ты бы ухватилась за нее двумя руками.

— Считаешь, я бы не справилась?

Он отступил на шаг и улыбнулся:

— Уверен, что справилась бы. Думаешь, я забыл, что ты сделала для «Утра с Джоном Райли»?


Через три месяца после того, как Брин начала работать на телестудии, поступили результаты очередного рейтинга. Ток-шоу «Утро с Джоном Райли» не вышло на первое место, но стремительно набирало очки. По этому случаю Брин разрешила съемочной группе устроить внеочередной перерыв на кофе и только потом созвала производственное совещание. Может, временами она была слишком требовательной и даже жесткой, но ей удалось пробудить в подчиненных интерес к работе. Вероятно, такая твердость характера передалась Брин от отца, военного моряка. Его последним назначением был Сан-Франциско. Этот красивый город так полюбился всему семейству Кэссиди, что, когда адмирал вышел в отставку, они решили здесь поселиться. Брин, детство которой прошло в переездах по всему миру, наконец-то представилась возможность проучиться три последних года в одной школе.

За исключением того, что Брин представляет собой сгусток энергии и придирается к любой мелочи, пока работа не будет доведена до совершенства, коллеги мало что о ней знали. Казалось, запас новых идей у нее никогда не иссякнет. Так, однажды съемочная группа завороженно, но с некоторым недоверием выслушала ее предложение проводить некоторые выпуски в прямом эфире и не ограничивать передачу рамками студии, а вести съемки на натуре.

— …в присутствии зрителей, — закончила Брин и стала ждать реакции коллег.

Ее предложение не вызвало восторга.

— В прямом эфире?

— В присутствии зрителей?

— А почему нет? — с вызовом спросила Брин, разочарованная столь явным отсутствием энтузиазма.

— Мы еще никогда такого не делали.

— Да уж, причина веская, — сухо заметила она. — Попробовали бы вы ответить так Филу Донахью.

— Ладно, предположим, ваше предложение принято, но как насчет денег? Вывезти оборудование для натурных съемок недешево, не говоря уже о том, что инженерам и техникам придется отдельно платить за его монтаж.

— Эту часть предоставьте мне, — уверенно заявила Брин. — Если я утрясу детали с руководством, саму идею вы поддерживаете? — Все закивали. Энтузиазм Брин оказался заразительным. — А вы как думаете, Райли?

Первые несколько недель совместной работы с Райли Брин приходилось несладко. Райли взирал на нее исподлобья. Брин смотрела сквозь него. Он ворчал. Она притворялась, что не слышит. Он орал. Она орала в ответ. Иногда они спорили до хрипоты, но в конце концов Райли начал считаться с ее мнением. Может, Брин и походила на куколку, но была далеко не глупа, и он это понял.

«Если вам удалось заставить эту стерву с розовыми волосами есть из ваших рук, то вы сможете справиться со всем», — сказал он как-то.

Месяц спустя они вели пятую и последнюю на неделе передачу в прямом эфире из нового торгового центра. Каждый из пяти дней они собирали на съемках аудиторию в несколько сотен человек. На студии буквально все, от последнего мальчика на побегушках до главного администратора, были в восторге от успеха новой затеи Брин.

Это была жуткая неделя. Телезрителям, как показали их письма и звонки, смена места действия пришлась по вкусу. Весь отдел продаж потирал руки, потому что спонсоры обрывали телефоны, спеша купить рекламное время в ток-шоу «Утро с Джоном Райли».

Брин и Райли работали в тесном контакте. Круг ее обязанностей расширился. Брин была уже не просто продюсером, она стала консультантом по костюмам, гримером, сценаристом — словом, правой рукой Райли.

— Брин?

— Что?

Она сосредоточенно занималась микрофоном, стараясь приколоть его к галстуку Райли так, чтобы не было заметно. До выхода в эфир оставались считанные минуты, и все остальные уже освободили съемочную площадку. Место Брин было на высоком табурете за камерой, но она спрыгнула с него и выбежала на площадку, чтобы поправить микрофон Райли.

— Если вас застукает за этим занятием профсоюзный босс, вашей заднице не поздоровится, — с усмешкой заметил Райли.

— Будем надеяться, что меня никто не застукает.

— Да уж, страшно подумать, что с такой аппетитной задницей может что-то случиться.

Брин восприняла грубоватый комплимент спокойно, коллеги частенько отпускали такого рода замечания, и Брин понимала, что, в сущности, они ничего не значат.

— Еще секундочку, и я уйду.

— Не спешите. Мне нравится чувствовать ваши пальчики на моей груди.

Это уже не было незначащим комплиментом. Брин не пропустила бы его мимо ушей даже под угрозой смертной казни. Ее глаза метнулись к его глазам, и Брин с тревогой отметила, что лицо Райли, оказывается, находится совсем близко от ее лица. И он прав, ее пальцы действительно касались волос на его груди: чтобы получше замаскировать провод микрофона, она просунула руку под рубашку. Брин нервно облизнула губы. Взгляд Райли переместился к ее рту.

— Ну вот, готово, — хрипло проговорила Брин, поспешно отдергивая руку.

— Ленч?

— Не поняла?

— Что вы думаете насчет совместного ленча после передачи?

— Я… нет, спасибо.

— Тогда пообедаем вместе?

Райли усмехнулся. Улыбка была победной и одновременно мальчишеской. В первом ряду зрителей кто-то вздохнул — несомненно, женщина. От его улыбки у Брин ослабели колени, ее словно затопила пьянящая волна, ощущение было восхитительным… но опасным.

— Определенно нет.

— Тогда, может, позавтракаем?

— Никогда не выходила из дома на завтрак.

— Я тоже, — произнес он с мягким нажимом, от которого внутри у Брин словно взорвалась цепочка крошечных фейерверков. Их глаза встретились, и у нее не осталось никаких сомнений относительно того, что именно подразумевало приглашение на завтрак.

— Эй, Брин, детка, — крикнул главный оператор, — нам тут открывается классный вид на твою задницу, но если не хочешь, чтобы она пошла в эфир вместо заставки, лучше убери ее с площадки. Даю тебе тридцать секунд.

Брин повернулась и бросилась бежать. В буквальном смысле. И не только для того, чтобы вовремя исчезнуть с площадки, но и потому, что стремилась как можно быстрее освободиться от власти завораживающих глаз Райли, от его мягкого, такого убедительного голоса, от его соблазнительных намеков и от собственной опасной восприимчивости ко всему этому.

В последние несколько недель Брин стало казаться, что она и Джон Райли пришли к взаимопониманию, между ними установились хорошие деловые отношения, даже нечто вроде вынужденной дружбы. И, что греха таить, порой, когда Брин точно знала, что ни Райли, ни съемочная группа за ней не наблюдают, она тайком смотрела на него так, как смотрело большинство женщин, и видела перед собой привлекательного, сексапильного мужчину. Какая бы женщина на ее месте не заметила этого? Не заметила и не восхитилась?

Но то, что произошло сейчас, не вписывалось ни в какие рамки. Брин понимала, что должна избегать подобных сцен любой ценой. И все-таки, вопреки здравому смыслу, она втайне надеялась, что Райли найдет ее после передачи и продолжит разговор на запрещенную тему. Конечно, она никогда бы не согласилась пойти с ним на свидание, но разве не приятно, когда тебя уговаривают?

Однако как только выключили камеры, Райли окружила толпа восхищенных поклонниц, каждая из которых жаждала получить автограф. Одна, самая агрессивная, дамочка почти повисла у него на шее, пытаясь поцеловать в губы. Райли только рассмеялся на это.

— Брин, — окликнула Уитни Стоун.

У Брин по какой-то необъяснимой причине испортилось настроение.

— Что? — не слишком приветливо ответила она. Только когда Уитни испуганно попятилась, Брин сообразила, что сжимает кулаки. — Прости, Уитни. В чем дело?

— Меня прислали передать, что, как только все освободятся, мы идем в ресторан. Папа угощает всю съемочную группу за счет телестудии.

Уитни назвала ресторан, и Брин кивнула. Но она никуда не пошла. Если бы ее спросили почему, она бы ответила, что у нее полным-полно работы, стол завален бумагами, нужно сделать несколько звонков и ответить на скопившиеся письма. Но в действительности она осталась в студии потому, что внутри у нее все бурлило и кипело от злости и она не могла объяснить, из-за чего. Или, может быть, наоборот, могла, и как раз объяснение злило ее больше всего.

Брин не желала признавать, что ревновала Райли к каждой из женщин, которые так по-дурацки восхищались им. «Уж я-то никогда не пополню ряды его восторженных поклонниц, не дождется», — думала она.

Когда Райли вломился в ее кабинет, даже не постучавшись, настроение Брин ничуть не улучшилось. Он влетел и захлопнул за собой дверь.

— Куда вы подевались?

Брин вскочила со стула как ужаленная и воинственно уставилась на него. Они встали друг перед другом, как бойцы на ринге.

— Если я нужна вам по делу, буду признательна, если вы…

— Куда вы пропали, черт побери? Разве Уит не передала, что мы идем в ресторан?

— Уитни передала. Я решила не идти.

Она в сердцах захлопнула ни в чем не повинный ящик стола, при этом сломала ноготь и выругалась.

— Почему?

— Мне не хотелось.

— Но мне хотелось, чтобы вы пошли.

— Сомневаюсь, что вы заметили мое отсутствие. Наверняка там вас тоже окружила толпа пускающих слюни поклонниц.

Несколько мгновений он просто смотрел на нее, потом вдруг хлопнул себя по лбу.

— Боже правый, никак она ревнует!

— Что-о? — взвизгнула Брин. — Я ревную? — Она прищурилась, и глаза превратились в две щелочки. — Ах вы надутый, высокомерный, надменный фигляр! Да я бы никогда не стала устраивать вам…

Мягкий, но достаточно чувствительный толчок отбросил ее к стене. От удара и от неожиданности у Брин перехватило дыхание. Получив стратегическое преимущество, Райли запер ее в ловушку между собой и стеной.

— Что ты мне уже устроила, так это весьма напряженную жизнь и напряженный… — Он прижался к ней бедрами, ясно давая понять, что имеет в виду. — Ты — самая невозможная, самая несносная женщина, какую я только имел несчастье встретить. Самая раздражающая, — он понизил голос, — возбуждающая, фантастическая… о, черт!

Он яростно набросился на ее губы. Брин сопротивлялась, как дикая кошка, визжала, изворачивалась, царапалась, молотила его кулаками — когда удавалось высвободить руки. Райли был сильнее, и он был мужчиной. Мужчиной, движимым желанием, неумолимо стремящимся к своей цели. Он сумел раздвинуть губами ее губы, язык ворвался в ее рот.

Гневные вопли Брин постепенно стихли и сменились тихими всхлипами, когда под настойчивыми ласками его языка она признала свое поражение. Как только Брин перестала сопротивляться, Райли обхватил ее лицо ладонями и еще сильнее прижался к ее рту. Его язык стал нежнее, губы сменили гнев на милость и перешли от нападения к убеждению, они больше не мародерствовали, а уговаривали. Его язык больше не врывался в ее рот яростными толчками, но с восхитительной медлительностью и тщательностью исследовал влажные глубины ее рта.

Казалось, поцелуй длился вечность.

Наконец Райли оторвался от ее губ и поднял голову. В его затуманившихся глазах читалась такая же растерянность, как и в ее.

— Черт побери, Брин, — хрипло прошептал он, — что ты со мной делаешь?