"Дитя четверга" - читать интересную книгу автора (Браун Сандра)

Глава 6

Она ошеломленно посмотрела вначале на Спенсера, сделавшего столь оригинальное предложение, затем на доктора Хайдена, который с порога одобрил его. Спенсер не отвел глаз от Эллисон. Первым из трех мизансцену нарушил Хайден. Он подошел к ним. В глазах его светился явный интерес…

– Вы не говорили мне, что производите отбор кандидатов, – дружелюбно улыбаясь, проговорил доктор Хайден.

– Я не отбирала никаких кандидатов, – с трудом сумела проговорить Эллисон. – Не знаю, откуда он взял эту сумасбродную идею.

– Ну, наверное, услышал ее от вас, – сказал доктор Хайден. – Вы говорили мне об этой идее всего несколько дней назад. Здравствуйте, молодой человек, – добавил он, протягивая руку Спенсеру. – Дирк Хайден.

Спенсер от всей души пожал протянутую руку:

– Спенсер Рафт. Рад познакомиться с вами, доктор Хайден.

Эти слова сыграли роль детонатора, и Эллисон вновь продемонстрировала характер.

– Вы, джентльмены, могли бы поговорить и в другом месте, а мне надо работать. – Она круто повернулась и рванулась к клеткам. Спенсер поймал ее за полу халата и остановил.

– Но мы обсуждаем научный эксперимент. Ромео может подождать.

– Распутин! – парировала она, тщетно пытаясь выдернуть халат из стальных тисков. – И потом, я ничего не знаю о научном эксперименте, который касался бы вас.

– Знаете, – невозмутимо возразил Спенсер. – Вчера вечером Энн говорила мне об этом. Она более подробно рассказала о вашей работе, чем это сделали вы с Дэвисом за обедом. Энн сообщила, что вы собираетесь провести опыт, подтверждающий взаимосвязь наследственности и умственного развития. И вы говорили ей, что если бы нашли подходящего производителя, то согласились бы родить ребенка, чтобы на нем проверить свои теории.

Как случилось, что случайно оброненные слова таким рикошетом ударили по ней?

– Энн еще не вполне пришла в себя после наркоза! – воскликнула Эллисон. – На ее вопрос о работе я в шутку сказала, что, к своему стыду, не могу провести эксперимент на человеческом ребенке. Вот и все. Говорила я не всерьез. И нельзя же в буквальном смысле понимать мои слова.

– А почему бы и нет, если есть мужчина-доброволец, способный выступить в роли отца?

– Действительно, почему бы и нет? – поддержал Спенсера доктор Хайден.

– Почему бы нет?! – задохнулась от возмущения Эллисон. Уж не осталась ли она единственным человеком на планете, который не сошел с ума?

– Могу повторить, что, на мой взгляд, это отличная идея, – сказал доктор Хайден. – Я уже говорил вам, что из вас получится идеальная мать. Вам нужно лишь найти равного по всем качествам отца. – Он проигнорировал упорный взгляд Эллисон и обратился к Спенсеру:

– Пожалуйста, не сочтите обидными мои вопросы.

– Валяйте, – с полной готовностью отреагировал Спенсер, снова садясь на стул. Он чувствовал себя вполне непринужденно.

– Вы знаете, каков ваш коэффициент интеллектуальности ?

– Что-то около ста семидесяти. Брови доктора Хайдена взметнулись вверх – цифра произвела на него впечатление. Он опустил очки со лба на глаза и внимательно изучил внешность Спенсера.

– Отличный образец в смысле физического развития. Ваши родители живы?

– Да.

– В добром здравии?

– В отличном.

– Есть ли братья или сестры?

– К сожалению, я единственный ребенок.

– Надеюсь, никаких наследственных болезней в семье?

– Насколько я знаю, нет.

– Весьма приятной внешности молодой человек. – Доктор Хайден повернулся к Эллисон, которая стояла, скрестив на груди руки, сердито притопывая ногой. – Поздравляю! Вы выбрали великолепный образец.

– Я его не выбирала! Отдаю должное достоинствам мистера Рафта, но я вовсе не собираюсь рожать ребенка от первого встречного жеребца из общества «Фи Бета Каппа».

Доктор Хайден внимательно выслушал ее и, повернувшись к Спенсеру, чуть нахмурясь, спросил:

– Вы действительно «жеребец», который всего лишь выбрался погулять?

– Нет. – Спенсер поднялся со стула и, не обращая внимания на испытующий взгляд доктора Хайдена, встал перед Эллисон. – Эллисон мне очень нравится. Думаю, и я ей тоже нравлюсь. Я хочу, чтобы наши отношения развивались и дальше.

– Ну так чудесно! – заявил доктор Хайден, сияя счастливой улыбкой и потирая руки.

– Но она страшно упряма, – продолжал Спенсер. – Она противится тому, чтобы мы были вместе.

Доктор Хайден посерьезнел.

– Да, я знаю, она бывает упрямой. Эллисон продолжала дуться и молчать. Тем не менее горячий блеск в глазах Спенсера прибавил доктору Хайдену оптимизма. Он хлопнул нового знакомого по спине:

– Я верю в вашу способность убедить ее, мой мальчик. Эллисон, я жду периодических отчетов о ходе выполнения проекта. А сейчас прощаюсь с вами обоими.

И с этими словами он покинул лабораторию.

Сердитые зеленые глаза скрестились с излучающими радость голубыми.

– Вы, конечно, думаете, что вы очень умны.

Он буквально ослепил ее прямо-таки голливудской улыбкой.

– Похоже, так считает доктор Хайден.

– А я – нет! Я считаю, что вы ловки, надменны и страшно тщеславны.

– Ну вот видите, как хорошо: мы уравновешиваем друг друга, потому что вы чрезвычайно скромны и смиренны.

Кипя от гнева, она встала к нему спиной и сделала вид, что занялась работой. Положив руки на плечи Эллисон, он повернул ее лицом к себе, снял с носа очки и отложил в сторону.

– Это лишь подтверждает мою правоту.

– Что? – спросил Спенсер, убирая ленту с ее волос.

– Вас привлекало во мне сходство с Энн. Ну почему вам не перестать играть в эту извращенную, патологическую игру? – Эллисон пыталась говорить резко, но голос ее задрожал, когда Спенсер провел ладонями по распущенным волосам. Она должна сопротивляться, бороться. Однаquot; ко вместо этого позволила ему прижаться к ней.

– Это вовсе не игра, а немного извращенным я буду лишь поначалу.

Он дотронулся пальцами до ее ушей и стал их массировать. Она застонала:

– Оставьте меня…

– Я не в силах этого сделать, Эллисон, – шепотом произнес он и приник губами к ее шее. Они оба покачивались. – Признаюсь, мне больше нравится, когда ваши волосы распущены, тогда я могу перебирать их пальцами… А что касается очков, то вы в них привлекательны, как бутон… Я снял их просто из-за того, чтобы они не разбились.

– Не разбились? – сдерживая дыхание, переспросила она. Его губы ласкали ее ухо. – Что вы собираетесь делать?

– Заставить вас привыкнуть к тому, что вы уже знаете.

Губы Спенсера отыскали ее рот. Поначалу поцелуи были легки и целомудренны.

– Теперь будьте внимательны – начинается самое интересное, – прошептал он.

Его язык погрузился глубоко в ее рот. Руки Спенсера отыскали грудь. Даже через халат, блузку и лифчик она чутко ощущала ласку. Спенсер притянул Эллисон к себе, и его возбужденная мужская плоть уперлась в ее живот.

Когда он оторвался от Эллисон, она была теплой и податливой словно воск.

– Мы сделаем чудесного малыша, – пробормотал Спенсер. – Подумайте об этом, а я заеду к вам в восемь вечера. Надеюсь получить ответ во время обеда.

Когда он отпустил ее, Эллисон едва не повалилась на пол будто тряпичная кукла. Потребовалось немало времени, чтобы у нее перестало бешено колотиться сердце, успокоилось дыхание и она смогла взять себя в руки.

Почему бы нет? Почему бы нет? Почему бы нет?

– Почему бы нет? – сказала она своему отражению в зеркале на задней стенке гардероба. – Миллион причин для этого, вот почему нет.

Ее единственное стоящее платье не идет ни в какое сравнение с любым платьем из гардероба Энн, ну да ладно. Голубая горжетка с плотным лифчиком делала ее похожей на то, чем она и была в действительности, – на старую деву.

А какая тебе разница, какой ты ему покажешься?

Ладно, будем считать, что есть разница. Просто ты не хочешь, чтобы он принял тебя за старую деву.

Но вернемся к ребенку. К ребенку? Неужели ты всерьез думаешь об этом? Да, потому что он ожидает ответа. У тебя масса причин отказаться. Конечно, Спенсер весьма умен и за словом в карман не лезет.

Но, во-первых, он тебе не нравится. Правда, когда дело будет сделано, Спенсера уже и след простынет. Ты только используешь его… его… семя. (Это же надо употребить ученому такое ветхозаветное слово!) И совсем не имеет значения, нравится он тебе или нет. Да, доктор Хайден прав – если бы пришлось выбирать отца для своего ребенка, Спенсер Рафт был бы отличной кандидатурой.

Во-вторых, завести ребенка, не имея мужа. Но это вряд ли может служить достаточным контраргументом в наше время и в моем возрасте. Тысячи одиноких женщин воспитывают детей без мужей.

А как родители? Они будут шокированы, что их башковитая Эллисон, которую никогда не интересовали никакие живые существа, кроме обитающих в лаборатории, вдруг родит ребенка вне брака. Еще одна библейская аллегория.

А почему тебя волнует, кто и как о тебе подумает, будь это даже твои родители? Ты собираешься это сделать для себя, разве не так?

Эллисон оторвалась от зеркала и обвела взглядом комнату.

Да, для себя. Это будет мой малыш. Мой ребенок. Существо, которое я буду любить и которое будет любить меня.

В-третьих…

В глубине ящика она отыскала тюбик с тушью для ресниц. Тушь высохла, но, размочив ее, Эллисон удалось подкрасить кончики ресниц.

Она впервые надела жемчужные сережки, которые мать подарила ей на Рождество. Волосы собрала пучком, на сей раз пучок был значительно более пышным, нежели обычно. На шею и на лицо выпустила несколько локонов. Взглянув в последний раз в зеркало, она осталась довольна результатами своих усилий.

Когда в дверях зазвонил звонок, Эллисон подпрыгнула и почувствовала, что ладони мгновенно взмокли. Аргументы относительно того, почему бы им не зачать ребенка, не выдержали даже ее собственных контраргументов. Они, без сомнения, просто рухнут под напором критики Спенсера.

– Черт бы его побрал за то, что он мне учинил, – пробормотала Эллисон, выключая свет в спальне и направляясь к двери.

В течение долгих секунд после того, как Эллисон открыла дверь, она видела только его глаза, которые буквально ощупывали ее с ног до головы, вызывая жар во всех частях тела.

– Вы очень красиво смотритесь, Эллисон. – Спенсер вошел в комнату, взял ее руку, поднес к губам и поцеловал в запястье, где бешено бился пульс. Затем нежно прикоснулся к губам.

– Вы тоже великолепно выглядите, – каким-то чужим голосом произнесла Эллисон, когда Спенсер отпустил ее. Он был в двубортном голубом блейзере, зеленовато-серых брюках и белоснежной рубашке. Галстука на нем не было. Воротник рубашки Спенсер расстегнул, открыв загорелую шею и верхнюю часть груди с черными-завитками волос. Из нагрудного карманчика блейзера щегольски выглядывал уголок шелкового красного платка. – Такое впечатление, что вы собираетесь поднять якорь и выйти в море.

Он дотронулся пальцами до ее щеки.

– Пока нет.

Где-то внутри Эллисон затеяли танец бархатные бабочки. Одна из них достигла горла, мешая говорить.

– Вы уже подготовились к отъезду?

– Сначала мне хотелось бы увидеть ваши апартаменты.

– Особенно нечего смотреть. – Она показала рукой на гостиную и кухню за разделяющим их баром. – Вот и все.

Когда они снова взглянули друг на друга, Эллисон ничего не смогла прочесть в его глазах.

– Пойдемте. У вас есть шаль или накидка?

– Нет.

Они стали спускаться по лестнице. Эллисон нервно вздрогнула, когда Спенсер обнял ее. Пальцы у него мозолистые и жесткие, но прикосновения были очень деликатные. У машины он придержал ей дверь. Когда они оказались в салоне, возникла пауза. Спенсер не спешил заводить машину. Напряженно сидящая Эллисон обернулась к нему.

– Что случилось? – спросила она.

– Об этом хотел спросить вас я.

– Не пойму, что вы имеете в виду.

– Каждый раз, когда я дотрагиваюсь до вас, вы вздрагиваете, словно боитесь меня. Это меня чертовски раздражает, и, может, нам лучше сразу же поставить точки над i. Я не собираюсь вас насиловать, Эллисон. Я не делал этого ни с кем и никогда, поэтому не надо вести себя так, словно вам предстоит стать моей первой жертвой.

Эллисон отвела в сторону глаза:

– Я не замечала, что так веду себя.

– Замечали… Поверьте, если я соберусь заняться с вами любовью, вы первая узнаете об этом. – Их взгляды встретились. – Если бы я хотел заняться с вами любовью до обеда, мы бы уже были в вашей спальне. Я бы снял с вас платье, комбинацию, лифчик, колготки, трусики, и вы бы лежали подо мной совершенно нагая. Я т бы целовал вас и гладил вашу грудь, живот и бедра, вы бы просили меня о любви, и я был бы готов к этому. – Он смотрел на нее магнетическим взглядом. – А пока что вам надо расслабиться.

Расслабиться? После того как он перечислил все предметы одежды под ее платьем, словно просветил рентгеном? После того как откровенно и детально описал любовную игру? И все же она кивнула головой, хотя бы для того, чтобы он наконец завел машину и перестал смотреть на нее столь пронзительным взглядом.

Как ни странно, едва они отъехали, Спенсеру удалось вовлечь ее в непринужденную беседу. Они говорили обо всем и ни о чем в особенности. Он спросил ее, разговаривала ли она в этот день с Энн.

– Да, когда приехала домой, я ей позвонила. Энн уже дома и готовит праздничный обед для Дэвиса. По ее словам, чувствует она себя отлично.

– С ума сойти – сделать такую вещь, – засмеялся Спенсер. – Надеюсь, Дэвис будет доволен.

– Думаю, что да. – Они улыбнулись друг другу, и Эллисон поняла, что она уже расслабилась.

Ведя ее к ресторану, он положил руку ей на талию и улыбнулся, довольный тем, что она не вздрогнула. В течение всего обеда, похоже. Спенсер делал все, чтобы она чувствовала себя непринужденно. Несколько раз Эллисон от души смеялась. До десерта Спенсер не касался предмета, который они хотели обсудить за обедом.

Сделав глоток кофе, он поставил чашку на блюдце и спросил:

– Вы обдумали наш проект? Чтобы не уронить ложку, Эллисон поспешила сунуть ее в остатки шоколадного мусса. Аппетитный и прохладный, он вдруг показался ей совершенно безвкусным.

– Да.

– И что решили?

– Возникнет целый ряд проблем.

– Позвольте прояснить некоторые туманные моменты. – Он отодвинул чашку с блюдцем, положил на стол руки и наклонился к ней. – Прежде всего вам не следует беспокоиться о финансовой стороне дела. Я обеспечу вас и до, и после появления ребенка.

– Я не прошу об этом.

Он бросил на нее испепеляющий взгляд:

– Да, я знаю, вы горды и упрямы. Именно поэтому я настаиваю на своем. Теперь помолчите и дайте мне закончить. Во-вторых, как вы намереваетесь рожать?

Она видела всю абсурдность подобного разговора, но тем не менее ответила:

– Это будут естественные роды, если не случится осложнений.

– Хорошо. Я хочу присутствовать при этом.

Ее глаза округлились.

– Присутствовать?

Ей казалось, что в таком интимном деле должны участвовать люди, которые любят друг друга.

– Да. – Он улыбнулся белозубой улыбкой. – Неужели вы полагаете, что меня не будет интересовать рождение собственного ребенка?

– Допускаю, вас это интересует. – Некоторое время она разглядывала ложку, затем негромко спросила:

– Спенсер, а почему…

– Скажите это еще раз!

– Простите?

– Снова назовите меня по имени. Вы ведь это сделали впервые.

– Я называла вас по имени множество раз.

– Но не как Эллисон.

Он настолько пристально смотрел на ее губы, что они будто начинали пылать, и она провела по ним кончиком языка, чтобы немного охладить.

– Спенсер, зачем вам это нужно?

– Вы поверите мне, если я скажу: это способ завоевать ваше сердце?

– Нет.

– Что ж, тогда давайте считать, что я делаю это, чтобы послужить развитию науки.

Она не могла заставить себя поднять глаза, когда задала следующий вопрос:

– А вы… Есть ли… Это будет ваш первый ребенок? Он сжал ее руку.

– Да. Первый и единственный. И я хотел бы часто видеться с ним. Давайте заблаговременно условимся, что с вашей стороны не будет никаких препятствий на этот счет.

– Конечно же, не будет. Я хочу, чтобы мой ребенок рос счастливым. Он должен знать своего отца. – На самом деле она не надеялась, что Спенсер со столь неуемной любовью к странствиям обоснуется где-нибудь поблизости и станет вмешиваться в воспитание ребенка. Ему это быстро приестся. Если и будет навещать, то лишь изредка. Поэтому на подобное условие согласиться нетрудно.

– Вы говорите о ребенке так, словно непременно родится мальчик, – заметила она. – А если будет девочка?

Не имеет значения. Я даже представляю себе эдакую рыжеволосую дочку. Эллисон уже была готова застенчиво улыбнуться, но после следующего вопроса у нее вытянулось лицо, и она не сразу сумела ответить.

– Вы планируете кормить грудью? Она не подозревала, что ее пальцы настолько чувствительны к ласке. Спенсер гладил их, и на нее накатывали сладостные волны. А может, это происходило потому, что он так откровенно разглядывал ее грудь? Или же потому, что она представила себе, как кормит ребенка – темноволосого, голубоглазого малыша, а Спенсер с восхищением смотрит на них.

– Постараюсь выкормить грудью, – каким-то скрипучим голосом ответила она.

– Отлично. Одобряю. – Взгляд его подернулся дымкой, лицо приобрело какое-то мечтательное выражение.

– Когда вы будете готовы к воспроизведению?

Это был вполне закономерный с научной точки зрения вопрос. Однако он вызвал в ней чувственную дрожь. Она в смятении опустила глаза. Эллисон, постоянно оперирующая понятиями способность к, воспроизведению потомства и размножение, внезапно испытала не меньшее смущение, нежели викторианская девственница.

– В конце недели, – хриплым шепотом проговорила она. – Но нет необходимости слишком спешить.

– Я думаю, что чем скорее, тем лучше. Разве не так?

– Пожалуй. Но вообще-то это можно сделать в любое время, если я буду иметь… гм… ваш образец.

– Образец?

– Да. Он будет заморожен.

Спенсер прищурился и склонил набок голову.

– Должно быть, я что-то недопонял…

Что будет заморожено?

Она подняла на него глаза, но тут же их опустила.

Ну… вы же знаете что… Сперма.

– Будет заморожена! – Он громко рассмеялся, чем привлек внимание посетителей, обедающих за соседними столами. Эллисон нервно заерзала на стуле.

– Все на нас смотрят, – тихо зашептала она.

Он наклонился к ней, пытаясь подавить смех.

– Вы говорите об искусственном осеменении?

– Да, и, пожалуйста, не так громко. Спенсер вновь раскатисто рассмеялся.

Когда наконец смех его утих, он сказал конфиденциальным тоном:

– Мисс Лемон, вот что я вам скажу. У меня ничего не заморозишь. Распутина можно удовлетворить с помощью меховой перчатки, что касается меня, то, уверяю вас, это невозможно.

Эллисон покраснела до корней волос.

– Я надеюсь, вы не имеете в виду…

– Проверьте свою теорию.

Эллисон наклонилась к нему и прошипела:

– Вы знаете другой способ оплодотворения?

Спенсер широко улыбнулся:

– Да. Старый, традиционный способ.

– Н-но я не м-могу… традиционным способом!

– Никаких проблем! Мы сделаем это в любой позиции, какая вам только понравится. Я человек разносторонний, почему бы мне не попробовать что-то новое…

– Перестаньте! Я имею в виду, что, – она рукой провела разделительную линию, – между нами это невозможно.

– Почему?

– Потому что мы обсуждаем лишь одно: необходимо произвести человеческое существо. Все, что мне нужно, это получить образец спермы от вас, а затем я могу делать сколько угодно попыток, пока не произойдет оплодотворение.

Спенсер плутовато сверкнул глазами:

– Это нисколько не помешает воспользоваться моим способом. Мне вполне по душе идея сделать как можно больше попыток. – Он не дал Эллисон вскочить, удержав ее за руку. – Почему для вас это такая неожиданность? Вчера я сообщил вам, что хочу вас. Я откровенно сказал, что хочу затащить вас в постель.

– Вы сказали это, имея в виду Энн.

– Проклятие! Да я еще и в глаза не видел Энн, когда это сказал.

Похоже, Спенсер не на шутку рассердился. Он крепко сжал ее пальцы, его рот вытянулся в жесткую линию.

– Ну… я вовсе не желаю идти с вами в постель.

– Обманщица.

– Нет!

– Да! И к тому же вы хотите ребенка. Эллисон решила зайти с другого бока. Приведенные ею аргументы явно не действовали.

– Неужели вы думаете, что я поверю, будто вы хотите ребенка от женщины, которая стукнулась лицом о тротуар, весь вечер тыкалась как слепой котенок из-за того, что потеряла контактную линзу, спотыкалась и делала все невпопад, и вообще…

– Я приехал за вами, не правда ли? Так что перестаньте городить эти глупости и скажите прямо: да или нет?

Она закусила нижнюю губу.

– Не знаю. Я совсем о другом думала. Мне и в голову не приходило, что вы падете так низко и потребуете от меня этого.

– Вы очень удивитесь, насколько далеко я пойду в своем желании, – сказал он, подзывая знаком официанта. – Подумайте об этом. У вас есть время подумать, пока мы будем добираться до вашей квартиры.

Они ехали молча. Лишь один раз Спенсер заговорил:

– Вы думаете о том, о чем я просил?

– Да. Помолчите.

У двери квартиры она набрала побольше воздуха в легкие и повернулась к нему лицом.

– Ладно. Я хочу ребенка. Это важно для моей работы и жизни. Поскольку никакой другой мужчина с подходящими данными не ждет меня с распростертыми объятиями и раз вы этого хотите, я согласна, чтобы вы стали его отцом.

– На моих условиях? – Его голос ласкал не меньше, чем губы, касающиеся мочки уха.

Эллисон проглотила комок в горле:

– Да. На ваших условиях. Хотя я считаю, что вы бессовестный шантажист.

Он сжал ей мочку уха зубами и тихонько хмыкнул.

– Может, поговорим о том, каким должен быть отец вашего ребенка?

– Я позвоню вам позже, в конце недели, когда придет время, – одним духом произнесла она. Теплый влажный язык Спенсера коснулся ее шеи.

– Исключено.

Она высвободилась из его объятий.

– Что вы хотите этим сказать?

– Мы люди, а не подопытные животные, которых заставляют все делать в определенное время. Хотя я не возражаю, чтобы вы взяли с собой ту меховую перчатку.

– Куда взяла?

– Мы едем в Хилтон-Хед и проведем время вдвоем на моей яхте.

Он словно вышиб из-под нее опору.

– Но мне нужно отпроситься с работы и упаковать вещи!

– Уверен, что один звонок доктору Хайдену все решит. Предоставьте это мне. А вы будьте готовы завтра к обеду. Несколько часов на машине, и мы в Хилтон-Хеде. Прибудем туда в самое замечательное время – на закате.

– Но…

– Не берите с собой никакие графики, термометры и прочий инструмент. Мы отгородимся от мира на яхте, и будь что будет, когда придет наше время.

– Кто из нас ученый – вы или я?

– Много одежды не нужно. Она вам не понадобится. А сейчас давайте попрактикуемся.

– Попрактикуемся?

Спенсер сжал ладонями ее лицо и стал покрывать его поцелуями. Начал с виска, затем губы переместились ко лбу. Он поцеловал ей веки и по очереди – щеки. Даже клюнул в нос. Затем поцеловал подбородок. И прижался ко рту.

Он сделал это так уверенно, что она не стала сопротивляться. Его язык скользнул к нижней губе.

– Спенсер, – тихо проговорила она.

– Гм?

– Мне щекотно.

Он засмеялся. Затем обнял ее и крепко прижал.

Эллисон не знала, что делать со своими руками, поэтому положила их на плечи Спенсеру.

– Я хочу тебя сегодня, – прошелестело у нее над ухом, и его рука начала расстегивать платье.

Надо прекратить это, тревожно подсказывал разум, но тело отказывалось подчиниться. Ее губы ныли и молили о поцелуях. Это было безумие, но ей так надоело постоянно быть слишком умной.

Когда все пуговицы были расстегнуты, его рука скользнула под лифчик, накрыла тугую округлость ладонью и нежно сжала ее.

– Какая красота, – прошептал он возле ее губ. – Нежная, полная, упругая… Да это само совершенство!.. Не могу дождаться, когда увижу… Когда поцелую.

Он снова завладел ее ртом, не переставая ласкать сосок, который превратился в жесткую бусину. Затем подобной же мучительной ласке подверглась другая грудь.

Ноющее ощущение во всем теле Эллисон становилось невыносимым. Почему она отказывала себе в этом? Почему решила, что сексуальность у человека имеет чисто механическую и физическую сущность? Это не так. Вся ее душа желала того, к чему стремилось тело.

Ладонь Спенсера скользнула вниз, к животу, затем накрыла и сжала трепещущее лоно. Эллисон сдавленно вскрикнула и стала стыдливо отталкивать нескромную руку.

– Да-да, я понимаю, – прерывистым шепотом сказал Спенсер, неохотно убирая руку. – Мне так хочется оказаться внутри тебя, что у меня не хватает терпения. Но я хочу, чтобы в первый раз у нас все прошло идеально.

Он заставил себя оторваться от Эллисон. Щеки ее пылали от возбуждения и стыда. С первых секунд их знакомства этот человек взял какую-то непонятную власть над ней. Когда она оказывалась рядом с ним, то не узнавала себя.

Он застегнул ее платье, приподнял пальцем подбородок:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Как будто бы, – ответила она, улыбаясь дрожащими губами.

– Завтра к полудню будешь готова?

– Буду.

Эллисон вошла в спальню. Включив свет и бросив сумку на кровать, она подошла к зеркалу и долго изучала свое отражение. Ее ясные, чистые глаза излучали счастье.

Она уедет с ним завтра. И вовсе не потому, что намерена отбросить всякую осторожность и закрутить роман. И отнюдь не ради науки. И даже не потому, что хочет родить ребенка, который придаст смысл ее жизни.

Все объяснялось тем, что она любила Спенсера Рафта.