Картер Браун Все дело в пакете

Глава 1

— Рик, дорогой... — Она капризно надула губки. — Вы явились так поздно! Мы очень долго сидели в ожидании вас, умирая от одиночества. — Элегантным жестом она указала на предмет, неподвижно сидящий возле нее. — Бедняжка Гильда эмоционально взвинчена из-за всей этой истории, дорогой. Лично я считаю, что вам следует извиниться.

Фэбриелла Фрай выжидательно уставилась на меня, царственно не замечая любопытных взглядов остальных посетителей одного из самых шикарных баров Беверли-Хиллз, когда я не спеша опустился на стул против нее. Она была высокой изящной блондинкой лет тридцати с небольшим. Ее головку украшала твидовая охотничья шляпка, лихо сдвинутая набок и неизвестно как державшаяся, на широких плечах накидка из такой же ткани, завершали сей туалет узкие брюки в обтяжку из черной замши, заправленные в сапоги до колен.

Предмет, сидящий напротив нее в красном плюшевом кресле, перед которым на столе стояла полная рюмка мартини, был как бы собственной фирменной маркой Фэбриеллы. Матерчатая кукла ростом с нормального человека была облачена в изношенное платье до пят фасона этак 1899 года. Это длинное, изрядно замызганное черное атласное одеяние покрывало куклу от плечей до лодыжек, на ногах надеты далеко не модельные туфли. Длинные засаленные черные волосы были заплетены в две косы, болтающиеся за спиной, соломенная шляпка, которую давно было пора выбросить на помойку, закрывала часть головы. Лицо со злыми глазами без ресниц и ярко-красными изогнутыми губами казалось грубой карикатурой на человеческую физиономию.

— Поэтому скажите Гильде, что крайне сожалеете, заставив ее так долго ждать, дорогой!

Она ободряюще улыбнулась кукле, которая глазела на нее с неприкрытой ненавистью.

— Хотите кое-что услышать, Фэбриелла? — спросил я почти мечтательно. — Вы являетесь своеобразным живым памятником Голливуду, который уже больше не существует. Так сказать, реликвия тех дней, когда Том Микс скакал на белом коне по Уилширскому бульвару, а королева экрана — как ее там звали? — прогуливалась по воскресным дням со своим ручным леопардом на поводке, приводя в восторг почитателей.

— Если вы, дорогой, хотите, чтобы мы оставались вашими друзьями, — в ее голосе послышались кислые нотки, — никогда не называйте меня пережитком прошлого. — Она на минуту схватила длинными пальцами бесформенную руку куклы. — Помимо всего прочего, Гильде это не нравится.

— Я хочу сказать, — устало продолжал я, — мне ясно, что подобная тряпичная кукла в человеческий рост является хитроумной уловкой, она немало способствует вашей саморекламе, но ведь вы не намереваетесь уговорить меня позировать вместе с вами для модного журнала, не правда ли?

Ее широко расставленные ярко-голубые глаза на мгновение глянули на меня с неприкрытым неодобрением, затем она тихонько рассмеялась:

— Боже, какой же вы ублюдок, Рик, дорогой, право слово, иначе не скажешь! Вы же прекрасно знаете, что ни один обитатель этого города не стремится встретиться с Риком Холманом, если у него не случилось каких-то неприятностей, причем серьезных неприятностей, которые необходимо немедленно и без всякого шума устранить. Гильда настолько расстроена, что даже от одних мыслей о случившемся начинает краснеть. — Она снова посмотрела на куклу. — Взгляните же, она снова смутилась.

— Не желаете чего-нибудь выпить, мистер Холман? — Около меня неизвестно откуда внезапно возник официант, старательно отводя взгляд от уродливой огромной куклы.

— Бурбон со льдом, благодарю, — сказал я.

— И вы положили кусочек лимона в мартини Гильды, упрямец! — детским голоском пропищала Фэбриелла. — Она же это не выносит! Вы же видите, что она не притронулась к бокалу.

Пару секунд официант с оторопелым видом глазел на куклу, затем очень медленно приблизился, как будто двигался в гипнотическом трансе, наклонился и взял со стола коктейль.

— Так-то лучше! — ворчливо заметила Фэбриелла. — Если вы замените его действительно быстро, Гильда, возможно, вас простит. Ведь так, дорогая?

Она подарила кукле солнечную улыбку, официант торопливо удалился только что не на цыпочках, его губы беззвучно шевелились, очевидно, он сам себя уговаривал.

— Что за неприятности?

— Одолели призраки, — капризным тоном заявила она. — Меня преследуют, Рик, дорогуша!

— Может быть, вам нужен психиатр или священник?

— Вернулся призрак моего бывшего мужа, чтобы преследовать меня. Он достаточно реален! — Ее губы неожиданно скривились. — Я предполагала, что этот мерзавец умер, но теперь он возвратился, чтобы преследовать меня, и мне это не нравится. — Она снова сжала руку куклы. — Нам это не нравится.

— Ну и чего вы от меня ждете — чтобы я его убил?

— Это было бы замечательно! — На какое-то мгновение в ее глазах появилось задумчивое выражение, потом она печально покачала головой:

— Нет, полагаю, вы этого не сделали бы, не так ли, Рик?

Вновь появился официант, поставил передо мной заказ, затем свежий мартини уже без лимона перед куклой и, не удержавшись, воззрился на нее совершенно остекленевшими глазами.

— Не морочьте мне голову, Фэбриелла, — раздраженно заговорил я. — Не очень-то приятно сидеть здесь с вами и с этим предметом, глазеющим на меня через стол. У меня ощущение, что я являюсь статистом в каком-то фильме Хичкока. Так что ближе к делу, а?

— Ладно. — Она странно оскалила зубы, казалось неслышно зарычав на меня. — Его зовут Майкл Уэстэрвей, я вышла за него замуж в припадке мгновенной слабости на Бермудах около четырех лет назад. У него была потрясающая фигура, он был превосходным теннисистом и по натуре настоящим вымогателем. У нас был восхитительный медовый месяц, продолжавшийся сорок восемь часов, затем он неожиданно зафрахтовал самолет и исчез тропической ночью, прихватив с собой мою шкатулку с драгоценностями. Я не имела о нем никаких сведений до того момента, как три дня назад он не появился в моем доме.

— Какова была стоимость содержимого вашей шкатулки? — поинтересовался я.

Она равнодушно пожала плечами:

— Двадцать пять — тридцать тысяч долларов. Они были застрахованы. Я сообщила о пропаже лишь неделю спустя. Не то чтобы я хотела оградить Майка от неприятностей — негодяя! — но у меня была ущемлена гордость. Представляете, как бы это выглядело в прессе? “Муж кинозвезды бросил ее после сорока восьми часов супружества, прихватив с собой ее личные драгоценности”.

— Ну так пригрозите ему сообщить в полицию о том, что он украл ваши драгоценности, если он снова не потеряется, — посоветовал я. — И предоставьте ему на сборы всего одну тропическую ночь.

Она вздохнула:

— Все не так просто, Рик, дорогуша. Понимаете, я только что подала прошение о разводе в Мехико на том основании, что муж бросил меня, потому что бедняга Юджин Патрик почти помешался от любви ко мне, у него непреодолимое старомодное желание встать рядом со мной перед священником и все узаконить в наилучших традициях доброго старого времени. — Она тепло улыбнулась. — Он мне очень нравится, дорогуша. Честное слово, даже если бы у него и не было всех тех симпатичных миллионов, он бы все равно мне нравился. Понимаете, Юджин очаровательный субъект.

— Ox? — удивился я.

— На самом деле! — промурлыкала она.

— И каким-то образом слухи о вашем предстоящем замужестве подхватил морской ветер и понес достаточно далеко сквозь тропические просторы к обители Майкла Уэстэрвея! — Я сочувственно покачал головой. — Как я догадываюсь, отныне вы больше уже не брошенная жена?

— Совершенно верно! — фыркнула она.

— Но он вовсе не против предоставить вам свободу за определенное вознаграждение, так?

— Я же сказала вам, что он самый настоящий вымогатель! Причем это человек с размахом, он не желает мелочиться.

— Сколько он с вас запросил? Она набрала полные легкие воздуха, затем сделала медленный выдох:

— Миллион долларов наличными.

— У вас есть такие деньги?

— Нет!

Она выразительно поморщилась:

— Но у Юджина есть. У него десять миллионов, о чем вчера вечером сообщил мне милый Майк. — Ее сильные длинные пальцы стали выстукивать какую-то мелодию на столе. — Вы можете мне помочь, Рик?

— Едва ли, — откровенно ответил я. — Могу предпринять дорогостоящую попытку, если желаете, но, как мне думается, это будет неоправданной тратой денег.

— Пожалуйста! — Впервые ее голос зазвучал по-настоящему вежливо. — Мы будем вам страшно благодарны, не так ли, Гильда? — Она улыбнулась кукле. — Естественно, мне безразлично, сколько это будет стоить, Рик.

— Даже если у меня ничего не получится?

— Это невозможно! — с уверенностью заявила она. — Я вам безгранично верю, дорогуша.

Лицо куклы говорило о том, что Фэбриелла врет.

— Чего именно вы от меня ждете? — спросил я. — Должен ли я его отпугнуть? Или от него откупиться?

— Предоставляю вам полную свободу действий! — быстро ответила она.

— Сколько вы готовы ему заплатить? Она раздраженно покачала головой, отчего ее роскошные волосы создали вокруг головы подобие ореола.

— Тысяч десять, как я думаю.

— Вы рассказали об этом Юджину Патрику?

— Нет, и не собираюсь этого делать! — решительно заявила она. — Юджин прелесть, но у него кошмарный характер, он ужасно вспыльчив. Я никогда бы не поручила ему предпринять какие-то решительные шаги в данной ситуации, если бы он узнал о возвращении моего исчезнувшего муженька и его попытках шантажировать меня.

— О'кей, — буркнул я, — так где же можно отыскать этого мистера Уэстэрвея?

— Он остановился в мотеле за Вествуд-Виллидж, — пояснила она. — Местечко Великолепная Вилла. — Она забавно сморщила нос:

— Могу поспорить, большую часть времени он торчит недалеко от шоссе с теннисной ракеткой под мышкой.

Мои часы подсказывали, что было чуть больше половины шестого. Потребовалось бы минут пятнадцать, чтобы проехать пару миль и навострить глаза, дабы не пропустить призрак с ракеткой под мышкой где-то около шоссе... Все же это будет лучше, нежели притягивать к себе взгляды всех обитателей бара, которых в равной степени интересовала и огромная уродливая тряпичная кукла, и ее хозяйка.

— Я поеду повидаться с ним, — сказал я Фэбриелле. — Где я смогу позднее вас отыскать?

— Позвоните мне домой, дорогой. Но говорите осторожно, хорошо? Сегодня вечером у меня состоится интимный ужин — Юджин и мы вдвоем. — Она заговорщически улыбнулась кукле. — И мы не хотим, чтобы наш дорогой человек подумал, что не все в порядке, верно, Гильда?

Кукла с откровенной ненавистью пару секунд глазела на нее, затем неожиданно свалилась лицом вниз, согнувшись в талии, причем ее голова оказалась на столе, сбив бокал с нетронутым мартини.

Фэбриелла медленно покачала головой, потом глянула на меня с терпеливой улыбкой всепрощающей матери:

— Я ведь знала, что ей не следовало пить последний бокал!

— Догадываюсь, что спиртное является проблемой, когда внутри ты набит соломой, — усмехнулся я, — наверное, ее нужно немного поднабить войлоком или ватой на уровне талии?

Внезапно бирюзовые глаза Фэбриеллы приобрели тоскливое выражение.

— Сказать по правде, дорогуша, — заговорила она шепотом, — Гильда все это вытворяет мне назло. На самом деле она меня терпеть не может. Всегда так было.

— Тогда чего ради вы ее всюду с собой таскаете?

— У вас создалось совершенно превратное мнение об истинном положении дел. — Фэбриелла жалобно улыбнулась. — В действительности именно Гильда настаивает на том, чтобы я находилась постоянно рядом с ней. Это своего рода наказание за.., за...

Она неожиданно схватила горсть засаленных волос куклы и снова вернула ее в сидячее положение откровенно свирепым рывком. На нарисованной физиономии Гильды сохранялось прежнее выражение неприкрытой ненависти, но теперь добавилось еще кое-что. Сбоку у намалеванного красного рта куклы расплылось вполне реальное мокрое пятно от разлитого мартини, придававшего Гильде вид пьяной дебоширки.

— В один прекрасный день, дорогая, — свирепым голосом стала выговаривать Фэбриелла, — мое терпение лопнет, и тогда я поднесу к тебе спичку, когда мы вернемся домой!

Я выскочил оттуда как ошпаренный, побоявшись, что через несколько минут начну разговаривать с воображаемым жирафом, на носу у которого будут торчать розовые очки в форме бабочки, ибо мне уже казалось, что он ухмыляется где-то за моей спиной.

В офисе томилась изнывающая от скуки матрона, которая оказалась не то владелицей мотеля, не то женой владельца. Ее физиономия просветлела, когда она заметила, что я вхожу, но, как только выяснилось, что я не стремлюсь обосноваться в этом заведении, она полностью утратила ко мне всякий интерес.

— Мистер Уэстэрвей? — Она громко зевнула, просматривая регистрационный журнал. — Он в 14-м, через двор, на противоположной стороне пруда.

Номер 14 был на первом этаже, окна были закрыты жалюзи. Я обошел вокруг нагретого пруда (температура 80 градусов по Фаренгейту и — на тебе — купание всяких животных не разрешается!) и энергично постучал в дверь. Изнутри донеслись какие-то неясные шорохи, потом секунд на десять все вроде бы замерло, я постучал вторично, громче и продолжительнее, после этого раздался женский голос:

— Кто там?

— Меня зовут Холман. Я хочу поговорить с мистером Уэстэрвеем.

Вскоре дверь отворилась, на пороге стояла брюнетка с пылающей физиономией, разглядывающая меня так, как будто я был инспектором из финансовой компании, прибывшим с опозданием на каких-то десять минут, в противном случае он оказался бы обладателем ее девственности. Одежда на ней была не только смятой, но и неряшливо надетой, а заспанное лицо говорило о грандиозной попойке. За ее спиной я разглядел растянувшегося на кровати парня с торчащей во рту сигаретой. Мне пришло на ум, что этот прием он заимствовал у Эррола Флинна, ныне забытого актера, но лет пять назад тот был эталоном “настоящего мужчины”.

— Чего вы хотите? — спросила девица слегка плаксивым голосом.

Я легонько отодвинул ее в сторону одной рукой, второй прикрыл за собой дверь и прошел к кровати.

— Вы Уэстэрвей? — спросил я.

Кончик сигареты вспыхнул красным огоньком, когда парень сильно затянулся, затем неторопливо выпустил к потолку тоненькую струйку дыма.

— Точно, — надменным голосом ответил он. — Я Уэстэрвей.

Он был высокого роста, тело мускулистое, одет в белый тонкий свитер и полинявшие старые джинсы. Волосы черные, как будто смазанные репейным маслом, кожа сильно загоревшая. Добавьте к этому правильные черты лица, голубые глаза и улыбчивый рот. Короче, он выглядел бывшим шофером тяжелой грузовой машины, которому когда-то повезло, он приглянулся заправилам Голливуда и снялся в нескольких картинах. В те времена никому не нужны были хорошие актеры, главное — подходящая внешность.

— Я хотел бы с вами потолковать, — заговорил я без особой спешки, — дело касается...

— Милой суки — моей жены, — произнес он с чувством, так зажав белыми блестящими зубами сигарету, что она согнулась, чуть не достав до кончика носа. — Позвольте догадаться, Холман. Вы — первый из целого отряда, который она наняла, пытаясь заставить меня дать ей развод, верно?

— Только троньте его, хоть разочек, мистер, — яростно заверещала брюнетка, — и я подниму такой крик, что рухнет весь этот проклятый мотель!

— Хотите кое-что знать? — Я не обращал ни малейшего внимания на брюнетку. — Существует специальный термин для того, что вы пытаетесь сделать с Фэбриеллой, — это шантаж. Или вымогательство, выбирайте сами, что вам больше нравится.

Он спустил ноги с кровати и сел, вынул изо рта окурок и швырнул его на пол к ногам девицы.

— Наступи-ка на него, милочка, за меня! — Потом он демонстративно зевнул во весь рот и закинул руки за голову. — Проваливай отсюда, слизняк! — презрительно бросил он. — Мне противно смотреть на твою гнусную рожу!

— Почему вы не хотите вести себя разумно? — пожал я плечами. — Она согласится на десять тысяч компенсации, если вы перестанете вставлять ей палки в колеса и дадите развод. Тогда все закончится ко всеобщему удовлетворению, да и вы избежите неприятностей. Никаких щекотливых вопросов о том, кто украл ее драгоценности через сорок восемь часов после того, как вы поженились, не будет...

Он беспечно рассмеялся, и это не было позой.

— Так она рассказала вам про шкатулку с драгоценностями, да? Большое дело! Точно, я захватил ее с собой, удирая от этой суки. Посчитал, что имею моральное право на некоторую компенсацию за целых сорок восемь часов, проведенных в настоящем аду. Но вы-то хоть проверили ее заявление в страховую компанию, Холман? Вот я проверил. И могу вам прямо сказать, что, если эта старая история вновь выплывет наружу, у Фэбриеллы будет куда больше неприятностей, чем у меня. Ну а Юджину Патрику это придется не по вкусу!

— Может быть, мне стоит прямо сейчас прогуляться по вашей физиономии, а потом заниматься этим регулярно трижды в день, пока вы не передумаете? — спросил я просто для того, чтобы проверить, как он станет реагировать.

— Я тебя предупреждала, — завопила девица срывающимся голосом, воинственно наступая на меня, — только тронь одним пальцем Майка, и я...

— Остынь, беби! — бросил он. — Что ты волнуешься? С этим панком я справлюсь одной левой...

— Судя по тому, как все здесь выглядело сразу же после того, как мне открыли дверь, — фыркнул я, — не стоило большого труда догадаться, что вы и эта беби занимались тем, что в суде именуется “интимными отношениями”, верно? Может быть, Фэбриелле вовсе нет необходимости предлагать вам десять тысяч за развод? Я сумею отыскать для нее прямо здесь достаточное количество веских доказательств, чтобы получить без проволочек желанный развод.

— Вы свихнулись, Холман!

Он демонстративно зевнул, затем снова закинул руки за голову Мне следовало предвидеть, что такое может случиться; но я, откровенно говоря, не ждал подвоха. Занесенная так естественно над его головой рука внезапно изменила направление: ребром ладони он зверски ударил меня сбоку по шее, а через секунду изо всей силы врезал в солнечное сплетение. От двойного удара я ощутил подобие внутреннего взрыва, затем черное облако заволокло все у меня перед глазами, и я полностью отключился.

С большим трудом я пришел в себя неизвестно через сколько времени, испытывая жуткую боль в области желудка и онемение шеи.

Комната казалась необычайно тихой, и я решил, что они оба уже успели удрать, оставив первого недотепу из отряда защитников Фэбриеллы Фрай распростертым без сознания на полу. Я попытался подойти к случившемуся по-философски, чего, мол, не случается. С большим трудом поднимаясь на кровать, я уговаривал себя, что получил наглядный урок того, как нельзя недооценивать противника. Моя рука машинально стала нащупывать сигарету и неожиданно замерла, когда до меня дошло, что я сделал второе не правильное предположение. Мои противники еще не исчезли, во всяком случае, брюнетка стояла на коленях, прислонившись к стене, и зачарованно смотрела на входную дверь.

— Так почему же вас не взял с собою ваш возлюбленный? — прохрипел я. — Я бы не назвал такое поведение джентльменским.

Она не потрудилась ответить, выражение ее лица ни капельки не изменилось. До меня внезапно дошло, что она уже давно не мигала, поэтому я был вынужден (весьма неохотно) подняться с постели и посмотреть, в чем же дело.

Через пару секунд я пожалел, что это сделал: у меня уже было выше головы разных неприятностей, а тут вдобавок труп на моих руках. В том месте, где совсем недавно был ее правый глаз, зияла жуткая дыра.

Должно быть, кто-то выстрелил в нее с близкого расстояния из крупнокалиберного пистолета.