"Исповедальня" - читать интересную книгу автора (Сименон Жорж)

Глава 3

— Мамы нет?

На столе стояло всего два прибора.

— Она уехала?

— Нет. Она поужинает в городе.

— С Наташей?

Андре вскинул голову, в нем нарастал гнев.

— Это я посоветовал ей.

— Ты?

Он был разочарован, словно отец только что предал его.

— Не беспокойся. Сегодня она вернется рано, и все будет хорошо.

Лицо у него оставалось вытянутое, и отец, чтобы рассеять его недовольство, тихо сказал:

— Мне надо поговорить с тобой, Андре. Поднимемся к тебе в комнату?

— Почему ко мне?

— К тебе в комнату или в мансарду-все равно, ведь ты не хочешь оставаться в гостиной.

— Нет.

Сегодня он предпочитал свою комнату: мансарда слишком о многом напоминала.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты спешишь?

Торжественность отца внушала беспокойство, и у Андре задрожали пальцы. Скорей бы отец начал говорить, а еще лучше скорей бы все закончилось.

Вокруг них были книги, пластинки, разобранная постель, мокрые брюки и на полу, в углу комнаты, рубашка.

— Можешь лечь на пол.

— Не сегодня.

Ему хотелось остаться с отцом лицом к лицу.

— Мой милый Андре, мы все трое только что пережили кризис и, видимо, не последний. Садись поудобней и выслушай меня спокойно.

— Я спокоен.

— Ты ездил к Франсине?

— Мы встретились в Ницце.

— И ты ей все рассказал?

— Я поступил неправильно?

— Как раз напротив: это пошло тебе на пользу. Я знаю, что мама говорила с тобой, и догадываюсь о чем.

Он с раздражением ждал слов, которые называл про себя «главными».

Отец же не спешил, заговорил вновь не сразу, и Андре, не удержавшись, спросил:

— Это неправда, да?

— Правда, что я ошибался, но не настолько, как она мне приписывает. Я пришел к тебе не оправдываться. И если я должен кого-то защищать, так это ее.

Я полюбил ее с первого взгляда и люблю до сих пор, даже больше, чем раньше. Только я, видимо, плохо любил, потому что не сумел сделать ее счастливой.

Андре ждал не этих слов, и ему захотелось ощетиниться, как случалось порой, когда приходили к нему на чердак.

— Тебе шестнадцать с половиной, а мы, забывая об этом, впутываем тебя в проблемы сорокалетних людей.

Когда я встретил твою мать, я был робким, замкнутым юношей, плохо знавшим жизнь, а женщин и подавно.

Я мечтал окончить медицинский факультет и стать одним из скромных исследователей в Институте Пастера. Кто знает, может быть, благодаря упорству и я сделал бы какое-нибудь маленькое открытие. Ты, как, впрочем, и многие, даже не подозреваешь, что в зубопротезном деле существует метод, носящий мое имя.

Отец покраснел, словно стыдясь такого приступа гордости.

— В твоей матери бурлила жизнь, это-то и соблазнило меня. Здесь можно бы и поставить точку. Все остальное — моя вина, и я хочу, чтобы сегодня ты это понял. Из нас двоих платит она одна; она несчастна, потому что не может, как я, ни проводить по десять часов в день в рабочем кабинете, ни уединяться по вечерам в мастерской.

Она была любовницей Каниваля и не скрывала этого от меня, как и того, что до него у нее были и другие. Почему же теперь мы должны осуждать ее?

Разве она не вправе сама строить свою жизнь, не думая о предрассудках?

Моя мать, официантка из кафе, тоже не была девственницей, когда отец полюбил ее.

Я знал все, все принял и тем не менее с первых же дней взбунтовался.

Твоя мать не передавала мне, что говорила тебе в последнее время не было необходимости. Периодически, когда у нее начинается срыв, она испытывает желание бросить мне в лицо эти слова. Понимаешь, сын?

Андре кивнул, прислушиваясь к дроби дождя по ставням.

— Я ревновал, хотя не имел на это права. Я знал, что она продолжает встречаться с Канивалем, и попросил ее порвать с ним все отношения.

— Мама все рассказывала.

— Только, видишь ли, правда твоей матери меняется с годами. Возможно, из-за меня она не может больше принимать себя такой, какая есть, и пытается создать прошлое, которое возвращало бы ей уверенность в себе. Я самый обычный человек, Андре, но вовсе не чудовище, как ты мог бы подумать. Тебе нужна мать, я в этом нисколько не сомневаюсь, но полагаю, ты должен сохранить и некоторую привязанность к отцу. Мать солгала тебе, не солгав, но исказив правду; посмотри она правде в лицо, ей самой этого не вынести бы. Всю жизнь она пыталась чувствовать свою значимость, играть роль, хотела, чтобы ее слушали, восхищались ею. Я ошибся и на ее, и на свой счет. Мне показалось, что я смогу переделать ее, дать ей радость жизни. Поверь, ради нее, ради ее скорейшего благополучия я поступил в стоматологическое училище. Ради нее я переехал в Канн — она так мечтала о солнце и, вопреки придуманной ею легенде, сразу же получила горничную.

Нет, я не жертвовал собой, но я хочу, чтобы ты знал: я сделал все, что мог. Ну а теперь самое трудное.

— Постараюсь понять.

— Если ей до сих пор все еще были нужны мужчины, то лишь для того, чтобы обрести уверенность в себе. Она могла бы жить сегодня со знаменитым человеком и объехать весь мир. Только, я думаю, вряд ли бы что-нибудь изменилось. Мужчин было много, сын.

— И Поцци?

— Он тоже. Я молчал. Я почти всегда знал, каждый раз надеясь, что теперь-то уж это кончится. А она принимала мое молчание за пассивность, за безразличие и не могла с этим примириться.

Позавчера она собрала вещи и хотела уехать в Париж, потребовать развода. Из-за тебя: она знала, что тебе все известно. Она сказала мне это в минуту откровенности.

В такие моменты она стыдится и ужасно страдает. Она заметила тебя на улице в Ницце, когда выходила из дома свиданий.

— Ниваль?

— Нет. Крупье из казино.

Отец тяжело поднялся.

— Вот и все, сын. Я уговорил ее остаться. Ей скорее нужна твоя помощь, чем моя. Сегодня вечером она ужинает с Наташей и скажет той, что никогда больше не увидится с ней.

Она знает, что мы одни и что я говорю с тобой. Завтра она будет искать на твоем лице следы нашего разговора. Прошу тебя, прояви к ней немного нежности! Не жалости-нежности.

Неуверенной походкой отец направился к двери и, обернувшись, прошептал:

— Возможно, тебе это удастся лучше, чем мне. Спокойной ночи, Андре.

Он ушел, став совершенно иным после всех сказанных слов — как его собственных, так и его жены. И теперь оба они были похожи на отражение в зеркальном шкафу г-жи Жаме из Рошвиля.

В коридоре послышался похожий на икоту звук.

Андре в свой черед тоже встал — в теле была слабость, в голове пустота; он стоял посреди комнаты, глядя на книги и пластинки. На столе лежал раскрытый учебник химии.

Что бы они ни говорили, ни делали, ни думали, прежде всего, сдать экзамены.

Вот тогда и для него придет время начинать мужскую жизнь.

Эпаленж, 21 октября 1965 г.