"Леди доступна" - читать интересную книгу автора (Браун Картер)

Глава 10

Стряпня Аннабел была отличной, и мне было искренне жаль, что у мен пропал аппетит. Она сказала, что ей на это наплевать, и я ей верил, пока случайно не увидел выражения ее глаз, когда она смотрела на жареного цыпленка и сладкие блинчики, уже остывшие.

— Вот что я скажу вам, милая! — Я предпринимал фантастические усилия, стараясь, чтобы в моем голосе звучал энтузиазм, но он не желал звучать.

— Что? — холодно спросила Аннабел.

— Ступайте в гостиную и устраивайтесь поудобнее, а я позабочусь о тарелках.

Она не стала настаивать на том, что кухня — не место для мужчины.

— Хорошо, — сказала она. — Могу я поставить пластинку?

— Любую, какую захотите, милая.

Тарелки отняли у меня массу времени. Каждые три минуты я отдыхал и присаживался каждый раз, когда вынужден был поднимать что-нибудь тяжелое, например ложку. Но наконец я покончил с мытьем посуды и не спеша направилс в гостиную. Звучало «С музыкой ты проведешь свой вечер». У меня ужасно болели глаза, веки прямо-таки горели. Я ничего не видел.

Я застыл на месте, размышляя, смогу ли я водить машину с собакой-поводырем, если она будет лаять, когда потребуется, указывая мне нужное направление. Но затем я нашел объяснение своей внезапной слепоте: Аннабел выключила свет, оставив лишь настольную лампу, да и ту спрятала за диваном. Этот слабый свет едва доходил до моих горящих глаз.

Я огляделся. Где же моя гостья? Я несколько раз моргнул. И наконец заметил ее. Она лежала прямо передо мной, растянувшись на диване.

— Я думала, вы никогда не закончите, — прошептала она. — Сядьте ко мне.

Сесть было не так трудно. Но смогу ли я встать? Я опустился на диван и замер. Прошло минут десять, и Аннабел снова заговорила:

— Эл, милый, о чем вы задумались?

— Что случилось, Аннабел? — растерянно пробормотал я.

— Музыка так размягчила меня. Теперь я совершенно беспомощна. — Она тихо рассмеялась. — Беспомощна! И это после всех наших стычек в управлении! Можешь такое представить? — Она глубоко вздохнула.

Я бросил на нее робкий взгляд, подтвердивший мои самые худшие опасения. Юбка Аннабел, задравшаяся выше колен, походила на чуть широковатый пояс.

Если девушка лежит, юбка у нее, само собой, задирается, но когда она успела расстегнуть пуговицы на блузке? Много пуговиц. Светло-голубое шелковое с кружевами белье обладало определенной привлекательностью.

— Ты так далеко! — Ее мягкие руки настойчиво охватывали меня за плечи.

Я не сопротивлялся. Моя рука безвольно отдыхала в ложбинке между ее грудями…

Аннабел еще более взволновалась. Я почувствовал, что тону, и робко приоткрыл один глаз.

Передо мной стояла одетая Аннабел Джексон. В руке она держала полупустой стакан. По моим щекам сползала жидкость.

— Пятнадцать минут первого, — проинформировала она твердокаменным голосом. — Мне пора домой.

— Да? — понимающе спросил я.

— Спокойной ночи!

— Да. — Я неопределенно кивнул. Она приостановилась и очень выразительно посмотрела на меня:

— Да, вы изменились, Эл Уилер! Просто смешно! Хлопнула дверь. Я задумалс о том, как бы перейти с дивана на кровать. Телефон пронзительно зазвонил еще прежде, чем я твердо решился. Странно, но мне стало легче, когда я оказалс на ногах.

— Уилер слушает.

— Хэлло! — Мне показалось, я узнал голос, но он был какой-то неуверенный. — Это Хильда Дэвис, горничная миссис Майер.

— Привет, — слабым голосом ответил я.

— Ради Бога, приезжай как можно скорее. — Теперь она почти кричала. — Они могут убить нас всех!

— Что? — Мне показалось, что меня двинули прямо в солнечное сплетение. — Кто убьет?

— Мне надо идти. — Она явно была охвачена паническим страхом. — Поторопись, Эл!

Я позвонил в офис и велел передать, чтобы позвонили Лейверсу, что мне только что в панике звонили о г Майеров и я туда еду.

Я вынул из ящика свой пистолет 38 — го калибра и запасную обойму.

Машину я вел быстро. Ночной ветер обдувал меня. Я что было силы жал на педаль. Эта езда не доставляла мне удовольствия, только поднимала уровень тревоги.

Я помнил каждое слово Хильды Дэвис. Она была в панике — это понятно. Она не думала о подробностях. Она звала на помощь. Хорошо, если еще ничего не произошло!

«Хильда Дэвис, горничная миссис Майер!» Неужели она полагает, что у мен несколько знакомых Хильд? Но почему такая официальность после той ночи? И если она в панике, то тем более ни к чему такой тон.

Я нажал на тормоз. Я вспомнил об угрозах Хэла Деккера.

Я мчался по шоссе. Возможно, Хильда говорила со мной под дулом револьвера. Возможно, у нее за спиной стоял Хэл Деккер. Возможно, он решил таким образом заманить меня… А затем… подстрелить?

До дома Майеров оставалось не так уж много. Я мог бы припарковаться на улице и там дожидаться прибытия Лейверса и остальных. Но тогда, вполне возможно, я обнаружу Хильду Дэвис, которая умерла за несколько минут до того. И наверное, не только ее. Утром Лейверс был прав. Я вступил в игру с самим дьяволом!

Теперь оставалась совсем несложная проблема: попасть в дом и остатьс живым. Если это ловушка, то они, вполне успешно использовав Хильду в качестве подсадной утки один раз, могли проделать то же самое вторично.

На втором этаже светились два окна. У меня не было времени на размышления… Надо было действовать…

Я влетел на подъездную аллею со скоростью семьдесят миль. Тормоза завизжали. Ворота распахнулись.

Гигантский фасад дома несся прямо на меня, все увеличиваясь, как гигантское насекомое из научно-фантастических комиксов.

Я зигзагообразно поколесил по лужайке и объехал угол дома. Затем резко затормозил, выпрыгнул из машины и кинулся на заднее крыльцо.

С пистолетом в руке я с силой толкнул дверь плечом. Боль была адская. Я не понимал, что хрустнуло: дверь или разбитое плечо. Но дверь начала подаваться, отворяясь вовнутрь.

Я услышал какой-то слабый звук… Еще несколько шагов, и я сделал удивительное открытие: это был голос Хильды. Она монотонно ругалась. Я подвинулся ближе и прошептал:

— Привет, это Эл Уилер, лейтенант полиции! Последовало недолгое молчание, потом Хильда окликнула меня шепотом:

— Эл!

— Что случилось?

— Он сначала думал, что ты пошел к черному ходу, потом кинулся теб искать и оставил меня здесь. Я привязана к перилам.

— Деккер?

— Да! Он сошел с ума!

Я поднялся на крыльцо, производя не больше шума, чем облако, плывущее по небу. Хильда была привязана к одной из пяти стоек металлической балюстрады… Это имело одно преимущество: если бы началась перестрелка, она оказалась бы вне опасности.

— Я приду за тобой позже! — прошептал я. — Где он может быть сейчас?

— Не знаю. Он крадется тихо, по-кошачьи.

— Внизу выключены все лампы?

— Да.

— Где выключатели?

— Слева от входа. Два верхних — для ламп в передней прихожей, нижние — для лестницы и черного хода.

— Отличная информация!

— Будь осторожен! — донесся до меня ее тревожный шепот.

— Шутишь? — Я понял, почему этот мой вопрос не произвел ожидаемого действия. Нельзя шептать то, что следует произносить громко.

Было бы великолепно, если бы Деккер все еще ждал меня у другого входа. Но если он уже идет сюда… А, черт с ним!..

Парадная дверь была приоткрыта. Это выглядело весьма заманчиво. Я опустился на четвереньки, растянулся на полу и пополз по-пластунски. В прихожей было темно, хоть глаз выколи. Здесь мог видеть только Деккер, у которого, должно быть, глаза уже привыкли к темноте.

Я быстро вскочил на ноги, прижался к левой стене и нащупал выключатели. Они были именно там, где сказала Хильда, и расположены так близко один от другого, что моя ладонь полностью охватывала их.

Я глубоко вздохнул, надавил. Прихожая озарилась светом. Хэл Деккер стоял пол лестницей спиной ко мне. Он отреагировал мгновенно: через секунду на меня были направлены оба ствола его охотничьего ружья.

— Брось оружие! — крикнул я достаточно громко.

Деккер не дрогнул. Я сильно рисковал. Если он сейчас пальнет из обоих стволов, он не просто убьет меня, но разорвет на куски. Я тщательно прицелился и дважды нажал на спусковой крючок. Я учитывал массу Деккера. Была возможность, что мой тридцать восьмой калибр не сделает своего дела сразу и тогда Деккер успеет выстрелить. Обе мои пули попали ему в грудь и отбросили на несколько шагов. Он упал на колено, дробовик выпал из его рук и стукнулся об пол. Все произошло так, будто было спланировано заранее. Поток крови хлынул на ружье.

Я подошел к нему. Он наклонился, упал на бок и остался лежать. Он еще не умер, но кровь хлестала с такой силой, что ему явно оставалось жить не больше минуты. Я наклонился над ним. Губы его шевельнулись. Через десять секунд он был мертв.

Вдруг я услышал, что Хильда отчаянно зовет меня. Я тотчас отозвался, чтобы она поняла, что со мной все в порядке. Затем я вернулся на крыльцо.

— Эл! — Слезы текли по ее щекам. — Я думала, ты убит!

— Есть еще кто-то в доме? — настойчиво спросил я. Она судорожно передернула плечами:

— Наверно, все перебиты.

Пока я развязывал веревку, которой она была привязана, Хильда рассказала мне, что произошло.

Где-то в половине десятого она ушла к себе, легла и почти сразу же заснула. Неожиданно она проснулась. Ей показалось, что кто-то кричит. Она встала, надела халат и пошла посмотреть. В прихожей она увидела Джорджа Майера и поспешила к нему. Она заговорила с ним, но он словно бы не слышал. Она потянула его за руку. Он повернулся. Лицо его было искажено ненавистью. Ни один мускул не двигался, будто это было не лицо, а посмертная маска. Она решила, что он в шоке. Она попыталась что-то сказать, сдвинуть его с места, но он оттолкнул ее.

Ее нервы начали сдавать. Она побежала вверх по лестнице в комнату Жанин Майер. В комнате горел свет, дверь была открыта. Хильда вбежала и увидела поперек кровати тело Жанин. Хильда потеряла сознание.

Придя в себя, она хотела бежать, но услышала тяжелые шаги в прихожей. Она кинулась к лестнице, думая, что это полиция или просто какой-то человек, которого можно попросить о помощи. Когда она уже была у лестницы, раздалс взрыв, через несколько секунд — снова. Хильда отчаянно закричала. Послышались тяжелые шаги. Она бросилась вперед и врезалась в Хэла Деккера, который выходил из гостиной.

Он подхватил ее и поставил на ноги. Она попыталась рассказать ему, что произошло. Он выслушал и сказал, что оснований для беспокойства нет. Потому что все, что осталось от Джорджа Майера — это, как он выразился, «месиво на полу в гостиной».

Он сказал, что все кончено, но есть еще кое-что, чем он должен заняться: поквитаться с Уилером, и в этом она ему поможет. Хильда вынуждена была позвонить мне. К ее спине были приставлены оба ствола дробовика. Единственная возможность хоть как-то предупредить меня — представитьс официально в качестве «горничной миссис Майер». Она справедливо полагала, что это не вызовет подозрений у Деккера.

После этого он привязал ее. Он говорил, что она его «подсадная утка», и только смеялся, когда она умоляла его не причинять мне вреда.

«Это все его вина! — повторял Деккер. — Это он натравил меня на Джорджа, его — на меня и Кента Вернона — на нас обоих. Если мы все должны умереть, будет справедливо, если и он отправится с нами».

Последний узел был развязан. Хильда упала в мои объятия. Я поставил ее на ноги и попросил подождать на крыльце, пока я снова не выйду из дому.

То, что я увидел в гостиной, подтвердило слова Деккера о судьбе Майера. Наверху в спальне лежало тело Жанин Майер. Хильда только забыла упомянуть, что она была убита тем же способом, что и Хардейкр. Кто-то нанес ей несколько ударов в грудь острым предметом.

Я вернулся к Хильде. Вскоре мы увидели, как в аллею сворачивает машина.

— У меня есть кое-какие дела, милая. Шериф будет здесь через минуту. Расскажи ему все и поезжай ко мне домой.

— Как скажешь, Эл, — тихо согласилась она.

— Я не хочу сейчас встречаться с шерифом, — угрюмо пояснил я. — Если он спросит, почему я его не дождался, передай ему, что он был прав, и даже более чем прав.

— Что мне сказать, если он спросит, куда ты пошел?

— Скажи, что я отправился на свидание с постановщиком греческой трагедии. Глава 11

Я не заметил, как поднялся по длинной лестнице. Я спешил. Мои шаги эхом отдались на лестничной площадке, где находилась мастерская. Я обнаружил, что дверь еще не заперта. Можно было не стучать. Она, конечно, слышала, как поднимаюсь.

Белла сосредоточенно рисовала на новом холсте новую орхидею, голубую. Теперь она была в белом хлопчатобумажном халатике, скромно доходившем почти до колен. Но это не имело особого значения, ткань была такой тонкой, что в халатике девушка выглядела более обнаженной, чем без него.

Она медленно повернула голову. На скулах ее алел лихорадочный румянец. Она вся дрожала как натянутая струна. Облизнула пересохшие губы.

— Привет, Эл.

— Привет, Белла.

Я подошел к старинному дивану, присел и закурил.

— Поздно ты сегодня, — произнесла она нетвердым голосом.

— В ту первую ночь, когда ты известила нас об убийстве Хардейкра, — начал я ровным голосом, — Полник хорошенько рассмотрел тот портрет обнаженной и совершенно правильно решил, что она — доступная женщина. Сегодня, когда он вернулся днем от Майеров, я спросил, что он думает о заде Жанин Майер, и он ответил, что даже не заметил, что у нее там.

— Ты пришел сюда, Эл, для того, чтобы затеять серьезную дискуссию о задницах? — Она пыталась казаться веселой, но это ей не удавалось, — Там нарисована твоя спина, твой зад, и я даже думаю, что это твоя работа, Белла. Автопортрет Беллы Бертран сзади. Это Гил навел тебя на такую мысль?

— Да, — тихо призналась она.

— Нет, — возразил я. — Тебе это просто кажется.

— Что ты хочешь сказать?

— Все это придумал «Бог из машины». Гений, который пишет и ставит собственные трагедии, полные жизни и смерти, любви и отчаяния, сладости и ненависти. — Я посмотрел на ее побледневшее лицо и рассмеялся. — Ты все еще пытаешься уловить суть орхидеи?

— Эл! — нервно произнесла она. — Что с тобой? Ты сегодня какой-то странный.

— Сегодня, милая Белла, смерть играла со мной и выиграла. Я могу начать писать книгу о болоте или просто превратиться в желтый шарик гнили.

Я затянулся, бросил окурок на пол и придавил каблуком.

— Я хотел бы поговорить с постановщиком, — громко сказал я. — Покажись, выйди, где бы ты ни был! Я напряженно ждал, но ничего не происходило.

— Он где-нибудь прячется? — спросил я Беллу. — Ты разбила его очки и засадила его в туалет?

— О! — Ее глаза вспыхнули. — Ты имеешь в виду Ламми?

— Я имею в виду пресмыкающееся. Пресмыкающееся с любым именем. Я чуть не забыл спросить: сегодня он снова одолжил у тебя ножницы?

— Что? — спросила она с внезапной жестокостью.

— Те самые плохо заточенные ножницы, которыми он прирезал твоего любовника Гила Хардейкра. Ты этого не знала?

— Я… Я не была уверена, — прошептала она.

— Я думаю, что он должен был хотеть, чтобы ты была уверена. Он навязал тебе возможность тревожиться об этом всю оставшуюся жизнь, так могло поступить только пресмыкающееся. То же самое и с твоим автопортретом, мила Белла. У тебя были определенные отношения с Гилом Хардейкром, и он попросил тебя нарисовать автопортрет со спины. Ты, наверное, решила, что это будет шокировать.

— Это была пошлая шутка, — пробормотала она.

— Белла, однажды в твою жизнь заполз, как бездомный пес, Ламберт Пирс, так?

— Может быть. — Она стиснула пальцы. — Мне было жаль его.

— Это была его первая победа. Он приходил к тебе, и ты привыкла видеть его и говорить с ним. Ты демонстрировала ему свое замечательное тело, не задумываясь, но если бы он дотронулся до тебя хоть одним пальцем, ты завизжала бы на весь дом.

— Я не думала об этом.

— Он был мужчиной, — сказал я с горечью. — Несчастным, но мужчиной. Он не надеялся обладать тобой, но одно утешение у него было. Пока Хардейкр не переехал в квартиру напротив, Пирс был рядом с тобой. Пресмыкающееся должно было покончить с этим. Меня удивило, что Хардейкр пригласил пресмыкающеес на обед. Интеллектуально пресмыкающееся было на голову выше его, но именно Гил спал с тобой, и думаю, никогда не давал Ламми забыть об этом.

Он внушил Гилу эту идею об автопортрете. Он знал, что для Гила ты сделаешь это, а для него — никогда. Гилу это показалось забавным, тебе — пошловатым. Но пресмыкающееся получило картину и использовало ее в своих планах относительно других людей.

— Я не понимаю, Эл. — Белла оцепенело воззрилась на меня. — Ты говоришь о Ламми?

— Белла, ты должна понять, что такое это пресмыкающееся. Ты единственная, кого мне удалось спасти, а это много значит для меня, по причинам, которые пока опущу. Когда ты отдалась Гилу, пресмыкающееся решило, что вас нужно жестоко наказать. Он наказал Хардейкра, заколов его в безумной ярости. Он наказал тебя, использовав твои ножницы для убийства твоего любовника и выдав твою шутку с автопортретом за подлинное произведение Хардейкра, написанное с Жанин Майер. Он ловко разыграл все это. Но это было лишь частью его плана, касавшегося совсем других людей.

— Каких? — Глаза ее были широко раскрыты.

— Он знал, что ты не осмелишься признать, что обнаженная — твоя работа, что ты не захочешь вмешиваться во все это. Ведь это кровь, перечеркнувша картину, испугала тебя до смерти. Потом все вообразили, что именно Жанин Майер позировала Хардейкру обнаженной. Жанин протестовала, но никто ей не верил. Ты предположила, что у кого-то есть мотивы для убийства Хардейкра. Джордж Майер мог быть ревнивым мужем, Кент Верной — ревнивым любовником.

— Ты хочешь сказать, что все это — идеи Ламми? — недоверчиво спросила Белла. — Странная жестокость. Эти кровавые полосы на моем портрете… — Она поежилась. — Это приводит меня в ужас!

— Теперь о ножницах, — остановил я ее, — он никогда не вытирал их. И когда ты взяла их впервые, он сказал, что ими легко заколоть человека насмерть и что ржавчина на них выглядит как присохшая кровь.

Глаза Беллы еще более расширились, она медленно кивнула.

— Эл, если ты его так хорошо знаешь, — прошептала она, — то я поверю всему, что ты о нем скажешь.

— Его роман о болоте…

— Да. Все, кому он рассказывал, покатывались со смеху, пока Ламми сохранял абсолютную серьезность. Это стало чем-то вроде традиционной шутки в нашем кругу.

— Было хорошо, когда люди смеялись с ним. Но он решил, что они смеютс над ним. И это сделалось чем-то вроде теста для людей, которые невыносимо унижали его своим смехом. Он принимал жалость и милосердие по отношению к себе, это давало ему силу, приносило пользу.

— Ты превращаешь его в какого-то сверхъестественного монстра!

— Он именно таков!

— Почему ты пришел сюда, Эл? — вдруг спросила она. — Сейчас три часа ночи. У тебя должна быть серьезная причина.

— Здесь все началось, в этом доме. И здесь должно закончиться. Я думал, он будет ждать меня.

— Я не видела его целый день.

— Но твои ножницы опять пропали?

— Что?

Я закурил, наблюдая, как она сосредоточенно ищет ножницы в самых невероятных местах.

— Дорогая, ты не найдешь их!

Голова ее дернулась, словно голова марионетки.

— Что ты хочешь сказать, Эл? Ты пугаешь меня. Я напряженно прислушивался, и, когда наконец услышал то, что хотел, я просто не мог поверить.

— Ты слышишь, он поднимается по лестнице? — сказал я Белле. — Слышишь?

Он поднялся и замедлил шаг, теперь он ступал более отчетливо, словно желая сообщить о своем приходе. Белла втянула голову в плечи и задрожала.

Дверь приоткрылась, и показалась голова Ламберта, стекла очков искали Беллу. Он готовился к большой игре.

— Входите, Ламми, — мягко пригласил я. — Вам ведь больше некуда идти.

Он проскользнул в комнату и медленно приблизился к Белле, которая, вс дрожа, делала вид, будто поглощена своей новой орхидеей. Его глаза злобно следили за ней из-за толстых стекол. Он стоял почти вплотную, но не касалс ее. Затем рука его скользнула в карман и что-то вынула…

— Белла. — Его голос прозвучал слишком громко. — Ты не хочешь получить назад свои ножницы?

Он держал руку над палитрой. Когда он разжал пальцы, ножницы, ударившись о палитру, упали на пол. Она машинально наклонилась, чтобы поднять их, но вдруг увидела запачканную металлическую поверхность и вскрикнула.

— Розыгрыш! — Ламми восторженно хихикнул. — Спроси хоть лейтенанта, Белла. Если бы это была настоящая кровь, она бы высохла несколько часов назад.

— Белла, сегодня вечером он убил Жанин Майер так же, как убил Гилберта Хардейкра, — отчетливо произнес я.

Она закрыла лицо ладонями и вслепую отошла, натолкнувшись на стену. Она расплакалась, как маленький ребенок.

— Ты опоздал, Ламми, — сказал я. — Что тебя задержало?

Он долго чесал макушку, запустив пальцы в заросли белесых волос, затем хихикнул, как застенчивая школьница.

— Что-то не так! — выпалил он, хлопнув себя ладонью по губам, и снова хихикнул.

Его рука медленно опустилась, в тяжелом раздумье он изучал мое лицо.

— Во всем виноваты вы! — вдруг крикнул он. — Зачем вы вмешались, лейтенант? Что вы наделали?

— В этом вы правы, — согласился я. — Майеры мертвы, Деккер тоже.

— Деккер? — резко спросил он.

— Он убил Джорджа Майера из ружья.

— Хорошо, — произнес он скучающим тоном. — О Деккере потом.

— Он заставил горничную позвонить мне. Но Хильда — умная девочка, она говорила так, что я сразу кое-что заподозрил. Деккер привязал ее к перилам крыльца, как приманку, но…

— Но вы, мой умный лейтенант, конечно, прошли через черный ход. — Он улыбнулся.

— Нет, я ударил по двери черного хода и быстро вернулся к парадной двери. — Когда я это произнес, его губы вдруг сжались. — Этого он не учел. Это было не так важно, он упустил это. Когда я включил свет, он ждал меня не там, где следовало. Я приказал ему бросить оружие, но это было все равно что приказывать луне.

— И поэтому вы убили его. — Он хихикнул. — Героический поступок, лейтенант, за такое награждают медалью.

— Здесь больше подходит наказание, а не награда, — с горечью сказал я. — Три человека умерли сегодня по моей вине.

— Но как это вам пришло в голову вмешаться в мою игру? — спросил он.

— Проклятое тщеславие! Хотелось воспользоваться вашим оружием. Вы ставили трагедию с живыми людьми и хотели уничтожить их всех по своему желанию. А думал, что сумею нарушить ваши замыслы, все смешать, спутать и…

— Расплетать нити чужих судеб, лейтенант, — тихо произнес он, — это не так-то просто, и плата за это высока. Я заплатил своим гротескным телом. А между тем один только вид привлекательной женщины приводит меня в неистовство. Но единственное, чего я мог добиться от женщин, — это жалости и материнского инстинкта. Я никогда не рисковал положить голову на грудь красавицы как любовник.

Из-за тяжелых стекол смотрели глаза беззащитного, ранимого существа.

— Лейтенант, вчера, когда я ушел от этой женщины, — напряженным жестом он указал на Беллу, — она почти умоляла вас, чтобы вы овладели ею. Она пыталась возбудить вас своей наготой, но вы отказались. Я бы отдал все за то, чтобы хоть раз побыть на вашем месте в такой ситуации.

Руки Беллы медленно упали вдоль тела. Она смотрела на него с изумлением, словно видела впервые. Отчасти это было правдой, такого Ламберта она видела впервые.

Он долго гипнотизировал меня взглядом. Потом глубоко вздохнул.

— Больше всего мне хочется, — начал он, — оставить вас с этим чувством вины до конца дней, лейтенант, — зазвучал его глубокий бас. — Но этого не допускает мое тщеславие. Я заплатил слишком высокую цену за свою силу, и не примитивному существу мериться со мной. Но можете обманывать себя, убеждая в том, что все-таки сражались моим же оружием на моей территории. Нужно равновесие, лейтенант. — Он лениво двинулся ко мне. — Должны быть жизнь и смерть, жадность, похоть, страх и боль, ужас и ненависть. Все это важно. А вот в каких пропорциях все это нужно — секрет. Виноваты ли вы в смерти троих? Посмотрим! Вы решили все разгадать, начиная с Хардейкра, ведь так? — Снисходительность тона Ламберта была неподдельной. — Наверное, поняли, что человек, затеявший все это, сумеет применить множество приемов дл единственной цели… Впрочем, я лучше объясню вам более просто…

— Не трудитесь, — заговорил я. — Я могу убить человека из-за пачки долларов, и это будет основанием для обвинения. Но я же могу совершить убийство, потому что это дает тайное, отравляющее, как наркотик, ощущение собственной силы. Я могу прикончить толстяка с пачкой долларов, потому что мой отец был толстяком и, когда я был маленьким, в наказание запирал меня в туалете. Но даже если я убью пятьдесят толстяков, это не приблизит меня к мести, в которой я нуждаюсь.

— Вы хотите быть первым среди первоклашек, лейтенант, — беззаботно заметил он. — Что ж, хорошо. Хардейкр должен был умереть, потому что взял то, чего я никогда не мог иметь. Белла должна быть наказана за то, что отдалась ему. И тут вмешиваются Деккер и Майер. Что они собой представляют? Физическая сила и звериная жестокость. Тут же и Жанин Майер — абсолютное развитие женского начала, но спеленутое липким коконом ложной морали в сочетании с ложной же аморальностью…

— А Кент Верной, ваш сводный брат? — спросил я с оттенком ленивого любопытства.

— Он моя единственная опора в этом враждебном мире. — Голос Ламберта ощетинился горькой иронией. — Но он испортил мне жизнь! Кент — блестящий молодой человек, добрый, великодушный, тщеславие Бога и остроумие осла! Между двух компаньонов, каждый из которых не сулит ему ничего особенного. Моему брату понадобилось так много времени, чтобы понять это! Но он продолжал стремиться к успеху. Жена Майера привлекательна. По ее дурацким стандартам позволить себе быть совращенной художником, которому ее муж платит за ее портрет, должно быть позорно и низко. Но позволить себе быть совращенной блестящим молодым человеком, которому ее муж доверяет — пусть даже это происходит в ее доме, — вполне приемлемо.

— Время идет, Ламми, — заметил я. — Переходите к сути.

— Используя великолепную картину Беллы с ее же собственным задом, я смог унизить Жанин Майер до предельной степени, — удовлетворенно сказал Ламберт. — Но картина, как вы знаете, сделала больше. Она автоматически доказывала, что Жанин была любовницей Хардейкра. И это дало Майеру мотив для…

— Эл уже говорил об этом, — вмешалась Белла. — Я не хочу слушать еще раз. Я хочу, чтобы ты доказал ему, что он действительно не мог предотвратить смерть этих троих.

Ламми помолчал, что-то бормоча себе под нос.

— Отлично! — произнес он. — Лейтенант был занят тем, что ходил от одного к другому, говоря убедительную полуправду об опасностях и угрозах. Когда сделал их всех потенциальными виновниками смерти Хардейкра, я должен был позаботиться о том, чтобы никто из них не имел алиби. — Он снисходительно кивнул мне. — Вы довольно быстро обнаружили это. Первая половина моей операции была таким образом завершена. Теперь переходим ко второй, заключительной части. И пожалуйста, не забывайте о множественности целей и многообразии наслаждений. Чего же я добивался? Удовольствия. Убить такого кретина, как Хардейкр. Одним ударом выбить почву из-под ног у таких, как Деккер и Майер, чье процветание основано на порочности и коварстве.

— Сюда не вписывается Кент Верной, — напомнил я.

— Не забыл. — Ламберт качнул огромной головой-тыквой. — Я спас его. Мой дорогой брат, который упорно отказывался публично признать, что мы с ним братья. Он только прозрачно намекал всем, что он единственная опора умственно отсталого брата. И все думали, что брат заперт где-нибудь в лечебнице, и тряслись от ужаса и отвращения, представляя себе обитель монстров-полулюдей. Я всегда любил Кента за это. — В его голосе зазвучали мечтательные нотки. — Для Кента я приготовил три подарка: крах бизнеса, где он функционировал в качестве блестящего молодого человека и имел приличное жалованье, кровавая и ужасная смерть его любовницы Жанин Майер, и наконец — суд и его собственная казнь. Наказание за преступление, которого он не совершал.

— Ламми, — нервно произнесла Белла. — Но как бы ты смог дальше существовать без Вернона? Ведь он был твоей единственной опорой.

— Я думаю, Ламми мог бы контролировать ситуацию, — сказал я ей. — Я полагаю, что состояние Вернона, слегка пополненное страховыми полисами, досталось бы Ламберту.

— Именно так, лейтенант. — Он улыбнулся. — Но подождите. Я пропустил кое-что важное. У Кента не было алиби и не было желания что-то объяснить.

— Я понимаю, — бросил я.

— Вы ведь знаете теперь, где был Майер — на пустынной дороге. Я доказал Кенту, что визит к его даме сердца будет совершенно безопасен. Конечно, так и было, исключая то, что теперь, если бы он захотел доказать свое алиби, ему пришлось бы скомпрометировать жену босса. Мне нужен был катализатор дл событий сегодняшнего вечера. Что может быть лучше ревнивого мужа для такой роли? Следуя своей роли хорошо осведомленного доброжелателя, я позвонил Майеру в контору и дал нужные сведения о его жене и Кенте. Если бы он не поверил, я предложил бы ему хорошенько отшлепать любимую жену, и она бы призналась. Но мне еще нужен был человек, который доказал бы, что Верной — убийца Хардейкра. Вот почему вы никак не могли застать Вернона, он ускользал от вас, словно был виновен. Наконец я предложил ему позволить вам застать его. Я велел ему остаться дома и позволить вам прийти к нему домой. А важное свидание, о котором он говорил, — это было свидание со мной. Майер бросилс между тем домой и потащил Жанин в ее комнату. Через пять минут она призналась, ведь он был осведомлен о ее отношениях с Кентом не хуже ее самой. А я в это время позвонил Хэлу Деккеру и сказал, что Майер только что узнал, что Верной спал с его женой, и сейчас как безумный. Я сказал, что Майер уверен, что все это подстроил Деккер, и как только Майер разделается с Верноном, он застрелит Деккера. Деккер понял это как заговор Майера и Вернона с целью убить его. Он вообразил, что не стоит ждать, пока это произойдет. Он схватил дробовик и кинулся к Майеру. А я между тем позвонил Майеру и назвался Кентом Верноном. Я уверял, что да, я любовник его жены и так и будет продолжаться, а Майеру лучше убраться, иначе все это плохо кончится. Я знал, что теперь Майер ждет Вернона, чтобы изрешетить его. Жанин решила предупредить любовника. Она позвонила ему и все с преувеличениями описала. Не так уж трудно было убедить Кента, что неуравновешенный Майер способен убить свою жену. И Кент отправился к Майеру — спасать Жанин. Майер уже ждал с ружьем. Мне необходимо было отвлечь его внимание. Я велел Кенту отвлечь Майера, пока я прокрадусь в дом и скажу Жанин, чтобы она была готова к бегству. Кент принялся преследовать Майера. Я пробрался в комнату Жанин и сделал то, что сделал. Она не издала ни звука. Я выскользнул из дома незамеченным и счастливо ждал, когда же появится Кент. Я собирался сказать ему, что возлюбленная ждет его, а пока он будет с ней, я, мол, займу Майера, заставив его гоняться за мной по парку. Я дружески похлопал бы его по спине и незаметно подсунул бы ему в карман ножницы. Через пять минут я бросился бы к Майеру и сказал, что из его дома раздаются ужасные крики. А когда он войдет в дом, как раз появится Деккер.

— Но что-то нарушилось в вашем плане? — спросил я.

— Кент не вернулся. Я видел, как Майер прошел в дом с ружьем под мышкой и с самодовольной ухмылкой на лице. Я должен был соображать, что этот болван окажется неплохим стрелком и подстрелит Кента. Майер вошел в комнату жены и вышел оттуда в шоке. Таким его и увидела горничная. Она побежала наверх, обнаружила тело Жанин и потеряла сознание. А тут прибыл Деккер и по-своему позаботился о Майере. Но все необычное всегда происходит в самый неподходящий момент. — Ламми пожал плечами.

— Что необычное? — Я нахмурился.

— Необычное! — Ламберт ухмыльнулся.

— Хильда! — Я сжал кулаки. — Крик разбудил ее, она вышла и увидела Майера…

— В этом ничего необычного нет.

— Жанин мертва, Майер в трансе, Деккера еще нет, кто же кричал и разбудил Хильду?

— Ночная птица или гудок железной дороги, — предположил Ламберт.

— Что это? — вдруг произнесла Белла.

— Что? — Ламми съежился.

— Как будто кто-то что-то тащит по лестнице. — Белла снова задрожала.

— Надеюсь, я убедил вас, лейтенант, что вы не могли предотвратить все эти смерти?

— Убедили, — признался я.

— Но вы все еще хотите арестовать меня.

— А что мне еще остается делать!

Я тоже слышал, как кто-то тащится по лестнице.

— Кажется, я не убедил вас, лейтенант. — Глаза за толстыми стеклами не сводили с меня напряженного взгляда. — Вы все еще хотите арестовать меня? Или убить прямо здесь?

Шаркающий звук сделался вполне отчетливым. Белла прижала ладонь к губам.

— Кент? — вдруг пискляво выкрикнул Ламми. Верной двигался медленно. Его лицо было лихорадочно-бледным, глаза горели, костюм был весь в грязи. Чувствовалось, что он едва переносит боль.

— Кент? Ты ранен? — пищал Ламми. Правая нога вяло тащилась вслед за Верноном, словно бы вовсе и не принадлежала ему.

— Майер подстрелил меня, — металлическим голосом произнес Верной.

— Кент! — Голос Ламми снова обрел свое басовое звучание и выразил бездну участия. — Мы должны отправить тебя в больницу.

— Это может подождать, — произнес Кент без всякого выражения. — Майер даже не пожелал проверить, жив я или умер. Он сразу ушел в дом. Я пополз туда же, мне некуда было деваться. Это отняло чертовски много времени. Я решил, что скорее выживу в доме с Майером, нежели один под кустом, истека кровью. Я вполз в дом. Майер окаменел в прихожей. Я выдернул у него из-под мышки винтовку и использовал в качестве костыля. Я начал звать Жанин. Она не отвечала. Я встревожился. С трудом мне удалось добраться до ее комнаты.

— Значит, это ваш крик разбудил горничную, — сказал я.

— Наверно. Когда я услышал ее шаги, я спрятался в туалете. Я думал, что все примут меня за убийцу Жанин. Горничная вошла и упала без чувств, это дало мне возможность спуститься по лестнице и выйти через черный ход.

— Какой опасности ты подвергался, Кент! — Ламберт смотрел на него с сочувствием. — Но тебе нужен врач.

— Потом, — отмахнулся Верной, его правая рука подхватила ружье, которое он использовал в качестве костыля, и он прицелился в брата. — Ты убил ее, — произнес Вернон сдавленным голосом. — Заколол. Насмерть. Как Хардейкра.

— Кент… я… — У Ламберта вдруг пропал голос.

— Я бы позволил лейтенанту арестовать тебя. Но ведь тебя запрут в какой-нибудь лечебнице, и я никогда не буду чувствовать себя в безопасности, — хриплым голосом продолжал Верной. — В любое время ты сможешь убежать, убив кого-нибудь из больных или врачей. — Кент обратил на меня холодный взгляд. — Если вы попытаетесь остановить меня, лейтенант, я застрелю вас. Я отвечаю за это все. Я его брат. — Он горестно сжал губы. — Я должен был решиться на это много лет назад, но у меня не хватило мужества.

Уродливое тело Ламми задрожало. Он был совершенно беспомощным. Голова его тряслась.

— Его надо было убить еще при рождении, — хрипло сказал Верной. — Уже тогда было ясно, что он лишь отчасти человек, а в остальном — монстр.

Крик боли и отчаяния вырвался из груди Ламберта. Потом Вернон начал стрелять из ружья и стрелял до тех пор, пока не кончились патроны. Верной смотрел на брата, труп которого чудовищным гротеском распростерся на полу. Ружье упало рядом.

— Должно быть, он был маньяком, — шептал Кент. — Не думаю, что для Ламми есть подходящее название.

В офисе Аннабел Джексон упорно предлагала мне свой стул для отдыха. Я сделал слабую попытку оправдать свое поведение во время нашей встречи, но она не дала мне докончить.

— Не надо ничего говорить, Эл, — произнесла она таким голосом, каким разговаривают с родственниками усопшего в ожидании выноса гроба. — Я понимаю. — Голос ее звучал тошнотворно-сладко она посмотрела мне в глаза. — Может быть, все к лучшему.

— Что?

— Коронарная недостаточность! — со значительным видом произнесла она.

Я ничего не понимал.

Мне ничего не оставалось делать, как отправиться в кабинет Лейверса. Лучшее место, где можно ничего не делать, — это рядом с шефом. Он даже не заметит.

— Разве вы не ушли из моего кабинета пять минут назад? — Шериф холодно взглянул на меня.

— Возможно, — вежливо ответил я. — Но я так скверно чувствую себя, что даже не помню, где я находился пять минут назад.

— Шли бы вы домой, Уилер, — предложил он. — Не путайтесь у меня под ногами. Вы ни черта не делаете после того случая с Ламбертом Пирсом, а это было уже десять дней назад…

— Я хотел бы вам задать по этому поводу несколько вопросов, шериф, — поспешно заговорил я. — Слышали вы что-нибудь о Кенте Верноне?

— Кажется, они смогут спасти ему ногу. Шину наложили вовремя. Через десять минут было бы поздно.

— Как вы думаете, что с ним будет?

— Дело тяжелое, — грустно произнес Лейверс. — Может быть, обвинение в непредумышленном убийстве. Но полностью его не оправдают. Даже если он считал, что казнит справедливо, все равно приговор ему вынесут.

— Шериф, меня еще кое-что беспокоит. Почему так быстро забылось дело Ламберта Пирса. Всего десять дней прошло, а ни в одной газете — ни строчки.

— Слишком страшное дело. — Шериф поежился. — Ламберт был жуткой личностью. Брат убил его на том основании, что он даже не был человеческой личностью. Люди не любят сосредоточиваться на подобных вещах. Надеюсь, вы понимаете?

— Думаю, да. Но это чем-то напоминает заговор с целью забыть о самом существовании Ламберта.

— После того как вы видели три трупа и думали, что все эти люди погибли из-за вас, вы хотите вспоминать о Ламберте Пирсе?

— У меня нет выбора, шериф, — честно признался я. — Вы не слышали его, когда он в последнюю ночь рассуждал о равновесии и пропорциях — жизнь и смерть, ужас и ненависть, похоть и…

— Так! — прервал шериф. — Спокойной ночи, Уилер.

Я вышел из офиса, сел в свой «хили»и отправился домой. Затем наступил прекраснейший момент дня: я нажал кнопку и ждал. Конечно, она могла куда-нибудь выйти или уехать на пару дней в Чикаго.

Дверь приоткрылась, два беспокойных серых глаза проверили: один ли я.

— Спасибо, Хильда, — мягко поблагодарил я и вошел. — Все готово?

— Да, сэр, — дерзко ответила она.

Я чувствовал себя важной персоной, так как был единственным копом в стране, у которого есть собственная горничная. Я поправил галстук, расправил плечи и спросил:

— Готово?

— Готово! — сказала она.

Я лениво вошел в гостиную. Тихо звучал проигрыватель, нежно позвякивали кубики льда в двух только что приготовленных коктейлях из шотландского виски. Итак, глубокое уютное кресло и горничная, готовая подать бокал.

Я гордился ее униформой, которую сам же и придумал. Прелестный сборчатый чепчик и черный шелковый передник.

— Сядешь ли ты до того, как я умру от холода? — вдруг прошипела Хильда.

Я развалился в кресле. Она подала холодный как лед напиток. Лукава улыбка осветила лицо Хильды. Она нежно погладила меня по затылку.

— Эл! — проворковала она.

— Господин! — мягко поправил я.

— Господин?

— Рабыня? — Я вопросительно поднял брови.

— Я подумала, что мне надо надевать лифчик. В прошлый раз я превратилась просто в кубик льда. — Ее внезапная трепетная дрожь напомнила мне почему-то о сказках «Тысячи и одной ночи».

— Никаких лифчиков, — твердо сказал я.

— И еще одна вещь, — продолжала она. — Фартук ты придумал изысканный, но забыл одну деталь. У него нет задней половинки.

— Ничего я не забыл! — весело сказал я.

— Но ты понимаешь, — горячо проговорила она, — если я повернусь…

Я посмотрел на свои ногти, потом некоторое время полировал их о лацкан.

— Рабыня, повернись! — повелел я с блаженной улыбкой.