"Евгения, или Тайны французского двора. Том 1" - читать интересную книгу автора (Борн Георг Фюльборн)

V. ПОХИЩЕНИЕ МОЛОДОЙ КОРОЛЕВЫ

Прежде чем вернуться в парк, на темных аллеях которого мы оставили гуляющих Изабеллу и Евгению, да будет нам позволено сказать несколько слов о прошлом этой молодой поверенной королевы, а также и об ее родных. Мать обеих прелестных сестер Евгении и Марии, гордая и умная графиня Теба, одаренная многими достоинствами, была дочерью честного купца Кирпатрика, жившего на острове Малага. Такое превращение покажется, может быть, странным, так как в госпоже Монтихо не было ничего такого, что бы могло выдать ее происхождение из лавки торговца, но это так удавшееся превращение, конечно, послужит доказательством того, что дочь купца Кирпатрика не была лишена известных талантов.

Она сумела привязать к себе жившего тогда на Малаге артиллерийского экс-офицера Монтихо, графа Теба. Девица была хороша, мила и умна. Эти качества уже покинули графа, бывшего гораздо старше ее, а потому едва ли можно назвать чудом, что граф был побежден и попросил ее руки, а прекрасная Кирпатрик согласилась вступить в брак с лишенным средств стариком потому только, что он сделал ее графиней Теба. К тому же осколок ядра лишил Монтихо правого глаза, вследствие чего он носил большую черную повязку, закрывавшую эту ужасную впадину, но все-таки можно сказать, что для графини он был сущим кладом и чуть ли не красавцем.

Новобрачные, несмотря на все это, казалось, жили чрезвычайно счастливо. Сначала они отправились в Мадрид, а потом в Париж. Благодаря своему уму и красоте графиня Теба Монтихо скоро составила около себя значительный блестящий кружок из знатных людей, которые считали за честь оказывать постоянное внимание и услуги молодой донне.

Брак графа был вскоре благословлен рождением дочери, которой дали имя Мария. Говорят, что счастливый отец нежно любил этого хорошенького ребенка и носил его на руках, из чего видно, что Монтихо был чрезвычайно добрым, верным мужем и отцом, но вскоре опасная болезнь сразила его, и он умер на руках своей жены, которой в эти тяжелые минуты служил опорой и советником лорд Кларендон, умный и обладающий большим богатством англичанин.

У графини Теба вскоре после смерти графа родилась вторая дочь, Евгения. С этого времени салон прекрасной вдовушки стал сборным пунктом знати. В Мадриде или Париже, где бы ни появилась прекрасная графиня Теба, дом ее был полон комфорта и открыт для многих. Наибольшее же предпочтение она оказывала богатому лорду Кларендону, который проявлял почти отеческие заботы по отношению к дочерям графини, в особенности к Евгении.

Заслуживала ли прекрасная вдова графа Теба такую преданную любовь и умела ли она ценить ее, мы не беремся разрешить; рассказывают только, что лорд Кларендон, умерший не так давно, делал сначала сцены графине Монтихо, которую он любил от всей души, а потом молча стал переносить ее капризы и разыгрывать верного спутника донны даже и тогда, когда ее салон сделался шумным сборищем Мессалины, где она принимала с приветливой улыбкой пожертвования тех, кто разорялся по ее милости. Сюда стекалось общество, принадлежавшее по внешнему виду к высшему кругу, но по своему поведению и манерам скорее походило на общество мезоне note 1 улиц Толедо.

Слабовольный и добродушный лорд Кларендон вынужден был переносить все это, после того как ему не удалось изменить обстоятельств; очень может быть, что от него скрывали самые важные обстоятельства и умели пользоваться его доверием.

Можно себе представить, что пример, который подавала все еще красивая и отчаянная кокетка графиня своим подрастающим дочерям, возбудил в них тщеславие и желание нравиться в большей мере, чем это следовало бы. Идти по следам своей матери способна была особенно старшая дочь, Мария. Когда ей было двенадцать лет, то и тогда уже она любила роскошно одеваться, и как истая испанка предпочитала яркие, бросающиеся в глаза цвета.

Евгения старалась не уступать старшей сестре, а потому обе рано развившиеся девушки появлялись в обществе их матери в дорогих и красивых нарядах, что приличествовало придворным дамам и что мы уже имели случай заметить.

Мария все более и более привязывалась к герцогу Альба, который был очень деятелен при дворе, Евгения же так была увлечена энергичным генералом Нарваэсом, что ее мысли были полны только им, и для нее самой большой радостью было снова увидеть его неожиданным образом в парке Аранхуэса. Евгения горячо любила генерала, которого ожидало блестящее будущее. Это довольно часто случается с молодыми девушками, когда душа их приходит в восторг от мужества и увлечения успехами предмета их пристального внимания. Мария, напротив, надеялась посредством герцога Альба сделаться герцогиней, и это так было заманчиво для молодой графини, что она ни о чем более не думала, как о средствах, которые бы увенчали успехами ее стремления.

Графиня передала своим дочерям кое-что из интимного разговора, который она имела с молодым графом, но бурные события последних недель явились такой помехой, что о назначенном при дворе бале, на котором герцог хотел явиться с голубым или с розовым бантом, теперь нечего было и думать. Графиня была очень счастлива тем, что она вообще получила согласие знатного дона, и предоставила времени решить, которой из ее двух дочерей предложит герцог свою руку.

В то время как Мария в качестве придворной дамы осталась в Мадриде, при болезненной инфанте Луизе, сестре королевы Изабеллы, Евгения сопровождала двор в Аранхуэс. Она была избранной поверенной молодой королевы, что тайком вызывало слезы на обычно плутовски сверкающие глазки миленькой, маленькой маркизы Бельвиль, так как она видела, что ее то приближают, то отдаляют.

Изабелла поручила маркизе отправиться в замок и собрать там сведения о странном появлении монаха, а Евгению удержала при себе. Такая отсылка, или обязанность камеристки, выпавшая на долю обиженной маркизы Бельвиль, должна была усугубить опасность, о которой и не подозревали ни сама молодая королева, ни графиня Евгения; они даже и не думали о возможности чего-нибудь подобного здесь, в парке Аранхуэса, а опасность между тем была сильна.

Склонная к мечтательности Изабелла, удалив Паулу де Бельвиль, увлекла свою поверенную в чащу парка для того, как говорила она, чтобы при луне насладиться всеми поэтическими воспоминаниями и впечатлениями. Обе девушки хотели помечтать о своей любви, прогуливаясь в такой чудный, романтичный вечер. Для них было благодеянием признаться друг другу в своей любви, которую одна из них питала к Серрано, а другая — к Нарваэсу, доблестным полководцам королевских войск, сражавшимся против карлистов.

Изабелле и Евгении доставляло невыразимое удовольствие глубже зайти в эту уединенную, отдаленную часть парка и скрыться там от маркизы, которая, возвратись из замка, станет их искать. Обе прелестные девушки, отыскивая тайные аллеи, удалялись таким образом все дальше и дальше от киоска, где уже был накрыт стол. Они не обращали внимания на то, что вечер быстро сменился ночью, что последние красные лучи солнца исчезли и сумрак сгущался — им ведь и хотелось помечтать в темноте, чтобы никто не мешал.

Посреди густо насаженных деревьев, окружавших дорожки, где проходили королева и ее подруга, стало совсем темно. Будучи углублены в свои мечты, они и не заметили наступления ночи и все глубже и глубже проникали в безлюдную часть Аранхуэсского обширного парка. Они не боялись, потому что любовь сопровождала их и овладевала ими с такою силою, перед которой исчезало все остальное. Мысли их принадлежали генералам Серрано и Нарваэсу.

— Когда они окончательно победят врагов, — шептала Изабелла, — и мы снова вернемся в Мадрид, тогда будет назначен карнавал. О Евгения, представь себе, что они вернутся в столицу увенчанные славой, и мы узнаем их под масками, они будут искать нас и найдут.

— Это будет восхитительно, королева, и я ничего так сильно не желаю, как победы их над врагами.

— Это не так легко, как ты думаешь, Евгения! Дон Карлос, брат моего высокопоставленного отца, станет искать всевозможные средства, чтобы отнять у меня трон. Но тем-то и должны мы гордиться, что наши возлюбленные сражаются за нас! Это нечто такое романтическое, чудное, — с энтузиазмом говорила королева, схватив руку Евгении и горячо сжимая ее. — Франциско Серрано так красив и так благороден, что я буду его любить вечно, хотя я не имею на это права. Дело в том, что моя высокопоставленная мать сообщила мне вчера…

— Вы плачете, ваше величество?

— Что я должна пожертвовать своей любовью во имя этикета и политики!

— Не плачьте только, ваше величество, это для меня ужасно!

— Ты должна знать все, Евгения, потому что ты чувствуешь, как горячо я его люблю. Во время карнавала нам предстоит прием принца Франциско д'Асси, желающего посетить наш двор. Угадываешь ли, по какой причине?

— Чтобы повидать инфанту Луизу.

— Ты не угадала, Евгения.

— Чтобы посетить вашу светлейшую матушку, а его тетку?

— Нет, Евгения.

— Как, так неужели принц едет для того, чтобы…

— Чтобы развлечься при дворе и притом, к моему несчастью, посвататься ко мне, — рыдая, прервала молодая королева свою поверенную.

— Но ведь этого можно будет как-нибудь избежать, — утешая, заметила Евгения.

— Да, ты права, я тоже надеюсь на это! О, мой план уже готов, патер Маттео не смягчит меня, я заметила, что он стоит за принца. Я обезображу себя, я буду так дурна и так нелюбезна, как только возможно; я испугаю его, и если будет нужно, то скажу ему, что я его ненавижу и что я никогда не буду принадлежать ему, — говорила печально Изабелла, в то время как грудь ее сильно вздымалась, а сама она передвигалась порывисто. — Я скажу ему все, скажу, как люблю Франциско Серрано, и тогда он увидит, что ему лучше всего следует вернуться в Неаполь.

— Что бы это такое было? — внезапно промолвила Евгения, бессознательно прижав руку Изабеллы к своему сердцу. — Вы ничего не слышите, ваше величество?

— Ты говоришь про этот шум? Это не что иное, как ветер, играющий верхушками деревьев. О Евгения, если меня будут принуждать…

— Клянусь именем Пресвятой Девы, королева, мы слишком далеко зашли. Вы ничего не видите?

Изабелла так углубилась в свои сердечные дела, что до сих пор ничего не замечала своими отуманенными от слез глазами; она только видела песок на дорожке, по которой шла рядом с Евгенией, но, испуганная возгласом подруги, остановилась и огляделась.

В первую минуту она ничего не увидела, но Евгения как бы окаменела и лишилась возможности двинуться или крикнуть, увидев близ решетки, отделявшей парк от окрестностей замка, фигуру какого-то человека. Обе девушки были здесь совершенно удалены от многолюдной части парка, даже их призыв о помощи едва бы достиг киоска, где только что собрались придворные гости.

Тут и Изабелла заметила чернобородое лицо итальянца, который неслышно подкрался сюда и поднялся из-за куста. Прежде чем они были в состоянии крикнуть, к Филиппо близко подошел Олимпио, а Клод де Монтолон стоял позади, как бы представляя стражу.

Евгения опомнилась скорее, чем молодая королева, которая в первую минуту приняла итальянца за садовника. Но всякая попытка к бегству была бесполезна. Обе попытавшиеся удалиться девушки после нескольких сделанных ими шагов были уже настигнуты и схвачены, два слабых голоса о помощи едва ли нарушили тишину ночи, царившей в этой части парка.

Вблизи не было ни одного камергера, ни одного адъютанта, ни одного лакея, которые бы могли оказать помощь обеим, так внезапно застигнутым девушкам.

Филиппо схватил молодую королеву и, несмотря на сильное ее сопротивление, смело взял ее на руки, чтобы теперь со своей прекрасной ношей проложить дорогу через кустарники и поспешить к Клоду, который с лошадьми ожидал недалеко от решетки ограды. Три похитителя избрали удобное место огороженного парка, так как там, где для слуг находились решетчатые ворота, легче всего было перелезть через железную ограду и выйти на свободу.

В то же время Олимпио Агуадо догнал прелестную Евгению, схватил ее и нежно поднял на руки. Она старалась сопротивляться — испуганно взывала о помощи; все громче и громче звучали жалобные крики обеих девушек, но никто их не слышал.

Тогда Евгения начала вымаливать настойчивыми просьбами свободу, себе и молодой королеве, сердце ее сильно билось — она не знала, что значило это ночное похищение, подумала о злобных, кровожадных разбойниках, и ее объял сильный страх, так что девушка вся тряслась и, чувствуя свою беззащитность, горько плакала. Это, казалось, тронуло ее похитителя.

— Будьте спокойны, прекрасная донна, — сказал Олимпио, — вам не будет нанесено никакого оскорбления.

— Сжальтесь же и освободите королеву и меня, — умоляла Евгения в то время, как Филиппо со своей прекрасной ношей подошел к лошади и посадил на нее обессилевшую Изабеллу.

— Это невозможно, графиня Теба, — тихо возразил Олимпио, узнавший подругу королевы. — Вы пленница дона Карлоса.

— О святые, — рыдала Евгения, — мы пропали — нас убьют.

— От верховой езды в ночное время вы не умрете, прекрасная донна, — сказал Олимпио, подсадив прелестную девушку через решетку и затем сам ловко перескочив через нее. — Положитесь на меня без страха, вы непременно почувствуете уважение, которое каждый кавалер должен оказывать такой молодой и такой прекрасной донне.

Евгения поняла, что все попытки освободиться бесполезны, еще раз закричала о помощи и залилась слезами, увидев королеву, лишившуюся чувств в руках Филиппо. Подошел маркиз и уверил, что все попытки освободиться тщетны, и попросил, чтобы дамы доверились своей судьбе.

Олимпио же постоянно должен был следить за прелестной Евгенией, которую он похитил с риском для своей жизни, и он поцеловал ее руку, чтобы показать, какой он преданный кавалер и что просит ее подчиниться обстоятельствам.

Через несколько секунд три всадника, скача со своей добычей, оставили замок Аранхуэс и повернули по направлению к каштановой роще, где они прежде отдыхали. Похищение в эту ночь удалось им.