"Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1" - читать интересную книгу автора (Борн Георг)

XVI. МАГДАЛЕНА И ЖОЗЕФИНА

Белая голубка, осыпаемая насмешками и бранью братьев, с трогательной заботливостью перенесла спасенных женщину и мальчика к себе в комнату.

Жан и Жюль ненавидели сестру за то, что отец постоянно защищал ее и больше любил. Они использовали каждый удобный случай, чтобы обидеть и очернить Жозефину, но Пьер Гри, несмотря ни на что, всегда был на ее стороне. Поддержка отца придавала ей больше решительности и твердости, что было так необходимо в той обстановке, в которой она жила.

Раньше случалось, что какой-нибудь дерзкий цыган или молодой авантюрист пробовали задевать дочь Пьера Гри, позволяя себе какую-нибудь неприличную шутку или обращение с ней как с развратной женщиной, тем более, что братья смеялись, глядя на это. Но Белая голубка вскоре сумела приобрести общее уважение, осаживая наглецов так, как это никогда не делали девушки в других трактирах. Как-то раз один нищий, у которого всегда водились деньги, стал слишком приставать к ней, не обращая внимания на ее серьезный отпор. Белая голубка позвала отца и Пьер Гри до тех пор стегал дерзкого ремнем, пока тот не дал слова никогда больше не оскорблять его дочери.

В таком окружении, как на острове Ночлега, нелегко было оградить себя от дерзостей, тем более заслужить уважение.

Жозефина хлопотала в своей комнате около спасенных. Эта бледная незнакомка произвела сильное впечатление на девушку. Бедняжка, несмотря на страдальческое выражение лица, была очень хороша собой. Вероятно, отчаяние заставило ее искать смерти, думала Жозефина и боялась, что, проснувшись, бедная женщина не слишком будет ей благодарна за спасение. Но она ведь только исполнила свой человеческий долг. Может быть, еще можно привязать ее к жизни, излечить ее горе. Бедняжка внушала ей глубокое сострадание и большую симпатию. Ей отрадно было сознавать, что она помогла этой бедной матери прелестного мальчика.

Эстоми, или Нарцисс, как в продолжение пяти лет звала его Ренарда и как он сам себя назвал, отвечая на вопрос Белой голубки, был так испуган, что, весь дрожа, забился в угол постели, тихо плакал и не хотел выпить подогретого вина, которое ему предлагала Жозефина, влив сначала несколько капель в рот его матери.

— Мама Ренарда, я хочу к маме Ренарде! — повторял он время от времени, всхлипывая.

Голосок его был так жалобен, что Белая голубка всячески старалась утешить его.

— Да вот ведь твоя мама Ренарда, — шептала она, думая, что так звали молодую женщину, — она спит, закрой глазки и ты, завтра все поправится.

— Это не мама Ренарда, — жалобно ответил маленький Нарцисс.

— А где же она, как же ты сюда попал? — спросила она тихонько.

Вместо ответа мальчик заплакал еще громче. Он ничего не мог объяснить, не мог понять, как он очутился тут. Для него существовала одна мать — старуха Ренарда, которая нянчила его и играла с ним, и вдруг он очутился на руках чужой женщины, чуть не утонул в ледяной воде, какая-то другая незнакомка взяла его в челнок, потом принесла и уложила в постель возле женщины, с которой он тонул. Мальчик был совсем ошеломлен и еще раз заглянул в лицо спавшей рядом женщины, надеясь, что все это был страшный сон и что около него спит добрая Ренарда, но его маленькое личико опять сморщилось и он снова стал потихоньку плакать. Да, это действительно была чужая женщина.

Когда начало светать и Нарцисс мог разглядеть комнату, его горе и страх немножко уменьшились. Жозефина всячески утешала его и наконец уговорила поесть немного. После этого усталость одолела его, влажные от слез большие глаза стали смыкаться, и он уснул на руках у Жозефины.

Девушка не могла понять загадки, которую слова мальчика делали еще необъяснимее. Что же такое случилось с этой несчастной? Отчего она хотела не только умереть сама, но и убить этого ребенка? Измученное лицо ее было далеко не похоже на лицо злодейки. Какая тайна окружала ее и дитя, очень сходное с ней чертами?

Она надеялась все узнать после. Тихонько положила мальчика на постель и пошла к Пьеру Гри рассказать о том, что случилось ночью, прежде чем Жюль и Жан раздражат / его своими наговорами.

Жозефина знала, что придется выдержать бурю, но совесть ее была чиста, кроме того, она знала, что отец все прощал ей, когда она ласково просила его о чем-нибудь.

Пьер Гри был уже за прилавком. Утром, перед тем как нищие и цыгане уходили, он подавал вино, водку, разные напитки собственного приготовления, хлеб и колбасу, аккуратно собирая плату.

В распивочной было весело и шумно: цыгане собирались в город давать свои представления, немые нищие кричали и болтали, хромые отлично бегали, нося под мышкой деревянные ноги.

Пьер Гри был по горло занят, внимательно следя за тем, чтобы каждый заплатил за выпивку и еду. Ему приходилось иметь дело с пройдохами и мошенниками, но он всех их знал и умел с каждым ладить. Иногда пускал в ход шутку, иногда грубое словцо, а иногда и кулак. Одни любили его, другие боялись, и всех он держал в руках.

Пьер Гри не замечал стоявшей на пороге Жозефины… Наконец трактир стал пустеть.

— Постой, достанется тебе на этот раз от старика, — крикнул ей Жюль, проходя мимо.

— Ты думаешь, что можешь таскать к нам в гостиницу всякую дрянь, которой нечем платить? — прибавил Жан с угрозой в голосе. — Вот узнаешь нас! Довольно того, что и ты тут баклушничаешь.

Жозефина ничего не ответила.

— Она воображает, что может делать, что ей вздумается, а мы бейся да добывай деньги!

Они оба были противны девушке, и не только потому, что обижали ее, ей отвратительно было то, что, притворяясь калеками, они обманывали людей. Она не могла подавить в себе презрение к ним при мысли, что такие здоровые и сильные мужчины сидят где-нибудь в углу на улице и именем Божьим просят милостыню!

В трактире вскоре остались только Пьер Гри и англичанин, укротитель зверей Джеймс Каттэрет. Укротитель рассказывал трактирщику, что путешествие с животными приносит ему хороший доход, что уже не раз богачи предлагали ему большие деньги за медведя и льва, но он не хочет продавать их, потому что очень трудно приобрести таких славных зверей и приручить. Он жалел только, что год тому умер его маленький сын, который обыкновенно играл со львом и делал самые удивительные штуки, восхищавшие весь Лондон, за что публика хорошо платила. Когда Джеймс Каттэрет ушел, Жозефина вошла в комнату.

— Ты кстати явилась, я только что собирался идти к тебе! — вскричал Пьер Гри.

Белая голубка поняла по нахмуренному лицу отца и по его голосу, что он сердит.

— Отец Гри, я пришла к тебе с просьбой, — мягко сказала девушка.

— Правда это, что ты привезла сегодня ночью в гостиницу какую-то девушку с ребенком?

— Ты взволнован, отец Гри…

— Отвечай, правда это, или нет?

— Да, правда, бедняжка бросилась с ребенком в воду и я…

— И ты притащила их сюда, — сердито перебил Пьер Гри. — Так Жюль не солгал мне, я не хотел ему верить, думая, что он клевещет на тебя. Чтоб сию минуту их не было здесь! Зачем нужна эта сволочь, у которой ни гроша в кармане нет? Они только будут подслушивать да подсматривать за мной!

— Позволь остаться бедной женщине, отец Гри, она такая бледная, измученная…

— Вон сию же минуту, говорят тебе. Не советую сердить меня, — кричал отец. — Что тебе до чужих людей?

— Мне их жаль, отец Гри, не сердись так! Ведь я знаю, это ты не от себя говоришь, тебя братья настроили!

— Не хочу я, чтоб за мной подсматривали. Кто такая эта женщина? — спросил Пьер Гри.

— Не знаю, отец, только она, должно быть, очень несчастная и бедная… Я вытащила ее из воды!

— Еще с полицией свяжешься? Сейчас же прогони их отсюда!

— Ты еще никогда так сердито не говорил со мной. Это братья виноваты, но разве я не такое же твое дитя, как и они, и не могу обращаться к тебе с просьбой? — мягко и грустно спросила Жозефина. — Прежде ты был ко мне добр и ласков, а теперь мне часто кажется, что я совсем не твоя дочь…

Пьер Гри с удивлением посмотрел на нее и как будто испугался ее слов, но сейчас же спохватился.

— Не говори глупостей, — пробормотал он, — я и теперь добр и ласков к тебе, но я лучше знаю, что тебе можно, а чего нельзя. Ты прежде всегда была послушна.

— Я и теперь буду тебя слушать, отец Гри, но… если бы ты только видел эту бедняжку! Теперь она спит, и личико у нее хорошенькое, как у ангела, но она такая бледная. Пожалей ее, послушай, я ведь буду только делить с ней мою комнату и обед. Она тебе убытка не сделает, это не шпионка. И мальчика позволь оставить. Будь добр и сострадателен!

Пьер Гри с досадой отвернулся от девушки…

— Отец, — продолжала Жозефина, поспешно подойдя и положив ему руку на плечо, — отец Гри, так бедняжка останется с мальчиком у меня в комнате, да?

— Я, скрепя сердце, соглашаюсь, чтобы ты не говорила больше, что тебе кажется, будто ты не моя дочь. Но больше не осаждай меня просьбами, слышишь? Да пусть братья не видят этой женщины, а то они меня замучают, а я не хочу, чтоб мне твердили, что я исполняю твои приказания! Только долго я не позволю ей оставаться здесь, не забывай этого!

— Спасибо, добрый отец Гри! — горячо ответила Белая голубка. — Они останутся, пока выздоровеют, а потом уйдут. Бедняжка тоже похожа на нищую, только гораздо беднее и несчастнее других нищих.

— Ты на всю жизнь останешься со своей глупой добротой, — ворчал старик, — кто поступает по твоему, тому никогда ничего себе не нажить. Что тебе до чужих? Чтоб помогать бедным, надо быть королевой!

— Может быть и так, отец Гри, но ведь невозможно отталкивать от себя тех, кто нуждается в сострадании, — сказала Жозефина тем мягким тоном, перед которым никогда не мог устоять король нищих. — Будь же по-прежнему добр к Белой голубке, отец Гри! Она ведь знает, что ты ее любишь.

— И что ты можешь делать с ним, что захочешь, — дополнил полусердито, полуласково старик. — Ты это отлично знаешь, но это чистый срам для меня.

Пьер Гри ушел за прилавок, а Жозефина, весело улыбаясь, побежала к своим подопечным.

Женщина уже проснулась и нежно держала мальчика в объятиях, тоскливо глядя на него, когда Жозефина вошла в комнату. Мальчик еще спал. Это была очень трогательная картина! Молодая мать с полными слез глазами смотрела на свое дорогое дитя. Жозефина заперла за собой дверь, подошла к постели и протянула руку.

— Не пугайтесь, не бойтесь меня, я вытащила вас и ребенка из воды и привезла сюда. Я не стану надоедать вам расспросами, — ласково сказала Белая голубка. — Сначала присмотритесь ко мне, а потом я помогу вам, насколько это будет в моих силах.

— Кто же вы, куда вы меня привезли? — вполголоса спросила Магдалена.

— Вы на острове Ночлега. Если вас преследуют, здесь вы в большей безопасности, чем где-либо, а если вы нуждаетесь и страдаете, я помогу вам. — Жозефина сказала это так горячо, что Магдалена не могла усомниться в ее словах, — Посмотрите на мальчика, он спит на ваших руках, Святая Дева помогла мне спасти вас обоих!

Бедняжка молчала. Лицо ее сделалось грустным, опять проснулись в ней ее душевные страдания. Она вспомнила все, что случилось с ней и невольно пожалела о том, что ее спасли.

Жозефина стала утешать ее и ухаживать за ней. Ни одного любопытного вопроса не сорвалось с ее губ. Плачущий мальчик, которого Магдалена стала называть Эстоми, тогда как он привык к имени Нарцисс, сначала больше шел к Жозефине, чем к матери. Но постепенно любовь Магдалены победила в нем недоверие и он прижался к ней, перестав звать маму Ренарду.

Дети скорее свыкаются с переменой, чем взрослые. Выплакав свое горе, они забывают прошлое и свыкаются с настоящим.

Магдалена не так легко доверилась Жозефине, как мальчик, но и она должна была признать бескорыстную заботу девушки, делавшую все, чтобы утешить и ободрить ее. Она чувствовала, что обязана все объяснить своей спасительнице, но тайна, мрачной тенью лежавшая на ее жизни, была слишком тяжела, чтобы она так скоро решилась посвятить в нее девушку, сделавшуюся теперь ее другом.

Однажды вечером Жозефина и Магдалена сидели в своей комнате у окна, а Нарцисс бегал и играл на площадке перед гостиницей. Магдалена взяла руку девушки и прижала к сердцу.

— Вы много сделали для меня, не зная, стою ли я вашей любви, Жозефина! Я так бедна, что не могу ничем отплатить вам, кроме самой искренней, горячей благодарности! У меня ничего нет в жизни, кроме моего сына и страшного горя, для которого нет исцеления. Я уже слишком долго пользуюсь вашей добротой, пора, наконец, кончить это… Завтра я ухожу с моим ребенком…

— Как, Магдалена… куда же вы хотите идти? У вас разве есть родные, пристанище?

— Ничего и никого нет, но я вижу, что ваш отец только по вашей просьбе дал нам приют. С моей стороны было бы неблагодарностью за ласку и доброту вносить раздор в вашу семью. Отпустите меня. Бедной Магдалене и ее ребенку не придется даром есть хлеб.

— Вы слишком еще слабы, чтобы взяться даже за самую легкую работу. Оставайтесь со мной, будьте моим другом. Отец Гри иногда бывает суров и мрачен, мои братья — злы и грубы, но не сомневайтесь в моем сочувствии и моей дружбе.

— Всю мою жизнь я буду молиться за вас, Жозефина! Как бы ни казалось мне многое вокруг гадким и ужасным, о вас я всегда буду вспоминать с благодарностью и любовью, потому что вы протянули мне руку, ничего не расспрашивая…

— Оставайтесь, Магдалена, не оставляйте меня. Я сочувствую вам, и, не зная вашего горя, хочу одного — чтоб вы доверяли мне и любили меня! — умоляла Белая голубка.

— Ваши слова благотворно на меня действуют, но я не заслуживаю их, и ваша доброта тяготит меня! Я заслужила самых тяжелых страданий, самой горькой нужды. Нищета — лучшая спутница кающейся грешницы. Вы с удивлением смотрите на меня, вам непонятны мои слова… Сегодня я еще не открою вам тайну моей жизни, но после вы непременно узнаете ее, вы все узнаете.

Жозефина протянула несчастной обе руки и прижала ее к сердцу.

— Я хочу с тобой разделить твое горе, будь моей сестрой! Посмотри, я тоже одинока, братья не терпят меня, вокруг меня — порок, разврат. Останься со мной, доверь мне все.

— Ты узнаешь печальное прошлое бедной Магдалены Гриффон, Жозефина, но теперь еще не время. Только тогда, когда и ты испытаешь горе, от которого не избавлен ни один человек, и поймешь глубокие страдания сердца, которых пока еще не понимаешь, я расскажу тебе все, и ты тоже скажешь, что для меня нет больше покоя и прощения на земле! У меня одна цель теперь, я осознала это во время горячей молитвы в последние ночи: раскаиваться и сделать мою жизнь как можно менее заметной для тех, кто по моей вине навсегда лишился высшего земного счастья!

— Я не понимаю смысла твоих слов, Магдалена, но все-таки сочувствую тебе… Тсс, молчи… я слышу голоса братьев на улице, они садятся на скамейку под окном.

Девушки замолчали. К ним в комнату доносились крики и смех цыган и нищих, вернувшихся из города, они рассказывали друг другу о своих дневных приключениях, хвастались деньгами, которые выманивали у богатых просьбами и добывали угрозой, поручениями знатных дам и кавалеров.

Жозефине нужно было сделать кое-что по хозяйству, и она оставила Магдалену одну в темной комнате у окна.

Жан и Жюль тоже говорили о приключениях дня, не подозревая, что гостья сестры слышит их.

— Говорю тебе, он, должно быть, страшно богат! Я видел, как он прошел во дворец маршала Кончини, — шепотом рассказывал Жюль. — Не знаю еще, что у него было с мушкетерами, но то, что сведения, которые мы ему доставили, много для него значат, доказывает этот золотой, он положил мне его в руку.

— Нам еще много от него перепадет, если мы хитро поведем дело, — тихо ответил Жан. — С завтрашнего дня будем сидеть на углу улицы Сен-Дени.

Эти слова привлекли внимание Магдалены. Она стала вслушиваться.

— За мушкетерами очень легко следить. Один из них живет на улице Сен-Дени. Говорил он, для чего ему нужно знать о них? — спросил Жюль.

— Они, кажется, сыграли с ним какую-то шутку, и он, по всей вероятности, постепенно приберет их к рукам, — ответил Жан.

— Он, как видно, сильный человек, потому что говорил мне, что никто нам ничего не сделает, если мы окажем ему эту услугу.

— Назвал он тебе имя мушкетера, который живет в большом доме на улице Сен-Дени?

— Его зовут маркиз де Монфор, мы должны следить и за его друзьями! Мне еще не удалось разузнать, чего он добивается, я знаю только, что тут дело не только в одних мушкетерах, а еще в каком-то патере, который тоже, кажется, живет на улице Сен-Дени.

— Если будем целый день там сидеть, узнаем, когда маркиз обыкновенно возвращается домой, и где живет старик.

— Только ты ему ничего не говори, — советовал Жан, — тебе всегда можно оправдаться слепотой, а я уж сумею его протянуть, он в состоянии заплатить.

В то время, как сыновья Пьера Гри вели этот разговор, и Магдалена, слушая, пыталась осмыслить его, Джеймс Каттэрет, укротитель зверей, внимательно следил за маленьким Нарциссом, неутомимо бегавшим и игравшим у дверей дома, не обращая никакого внимания на постояльцев.

Мальчик, казалось, нравился Джеймсу Каттэрету и пробуждал в нем разные воспоминания. «Как хорошо было бы, — думал он, — если б это прекрасное дитя стало играть с дикими зверями».