"Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1" - читать интересную книгу автора (Борн Георг)

XIV. БЕАРНЕЦ

Вражда при Дворе, где Анна Австрийская явилась нежным, нетронутым бутоном, росла с каждым днем. Грозные тучи над Луврским дворцом, происхождение которых она не знала, нависали все ниже и ниже. Просто тяжело дышалось, но вскоре даже юная королева почувствовала наконец, что готовится что-то роковое. Она стала верить таким вещам, о возможности которых никогда прежде и не думала, и ее невинные молодые грезы осыпались и исчезали одна за другой. Анна поняла, как фальшивы были ласка и любовь королевы-матери, и со своей стороны вынуждена была прибегнуть к ненавистному ей притворству, чтобы отвечать Марии Медичи тем же.

Это было такое же тяжелое и грустное открытие для нее, как и то, что король Людовик, с которым она была связана на всю жизнь, не любит ее. Он постоянно был мрачен и холоден, видимо избегал ее, ни разу не вошел к ней в комнату, ни разу не шепнул ей доброго, ласкового слова.

Тяжелое разочарование испытывала ее полная страсти душа, стремившаяся к любви и счастью! А между тем она не смела показать своего горя. Этикет не позволял ей плакать и жаловаться, она должна была величественно и приветливо улыбаться, как полагалось королеве, должна была сиять счастьем, пышно одеваться и хоронить в душе страдание.

Вокруг нее были чужие лица, в большинстве своем хитрецы и обманщики. Только на короткие ночные часы уходили от нее придворные дамы, камер-фрау и церемоний-мейстерины… Она, королева, не имела собственной воли, чтобы побыть хотя бы час одной! Все завидовали ей, супруге короля Франции, а она не имела возле себя ни одного верного, преданного, искренне любящего сердца.

Но нет, было возле нее сердце, разделявшее все ее чувства. Эстебанья, приехавшая с ней из Мадрида, искренне любила Анну Австрийскую и была неизменно ей предана. Ей молоденькая королева могла поверять свои самые задушевные мысли. Поздно вечером, когда уходили придворные дамы, она могла выплакаться перед ней и рассказать о своих страданиях — у милой донны Эстебаньи всегда находилось слово утешения и добрый совет.

Две комнаты Эстебаньи были рядом с кабинетом и будуаром королевы. В любое время дня и ночи Анне Австрийской стоило только позвонить, и верная донна сейчас же являлась к ней. Эта возможность успокаивала ее.

Поздно вечером, уйдя к себе в кабинет, Анна Австрийская отпустила своих дам. Донна Эстебанья принесла ей на золотом подносе письма. Эти письма, желанные вести с милой родины, были единственным радостным событием в жизни молодой королевы.

— Наконец-то! — воскликнула она, прижимая письма к груди. — Наконец-то вы здесь, милые посланники моей прекрасной родины. От моего брата, инфанта Филиппа…

Королева нетерпеливо разорвала конверт, а донна Эстебанья стояла перед ней с необыкновенно серьезным лицом, что редко случалось, так как почти всегда оно бывало покойно и ясно.

— Как! — изумилась Анна Австрийская, читая. — Эстебанья, что это значит? И прошлое мое письмо не получили в Мадриде, а я сама отдала его советникам, второе письмо пропадает. Вот и сегодня ко мне не дошло, как я вижу, письмо от одной из моих сестер, что это значит? Мне очень досадно, что мое последнее письмо пропало. Я в нем писала о вещах, которые касаются здешнего двора… Мне непременно нужно узнать, куда же девались мои письма?

— Напрасно будете беспокоиться, ваше величество, — ответила донна Эстебанья обычным решительным тоном, — господа советники скажут вам то же, что очень холодно и сухо сказали мне на днях: «Из кабинета аккуратно отправляются все письма, но нельзя поручиться, что некоторые иногда могут затеряться по такой дальней и не везде безопасной дороге, как в Мадрид».

— Так и твои тоже пропали? — поспешно спросила Анна Австрийская.

— Я разделяю вашу участь, Анна… два мои письма не дошли по назначению, и на мои настойчивые расспросы господа советники постоянно давали тот полууклончивый, полурешительный ответ, который я сейчас передала вам.

— Это неслыханные вещи, Эстебанья, такое небрежное отношение к нашим поручениям переходят всякие границы… я пошлю жалобу к моему отеческому двору.

— Жалоба тоже не дойдет в Мадрид, — ответила Эстебанья и, увидев, что молодая королева не знает что и думать, прибавила, понизив голос. — Тут причина не в беспорядке кабинета или небрежности, а в намеренном наблюдении за всеми письмами, которые посылаются из этих комнат.

— Эстебанья, что ты говоришь, неужели осмеливаются распечатывать и утаивать мои письма? Ведь на них мой герб и моя печать! — с жаром воскликнула Анна Австрийская.

— А между тем это так: все мои письма, в которых не было ничего важного, дошли, а все, имевшие значение, бесследно пропали! Случайно затеряться они могли один раз, но когда это повторяется, тут уже видна преднамеренность.

— Значит мы одиноки в этом Луврском дворце и окружены изменой! — с негодованием произнесла молодая королева. — Я спрошу завтра у короля, по его ли приказанию это делается?

— Ради всех святых, не делайте этого, ваше величество! Лучше поищем другой выход, придумаем хитрость. Это, мне кажется, будет разумнее и скорей приведет к успешному результату, нежели сцена, которая ничему не поможет. Мы употребим другое средство, чтоб наши письма доходили.

— Ты, кажется, что-то придумала. Скажи что, Эстебанья? — спросила молодая королева.

— У нас есть один кавалер, на которого мы можем положиться…

— Виконт д'Альби?

— Да! До сих пор он аккуратно исполнял ваши поручения — помогал бедным и несчастным испанцам и австрийцам. В последнее время я через него посылала мои письма, — сказала Эстебанья.

— И доходили?

— Очень исправно: я сегодня получила ответ.

— Так и я обращусь к нему. Надеюсь, он не откажется в моей просьбе, Эстебанья.

— Он вам предан и благодарен, Анна. Я уверена, что вы и в этом важном деле можете положиться на него. Но надо остерегаться, чтобы король и ее величество ничего не узнали об этом, иначе за нашими письмами будут наблюдать еще строже, и наш способ пересылать им может сильно не понравиться.

— Да я не хочу скрывать этого, Эстебанья. Я имею право выбрать надежного посла для отправки моих писем.

На добродушном лице испанки отразилось сомнение.

— Ненадежность советников невозможно изобличить — этикет допускает отправку писем только через них. Мы только секретно можем пользоваться помощью виконта. Как только это откроется — все пропало.

— Ты правду говоришь, Эстебанья! Позови этого молодого беарнца ко мне в кабинет, я сейчас напишу письмо в Мадрид и попрошу, чтобы письма ко мне пересылались не иначе, как через его руки. Ступай скорее за ним.

Анна Австрийская села к письменному столу, отделанному золотом и перламутром, и стала писать.

Обергофмейстерина неслышно вышла из комнаты. Она знала, что виконт в галерее, и прошла через приемные комнаты королевы, но услышав, там голоса дежурных адъютантов и камергеров, она вернулась, чтобы пройти хоть и дальним путем, по боковым коридорам, но зато таким, где ее не заметят.

Никто не должен был знать, что беарнец в такое время приходит во внутренние покои королевы. Но ни Эстебанья, ни Анна Австрийская не подозревали, что у королевы-матери уже знают о тайном содействии виконта и в настоящую минуту уже следят за ним в кабинете молодой королевы.

Мария Медичи только что послала двоих надежных людей из своего штата во флигель, где были комнаты Анны Австрийской. Надо было застать виконта у королевы. Этим рассчитывали убить двух зайцев и устранить все опасности, грозившие со стороны партии короля.

Если королеве-матери удастся возбудить ревность в сыне, он и думать забудет об управлении государством и без сожаления устранит ненавистного мушкетера.

Ни для кого не была тайной вражда двух придворных партий. Теперь же тучи сгущались, столкновение было неизбежным, вопрос лишь в том, кто окажется сильнее.

Анна Австрийская не знала о разразившейся борьбе за власть, она только смутно чувствовала, что окружена интригами и не имеет нигде поддержки. Едва она закончила письмо к испанскому двору, как Эстебанья доложила о виконте д'Альби.

Молодая королева встала и милостиво встретила его. Осторожная заботливая испанка ушла в приемную караулить.

— Я призвала вас сюда по важному делу, виконт д'Альби, — сказала королева низко поклонившемуся беарнцу. — Оно важно для меня, а для вас опасно.

— Для меня нет опасностей, когда надо служить вашему величеству, — отвечал Этьен по-испански, — я счастлив вашей милостью.

— Вы знаете, виконт, что я вам доверяю. Сегодня я дам новое доказательство моего доверия. Каким-то необъяснимым образом мои письма, а именно те, которые имели какое-нибудь значение, затерялись по дороге в Мадрид. Теперь я хочу попробовать, как и донна Эстебанья, не дойдут ли они другим путем. Хотите быть моим послом?

— Жизнью ручаюсь, ваше величество, что каждое письмо, посланное со мной, непременно дойдет! — пылко ответил мушкетер, и глаза его сверкнули восторгом.

— Надо действовать осторожно и держать все в строгой тайне, виконт. Никто не должен знать, что вы исполняете мое поручение. Это опасное дело, но я даже не в состоянии наградить вас.

— Самая высокая награда для меня — милость вашего величества, — ответил взволнованный Этьен, на коленях принимая письмо, которое ему подала Анна Австрийская. — Я отдам жизнь, чтобы сберечь этот залог доверия, которое делает меня невыразимо счастливым!

— Я полагаюсь на вашу преданность и заранее благодарю вас, — с признательностью произнесла Анна Австрийская. — Встаньте, виконт, и доставьте мне поскорее радость получить через вас ответ.

Она протянула с восхищением глядящему на нее молодому человеку хорошенькую белую ручку, к которой он слегка прикоснулся губами…

В эту минуту в соседней комнате зашелестело платье донны Эстебаньи. Она вошла взволнованная и бледная.

— Уходите скорее, виконт, — шепнула она, — идите через мои комнаты в задний коридор. Сюда направляется господин милостынераздаватель Ришелье по поручению ее величества.

— В такое время, что это значит? — спросила Анна Австрийская, поспешно отступив.

— Нельзя терять ни минуты, идите за мной, виконт, — убеждала Эстебанья беарнца. — Милостынераздавателю покажется странным, если ему придется ждать в приемной.

Молодой человек встал с колен при первых словах испанки; он видел, что королева побледнела.

— Ступайте за обергофмейстериной, — сказала она ему.

— Письмо в полной безопасности у меня на груди, ваше величество!

Королева приветливо кивнула почтительно поклонившемуся мушкетеру и подождала, пока он с Эстебаньей покинет кабинет.

Она уже хотела выйти в приемную и с удивлением принять позднего посла королевы-матери, как Эстебанья вернулась, изменившись в лице. Виконт шел за ней…

— И этот выход заперт… маркиза де Вернейль идет задними коридорами к моим комнатам. Это заранее придумано, виконта хотят накрыть здесь, — шепнула испанка.

— Этого не будет, — твердо сказала королева. Войдите ко мне в будуар, виконт, и оставайтесь там, пока поздние гости не уйдут. Я надеюсь, что они не решатся послать шпионов в мои внутренние комнаты.

— Какая опасность! — невольно прошептала бледная как смерть Эстебанья.

— Виконт д'Альби — благородный и честный человек, — гордо сказала Анна Австрийская, — я не боюсь доверить ему свою репутацию!

— Исполняю приказание вашего величества, хотя нисколько не боюсь открыто встретить идущего сюда врага, — ответил Этьен.

Эстебанья по знаку королевы отодвинула портьеру будуара…

Молодой человек скрылся в прелестной комнате, в которую еще ни разу не ступала нога мужчины. Ему казалось, что он в каком-то святилище, и он стоял, как заколдованный, не смея шевельнуться, точно боясь осквернить его своим присутствием. Его охватило невыразимое блаженство при мысли, что он в будуаре прелестнейшей из королев, и виконт с жадным и робким восторгом осматривал комнату. Ему никогда еще не случалось быть в будуаре женщины!

В этих высоких зеркалах каждый день отражался ее образ, к хорошеньким хрустальным стаканам, стоявшим поодаль на мраморном столе, прикасались ее губы, на мягких подушках у стены она отдыхала. Перед прекрасным образом Божьей Матери, который освещали две теплившиеся лампады, она становилась на колени и молилась, по мягким коврам скользили ее маленькие ножки. Книги с золотыми обрезами она читала в тихие вечерние часы. Великолепные картины на стенах, мраморные ангелы с чашами цветов и фруктов, нежный аромат — все это как-то завораживающе действовало на Этьена.

Королева, между тем, с едва скрываемым неудовольствием принимала льстивого ловкого милостынераздавателя Ришелье.

Он пытливо окинул кабинет взглядом своих больших темных глаз и вслед за тем с придворной вкрадчивостью тона извинился за беспокойство в такой час: его прислала королева-мать, и только поэтому он надеется на милостивый прием ее величества.

Анна Австрийская не проронила ни одного резкого слова, чтобы не показать, что она .поняла скрытое намерение посла Марии Медичи.

Красивый высокий Ришелье, которому темная одежда придавала величественность и вместе с тем какой-то зловещий вид, понял, что обманулся в своем ожидании, но сумел скрыть это. Он сообщил своим мягким, вкрадчивым голосом, пытливо глядя на королеву, что ее величеству очень хотелось бы завтра утром слушать с ней раннюю обедню в Луврской капелле. Желание это так горячо заговорило в любящем сердце королевы-матери, что она решилась даже в этот поздний час передать его через своего милостынераздавателя.

— Передайте ее величеству мою благодарность за ее доброту, я приду завтра в капеллу к ранней обедне, — ответила Анна Австрийская на умышленно растянутую речь Ришелье и простилась с ним с таким гордым видом повелительницы, как никогда прежде не делала.

Ришелье, разумеется, заметил это, но как ни в чем не бывало почтительно поклонился Анне Австрийской.

Ее красота и на него оказывала свое воздействие. Он посвятил себя церкви, дал обет безбрачия, но не научился владеть своими чувствами настолько, чтобы не показывать своего отношения к красоте. Милостынераздаватель охотно принял возложенное на него поручение и смотрел на Анну Австрийскую страстным взглядом. При этом он был ревнив и, кроме того, легко мог извлечь для себя какую-нибудь выгоду, если бы застал молодую очаровательную королеву не одну.

В то время, как маркиза де Вернейль, нарочно растягивая фразы, передавала донне Эстебанье от имени королевы-матери о том, что она завтра вместе с Анной Австрийской надеется слушать раннюю обедню, и очень ловко оглядывала комнаты обергсфмейстерины, Ришелье возвращался к королеве-матери.

— Ее предупредили, она успела спрятать его, — пробормотал он, — меня глаза никогда не обманут. Сегодня ей удалось, но от этого она сделается смелее и попадет в мои руки. Если б теперь король потайным ходом вдруг вошел в будуар или в спальню, думаю, что дело дошло бы до кровопролития. Если это вскоре случится, прекрасной Анне Австрийской нетрудно будет выбрать между взбешенным королем и мной. Она предпочтет посвятить меня в тайну и пропустить виконта мимо меня, нежели мимо своего супруга, и тогда она в моей власти! — заключил с торжествующим видом Ришелье.