"Забавы Герберта Адлера" - читать интересную книгу автора (Кригер Борис)

Часть 4 Уроки перевоплощений

– Отвечай, где документы? – грязный мускулистый мужик тряс свою жертву, крепко прижимая пистолет к беззащитной шее. Герберт зажмурился, потому что ждал, что выстрел вот-вот растрескает реальность, и кровь брызнет в пространство.

– Считаю до трех и вышибу тебе мозги, – хрипло прозвучало в задымленном воздухе. Развалины какой-то старой фабрики равнодушно служили декорациями сцены обреченности и серой были. В низких облаках кружило несколько недотепистых ворон.

– Карр!!! – внезапно пронеслось по воздуху. Мужик вздрогнул и спустил курок. Он даже не давил на эту маленькую металлическую пластинку с таким куриным и с виду невинным названием «курок». Она нажалась сама. То ли колебания воздуха, вызванные этим неуместным «карр!», совершили свое гибельное дело, то ли так все и было задумано в природе ярких смертей и вялых жизней, но реальность обагрилась, и вселенная обогатилась еще одной жертвой неудачной, жестокой смерти. Говорят, это вредно. Умирать нужно обстоятельно и спокойно, в кругу семьи, в окружении заботливой нежности. Специалисты утверждают, что дурная и внезапная смерть передается в другие, будущие жизни и вызывает неврозы, всяческие неприятные заболевания и весьма мешает жить. Например, у этой несчастной головы с выбитыми мозгами наверняка наметится мигрень на все оставшиеся будущие жизни, пока какой-нибудь разумный психолог в очках не догадается воспользоваться методом регрессии и не вернет пациента, расслабленного в отрубе гипноза, в этот самый момент его прошлой или, может быть, позапрошлой жизни, и он снова не увидит всю эту обстановку, дурных ворон и курок, плавно и самопроизвольно скользящий в никуда. И тогда наступит быстрое и практически чудесное исцеление – до следующей кровавой развязки, до новой травмы с ощутимым удушающим эффектом. И ведь вряд ли так придумано нарочно, чтобы вся эта гадость, оставаясь где-то вне пределов биологических структур памяти, то есть вовне, где кружат эфемерные оттенья душ, передавалась как эстафета новым поколениям. Видимо, это просто побочный эффект того, что называется вечным круговоротом жизни, тем самым колесом жизни, от которого у нас у всех голова идет кругом…

Как только в зале зажгли свет, Герберт толкнул Джейка локтем.

– Хорошее кино, – фальшиво съязвил отец. Джейк привычно обиделся. В кои веки соизволил сходить с сыном в кинотеатр, так и тут нудит со своими комментариями…

– Мир гораздо более наполнен шпионами, чем ты думаешь, – не по возрасту витиевато отметил Джейк.

– Я в этом сомневаюсь, – признался папаша и потер усталые от взрывов и кровопусканий глаза.

Они вышли на волю и, несмотря на продолжающееся легкое головокружение и дурноту от увиденного, сразу отправились домой, ибо переполненные впечатлениями мозги просто требовали поделиться увиденным с кем-нибудь еще, хотя бы с милой и пугливой Эльзой, которая будет всплескивать руками каждый раз, когда Джейк или Герберт будут изображать очередную сцену из просмотренного фильма.

Кинотеатры, как и парикмахерские, – идеальные места для переоценки ценностей. Сейчас Герберту хотелось бездействия. Просто сидеть и наблюдать за чем-нибудь совершенно незначительным и в некотором роде банальным. Но читатель будет благосклонно освобожден от пространных описаний паука или осы в сахарнице. На этот раз Герберту надлежало вернуться к своему пыточному станку – компьютеру, который сожрал большую часть его естества, был его мукой и болью, единственным попутчиком в вязком и кошмарном бизнесе исканий престижа и денег, а также исключительное средство забвения всего окружающего… Вот вам гипноз, помноженный на регрессию в прошлые и будущие жизни. Мерно мерцающее жерло экрана засасывает нас без остатка, и скоро мы уже не сможем отличать себя от него, дыхание наших легких – от бормотания его электронных потрохов, действия которых не менее загадочны, чем функционирование настоящих внутренностей, призванных переваривать наскучившую пищу.

…Герберт переписывался от имени Энжелы с несколькими молодыми людьми в бесплодном поиске замены Стюарда… Временами он начинал жалеть, что опрометчиво помог изгнать этого непримечательного типа из жизни дочери. Теперь она совершенно уже явно, хотя и бессознательно, мстила за отобранную у нее первую любовь. Все попытки найти кого-нибудь напоминали буффонаду, хотя сама Энжела к этому не имела никакого отношения, ибо послушно делала то, что советовали родители, отвечала на звонки потенциальных ухажеров и ни в чем не могла быть заподозрена, кроме полной апатии по отношению к мужчинам вообще и к избранникам родителей в частности. Самое же страшное заключалось в том, что те мужчины, что попадались на глаза Герберта и Эльзы, были, по их мнению, все как один если не ублюдки, то маньяки. Адлерам хотелось бросить это болезненное невротическое занятие, но что-то мешало, и все начиналось снова и снова. Эльза находила на сайтах знакомств более или менее подходящие кандидатуры, долго и без огонька переписывалась с ними по разным вздорным поводам, как, казалось ей, и нужно переписываться с потенциальными кавалерами, потом грубо вмешивался Герберт и (тоже от лица дочери) начинал брать быка за рога. Ухажеры на той стороне компьютерной сети стрелялись от неудобства переписки с сорокалетним мужчиной, скрывающимся под личиной молоденькой и весьма симпатичной девушки… Эльза утверждала, что Герберт все портит, но сопротивлялась вяло, ибо чувствовала, что подходящих людей нет, что вокруг одни серые ублюдки и что нормальные люди на сайтах знакомств не водятся.

Наконец объявился приятный парень, образованный, обходительный, знающий множество языков. Он откликнулся на фразу в анкете на сайте знакомств (родители постарались) о том, что Энжела ищет мудрого молодого человека.

– Ну, насчет мудрости не знаю, хотя других люблю поучать! В чужом глазу бревно вижу… Вообще самая безопасная тема разговора в начале знакомства – это про соседа или соседку. Но это скучно. Про соседку поговорить можно, если ноги у нее уж очень кривые.

– А что, там, где ты живешь, много японок?

– Путем сравнения могу сказать, что они самые кривоногие в мире. Еще бы – посиди, поджав ноги под себя, всю жизнь. Я в Токио ходил в кафе для «годзинов», а может, «кэйдзинов», точно не помню, короче, так они называют всех чужаков, то есть неяпонцев. Так вот, в этом заведении ты можешь сесть на стул или свесить ноги в дырку в полу, на татами[7]. Больше десяти минут просидеть нельзя, потом ноги не разогнуть… А как у вас на озерах с рыбалкой? Я, конечно, не заядлый рыболов: впервые в прошлом году удочку купил и просидел на пирсе неделю – ничего не поймал, рыба была неправильная. Далеко же ты забралась-спряталась…

Дом Адлеров действительно располагался далеко от центров цивилизации, в лесистом краю, где озера встречаются чаще, чем бензозаправки.

Сначала ухажеру, которого звали Альберт, стала отвечать Эльза. Ее приятно удивил свободный стиль молодого человека и то, что он, по-видимому, много путешествовал, раз так вдруг заговорил о Японии.

Несмотря на то что Эльза только что одолела толстенный роман о Японии, она решила не торопиться и ответила так:

– Рыба у нас тоже неправильная – или мелкая какая-то, или вообще нет. Но я и от мелкой не отказываюсь: все равно приятно, если поймала! А японцы, как я слышала, обожают рыбу…

– Да, японцев хлебом не корми, дай сырую рыбку пожевать… Удивительный народ. Такое самомнение, но в то же время тонкость и деликатность; презрение к человеческой жизни, закрепленное вековой традицией, но и прекрасная поэзия, и возвышенные чувства, любовь… А ведь любовь есть не что иное, как проявление человеколюбия. Кого еще любить, если не человека? Ну не рыбу же холодную любить? А кстати, поймала, говоришь… а какую рыбку? Случайно не золотую?

Эльзе нравилось, о чем и как писал Альберт, и она потихоньку начала увлекаться этим полуночным обменом фраз… Герберт, проходя мимо и оценив фотографию очередного претендента, даже немного заревновал.

– Ну, хватит тебе с молодежью переписываться… Уведут тебя так… Держи ухо востро…

– Я же в положении… – закокетничала Эльза.

– Я на их месте на это не посмотрел бы… Так даже лучше… Сразу двое, по цене одной…

Эльза улыбнулась, но продолжила свое прерванное занятие.

– Бог его знает, какие рыбки… – написала она после небольшого перерыва. – Одни коричневенькие такие, а другие красивые – зеленые с оранжевыми глазами.

– У вас часом ничего в озера не сливали, чего-нибудь радиоактивного? Зеленые рыбы с оранжевыми глазами – страсть какая!!!

– Нет, у нас чистота экологическая – аж до дури, – сплошные лягушки и комары…

– Надо же, а в новостях вещают, что грядет экологическая катастрофа вперемешку с глобальным возмужанием… Поболтаем завтра еще?

Эльза попрощалась и, задумавшись, отправилась спать. На следующий день общение продолжилось.

– Скажи, пожалуйста, что ты делаешь так далеко от цивилизации? Экология – это прекрасно, но вокруг ведь наверняка ни души? – начал разговор Альберт.

– Знаешь, последнее время я все больше думаю: а может, это и неплохо? Не восприми в свой адрес, но чем днем с фонарем искать нормальных людей, лучше уж так, в одиночестве, на дикой природе… – Эльза задумалась и добавила: – Ведь никто так не донимает и не расстраивает человека, как другой человек…

– Ну, с другой стороны, никто так не может сделать человека счастливым, как другой человек… Если он, конечно, тот самый единственный, любимый человек… Ты так молода, но судя по тому, что ты пишешь, кажется, ты много страдала… Много перенесла от других людей. Люди делали тебе больно?

– Да я бы не сказала… Хотя, наверное, ты прав… – Эльза стала вспоминать, как ее дочь обижали в первых классах школы, и ей захотелось плакать. Потом вспомнилась история со Стюардом и захотелось зарыдать. Незнакомец был прав… Ее дочь многое успела пережить, хотя и была совсем еще девочкой.

– Ты тоже права… Мне тоже часто стыдно за людей. Я работаю в баре. (Не по призванию, конечно. Денежка нужна на учебу.) Так там такого насмотришься, что лучше уж жить в лесу.

– Точно… Но я оказалась здесь не по своему выбору. Это родители меня сюда привезли. Они не любят больших городов, а так как сами ведут бизнес, связанный в основном с Интернетом и телефоном, то надобности жить в мегаполисах нет. Мне сначала хотелось уехать в большой город, но потом я сняла отдельное жилье и желание поутихло – видимо, главное было не большой город, а самостоятельность… Работаю я вместе с родителями. Работа офисная – клиенты, Интернет, телефон. Пока всем довольна, хотя хочется путешествовать. Но думаю, со временем все успею. После школы хотела поехать учиться на факультет международного бизнеса, набрала уже достаточно высокие оценки по всем необходимым предметам, но потом засомневалась, а стоит ли это таких усилий и денег. Отец сказал: хочешь работать в международном бизнесе – работай с нами, тут и научишься. Вот, постепенно доверяет мне все больше и больше. Учиться все равно, наверное, буду, но не скоро, и, наверное, уже не этому. А вот чему – пока не знаю… А ты где учишься? Ты не похож на двоечника…

Эльза еще раз посмотрела на выставленную на сайте знакомств фотографию и подумала, что парень действительно симпатичный. Хорошо сложен, но не слишком мускулист. Лицо правильной формы, мягкий изгиб подбородка, очки… И главное, на фотографии он что-то готовил у плиты… А наблюдать мужчину за таким занятием – чистое наслаждение… Это ли не очаровательно?

– Это я-то не похож на двоечника!!!! – прервал мысли Эльзы ответ Альберта. – Ты бы видела мой дневник за школьный период! «Взорвал бомбу в мужском туалете!», «На уроке чтения читал неположенную литературу!» Я не вылетел из школы только потому, что регулярно побеждал на олимпиадах по истории и литературе! Точные науки мне никогда не давались, хотя папа у меня физик. А сейчас учусь статистике, маркетингу и организационной психологии… Повышаю, так сказать, квалификацию. А что, я совсем не похож на плохого мальчика?

Тут Герберт воспользовался тем, что Эльза отлучилась на минутку, и подсел к компьютеру.

– Все зависит от того, чем была начинена бомба, и были ли жертвы… Ты прямо какой-то Альфред Нобель в молодости… Вообще интересно, что все всемирно известные премии учреждаются отъявленными убийцами. Вот вчера прочла, что Пулцеровская премия была учереждена одним типом (Пулцером), который в свое время застрелил товарища, о котором до этого много и плохо писал. Вот она, журналистика в действии!!! Слушай! Приезжай к нам в фирму поработать месяц. Нам нужен студент.

Вернувшаяся Эльза ужаснулась.

– Что ты наделал! Ты же его спугнул! Ну как так можно было написать?

– А чего время тянуть? Пусть приезжает, тут и посмотрим. А то опять будешь полгода переписываться, а потом окажется – просто очередной идиот.

Эльза протестующе замахала руками и уселась за компьютер.

– Ну вот, опять спугнула молодого человека…

– Меня напугать очень сложно… Особенно если пугающий такой симпатичный! Или точнее – симпатичная… Бомба была из самодельного тротила, изготовленного на родительской кухне. Жертв, кажется, не было… А чего я у вас буду делать?

Эльза поморщилась… Явно начинался чисто мужской, скучный деловой разговор. Ей в нем больше не было места.

– Вот увидишь, он не согласится, – язвительно заявила она и уступила Герберту место. Тот потер руки и написал:

– Да делать-то много чего есть… Я просто прочитала, что ты занимаешься маркетингом, а мы как раз разрабатываем новый план маркетинга услуг компании. Обычно летом у нас работает пара студентов. Почему бы не взять на работу своего? Заодно и отдохнешь – лето все-таки.

После этих слов собеседник пропал.

– Ну вот видишь? – чуть не заплакала Эльза. – Все испортил!

– Ничего, объявится, – пробормотал Герберт и пришел в отвратительное состояние духа, в которое он обычно впадал, когда вселенная вокруг него крутилась не в ту сторону, в которую ему хотелось.

Альберт ответил на следующий день.

– Очень заманчивое предложение! Особенно то, что ты уже считаешь меня «своим». Однако есть несколько «НО»! Первое «но» – занятия в университете. Второе «но» – я уже говорил, что по вечерам работаю барменом (ага, с двумя высшими образованиями). Ну и наконец третье и главное «но» – будучи сотрудником вашей компании, я никуда не смогу пригласить тебя (у меня правило, выработанное путем печального опыта, – никогда не смешивать удовольствия с бизнесом), а пообщаться с тобой очень хочется. Пообщаться в смысле поболтать, поудить рыбу, погулять, устроить «пикник на обочине», сходить в кино, проводить до дома и, поцеловав в щеку на прощание и пожелав пушистых снов, сдать на руки родителям в целости и сохранности! Вот! Лучше я сдам на права, арендую машину и приеду тебя навестить на денек, если ты не убежишь при виде меня и не зачислишь в черный список за какую-нибудь сказанную глупость! А отдохнуть – это в каком смысле?

Герберт был вне себя… Конечно, если бы он был девушкой, ему было бы приятно прочесть все это. Но Герберт девушкой не был. Он был деловым человеком и считал, что бизнес нужно совмещать со всем. Что удовольствий кроме бизнеса и независимо от него практически не бывает и, как бы это мнение ни было противно ему самому, по его глубокому убеждению, это было так, и ничего с этим поделать невозможно.

Он хотел было написать трезвую отповедь этому зарвавшемуся мальчишке, что как он был барменом с двумя высшими образованиями, так и останется за стойкой бара до конца дней своих… Но Эльза остановила мужа и снова принялась писать сама.

– Так интересно узнать про «печальный опыт», прямо зудит даже… Но не буду спрашивать – прикинусь «благородной барышней»… Слушай, а в какой стадии процесс получения водительских прав? Если в стадии принятия решения, то, пожалуй, буду я тебя ждать, как Пенелопа на берегу… Отдохнуть – это в смысле поболтать, поудить рыбу, погулять, устроить «пикник на обочине», сходить в кино, искупаться в озере и проч. А что, я как-то не так выразилась? Русский-то у меня не того… Вообще все твои «но» вполне обоснованны и понятны. Наверное, я бы тоже отказалась. Вот еще все не решаюсь спросить – образования-то у тебя какие? История и литература? Не похоже по последующему обучению статистике… Ох, язык мой корявый…

– Про опыт я тебе как-нибудь потом расскажу… Получение прав на стадии сдачи экзамена вождения, так что все в порядке, скоро будут. Пенелопа на берегу… Вообще-то ты сказала очень приятную вещь, которую вряд ли имела в виду. Пенелопа – образ верной жены, двадцать лет ждущей мужа. Чем я заслужил такую верность? А на берегу ждала Ассоль Грея. Пенелопа же отбивалась от женихов. У тебя тоже такая проблема? Ты тоже отбиваешься от женихов?.. Закончил я факультет восточных языков, историк-востоковед. Могу работать как переводчик-синхронист. Потом учился в Швейцарии по специальности «управление гостиничным бизнесом». Вот такое у меня образование! Нелогичное! Очень давно мне никто не говорил, что будет меня ждать!

– Да уж… со сравнением неудобно вышло. Забыла, что ты разбираешься в истории и литературе… Обычная реакция при упоминании Пенелопы, – а кто это? Кстати, Одиссей тоже, на мой взгляд, ничем не заслужил такой верности. Вообще любовь и верность заслужить нельзя – они либо есть, либо нет. Ну, как талант к рисованию, например. Бывают люди, которые умеют любить, а бывают вообще никак – ну не способны. И с верностью то же самое. Причем у мужчин второе встречается реже или в другом виде – и это нормально: поплавай двадцать лет неизвестно где… Просто цели другие природой поставлены. Но тоже все бывает. Я не очень зарассуждалась? У меня это давнишняя тема размышлений. Вернее, не эта, а феминизм, а эта уже вытекает. Ладно, не буду тебя мучить… А в Швейцарии по-французски или по-немецки учился? Как там люди – на немцев больше походят или на французов? А гостиничным бизнесом всерьез заниматься хотел или для документа только? И какие восточные языки? А синхронист – это как? Я не много вопросов задаю? От женихов отбиваюсь в основном на этом сайте – им тоже, как и Пенелопиным, сам знаешь, что надо. Удивительные люди! Причем те, которые из России, еще и грубы ужасно, – как там женщины в России с ними выживают?

Эльзе вдруг пришла в голову мысль: вполне может быть, что за Альберта переписывается его папа… Или того хуже – мама, а может, бабушка! Ей стало скучно.

Но и на следующий вечер незнакомец вышел на связь. Он как раз отсыпался после ночной работы в баре.

– Я вообще не люблю бары! В людях, по крайней мере в барышнях, окончательно разочаровываться не хочется! На неделе вечера спокойные, а в пятницу и субботу – такая дикость!

– А что, девушки пьют много?

– Очень! Они упиваются, и их уводят парни, страшные, как…

– Может, эти парни страшны только снаружи, а внутри – белые и пушистые! Шутка…

– А твои фотки, тебя любимой, где можно увидеть? Мне понравилась твоя фотка со щенком и та, что в кафе! А на другой ты грустная!

– Знаешь, единственное место, где их более или менее много, – это у родителей на их сайте в Интернете, только это как семейный фотоальбом разглядывать.

– Я люблю разглядывать семейные альбомы! Только с комментариями!

– Вот чего совершенно не умею – это напиваться, – добавила Эльза. – Только один раз что-то похожее было, лет в шестнадцать. Мы с двумя подружками ночевали у меня, а у родителей дома – бар, довольно большой (видимо, поэтому никто у нас и не пьет вообще). Мы напробовались всего, – утром было очень нехорошо…

– Я люблю водку под хорошую закуску! Пиво в очень жаркий день в кафе! А так я, как бармен, к выпивке равнодушен!

Эльза улыбнулась… «Еще и не пьющий», – подумала она.

Альберт отправился рассматривать фотографии и от него доносились лишь редкие, но выразительные реплики.

– Скажи пожалуйста, кто ходит на рыбалку в короткой юбке!

– Я хожу! Вообще я посмотрела на эти фотографии и юбку эту выбросила…

– Зря выбросила… Хорошая юбочка! Я так тебе завидую!!! У тебя семья, бабушка, дедуша, брат, мама, папа! Вы дружные! А я родителей уже полтора года не видел! Эх… Тяжело жизнь заново начинать…

Эльзу кольнула эта фраза – «начинать жизнь заново», ах как это знакомо. Она подумала и написала:

– Кажется, Сенека говорил, что только дурак каждый день начинает жизнь заново…

– Ну, я не каждый день… Хотя если рассудить – иначе и нельзя. Так устроено природой, чтобы каждый из нас каждый день начинал жизнь заново. Разве ты не согласна?

– Может быть… Хотя вот Сенека говорил иначе.

– Если Сенеку послушать, так хоть в гроб ложись не позавтракав. Авторитеты полезны лишь до тех пор, пока не становятся вредны. Еще раз прошу меня простить! Свое бревно торчит из глаза… Я сам склонен уважать авторитеты…

– Ничего, не расстраивайся… И у тебя все постепенно наладится.

На некоторое время наступило молчание.

– Нет, зря ты так! Юбка замечательная! И очень тебе идет! То есть шла!

– Все никак не можешь перестать думать о моей юбке… – почему-то расстроилась Эльза. Ей было непривычно и неприятно, когда в ее маленькой дочурке видели женщину.

– Нет, я просто продолжаю рассматривать ваши фотографии. А мама у тебя очень симпатичная! Папа суровый! Но справедливый! Небось, всех женихов разогнал по озерам?

Эльза усмехнулась… Конечно, ей было приятно, что Альберт сделал ей комплимент… «Ведь мог бы промолчать? Ведь он же не знает, что это я за дочку с ним переписываюсь… Значит, и правда, что-то во мне есть…»

– Папа не суровый, он просто почему-то думает, что фотографироваться надо именно с таким лицом. А где твои родители – в России?

– В Москве, я москвич в энном поколении…

– А чего вместе не приехали?

– Я здесь по студенческой визе! Я первопроходец! Так что всем вместе не получится…

– Собираешься остаться?

– Собираюсь! Только вот кто бы оставил!!! Не хочу обратно в грязь к бандитам!

– Да ладно, было б желание!

– Желание не всегда совпадает с реальностью, даже при имеющихся возможностях!.. На фотографии с чем у вас пироги?

– С капустой…

– Полцарства за пирог!

– Так уж и полцарства?

– Просмотрел все фотки! Хорошая у вас семья – дружная!

– А какой язык ты изучал?

– Малазийский.

– Это на котором в Сингапуре разговаривают?

– В Сингапуре разговаривают в основном на китайском… Это вообще город своеобразный! А через пролив от Сингапура – Малайзия. Там на нем и разговаривают. А еще на нем разговаривают в Индонезии, правда, малазийский и индонезийский – это как русский и украинский… Ты еще кучу вещей хотела спросить – прости, не успел ответить. Но я отвечу!

На этом месте Эльзу сменил Герберт.

– А я уж и забыла… Память-то девичья… Восток… Так значит, в Сингапуре по-китайски разговаривают? Китай – это здорово. Папа тут года два назад принялся учить китайский. Весьма поднаторел. Даже стихи пробовал писать, ну, с помощью учителя, конечно. Меня тоже пытался научить некоторым иероглифам и словам. И теперь он плохо, но настойчиво разговаривает. Увидит на улице китайца и бежит за ним… И не дай бог, если окажется, что тот не на мандарине разговаривает, а на каком-нибудь кантонизском…

– Или шанхайском! А еще есть диалекты: мин, ксан, ган и хакка.

– Точно… После двух лет учебы папин учитель сознался, что он из Шанхая… Но слава богу, он учил его правильному мандарину… А потом он ему сказал, как те же фразы звучали бы на шанхайском наречии – просто совершенно другой язык. В Китае много диалектов, но хорошо, что их всех связывает одна система написания. Эти иероглифы, в общем-то, и объединяют их как нацию, а то – мало общего.

Писать о себе и о любимом китайском языке Герберту было легко и приятно. Однако, опомнившись, что нужно вести себя как девушка, а не как половозрелый мужик, он добавил:

– А какая у тебя мечта?

– Получить нормальное гражданство, привезти сюда родителей (обеспечить им старость), жениться (по любви), уехать на Восток (с женой), поработать там пару лет.

– Куда уехать? В Малайзию, что ли?

– Можно и в Малайзию, но меня всегда привлекали Япония и Китай. А занимаюсь я гостиничным делом для души и еще мне за это платят! Красота! Вот где феминизмом и не пахнет. А кстати, что ты, девушка, думаешь о феминизме?

Герберт почесал затылок и заглянул в свои женские начала – ведь у всякого мужчины они имеются, эти самые женские, материнские или даже девические начала…

– Ну, если коротко о феминизме – неестественное это явление. Все в природе или Богом задумано так, что не может быть абсолютного равенства, и когда его пытаются достичь, получается ерунда.

– Если женщина хочет делать карьеру, она должна забыть о семье! Пусть занимается чем-нибудь в свое удовольствие, но основное «мясо» в берлогу должен приносить все-таки мужчина.

– У нас совсем другая психология в семье… – ответил Герберт.

– Интересно, какая?

– Что деньги зарабатывать – это неприятное занятие. Трудно совместить работу для души с заработком, потому что то, за что платят, рано или поздно опротивеет. Поэтому мы всей семьей работаем в одном бизнесе, и денег на всех хватает, плюс капиталистическая эксплуатация (понемножку) – а в личное время каждый делает, что хочет. Папа – библиофил, уже огромную библиотеку собрал, мама с животными возится, я фотографией увлекаюсь.

– А мне кажется, это невозможно… Не получится совмещать! Либо одно, либо другое! Даже с помощью мужа не получится! Кто-то должен пожертвовать собой. Пока нет детей, это не проблема, но как только появляются дети…

– Ну, о детях говорить еще рано, – почему-то раздражился Герберт и принялся за свое: – Так какая все-таки у тебя мечта?

– Я хотел бы быть… управляющим в гостинице! В роскошной гостинице!

– Не густо, прямо скажем… – хмыкнул Герберт в ответ. – А свою гостиницу открыть не хочешь?

– Получится убожество… Разве можно сравниться с Мариоттом или Хилтоном?

– Ну а все-таки, возвышенная мечта есть? Ну там найти святой Грааль или, как Шлиман, откопать Трою?

– Боюсь тебя в этом смысле разочаровать… Прожить жизнь так, чтобы не было обидно за бесцельно прожитые годы!

– Ну, отчего же разочаровать… Наоборот. Мало ли у кого какие жуки в голове, – ответил Герберт, но честно говоря, разочаровался. Человек, который утверждает, что у него нет возвышенной мечты, либо слишком забит, либо неполноценен, либо просто неискренен. Во всех трех случаях он, Герберт, оставался без жениха своей мечты: тонкого, интересного, в меру увлеченного чем-нибудь возвышенным. Герберт сам не был ничем увлечен, страдал от этого и мечтал ввести в семью человека, который мог бы смягчить это неравенство между силой притяжения низменных потребностей и мощной волной вдохновения, несущей человеческую душу вверх на самом что ни на есть пенистом гребне… Герберт решил привести эту связь к какому-то логическому продолжению. Он собрался с духом и написал:

– Мы ищем людей. Постоянно. Просто умных, порядочных людей, а работы у нас полно… Отец может сделать тебе рабочую визу, если ты ему понравишься. Я это тебе без романтической подоплеки пишу. Просто ты мне симпатичен и хочется помочь, а кроме того, у меня есть чувство, что ты можешь многое сделать для нашей компании. Не пугайся, работа в основном не так сложна. Может пригодиться и твое знание языков.

После получения этого послания Альберт надолго пропал. Только на следующий день Герберт прочитал ответ, который его удивил… Альберт писал:

– А я-то уши распустил. За последние два года нормальная барышня на меня обратила свой лучистый взор… А тут оказалось без романтической подоплеки…

Герберту совсем не хотелось кокетничать. Он хотел пригласить к себе этого парня, показать Энжеле и решить все на месте.

– Уши ты распустил совершенно верно. Я обратила на тебя внимание… – это признание далось Герберту как-то особенно трудно. Но тут прилетела такая оплеуха:

– Энжела, я очень благодарен тебе за предложенную помощь. Но, как ты заметила, я действительно порядочный и честный человек. Да, у меня проблема с визой. Продлевать я ее буду через учебу. Если бы я был другим, я принял бы твое предложение. Но… давай развивать наши отношения постепенно. И не будем включать в них бизнес…

Герберт пришел в ярость… «Ах ты щенок!» Он буквально рвал и метал. «Отказаться от такого предложения… честный человек… Обычно честным и порядочным людям части мало, им все подавай, целиком!» Немного успокоившись, Герберт написал:

– Хорошо. Как знаешь.

– В конце концов – это же сайт знакомств… – добавил яду Альберт. – Если ты, конечно, не против со мной общаться без деловой подоплеки… Я увидел твою фотографию на сайте. На ней ты грустная. Я просто решил тебя рассмешить…

– То есть ты утверждаешь, что я делаю тебе предложения, которые могут поставить под вопрос порядочность? Это не смешно… Меня увезли из России, когда мне было три года… Так что я немного западная девушка. Тебя это не смущает? – с трудом скрывая раздражение, написал Герберт.

– А тебя не смущает, что я почти на десять лет тебя старше? Это я так, к слову…

Разговор принимал пренеприятный оборот. Герберт подумал и ответил:

– Смущает…

– Ну вот, спугнул барышню… – написал Альберт.

– Возраст – не главное. Главное, чтобы человек хороший был. А мне кажется – ты человек хороший и милый, – примирительно и намеренно наивно добавил Герберт, который сам был лет на пятнадцать старше собеседника. – Ну, я не чувствую себя очень молодой… – подумав, искренне добавил он.

– Забавно… Никогда не думал, что заговорю с барышней о возрасте. Мне вообще говорят, что я выгляжу и рассуждаю на тридцать пять, хотя мне только двадцать семь. Ужас!

– О боже мой…. а как же Пушкин? – возразил Герберт и почувствовал, что грубо навязывается… – И почему ты говоришь, что старше на десять лет… Кажется, на семь? Или тебе эта разница тоже кажется непорядочной?

– Нет, я не о том… Я про то… Был бы я непорядочным, я зацепился бы за твое предложение обеими руками. Ладно, проехали. Хорошо?

– Что может быть менее объективным, чем понятие морали? – рассудительно отметил Герберт.

Альберт, чтобы заполнить паузу, процитировал Пушкина:

– Итак, я понимаю, что разница в возрасте смущает как раз тебя… – задиристо ответил Герберт.

– Нет, возраст меня не смущает… Несколько смутил твой друг Стюард, чьи фотографии я заметил в вашем фотоальбоме… Извини, что я вмешиваюсь, но там была подпись: «Стюард – друг Энжелы». Выглядит он вполне интеллигентным и весьма молодым…

– Это в прошлом.

– А что случилось, если не секрет?

– Он был шизофреником!

– Ну, ты меня успокоила!

– И теперь возраст тебя не смущает? При современной продолжительности жизни одному будет семьдясят лет, другому семьдесят семь… Сиди, на солнышке грейся. Вот у индейцев сразу жену давали… Причем лет двенадцати… И попробуй откажись…

– Я курящий… Я не доживу! Хотя мне нагадали за десять долларов, что доживу аж до девяноста лет!

– Я имела в виду, что в разных странах приняты разные вещи… Я имела в виду, что мораль бывает разная… – Герберт сел на любимого конька.

– А что такое мораль? Повышать прибыль компании за счет продажи дутых услуг – это нормально? Я продавал. Потом ушел, точнее, меня выперли (новое руководство), когда компания зарабатывала сто тысяч в месяц.

– Ну, ничего. Не расстраивайся… Жизнь трудно прожить совсем уж стерильно. Тем более на тебе висит та бомба, что ты взорвал в туалете… в детстве. А все остальное – условности… только условности…

– Я тоже не люблю условности. Дай-ка я тебя тогда спрошу, а что для тебя главное в отношениях?

– Неиспорченность – свежесть чувств, романтизм, незашоренность, отсутствие подозрения, что тебя будут подозревать в том, что ты подозреваешь… – ответил Герберт, напрягшись, ибо пришлось представить себя молоденькой девушкой. Потом добавил: – Мне кажется, что ты заядлый холостяк…

– Нет, просто не нашел женщину, с которой был бы готов связать жизнь, до конца. Моя мама говорит, что пора уже бросить искать. Что нужно кого-нибудь, кто станет просто товарищем, как в песне… Я хотел бы встретить человека, который понимает смысл выражения «Служили два товарища».

– Я считаю, что все эти визы и границы – новая форма издевательства человека над человеком… – заявил Герберт, не вдаваясь в смысл слов Альберта, а потом добавил: – А вообще ты – садист!

– Да, я люблю доминировать! Я садист, но боль причинять не люблю. Все должно быть приятно обоим… – резво ответил Альберт, оживившись.

– Я не имела в виду этот садизм, – озадаченно ответил Герберт.

– Тогда почему садист?

– Да вот… Подозревая меня, что я буду подозревать тебя в дурных намерениях, ты ставишь меня в неудобное положение…

– Но почему же садист?

– Потому что я несколько раз приглашала тебя, а ты каждый раз уклонялся… Альбертик, бросай условности… Мы же свои люди, это чувствуется. Приезжай – поболтаем. Может, я тебе вживую совсем не понравлюсь, – Герберт начинал уставать от этой муторной переписки и хотел, чтобы все разом прояснилось.

– А твои родители меня с лестницы не спустят?

– За что? Альбертик, ну что ты тянешь свои прежние травмы в нынешние отношения? Мы – представители вымершего племени людей. Прикольные оптимисты. Мы не спускаем людей с лестниц. Да и за что тебя спускать?

– Ну, скажем, за разницу в возрасте…

– Я вообще родилась взрослой, хотя остаюсь ребенком. Вот услышишь, как я говорю, будешь смеяться. Я немножко картавлю, когда говорю по-русски.

– Не картавишь, а грассируешь… Может быть, я тоже тебе совсем не понравлюсь. И может быть, я и родителям твоим не понравлюсь… Что тогда?

– Тогда? Ничего! Не бойся, ты об этом не узнаешь… Мы тебе ничего не скажем…

– Вот именно…

– Мне кажется, что ты очень серьезно смотришь на жизнь. Она этого не любит, – возвестил Герберт и тут же подумал, что такая глубокомысленность не очень подходит молоденькой девушке.

– Так вы пофигисты?

– Что-то вроде, хотя вообще-то мы живем по этикету девятнадцатого века. Во всяком случае, такие книжки папа нам читал вслух… Хотя сам икнуть может в гостях… Все валяют дурака в силу собственных наклонностей… Мне кажется, что ты чувствуешь себя со мной неуютно.

– Почему ты так думаешь?

– Не знаю… Я, наоборот, чувствую себя хорошо, свободно. Это плохо? – начал плести новую сеть Герберт. Начиналась гроза, и Интернет могло вырубить в любой момент, о чем Герберт не преминул сообщить своему «возлюбленному».

– Гроза! Это здорово!

– Молнии и гром… страшно… Что вам, мальчишкам, здорово, то нам, девчонкам, страшно, – заскромничал Герберт.

– А я – смелый. Мне по должности положено. Я же – разведчик…

– Какой еще разведчик? – нахмурился Герберт.

– Старший лейтенант внешней разведки!

– Да… Ты меня удивил… мягко говоря, – Герберта передернуло. – Так ты меня вербовать, что ли, будешь? Ну кто же о таких вещах говорит? Если ты шутишь – это шутка плохая, если ты серьезно – то это ни в какие ворота не лезет. Объяснись.

– Я уже давно не на службе!

– Кстати, я забыла тебе сообщить, что я… – решил превратить в шутку Герберт.

– Что, замужем?!

– Нет… Инопланетянка…

– А я серьезно – разведчик. Только я в запасе! Не переживай! А специальность у меня вообще суровая! Я вот думаю, говорить или нет?

– Киллер, по всей видимости…

– Нет… Специалист по допросам… Из нашего универа две дороги – в разведку и в МИД. Я выбрал разведку и прошел сборы. Мне дали звание. А почему это тебя так пугает?

– Да потому, что за эти разговорчики с тобой на такие темы меня лишат гражданства и посадят за измену новой родине, – раздраженно и совсем не по-девичьи написал Герберт. – Ты что же, заслан к нам?

– Нет, я белый и пушистый! Честно…

– Короче, я думала, ты нормальный парень, а ты – беда!

– Слушай, я же в запасе, ничего страшного в этом нет!

– Не знаю, Альберт, но мне кажется, что это глупо. Если ты и правда был связан с разведкой, то наиболее логично – это помалкивать, а если просто прикалываешься, то лучше бы ты был инопланетянином. Это нынче более соблазнительно.

– Я расстроился. Ты меня совершенно напрасно испугалась.

– Я плачу… – написал Герберт и решил больше не переписываться с этим эксцентричным Штирлицем. Он поерзал на стуле и все же дописал: – Ну как ты можешь гордиться сотрудничеством с разведкой? Как ты можешь гордиться, что ты специалист по допросам? Да еще чьей разведки…

– Не плачь! Давай я тебе позвоню? Можно? Я тебя так расстроил? Я спасал свою жизнь и здоровье родителей! Я у них один! И если меня, москвича, убьют, кто за ними будет ухаживать в старости, которая не за горами? Меня не могли бы спасти родители, денег у них нет, связей тоже, а в армию забирают прямо с улицы и из дома ночью! И – на границу, воевать непонятно с кем и непонятно за что! Кто тебе сказал, что я этим горжусь? Почему ты думаешь, что я добровольно пошел туда? Ты пойми, что в России служба для ребят обязательна! И меня, с моими способностями к языкам, могли отправить в Чечню!

– Понимаешь, какое дело… В том, что ты говоришь, есть очень много противоречий. С одной стороны, ты утверждаешь, что хочешь уехать от грязи и бандитизма, с другой – готов защищать эту грязь и бандитизм до последней капли. С одной стороны, непринужденно сообщаешь, что работал в разведке (хотя все знают, что работа в разведке никогда не остается в прошлом), с другой – рисуешь страшные картины войны в Чечне и буквально рабского рекрутмента солдат на улицах. Вывод – либо ты неискренен в одном из своих утверждений, либо ты как раз и есть представитель той самой достоевской души, которая потемки… В обоих случаях это пахнет большой бедой.

– И кто меня тянул за язык! Дурак! Черт бы побрал мой длинный язык!!!! Об этом нужно поговорить! Дай мне твой номер телефона! Это нельзя объяснить по Интернету!!!!

– Давай оба подумаем насчет этих вещей и свяжемся в другой раз, – уклончиво ответил собеседник, ибо разговор по телефону, при всей склонности Герберта к перевоплощениям, мог не совсем удаться…

Итак, Герберт набросился на Альберта, как скаковая лошадь на финишную черту, и вдруг оказалось, что тот старший лейтенант внешней разведки в отставке… От лица Энжелы Герберт так расстарался, что незадавшийся Штирлиц, похоже, серьезно влюбился в него, точнее в нее…

Герберт перечел последние оправдания своего ухажера-разведчика, и его передернуло. Между тем он уже пригласил этого смазливого кандидата к себе в дом…

«Авось не приедет… – вздохнул Герберт. – Слава богу, Энжела даже не успела с ним пообщаться. Вот как опасно… В паутине Интернета гуляют если не маньяки, так шпионы. И зачем этот лейтенант так напрямую признался, что отставной разведчик? Может, соврал? Просто хотел произвести впечатление?»

Именно так предположил Джейк, который с весельем, прикрывающим беспокойство, выслушал посреди ночи сообщение отца. Эльза спала, а Герберту хотелось поделиться этой неприятностью немедленно, и под руку попался Джейк.

– …в отставке… – вяло оправдывался Герберт.

– Ну, ты же понимаешь, что в разведке не бывает отставки… Мы же смотрели сегодня кино… – обстоятельно изложил свою мысль Джейк и со вздохом посмотрел на проштрафившегося отца.

– Да, отставка у них одного сорта… мозги наружу.

– Причем именно мозги, чтобы конкурирующая разведка не смогла считать информацию из головы уже неживого разведчика, – добавил Джейк. – А кто вам говорил, что эта затея с перепиской по Интернету и поиском женихов – опасная глупость? Вспомни, как мама однажды ночью пригласила какого-то ублюдка, а потом сходила с ума, что тот изнасилует и убьет Энжелу? Кто вам советовал просто оставить ее в покое?

– Ты…

– Но вы меня не слушали… Конечно, что я могу понимать в таких сложных взрослых вопросах? – Джейк комично завертел руками над своей нестриженной макушкой. – Ну а теперь извольте радоваться, получите старшего лейтенанта внешней разведки в качестве жениха!

Герберт почесал затылок и с расстройства так накурился – сначала трубка, потом сигара, что у него начала раскалываться голова.

Проснувшись наутро, продираясь сквозь буквально гибельную головную боль, он сообщил Эльзе о своем открытии, и та раздраженно, но без огонька принялась распекать его, что не нужно было ему переписываться с этим человеком. Нужно было предоставить все ей, она бы тихонько все выяснила и спустила бы на тормозах.

Адлер решил, что больше он в эти игры играть не станет. В конце концов, всему есть предел. Хотя в одной из прочитанных накануне книжек и утверждалось, что у всякой души есть бессчетное множество жизней, Герберту не хотелось закончить эту пристреленным шутом.

И вот тут-то и грянул гром, такой оглушительный, что у Герберта чуть не выпали мозги. Этим громом прозвучал вопрос – а чем же себя занять?

Поразительное состояние – деятельная скука, когда каждый момент вроде бы дополна напичкан заботами и событиями, а по задворкам сознания настойчиво тянется поволокая пелена скуки…

Герберт побушевал насчет своей неудавшейся истории любви к шпиону и вроде даже успокоился, но потом вдруг сел к компьютеру и снова принялся писать…

– Я не буду на тебя сердиться, если ты обещаешь никогда не упоминать о твоих прошлых подвигах, – написал он. Альберт отозвался сразу же.

– Энжела-а-а-а-а-а…. Бодрое утро! Как спалось? Надеюсь, кошмары тебе не снились! Ты, надеюсь, больше не плакала? Я не плохой, просто у каждого человека в жизни бывают моменты, когда нужно идти наперекор своим убеждениям и совести. Это очень неприятно. Ты мне нужна!

– Поскольку реальность относительна и мы сами выбираем, чему верить, а чему нет, я согласна забыть весь этот разговор и попробовать начать сначала, только если ты пообещаешь никогда не упоминать об этой части твоей биографии и разобраться в себе самом.

– Обещаю! Я слишком ценю твое отношение ко мне! Я вовсе не хочу тебя потерять. Ты жемчужина среди людей! И я несказанно рад нашему общению. К тому же ты мудрая барышня! Спасибо тебе!

– За это не говорят спасибо…

– За любовь не говорят спасибо… Ты это имела в виду? Ты больше не плачешь?

Герберт понял, что ему уже не справиться с эмоциональным накалом такого общения и наконец решил подключить Энжелу. Он прочел дочери свою любовную переписку.

Она выслушала вяло, казалось, без интереса, но одобрила… Особенно то место, где он написал, что плачет… Настоящая Энжела подтвердила, что действительно всплакнула бы именно в этом месте, хотя спала крепким сном в то время, как Герберт заливался за нее вымышленными слезами…

Вот такая у Адлера была крепкая семья. Всё делали друг за друга. Энжела помогала Герберту зарабатывать деньги в офисе, а он отдувался вместо нее с женихами…

Однажды он в шутку сказал, что готов ради дочери на что угодно, только наотрез отказывается заниматься с этим шпионом любовью.

– Все остальное – пожалуйста, а это увольте…

Энжела рассмеялась…

Все оказалось, как и предполагал Джейк. Новый ухажер по большей части хвастался, стараясь произвести впечатление, а на самом деле никакой он не шпион, а вроде неплохой парень.

– Я знаю, что так не делают… – говорил довольный Герберт. – Но если получается, то чем же это плохо? У Энжелы привлекательная внешность, а у меня годы опыта… Когда соединяется то и другое – получается девушка мечты, или «изумруд, самая мудрая барышня!», как выразился поверженный ухажер.

Герберт действительно умело провел парня по всем коридорам страсти, холода и тепла, насмешек и признаний, и преподнес Энжеле готовым. Адлеры не только не задумывались, но даже не осознавали, что в подобной ситуации кроется какой-то неслыханный обман. Герберт свято верил, что Энжела могла бы сделать то же самое, но она была ранимой, неуверенной в себе, и подобная первичная артподготовка травмировала бы ее и успех был бы маловероятен. Почему бы ему не сделать это за нее? Несколько раз Адлер спрашивал дочь, что она написала бы в том или ином случае, и их намерения и направления мысли удивительным образом практически всегда совпадали.

– А вдруг у них действительно выйдет что-нибудь серьезное, – внезапно начинала беспокоиться Эльза, – а потом он узнает, как это все начиналось?

– А на это мы ему скажем, что он вообще Штирлиц, и пусть помалкивает… Кому-кому, а уж разведчику грех жаловаться на инсинуации и подвохи… Он, наоборот, должен будет оценить глубину затеи.

Между тем переписка набирала обороты.

– Я так и представляю тебя… «Она несла пронзительно-желтые цветы!» – написал Альберт.

– «Мастер и Маргарита»… – отозвалась Энжела. – Я люблю эту книгу.

– Это одна из моих любимейших книг! – Альберт пришел в восторг.

– Интересно, почему?

– Потому что я романтик! Я несколько лет ходил по улицам Москвы и знакомился с барышнями, у которых были в руках мимозы! Ничего хорошего не получилось!

– А у меня нет желтых цветов. Есть только желтый кот! – ответила Энжела. – Барышня с желтым котом не подойдет?

– Подойдет! А что тебе нравится в этом романе?

– То, что книга предлагает нестандартно посмотреть на вещи. Вместо того чтобы ползать ужом по земле – бесшабашно нестись по небу… – выручил Энжелу Герберт.

– Обнаженной на метле или борове!!!

– Обнаженность в романе второстепенна… – отметила Энжела.

– А я так и не встретил свою девушку с мимозами…

– Наверное, сначала тебе нужно написать роман про Понтия Пилата, а потом уж проявлять интерес к девушкам с желтыми котами… то есть цветами… – язвительно включился Герберт.

– Очень хочется услышать твой голос!

– Я стеснительная… и больше молчу в трубку, особенно когда говорю с кем-нибудь, кого никогда не видела… – созналась Энжела.

– Ты меня не боишься?

– Боюсь… очень… – написала Энжела. – Ну, звони! – приписал Герберт.

Когда раздался звонок, Энжела ушла в другую комнату. Они проговорили минут сорок и, кажется, понравились друг другу.

Герберт пришел в хорошее настроение, но на следующий день Альберт пропал и не появлялся целых два дня. Эльза стала упрекать Герберта в том, что тот слишком поторопился…

– Ничего страшного, – промолвил Герберт в некоторой задумчивости и подсел к компьютеру.

– Альбертик, у тебя есть алиби? Где ты был в полпервого ночи? А то мне приснился сон… Ну, не сказать чтобы эротический, но что-то вроде… И в нем был ты… Негодник…

Ответа не последовало. Однако через несколько часов взволнованная Энжела сообщила, что Альберт ей звонил и сказал, что сегодня вечером приедет в гости.

– Он у тебя ничего про сон не спрашивал? – поинтересовался Герберт.

– Нет…

– Нам нужно поговорить перед его приездом…

– О чем?

– Да все о том же… Как водится… О снах, о цветах и о любви…