"Южные Кресты" - читать интересную книгу автора (Кригер Борис)

Глава 9 В шоке

Сеня Вечнов ошибался. Это была еще не катастрофа… Катастрофа началась, когда сначала на просьбу связаться с домом Сеня получил отказ, а потом его отвели в полицейский участок аэропорта и запихнули в камеру. В ответ на просьбу увидеться с представителем Израиля Сеня получил пару раз по почкам, на него надели наручники и заперли в туалете вместо карцера на несколько часов!

Сеня сидел на крышке унитаза, опустив голову на руки, закованные в наручники. Его трясло мелкой нервной дрожью. В мозгу, словно росчерки гибельных молний, вспыхивали обрывки мыслей.

«Что со мной происходит? Как такое могло случиться? Почему они надели на меня наручники? Что я им такого сделал? Что хохлы наговорили им про меня? Какое я вообще имею к ним отношение? Что же теперь со мной будет?»

В первый момент, когда закрылась дверь туалета и Сеня остался один, ему показалось, что все это только сон, и он реально напрягся, чтобы проснуться. Голова закружилась от напряжения, но Сеня не пробуждался.

«Это какая-то ошибка. Они явно приняли меня за кого-то другого. Сейчас все должно выясниться. Даже если у этих хохлов паспорта поддельные (что маловероятно, потому что не совсем же они идиоты), новозеландцы не могут меня задерживать за то, что я летел в одном самолете с украинцами с поддельными израильскими паспортами. За что же они меня задержали? Ведь паспорт-то у меня настоящий!»

Вдруг Сеня почувствовал блаженное расслабление. Его осенило! Просто эти новозеландские дуболомы решили, что и у него паспорт поддельный, и загребли до кучи. Сейчас они разберутся и его отпустят. Конечно, иначе почему ему было отказано в свидании с представителями израильского консульства? Потому, что новозеландцы думают, что я не израильтянин. Вот почему».

Однако со дна души стала подниматься другая тяжелая и какая-то замогильно-леденящая мысль.

«А что если они не разберутся? А что если разберутся наоборот? Вдруг хохлы наболтали, что это я им дал эти паспорта? Глупости! А где доказательства? Да и зачем хохлам на меня наговаривать…»

Сеня почувствовал себя никем иным, как злополучным Йозефом К. из романа Кафки «Процесс», бедным Йозефом, который должен был предстать перед судом, но не знал, в чем его обвиняют, а потом был аккуратно казнен ударом ножа так и не поняв, в чем же, собственно, он был виноват. От такого воспоминания Сеню охватил нестерпимо-гулкий, как эхо гробницы, ужас и прошиб холодный пот. Он горько заплакал, словно беспомощный ребенок, запертый в чулан неизвестно за что.

Вечнов никогда не предполагал, что он такой чувствительный, но там, в туалете, у него было ощущение, что он, как и Йозеф К., грезит наяву, и видит надгробье с собственным именем, неаккуратно, словно бы второпях, начертанным на нем, да еще и с орфографической ошибкой.

Жизнь заставляет нас делать надписи на собственных надгробьях, а потом казнит за то, что мы совершаем ошибки в собственных эпитафиях!

Наконец дверь туалета открылась, и Сеню вернули в общую камеру. Там уже были два хохла. Сеня успокоился. Зачем бы их стали сажать вместе, ведь подельников никогда не содержат вместе, чтобы они не договорились, как давать ложные показания. Хохлы рассказали Сене, что их допрашивала полиция из-за паспортов, оказавшихся фальшивкой, и на чем свет стоит ругали старуху-агентшу, мельком упомянув, что их все время спрашивали о Сене.

У Вечнова кольнуло сердце. Он поинтересовался, что именно спрашивали и что они сказали. Ответ был прост – всё, как было, то и сказали. Сеня успокоился. Ну, значит, подержат немного – и на самолет… Он – чист. На него у новозеландской полиции ничего нет, да и быть не может.

Женщину держали в соседней камере, отдельно от них. Наутро, которое можно было определить только по часам, поскольку в камере не было окон и круглые сутки горел свет, Сеня увидел, что за женщиной приходили, и ее долго не было. А вернулась она вся в слезах. Прокричала, что их обвиняют в незаконном пересечении границы, а это – до шести лет лишения свободы.

«Ну что ж, значит судьба у вас такая, – подумал Сеня. – Какими нужно быть идиотами, чтобы полезть через пограничный контроль с поддельными паспортами! Тоже мне, штирлицы недоделанные!»

Через какое-то время пришли за Сеней и отвели в одиночку. Вечнов считал часы до момента депортации. Он не мог глаз сомкнуть и вышагивал по камере взад-вперед как заведенный.

– Ну еще полчаса, а потом еще три часа, а потом еще… – уговаривал он себя, но сердце чуяло недоброе. Уж больно по-хамски и бесцеремонно с ним обошлись, как будто он преступник. На каком основании? Ну не желают они его впускать в страну, а задерживать-то за что? Наручники, почему наручники? По почкам по какому праву? А в туалет запирать – это что, законно?

Потом Сеня устал и уселся на краешек койки. Он стал рассматривать трещинки на бетонном полу. «Наверное, так себя чувствует человек, когда внезапно проваливается пол под ногами. Еще секунду назад – веселый, преуспевающий, а вот теперь – инвалид в обломках. А может, я мертвый? Ах, вот оно что. Наверное, я умер, и это какая-то разновидность ада. Самолет все-таки упал, а мне все привиделось, и теперь я буду вечно мучаться так. А может быть, сюда, в камеру, ко мне больше никто никогда не придет? А я не смогу умереть, потому что уже умер? Есть мне не хочется совсем. Спать – тоже… Точно, я не живой, а то, что дышу – мне это только кажется. А спина болит от ударов – тоже кажется? Тогда как же отличить то, что кажется, от того, что есть на самом деле?»

Взгляд Сени упал на малюсенького жучка, заползающего в трещину в полу. «Нет, не может быть. Зачем бы мне привиделся этот жук? Боже, как я хотел бы быть этим жуком… И уползти из этой проклятой камеры».

Иногда Сеня пытался себя гипнотизировать, внушая, что он сидит где-нибудь в другом месте и в любой момент может встать и уйти. Закрыв глаза, он представлял себя на дежурстве в больнице в Израиле или еще где-нибудь. Это немного помогало, но потом из темных недр души поднимался ужас вперемешку с отчаянием.

Больше всего Сеню убивали неизвестность и полная беспомощность.

По его подсчетам, прошло уже много времени – трое суток. Сене самому не верилось, что он ни разу не сомкнул глаз.

Наконец появились два жлоба в полицейской форме и куда-то Сеню повели. Вечнов подумал, что на самолет, и сердце его радостно забилось.

Но он оказался в комнате, где ему предложили кофе и сигареты и зачитали его права, объяснив, что он обвиняется в контрабанде людей с целью наживы, а также в участии в преступном сообществе.

Вечнов долго не мог понять, в чем его обвиняют, а когда до него наконец дошло, его окатила волна холода, а потом жара. Голову сковало тисками.

«Господи! Лучше бы я разбился в этом проклятом самолете! Лучше бы я вообще не существовал!» – затараторили острые мысли, и показалось, что мозги от них остались с кровоподтеками.

Все остальное походило на сон. Ему дали список бесплатных адвокатов, в который Сеня, не глядя, ткнул пальцем. Полицейский позвонил, и бесплатный адвокат сообщил Сене, что всего за 650 долларов он бесплатно приедет прямо сейчас.

– Хорошо, – прохрипел Сеня.

В ожидании адвоката Вечнов курил и думал, думал и курил. Передать его мысли сложно, ибо они в основном состояли из повторения фраз «этого не может быть» и «что же это такое происходит?». Потом Сеню вырвало.

Прибывший адвокат радостно сообщил, что Семен Вечнов – первый, кому предъявлено подобное обвинение по новому закону от 2002 года, который предусматривает до двадцати лет лишения свободы и штраф в полмиллиона долларов. Адвокат бормотал что-то по поводу улик у полиции и показаний украинцев. У Сени погас свет в голове.

Вечнов очнулся через несколько минут, и то исключительно от отрезвляющей несуразности происходящего. Пока он был в трансе, адвокат позвонил с мобильного жене и принялся о чем-то настойчиво кричать…

– Дорогая, я не согласен, чтобы ты брила Томаса. Томас – персидский кот, а персидских котов заводят именно потому, что у них исключительно красивая шкурка. Какой смысл иметь бритого персидского кота? Я понимаю, что он линяет… Я понимаю, что нам пришлось уволить уборщицу…

Заметив на себе удивленный взгляд Вечнова, адвокат извинился и прекратил телефонный разговор. Он попытался разъяснить Сене свои заморочки с персидским котом, но, убедившись, что клиент не в той кондиции, снова принялся бормотать что-то по поводу улик у полиции и показаний украинцев.

В тот же день его повезли в суд, где был дан ордер на продление его заключения на время следствия.

А Сеня все это время продолжал лихорадочно думать: «Как же так? Что они говорят? В чем обвиняют? Какая контрабанда?.. Надо связаться с домом…»

После суда Сеню привезли в тюрьму. Сенино спутаное сознание снова напомнило:

«Не иначе я – Йозеф К. из абсурдно-леденящего романа «Процесс» Франца Кафки. Пусть я Семен В. Какая разница, не в букве дело! Адвокаты тоже считали дело Йозефа К. сложным, хотя он не понимал, в чем, собственно, состоит его дело. Только положение К. было гораздо лучше! С ним обращались обходительно! К. продолжал жить обычной жизнью, несмотря на арест. Он продолжал любить, ходить на работу или читать газету…» В этом отчасти и состояла абсурдность воспаленного воображения Кафки. Реальность Сени была куда более жестокой и проникнутой ужасом, замешанном на бессилии. А переплюнуть ужас, порождаемый романами Кафки, – это вам не свечку задуть и не пепел с сигареты стряхнуть. Это – настоящий апокалипсис в масштабе отдельно взятой жизни…

С такими, отчасти несвоевременными, но больно ранящими мыслями Сеня впервые за эти три долгих дня уснул, а утром его позвали к телефону – звонили мама и жена. Они нашли Сеню через консульство в Австралии (в Новой Зеландии Израильского консульства нет, только почетный консул).

У Сени потекли слезы, но разговаривать он старался спокойно, чтобы не выдать своего состояния.