"Маськин зимой" - читать интересную книгу автора (Кригер Борис)

Глава 18 Маськин и ёлка

Между тем приближался Новый год, и Маськин собрался в лес за ёлкой. Он давно присмотрел одну красавицу – гордую, пушистую синюю ель, которая высилась рядом с лесной опушкой. Маськин взял свои тапки с собой, уложив их в корзинку, а сам надел валенки, потому что тапкам была нужна высокая степень свободы для рубки ёлки посредством дутья, чего они никак не могли делать, будучи обутыми на ноги, а кроме того, недавно перенеся простудное заболевание, тапки воздерживались от хождения по снегу босиком.

Обычно Маськины тапки были не прочь обуть кого угодно, но в настоящий момент им приходилось поберечь здоровье, чтобы избежать рецидивов в виде встреч с тёткой Соплюшкой. Знаете ли, Маськины тапки не желали становиться рецидивистами, хотя и святыми их тоже назвать было трудно.

Дома Маськин никому ничего не сказал, потому что собирался припереть ёлку в качестве сюрприза своим домашним.

Тем временем Барабуська подбил домового барабашку Тыркина и Плюшевого Медведя тоже отправиться за ёлкой, чтобы добыть её в качестве сюрприза Маськину. Они, конечно же, прихватили с собой собак Колбаскина и Сосискина, ставших уже совершенно охотничьими. Свой план добыть ёлку друзья также держали в секрете и отправились в лес почти в тот же час, что и Маськин, только в другую сторону, потому что накануне Барабуська приглядел совершенно очаровательную зелёную ёлочку на краю оврага.

В этот день Шушутка проснулся поздно и тоже решил отправиться с котами добывать ёлку, и был даже рад, что дома никого, кроме Кахабасечки, затеявшей печь блины, не осталось. Шушутка давно имел намерения насчёт одной маленькой, не очень пушистой, но весьма колючей ёлочки, растущей недалеко от Маськиного дома, а говоря по совести, непосредственно за Маськиным забором. Поскольку коты не желали морозить лапки, Шушутка погрузил их на детские санки и повёз за собой на верёвочке, следуя знаменитой кошачьей пословице, гласящей: «Любишь кататься – люби и котов катать!»

Все три команды удалялись друг от друга примерно с одинаковой скоростью и напоминали разлетающиеся галактики в нашей раздувающейся как на дрожжах Вселенной.

Первым до цели своей экспедиции добрался Маськин с тапками, и, можете представить, каково было их удивление, когда приглянувшейся Маськину гордой, пушистой синей ели на месте не оказалось. На пеньке ёлочной иголкой была приколота записка:

– Надеюсь, эта модница не перекрасится в рыжий цвет, – недовольно проворчал Маськин, а то я не рыжий встречать новый год с рыжей ёлкой.

Маськин часто подчёркивал, что он сам – не рыжий, хотя, в общем, имел немало веснушек и рыжих очень любил и уважал. Был у него даже рыжий друг по имени Лезерёнок.

Маськин с тапками сели на пенёк и принялись ждать. Однако время проходило, а ёлка не возвращалась. Вдруг Левый Маськин тапок заметил, что из-за ветвей соседних деревьев кто-то за ними подглядывает. То была та самая ёлка, которая ни в какую парикмахерскую не уходила, а специально спряталась в сторонке и пыталась увильнуть от почётной обязанности торчать три недели в качестве новогодней ёлки в Маськином доме.

Вы только представьте себе, мой эгоистичный читатель, как должна себя чувствовать гордая, свободолюбивая ёлка, когда её притаскивают в дом, а потом наряжают, как дуру, блестящими побрякушками? У ёлок ведь тоже в последнее время стало проклёвываться гордое самосознание, и они не желают более торчать несмышлёными палками посреди наших домов. У них теперь есть свои устремления, идеи и цели.[21]

Давно прошли времена Аристошкина, который полагал, что у всякой вещи есть определённая цель, заключающаяся только в том, чтобы нас обслуживать. Теперь у ёлок свои искания, и они твёрдо уверены, что дикарская традиция наряжать их на Новый год есть ничто иное, как проявление человеческого идиотизма, замешанного на дендрофобии и тунеядстве.

Но не тут-то было. Левый Маськин тапок нашептал Маськину о том, что увидел, и Маськин, как опытный охотник за древесностружечными, не подавая виду, поднялся с пенька и принялся прохаживаться по опушке.

– Ёлки-моталки! И куда это Ель Ивановна запропастилась? – наигранно громко вопрошал он. – Придётся в этом году довольствоваться пластиковой тайваньской ёлочкой…

Затем Маськин достал из кармашка свой любимый красный карандаш и, густо его наслюнявив, написал на обратной стороне записки:

Затем Маськин легко подхватил корзинку с тапками (они значительно похудели за время простуды, потому что б#243;льшая часть их веса ушла на сопли) и сделал вид, что отправился домой, а сам, отойдя несколько шагов от опушки, засел в кусты и принялся наблюдать, что дальше будет.

Наивная ёлка тут же выскочила на опушку и, немного поёрзав, пристроилась на своё место на пеньке. Тут Маськин, не долго раздумывая, выскочил с тапками из засады и бросился на ёлку. Та сначала покачнулась от неожиданности, но потом практически сразу пустилась наутёк. Маськин с тапками начал упорное преследование.

Тем временем охотники с собаками добрались до своей ёлки, которой тоже на месте не оказалась. Она была членом местного ёлочно-палочного комитета леса и была на заседании. По крайней мере, так сообщала записка, приколотая к пеньку и прочитанная Барабуськой, потому что он лучше всех знал буквы и разбирал ёлочный почерк.

– Научили ёлок грамоте на свою голову, – хрипло проворчал домовой барабашка Тыркин и почесал за правым рогом на своём викингском шлемике. В его времена ёлки были гораздо покладистее… Сам Тыркин считал себя грамотным троллем, хотя знал только две норвежские буквы. (Одну, выглядевшую как перечёркнутое «о», как будто написал, а потом стало жалко и зачеркнул – очень норвежская буква, я вам доложу. Её нужно было читать как «ё». А также Тыркин знал букву «а» с маленьким кружочком на макушке, которую надо было читать как «о». Саму букву «о» в норвежском надо читать как «у».[22] – я это серьёзно.) И потому ёлкам Тыркин сильно завидовал, ибо знание всех букв позволяло ёлкам читать и даже писать записки и тем самым водить за нос простодушных охотников. Тыркин же мог написать только викингский возглас «ёо!» или «оё!», что большого количества информации, как вы понимаете, передавать не могло. Читать этот возглас Тыркину не доводилось, потому что он был исключительно устным и на письме практически не встречался[23]

Наши охотники были доверчивыми и засобирались домой. Только пёс Колбаскин почуял что-то неладное, и, напав на след ёлки, быстро её нашёл в близлежащих кустах.

Началась упорная погоня. Впереди, растопырив ветки, бежала ёлка, за ней с лаем неслись Колбаскин и Сосискин и изредка на лету покусывали её нижние ветки, от чего ёлка принималась бежать ещё быстрее. За собаками еле поспевали охотники Тыркин и Барабуська. А Плюшевый Медведь никуда бежать не стал, сел на пенёк и стал изучать особенности ёлочной каллиграфии, рассматривая оставленную ёлкой записку. Плюшевый Медведь вообще имел склонность к вдумчивому созерцанию и носиться как угорелый по заснеженному лесу – пусть даже и за ёлкой – не собирался.

В это время Шушутка с котами добрался до своей ёлки, которая наивно поджидала их на своём месте, потому что была ещё очень молода и неопытна, а кроме того, грамотой пока не владела и записку оставить не могла, даже если бы захотела. Уходить же со своего места, не оставив записки на пеньке, приличной ёлке с хорошими манерами не подобало.[24]

Коты придирчиво ёлку осмотрели, потому что кому как не котам оценивать ёлки, ведь именно им придётся по традиции взбираться на неё с сумасшедшим кличем:

Котам ёлка понравилась, потому что была невысока, а котам не хотелось лазить на высокую ёлку, поскольку они были – нет, не ленивые, а просто умеренные в растрачивании своих кошачьих сил. Кроме того, коты рассудили, что с низкой ёлки падать не так страшно. Это только в теории все коты падают на лапы. Однако теория – это одно, а практика жизни – совсем другое. У Маськиных котов нередко можно было наблюдать сбои в кошачьей аэродинамике… которые они объясняли нелётной погодой, а Маськин – излишним кошачьим весом и чрезмерной спаточностью.

Итак, когда Шушуткина ёлка была одобрена котами, они погрузили её на санки и отправились домой наряжать, где застали Кахабасечку, наряжающую пластиковую ёлочку, присланную ей родителями из Кахабасшира в качестве новогоднего сюрприза. Вот Кахабасечка специально и осталась под предлогом блинов для того, чтобы, пока никого нет дома, тихонько нарядить ёлочку и чтобы, когда все вернулись – то сказали бы «ах!»

Шушутка сказал «ах», чтобы не разочаровывать Кахабасечку, и принялся наряжать свою ёлку рядом с Кахабасечкиной.

Тем временем Маськин с тапками и наши охотники выловили свои ёлки и почти одновременно вернулись домой. Увидев, что в доме уже есть две ёлки, они не стали расстраиваться, а принялись наряжать свои.

Когда через кухню проносили ёлки, Маськину показалось, что спящий там с осени Гипнотизёр ещё шире вытаращил глаза и сказал: «Ёлки-палки!». Маськин вообще начинал подозревать, что сон у Гипнотизёра какой-то неглубокий, потому что его сомнамбулическое состояние не только не мешало ему плотно питаться, но и читать газеты и даже беседовать с Плюшевым Медведем на спиритуалистические темы, а также по по-прежнему животрепещущему для него вопросу прогрессирующей усосанности лап.

Когда друзья закончили наряжать все четыре ёлки, в дверь Маськиного дома кто-то нетерпеливо постучал. На пороге стояла Кашатка с ёлкой, которую она решила подарить Маськину в качестве новогоднего сюрприза. На ёлке вместо ёлочной игрушки висел кот Эль-Бандидо.

Итак, в этом году у Маськина было пять ёлок! Они стояли в его гостиной в ряд и создавали в пять раз больше новогоднего настроения, чем обычно!