"Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II" - читать интересную книгу автора (Штерн Борис Гедальевич)ГЛАВА 4. Людоед в мышеловкеГайдамака очень спешил, он должен был успеть отомстить дуче за смерть графини Л. К., но Муссолини могли перехватить партизаны или, что еще хуже, американцы, или, что совсем плохо, немцы — ходили слухи, что группа Скорценни со своими парашютами и дельтапланами где-то рядом. Погода была отвратительной, продолжался сезон crachin,[89] стоял собачий холод, цвели вишни, tenente Alesandro вспомнил станцию Блюменталь. После Медзегры Мыкола свернул с шоссе иа другую дорогу, ту самую, узкую и безлюдную. Дорога поднималась вверх к Бонцаниго. Здесь все было знакомо, Гайдамака сложил карту и засунул в планшет. Эта местность называлась Джулино ди Медзегра. Здесь, на одном из поворотов, он приметил удобное место: немецкие пропускные ворота — они перегораживали дорогу, раньше здесь всегда стоял немецкий патруль. Мыкола остановил машину, Гайдамака вышел из нее и снял предохранитель со своего всегда безотказного шмайсера. Все же следовало проверить оружие. Здесь можно было спокойно стрелять, одиночные выстрелы не привлекали внимания. Раздался выстрел, все было в порядке. Проехали вверх еще немного. За поворотом показался знакомый домик дона Карлеоне. Он прижимался к скалистой горе посередине крутого склона, к нему вела лестница, вырубленная прямо в камне. Джузеппе Верди, одетый в белый старый макинтош дона Карлеоне, уже поджидал их внизу на Дороге с велосипедом и с бутылкой виски; его красный нос сделался лиловым от холода, но старик был на удивление трезвый. — Ты уже здесь? — Только не в доме, командир, — напомнил Джузеппе, шмыргая носом. — Так папа просил. Гамилькар неопределенно кивнул старику. — Хочешь хлебнуть? — спросил Джузеппе. — Нет. — А я выпью. — Джузеппе глотнул неразбавленный виски и спросил о самом главном: — Ну, как ТАМ? — Не спрашивай. — Я слышал, ты уже заделался императором. — До фени. Не спрашивай. — Тогда я уйду, не хочу смотреть. — Зачем же ты пришел? — Я потом посмотрю. Не оскверняй дом, командир. Семэн и Мыкола, кажется, тоже узнали макинтош папы Карла— Павла, когда Джузеппе проходил мимо них. Гайдамака с колдуном поднялись к дому, открыли дверь запасным ключом, Гайдамака вошел в знакомую комнату, колдун остался в дверях. На стене висел всесокрушающий «Большевик» Бориса Кустодиева. Муссолини стоял у кровати в мундире, в форменном фашистском берете и в толстом расстегнутом цивильном пальто горохового цвета. Постаревшая Кларетта Петаччи лежала одетая, укрывшись одеялом. Муссолини с ужасом посмотрел на страшных людей в американской форме и прошептал: — Кто вы?! Нижняя губа Муссолини дрожала. Гайдамака ответил: — Меня послали освободить тебя. Выражение лица дуче резко изменилось. — Неужели?! — переспросил он. — Вы из группы Скорценни?! — Быстро, быстро, поторопись, — сказал Гайдамака. — Нельзя терять ни минуты. Муссолини забегал, засуетился у кровати: — Куда направляемся? В Германию? Самолетом? — В Сомали. — Ага! Правильно! На севере могут сбить. Но лучше бы в Эритрею. Муссолини уже приходил в себя и опять становился прежним дуче. Гайдамака пожал плечами и спросил: — Ты вооружен? Можно было понять так, что этот лейтенант собирается вооружить дуче. — Нет, нет, у меня нет оружия, меня все бросили, меня все бросили… — Муссолини засуетился, стал дрожащими пальцами застегивать пальто, большие пуговицы не пролезали в петли, так и не застегнул, подбежал к двери, оглянулся: — Пошли! Ты мне дашь пистолет. У тебя какой? «Вальтер»? Полцарства за пистолет! Ты кто, лейтенант? Всего лишь? Ты уже генерал! — А она? — напомнил Гайдамака, уводя разговор от пистолета. Дуче начисто забыл о любовнице в постели. — Да, верно! Собирайся, быстро, быстро, быстро! (tempo!) — закричал Муссолини любовнице. Петаччи заторопилась и стала лихорадочно бросать свои вещи в чемодан. Муссолини уже забыл про пистолет, пошел к выходу, церемонно пожал руку колдуну, вздохнул полной грудью и спросил: — У тебя выпить есть? Гайдамака не ответил, по Муссолини тут же забыл и про выпивку. — Мы полетим самолетом? — спросил ои. — Хуелетом, — вставил колдун по-русски. — Что? — не понял Муссолини. — Да, самолетом. Немецким, — сказал Гайдамака. — А, — понимающе кивнул дуче. — Не дратуй його, — сказал Гайдамака колдуну. Мендейла не ответил. Муссолини сделал жест в сторону Петаччи, желая пропустить ее вперед, но Гайдамака сказал: — Идите первым, вы лучше замаскированы, а ее могут узнать. И снимите этот берет, он бросается в глаза. Дуче снял берет и погладил пятерней свою огромную лысую голову. — А с этим как быть? — усмехнулся он, имея в виду известную всему миру лысину. — Ладно, наденьте, по надвиньте на глаза. Дуче натянул берет на уши и поднял воротник пальто. Спустились вниз по каменным ступеням к автомобилю. Дядюшка Джузеппе уже куда-то исчез. Петаччи с чемоданом неуверенно перепрыгивала с камня на камень в черных замшевых туфлях па высоких каблуках. Дуче шел быстро, твердо, уверенно, как человек, который знает, куда идет, и которому некогда. Все в порядке. Сейчас дуче вновь был самим собой, человеком, ниспосланным Италии провидением. Если бы Гайдамака не сказал, что пришел освободить его, Муссолини пришлось бы расстреливать в доме дона Карлеоие, потом тащить эту тушу па себе, а потом мыть дом. — Я всех бросил! К черту! Я дарю тебе пол-империи! — сказал дуче Гайдамаке. — Да, как насчет пистолета? — «Вальтер» выдам в самолете. — Ага, — понятливо кивнул Муссолини. Сели в автомобиль. На заднем сиденье устроились Муссолини и Петаччи, впереди — Мыкола и Семэн. Гайдамака вскочил па подножку со стороны Петаччи, Меидейла уселся па правое заднее крыло лицом к Муссолини и спиной к дороге. Окошко было открыто. Машина медленно спускалась вниз. Настоящие американцы могли появиться снизу с минуты па минуту. Партизаны спешили сверху, а с неба могли свалиться немецкие парашютисты, как это однажды уже произошло в 43-м году, когда Отто Скорценни сумел-таки освободить дуче. Но Гайдамака уже был спокоен. Никто и ничто не могло помешать ему. До пропускных железных ворот, перегораживающих дорогу, оставалось километра два. Немцы убрали свой патруль еще вчера утром, и сами убрались навсегда. Лейтенант был спокоен. Расстрел Муссолини был святым делом, и Гайдамака должен был расстрелять Муссолини без суда и следствия. Он сделает это. На этот раз ничто не могло помешать ему. Он был спокоен. Командир был излишне спокоен. |
||
|