"Дама Пик (Роман)" - читать интересную книгу автора (Седов Б. К.)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЗВЕЗДА ВОСТОКА
Глава 1 КОГДА ЦЕЛОГО МИРА МАЛО

Я лежал, раскинув руки, на горячем песке у самой воды и чувствовал, как жаркое греческое солнце пронизывает меня насквозь. Рядом со мной, так же раскинув руки, лежала Наташа. Вокруг стояла полуденная тишина, нарушаемая лишь шорохом волн, время от времени накатывавших на наши ноги, и криками редких чаек.

Маленький скалистый островок, один из сотен других, разбросанных в древнем Эгейском море, на две недели безраздельно принадлежал нам.

Размером он был примерно метров триста на триста, и на нем имелось все, что нужно. А именно - живописные скалы, песчаный пляж по всей юго-западной стороне, густой кустарник и несколько деревьев с узловатыми сучьями. Посреди скал, в самой середине островка, там, где он возвышался над морем метров на двадцать, стоял небольшой белый домик, в котором тоже было все, что нужно. На крыше домика был установлен ветряк, обеспечивавший электричеством холодильник, телевизор, кондиционер, компьютер, спутниковый телефон, микроволновую печь и прочие достижения цивилизации, которыми домик был напичкан не хуже номера люкс в пятизвездном постоялом дворе.

Под полом нашего домика располагался мощный бетонный бункер, который, судя по его основательности, мог защитить нас от любого стихийного бедствия и даже от нашествия марсиан. В бункере были запасы питьевой воды, консервов, сигарет и выпивки. Хозяин острова был человеком предусмотрительным, и компания из десяти хронических алкоголиков смогла бы продержаться здесь в полной изоляции минимум полгода.

В западный скалистый берег была умело врезана небольшая, защищенная от волн и ветра гавань. Ее размеров как раз хватало на то, чтобы уместить маленький морской катер со скромным трехсотсильным мотором «Меркурий». На этом катере мы сюда и приехали. И сейчас, вот уже десятый день, мы с Наташей наслаждались этаким одиночеством вдвоем, так сказать, парным уединением.

Мы валялись и плавали, ловили рыбу и пожирали ее. То количество фосфора, которое я поглотил вместе с жареной, вареной и печеной рыбой с момента прибытия на остров, должно было обеспечить бесперебойную работу моего мозга в течение ближайших двухсот лет. А уж светиться я должен был, как публичный дом в день получки.

За первые же несколько дней мы успели покрыться морским загаром, который, между прочим, сильно отличается по цвету и качеству от загара сухопутного, а тем более - от искусственной смуглости, которой городские дорогостоящие шлюхи добиваются терпеливым лежанием в электрических ультрафиолетовых гробах.

А поскольку, кроме нас, на островке не было никого, мы не утруждали себя такой тяжелой физической работой, как надевание какой бы то ни было одежды. Теплое море и жаркое солнце пробудило в нас жизненную энергию, и мы трахались везде, где только можно. И на верхушке той скалы, и вон под теми кустиками, и в катере, и в постели, и в море, и на песке, и… в общем - везде.

А вчера, забравшись на самое высокое из восьми имевшихся на острове деревьев, чтобы осмотреть с него горизонт, я обнаружил недалеко от верхушки вырезанную на коре надпись на английском языке.

Надпись гласила:

«А на этом дереве вы еще не трахались?»

Я почесал затылок и крикнул Наташу. Когда она забралась ко мне наверх, я показал ей надпись. Мы были несколько уязвлены, а потом почувствовали себя собственными далекими предками, жившими еще до эры слезания с деревьев, и тут же исправили досадное упущение целых два раза.

Так продолжалось десять дней, и они показались мне десятью месяцами, проведенными в раю. Аренда островка заканчивалась через четыре дня, но если бы мы захотели, то могли продлить ее хоть на всю жизнь, знай плати. И за эти бесконечные десять дней, наполненные солнцем, морем и наслаждениями, мы по молчаливому уговору ни разу не вспомнили ни о тюрьме, которую я покинул так эффектно, ни о ворах, ни об арабах с их Коранами.

Иногда меня подмывало расспросить Наташу хотя бы о том, как ей удалось организовать мой побег, но, прикусив язык, я молчал, и правильно делал. Незачем было портить такой хороший отдых такими плохими разговорами. Но всему приходит конец, и когда до конца наших двух недель осталось четыре дня, Наташа, как бы чувствуя, что мы достаточно отдохнули, а теперь можно и о делах скорбных покалякать, сказала, что сегодня вечером мы нарушим наш обет молчания, и все друг другу расскажем, и все друг с другом обсудим.

Я кивнул, не открывая глаз, и перевернулся на живот, подставив солнцу спину. Но потом передумал и пополз в море. Оно было недалеко, всего метрах в двух. Так и не открывая глаз, я вполз в теплые волны и улегся таким образом, чтобы на поверхности воды оставалось только мое лицо. Снова раскинув руки, я слушал, как теплая морская вода вливается ко мне в уши и выливается обратно. По мне кто-то пробежал, и, скосив глаз, я увидел маленького краба, сидевшего на моем животе и грозившего мне миниатюрной клешней.

Это было забавно, и я расслабленно засмеялся.

- Что там? - голос Наташи прозвучал не громче шороха волн.

- Краб, - ответил я и закрыл глаз.

- А-а-а…

- На этом наш краткий диалог закончился, и в ближайшие полчаса мы не произнесли ни слова.

Наконец я почувствовал, что неплохо было бы и подкрепиться.

Чудовищным усилием воли я оторвал свое тело от воды, которая уже приняла меня за предмет береговой обстановки и начала потихоньку заносить мелким песочком, и встал.

- Пошли в дом, - сказал я Наташе, лежавшей, раскинув руки и ноги, в нескольких шагах от меня, - я хочу есть.

- Пошли, - ответила она и даже не пошевелилась.

Если бы это имело смысл, я облил бы ее водой. Но здесь, при таких температурах, она только поблагодарила бы меня и попросила бы сделать это еще разочек. Я огляделся и ничего не придумал. Можно было, конечно, бросить в нее камень, но ведь она же не Магдалина, а кроме того, я и сам не без греха.

Поэтому я выбрал наиболее гуманный, но более надежный способ и просто сказал:

- Ну, как хочешь. А я пошел.

И я действительно пошел, преодолевая заразную греческую лень.

Но, как и следовало ожидать, не успел я отойти на двадцать шагов, как за моей спиной послышался негромкий стон, а потом раздался тихий голос:

- Как я тебя ненавижу!

После этого зашуршал песок, и Наташа, ругаясь вполголоса, потащилась за мной.

В доме царила приятная прохлада.

На дисплее кондиционера было всего лишь плюс восемнадцать.

Я прошел в душ, дававший опресненную электричеством воду, и смыл с себя соль и песок. После меня в душ устремилась Наташа, а я тем временем прошел в гостиную, в одном из углов которой была оборудована сверкавшая никелем и кафелем модерновая кухня.

Холодильник, занимавший среди кухонного оборудования особое, почетное место, был таких размеров, что сквозь его дверь мог бы спокойно пройти верблюд, груженый тюками с контрабандой. Ну, верблюдов на острове, понятное дело, не было, зато в холодильнике было много чего полезного и вкусного.

Первое, что я взял с полки, открыв большую, как калитка Летнего сада, дверь, было, естественно, пиво. Шесть холодных бутылочек, соединенных картонной рамкой… Кайф!

Я поставил пиво на стол и спросил у вышедшей из душа голой и мокрой Наташи:

- Что будешь есть?

Она пожала плечами и ответила:

- А мне все равно. Что ты будешь, то и я.

Я кивнул и снова повернулся к холодильнику.

Стоя перед его открытой дверью, я чувствовал, как оттуда струится морозный воздух, холодивший мои босые ноги. Это было почти так же приятно, как выскочить из парилки на снег.

Я, надо сказать, тоже был голым и мокрым. На этом благословенном эллинском островке, который, возможно, в свое время посещал какой-нибудь Улисс или Геракл, полностью пропадало желание напяливать на себя какие-то тряпки, и мы с Наташей постоянно ходили голые.

Голые и мокрые.

Некоторые считают, что постоянное созерцание обнаженной натуры делает людей равнодушными к сексу.

Чушь!

Островок мы с ней, конечно, протрахали, где могли, ну а уж в домике не делали этого разве что в холодильнике.

Надо будет поделиться этой мыслью с Наташей, подумал я и, переступив с ноги на ногу, потому что ступни начали мерзнуть, выхватил из холодильника две банки российских крабов «Чатка» и захлопнул его тяжелую дверь.

Через некоторое время мы уже раскинулись на огромной тахте и, потягивая мое любимое пиво «Грольш», пялились в телевизор.

Вообще-то называть телевизором плоский плазменный экран шириной в метр, висевший на стене напротив тахты, было так же неуместно, как назвать самокатом сверкающий хромом «Харлей Дэвидсон».

Но пока другого слова придумано не было, так что…

Тахта была завалена упругими ковровыми подушками и валиками.

Между прочим, до меня только тут, в этом греческом раю, дошло, для чего существуют валики. Раньше, в детстве, я недоумевал - какой дурак выдумал такие неудобные спинки для дивана?

Наивный мальчик!

Откуда мне было знать, что валики в больших количествах, а также разных размеров и конфигураций, незаменимы при долгом и интимном общении с молодой женщиной…

О мудрые старцы Востока!

Ваше изобретение гораздо важнее микроскопа Левенгука и атомной бомбы Оппенгеймера. Да продлит Аллах ваши и без того вечные дни в раю, где вас ласкают неутомимые гурии, подкладывающие под нужные места тела те самые валики.

Да-а-а…

В общем, мы с Наташей лежали, раскинувшись, на тахте и пялились в телевизор. Там показывали какой-то конкурс красавиц. На огромной сцене тусовались длинноногие девки с круглыми номерами на бедрах.

Они с надеждой смотрели в сторону жюри и улыбались так счастливо, будто у них вырезали весь мозг, оставив только центр удовольствия. Я нажал на кнопку пульта, и на экране вместо этих глупых длинноногих куриц показался «Боинг», врезающийся в одну из башен Торгового Центра.

Прошло уже почти два года, а этот кадр появлялся на экранах снова и снова. Диктор за кадром говорил что-то по гречески, а кадры катастрофы тем временем сменились самодовольной полуулыбкой Бен Ладена, который, благодушно глядя в объектив любительской камеры, благостно молчал.

То, что я увидел в телевизоре, напомнило мне, что жизнь, к сожалению, состоит не только из удовольствий. Я вздохнул, убавил звук до минимума, и, взглянув на Наташу, сказал:

- Ну что, боевая подруга моя, а не пора ли тебе рассказать мне, как ты докатилась до жизни такой?

- Это до какой же?

- А до такой, что побеги устраиваешь, не даешь человеку спокойно сгинуть в темнице… Давай колись. Расскажи мне увлекательную и потрясающую историю о том, как ты все это устроила. Думаешь, мне легко было молчать об этом столько времени?

Наташа самодовольно улыбнулась, и в ее глазах появилось мечтательное выражение.

- Ну, давай рассказывай, - не отставал я.

- Ладно, - смилостивилась она, - только достань еще пива, а то это уже закончилось.

И действительно, шесть маленьких бутылочек по триста тридцать граммов были уже пусты. Я, кряхтя, поднялся с тахты и, подойдя к холодильнику, вспомнил о своих недавних размышлениях по поводу разнообразия секса.

Открыв холодильник, я повернулся к Наташе и спросил:

- А ты знаешь, где мы еще не трахались?

- Знаю, - ответила она.

- Ну и где же?

- На ветряке. Это самая высокая точка острова.

Это еще не приходило мне в голову и, одобрительно кивнув, я сказал:

- Неплохо, неплохо. А вот меня чем-то холодильник привлекает. А?

И вопросительно посмотрел на нее.

- Тоже ничего, - согласилась она.

- Попробуем?

- Попробуем. Но сначала - ветряк.

- Договорились.

Я достал пиво и снова завалился на тахту.

Мы приложились к бутылочкам, которые закрывались белыми фаянсовыми крышками на проволочных петлях, и Наташа начала свое повествование.

Слушая ее неторопливый рассказ, я понял, что недооценивал ее шпионские способности, которые с появлением у нее крупных, и я бы даже сказал - очень крупных - денег, проявились во всей красе.

То, что происходило после Самары с ней лично, не заслуживало особого внимания, зато тот факт, что и на фазенде Стилета, и в конференцзале «Балтийского двора», облюбованного криминалитетом под сходняки и терки, появилось множество дорогостоящих подслушивающих и подсматривающих устройств, был весьма замечательным и важным.

Наташа узнала, что Стилет и компания решили либо завалить меня, либо укачать на крупную сумму денег, а потом все равно завалить. Но сначала все-таки попробовать выдавить из меня сколько можно.

Но на этом так называемом сходняке, который на самом деле был просто вымогательской стрелкой, я неожиданно для всех повел себя крайне резко и, хотя и согласился дать денег, но своими вызывающими манерами обозлил их и подтолкнул к тому, чтобы просто избавиться от геморроя по имени Знахарь.

Наташе было известно о том, что и у моей фазенды, и еще в нескольких местах, где я мог появиться, меня уже караулили ловкие ребята со стволами, которые ждали звонка от Стилета. И в зависимости от от этого звонка они либо убрали бы пушки и поехали пить пиво, либо грохнули бы меня, а после этого все равно поехали бы пить пиво.

Наташа прослушивала наш базар в «Балтийском дворе» и услышала, как Стилет, когда за мной закрылась дверь, взял трубку и сказал своим орлам, чтобы они валили меня. Тогда она тоже взяла трубку и сказала своим бывшим коллегам, которые тоже ждали команды, чтобы они хватали меня и везли в «Кресты».

Спецы и так давно уже хотели повязать меня, но Наташа сделала хитрый финт ушами. Она сдала меня им, но одновременно с этим дала денег, и служебное их рвение угасло, сраженное мощью толстой пачки серо-зеленых купюр.

И, если бы она сказала им по телефону, что брать меня не нужно, они поехали бы опять же пить пиво, а перед начальством развели бы руками, проклиная неуловимого одноглазого Знахаря. Но для них все вышло очень даже хорошо. И Знахаря повязали, и деньги получили. Н у, а пиво - само собой!

Так уж вышло, что в тот момент именно тюрьма оказалась наиболее безопасным для меня местом, но, к сожалению, всего лишь на несколько дней, пока до Стилета не дошла информация о том, куда я запропастился.

Узнав, что я парюсь в «Крестах», Стилет возликовал и поперся с визитом к крестовскому куму. А там они втроем с Сашей Сухумским все и решили.

Однако умница Наташа позаботилась обо мне лучше, чем они.

Это стоило ей огромных денег, ведь встрять в грандиозную предпраздничную тусовку было очень сложно, но все у нее устроилось, все сложилось, и в результате я получил от «американских» миссионеров Библию с вклеенным в нее руководством по использованию ракетного ранца, а также с инструкцией, подробно описывающей план побега.

Наконец рассказ дошел до того момента, когда Наташа, сидевшая за рулем водной «Формулы», увидела, как из-за высокой кирпичной ограды «Крестов» в облаках цветного дыма и огнях фейерверка взлетел человек с совершенно ошалевшим лицом.

Я засмеялся и, прервав ее, спросил:

- Интересно, как это тебе удалось на таком расстоянии разглядеть лицо этого самого человека?

- Ну, во-первых, расстояние было не так уж и велико, а во-вторых, у меня же бинокль был, на воде, знаешь ли, без бинокля делать нечего. А рожа у тебя действительно была такая, будто ты взлетел не на джет-ранце, а на ракете, засунутой в задницу. Глаза выпучены, рот открыт, и озираешься во все стороны. Я даже забеспокоилась, заметишь ли ты меня вообще.

Я хмыкнул и промолчал. Потом взял бутылку и, убедившись, что опять все пиво выпито, встал с тахты и пошел к холодильнику.