Глава семнадцатая ВОН ИЗ НАШЕЙ ДЕРЕВНИ!

Антипа Пророков был прав. Как ни старался Петька запомнить дорогу — не запомнил. Уж больно много было поворотов. Порой охотник останавливался и начинал считать шаги.

— Пятнадцать вправо, семь прямо, двенадцать направо… — шептал Петька, но запомнить этого не мог.

В серых сумерках, в снегопаде всё болото было ровным, белым и одинаковым. По каким приметам вёл его Пророков, Петька понять не мог.

Встретили их как выходцев с того света. Бабушка готова была задушить Петьку, обнимая, дед прослезился и уговорил старушку устроить ему особливое угощение. А вот Катя расхворалась всерьёз. И Орлик на болоте простудился и так страшно кашлял и хрипел, что было в горнице слышно.

Все — и милиционер из района, и отец Катин — поверили, что ребята ночевали в Гончаровке. Хотел Петька сказать, что это неправда, но глянул на сутулую спину Антипы и почему-то не сказал. «Выйдет, я говорю правду, а этот старый, несчастный человек — врун?» — решил Столбов. Он-то знал, каково быть вруном.

На следующий день он проснулся, как всегда, от беготни Лазера, от вздохов бабушки, от визжания дедовского станка. И всё это показалось ему удивительно родным и необходимым. Петька удивился, как это он жил раньше без бабушки и дедушки, без деревни.

— Дедунь, — попросил он сразу же, как явился после завтрака в мастерскую, — а дай мне резать попробовать…

Дед засуетился, вытирая рукавом резец, разгребая ногами стружки:

— Ну-ко, ну-ко…

Петька взялся за дрожащую сталь. Дед обнял его и положил свои крепкие узловатые руки поверх Петькиных.

— Давай, милай, полегонечку… Аккуратно веди от плеча. Помаленечку. Ровненько, ровненько. Веди-веди…

Петька припомнил, как в первом классе, когда мама учила с ним уроки, она вот так же приговаривала: «Веди, веди, веди…» И он взмок от усердия. Несколько первых заготовок он запорол. Резец вдруг вырывался из рук — и получалась такая зазубрина, что всё шло насмарку. А один раз Петька чуть себе глаз не выбил.

— Отдохни, отдохни, — сказал дед, усаживая запыхавшегося Петьку. — Ничего! Не враз Москва строилась, научисси…

И ловко и спокойно стал исправлять те огрехи, что наковырял мальчишка.

— Дело-то нехитрое, — приговаривал старик, — а сноровки требует. Надо помаленечку, не торопясь; веди резец, как песню…

Петька залюбовался им. Щуплый, с остренькими плечишками и тонкой морщинистой шеей, дед был удивительно ловким. Резец, такой непослушный в руках Петьки, был совершенно покорен деду. Дед вырезал посуду, словно лепил её, отсекая всё ненужное.

— Дедунь! — сказал он восторженно. — А ведь ты художник!

— Эва! — засмеялся старичок. — Хватил! Художник! Я и расписывать-то не умею как надлежит, а резать да точить — это ума не надо.

— Это талант надо! А рецепт, как краски делать, я тебе достану!

— Ну-ну-ну. Достань! Вот все химии-физики изучишь и достань!

— Тут химии да физики мало, — сказал Петька задумчиво. — Тут надо историю знать! Человеком надо быть…

— Это точно! А мне бы топором способнее. Нам хоть избу скласть, хоть часы починить, только в часах топором не развернёсси… — Старик сказал старинную прибаутку.

Столбов вспомнил обветшавшие избы скита, провалившуюся стену. «Вот бы кого на реставрацию поставить…»

— Мир дому сему! — Он даже вздрогнул от этого знакомого приветствия. На пороге стоял Антипа.

— Антипушка, гостенька дорогой, — захлопотал дед Клава. — Милай ты мой, не забыл, вспомнил, сейчас мы тя к столу…

— Не сепети, Клавдий! Я к тебе за делом. Малого твово хочу взять. Работа есть.

— Кака-така?

— Он у тебя на лыжах знатно бегает. Вот ему дело и есть — осины со мной для лосей валить… Согласный? Лесничество оплатит.

— Согласен! — выдохнул Петька.

— Вот и ладно! — нахлобучил шапку Антипа.

Они до темноты ходили тропами, ведомыми только Пророкову. Выбирали осины посочней и, подрубив с одного края, брались за двуручную пилу.

— Ты от себя-то не толкай! — приговаривал Антипа. — Ты только на себя тяни, а потом отпускай и ровней веди!

— Мы ведь хорошие деревья губим! — сказал Петька, когда они уселись на срубленный ствол закусить ледяным молоком и хлебом.

— Не губим, а спасаем! — улыбнулся Антипа. — Этого дерева лосю надолго хватит. Он его по всей высоте обгложет, а так только бы у корня. Там и кора хуже, и больше деревьев загубил бы. Да ещё сосёнками молодыми стал бы лакомиться — верхушки сгрызать. А так и сыт будет, и лес цел. Ну-ко… — Он встал и замер. — Идут!

Тёмная тень с хрустом двигалась по лесу.

— Становись с подветра! — прошептал Антипа. Они быстро обежали поляну так, чтобы ветер дул на них. — Смотри!

На белый чистый снег вышли лоси. Их было пять. Впереди шёл огромный величественный старый самец. Он остановился, чутко принюхался и пропустил остальных вперёд. Два голенастых лосёнка принялись за только что срубленную осину, а старик стоял, высокий, сильный, мощно вдыхая морозный воздух.

— Вот это да! — сказал Петька, когда они отошли на порядочное расстояние. — Красота-то какая!

Антипа только усмехнулся.

— Вы знаете, я никогда не видел диких зверей. Они необыкновенные. — На Петьку напал приступ разговорчивости, он говорил и говорил. — Спасибо вам большое, что вы меня взяли с собой! Вы не смейтесь, что я говорю много.

— Я не смеюсь, — ответил старик. — Чего смеяться.

Они вернулись в сумерках. В избе деда громко играла гармошка. Они вошли в горницу, и Петька увидел своих попутчиков по поезду.

— Петяша, — обрадовался дед. — Вот ко мне покупщики пришли. Работу мою покупают.

— Да уж выручим тебя, старик! — сказал длинноволосый парень в свитере, разливая водку и тыча вилкой в капусту. — Пятак штука!

— Да что ты, милай, да побойся бога! По пятаку — это ж насмешка над моим трудом!

— Как хошь! — сказал покупщик и опрокинул в глотку стакан. — Кому твой товар нужен? Так, для любителя, и всё. Больше пятака не могу. Это ж деревяшки. Вот иконы если б, тогда по трешнице за доску…

Они пили водку, чавкали капустой. А дед, принаряженный в новую рубаху и пиджак, всё пытался возражать, что, мол, не за деньгами он гонится, а что труд его не ценят.

— Дед, не ломайся! — похлопал старика по острому плечу «коробейник». Голова деда мотнулась. Грустно поник задорный вихор.

Петька смотрел на этих наглых парней, на тощего подвыпившего старика, на его острые плечи, на тонкую морщинистую шею.

— Дедунь! — сказал он громче и совершенно неожиданно для себя. — Ты зачем эту погань в дом пустил?

— Ты что, это ж гости! — ахнула бабушка.

— Какие гости! — закричал Петька. — Это воры! Они тебя, дедуня, обирают!

— Ну ты, — пьяно развернулся длинноволосый в свитере.

— Бабуля! — закричал не своим голосом Петька. И ярость захлестнула его. — Спускай Лайнера! Гони их! — В каком-то исступлении он подскочил к Антипе и сорвал у того с плеча ружье. — А ну, вон отсюда!

— Чокнутый! Ненормальный! — Покупщики шарили и не находили шапки.

— Ты, дед, укороти мальчишку. Мы к тебе и не придём в другой раз!

— Петя! Петяша… — растерянно заговорил старик.

— Сядь! — рявкнул Петька. — Старый человек! А со всякой дрянью за стол садишься! И не смейте сюда приходить! И в деревню нашу не заявляйтесь! А ты, дедуня, не бойся. Я твои работы сам в город отвезу в музей и в сувенирный магазин сдам. Вон отсюда, спекулянты. Ну! — Петька поднял тяжёлое ружьё.