Глава четырнадцатая «Ну, Катя, живы!»

Сначала ему показалось, что это штабеля брёвен. Он пошарил руками. Нет, это была стена.

— Что там? — стуча от холода зубами, спросила Катя.

— Вроде дом… Эй! Есть кто-нибудь? — Ветер заткнул ему рот. Проваливаясь в сугробы и ушибаясь о брёвна, он пошёл вдоль стены, волоча за поводья Орлика.

Они обошли стену, за углом ветра не было, идти стало легче. Петька стянул рукавицу, вытер мокрое, исхлёстанное лицо. Опираясь на стену, побрёл дальше. И вдруг его руку что-то обожгло. Железо! Петька нащупал длинную скобу. Ворота! Они были чуть приоткрыты.

— Катя! Ворота! Слезай!

Девочка мешком свалилась с коня. Щель в воротах была достаточная, чтобы протиснуться внутрь изгороди. Но конь остался снаружи.

— Сейчас, сейчас, — бормотал Петька. Он шарил в темноте руками, ушибаясь о какие-то углы, брёвна. И наконец нашёл крыльцо. Катя держала его за рукав, и ему приходилось почти тащить девочку. Спотыкаясь, они вошли на крыльцо. С трудом открыли скрипучую дверь.

— Сейчас! Сейчас! — Петька достал спички. Отогрел руки во рту. Зажёг. Спичка сгорела быстро. Но он успел разглядеть, что изба устроена так же, как дедова. Они были на повети.

— Эй, — крикнул Петька. — Люди! Кто есть?

Никто не ответил. Петька нашарил дверь и ввалился в горницу.

— Спички надо беречь, — сказал он. — Ты смотри в одну сторону, а я — в другую.

Катя покорно повернулась. Вспыхнул слабый огонёк. Петька увидел длинный стол, лавки вдоль стен.

— Лучина! — слабым голосом сказала Катя.

Петька оглянулся. В углу у печки стояло маленькое деревянное корытце, а над ним железный прут, раздвоенный на конце; тут же лежала охапка длинных щепок. Спичка погасла, но Петька на ощупь нашёл лучину и зажёг её.

— Погоди, — сказал он, — как это… Я в музее этнографическом видел. — Он приладил лучину в светец.

Лучина осветила большую горницу, печь.

— Мы, наверное, в пустую деревню забрели. Сейчас печь затопим, отогреемся. Ну, Катя, живы! А я уж думал — совсем пропадём. Катя!

Он оглянулся и увидел, что девочка сидит на полу у стены и глаза её закрыты.

— Катя! Катюша! — закричал Петька. — Что ты! — Он принялся тормошить её. Девочка медленно открыла глаза.

— Плохо мне. Пить…

— Сейчас, сейчас!

Петька нашёл вязанку дров. Надёргал бересты. Зажёг. И сразу в избе запахло дымом. Петька глянул наверх и увидел, что печь без трубы, дым выходит прямо в комнату.

— Вот беда! Угорим!

Но дым не опускался: он уходил в отдушины под потолком.

— Катя, Катюша… обогрейся!

Он подтащил девочку ближе к огню.

— Сейчас я молока принесу. У нас ведь молоко есть, в мешке у Орлика. Ты мокрая вся! Погоди, я, может, найду тебе переодеться! Ты только не засыпай, Катя! Пожалуйста, не спи!

Он вскочил, кашляя от дыма, заметался по избе. Под лавками стояли сундуки. Он открыл один и стал выкидывать оттуда какие-то тряпки, меха. Лучина догорела и погасла. Но в избе было светло от ярко пылавшей печи.

— На! — говорил он. — Это одёжка какая-то… Давай, хозяева нас не заругают, мы ведь сюда не нарочно. Мы ведь чуть не погибли…

Катя, как во сне, стала стаскивать тулуп, мокрые чулки.

— Катя, я пойду коня выручать…

Девочка ничего не ответила. Петька вскочил на поветь. Он прихватил с собой головешку и теперь на повети среди разной рухляди нашарил длинную палку. С крыльца он стал на колени, взял палку под мышку и, нащупывая руками следы, пополз к воротам. Орлик стоял сразу за оградой. Шкура его покрылась ледяной коркой. Петька стал разгребать палкой снег у ворот, потом отыскал свои лыжи и стал отгребать снег лыжей. Его трясло. В груди словно огонь зажёгся. Он вскакивал, пытался открыть ворота пошире. Он уже совсем отчаялся, когда створка вдруг подалась и открылась настолько, что конь смог протиснуться.

За воротами Петька пошёл на запах дыма и легко нашёл избу. Он нашёл и въезд на поветь и завёл коня в избу.

— Эх, — сказал он Орлику, — сена-то тут нет! Ну ладно. На тебе хлеб! — Он вынул из мешка краюху и отдал коню.

Дверь светилась щелями, и, когда Петька вошёл, его обдало приятным теплом. Дым облаком стоял под потолком, горела лучина. А у огня сидела Катя, но Петька не узнал её. На ней была какая-то странная одежда. Короткая кофточка, отороченная мехом, и платье в блестящих нитях.

От неожиданности Петька выронил палку, которую нёс в руках, и, когда наклонился, чтобы поднять её, увидел, что это копьё с широким наконечником и перекладиной.