Бондарь АлександрDowntown

Александр Бондарь

Downtown

Английское слово "downtown" в переводе значит "нижний город" или же "центр города". Есть такой downtown везде - в любом городишке, в каком только вы ни окажетесь. В Торонто он мал по размеру, но почти не уступает своей монументальностью даунтауну Монреаля или Нью-Йорка, Рима или Санкт-Петербурга, Вашингтона или Москвы. Вы встретите здесь несколько рядов не очень высоких (не чета нью-йоркским) жмущихся один к другому небоскребов, по краям небольших улиц с маленькими ресторанчиками и магазинами. Сытые нищие, выпрашивающие мелочь на бутылку хереса или на сигаретку марихуаны. И еще - публика, своя даунтауновская публика. Деловые люди. Чистые, оттутюженные, в аккуратных костюмчиках. Они идут куда-то, крепко сжимая в руках свои кейсы. Идут, не замечая вас и вообще ничего не замечая. Люди делают бизнес, и время у них - деньги.

Ночью downtown преображается. Исчезают куда-то все эти респектабельные господа, и на улицы вылезают праздношатающиеся молодые люди. Восновном, это - рабочие и вэлфэристы. Для них зажигают свои огоньки ночные клубы, рестораны и бары. На перекрестках уличные проституки терпеливо дожидаются своих клиентов. Но все это - только до двух ночи. В два перестают наливать спиртное, и ночные заведения закрываются. Улицы пустеют. Город укладывается спать. Затихает понемногу шум машин, гаснут огоньки в окнах домов. И только неоновые огни разноцветной рекламы грустно подмигивают запоздалым прохожим, приглашая купить еще одну какую-нибудь ненужную вещь.

... Когда я уезжала, лил сильный дождь. До самого Бреста. Тяжелые капли били в оконное стекло, и сквозь этот дождь я могла видеть только одну и ту же картину: бесконечная череда обнаженных деревьев, между которыми то тут то там появлялись жалкие нищенские строения. Летом здесь все прикрывает зелень, зимой - снег. Но теперь, когда весна еще по-настоящему не наступила, а зима уже кончилась, ничто не могло припрятать царящие кругом нищету и уродство.

Свет еще не включили, и в купе у меня было темно. Читать нельзя, оставалось только глядеть в окно или же коротать время, разговаривая с попутчицей - пожилой украинкой, похожей на Нонну Мордюкову и еще на кого-то - кого я не могла вспомнить. Та всю дорогу рассказывала, как хорошо им было при коммунистах и очень эмоционально настаивала на том, что Кравчука, Кучму и Горбачева нужно повесить на одном фонарном столбе.

Помню украинских таможенников. Двое здоровенных парней с повязками угрюмо ходили по вагонам, допрашивая пассажиров - везет ли кто доллары. Долларов ни у кого не оказалось. Таможенники шарили по тюкам и чемоданам ища к чему бы придраться, но в этот момент поезд тронулся. Один из них, выйдя в тамбур, меланхолично сдернул стоп-кран, после чего оба поспрыгивали на насыпь.

Еще помню брестский вокзал. Здесь было немноголюдно, чуть чище, чем в Краснодаре. Какая-то бабушка в углу торговала семечками. Два солдата в новеньких, только что снятых с новобранцев, шинелях курили, дожидаясь своего поезда. Хотелось есть, но несвежие пирожки и мятые пирожные в вокзальном буфете продавались только за "зайчики".

Последнее, что я запомнила здесь: пьяный таможенник, осматривавший мой багаж. Он не стал особенно ковыряться. Дыхнув мне в лицо перегаром, принял на веру, что ничего запрещенного я не везу.

А потом была Польша. На варшавском вокзале задерживаться не хотелось. Еще в Бресте мне рассказали, что здесь полно бандитов - русских, украинских, белорусских, чеченских. Поляков они не трогают - охотятся за соотечественниками.

Варшава - полурусский город. Родную речь тут слышишь на каждом шагу, и почти все поляки понимают по-русски. Здесь чище, чем в России, ухоженней. Улицы и дома имеют более европейский вид. В магазинах - совсем, как в России до революции, говорят "добрый день" и "что вам угодно?" Глядя на эти аккуратные домики в западно-европейском стиле, я не могла понять - зачем это поляки куда-то еще и уезжают...

Летовский авиалайнер, перечеркнув океан, за восемь часов доставил меня на североамериканский континент - в страну, где я не была никогда раньше, и которая должна была стать теперь моей новой родиной.

В аэропорту "Пирсон" меня встречали вежливые негры - таможенники. Иммиграционный чиновник долго и с любопытством глядел на мой "landed immigrant", словно бы не решаясь попробовать его на зуб и тем убедиться - не сама ли я его напечатала.

Когда очутилась на улице, моросил дождь, придавая всему какой-то серый, унылый вид.

- Лена! - Услышала, вдруг, откуда-то сзади.

Я обернулась. В четырех шагах от меня стоял Дима - мой кузен. Я сразу его узнала, хотя видела всего один раз - лет одиннадцать тому назад. Эти годы страшно изменили его: он и не повзрослел даже, а как-то постарел похудел, осунулся. У него был вид человека, который успел уже все испытать и все увидеть, и который не ждал теперь от жизни ничего хорошего. Ему не было еще тридцати, но выглядел он на все сорок.

Мы обнялись и поцеловались по-родственному. Перед отзездом я написала Диме, что приезжаю, но, честно говоря, не ждала, что он будет встречать меня в аэропорту.

Дима поднял мои чемоданы и потащил их куда-то, сказав, что отвезет меня на своей машине. Но в этих его словах я не услышала какой-либо гордости или самодовольства. Подойдя ближе, поняла - отчего. У бордюра, в сторонке, стоял старый пошарпанный "шевроле" с треснувшим передним стеклом и большой мятиной сзади.

Я запомнила Диму другим. Одиннадцать лет назад, у какого-то нашего с ним далекого родственника. Аккуратный красивенький мальчик в сером костюмчике; словно породистый кобелек, выставленный на всеобщее обозрение. Мне сообщили, что Дима закончил школу с золотой медалью и занят сейчас раздумием - в какой именно вуз ему поступать. Рассказывая об этом, взрослые кивали многозначительно и покровительственно улыбались, отчего я очень смущалась и краснела до самых ушей. Сам Дима посмотрел на меня тогда только один раз и то, что он увидел, явно ему не понравилось. "Найдем лучше" прочитала я у него в глазах.

Сейчас все переменилось. Дима без выражения глядел то на меня, то на дорогу и рассказывал о своей жизни. Говорил он очень спокойно, равнодушно даже - так, словно бы речь шла и не о нем, а о каком-то другом человеке, участь которого была ему безразлична.

Я видела, как за окном пробегали симпатичные - словно игрушечные домики; как будто специально расставленные вдоль этой дороги, дабы турист, приехавший в Канаду только что, мог все увидеть с лучшей стороны.

Дима эмигрировал шесть лет назад. Довольно быстро он понял, что Канада - не такова, какой она ему казалось издали. Никто его здесь не ждал, и он никому тут не нужен. Точно также, как не нужна и его специальность советская юриспруденция. Дима уселся на вэлфэр, уселся прочно и не думал уже с него слазить. Четыре года прошли в ничегонеделании. Впрочем, выход отсюда был: поступать в университет и думать о новой специальности. Но в Диме уже надломилось что-то. Он и сам не понимал - что. Пусть все идет, как идет решил Дима и отдался на волю случая. Но ничего не менялось, а постоянное безденежье начало утомлять. Дима решил отыскать какой-нибудь дополнительный заработок. Не оставляя вэлфэра, он устроился грузчиком на склад. Теперь он бывший лучший ученик, победитель всевозможных конкурсов и олимпиад, вставал в четыре утра, чтобы перетаскивать целый день мешки на пыльном вонючем складе, в компании с неграми, которые грязно ругались и курили марихуану.

Дима знал, что половина рабочих на этом складе - нелегалы, люди у которых нет не только разрешения на работу, но и вида на жительство. Хозяин - пузатый грек, объяснявшийся по-английски четырьмя фразами, спрашивал обычно только имя. Кончилось это все плохо. Кто-то на кого-то стукнул. И вот, здание склада окружили одинаковые фургоны, откуда появились угрюмые ребята в спецодежде и с рациями. Они брали за шкирку каждого и в грубой форме требовали удостоверение личности. Дима засыпался. Он потерял вэлфэр, а штраф, который ему пришлось выплатить, едва не перекрыл все, заработанное им за полтора месяца.

Сейчас он перебивался на каких-то случайных работах и утешал себя тем, что научился смотреть на вещи просто, избегая лирики и ненужного трагизма.

Я молча выслушала эту историю. Не хотелось его обижать, но, по-моему, он сам виноват во многом. Нечего было рассчитывать, что его, оставившего свою страну, страна чужая примет, раскрыв широко объятия.

Жилье Димы произвело на меня такое же впечатление, как и его машина. Он в свою очередь честно признался, что вся мебель, которую я тут вижу - с мусора. Дима нисколько этого не стеснялся. Он даже с какой-то болезненной гордостью рассказывал историю нахождения каждой вещи.

Потом мы поужинали. Дима угощал меня печеными куриными ножками, сообщив, что ест он это чуть ли не ежедневно, так как дешевле здесь ничего нет. После, достав с мойки грязный стакан, попытался налить мне туда какой-то бормоты. Я отказалась, побоявшись, что может произойти то, о чем потом будет неприятно вспомнить.

Дима пожал плечами и выпил сам. Теперь я уже не сомневалась в его намерениях. В глазах у Димы появились хищные огоньки - как у голодного зверька, которому издали показали аппетитный кусочек.

Но того, чего боялась и ожидала, не произошло. Я так и не поняла, что его вдруг остановило. Может быть в нем снова проснулся тот тихий интиллигентный Дима? Не знаю. Но он убрал бутылку, бережно ее закупорив. Потом поднялся из-за стола, сказав, что приготовил для меня свою кровать, а сам будет спать на матрасе в углу.

Так и закончился тот день - мой первый день в новой для меня стране. Я съехала от Димы наутро. Очень старалась найти себе поскорее комнату. Пугала мысль, что мне прийдется провести еще одну ночь в этой квартире с грязными обоями и мебелью с мусора.

Начались поиски работы. Я покупала газеты, вычитывала объявления, обзванивала. Чаще всего не брали трубку. Автоответчик благодарил меня за звонок и просил оcтавить сообщение. Никто, естественно, не перезванивал. Если и отвечали на другом конце, то либо оказывалось, что место это уже занято, либо очень вежливый голос записывал мой телефонный номер и обещал позвонить позже.

Я начала сочинять письма-заявления во всевозможные фирмы и организации, куда только могла написать, но результатом было все тоже.

И вот, однажды, прийдя домой после очередного безрезультатного хождения по разного рода агенствам, я обнаружила у себя на автоответчике запись: мне, наконец-то, предлагали работу. Нужно было позвонить и назначить через секретаря appointment на завтра.

От волнения у меня перехватило дыхание. Дрожащей рукой я сняла трубку и нащелкала номер. Любезная секретарша на том конце сообщила, что мой appointment - завтра, в десять часов.

...Я долго не могла уснуть. Хотела выпить снотворное, но боялась, что утром потом не смогу подняться. Не верилось, что и у меня, наконец, начнется нормальная жизнь.

"Учись хорошо" - говорили мне в детстве. Для чего - не объяснили. Но я была примерной девочкой и на всякий случай решила слушаться. Школу закончила почти с золотой медалью. Почти - значило, что я ее не получила. Меня обошла Таня Метелкина - безмозглая и ленивая, но зато - дочка больших родителей. Мои же папа и мама жили на зарплату и ничего не могли для меня купить. Мне всего приходилось добиваться самой.

В университет меня с первого раза не взяли. Преподаватель - пожилой дядя в погнутых очках минут десять снисходительно меня слушал, потом прервал, сказав, что время на ответ вышло и вывел сухую "тройку".

Я целый год занималась, отказавшись и от книг и от телевизора. В итоге на следующее лето моя мечта и мечта моих родителей сбылась: я стала студенткой.

Жизнь моя в эти годы не была легкой. Я рано вставала и поздно ложилась спать, целые дни просиживая за книгами. На третьем курсе повстречала Андрея. Он учился там же, но на другом факультете, и я решила, что это - один раз и уже навсегда. Ожидала с надеждой, когда он заговорит о свадьбе. Все наши знакомые уже считали нас невестой и женихом. Шло к этому, но неожиданный случай переменил и разрушил все.

Появился Миша. Красавец. Моряк, только что вернувшийся из очередного плавания. Я его впервые увидела на вечеринке у каких -то наших с ним общих знакомых, которым я вряд ли скажу за это "спасибо". Когда мы выпили, Миша полез целоваться. Что было дальше, я помню плохо. Но довольно скоро узнала, что жду ребенка. Более того, врач меня предупредила - если сделаю аборт, то скорее всего, уже никогда не смогу иметь детей. Я металась в поисках выхода. Но его, выхода, не было. Андрей отказался меня понимать, отказался прощать. Когда он узнал обо всем, то просто не захотел меня видеть. Зато Миша, наоборот, воспринял случившееся даже с какой-то радостью. Чего я, честно скажу, не ждала.

Мы расписались, когда я была на шестом месяце. Он, Миша, был со мной добрым и ласковым. Первые две недели. А после начал приходить домой как свинья пьяный. Больше того, я узнала, что он - алкоголик, и водка ему заменяет все. Напиваясь, он впадал в состояние жуткой агрессии. Крушил, что попадалось под руку, находя вину в каждом человеке и в каждом предмете, встретившимся ему на пути.

Я оказалась в больнице со сломанной челюстью. У меня был выкидыш. Мне казалось, что это - конец, что умру я не от веревки и не от снотворного, а от того просто, что не смогу жить дальше, оттого, что не хватит воздуха.

Но - ничего. Не умерла. Только мир вокруг стал каким-то другим, более тусклым, серым. Хотя, в общем-то, ничего особенного - то же, что и всегда.

С Мишей я решила развестись. Он приставил мне нож к горлу и сказал, что убьет меня, если я его брошу.

Все продолжалось по прежнему. Миша пил почти каждый вечер, и синяки у меня не проходили по нескольку дней. Однажды, не выдержав, я поехала в Туапсе - к нему на работу, в профком. Председатель профсоюзного комитета выслушал меня молча и сходил за Мишей. Когда тот появился, председатель крепкий мужик с тяжелым взглядом посмотрел на меня, потом на моего мужа.

- В другой раз, - сказал он медленно, - надо бить так, чтобы не доползла. . .

А еще через месяц за ним пришли. Ночью. Четверо оперативников, держа наготове оружие, вытащили из кровати в дупель пьяного Мишу и усадили его на стул. Привели сонных соседей, согласившихся быть понятыми. У Миши нашли пистолет, из которого он убил милиционера, когда они вместе с дружками грабили сберкассу. Через несколько месяцев я узнала, что Мише дали расстрел. Это известие не вызвало у меня ничего, кроме ощущения пустоты. Было желание увидеть Андрея, но мне сказали он женат, и у него скоро родится второй ребенок.

Хотелось уехать из Краснодара: слишком много тяжелых воспоминаний было у меня связано с этим городом.

Я как-то гостила в Москве у тети. Там меня случайно, вобщем-то, познакомили с одним человеком, который сказал, что у него есть ходы и выходы на канадское консульство. Он брался устроить мне вид на жительство на некоторую сумму. У меня не было этой суммы. Но тут внезапно умерла тетя, и я оказалась единственной ее наследницей. Тетя во времена своей молодости была любовницей многих партийных чинуш, и оставила по себе немало добра. Я продала часть вещей и часть золота. Серьезно занялась английским. Через два месяца у меня в кармане лежал "landed immigrant" и билет на поезд в один конец. Правда, пока только до Варшавы.

Мне было двадцать три года. Достаточно поздно, чтобы начинать жить занова. Но за спиною не оставалось ничего, на что можно было бы опереться, ничего, что привязывало бы меня к прошлому.

На интервью я пришла за полчаса до назначенного времени. Очень нервничала. Машинально пролистывала разложенные на столике журналы, пытаясь себе представить, о чем меня спросят и что буду отвечать.

Через двадцать минут секретарша сказала, что я могу войти. Хозяин кабинета - очкастый седой господин оглядел меня, встал и, чуть поклонившись, легонько потряс мою руку.

Интервью продолжалось недолго. Седой господин выяснял, откуда я, работала ли когда-нибудь секретаршей, как давно в Канаде. Смотрел он очень внимательно, испытывающе, словно хотел прочитать у меня в глазах то, о чем я умолчала. В конце интервью сказал, что в случае, если я получу здесь работу, мне сообщат об этом в течении трех дней.

В приемной я увидела молодого человека. Он сидел в кресле, лениво перебирая журналы. Подняв голову и заметив меня, он замер, вдруг, удивленно, отложил журнал в сторону и медленно поднялся. Темноволосый. В элегантном дорогом костюме. Я, наверное, тоже застыла, не в силах пошевелиться.

- Доброе утро, мисс. - Произнес он тем прекрасным произношением, которое сразу же выдает коренного канадца. - Меня зовут Гарри. Я представляю голливудскую кинокомпанию...

Он назвал имя, которого я не помню сейчас.

- Мы делаем фильм, и нам требуются актеры для эпизодических ролей и для массовок. Конечно, с вашими данными вы бы могли расчитывать и на большее. Но вот сейчас, если у вас есть желание попробоваться...

Гарри достал из кармана визитную карточку и двумя пальцами протянул ее мне. Конечно, у меня было желание!

Наверное, я с таким недоверием глядела на протянутую мне визитку, что Гарри не выдержал и улыбнулся. Не фальшиво-официальной улыбкой, а как-то тепло, по дружески, и мне показалось, что я знаю его давно, целую вечность.

- Вы согласны?

Голливуд... С этим словом у меня ассоциировались шикарные автомобили, яхты, дворцы с бассейнами, элегантные кавалеры в смокингах и дамы в бриллиантах - вся та жизнь, словом, которую я могла видеть только в кино... Конечно, согласна. Я взяла карточку и бережно сунула ее в карман своего пиджачка. Гарри опять улыбнулся. На этот раз - так, как улыбается взрослый, которого приводит в умиление наивность ребенка.

- Вы на машине?... Нет? Тогда завтра, в два часа дня у метро "Киплинг". Я вас заберу. О-кей?

Конечно же, я пообещала прийти. Забылось начисто, что на другой день собиралась сходить еще в какое-то бюро, или, может быть, биржу. Вспомнила об этом, только оказавшись на улице.

Самые разные мысли теснились в моей голове весь день до вечера. Встреча сегодняшняя произвела на меня большее впечатление, чем хотелось бы. Я пыталась себя убедить, что ничего особо чудесного мне здесь не светит. Самое большее - место какой-нибудь статистки на второсортной голливудской студии. Лучше всего успокоиться и думать об этом поменьше.

Вечером я выбралась в магазин - купить чего-нибудь к ужину. Блуждая здесь между полками, заваленными разной едой, ловила себя на том. что мысли мои все равно возвращаются к прежней теме.

- Вечерний shopping? - Услышала я, вдруг, сзади.

Обернувшись, увидела Гарри. Почему-то я даже напугалась от его такого неожиданного появления. На нем снова был костюм, но не тот, что утром. Другой. Видимо, он уже успел переодеться.

- Решила купить поесть. Дома - пустой холодильник.

Гарри огляделся вокруг.

- По моему, это - не самый дешевый магазин. Ведь, если не ошибаюсь, вы - только что из России...

Он внимательно посмотрел на меня. Я взяла с полки бутылку со сладкой горчицей и, повертев ее в руке, бросила на тележку.

- Но вы же сюда заглянули...

- Я - другое дело, - Гарри лукаво прищурился. - Мне просто нельзя делать покупки в дешевых магазинах. Иначе могу проститься с работой. Дискредитация компании. Если бы не это, я бы все покупал только в "Knobb Hill Farms". Честное слово.

Я оглядела его с недоверием. Он удивился мне в свою очередь.

- Зачем тратиться, если есть шанс сэкономить? Лучшая вещь, которую можно приобрести за деньги, это - сами деньги. Так всегда говорил мой отец.

- Вы - еврей? - Спросила я осторожно.

Гарри напрягся.

- Что вы имеете в виду?

- Ваш отец был неглупым человеком.

Я подкатила тележку к прилавку, где лежали колбасы.

- Совсем нет. - Гарри покачал головой. - Он все спустил и быстренько умер. После смерти его наш дом пошел с аукциона. Мне пришлось все начинать с нуля.

Он это сказал спокойно, даже с какой-то гордостью. Я подобрала пакетик, где лежали аккуратно нарезанные колбасные ломтики.

- Не рекомендую, - быстро сказал Гарри. - Про эту фирму писали в газетах. Они из отходов делают колбасу.

Я положила пакетик обратно.

- А что вы рекомендуете?

Гарри улыбнулся застенчиво.

- Я рекомендую ресторанчик в паре шагов отсюда.

...Конечно, я ожидала этого. Но просто необходимо было чуть поломаться.

- Я думала ужинать в одиночестве...

- А теперь?

В глазах у Гарри отобразилась надежда.

- Еще не знаю.

Он пожал плечами и грустно улыбнулся.

- Я подожду...

- Признайтесь, что вы следили за мной.

Гарри кивнул.

- Признаюсь.

Официант принес на подносе два блюда: свиные ребрышки с вермишелью и жаренные в гриле креветки с каким-то овощным гарниром. Гарри пододвинул себе тарелку со свиными ребрышками и принялся есть с выраженим человека, знающего толк в хорошей кухне. Я отклонила предложение "что-нибудь выпить": почему-то и так не оставалось сомнений в том, чем этот вечер закончится. У Гарри, думаю, тоже.

Когда мы вышли из ресторана на улицу, был восхитительный майский вечер - теплый не по весеннему, даже, а по летнему. В те минуты очень хотелось верить, что май-месяц наступил не только в Торонто, но и у меня в жизни.

На другой день я дожидалась его у метро "Киплинг". Гарри приехал минута - в минуту. Он выглядел рассеяным, неуверенным. Словно-бы что-то обдумывал, на что-то решался. Я спросила его. Гарри, пожав плечами, ответил, что у него проблемы с начальством. Что ж, это логично, - подумала я. У него, ведь, тоже есть начальство. А, значит, должны быть и проблемы.

Мы ехали долго. Гарри петлял, то и дело сворачивал, вез меня какими-то окольными путями, каждый раз объясняя, что дорога, которой он хотел ехать, перекрыта.

Наконец, мы оказались где-то за городом - я думаю, это был пригород Брэмтона, и я увидела маленький неприглядного вида домишко. Гарри остановил здесь. Вокруг было тихо и пусто. Я подумала, что это - довольно-таки странно подобранное место для съемок голливудского фильма. Но ничего не сказала.

Мы вошли внутрь и оказались в небольшой комнатке, где я увидела еще двух девушек. Почему-то поняла сразу - они здесь затем же, зачем и я. Одна негритянка, другая - латиноамериканка или, может, арабка. Гарри оставил меня тут ждать и ушел. Мои, судя по всему, конкурентки не проявили ко мне не малейшего интереса. Одна молча глядела в стену, о чем-то раздумывая. Другая курила, сбивая пепел в небольшую фарфоровую пепельницу. Я огляделась. Грязные порванные обои, потолок в каких-то неопределенного цвета пятнах. Неприятное предчувствие зародилась у меня. Я пожелала себе поскорее закончить тут и покинуть это странное помещение.

Мысли мои были оборваны повлением еще одной конкуретки или, может, я не знала тогда еще, партнерши. Эта была красивая курносая брюнетка в джинсовом костюме. Я, даже не знаю почему, поняла сразу, что она - русская. Курносая брюнетка тоже обратила на меня внимание. Мы разговорились. Девушка оказалась Верой. Она приехала из Калининграда полгода назад и познакомилась в ресторане с интеллигентным молодым человеком в дорогом костюме и в очках. Молодой человек этот привел ее сюда, объяснив, что голливудской кинокомпании нужны статистки и актрисы на небольшие роли. Он здесь, наверное, имеет немалый вес, при ней его называли "профессором". Молодой человек пояснил, однако, что это - всего лишь прозвище.

Вера сказала, что привезли ее сюда еще утром, и я приготовилась к долгому ожиданию, посетовав, что не взяла книжки или газеты. Она рассказала, что в Калилининграде работала ведущей на местном телевидении и теперь всерьез рассчитывает сделать карьеру в Голливуде. Я только улыбнулась про себя, но вслух ничего не сказала. Зачем обижать человека? Мы обменялись телефонами, пообещав друг другу при случае как-нибудь позвонить.

Но, вот, дверь открылась и нас пригласили в студию. Здесь было так же грязно и неуютно. Я снова про себя удивилась, но подумать ничего не успела.

Включилась камера. В глаза ударил свет прожекторов. Откуда-то из темноты возник человек в черной маске. Он подошел к латиноамериканке, и тут я увидела, что в руке у него сверкнул нож. Кровь брызнула в разные стороны. Я машинально шагнула назад. От ужаса перехватило дыхание. Это не могло быть игрой! Все происходило по настоящему.

Неритянка взвизгнула и побежала к двери. Человек в маске склонился над убитой и начал отрезать ей голову. Он не спешил. И я увидела, что камера смотрит прямо туда. Вот в каком кино мне было предложено сыграть роль!

Оглянувшись, увидела Веру. Та стояла, как каменная, и неподвижными пустыми глазами смотрела на человека в маске. Негритянка бегала по комнате и, ужасно крича, дергала дверные ручки. Все везде было заперто.

Закончив с латиноамериканкой, человек в маске обтер нож и двинулся к Вере. Та опомнилась, вдруг, и бросилась бежать. Но только бежать было некуда. Человек в маске настиг ее в два обезьяних прыжка и с размаху погрузил в шею стальное лезвие. Вера страшно взвизгнула и тут же затихла.

...Я почувствовала, что теряю сознание. Все вокруг закружилось, запрыгало. Чья-то рука резко зажала мне рот. В глазах потемнело. Я попыталась крикнуть, вырваться, но не смогла.

- Тихо! - Услышала я в самое ухо. - Если хочешь жить, делай, что я говорю.

Это был Гарри.

Человек в маске, оставив Веру, погнался за негритянкой. Настиг он ее в тот миг, когда несчастная, охрипнув уже от своего крика, молотила кулаками и ногами очередную дверь. Она пыталась, было, сопротивляться, но тщетно. Два взмаха ножа - и все кончилось.

Я и Гарри находились в тени. Кинокамера и прожекторы были заняты сейчас убийцей, разделывающим труп.

- У нас минута, чтобы бежать, - прошептал Гарри. - Дверь у тебя за спиной не заперта.

Не помню, как я оказалась на улице. Все было в сплошном тумане. Гарри сидел за рулем автомобиля, и только успела я упасть на сидение, включил зажигание.

- Теперь ты - свидетель. Он постараются найти тебя и убрать.

Я пристально смотрела на Гарри, пытаясь понять, что, вообще, происходит. Он поставил свою машину на оживленной торонтской улице, неподалеку от центра.

- Кто ты такой? Что тебе от меня нужно?

Гарри повернул голову. Он словно бы на что-то решился.

- Я работаю на правительство, на службу безопасности. Мы разбираемся с организацией, которая занимается производством вот этих вот фильмов. Возможно, нам понадобиться твоя помощь.

- Моя?! - Я отодвинулась назад.

- Да, твоя, - Гарри кивнул. - Об этом позже. Сейчас мы расстанемся. До завтрашнего вечера. Придешь в ресторан "Мандарин" на Эглинтон авеню завтра в восемь. Там полно людей, ты будешь в безопасности. Я с тобой свяжусь. И еще, старайся избегать встреч с полицией. Любой полицейский может оказаться их человеком.

- Чьим? - Я по прежнему очень немного понимала во всем происходящем. Кто - они? Что это за фильмы такие?

Гарри посмотрел в окно.

- Фильмы, где убивают на самом деле, и где актеры уже не встанут, чтобы поклониться публике. Снимают их на заказ, для очень состоятельных клиентов. Занимается этим некая фирма - целая сеть; у них есть филиалы в Европе, в Америке и даже в Азии. В Онтарио фирму представляет некий господин...

- Профессор, - вдруг выговорила я сама не знаю, почему. Вспомнила то, что сказала Вера.

- Откуда ты знаешь? - Удивился Гарри.

- Мне говорила эта девушка...

И я передала Гарри весь рассказ, услышанный от Веры.

- Да, это - он. Очень опасный человек.

- Профессор носит очки, - вспомнила я еще.

- Очки? Возможно. Я про это не знаю. Очки - интересный момент. Это трудно спрятать.

Я еще больше отодвинулась от Гарри.

- Теперь. Ты впутал меня во все это. Почему я должна тебе верить?

Гарри пожал плечами.

- У тебя есть выбор? Я делаю свою работу. Мне приходиться изображать их человека и приводить новых "актеров". В конце концов, я тебя спас. А это уже не было для меня работой. Мог бы и не спасать.

- Если бы не ты, я бы вообще туда не попала.

- Извини. Это все, что я могу сказать.

Сделалось тихо. Я слушала, как гудят машины на улице.

- Но... - запнулась, - как это, вообще, возможно? Эти фильмы...

Гарри снова пожал плечами.

- Что тебя удивляет? Это - простой бизнес. Ты платишь деньги и покупаешь сок из концентрата. Платишь больше - покупаешь свежевыжатый сок. Тот же принцип. Хочешь получить удовольствие от убийства? Платишь десять долларов и берешь кассету, где герой боевика убивает, но не по настоящему. Хочешь насладиться реальным убийством? Платишь больше...

- Но это же дикость, - прошептала я , замотав головой, - это неправильно... Ужасно...

- А человек, вообще - скотина. Это его природа.

Я внимательно посмотрела на Гарри.

- Нам всем нужен диктатор, монарх. Демократию мы не заслужили. Не доросли до нее... Честно говоря, мне, вот, даже где-то жаль того парня, в маске. Работа у него тяжелая. Нервная. Не хотел бы я так... - Он пожал плечами.

Меня передернуло. Я смотрела на Гарри с ужасом. Увидела, как глаза у него холодно блеснули.

- Если хочешь знать мое мнение, - сказал он спокойно, - я ко всему отношусь без эмоций. Для меня это - обычная работа. Они делают свое дело, я - свое. Они зарабатывают деньги, а я их ловлю. Не потому, что они мне неприятны; просто закон нарушают. Моя работа - закон охранять. Вот и все.

Я смотрела на Гарри и пыталась его понять. Но не могла. И чувствовала, что уже никогда не пойму. Я, все-таки, была по другому воспитана. Только в эту минуту мне стало ясно, насколько мы с ним разные.

До Гарри это тоже дошло. Он поглядел на меня, и в глазах его я прочитала желание загладить свою неосторожность.

- Помнишь, что ты сказала мне ночью? - спросил он. - Хочу, чтоб ты знала. У меня был выбор сегодня: спасти тебя или нет. Я его сделал. И совершенно не жалею об этом.

...Он уехал. А я осталась. Одна на кипящей переполненной улице пустого равнодушного города..

До встречи с Гарри оставалось больше, чем двадцать четыре часа. Нужно было их куда-нибудь деть. Домой идти нельзя. Я решила завернуть в ресторан и скоротать время за чашкой кофе. Достала свой кошелек и пересчитала деньги. Нащупала в кармане бумажку. Развернула... Это был телефон Веры. Я хотела уже его выбросить и тут неожиданная мысль пришла мне в голову. "Вера Петровская, тел.: ..." Зачем она написала свою фамилию? Теперь, ведь, я могу вычислить ее адрес. Вряд ли в Торонто много Вер Петровских. Меня пробил озноб, стоило мне об этом подумать... Я помнила, что по словам Веры, она развелась с мужем и жила теперь одна. Cкажу честно, мне было жутко. Но сидеть, сложа руки, все равно не могла. Чтобы там ни было, но я только тогда смогу почувствовать себя в безопасности, когда все эти люди окажутся в наручниках.

Уже начинало смеркаться, когда я добралась сюда. Это был небольшой трехэтажный домик на тихой улочке - самая окраина Северного Йорка.

В кармане лежал газовый балончик - единственное мое оружие. Я привезла его еще из Краснодара, где никогда с ним не расставалась.

На звонок открыла седая женщина в цветной рубашке и широких брюках. Да, Вера живет тут, - подтвердила седая женщина, но дома ли она - понятия не имеет. Мы поднялись на второй этаж. Хозяйка указала мне самую крайнюю, у кухни, дверь. Я постучала. Тишина. Услышала только, как на улице пробежала машина.

- Нет никого, - сказала хозяйка, глядя на дверь без интереса.

Я сделала вид, что роюсь в карманах.

- Напишу записку и подсуну ее под дверь.

- Окей. - Хозяйка пожала плечами и направилась вниз.

Когда она ушла, и стало совсем тихо, я задумалась. Нужно было попасть внутрь. Но как? Разве поискать что-нибудь на кухне - топор или нож... Топор не подойдет. Много шума.

Машинально, без всякой мысли, взялась я за ручку и повернула ее... Дверь открылась. Изнутри послышался какой-то шорох. Очень странный шорох. Я напряглась, прислушалась... Неужели, в комнате кто-то есть? Колени у меня медленно, тяжело задрожали. Я быстро отошла в сторону. Надо спрятаться, уйти. Куда? На кухню. Выйдя из коридора, я притаилась в каком-то темном углу, между тумбочкой и холодильником.

Из комнаты появились двое - низкорослый усатый китаец и плотный коренастый тип педерастического вида с косичкой. Они не видели меня, но я могла разглядеть их отлично.

Снизу послышали шаги хозяйки. Двое - китаец и тип с косичкой направились туда. Когда они скрылись, я быстро вошла в комнату.

Тут был беспорядок. Вещи валялись - что где. Но, похоже, обыск свой эти двое еще не закончили. Я огляделась. Одежда, белье, таблетки от головной боли, противозачаточные пилюли. Аудио и видеокассеты. Какие-то справки, документы...

Я шарила второпях. Шарила быстро... Шарила и прислушивалась...

Книга. На русском языке. Что-то о преступлениях КГБ. Быстро раскрыла книгу. Оттуда, порхнув, вылетела бумажка с какими-то записями. Известно, что люди неакуратные пишут адреса и телефоны обычно на разных клочках, которые потом теряют.

Я подняла бумажку. Так и есть. Это был миниатюрный телефонный справочник. "ПРОФЕССОР" - прочитала я под одним из номеров. То, что мне нужно!

Силуэт в дверях я заметила сразу. От ужаса сперло дыхание. Китаец стоял неподвижно и пристально смотрел на меня.

Оставалось только мгновение, которое решало все. Я вынула из кармана балончик и прыснула в лицо китайцу. Он не ожидал этого. Китаец вскрикнул, закрыв лицо руками. Я, оттолкнув его, выбежала из комнаты и бросилась по лестнице вниз. У порога споткнулась о что-то мягкое, неподвижное. Когда дверь раскрылась, и свет упал с улицы, я смогла все разглядеть. Это была хозяйка. Она лежала на спине. По горлу тянулась неровная полоса, откуда на пол сбегала кровь.

На улице я увидела типа с косичкой. Он спокойно прохаживался. Рядышком стоял темно-красный "Вольво", припаркованный как раз напротив дома по другой стороне улице. Я тут же спряталась, зашла назад. Тип с косичкой не успел заметить меня. Я подергала дверь, что была рядом. Она оказалась не запертой. Я нырнула туда. Это явно было хозяйкино жилье. Кругом - порядок, чистота. Какие-то столетней давности фотографии стояли на тумбочке. Я прошла через одну комнату, другую, третью. Последняя дверь вывела меня в сад. Тут все было засажено розами и какими-то совершенно бесполезными на вид цветами. Аккуратная тропинка вела на улицу через незапертую калитку.

Тип с косичкой стоял все там же, на своем месте. Он оглядел меня с любопытством, но особенно не заинтересовался.

Из дома послышался крик. Это китаец спускался сверху. Тип с педерастической косичкой еще раз глянул на меня и быстро пошел к дому. Я усекла, что дверцу он оставил незапертой.

Как только тип с косичкой исчез в двери дома, я побежала к машине. Вряд ли он оставил там ключи, но... это было неверятно - ключи торчали на своем месте.

У меня никогда не было своего авто, но водить я умела, и даже неплохо: выучилась в свое время на курсах ДОСААФ. Полминуты мне было достаточно, чтобы машина тронулась с места, и я сразу же добавила скорость. Вдогонку мне прогремели два выстрела: две дырки появились на лобовом стекле. Рывком повернув руль, я очутилась на одной из боковых улиц.

Стемнело. Светящийся циферблат в салоне машины показывал половину десятого. Мне предстояло решить вопрос - где ночевать. Перебрав все то, что приходило сейчас в голову, я остановилась на предпоследнем - позвонить Диме.

В бэлловской будке достала телефонный справочник и попыталась найти там Профессора, дабы по номеру выяснить адрес... Бесполезно. Номера шли вне какого-либо порядка. Я позвонила в справочную, но там, вежливо извинившись, отказались говорить со мной на эту тему.

В голове возникла безумная мысль, и я, переведя дыхание, набрала тот самый ужасный номер...

Вначале была тишина, какие-то шорохи. Потом - гудки... Каждый из них отдавался мне звоном в ушах.

- Алле. - Услышала я четкий мужской голос. Готова была поклясться, что голос этот уже где-то слышала. Еще раз: - Алле.

Я не была готова к такой минуте. Нужно открыть рот, сказать что-нибудь. Ведь он ничего мне сейчас не сделает. Но я не смогла. Слова перепутались в голове, язык окостенел. И я услышала щелчок на другом конце - там положили трубку.

Знакомый голос! Совершенно точно, знакомый!... Или мне уже кажется? Может, я начинаю сходить с ума? Не слишком ли много всего и всякого приключилось со мною сегодня? Может, на пока хватит?

Я тихонько положила на место трубку, вышла из будки и медленно села на лавочку. Разные мысли заплясали вокруг нерадостным хороводом. Поняла сейчас, как страшно, нечеловечески я устала. Тупое, холодное равнодушие овладело мной. Я смотрела, как бессмысленно мигала огнями глупая неоновая вывеска.

А вокруг кишела жизнь. Это - центр Торонто, одна из больших улиц, оживленных даже сейчас, поздно вечером. Я вернулась к телефонной будке и набрала номер Димы. Он поднял трубку не сразу, сообщив без стиснения, что сидел в уборной. Дима оживился, услышав мой голос. Сказал, что всегда рад мне и, конечно, не возражает, если я у него переночую.

Возвращаясь к машине, увидела там поджидающего меня полицейского. Этого не хватало! Полисмен с интересом разглядывал пулевые отверстия на заднем и на лобовом стеклах. Это был смуглый темноволосый парень в форменной полицейской фуражке. Он с подозрением оглядел меня и попросил показать документы. В стороне стояла полицейская машина, за рулем которой я увидела еще одного полисмена. Усаживаясь на сиденье и доставая какие-то бумаги из выдвижного ящичка, быстро прикидывала, сколько у меня времени, чтобы включить зажигание.

Прогремел выстрел. Полисмен рухнул на тротуар. Подняв голову, я увидела китайца на другой стороне улицы. В вытянутой руке его был пистолет. Вторая пуля ударила в стену моей машины. Я включила зажигание... "Вольво", взвизгнув, помчалась по мостовой.

В верхнем зеркале я видела горящие фары. Это была полицейская машина.

Погоня закончилась быстро. Сделав очередной поворот, я сбавила скорость и выпрыгнула на ходу в кусты у дороги. Полицеский не сразу понял, что произошло. Две наших машины одновременно въехали в столб. Грохотом взрыва мне заткнуло уши. Пламя поднималось до облаков, осветив вокруг все. Но я уже не могла ничего разглядеть, кроме покореженной груды полыхающих обломков.

Когда появилась у Димы, было уже за полночь. Он улыбнулся устало и сказал, что постелил мне на своем месте, а сам будет спать на матрасе у двери. Дима хотел было начать расспросы, но я оборвала его, предупредив, что ничего не скажу, и он сделает мне одолжение, если не будет ни о чем спрашивать. Чувствовала я себя очень виновной, ведь ему завтра рано вставать; хотелось сказать что-нибудь доброе, но, вот, что именно - я не знала.

Засыпая, снова и снова проворачивала в голове семь цифр профессорского телефона. Меня не оставляла мысль, что я где-то уже слышала этот номер. И совсем недавно.

Проснулась я очень рано. Сонный Дима ковырялся на кухне. Электронный циферблат в углу, у телевизора, показывал половину седьмого. Я совершенно не выспалась и чувствовала себя разбитой. Однако, решила подниматься.

Дима покормил меня завтраком, украдкой разглядывая мои ноги. Потом мы растались. Дима сказал, что завтра у него выходной, и он решительно не знает, чем бы заняться. Я опрокинула этот номер, ответив, что у меня, к сожалению, сейчас выходных не бывает.

Весь день я где-то шаталась. В основном, просиживала в очень скромных, совсем небольших кафе, внимательно разглядывая каждого посетителя. К назначенному времени я уже была в "Мандарине". Этот китайский ресторан знаменит в Торонто среди любителей плотно поесть. Заплатив один раз, съедаешь столько, сколько уместится. Система называется - "шведский стол". По английски: "Buffet. All you can eat". В "Мандарине" - огромный выбор блюд, чем этот ресторан отличается от многих себе подобных. Эмигранты (особенно - поляки и русские), придя сюда, наедаются до тошноты, чтобы после рассказать знакомым о своих подвигах.

В другой день я бы с удовольствием приняла в этом участие. Но - не сегодня. Ограничилась только чашкой кофе.

Официант, приняв заказ, ушел. Я посмотрела в окно, на скатерть, на людей вокруг. Все зазвенело, задребезжало. Я поняла теперь, что невероятно, до ужаса выдохлась.

Вежливый официант-китаец принес дымящуюся чашку и, поклонившись, спросил, не угодно ли мне еще чего-нибудь. Я отпустила его и опять поглядела вокруг. За столами сидели занятые едой люди. Вареные мидии, жареные креветки, свиные ребрышки, спагетти под самыми разными соусами. Все это поглощалось и запивалось чистой водой со льдом. Гарри здесь не было.

Я машинально высыпала в кофе сахар из двух пакетиков и вылила сливки. Потом, долго перемешивая, глядела на круги светло-коричневой жидкости...

Меня разбудил официант.

- Я очень извиняюсь, мисс, - сказал он, полупоклонившись, но у нас не разрешается спать. И еще, если это вы - мисс Елена, то вас - к телефону.

Сразу я испугалась. Потом взяла себя в руки. В конце концов, кто, кроме Гарри, мог еще знать, что я - здесь? Подавляя нервную дрожь, я встала со своего места и пошла к стойке.

Это был Гарри. Он быстро сказал, что времени говорить у него совсем нет, и что он ждет меня через полтора часа на окраине Брэмтона (он назвал место).

В кармане дежало сто долларов: я утром заняла у Димы, который долго морщился, доставая их - говорил, что сам не знает, у кого занять.

Я выпила залпом холодный кофе, и, не теряя времени, отправилась ловить такси.

Часы мои показывали ровно десять. Это было то самое место. Я отошла от дороги и оказалась в лесу. Настоящий североамериканский лес, описанный Купером и Майн Ридом. Но мне было не романтики. Я глядела по сторонам, надеясь прислониться о что-нибудь. Было темно. Глядела сверху холодная каменная луна, обдавая своим космическим светом неподвижные силуэты кругом.

В голове у меня снова, незатейливо и неотвязно зажжужали эти страшные семь цифр. Они назойливо, невыносимо дразнили меня, обещая: еще секунда - и я вспомню... Стоп! Стоп. Еще один раз стоп! Я знала теперь, чей это телефон. Разгадка была и проще и кошмарнее, чем я могла бы предположить.

Электрический свет карманного фонарика ударил мне по глазам. Я отшатнулась в сторону и - во время. Нож в руке китайца, скользнув мимо меня, стукнулся в дерево. За его спиной я увидела еще один силуэт. Это был тип с педерастической косичкой.

- Ни с места! - Услышала я. - Не двигаться!

Это был Гарри. Он стоял за спиной у меня. Громыхнул выстрел, и китаец рухнул в траву, выронив нож. Гарри выстрелил снова, но тип с косичкой успел отскочить в сторону. Выстрелить в третий раз не успел. Противник его прыгнул на Гарри из темноты. Пистолет улетел в сторону, и оба они, тип с косичкой и Гарри, стояли теперь друг против друга. В руке у типа с косичкой блеснул нож.

Я закрыла глаза. Исход схватки казался мне предрешенным. Но когда я снова глянула, то увидела, что нож уже торчит у бандита в горле. Тот тяжело качнулся и повалился на землю.

- Ты в порядке? - Спросил меня Гарри.

Я не ответила. Он, наклонившись, начал быстро шарить в траве.

- Зачем ты их убил? - Я отошла назад. - Я знаю, что это ты - Профессор. Твой телефон был у Веры - той девушки, которую вчера зарезали. Про очки я сначала не догадалась, но потом дошло, что ты носишь линзы... Зачем ты их убил?

Гарри поднял голову. Он смотрел на меня долго, внимательно. Потом, держа в руке пистолет, шагнул мне навстречу.

- Давно ты поняла это?

- Четыре минуты назад. Иначе бы я не пришла.

Гарри кивнул.

- И, что, теперь ты всерьез расчитываешь уйти отсюда живой?

Я посмотрела на пистолет у него в руке. Не надо мне было выкладывать всего этого!

Тут вспыхнул свет. Словно в театре, когда поднимается занавес. Я увидела нескольколько полицейских машин за деревьями.

- Гарри! - Кто-то прокричал в мегафон. - Бросай оружие! Тебе не уйти!

Я машинально отошла назад и съехала вниз. Подо мной был крутой скат, но меня удержала какая-то ветка.

Закрывая лицо рукой от слепящего света, Гарри наугад выстрелил дважды. Прогремело несколько ответных выстрелов, и я увидела, как он, рухнул в траву - там же, где лежал застреленный им китаец. В эту секунду ветка, о которую я зацепилась, треснула, и меня понесло в черную звенящую пустоту.

Когда я открыла глаза, уже рассвело. Медленно поднялась. В голове гудело. Разламывалось все тело. Я спустилась по склону вниз и вышла к дороге. Потом долго голосовала.

Машины проскакивали и проскакивали мимо. Никто не хотел останавливать. Наконец какой-то приветливый индус подобрал меня и довез до Торонто. Я рассказала ему про автомобильную аварию.

На другой день ко мне домой пришли двое из "имигрэйшн". Они принесли "приказ о депортации", где было написано, что мое дальнейшее пребывание в Канаде представляет собой угрозу для канадской безопасности. Я ответила, что уезжаю завтра и показала билет.

В аэропорту как всегда была очередь. Минут двадцать я переминалась в ожидании.

Ко мне подошел мальчишка лет десяти.

- Это вы - мисс Елена? - Выговорил он нараспев. - Тогда это - вам.

Он вручил мне букет красных гвоздик.

- От кого? - Удивилась я.

- От одного господина, - ответил мальчишка, исчезая в толпе.

Я подняла глаза и тут же увидела Гарри. Да, это был он. Гарри стоял на втором этаже и очень пристально смотрел на меня. Шаги, говор, шум - вся каждодневная суета огромного зала аэропорта как будто притихла сейчас. Мы смотрели друг на друга. Он мне показался как-то особенно красивым в эту минуту. Правда. Очень красивым.

Я опустила цветы на кресло, а одну гвоздику вложила себе в карман плаща.

- Мисс! - Окликнул меня бородатый таможенник. - Вы идете?

Я еще раз посмотрела на Гарри и повернулась к таможеннику.

- Да-да, - ответила я, - иду.

Эпилог.

Рыжеволосая девица шагнула внутрь. Она очутилась в большой комнате с ободранными обоями. Девица сморщилась.

- Это - что, сортир, что ли? - Спросила она громко.

Откуда-то из темноты появился режиссер.

- Снимаем первый дубль. - Сказал он. - Ты целуешься со своим партнером. Он достает нож и убивает тебя.

- Что, на самом деле убивает? - Девица захохотала. Она была пьяна.

Режиссер улыбнулся.

- Ну будем считать, что на самом деле.

Вспыхнули прожекторы. Заработали камеры. Из темноты появился человек в маске. Он подошел к рыжей девице и обнял ее.

- Только ты коли не больно, - прошептала та.

Нож взвился в воздухе и вошел в шею. На пол ручьем потекла густая, как кисель, теплая кровь.

1996-1997, 1999 гг.,

Торонто-Скарборо- Миссиссага.