"Неодолимая страсть" - читать интересную книгу автора (Дэй Сильвия)

Глава 13

Карета въехала во двор гостиницы, указанной посланными вперед верховыми, и Мария взяла шляпку и перчатки, готовясь выйти из кареты.

– Я не видел тебя такой встревоженной, – заметил Кристофер, взгляд из-под тяжелых век придавал ему сонный вид. Мария слишком хорошо знала мужа, чтобы верить этому.

– Я рада, что мы нашли ее и что у нее хватило ума потащить за собой Тима, но еще остается разобраться с Монтойей и Уэром. – Мария вздохнула. – Какой бы несчастливой ни была моя молодость, я благодарна, что была слишком занята, чтобы позволить себе так безрассудно влюбиться.

– Ты ждала меня, – сказал Кристофер, беря ее руку и целуя, прежде чем Мария натянула перчатку.

Мария тронула его щеку и улыбнулась:

– Тебя стоило подождать.

Карета остановилась, и Кристофер спрыгнул на землю. Он помог Марии спуститься, и она сказала:

– Меня удивляет, что Тим не вышел встретить нас.

– Меня тоже, – признался он и обратился к кучеру: – Пьетро, поставь лошадей и достань саквояж мисс Бенбридж.

Пьетро кивнул и направил карету к конюшне, находившейся в нескольких ярдах от дома.

– Ты обо всем подумал, – похвалила Мария мужа, беря его под руку.

– Нет, я думаю о тебе, – поправил он, глядя на Марию с той трогательной заботой, которая много лет назад покорила ее.

Они подождали Саймона и мадемуазель Руссо и все вместе вошли в тихую гостиницу.

– Я пойду узнаю, где Тим, – сказал Кристофер и подошел к конторке. Спустя минуту он жестом подозвал одного из лакеев, остававшихся с Марией, и куда-то последовал за хозяином гостиницы.

– Что происходит? – поинтересовалась мадемуазель Руссо.

– Давайте закажем что-нибудь поесть, – сказал Саймон. – Я умираю с голоду.

– Ты все время умираешь с голоду, – проворчала она.

– Мне требуется много энергии, чтобы терпеть ваше общество, мадемуазель, – сердито объяснил он.

Пикирующаяся пара ушла, оставив Марию и лакея в ожидании. Мария нахмурилась при появлении Кристофера, за которым шел Тим.

Она заметила мрачное выражение на лице Тима и пошла им навстречу.

– Где Амелия?

– Очевидно, – протянул Кристофер, – ее призрачный поклонник решил сбросить маску.

– О… – Она взглянула на Тима, у которого был страдальческий и разгневанный вид. – В чём дело?

– Они разговаривают в отдельной столовой, – объяснил Кристофер, – при открытой двери, ради приличия. Судя по доносящимся звукам, графу приходится нелегко.

– Почему?

– Когда он обратился ко мне, – ответил Тим, – я подумал, что его лицо мне знакомо, но не мог вспомнить, на кого он похож. Меня осенило, когда я услышал их разговор.

– И что же тебя осенило? – спросила она, переводя взгляд с одного на другого. – Кто он? Мы его знаем?

– Помните картинки, которые я рисовал для вас в Брайтоне? – спросил Тим, напоминая о временах ее романа с Кристофером. После неудачной попытки вернуть Амелию Тим прибег к своей великолепной памяти и вспомнил о своем таланте рисовальщика, он тогда рисовал портреты слуг, к которым была привязана Амелия.

Кивнув, Мария вспомнила потрясающе красивые рисунки:

– Да, конечно.

– Человек, с которым она разговаривает, один из них.

Сосредоточившись, она пыталась вспомнить. Там были портреты Амелии и Пьетро, а также гувернантки и молодого конюха…

– Этого не может быть, – сказала она, качая головой. – На портрете был Колин, мальчик, который погиб, пытаясь спасти Амелию.

– Племянник Пьетро, не так ли? – приподняв бровь, спросил Кристофер. – Если есть сомнения, я уверен, Пьетро поможет нам развеять их.

– Черт побери! – вырвалось у нее. Развернувшись, она поискала глазами Саймона, обнаружила его сидящим в кресле и решительно направилась к нему.

Его синие глаза радостно вспыхнули, затем настороженно прищурились. Улыбка, появившаяся на его чувственных губах, исчезла, и лицо выразило покорность судьбе. Тогда Мария поняла, что это правда, и ее сердце сжалось, она догадывалась, какую муку должна сейчас испытывать ее сестра.

– Кончайте с этим! – распорядилась она, когда Саймон встал перед ней.

Он кивнул и выдвинул стул.

– Вы могли бы посидеть, – устало предложил он. – Это займет некоторое время.

– Отпусти меня, Колин.

Только усилием воли Амелия сдержала рыдание. Ощущение его большого мощного тела, с такой страстью прижатого к ее спине, и успокаивало, и вызывало боль. Нервы были напряжены; чувства метались между безумной бурной радостью и обреченностью, слишком похожей на ту, которую она испытывала от пренебрежительного отношения ее отца.

– Не могу, – сказал он, прижимаясь горячей щекой к ее щеке. – Я боюсь, что если отпущу тебя, ты покинешь меня.

– Я хочу покинуть тебя, – прошептала она, – как ты покинул меня.

– Это был единственный шанс, позволявший мне получить тебя. Как ты не понимаешь? – В его голосе слышалась настойчивая мольба. – Если бы я не уехал и не стал богатым, ты бы никогда не могла быть моей, а этого я не мог вынести, Амелия. Ради тебя я сделал бы все, даже на время отказался бы от тебя.

Она вырывалась из его объятий. С каждым вдохом Амелия впитывала его запах, запах, пробуждавший в ее теле воспоминания о страстной ночи. Это было невыносимой мукой.

– Отпусти меня.

– Обещай остаться и выслушать меня. Амелия кивнула, понимая, что у нее нет выбора.

Она понимала, что они должны найти какое-то завершение отношений, чтобы дальше пойти каждый своей дорогой.

Глядя на него с гордо поднятой головой, она пыталась казаться равнодушной вопреки слезам, которые не могла остановить. Колин же не пытался скрывать свои страдания. Его красивое лицо исказилось от мучительных чувств.

– Я, может быть, отнеслась бы к этому по-другому, – безжизненно сказала она, – если бы ты рассказал мне о своем желании создать новую жизнь, если бы ты сделал меня сообщницей в своих планах, а не исключил меня из них.

– Будь честной, Амелия. – Он заложил руки за спину, как будто хотел удержаться и не прикасаться к ней. – Ты бы никогда не отпустила меня, и если бы ты попросила меня остаться, у меня не хватило бы сил отказать тебе.

– А почему ты не мог остаться?

– Как я мог содержать тебя на ничтожное жалованье слуги? Как я мог дать тебе весь мир, когда у меня не было ничего?

– Я могла бы вынести любую жизнь, только бы делить ее с тобой!

– А как же ночи? – возразил он. – Чувствовала ли бы ты себя так же, если бы дрожала от холода, потому что нам приходилось бы экономить уголь? А как же дни? Когда мы должны были бы вставать до рассвета и работать до изнеможения?

– Ты мог бы согревать меня, как делал это прошлой ночью, – сказала она. – Целая жизнь с такими ночами… Да я послала бы к черту этот уголь, если бы ты согревал мою постель. А дни. Каждый час делал бы меня ближе к тебе. Я перенесла бы все, если бы это вернуло тебя.

– Ты заслуживаешь лучшего!

Амелия топнула ногой.

– Не тебе решать, способна ли я так жить! И не тебе решать, хватит ли у меня сил!

– Я никогда не сомневался, что ты сделаешь все ради меня, – продолжал он спорить, его тело трясло от нетерпеливого раздражения, этим он так напоминал прежнего Колина. – В чем я сомневался, так это в моих силах, в моей выносливости, нужных для такой жизни!

– А ты даже не пытался!

– Я не мог. – Голос Колина становился все возбужденнее. – Как я смог бы смотреть на твои потрескавшиеся и покрасневшие руки? Как я смог бы вынести невольные слезы, когда тебе хотелось бы немного отдохнуть?

– Любовь требует жертв.

– Но не тогда, когда все жертвы приносишь ты. Я не мог бы жить, сознавая, что мой эгоизм делает тебя несчастной.

– Ты не понимаешь. – Она прижала руку к сердцу. – Я была бы счастлива, пока ты был бы моим.

– А я бы ненавидел себя.

– Теперь я это понимаю. – Амелия еще больше расстроилась, думая, как могла так ошибиться в их любви друг к другу. – Если бы мы не встретились, ты был бы счастлив и в другой жизни, не правда ли?

– Амелия…

– Твоя неудовлетворенность вызвана мною, ты вообразил, что я чего-то жду от тебя.

– Нет, это неправда.

– Правда. – Боль в груди все возрастала, Амелия почти задыхалась. – Прости, – прошептала она. – Лучше бы нам никогда не встречаться. Мы могли бы быть счастливы.

– Боже милостивый, не говори так! Никогда. Ты единственная, кто дал мне счастье.

Неожиданно она почувствовала себя такой старой и такой уставшей.

– Бросить свою семью, ездить по Европе, рисковать жизнью, собирая сведения для государства… Это ты называешь счастьем? Ты обманываешь себя.

– Черт побери, – возмутился Колин, хватая ее за плечи. – Ты стоишь этого, всего этого. Я бы поступил так же еще сотню раз, чтобы стать достойным тебя.

– Я никогда не считала тебя недостойным, и ты сам не страдал от чувства неполноценности. Пока не встретил меня. Это не любовь, Колин. Я не знаю, что это, но это не любовь.

Обеспокоенный неожиданным самообладанием Амелии, Колин искал способ удержать ее. Прошлой ночью они были близки, как любовники, а теперь оказались далеки друг от друга, как чужие.

– Какие бы сомнения ни вызывало мое признание, не принижай мои чувства к тебе. Я люблю тебя. С тех пор как я впервые увидел тебя, я никогда не переставал тебя любить. Ни на минуту.

– О? – Амелия так старательно вытирала слезы, что он почувствовал беспокойство. – А как же те времена, когда ты получал опыт любовных утех, которым ты так прекрасно воспользовался вчера ночью? И тогда ты тоже был влюблен в меня?

– Да, черт тебя подери. – Он притянул ее к своему разгоряченному телу. – Даже тогда. Для мужчины есть желание, и не более. Нам для здоровья требуется освобождаться от семени. Это не имеет ничего общего с высокими чувствами.

– Просто удовлетворять свои потребности, как ты это делал за мастерской, когда мы были юными? – Она покачала головой. – Прошлой ночью, каждым прикосновением… каждой лаской… Интересно, со сколькими женщинами ты развлекался, чтобы овладеть таким искусством.

– Ревнуешь? – бросил он с кровоточащим сердцем, в страхе, что она сейчас уйдет.

Она заговорила ровно и бесстрастно, как будто ей все было безразлично:

– Ты хотел быть тем, кто бы удовлетворял мои низкие потребности без всяких чувств, с полным равнодушием? Нет чувства, нет забот? Да, я ревную, но мне грустно. – В ее прекрасных глазах была пустота. – Ты жил полной жизнью, жил без меня, Колин. Временами, вероятно, ты был доволен своей судьбой. Тебе не следовало возвращаться. Те женщины не вызывали у тебя желания стать другим, как это делаю я.

– Я никогда не думаю о них, – поклялся он, беря в ладони ее лицо. – Никогда. Я все время думал о тебе, ты всегда была нужна мне. Мне хотелось, чтобы они были тобой. Это была не покидавшая меня боль. Я научился, это правда. Я овладел этим искусством, правда. Для тебя! Чтобы я мог удовлетворить тебя всеми способами. Я хотел дать тебе все, что ты пожелаешь.

– Какая жалость, – сказала она. – У меня сердце разрывается, когда я думаю, что помешала тебе быть счастливым.

Он злился на свою беспомощность, его смущал такой поворот разговора. Все еще не выпуская Амелию из объятий, Колин раскрыл языком ее губы и ворвался в горячую, влажную глубину ее рта.

Он ощущал ее боль, ее горечь и гнев. Он впитывал их вкус, лаская своим языком ее язык, яростно впиваясь в него.

Ухватившись обеими руками за его плечи, она, постанывая, дрожала в его объятиях. Ее тело не могло противостоять ему даже сейчас. Он не намеревался пользоваться слабостью, но при необходимости сделал бы это.

– Мои губы – твои губы, – говорил он, проводя губами по ее губам. – Я никогда никого не целовал, кроме тебя. Никогда. – Он схватил ее руку и прижал к своему сердцу: – Чувствуешь, как сильно оно бьется? С каким отчаянием? Все из-за тебя. Все, что я делал, я делал с мыслью о тебе.

– Перестань… – Она тяжело дышала.

– А мои мечты… – Он прижался виском к ее голове. – Мои мечты всегда были мечтами о тебе. Я стремлюсь стать лучше, чтобы быть достойным тебя.

– И когда же наступит этот день, Колин?

Он отстранился от нее, задумавшись.

– Прошли годы, а ты все еще находил причины не приближаться ко мне, до прошлой ночи, когда я вынудила тебя. – Амелия вздохнула, и он услышал в этом печальном звуке окончательный приговор. – Я думаю, что мы видели друг в друге только то, что хотели видеть, но в конце пропасть, разделявшая нас, оказалась слишком широка, и не следует заблуждаться, что ее можно преодолеть.

Кровь застыла в жилах Колина, что казалось странным, ведь ее тело так плотно прижималось к нему.

– Что ты говоришь?

– Я говорю, что не хочу быть брошенной и забытой до какого-то определенного времени. Я всю жизнь прожила в таком положении и больше не желаю так жить.

– Амелия…

– Я говорю, что, выйдя из этой комнаты, мы расстанемся навсегда.

Чуть слышный звук открывающейся двери привлек внимание Саймона, склонившегося над картами, разложенными на его столе. Он вопросительно посмотрел на дворецкого:

– Да?

– У входа какой-то молодой человек спрашивает леди Уинтер, сэр. Я убеждал его, что ни ее, ни вас нет дома, но он не хочет уходить.

Саймон выпрямился.

– Да? Кто это?

Слуга прокашлялся.

– Кажется, цыган.

Удивленный, Саймон ответил не сразу:

– Впусти его.

Он быстро убрал со стола засекреченные документы. В его кабинет вошел черноволосый юноша.

– Где леди Уинтер? – спросил юноша, его напряженные плечи и сжатые челюсти выдавали ослиное упрямство в желании получить то, за чем он пришел.

Саймон откинулся на спинку кресла:

– Последнее, что я о ней слышал, – она путешествует по Европе.

Юноша нахмурился.

– А мисс Бенбридж с ней? Как мне найти их? Вы знаете, где они?

– Скажи, как тебя зовут.

– Колин Митчелл.

– Так, мистер Митчелл, не хотите ли выпить? – Саймон встал и подошел к столику у окна, на котором стояли в ряд несколько графинов.

– Нет.

Скрывая улыбку, Саймон налил в бокал немного бренди, а затем, повернувшись, прислонился к столу. Митчелл стоял на том же месте, оглядывая комнату, иногда, прищурившись, задерживая взгляд на разных предметах. Высматривая ответы на свои вопросы. Он был прекрасно сложен, этот молодой человек с экзотической внешностью, и Саймон подумал, что дамы наверняка находят его очень привлекательным.

– Что же ты будешь делать, если найдешь прекрасную Амелию? – спросил Саймон. – Работать в конюшне? Ухаживать за ее лошадьми?

Митчелл застыл в изумлении.

– Да, я знаю, кто ты, хотя мне говорили, что ты умер. – Саймон поднял бокал и поболтал его содержимое. – Так ты собираешься работать слугой, тоскуя по ней издалека? Или, может, ты надеешься повалить ее на сено и наслаждаться, пока она не выйдет замуж или не зачнет от тебя ребенка?

Саймон выпрямился, поставил бокал и приготовился в ожидании удара. Удар был яростным, свалившим Саймона на пол. Они катались, сцепившись в драке, с такой силой ударяясь о столик, что фарфоровые статуэтки, стоявшие на нем, шатались. Саймону хватило нескольких секунд, чтобы выйти победителем. Времени потребовалось бы меньше, если бы он не так боялся покалечить парня.

– Хватит, – приказал Саймон, – и слушай меня. – Он больше не насмехался; его тон стал убийственно откровенным.

Митчелл замер, но его лицо по-прежнему пылало от гнева.

– Никогда не смейте так говорить об Амелии! Поднявшись, Саймон протянул руку и помог Колину встать на ноги.

– Я только говорю о том, что и так ясно. У тебя ничего нет. Тебе нечего предложить, чтобы обеспечить ее, у тебя нет титула.

Сжатые челюсти и кулаки выдавали, насколько Колину ненавистна эта правда.

– Я это знаю.

– Хорошо. А что, – Саймон привел в порядок одежду и сел за стол, – если я предложу помочь тебе получить то, что требуется, чтобы стать достойным человеком, – деньги, подходящий дом, может быть, даже титул в какой-нибудь далекой стране, которая будет соответствовать твоей внешности, полученной по наследству?

Митчелл застыл, его глаза вспыхнули от жадного интереса.

– Как?

– Я занимаюсь определенной деятельностью, в которой может оказаться полезным юноша с твоими способностями. Я слышал о твоей отваге при спасении мисс Бенбридж. С правильной подготовкой ты мог бы стать для меня ценным приобретением. – Саймон улыбнулся. – Такое предложение я бы не сделал кому попало. Так что считай, что тебе повезло.

– Почему мне? – с подозрением и не без некоторого высокомерия спросил Митчелл. Он был несколько циничен, и Саймон полагал, что это прекрасно. Зеленый юнец был бы совершенно бесполезен. – Вы меня не знаете, вы не знаете, на что я способен.

Саймон выдержал его взгляд.

– Я хорошо знаю, как далеко пойдет мужчина ради женщины, к которой неравнодушен.

– Я люблю ее.

– Да. Так сильно, что будешь добиваться ее любой ценой. Мне нужна такая преданность. За нее я постараюсь сделать тебя богатым человеком.

– На это могут уйти годы. – Митчелл провел рукой по волосам. – Не знаю, смогу ли я это вынести.

– Дай себе время повзрослеть. Пусть она увидит, чего была лишена все эти годы. Затем, если она захочет тебя, ты будешь знать, что такое решение принимает сердце женщины, а не ребенка.

Колин долго стоял, не шевелясь, под тяжестью нерешительности.

– Попробуй, – поторопил его Саймон. – Попытка ничего не стоит.

Наконец Митчелл тяжело вздохнул и опустился на стул по другую сторону стола.

– Я слушаю.

– Отлично! – Саймон откинулся на спинку кресла. – А теперь вот что я думаю…

– Почему вы мне ничего не сказали? – спросила Мария, когда рассказ окончился, и посмотрела на Саймона так, как будто он был чужим человеком.

– Если бы я рассказал вам, mhuirnin, – мягко сказал Саймон, – разве вы скрыли бы это от вашей сестры? Конечно, нет, а это была не моя тайна, чтобы разглашать ее.

– А как же Амелия, ее боль, ее страдания?

– К сожалению, здесь я ничем не мог помочь.

– Вы могли бы сказать мне, что он жив! – возмутилась она.

– Митчелл имел полное право стать достойным Амелии. Не обвиняйте его за то, что он борется за свою любимую женщину единственным доступным ему способом. Как мужчина, я очень хорошо понимаю его поступок. – Он помолчал и спокойно добавил: – Кроме того, то, что он сделал со своей жизнью, не ваша забота.

– Это моя забота, – протяжно произнес голос за их спинами, – если дело касается мисс Бенбридж.

Мария повернулась и увидела приближавшегося к ним Уэра.

– Лорд Уэр, – с упавшим сердцем поприветствовала она.

Еще никогда она не видела графа так небрежно одетым, но в его высокой фигуре чувствовалось такое напряжение, что Мария поняла серьезность его намерений. Его волосы были не причесаны, а лишь перехвачены сзади лентой, на ногах вместо туфель были сапоги.

– Это жених? – спросила мадемуазель Руссо.

– Милорд, – поздоровался Кристофер. – Я поражен вашей преданностью.

– Пока Амелия не отказала мне, – мрачно ответил граф, – я считаю, что забота о благополучии мисс Бенбридж – одна из моих обязанностей.

– Я уже давно так не веселилась, – широко улыбаясь, заметила француженка.

Мария закрыла глаза и потерла переносицу. Кристофер, стоявший за ее спиной, положил руку на плечо жены и сочувственно пожал его.

– Кто-нибудь собирается просветить меня? – спросил Уэр.

Мария взглянула на Саймона. Тот поднял брови.

– Как бы мне поделикатнее это сказать?

– Никакой деликатности не требуется, – сказал Уэр. – Я не идиот и, к счастью, не слабого здоровья.

– Он серьезно намерен войти в нашу семью, – пояснил Кристофер.

– Хорошо, – сказал Саймон, хотя глаза его сузились. Он рассказал о событиях, предшествовавших данному моменту, осторожно избегая имен, которых нельзя было упоминать.

– Значит, этот человек в маске – Колин Митчелл? – нахмурившись, спросил Уэр. – Мальчик, который в юности нравился мисс Бенбридж? И она не знает, что это он?

– Теперь знает, – проворчал Тим.

– Пока мы здесь говорим, Митчелл рассказывает ей обо всем, – объяснил Кристофер.

Позади что-то со стуком упало, и все, оглянувшись, увидели Пьетро, от изумления уронившего на пол саквояж.

– Этого не может быть! – с горячностью заявил кучер. – Колин умер.

Мария взглянула на Саймона, тот поморщился.

– Это становится все интереснее, – сказала мадемуазель Руссо.

– Злое же ты существо, – резко оборвал ее Саймон.

Мария посмотрела на Кристофера, выражая желание встать:

– Мне следует узнать, как развиваются события.

– Нет необходимости, – тихо сказал Сент-Джон, глядя поверх ее головы.

Все повернулись к холлу, в который выходила дверь из отдельной столовой. Оттуда вышла Амелия с покрасневшими глазами и носом, с растрепанными волосами, прелестное олицетворение страданий разбитого сердца.

Сразу же за ней вышел Митчелл, и его вид потряс Марию, как и всех присутствующих. Элегантная одежда, гордая осанка и ничего напоминавшего о том, что он когда-то был слугой. Колин был неотразимо красив, с этими черными томными глазами, обрамленными длинными густыми ресницами, чувственным ртом и твердыми скулами. У него тоже был страдальческий вид смертельно раненного человека, и сердце Марии переполнилось жалостью к обоим.

– Амелия… – В аристократическом голосе Уэра слышалась тревога.

Ее взгляд нерешительно встретился с его взглядом, и глаза наполнились слезами.

Тихий грозный звук вырвался из груди графа.

– Колин. – Полный страдания голос Пьетро еще сильнее омрачил этот день раскрытия тайн.

Мария, отвлеченная развивающимися событиями, не предвидела намерений Уэра, пока он не подошел к Митчеллу и не спросил:

– Вы считаете себя джентльменом?

– Да. – Митчелл стиснул челюсти. Уэр бросил к ногам Митчелла перчатку:

– В таком случае я требую сатисфакции.

– Вы ее получите.

– Боже мой! – Мария прижала руку к горлу. Кристофер отошел от нее и, остановившись перед графом, сказал:

– Почту за честь быть вашим секундантом, милорд.

– Благодарю вас, – ответил Уэр.

– А я буду секундантом Митчелла, – сказал Саймон, подходя к ним.

– Нет! – закричала Амелия, с ужасом переводя взгляд с одного мрачного мужского лица на другое. – Это какой-то бред.

Мария отвела ее в сторону.

– Ты не можешь вмешиваться.

– Почему? – спросила Амелия. – Во всем этом нет необходимости.

– Есть.

– У меня дом в Бристоле, – сказал Уэр. – Предлагаю поехать туда. Тогда вокруг нас будут люди, которым мы доверяем.

Митчелл кивнул:

– Я туда и направлялся, так что это место вполне меня устраивает.

– Я во всем виновата. – Амелия умоляюще посмотрела на Марию: – Мой эгоизм довел до этого. Что мне сделать, чтобы помешать им?

– Что сделано, то сделано, – сказала Мария, успокаивающе гладя Амелию по спине.

– Я хочу поехать с ними.

– Это неразумно. – Кристофер повернулся к ней. Амелия понятия не имела, почему он хотел, чтобы дуэль состоялась, но она всегда полностью доверяла ему и знала, что Кристофер всегда прежде всего заботился о ее здоровье и счастье.

– Я хочу поехать, – еще настойчивее повторила Амелия.

– Тс! – успокоила ее Мария. – Мы можем обсудить это, приняв ванну и переодевшись.

Сестра кивнула, и они вышли, чтобы приказать приготовить горячую воду и ванну. Все были так погружены в свои мысли, что не замечали человека, сидевшего в темном углу. И тем более никто не заметил, как этот человек вышел из комнаты.

Выйдя из дома, Жак надвинул на лицо шляпу и неторопливо направился к карете, ожидавшей невдалеке от подъездной аллеи.

Он открыл дверцу и заглянул внутрь:

– Митчелл только что получил вызов на дуэль. Картленд улыбнулся:

– Садись и все расскажи мне.