"Взломщик, который цитировал Киплинга" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава 8

Я быстро вскочил на ноги – слишком быстро: кровь ударила мне в голову (или куда там она должна ударить при таких обстоятельствах?), и я чуть было снова не упал. Но устоял на ногах и пытался сделать все возможное, чтобы мысли мои хоть немного прояснились.

Радио по-прежнему играло. Я хотел было выключить его, но потом решил оставить все как есть. Полицейские перестали стучаться во входную дверь и принялись чем-то долбить по ней, ударяя через каждые несколько секунд. Теперь дверь в любой момент могла поддаться, и они вскоре ворвались бы в комнату. А я не хотел оказаться в ней, когда это случится.

В руках моих все еще был этот чертов пистолет. Я бросил его, затем поднял и обтер, чтобы снять свои отпечатки, затем снова бросил и побежал мимо радио через короткий коридор, на одной стороне которого находились ванная и стенной шкаф, а на другой – большая кухня. В конце коридора была дверь, ведущая в просторную спальню, в которой стояли шикарная кровать с колоннами и под балдахином и голландский комод для постельного белья. В стене над кроватью находилось оно самое – окно, которое выходило на пожарную лестницу. Я открыл его мгновенно.

Свежий воздух, холодный свежий воздух! Я вдохнул его полной грудью и почувствовал, что туман в голове понемногу начинает рассеиваться. Я вылез на пожарную лестницу и закрыл за собой окно. После чего я почти перестал слышать, как полицейские пытаются выбить дверь квартиры.

Ну а что дальше?

Я посмотрел вниз, и у меня закружилась голова. Я вспомнил руководства по применению лекарств, содержащих наркотические вещества. Они всегда предупреждают об опасности, если ты находишься за рулем или имеешь дело с какой-либо техникой во время приема этих лекарств. «Почувствовав сонливость, остерегайтесь шатких пожарных лестниц».

Я еще раз взглянул вниз. Пожарная лестница вела во двор, с трех сторон окруженный домами: проскользнуть не было ни малейшей возможности. Я мог бы спрятаться в подвале, но внизу наверняка находился «фараон»-толстяк, не пожелавший из-за своей комплекции подниматься на третий этаж.

Поэтому я полез вверх по пожарной лестнице, миновал четвертый этаж и взобрался на крышу. Там был оборудован солярий из красного дерева. В большие деревянные ящики с землей посажены деревья и кусты. Это выглядело очень мило, но проблема заключалась в том, что бежать через крышу было невозможно. Оба стоявших рядом здания возвышались над ней футов на сто, если не больше, а тяжелая пожарная дверь, ведущая в само здание, была заперта. Будь со мной мои инструменты, я легко бы справился с ней, но кто мог предвидеть, что они мне в этот раз понадобятся?

Итак, снова вниз по пожарной лестнице. На площадке четвертого этажа я остановился, пытаясь решить, нужно ли мне спуститься до конца вниз, кого бы я там ни рисковал встретить. Я, конечно же, мог юркнуть в подвал и просто-напросто спрятаться в котельной до тех пор, пока все не утрясется, но стоит ли? И, кроме того, ради этого необходимо проскользнуть незамеченным мимо окна спальни Порлок, где скорее всего уже находилась полиция.

Я потратил очень немного времени, чтобы проверить две квартиры на четвертом этаже. В квартире справа – полагаю, 4-D, она находилась прямо над квартирой Порлок – шторы были задернуты. Я прижал ухо к оконному стеклу, и до меня донеслись звуки какой-то телевизионной передачи. В квартире 4-С штора тоже была задернута на несколько ярдов влево, но внутри было тихо, и света через щели я не увидел. Окно, конечно же, было заперто.

Если бы у меня был алмаз, я бы вырезал им в стекле аккуратное отверстие, достаточно большое, чтобы в него можно было просунуть руку, и легко справился бы с оконной задвижкой. Если бы у меня была клейкая лента, я без труда бы разделался с любым стеклом и произвел бы при этом не больше шума, чем можно произвести, ломая сухую ветку. Если бы...

Если бы желания были, как птицы, то взломщики бы летали. Я ударил по стеклу и зажмурился, дожидаясь, пока звон стекла стихнет. Приблизив ухо к проделанному отверстию, я какое-то время прислушивался. Затем я отпер окно, поднял его и вошел в квартиру.

Через несколько минут я вышел из квартиры более естественным образом, чем вошел, – через дверь, и проворно сбежал на третий этаж. Там я столкнулся с людьми в форме: их было двое. Дверь в квартиру 3-D была теперь открыта; в ней суетились остальные полицейские, а эти двое стояли в коридоре и ничего не делали.

Я спросил одного из них, в чем дело. Он, выпятив челюсть, ответил, что ничего особенного не случилось. Вполне удовлетворенный ответом, я кивнул и побежал дальше вниз, а затем вышел из здания.

Я хотел домой. Может быть, душа человека и вправду всегда пребывает в его доме, а может, и нет, но вот инструменты взломщика точно находятся там, а взломщик, как и любой мастеровой человек, хорош лишь настолько, насколько хорош его инструмент. Без своего инструмента я себя чувствовал как без рук. Я не знал, вышли ли уже на меня полицейские, но что они выйдут, и очень скоро, – в этом я нисколько не сомневался, как не сомневался и в том, что мне удастся навестить собственную квартиру и уйти из нее, прежде чем меня начнут разыскивать. Там находились мои инструменты, наличные деньги, и хотелось бы с помощью очень кратковременного визита домой подготовиться к тому, что было уготовано мне в будущем.

Потому что предстоящие события не обещали быть особенно приятными, учитывая положение, в котором я очутился. Маделейн Порлок отличалась от всех остальных людей лишним отверстием в голове, а отпечатки моих пальцев, несомненно, остались на различных предметах по всей квартире: на чашке, из которой я пил, на стеклянном верхе стола – и одному только Богу известно, на чем еще. Тот же криминальный талант, который заставил меня вытереть слабые отпечатки моих пальцев с рукоятки орудия убийства, помог мне сделать этот вывод.

У полицейских будет ко мне множество вопросов, и вряд ли они хотя бы обратят внимание на мои ответы. С другой стороны, у меня тоже возникли кое-какие собственные непростые вопросы.

Кто такая была Маделейн Порлок? Как она оказалась втянутой во всю эту историю? Почему она усыпила меня наркотиками? Откуда пришел ее убийца и почему он ее убил?

Что сталось с Редьярдом Велкиным?

И наконец, как связан со всем этим делом сикх?

Ответить на последний вопрос было не проще, чем на все остальные, но именно он позволил мне осознать, что я не могу ехать к себе домой. Сикх и тот, кто послал его, должно быть, уже поняли к настоящему моменту, что их одурачили. А значит, я должен избегать появляться там, где они могут рассчитывать найти меня. Несомненно, это относилось к магазину. Относилось это и к квартире, поскольку с помощью манхэттенской телефонной книги разузнать мой адрес мог любой. Я остановил такси, движущееся в направлении центра, на Вторую авеню. За рулем сидел молодой латиноамериканец с бдительными глазами. Зафиксировали ли меня эти глаза, когда он спрашивал, куда ехать?

– Виллидж, – сказал я.

– Куда именно?

– Площадь Шеридан.

Он слегка кивнул, и мы двинулись в путь.

Квартира Каролин Кайзер находилась в доме на Арбор-Коурт, на одной из затерянных в лабиринте, боковых улиц района Виллидж. Эту улицу я мог отыскать только в том случае, если начинал поиск со строго определенной точки. Площадь Шеридан нельзя было назвать таким местом, а потому мне пришлось сначала дойти до Гринвич-авеню, а уже оттуда, двигаясь сначала в западном, а затем в южном направлении, выйти на нужную мне улицу. Но я не помнил, в каком доме живет Каролин, поэтому заходил в вестибюли нескольких зданий, пока не нашел ее фамилии на почтовом ящике и не нажал на кнопку звонка.

Дома никого не оказалось. Конечно, мне следовало бы сначала позвонить ей по телефону, но у меня не было с собой номера ее телефона, а получить его у оператора справочной службы было бы труднее, чем пройти сквозь игольное ушко, поскольку ее номера не было в телефонном справочнике. Даже номера телефонов, которые есть в телефонном справочнике, получить бывает нелегко. Я нажал на пару звонков квартир верхнего этажа, пока кто-то, зажужжав автоматом замка входной двери, не впустил меня в здание. Каролин жила на первом этаже. Я лишь взглянул на замки ее двери, повернулся и вышел из дома.

Я отыскал пару магазинов скобяных изделий на Гудзоне. Оба оказались уже закрыты. Была открыта встретившаяся на пути слесарная мастерская, но разве я мог, ничем не рискуя, попросить владельца продать мне инструмент взломщика? Я даже не стал пытаться. В ближайшей аптеке купил булавки для маскарадных лент, скрепки для бумаги, заколки для волос и пару пилок для ногтей. В дополнение ко всему этому я приобрел в табачном киоске набор для курильщика трубок. В него входили различные предметы, предназначенные для уплотнения табака при набивке, а также для прочистки головки и ствола трубки, проверки ее состояния и для других операций, необходимых при пользовании трубкой. Похоже, все эти предметы были изготовлены из очень хорошей стали.

Я возвратился к дому Каролин, еще раз побеспокоил жильцов верхнего этажа, и они во второй раз зажужжали для меня автоматом входной двери. Я подошел к ее двери и принялся за дело.

Имей я свой набор отмычек, щупов и спиц, операция не заняла бы и пяти минут. А с этими заменителями из аптеки пришлось повозиться чуть ли не десять минут. За это время двое вошли и один человек вышел из дома. Если кто-то из них и обратил на меня внимание, то оказался достаточно деликатным, чтобы не выяснять, в чем дело. Таким образом, я успешно завершил свою работу и вошел в квартиру.

Уютно и мило. Действительно, прелестный уголок! Только одна комната квадратной формы, около пятнадцати футов, с пристроенной к задней стене крошечной уборной, такой маленькой, что, сидя, упираешься ногами в дверь. Сравнительно большая ножная ванна, реликвия с ножками-лапами, размещалась на кухне вместе с раковиной, плитой и холодильником. Здесь же находилась и удобно встроенная полка из толстой фанеры для разделки овощей. Стены были покрашены голубой краской приятного сочного оттенка, а оконные рамы и выступающие части вертикальных колонн стен – ярко-желтой.

Я зажег огонь под остатками кофе на плите (спичкой, поскольку зажигалка у плиты не работала) и позволил одному из двух котов обследовать меня. Это был бирманский кот, который ничего не боялся. Его приятель, русский голубой кот с настороженными глазами, лежал на двуспальной кровати, как бы пытаясь гармонировать с многоцветьем стеганого лоскутного одеяла. Я почесал бирманца за ушками, в ответ он издал один из тех причудливых звуков, на которые способны только коты, и потерся о мою лодыжку. Я понял, что знакомство состоялось.

Кофе закипел. Я налил себе чашку, попробовал и меня вдруг обдало запахом отравленного кофе, которым меня угощала Маделейн Порлок. Я вылил его, вскипятил воду, заварил чай и усилил крепость напитка, добавив в него изрядную порцию калифорнийского бренди из бутылки, которую я обнаружил в шкафчике над раковиной.

Было шесть тридцать, когда я точно в назначенное время пришел на встречу к Порлок, а бежал я оттуда во время передачи вечерних новостей, которая начинается в семь часов. Больше на часы я не смотрел, до тех пор, пока не очутился на плетеном стуле Каролин, с поднятыми вверх ногами, с наполовину отпитой второй чашкой чая, смешанного с бренди, в руках и с самозабвенно мурлыкающим русским голубым на коленях. И вот теперь было всего лишь восемнадцать минут десятого.

Я переместил кота так, чтобы дотянуться до приемника Каролин, включил одну из станций, передающих сводку новостей, и вновь удобно вытянулся на стуле. Кот вернулся на свое место, движимый благородным намерением помочь мне уяснить сообщения о землетрясении в Турции и президентском вето. Сообщалось также об албанце, захватившем двух заложников на Вашингтон-Хейтс, и репортер с места событий сыпал подробностями, которые вряд ли были так уж нужны для уяснения общей картины. Я спокойно гладил русского голубого, в то время как его бирманский собрат сидел на верху книжного шкафа и тихонько подвывал.

Было около одиннадцати часов, когда я услышал, что Каролин открывает замок своим ключом. К тому времени я переключил приемник на одну из станций с частотной модуляцией, передающих джазовую музыку, а на коленях у меня были уже оба кота. Я не двинулся с места, пока она открывала дверь, а когда открыла, сказал:

– Это я, Каролин. Не волнуйся.

– А почему я должна волноваться? – Она вошла, закрыла дверь, заперла замки. – Давно ты здесь? Я была в «Датчесс»: ты, конечно, представляешь себе, что это такое. Хотя навряд ли, поскольку мужчин туда не пускают. – Она скинула куртку, повесила ее на дверную вешалку, подошла к кофейнику и, внезапно повернувшись, уставилась на меня.

– Эй, – сказала она, – мы что, договорились о встрече, а я забыла?

– Нет.

– Так тебя впустила Рэнди? Я думала, что она у своей чертовой тетушки в Бас-Бич. Что она тут делала? И куда направилась потом: в Бруклин или куда-то еще?

– Я не видел Рэнди.

– А как же ты вошел в квартиру, Берни? Кто тебя впустил?

– Можно сказать, что я сам себя впустил.

– Да, но где ты взял ключи? – Она нахмурилась, пристально глядя на меня.

Затем до нее дошло.

– А-а-а, – протянула она, – я поняла! Это другим нужны ключи. А ты вроде Каспера-привидения проходишь сквозь стены.

– Ну, не совсем...

Коты покинули мои колени и теперь неистово терлись о ее лодыжки, отчаявшись быть накормленными. Она не обращала на них внимания.

Она смотрела на меня:

– Берни!

– Радио.

– Что – радио?

– Ответит на часть твоих вопросов.

Она прислушалась, слегка запрокинув голову.

– Похоже на Монка, – сказала она. – Но я не знаю... Кажется, он играет не так отрывисто, как Монк, и очень уж активна левая рука.

– Это Джимми Ровлес, но это не то, что я имел в виду. После окончания этой записи, Каролин.

После того, как эта музыкальная запись закончилась, нас угостили халтурной рекламой джазового круиза на Багамские острова, и я должен был объяснить, что это тоже пока не то. Затем началась передача одиннадцатичасовых новостей вперемежку со вставками из развлекательной программы. Землетрясение в Турции, албанец, возможное президентское вето и затем экстраординарная новость о том, что ранее судимый взломщик-рецидивист по имени Бернард Роденбарр, разыскивается в связи с убийством некой Маделейн Порлок, которую застрелили в ее собственной квартире на Восточной Шестьдесят шестой улице.

Диктор перешел к другим сообщениям. Каролин выключила его на середине предложения, на минуту задержала взгляд на моем лице и затем направилась на кухню покормить котов.

– Сегодня на ужин будет курица с почками, – сказала она им. – Одно из ваших всегдашних любимых блюд, ребята.

Некоторое время она стояла ко мне спиной, упираясь своими маленькими ручками в бедра, и наблюдала, как мошенники уплетали ужин. Затем она возвратилась и присела на край кровати.

– Я должна была бы узнать Джимми Ровлеса, – сказала она. – Я регулярно ходила на его выступления в Брэдлее. Правда, в последнее время я перестала туда ходить из-за того, что Рэнди ненавидит джаз, но если мы с ней разойдемся, а наши отношения, как мне кажется, развиваются именно в этом направлении, то я, черт возьми, снова начну ходить в джаз-клуб. Так дела приняли дурной оборот, да?

– Точно.

– Маделейн Дорлок? Смешное имя.

– Порлок.

– Все равно – необычное. Кто она такая, Берни?

– Понятия не имею. До сегодняшнего вечера мы были незнакомы.

– Ты действительно убил ее?

– Нет.

Она закинула ногу на ногу, уперлась локтем в колено и обхватила ладонью подбородок.

– Ну давай, – объявила она, – рассказывай, а я буду слушать.

– Хорошо, – сказал я, – но это долгая история.