"Взломщик, который цитировал Киплинга" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава 17

Я позвонил Рэю Киршману из телефонной кабины на тротуаре Второй авеню. Он с грустью поспешил сообщить мне, что «Бульдоги» более чем вдвое увеличили разрыв в счете.

– Смотри на вещи с оптимизмом, – сказал я ему. – Уже завтра все может выправиться.

– Завтра у меня «Гиганты». С ними никому еще не удавалось сладить, разве что соперник добивался успеха первым в самом начале.

– Я был бы рад поболтать с тобой еще, – сказал я, – но меня поджимает время. Я хотел попросить тебя кое-что выяснить.

– Я что же, по-твоему, человек-автоответчик? Не многого ли ты хочешь за одну шубу?

– Это же норка, Рэй. Подумай, на что бы только не пошли некоторые женщины ради такой шубы!

– Очень остроумно.

– И потом мы говорим не только о шубе. Ты кое-что мог бы получить к ней в придачу.

– В самом деле?

– Происходят довольно странные вещи. У тебя есть чем писать?

Он сходил за карандашом, а когда вернулся, я рассказал ему, что нужно выяснить.

– Постарайся быть недалеко от телефона, Рэй. Я тебе перезвоню.

– Отлично, – сказал он. – Жду с нетерпением.

Я вернулся в машину. Мотор я не заглушал и поэтому, включив передачу, сразу же тронулся по направлению к центру на Вторую авеню. На Двадцать третьей улице я повернул направо, а потом еще раз направо, на Шестую авеню, едва взглянув при этом на гостиницу «Грэхем». Я припарковал машину на Седьмой авеню и пешком пошел на Двадцать девятую улицу. Мотор я на этот раз выключил и отсоединил свой проводок зажигания.

Я был в самой сердцевине торговли мехами. Этот бизнес занимал несколько кварталов, созерцание которых было бы сущим кошмаром для человека, по-настоящему озабоченного проблемами экологии. Несколько сотен маленьких лавочек находилось на одном пятачке. Здесь продавали кожу и шкурки, шили пальто, куртки, сумки и украшения. Здесь были предприятия, продающие товар оптом, и мелкие лавочки, торгующие в розницу. Было и что-то среднее между тем и другим. Здесь укорачивали, перешивали, укрепляли, пришивали пуговицы и бантики. Но мне все это было не нужно, я искал конкретное место. Оно было в конце авеню, где она пересекалась с Двадцать девятой улицей. Там целый третий этаж четырехэтажного здания с чердаком занимал Арвин Танненбаум.

На первом этаже располагалась кофейная, закрытая в субботу и воскресенье. Справа была дверь, ведущая в маленький коридор, который заканчивался лифтом и пожарной лестницей. Дверь была заперта, но замок не показался мне непреодолимым препятствием.

К сожалению, я не мог сказать того же о псе, который находился у двери. Это был доберман-пинчер, рожденный убивать и специально этому обученный. Он ходил по коридору, как леопард в клетке. Когда я подошел к двери, он прервал свое занятие и сосредоточил на мне все свое внимание. Снедаемый любопытством, что он намерен предпринять дальше, я взялся было за ручку двери, а он тут же пригнулся, приготовившись к прыжку. Я отдернул руку, но это не очень-то его успокоило.

Жаль, что Каролин не было со мной. Она могла бы вымыть этого ублюдка. Заодно заняться его когтями, немного подпилить зубы. Я же с собаками-охранниками не в особом ладу. Единственный способ справиться с этим сукиным сыном, к которому я мог бы прибегнуть, состоял в том, чтобы смазать свою руку ядом и позволить ему после этого себя укусить. Решив действовать по-другому, я вместо этого улыбнулся ему на прощание, а он в ответ глухо зарычал.

Я подумал, что надо попробовать попасть в кофейную. Это было проще сказать, чем сделать: на дверях были стальные решетки, как в «Барнегатских книгах». Но это было для меня более привычно, чем иметь дело с диким зверем. На решетках был висячий замок, с которым я без труда справился, а на дверях – цилиндрический замок, который я также открыл. Сигнала тревоги не последовало. Перед тем как закрыть дверь, я затворил решетки. Любой, кто подошел бы поближе, конечно, увидел бы, что дело неладно, но издали все выглядело вполне прилично.

В кофейной сбоку была дверь, которая вела к лифту, но, к сожалению, одновременно она вела и к псу, что делало ее бесполезной для меня. Я вернулся назад через кухню и открыл заднюю дверь, ведущую в маленькую душную вентиляционную шахту. Стоя на мусорном баке, я с трудом уцепился за последнюю ступеньку пожарной лестницы, подтянулся и полез наверх.

Я карабкался бы до третьего этажа, если бы не заметил открытое окно на втором этаже. Невозможно было не поддаться искушению. Я влез в него, прошел через лабиринт, заваленный шкурками животных, поднялся по лестнице и оказался во владениях Арвина Танненбаума и его сыновей.

Не более чем через несколько минут я ушел тем же путем, каким пришел: спустился на второй этаж, прошел через завалы дубленых шкурок, вылез на пожарную лестницу и плавно спрыгнул на землю со своего плацдарма на мусорном баке. На некоторое время я задержался в кухне кофейной, чтобы попробовать «Хостис твинки». Не скажу, что это было как раз то, чего бы мне сейчас хотелось, но я был голоден, и это было лучше, чем ничего.

Мне не нужно было заботиться о дверном замке, поскольку он срабатывал автоматически от пружины. А вот наружные решетки за дверью я закрыл и запер висячий замок.

Прежде чем вернуться в «понтиак», я сходил попрощаться с псом. Я помахал ему, а он одарил меня сердитым взглядом. Судя по этому взгляду, – я мог бы поклясться в этом – он знал, что именно я собираюсь сделать.

К телефону подошла миссис Киршман. Когда я попросил ее позвать мужа, она ответила «сейчас» и буквально завопила, зовя его к телефону. Она не догадалась даже прикрыть трубку рукой. Когда Рэй подошел, я сказал ему, что у меня звенит в ушах.

– Почему?

– Жена твоя громко кричит.

– С этим, Берни, ничего не поделаешь, – вздохнул он. – В остальном у тебя все в порядке?

– Надеюсь. Что тебе удалось выяснить?

– Марку пистолета. Порлок была убита из пистолета «пес-дьявол».

– Я только что съел что-то подобное.

– А?

– Вообще-то я съел «Твинки», но думаю, что «пес-дьявол» и «Твинки» очень похожи.

Он снова вздохнул:

– "Пес-дьявол" – это автоматический пистолет, который производит фирма «Марли». Они все образцы оружия называют именами собак разных пород. «Пес-дьявол» – это автоматический пистолет тридцать второго калибра. «Гончая» – автоматический пистолет двадцать пятого калибра. «Мастиф» – револьвер тридцать восьмого калибра. Фирма также производит пистолет большего – сорок четвертого калибра, но я не помню, как он называется. Судя по размеру, он должен бы называться «ирландская овчарка» или «датский дог», но для пистолета эти названия не подходят.

– Уж больно много в этом деле оказалось собак, – сказал я. – Тебе не кажется? И «бульдожья хватка во дворе отбросов», и «пес-дьявол» «Марли», и доберман-пинчер в коридоре...

– Какой еще доберман-пинчер? В каком еще коридоре?

– Не обращай внимания, это я так. Значит, автоматический пистолет тридцать второго калибра?

– Да. Проверка регистрации оружия ничего не дала. Может быть, это был пистолет Порлок, а может быть, убийца принес его с собой.

– Ты можешь описать этот пистолет?

– Пистолет? Я его не видел, Берни. Я просто позвонил, а не ходил в отдел изъятых предметов, чтобы осмотреть имеющиеся там экспонаты. Но я видел пистолет «пес-дьявол» раньше. Он автоматический, плоский, не очень большой. Имеет магазин на пять патронов. Образец, который видел я, – из вороненой стали, хотя, наверное, внешне он может выглядеть и иначе: иметь хромоникелевую отделку, рукоятку, украшенную драгоценными камнями, и вообще любой вид, за который готовы заплатить.

Я закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти пистолет, который держал в руках. Вороненая сталь. Именно. Похоже на то.

– Небольшой пистолет, Берни. Ствол в два дюйма. Небольшая отдача при стрельбе.

– Если, конечно, он бьет не по тебе.

– А?

– Нет, ничего.

Я нахмурился: этот пистолет казался большим по сравнению с тем маленьким никелированным пистолетиком, который я видел в огромной руке сикха. Это мне кое о чем напомнило.

– Фрэнсис Рокленд, – сказал я. – Полицейский, который был ранен возле моего магазина. Из какого оружия в него стреляли? Ты это выяснил?

– Ты все еще настаиваешь на том, что тебя там не было?

– Черт возьми, Рэй...

– Хорошо, хорошо!.. Ну так вот, в него стреляли не из пистолета «пес-дьявол» фирмы «Марли», потому что убийца оставил этот пистолет на полу в квартире Порлок. Тебе это нужно было знать?

– Конечно, нет.

– А! Я было подумал, что это. В Рокленда стреляли... Знаешь, это трудно сказать, из чего в него стреляли.

– Что же, пулю не отыскали?

– Вот именно, пуля разорвалась на осколки.

– Но ведь по осколкам-то ее можно восстановить?

Он откашлялся:

– Послушай, я потом откажусь от этих своих слов, если что, но, как я понял... хотя никто мне этого не говорил с определенностью, но, собирая все воедино...

– Рокленд сам себя ранил?

– Такое заключение по крайней мере я сделал для себя. Он человек молодой, как ты знаешь. Ну, волновался и все такое.

– Он сильно пострадал?

– Кажется, он потерял палец на ноге. Впрочем, не самый необходимый.

Я представил себе, как костолом Паркер ходит по округе и ломает «жизненно необходимые» кости. Какие же пальцы на ногах считаются самыми необходимыми?

– Что тебе удалось узнать о Рокленде?

– Ну, я поспрашивал, Берни. Говорят, он очень молод, но это мы и раньше знали. Вместе с тем у меня сложилось впечатление, что с ним в общем-то можно договориться.

– И как ты это переводишь на нормальный язык?

– Как умение уважать звон презренного металла.

– Презренного металла сейчас недостаточно, чтобы всерьез о нем говорить, – сказал я, – разве что он поверит в долг.

– Ты многого захотел, Берни. Бедняжка потерял палец.

– Он же сам себя ранил, Рэй!

– Все равно палец есть палец.

– Ты же сказал, что он не самый важный.

– Даже и в этом случае...

– А может быть, он согласится на компенсацию в будущем, если получит возможность выдвинуться? Если он так честолюбив, как ты говорил, то он будет последним дураком, если откажется от этого.

– Что ж, твои слова не лишены смысла.

В моих словах был глубокий смысл. Мне нужно было сказать ему очень многое, что я и сделал. Кое о чем мы поспорили, а кое в чем сразу же пришли к согласию. В конце разговора я посоветовал ему успокоиться, а он мне – быть поосторожнее. Кажется, мы оба получили по хорошему совету.

У владельца компании «Милосское оружие» было весьма похвальное чувство юмора. В рекламном отделе была изображена торговая эмблема компании: торс Венеры Милосской, без рук и ног, с кобурой на бедре. Кто устоял бы перед такой эмблемой?

Я взял себе за правило держаться подальше от магазинов, продающих оружие. Но одно я заметил точно: как правило, мне не бросались в глаза эти магазины. Обычно они размещаются на вторых этажах. Проходя по улице, ты их не видишь. Наверное, такие магазины не заинтересованы в импульсивных покупателях, зашедших под влиянием минутного настроения.

«Милосское оружие» не составляло исключения. Этот магазин располагался на втором этаже потертого краснокирпичного здания на Кэнел-стрит, между Грин и Мерсер. Магазин на первом этаже продавал все, что нужно, для водопровода и канализации, а на верхних этажах находились жилые квартиры. Я замешкался в вестибюле, читая фамилии жильцов, когда, выходя из здания, мимо меня прошла молодая пара. За ними тянулся запах травки, курение которой преследуется по закону. Девушка заразительно хохотала, а ее спутник вежливо придержал для меня дверь, впустив вовнутрь.

Оружейный магазин имел солидную деревянную дверь, на которой красовался тот же самый торс с кобурой на бедре, а также был пространный список смертоносных изделий, продававшихся внутри. Обычный набор замков, а кроме того, наружный висячий замок.

Я постучал и облегченно вздохнул, не услышав ни чьей-либо ответной реакции на стук, ни хриплого приветствия сторожевого пса. Одна только благословенная тишина! Я сразу же приступил к работе.

Все замки были предельно просты, кроме висячего. Висячий же был наборно-цифровым и выглядел вызывающе интересным. И если бы я не маячил на виду и не был бы столь ограничен во времени, я бы кончиками пальцев попытался подобрать шифр, используя свой особый метод. Вместо этого я попробовал открыть замок с помощью лезвия своего ножа, а когда это не удалось – это был чертовски хороший замок, сделанный из чертовски хорошей стали, – я пошел наиболее простым путем: отвинтил накладки от дверного косяка. В каждом деле есть свои фокусы, и если вы достаточно долго живете на свете, то в конце концов вы всеми ими овладеете.

Господи, до чего же мрачное место! Я был внутри только пять минут или около того, но до чего же тягостными показались мне эти пять минут! Все это оружие, собранное в одном месте, воняющее маслом, порохом и чем-то еще, что пахнет так отвратительно! Адские машины, механизмы смерти и уничтожения, орудия убийц.

Ух!

Уходя, я тщательно все запер. Меньше всего мне бы хотелось облегчить какому-нибудь маньяку захват оптом такого количества оружия и боеприпасов. Я даже не пожалел времени, чтобы вернуть на место накладку вместе с висячим замком, причем я завинтил ее надежнее, чем она была завинчена ранее.

Господи, это оружие! Зачем?!

Дела, дела, дела...

Я нашел Каролин в «Салоне для пуделей», где она занималась бухгалтерией, не особенно этим наслаждаясь.

– До чего же противное дело! – сказала она. – Можно подумать, что оно очень доходное, да? Ну так это не так! Хорошо хоть скоро на манеже будет большая выставка собак.

– А тебе это что-нибудь даст?

– Конечно! С грязной собакой медаль не получишь.

– Звучит как пословица. А как твой визит к супругам Блинн?

– Они по-прежнему очаровательны. Я до отвала наелась печенья.

– Это лучше, чем «Твинки» или «пес-дьявол». Герта радовалась, что увидела снова свой браслет?

– О, – сказала она, – да. Думаю, да.

– Только думаешь?

– Мы в основном занимались фотографиями, – поспешно и с энтузиазмом ответила Каролин. Она вытащила четыре снимка и разложила их на крапчатом пластиковом прилавке. – Этого парня Герта прежде никогда не видела, – она указала на одну из фотографий. – В этом она абсолютно уверена. Ей кажется, что и этого она раньше не видела, но поклясться в этом она бы не могла.

– А двух других она узнала?

Ее указательный палец остановился на одном из снимков. Я заметил, что она снова обгрызла себе ногти.

– Вот этот фат, – сказала она, – бывал очень часто. Она уже не помнит, когда именно впервые увидела его, но это было давно. Он бывал там и вместе с Маделейн, и без нее. Приходил и уходил самостоятельно.

– Великолепно! А как наш второй друг?

– Арти полагает, что один раз он видел их вместе. А Герта говорит, что его лицо ей знакомо.

– Вот это я на время заберу, – сказал я, взяв один из снимков. – Увидимся.

Вестибюль гостиницы «Грэхем» претерпел некоторые изменения с тех пор, как Редьярд Велкин давал мне по телефону его описание. Каролин здесь уже не было. Ушла и пожилая женщина с хозяйственной сумкой. На скамейке клевал носом какой-то тип, вероятнее всего в наркотическом опьянении, но вид его не показался мне евразийским. По-видимому, он сменил за это время того, которого описал мне Велкин.

Кабина, из которой со мной беседовал Велкин, сейчас была занята. По телефону разговаривала какая-то очень крупная женщина. Не помещаясь в кабине, она стояла снаружи и вопила в трубку, что она уже все выплатила и никому ничего не должна. Очевидно, ее предполагаемого кредитора трудно было убедить в этом.

Маленький человечек за конторкой имел кожу, которая никогда не видела солнца. У него были крошечные голубые глазки и маленький, почти безгубый рот. Я показал ему фотографию, взятую у Каролин. Он долго и задумчиво смотрел на нее, а затем так же долго и задумчиво – на меня.

– Ну и что? – спросил он наконец.

– Он в номере?

– Нет.

– Когда он ушел?

– Как я могу это помнить?

– Я бы хотел оставить ему записку.

Он протянул мне блокнот. Ручка у меня была с собой. Я написал: «Пожалуйста, позвоните мне как можно скорее» – и подписался: «Р. Велкин». Я сделал это не из озорства, а просто потому, что это было единственное имя, которое пришло мне в голову, кроме своего собственного. Все равно не было сомнений в том, что здесь он остановился под другим именем.

Я сложил записку и протянул ее клерку. Он взял ее и тупо уставился на меня. Никто из нас не двинулся с места. За моей спиной женщина-великанша громко, на весь вестибюль, провозглашала, что никому не позволит так с собой разговаривать.

– Очевидно, вы собираетесь положить записку в его ящик? – сказал я.

– Чуть позже.

«Лучше бы сейчас», – подумал я. Так я увидел бы, какой он занимает номер.

– Но лучше бы сделать это поскорее, – продолжал он. – Пока я не забыл, кому адресована эта записка. Вы ведь не написали на ней его имени?

– Нет.

– И кому же она все-таки адресована?

– Так вы меня не смеете называть! – твердо сказала великанша. – Таким именем я бы и собаку назвать постеснялась. Вы, пожалуйста, выбирайте выражения.

У клерка за конторкой были тонкие брови. Не думаю, чтобы они соответствовали своему, Богом предопределенному назначению – защищать глаза от пота. Однако в этом скорее всего и не было необходимости, поскольку он, по-видимому, избегал любой работы до пота. Все же его брови были достаточно заметны, чтобы он мог поднять их в изумлении. Именно это он сейчас и сделал. Довольно выразительно.

Я положил на конторку двадцатидолларовую купюру. Он дал мне ключ от номера 311. Через пятнадцать минут, уходя, я вернул ему ключ.

Великанша все еще разговаривала по телефону.

– Если уж ты о сволочах, – говорила она, – то я скажу тебе, кто сволочь. Это ты сволочь, если хочешь знать мое мнение.

Снова назад в «понтиак», снова в центр. Господи, да когда же это кончится? Назад и вперед, то туда, то сюда, от одного дела к другому. И так до бесконечности.

Участок на Нассау-стрит все еще не был подготовлен для парковки. Специальный знак уведомлял меня о том, что я не имею права оставлять здесь машину. Однако, учитывая серьезность момента, я решил не принимать этого во внимание. Машины нарушителей, уверял знак, будут отбуксированы за счет их владельцев. Я был готов пойти на такой риск.

Я нашел телефон и набрал WO4-1114. Я, конечно, не ожидал, что кто-нибудь подойдет. Никто и не подошел.

Я отправился на Пайн-стрит, а потом повернул к зданию, из которого несколько часов назад вышел Прескотт Демарест. (Часов? Мне казалось, что с тех пор прошло уже несколько недель.) Число освещенных окон сократилось вдвое по сравнению с тем, что было в прошлый раз, когда я приходил сюда. Хотелось бы мне иметь с собой дипломат или портфель – что-нибудь, благодаря чему я соответствовал бы тому месту, в которое направлялся!

Служащий в вестибюле дремал над газетой, но он встрепенулся, как только я вошел в здание. Это был старичок с усталым лицом; он, вероятно, получал пенсию, а здесь подрабатывал. Я направился прямо к нему, но на полпути остановился и дал приступу страшного кашля овладеть мною. Пока кашель утихал, я познакомился со списком фирм на доске и выбрал для себя подходящую.

– Выздоравливайте поскорее, – сказал старичок.

– Спасибо.

– Вообще вам бы надо обратить внимание на этот кашель.

– Это из-за погоды. Сегодня хорошая погода, а завтра плохая. Не знаешь, чего ждать.

Он понимающе кивнул.

– Раньше такого не было. Погода всегда была предсказуемой. А теперь все изменилось, – сказал он.

Я расписался в приходе. Имя – Петер Джонсон. Фирма – «Виквайер и Мак-Нелли». Этаж – семнадцатый. По крайней мере я не назвал себя Велкиным из-за отсутствия воображения. А Петер Джонсон выглядело достаточно безлико. Если «Виквайер и Мак-Нелли» – большая фирма, в ней наверняка работает какой-нибудь Петер Джонсон. Или Джон Петерсон.

Я поехал на семнадцатый этаж. Вряд ли он будет проверять по световому указателю, но зачем рисковать? Затем я спустился по лестнице на три этажа ниже и ходил по коридорам, пока не нашел дверь, где на матовом стекле было написано «Тонтин трейд корпорейшн». Офис за этой дверью был абсолютно темным, как и все остальные, мимо которых я проходил. Субботний вечер, надо отметить это, самый безлюдный вечер для офисов.

Кроме того, субботний вечер и самый длинный. В скольких местах мне нужно было сегодня побывать и скольких людей повидать! Я прислонил ухо к стеклу, быстро постучал по деревянной части двери, осторожно прислушался и потом в два счета открыл замок гибким стальным стержнем.

Замки в офисах довольно часто очень просты, и это правильно. Какой смысл врезать сложный замок в остекленную дверь? За все свои старания получишь кучу битого стекла, только и всего.

Кроме того, внизу сидит человек, который следит за тем, чтобы такие, как я, не выносили из здания компьютеры, а что еще отсюда можно вынести? Я, конечно же, не нашел ничего, представляющего материальный интерес. Вскоре я ушел из офиса компании «Тонтин трейд корпорейшн», вновь поднялся по лестнице на семнадцатый этаж и спустился с него на лифте. Уходя из здания, я не имел при себе ничего, чего не было со мной при входе.

Старичок поднял голову, оторвавшись от газеты.

– Быстро же вы управились!.. – сказал он.

– На редкость, – согласился я и вышел.