"В погоне за золотом Измира" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава двенадцатая

Во вторник днем небо затянули облака. Ночь выдалась чернильно-черной, без луны и звезд. В восемь вечера Старкевич и я двинулись в путь. Я нес кожаный рюкзак, который он мне дал. Лежали в нем краюха хлеба, несколько кусков сыра, фляжка сливовицы и таинственные документы, которые я вывез из Ирландии. Мы шагали по узким горным тропам. На западе сверкали молнии, гремел гром. Но гроза проходила стороной, над нами даже не капало.

У самой границы Старкевич увлек меня за разлапистый куст.

— А теперь не шевелись. Через несколько минут мимо нас пройдет пограничник. Видишь это дерево? Забравшись на него, ты сможешь перепрыгнуть через изгородь. Я — старик и то забирался на него, так что ты сделаешь это без труда. Мы подождем, пока не пройдет пограничник, потом еще пять минут, не больше, ты заберешься на дерево и перепрыгнешь через изгородь. Ты знаешь, что на другой стороне не Хорватия, а Словения?

— Знаю.

— Доверься змее, но не словенцу. Ничего им не говори. А вот в Хорватии ты встретишь настоящих друзей.

— Разумеется.

— Но почему я тебе все это говорю? — он рассмеялся. — Ты можешь сказать мне в сто крат больше, потому что именно ты положишь начало революции.

— Я...

— Да знаю я, знаю. Ты не можешь сказать лишнего, даже мне. Но я чувствую, Ванич, чувствую.

Он замолчал. Я пригляделся к дереву. Вроде бы забраться на него не так уж и просто. Одна из ветвей уходила на другую сторону изгороди. Я мог ступить на нее, а потом спрыгнуть на землю, не зацепившись за колючую проволоку. Опять же, стоя на ветви, я представлял бы собой отличную цель, четко отпечатываясь на фоне неба. Правда, с облаками мне повезло, да и Старкевич говорил, что у нас будет достаточно времени.

А тут появился и пограничник. Высокий, как баскетболист. В шнурованных ботинках, подогнанной по фигуре форме, с винтовкой. Я представил себе, как он легко вскидывает ее к плечу, словно в тире, целится в человека, стоящего на ветви, плавно нажимает на спусковой крючок и спешит к дереву, чтобы подобрать добычу.

Мы выждали долгих пять минут. Затем Старкевич коснулся моего плеча и указал на дерево. Я подбежал к нему, швырнул рюкзак через изгородь, полез на дерево. Добрался до нужной ветви, почувствовал, как она прогнулась под моей тяжестью. Прогнулась, но не сломалась. Я переступал по ней, пока не миновал изгородь. Каждое мгновение ждал выстрела. Но его не последовало. Тогда я присел, схватился за ветвь руками, повис на ней, разжал пальцы и пролетел несколько ярдов, отделявших мои ноги от земли. Нашел рюкзак, надел и зашагал прочь.

«Хорош „железный занавес“, — подумал я. Один ряд колючей проволоки, через который можно перебраться по дереву. Почти несокрушимая преграда для Джеймса Бонда и его коллег и сущий пустяк для великого хорватского революционера Ивена Таннера».

Я пребывал в прекрасном настроении. Дни и ночи отдыха в доме Старкевича сотворили чудо. Само пребывание в одном месте действовало благотворно, да еще ощущение безопасности, уверенности в том, что тебе нет нужды каждую минуту оглядываться, а надо лишь есть, пить и лежать, размышляя о прошлом, настоящем, будущем. Старкевич чутко улавливал мое настроение. Говорил, если мне хотелось поговорить, молчал, если видел, что мне не до разговоров. Его тревожило, что я мало сплю, ибо я оставался на ногах, когда он ложился, и поднимался до того, как он просыпался. Но он не задавал лишних вопросов, довольный тем, что рядом есть человек, который говорит с ним на хорватском и играет в домино.

И теперь, отдохнувший и бодрый, я чувствовал себя в силах схватиться с Югославией. Задача простая и сложная одновременно. С одной стороны, полицейское государство, с другой — золотая жила для политических экстремистов. Этнические группы, объединенные в Югославию, так и не стали единым народом. Каждая республика мечтала о независимости, в каждой жили знакомые мне люди, которым я отправил шифрованные письма. Поэтому я без труда мог составить маршрут, начинающийся в Словении и ведущий к границе с Болгарией. А там рукой подать и до Турции. Через Словению и Хорватию я намеревался попасть в Вуковар на Дунае, далее на юг, по Сербии, с остановками в Крагуеваце и Джяковице. И на восток, через несколько городов в Македонии, к болгарской границе. Всего пятьсот с небольшим миль, и везде я рассчитывал на теплый прием.

Опять же, слабовольных заговорщиков, вроде Эстебана, в Югославии не было. Такие сразу попадали в тюрьму. Люди, которым я писал, не понаслышке знали, что такое опасность. Они к ней привыкли, сжились с ней, умели ей противостоять. Я мог на них положиться.

В среду, рано утром, я прибыл в столицу Словении Любляну. Сербский учитель пустил меня в дом, накормил завтраком, отвел к другу, который отвез меня в Загреб в кузове грузовика. В дороге трясло немилосердно, но недолго. В Загребе Сандор Кофалич накормил меня жареной бараниной, запер в подвале с бутылкой сладкого вина, сам отправился к хорватскому сепаратисту, занимавшему какой-то пост в местной коммунистической организации. Я так и не узнал его фамилии. Он ее не упоминал, мне хватило ума не спрашивать. Сепаратист снабдил меня проездным билетом, по которому я мог добраться до Белграда (минуя Вуковар). Меня предупредили, что в Белграде требуется предельная осторожность и дальше на поезде я уехать не смогу, но, если там у меня есть друзья, они наверняка помогут.

В Белграде я пообедал с Яносом Папиловым. Он предупредил, что машины у него нет, но она есть у его друга, и, возможно, он сможет взять ее на несколько часов. Я остался в доме Яноса, поиграл в карты с его женой и тестем, пока решал транспортные вопросы. Вернулся он на машине, и поздним вечером мы тронулись в путь. Он подвез меня до Крагуеваца, отстоящего от Белграда на шестьдесят миль, извинился, что не может ехать дальше. Как и остальные, с кем я встречался, он не спросил, кто я, куда еду и зачем. Он знал, что я — друг, что мне надо помочь, и предполагал, что в Югославии я по важному делу. Этих аргументов ему вполне хватало.

Ночь я провел в Крагуеваце, в доме старушки-вдовы, сын которой жил в Америке. Больше она мне ничего о нем не сказала, не задавала никаких вопросов и лишь попросила держаться подальше от окон. Я и держался. Рано утром покинул ее дом и зашагал на юг. Автомобиля у женщины не было, и она не знала, где его взять. Фермер подвез меня до Кралево. И оставшиеся до Джяковицы сто с небольшим миль где прошел пешком, а в основном проехал на попутках.

К вечеру добрался до Тетово в Македонии. И уж здесь почувствовал себя в безопасности. Вся Македония кишела революционерами и заговорщиками. Призрак ВРО, Всемакедонской революционной организации, витал над Социалистической Республикой Македония. Еще до Первой мировой войны власть на македонских холмах принадлежала ВРО, она вершила суд и воздавала преступникам по законам революционной справедливости. Шпионская сеть ВРО накрыла весь Балканский полуостров. Не одно поколение ушло из жизни с тех пор, когда впервые прозвучал лозунг: «Македония для македонцев», но ВРО по-прежнему видела в нем руководство к действию. Во всех городах Македонии активно работали ее ячейки, в любой, самой глухой деревне жили ее члены. ВРО все еще значилась в списке запрещенных организаций, ежегодно оглашаемом генеральным прокурором США.

Разумеется, я был членом ВРО.

В Тетово я заглянул в кафе выпить стакан молодого вина. Путешествуя по Югославии, я полностью сменил одежду, так что теперь ничем не отличался от других посетителей кафе. Кто-то удостоил меня взгляда, поскольку в кафе я появился впервые, но объектом пристального внимания я не стал. Выпил вино, спросил, как пройти на нужную мне улицу, и направился к дому Тодора Пролова.

Нашел я его на юго-восточной окраине Тетово. Маленький дом с выбитыми стеклами в окнах первого этажа. Их с успехом заменяли газеты. Две худые собаки, спящие на крыльце, даже не гавкнули, когда я поднялся по ступеням.

Я постучал в дверь.

Открыла мне девушка, светловолосая, с пышными формами.

В руке она держала куриную кость.

— Здесь живет Тодор Пролов? — спросил я.

Она кивнула.

— Я посылал ему письмо. Меня зовут Ференц.

Ее глаза, и до того большие и круглые, превратились в блюдца. Она схватила меня за руку, втянула в дом.

— Тодор, — закричала девушка, — он здесь! Тот, кто писал тебе! Ференц! Американец!

Меня окружила толпа. Сквозь нее с трудом пробился Тодор Пролов, невысокий мужчина с нечесаными каштановыми волосами, падающими на широченные плечи. С такими плечами он мог рассчитывать на место защитника в любой команде Национальной футбольной лиги. Его руки сжали мои, словно клещи. Он не говорил, а кричал.

— Ты написал мне письмо?

У меня аж уши заложило.

— Да.

— Подписал его как Ференц?

— Да.

— Так ты Таннер! Ивен Таннер!

— Да.

— Из Америки?

— Да.

Возбужденный гул пробежал по толпе. Тодор отпустил мои руки, отступил назад, оглядел с головы до ног, вновь подошел вплотную.

— Мы тебя ждали. С того дня как пришло твое письмо, все Тетово наготове. Наготове!

Опять его руки сжали мои бицепсы.

— И теперь главный вопрос. Вы с нами?

— Конечно, — вопрос, надо сказать, меня удивил.

— С ВРО?

— Разумеется.

Он схватил меня в объятия, крепко прижимая к груди, поднял в воздух. Мне показалось, что хрустнули ребра. А Тодор опустил меня на землю и повернулся к толпе.

— Америка с нами! — проревел он. — Вы слышали, что он сказал, не так ли? Америка с нами! Америка поддерживает наш лозунг «Македония для македонцев»! Америка поможет нам сбросить белградскую диктатуру! Америка поддержит нашу борьбу! Америка знает историю нашего сопротивления оккупантам! Америка с нами!

Улица внезапно заполнилась людьми. Я видел мужчин с винтовками и женщин с кирпичами и вилами. Кричали все.

— Время пришло! — вопль Тодора перекрыл шум. — Пора строить баррикады! Ровнять с землей дома тиранов! Уничтожать оккупантов! Нельзя терять ни минуты! Умрем за Македонию!

Мимо пробежал мальчишка с бутылкой в руке. Привязанная к горлышку тряпка пахла бензином.

Я посмотрел на девушку, что открыла мне дверь.

— Что происходит?

— Ты и сам знаешь. Ты же с нами.

— С вами в чем?

Она радостно обняла меня.

— С нами в этот великий час. Час...

— Чего?

— Революции, — ответила она.