"Убийство по французски" - читать интересную книгу автора (О'Брайен Мартин)

14

Бонн Мило любила нижнее белье. Жако часто удивлялся, как она могла позволять себе все это на свою зарплату.

За два года, пока они были вместе — Жако мог поклясться, — каждый раз, проходя мимо «Секре-Дессу» на рю Сен-Санс, или «Пэн-де-Сюкр» на рю Гриньян, или «Носибэ» на рю Сен-Ферьоль, или «Клэртис» на рю Пизансон с его лакированной голубой дверью и кабинетными окнами, Бони вцеплялась ему в руку, тащила назад, смотрела с намеком... Потом в ее взгляде появлялось обещание, и она затаскивала его внутрь. Вот так все просто.

Возможно, еще и потому, что Жако тоже любил белье. Все эти тонкие легкие безделицы, которые позднее начинали у нее жить активной, поразительной, невообразимой жизнью. Для Бони нижнее белье не было одеждой, оно было костюмом.

Театр. Экстравагантность. Все цвета, текстуры и формы. Белое и черное, пастельных цветов и кремовое, алое, зеленое и синее. Чистый хрустящий хлопок, грубые, словно наждак, кружева, блестящий скользкий шелк и атлас. Подкладки и аппликации, лямки и крючки, оборки и чашечки, все эти хитрые, тайные соединения и нежные сплетения... Все выглядело чудесным контрапунктом ее гладкой, загорелой кожи.

Еще покупки для Бони были способом обострить его аппетит, взволновать кровь. Ее страсть к этому, озорное искушение, стремление включить его в любое решение — провести по лицу атласной чашечкой бюстгальтера, приложить его руку к украшенному лентами лифу тонкой комбинации, бросить вопросительный взгляд, когда ее ноготь движется по обрезу тонкого кружева или рюшечкам подвязки... Для Бони это было частью представления. Первый акт. Близость на публике. Своего рода заговор. Для начала с Жако, а потом, когда подходила продавщица, то и с ней. Бони вводила новое лицо так, словно та тоже играла роль в действе, рождая — улыбкой, прикосновением, взаимным доверием — дразнящее, дерзкое соучастие между ними двумя, которое оформляло и его роль во всем этом, когда они обе смотрели на него в ожидании одобрения, кивка, согласной улыбки.

— Эй, мечтатель, очнись. Поехали.

Жако вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним нетерпеливо дергал головой Гасталь. Автопоток опять двинулся, спасибо старому фургону «ситроен», появившемуся справа. Он зацепил столб ограждения на углу, смяв свои гофрированные бока, и перегородил запруженную одностороннюю улицу. Последние пять минут они с Гасталем ждали, когда рассосется затор на рю Сен-Ферьоль прямо напротив окон «Носибэ». Теперь, когда водитель фургона вылез из кабины, чтобы осмотреть ущерб, и отмахивался от душераздирающих звуков клаксонов скопившихся за ним машин, дорога расчистилась. Жако вдавил педаль газа, и магазин «Носибэ» остался далеко позади.

«Носибэ». Надо же, засесть в пробке именно в этом месте, думал Жако, когда их автомобиль проносился мимо светофоров и перестраивался по пути к Ле-Панье.

Большую часть дня — доклад Гимпье, визит к Рулли в «Ла-Консепсьон», знакомство с Гасталем, засада на типа по имени Рэссак, потом преследование не той машины — Жако удавалось не вспоминать о своей пустой квартире. О женщине, с которой провел последние два года, о том, что она — в этом Жако был уверен — ушла навсегда. Но всего пять минут, проведенные в пробке напротив окна «Носибэ», и воспоминания вернулись к нему.

Единственная приятность, решил Жако, сворачивая на Ке-дю-Порт, то, что Гасталь рассвирепел, так нелепо проколовшись с «мерседесом». К тому времени как они подъехали к управлению и Жако остановил машину, чтобы высадить Гасталя, тот уже привел себя в нормальное состояние.

— Гребаная дверь, — выругался он, дергая за ручку, пока Жако не потянулся и не открыл замок.

Не потрудившись поблагодарить Жако за помощь или ответить на его приветливое «Ademain»[15], Гасталь пронесся мимо охранников на проходной и исчез внутри здания.

Жако хихикнул, вырулил от тротуара и направился домой. Поделом жирному ублюдку, думал он. В игрушки играет. Слишком много раз смотрел «Французского связного[16]». Кем он себя считает? Попи Дойлом?