"Вальсирующие, или Похождения чудаков" - читать интересную книгу автора (Блие Бертран)

VIII

До Бордо никаких происшествий. За исключением того, что до смерти надоела дорога. Мы не могли уснуть, болела голова. Нас не покидал страх.

Никаких новых визитов со стороны приятеля-контролера. Никаких новостей с этой стороны. А жаль, мы решили чем-нибудь проткнуть его пузо. Например, ножом, или пальнуть в него, как ему больше захочется. Лишь бы слегка встряхнуться самим и встряхнуть его, чтобы у него осталось незабываемое воспоминание. Мы ждали его, а он не шел. Где-нибудь дрых, наверное.

Мы, стало быть, остались наедине. Мы никого не видели. К нам даже не зашел какой-никакой любопытный пассажир, чтобы составить компанию. Надо признать, что купе наше было не очень-то привлекательно после всего происшедшего – с замызганными парнями на лавках и разбросанными газетами и журналами. Да еще запахом от ног. Это был густой, но стойкий запах, смешавшийся с сигаретным.

Мы пролили пиво. Пустая бутылка катается по полу то влево, то вправо. Ей наплевать на Пьеро, которому лень поднять ее и запустить через окно в какого-нибудь железнодорожника.

Сегодня я часто вспоминаю это старое купе. В нем изрядно воняло, но нам было хорошо. Выпитое пиво действовало умиротворяюще и пробуждало фантазию. Вот я и представляю себе, как было бы хорошо отправиться в этом вагоне на край света. Пересекая границы, горы, туннели, попадая то в снег, то на солнце, мы ехали бы так дни и ночи, с длительными остановками на иностранных вокзалах для смены локомотива, а также для того, чтобы пополнить запасы бутербродов, пива и сигарет.

Вместо этого мы, как настоящие мудаки, высаживаемся в Бордо. Знаю, знаю, это конечная станция. Но не вижу причин, чтобы… Просто не хватает воображения, и все! Предположим, что мы остаемся лежать в купе. Ждем, когда поезд приблизится к перрону и вагоны очистятся от пассажиров. Прячемся, чтобы не попасться. Не важно где – в сортире, гармошке, на ступеньке с противоположной стороны. Это будет непросто. Лучше, конечно, забраться на багажную полку. Нас отбуксуют на ночь на старый запасной путь, пригодный для того, чтобы раз в год послужить с пользой для дела, то есть дать нам спокойно поспать. Идеальная обстановка, чтобы сутки подрыхнуть. В тишине, покое, с единственным будильником в виде луны. Побеспокоить может только отдаленный шум проезжающих поездов. Затем мы бы позавтракали на солнышке с бригадой пожилых домохозяек, пришедших мыть окна. Они бы угостили нас кофе из своих термосов, обращаясь с нами, как с двумя брошенными после войны сиротами. Они бы нас причесали и обласкали, называя красавчиками. Почувствовав, как наш поезд начинает подталкивать маневровый паровоз, Пьеро начинает вопить. Так мы попадем в Париж, Амстердам, Вену, Москву, Афины. Нам придется по-прежнему прятаться. Ночью мы будем проезжать по залитым водой долинам, а днем станем отсыпаться на сортировочных станциях, в туннелях, успешно скрываясь от таможенников.

Спасает же нас железнодорожница, пропотевшая истопница 16 лет от роду, веснушчатая блондинка, которая протащит нас между двумя составами и затолкнет в коровник. И пока нас будут искать вдоль состава, она захочет отдаться нам на сене, бормоча что-то непонятное. Ее юное тело цвета ржи вылезет из спецовки. Ей плевать на взволнованных коров и задыхающихся от волнения беглецов. Она хочет нас, а мы способны думать только о таможенниках, бессмысленно глядя на ее чудные золотистые груди, на ее молодость, на раздвинутые ноги, которые она предлагает двум длинноволосым братьям, прибывшим издалека и олицетворяющим свободу. А мычащий поезд продолжает катить вперед. Надо бы оставить навсегда эту прибившуюся к нам сестренку из Центральной Европы, научить ее называть нас по именам – Пьеро и Жан-Клод, французскому языку…

Мне вдруг становится невыносимо рассказывать все это. Устал я, надоело. Чувствую, мы приближаемся к концу. Куда мы поедем – неясно. Знаю, что вперед, возврата нет. А если и вернемся, то в самом жалком виде, похожими на побитых собак. Что касается девушки, коров и всего прочего, то я это придумал. Просто пришло в голову. Захотелось поболтать. А тут как раз мы прибыли в Бордо, и наш поезд долго втягивался в вокзал; в остальных купе зашевелились люди, по коридору начали таскать чемоданы. Вдруг – стоп! – и всю эту толпу выплескивает на перрон. Нам звать носильщика не нужно. Пусть себе ждут клиентов, заложив руки в карманы, олухи несчастные!

Два типа в габардиновых пальто преграждают нам дорогу.

– Ваши документы!

Это же Франция! А не что-то другое!

Они внимательно разглядывают наши удостоверения личности. Мне трудно устоять на месте. У нас был один шанс из тысячи выбраться из этой передряги. Лишь бы Пьеро не сдурил и не бросился наутек.

Я впервые имел дело с фараонами, которые не догадывались, что у меня в кармане пистолет. Они тоже вооружены, в этом я не сомневался. Но их пушки удобно лежат в кобуре под левой подмышкой. Мой же весит буквально целую тонну. На эту выпуклость, казалось, просто нельзя не обратить внимания.

Пассажиры, естественно, останавливаются, чтобы поглядеть на нас. Они испытывают наслаждение при виде двух длинноволосых подонков, к которым привязались полицейские. Для них это зрелище, себя они чувствуют под защитой и радуются, что не зря платят налоги. Они даже готовы пойти и на другие расходы.

Просто здорово, что наши инспектора не интересуются новостями. Они возвращают нам наши документы, и мы удаляемся под неодобрительные возгласы толпы. Люди расступаются на нашем пути, бабешки прижимают к юбкам своих детей, словно мы можем их чем-то заразить.

Город начинается сразу за вокзалом.

Куда идти? Чем туманнее ответ, тем четче вырисовывается эта извечная проблема.

Мы потихонечку брели по улицам, а тут, как полагается, начало смеркаться.

У Пьеро от этой прогулки заболели яйца. Без кровинки в лице он прислонился к дереву. Ему наплевать на красоты Бордо.

– Давай стибрим машину, – говорит.

– Забудь.

– Тогда что?

– Не знаю.

Мы легли в дрейф. А все, кто дрейфует, неизменно следуют одним курсом – на место свидания с людьми, которым это свидание никто не назначал. Влекомые неизвестной силой, все они встречаются в конкретном месте, где им очень хорошо. В каждом уважающем себя городе есть такое место, где собираются подонки, шлюхи, педерасты, грязнули. Они скапливаются там, словно на решетке сточной канавы. Если вы замызганный бездельник, круглый сирота, да еще разыскиваемый полицией, вам лучше понадеяться на везение, и тогда, даже не крадясь вдоль стен и не имея плана города, все равно найдете дорогу. Вы как раз придете на место, когда утомитесь или вам станет на все наплевать. Тут уж раскрывайте шире глаза – вы прибыли куда надо. И скоро убедитесь, что здесь куда симпатичнее, чем в так называемых элегантных уголках города, при условии, что не очень капризны по части обоняния.

В Бордо таким местом был порт. Сами не знаем как, по мы попадаем именно туда. Возможно, по запаху. Или следуя за девахой, крутившей грандиозным задом, который нас буквально заворожил. Подобные задницы нам прежде никогда не попадались, мы не могли глаз оторвать. Таких теперь не делают. Невольно вспоминались далекие времена… Под фонарем невысокого дома деваха исчезла. Тут только мы заметили, что вокруг нас целый лес кранов и бесконечный ряд судов. Вид был отменный. И тем не менее, едва рассвело, я понял, что пора давать дёру из порта Бордо, из всех портов мира! Я был рад, что ночь кончилась и что можно смыться. Подходящая была ночка для таких ублюдков, как мы. Я ее навсегда запомню. Такой бесконечной она нам показалась. Ведь я не спускал глаз с Пьеро, опасаясь, что он может что-нибудь натворить.

Вначале он думал только об одном – как бы поспать. В гостиницах, одна другой хуже, не было недостатка. Он хотел получить койку, чтобы отдохнуть. Ему надоело шастать в тумане. «У меня болит бедро», – бубнил он без конца. Про себя я отвечал ему так: «Плевать я хотел на твое бедро!» – но вслух говорил иначе: «Отдохни маленько! Никто тебя не гонит!» Сидеть ему было холодно. «Хочу койку! – орал он. – У нас достаточно денег, чтобы заплатить!» Ну совсем свихнулся. Я в ярости пожимал плечами. «Разве не ясно, – говорю, – что владельцы гостиниц – стукачи? А если на другой день кто из них увидит в газете наши рожи? Клиентов из седьмого номера? Что он сделает? Кому позвонит? Не забывай, мы в розыске!»

С подобной мыслью, надо признать, свыкаешься не сразу. К двадцати годам у нас уже было прошлое: «кража, нападение, опасные личности, быть осторожными – вооружены». К такому непросто привыкнуть. Пьеро не мог понять, что мы теперь обречены на постоянные переезды. Приходилось думать за двоих.

– Ты начинаешь действовать мне на нервы, – отвечаю ему. – Я тоже хочу спать!

Просыпаемся, выпив черный кофе в теплом баре для шлюх. Обстановка приятная. Как и следовало ожидать, это слегка нас взбодрило. Пьеро почувствовал себя настолько хорошо, что вздумал отправиться как клиент в номер наверх. У лестничных перил сидит девица, поглядывающая на него глазами спаниеля. Она бы обслужила его и даром. Со своими кудрями он смахивает на ангела, и это действует безотказно. Вид у девчонки взволнованный. Да к тому же хорошенькая. Молоденькая, как Пьеро. Явно еще неотесанная дебютантка. Мини-юбка и худые ноги в черных чулках выдавали в ней начинающую.

– Дай десять косых, – просит Пьеро. – Я схожу наверх.

На девицу ему наплевать. Главное – получить ответ: поднимется ли его хобот?

Сижу обстоятельно на стуле и сохраняю спокойствие.

– Мысль недурна, – отвечаю. – Продемонстрируй ей свою перевязку и зашитое яйцо. Получишь свидетеля первого сорта.

Чувствую, как его рука лезет мне в карман и сжимает рукоятку пистолета.

– Дай десять косых и заткнись!

Мне совсем не нравится, как он шепчет мне на ухо. Тон его полон решимости.

– Ладно. Бери!

Отдаю ему под столом купюру. Тогда он вынимает руку из моего кармана.

– Спасибо, старина…

Девушка улыбается ему…

– Не уходи. Я ненадолго.

Он опирается на стол, чтобы подняться. Я удерживаю его.

– Минуту… Возьми-ка еще и это…

Я отдаю все остальные деньги, бумажки и монеты, все до последнего сантима. Ничего не понимая, он засовывает их в куртку. Вид у него огорошенный.

– Почему ты отдаешь все это?

Вытаскиваю пушку и бросаю ему на колени.

– Ты хотел ее взять? Бери! Для комплекта. Но теперь ты остаешься один. Без меня.

И ухожу из бара.

Это был жалкий блеф, мелкая игра. Корю себя, выходя на улицу. Теперь я один, как столб в поле. Если бы у Пьеро было несколько монет, он бы повеселился, разыгрывая перед девчонкой бывалого бандита. Но теперь? Хорош же я был! Не успев поднять воротник, я уже чувствовал, как холод проник в меня. Стоя на набережной и не спуская глаз с двери в бар, я ждал, засунув руки в карманы… А если у Пьеро все потихоньку получится? Представляю, как он будет радоваться, убедившись, что его штука встала. В то время как я морозил свою в порту. «Если он не появится через пять минут, – говорил я себе, – я отправлюсь к ним и мы закончим ночь втроем, друг на друге, пока не объявятся фараоны, чтобы нас сцапать».

Но вот дверь бара открывается. И я вижу его кудрявую голову.

– Жан-Клод!

Ну чего орет этот мудила? Хочет привлечь внимание? Издалека подаю ему знак заткнуться. И он тотчас припускается бежать, а меня разбирает смех, когда я вижу, как он прихрамывает. Я догоняю его и показываю, что такое бег спринтера. Тот с проклятиями старается меня догнать. Шлюха около бистро с удивлением наблюдает за нами. Уверен, она была бы не прочь присоединиться к нам… Но мы не стали ее дожидаться, ибо услышали сирену полицейской машины, такую, как в кино. Разве, услышав ее в кинозале, кому-то придет в голову, что это однажды будет касаться и его? А тем временем сирена приближалась. Я схватил Пьеро за руку и столкнул на темный причал.

Лежа на влажных камнях, мы видели, как проехали легавые. Но не по наши души! Тогда мы еще не были «звездами». Славное было времечко! Когда машина проехала, мы расслабились. Конца этой ночи не было видно! Прихрамывая, Пьеро мрачно брел за мной. Он бы пошел куда угодно, даже в комиссариат полиции, ему было на все наплевать. Мне же казалось, что я тяну на цепи каторжника.

Начался прибой, и мы отлили в него. Мы видели суда, набитые машинами. Моряки обзывали нас педиками на всех языках мира. Один даже звал к себе, предлагал денег. Чьи-то турецкие, ирландские, аргентинские лапы трепали наши волосы. Мы сдерживались, чтобы не набить морду этим парням. Я не спускал глаз с Пьеро. Он ведь мог в любую минуту вытащить пушку.

В огромном кафе со множеством залов мы поели жареного картофеля и выпили пива. Я отобрал у Пьеро пистолет и все деньги. Сев за электрический бильярд, играл на нем до посинения. Я не видел шариков, не регистрировал попадания. Я был пьян, но все время выигрывал. Так всегда бывает, когда наплевать на выигрыш. Деньги я подбирал лопаткой, колокольчик звонил мне одному, как при нокауте. Нокауте от электрического разряда. Но достаточно было появиться бродяге с утренними газетами под мышкой, как я тотчас обратил на него внимание. Небо на горизонте начало светлеть.

Плачу несколько сантимов и открываю газету на третьей странице. Хотя я этого ждал, но все равно испытываю какое-то странное чувство. Ведь уже понедельник. Сразу проснувшись, почувствовал еще и досаду. Ну, такое чувство, когда встал слишком рано, чтобы идти на нелюбимую работу.

Будить Пьеро я не стал. Хотелось одному покрасоваться в лучах славы. Он получит свое позднее. Итак, мы добились своего. Стали «звездами». Почти вся страница посвящена нам одним, даже напечатаны наши рожи.

Кроме наших есть фотографии лекаря, его жены, целая куча фотографий, галерея портретов. Всех наших вчерашних знакомых. Все они лыбились, как при первом причастии. Только мы с Пьеро, как жалкие овцы, были мрачными. Они выкрали наши старые фото для удостоверения личности, какие можно сделать в фотоавтомате. В общем, выглядели мы паршиво.

Девушка тоже выглядела неважно. Меня, однако, поразило, что Мари-Анж, голозадая шампуньщица, оказалась такой красивой, вероятно, из-за грустного вида. Фото было хорошее! Машинально я понюхал пальцы. Но от них несло табаком. Я вспомнил ее нежную кожу между ногами. Потрясная деваха, ни чуточки не закомплексованная! Такая никогда не станет устраивать дипломатический скандал, если потребуется раздвинуть ноги. Я чувствовал, что с ней мы могли бы подружиться.

Но лучше всех выглядел хозяин «ДС». Он улыбался во весь рот. Уверен, этот сам себя сфотографировал в ванной. Мне захотелось увидеть его морду со следами моих ног, с выбитыми зубами и разбитой губой на больничной койке – в газете говорилось, что он находится под наблюдением врачей. Дорого бы я дал, чтобы нанести ему дружеский визит с черствым тортом специально для его выбитых зубов.

В конце концов слава приносит одни неприятности. Она вызывает чувство страха. Оглядываюсь. Вижу морячков, разрывающих газету на части. Никто не выражал никакого желания попросить у нас автограф. А Пьеро спит, как младенец. Я заказал двойную порцию кофе, чтобы встряхнуться. А затем погрузился в чтение о наших подвигах.

Этот рассказ сразу увлек меня. Настоящий роман с вопросительными знаками в конце. С кровью, насилием и сексом. Пером писавшего водила рука любителя ужасов. По части описания происшествий это был мастак. Настоящий виртуоз. Он употреблял и сильные выражения, вроде «бандитизм», «безответственность», «мотивация», и более заковыристые, вроде «на грани добра и зла». По его словам, мы вступили на опасный путь, но это уж было известно. Оригинальным было его утверждение, что мы принадлежим к новому поколению злоумышленников. Эдакой новой волне. Смех, да и только! А ну, Пьеро, вставай! Страна надеется на нас! Час нашей славы наступил!