"Бракосочетание Рая и Ада" - читать интересную книгу автора (Блейк Уильям)

Памятное видение

Ко мне явился Ангел и молвил такие слова: «О жалкий, неразумный юнец! Ты поступаешь ужасно! Ты поступаешь чудовищно! Подумай о пылающей Преисподней, на вечные муки в которой ты обрекаешь себя из-за избранной тобою стези».

На что я ответил ему: «В таком случае не хотел бы ты показать мне ждущую меня в вечности участь, дабы мы вместе с тобой поразмышляли над ней и решили, чей жребий лучше – твой или мой?»

И он повел меня через конюшню, а затем через церковь, после чего мы спустились в церковный сводчатый склеп, в конце коего была мельница. Пройдя через мельницу, мы вышли к пещере и утомительно долго, ощупью, пробирались вдоль ее извилистых стен, все ниже и ниже, пока перед нами не открылась необозримая, словно преисподние небеса, бездонная пустота. Когда, ухватившись за корни деревьев, мы повисли над сим безмерным пространством, я сказал такие слова: «Если не возражаешь, давай погрузимся в эту необъятную пустоту и посмотрим, не здесь ли кроется Провидение. Но если ты не решишься, я сделаю это сам». В ответ я услышал: «Не будь столь опрометчивым и самонадеянным, о дерзкий юнец! Нет нужды двигаться с места, ибо и отсюда будет виден твой жребий: он явится нашему взору, как только развеется мрак, и ждать остается недолго».

Так что я остался на месте, расположившись на верхушке огромного дуба средь переплетенных ветвей, в то время как Ангел висел, уцепившись за грибы, росшие на дереве головками вниз, над беспредельною бездной.

И вот, мало-помалу, сплошной мрак стал рассеиваться, и мы увидели под собой зияющую бездонную пропасть, в недрах коей полыхало багровое пламя и клубились, словно над пылающим городом, густые облака дыма. Где-то внизу, на огромном расстоянии от нас, повисло черное, но ослепительно яркое солнце, окруженное расходившимися от него во все стороны огненными тропами, по которым, вертясь, словно в танце, ползали гигантские пауки, гонявшиеся за добычей, представлявшей собой убегавших, а скорее уплывавших от них в бесконечную глубь существ преотвратительной формы, порожденных пронизывавшим все вокруг разложением. Воздух был буквально запружен ими, и казалось, что он из них состоит. Существа эти были дьяволы, имя коим – Демоны Воздуха. И тогда я спросил у моего спутника, в чем же заключается уготованный мне на веки вечные жребий, и он мне ответил: «Твой вечный удел – быть меж черными и белыми пауками».

Но в этот момент из пространства меж черными и белыми пауками вспыхнуло пламя и вырвалось облако дыма, ставшего стремительно опускаться вглубь и обволакивать черным саваном бездонные недра, так что они потемнели, словно штормовое море, катящее с оглушительным шумом волны. Теперь под нами ничего видно не было, кроме бушующей черной бури, но когда мы глянули на восток, то увидели между облаками и волнами низвергающиеся с высоты потоки крови с огнем, а на расстоянии в несколько брошенных камней от нас всплыл и тут же вновь погрузился в глубины змеевидный чешуйчатый хвост какого-то гигантского чудовища. А затем, примерно в трех градусах к востоку от этого места, над волнами показался и огненный гребень; он поднимался все выше и выше, подобный гряде золотых островерхих скал,– до тех пор, пока перед нашими взорами не предстали две огненно-красные сферы, заставлявшие отступать перед ними море, взвивавшееся облаками дыма. И мы поняли, что видим голову Левиафана12. Его лоб, словно у тигра, был испещрен зелеными и пурпурными полосами, а его пасть и красные жабры, видневшиеся над яростно клокочущей пеной, оставляли за собой в черной пучине кровавые следы, и он приближался к нам со всем неистовством отчаянно мятущейся души.

Мой добрый друг Ангел, поспешно покинув облюбованное им место, вскарабкался по склону к мельнице, и я остался один. В тот же миг ужасное видение исчезло, и я оказался на берегу живописной речки. Сияла луна, и чей-то голос выводил под тихие звуки арфы:

Вскоре, однако, я встрепенулся и тотчас же отправился на поиски мельницы. Там я и нашел моего Ангела: увидев меня, он удивленно спросил, как мне удалось спастись от верной гибели.

Я ответил ему: «Все, что мы видели, было всего лишь результатом твоего метафизического суемудрия, ибо стоило тебе покинуть меня, как я тут же оказался на берегу реки, залитой лунным сиянием, и услышал пение в сопровождении арфы. Что ж, теперь, когда мы увидели уготованный мне навеки жребий, не хочешь ли ты, чтобы и я, в свою очередь, показал, какой удел ждет тебя?» Он только усмехнулся, услышав мое предложение, но я, совершенно неожиданно для него, схватил его и, силой увлекши за собой, полетел сквозь ночь в западном направлении. Мы взлетали все выше и выше, а когда поднялись за пределы тени земной, устремились к Солнцу и, долетев до него, погрузились в самые недра светила. Там я облачился во все белое, а затем, захватив с собой томики с сочинениями Сведенборга, покинул тот благодатный край и, пронесясь мимо всех планет Солнечной системы, опустился вместе с Ангелом на Сатурн. Оттуда, передохнув, я ринулся в безбрежную пустоту, разделяющую Сатурн и неподвижные на вид звезды.

«Вот здесь,– сказал я Ангелу,– в этих безграничных пределах (если, конечно, пределы могут быть безграничными), и находится предназначенная тебе судьба». Вскоре мы увидели ту же самую конюшню и ту же самую церковь, а когда оказались внутри, я подвел его к алтарю и открыл лежащую на престоле Библию. И вдруг на месте алтаря перед нами разверзся глубокий провал, куда я тотчас же начал спускаться, пропустив вперед Ангела. Через короткое время мы увидели семь кирпичных домов и, войдя в один из них, оказались среди множества бабуинов и других обезьян, сидевших на цепи, скаливших зубы и то и дело бросавшихся друг на друга. Короткие цепи не давали им дотянуться до соседей, однако время от времени количество обезьян увеличивалось, и тогда сильные хватали слабых и, не переставая склабиться, сначала совокуплялись с ними, а потом пожирали их, отгрызая у них одну конечность за другой, пока от тела не оставалось лишь безжизненное туловище, жалкий обрубок, и тогда, все так же скаля зубы в улыбке, они с деланной нежностью целовали этот обрубок и в конце концов тоже съедали его. Некоторые из обезьян жадно обгладывали свои собственные хвосты, и от всего этого в доме стоял такой невыносимый смрад, что мы поспешили выскочить оттуда и отправились на мельницу. В руке я нес остатки того, что на мельнице было Аристотелевыми «Аналитиками»13.

«Ты просто морочил мне голову своими фантазиями,– сказал мне Ангел.– Неужели тебе не совестно?»

"Мы оба морочили друг другу голову,– отвечал я,– и говорить об этом с тобой – значит попусту тратить время, ибо все свои доводы ты черпаешь из единственной для тебя авторитетной книги – этих твоих «Аналитик».

Противоположность во всем – залог настоящей дружбы.

Мне всегда казалось, что, считая мудрыми одних лишь себя, Ангелы проявляют верх самомнения, причем эта их непомерная самоуверенность зиждется на чисто формальной логике.

Вот и Сведенборг, следуя их примеру, с гордостью уверяет нас, будто все им написанное абсолютно ново, тогда как на самом деле его опусы – не более чем краткий пересказ содержания или, точнее сказать, перечень глав ранее опубликованных книг.

Один человек, таскавший с собой напоказ обезьянку и преисполнившийся невероятным самомнением лишь потому, что был чуть-чуть умнее ее, сумел уверить себя, будто у него намного больше ума, чем у семерых мудрецов, вместе взятых. Так же случилось и со Сведенборгом: он столь усердно клеймил святош-церковников и так беспощадно разоблачал ханжей с лицемерами, что в конце концов внушил себе, будто он один на всем белом свете сумел вырваться из религиозных тенет, а все остальные напрочь опутаны ими.

Так знайте же: во всем, что написано Сведенборгом, нет ни единой по-настоящему новой мысли, а вернее будет сказать: все, что он написал,– это не что иное, как набор старых домыслов и заблуждений.

А теперь послушайте, в чем причина: ведь общался он с одними лишь Ангелами (а все они в высшей степени религиозны) и никогда не общался с Дьяволами (а все они ненавидят религию), а потому был предвзят в своих взглядах и слишком самонадеян.

Вот почему писания Сведенборга – это лишь перепев существовавших до него (к тому же довольно поверхностных) теорий или, в лучшем случае, не отличающееся оригинальностью и глубиной исследование некоторых высоких материй, и не более.

Приведу вам еще один веский довод в пользу такого суждения: любой, кто наделен более или менее нормальными умственными способностями и в то же время знаком с трудами Парацельса14 и Якоба Бёме15, может накропать хоть десять тысяч томов, ничуть не уступающих сочинениям Сведенборга, а уж если такой человек возьмет за основу творения Данте или Шекспира, то томов будет во сто крат больше.

Даже в том случае, если бы кто-нибудь решился на подобное предприятие и сумел бы довести его до конца, это вовсе не означало бы, что он имеет хоть какие-то основания утверждать, будто он превзошел в мудрости своих учителей и предшественников, ибо, в сущности, он всего лишь держал свечу при ярком солнечном свете.