"Бесстыдница" - читать интересную книгу автора (Блейк Дженнифер)

Глава 4

Рид проснулся именно в ту минуту, на которую настроил внутренний будильник своего организма, ровно через два часа после того, как закрыл глаза. Дождь прекратился. Единственным напоминанием об ушедшей грозе был хлюпающий звук то и дело срывающихся с деревьев капель.

Он лежал не шевелясь, вдыхая прохладу влажного послегрозового воздуха, ощущая всем телом мягкость матраса под гладкими перкалевыми простынями, чувствуя, как щекочет руку прядка волос Камми. Она безмятежно спала рядом с ним. Господи, это выглядело настоящей идиллией!

Рид смотрел в темноту неподвижными глазами, уносясь мыслями в прошедшую ночь, вспоминая, как держал в руках эту женщину, как чутко реагировала она на каждое его дыхание, прикосновение; стоны наслаждения и требовательные призывы — все это оставило неизгладимый след в его памяти. В этой женщине не было ничего застенчиво-робкого и ничего вульгарного; она была самим воплощением утонченной и в то же время откровенной чувственности. То, что она пришла к нему сегодня ночью, было бесценным подарком, и он ясно сознавал это. И разве можно было устоять и не использовать такую возможность настолько, насколько позволяли отмеренные ему пространство и время?

Рид был уверен, что никогда, даже когда станет сморщенным дряхлым стариком, никогда не сможет забыть того, что почувствовал в тот момент, когда понял, что он первый мужчина в ее жизни, который помог ей достигнуть оргазма. Это так глубоко взволновало его, что за каждый миг наслаждения, за каждую ласку он был благодарен ей вдвойне. И эта благодарность во много раз усиливала его собственное удовольствие.

Эти воспоминания будут согревать его в те долгие холодные ночи, которые ждут впереди. И согревают сейчас. Невероятно.

Стоп. Ни в коем случае нельзя терять самоконтроль, даже если вспомнил об этом с небольшим опозданием. Закрыв глаза, Рид постарался подавить нараставшее возбуждение, но чтобы справиться с ним, потребовалось несколько больше времени, чем он предполагал.

Осторожно отодвинувшись от Камми, Рид поплотнее укутал ее простыней и одеялом, а сам бесшумно встал с постели. Его одежда лежала на кресле возле двери. Выходя из комнаты, Рид захватил ее с собой.

Через несколько минут он, уже одетый, держа в руке ботинки, спускался на цыпочках по темной лестнице в длинный коридор, который проходил по всему дому. Проходя мимо «солнечной» комнаты, он замедлил шаги, круто повернулся и распахнул дверь.

Свет фонарей, стоявших вдоль дороги, выхватывал из темноты отдельные предметы обстановки. В одно из таких светлых пятен попал портрет, висевший над мраморным камином. Рид подошел ближе и, откинув голову, стал внимательно рассматривать рисунок.

На портрете Камми была изображена сидящей в кресле, обитом темно-зеленой парчой. На ней было серое бархатное платье с широким кружевным воротником, замысловатый узор которого художнику великолепно удалось воспроизвести тонкими, как паутинка, серебряными штрихами. Густые волосы Камми мягко блестели; они были окружены более светлым тоном, что создавало эффект светящегося ореола. Черты ее лица были схвачены довольно точно — овальная форма, волевой подбородок, прямой аристократический нос, четко очерченные выразительные губы с тенью уверенной улыбки. Но больше всего внимание Рида привлекли глаза. Большие, туманные, светло-карие с голубыми и зелеными вкраплениями и тонкой серой каемкой — эти необыкновенные глаза хранили в себе какую-то тайну. И Рид вдруг подумал, что в них жила грусть мечтательницы и фантазерки. Это были глаза человека, который жесткой реальности предпочитал воображаемый мир волшебных грез, прекрасно понимая, насколько он иллюзорен и фальшив.

Эту часть своего «я» Камми отлично умела скрывать. Если бы Рид не вгляделся в эти глаза, ему, вероятно, и в голову бы не пришло, насколько ранима ее душа. Он припомнил, с каким упорством она отказывалась принять его помощь, как рассказывала о своей семейной жизни. Она говорила язвительно, с иронией, для того чтобы защитить свой внутренний мир, и нарушать его владения не имел права никто.

Больше жизни Риду хотелось войти в этот мир. Но точно так же, как он был уверен в своей смерти, которая заберет его когда-нибудь в свою мрачную бездну, у него не было ни малейшего сомнения в том, что проникнуть в духовный мир Камми ему никогда не удастся.

Интересно, пробирался ли Кит Хаттон за оборонительную линию души своей жены? Или она воздвигла эту стену, чтобы в первую очередь спрятаться от него?

Однако, если оглянуться назад, в прошлое, становилось ясно, что стена эта всегда окружала Камми. Девочки-подростки обычно отличаются нежными сердцами, но Камми была чрезмерно чувствительна. Она могла заплакать ни с того ни с сего, без какой-либо видимой причины, и это был не просто каприз, а проявление душевной боли оттого, что она жила в безжалостном мире среди людей, которые мало ее понимали. Эта девочка легко поддавалась влиянию поэтических образов, она всегда обходила дикие цветы, вместо того чтобы наступать на них, она всегда выхаживала хромых уток и спасала искалеченных собак.

Камми очень мало изменилась с тех пор.

А вот он изменился.

И мысль о том, что она, вероятно, смотрит на него как на одну из своих хромых уток или покалеченного пса, очень не понравилась ему. Если это действительно так, он станет еще опаснее для нее. Он никогда не превратится в частичку ее внутреннего мира, даже если очень захочет. Он несет разрушение — этому его учили.

Вполне возможно, он уже нанес ей самую страшную и глубокую рану. С его помощью — пусть это произошло не намеренно — Камми увидела, что стены ее крепости не так неприступны; что, как бы она ни старалась удержать свои рубежи, их можно перейти. Конечно, нельзя отрицать того, что она сама пригласила его войти в свою дверь, но он мог, должен был отказаться. По крайней мере, у него хватило честности и силы воли, чтобы тихо выйти из этой двери и закрыть ее за собой.

А может, просто сработал инстинкт самосохранения? Сама мысль о том, что он мог бы причинить Камми боль, была ему невыносима. Ни за что на свете он не хотел бы обидеть ее, но жизнь распоряжается по-своему, и порой ее решения бывают жестоки. Ему довелось испытать это на собственной шкуре.

Его жена была очень похожа на Камми, или ему так казалось: те же самые густые темные волосы, те же глаза, хотя у Джоанны они были скорее зелеными, чем карими. Однако то, что он принял за чувственность в той женщине, на которой женился, оказалось застенчивостью. Заботу и нежность она проявляла лишь в качестве упрека, только чтобы заставить его испытать чувство вины за то, что он не уделял ей достаточно внимания. Страсть же ее была всего-навсего подделкой, которая выручала в случае самой крайней необходимости.

Джоанна, сосредоточившись на собственных чувствах и весьма ограниченном представлении о браке, даже не пыталась понять его, Рида. Она была не в состоянии разобраться в том, что же на самом деле произошло тем утром, когда он брился в ванной. Она не захотела поверить, что это было результатом сработавшего животного рефлекса, упрямо настаивая на том, что он совершил умышленный акт насилия. Он не мог любить ее — заявила она, — не мог действительно хотеть жениться, если ему ничего не стоило причинить ей такую боль.

Может быть, она была права, он не знал. Если бы она была способна простить его, они бы до сих пор жили вместе, и Рид попробовал бы сделать все возможное, чтобы их супружество было сносным. Но все вышло по-другому. И когда она ушла, когда развод был оформлен, когда ее вещи перестали загромождать его жизнь, нахлынувшее чувство облегчения привело его в крайнее замешательство. Выходило, не одну Джоанну устраивал суррогат любви и нормальной жизни.

Рид вдруг подумал о том, как бы на месте Джоанны поступила Камми. Ему было любопытно представить ее в этой ситуации, но меньше всего хотелось проверить это на практике. Ответ на такой вопрос мог быть слишком опасным для них обоих.

Невыносимой для него была и мысль о том, что кто-то другой мог представлять для Камми угрозу. Даже если этим другим был ее муж; особенно ее муж.

Ну конечно, ей требуется охранник. Тот, кто с расстояния, с большого расстояния наблюдал бы за всем происходящим вокруг этого дома. Тот, кто не дал бы ее в обиду.

В данный момент лучшего занятия для себя он и придумать не мог.

Рид огляделся: Кита Хаттона нигде не было видно, что нисколько не удивило его. Еще раньше, когда он выходил под дождем за сумочкой и пистолетом Камми, ни ее мужа, ни его «Лендровера» поблизости не было.

Разумеется, Рид не сказал ей об этом. Он сказал бы ей, обязательно сказал, если бы был уверен, что для Камми это имеет какое-то значение. К тому же Рид был убежден, что ничто не заставит его действовать вопреки собственным правилам, однако к фронтальной атаке был не готов.

Сегодняшняя капитуляция не вызвала в нем чувства гордости, но в то же время он совершенно не жалел, что сдался.

Не прошло и получаса после возвращения Рида в «Форт», как он уже бродил по мокрому лесу, словно привидение, вдоль и поперек прочесывая те несколько миль, которые отделяли старый бревенчатый дом от дома Гринли. С деревьев стекали дождевые капли, а ручьи и речушки, которые он обычно переходил вброд, стали необыкновенно полноводными. Это блуждание по ночному лесу доставляло ему удовольствие — Рид знал здесь каждый холм и овраг, каждый поваленный дуб и высокую сосну с десяти лет, с того самого времени, когда начал замечать Камиллу Гринли.

Ну разве не глупо было украдкой подбираться к ее дому, чтобы, спрятавшись за деревом, напряженно следить за окнами и дверью в надежде увидеть хотя бы ее промелькнувшую тень? Девять долгих лет он провел тут в дозоре, девять лет — и за все это время она ни разу не удостоила его даже взглядом, будто бы его и не существовало вовсе.

А однажды он заметил ее в окне спальни, одетую в пижаму с оборочками, и потом несколько недель жил этим воспоминанием. Сейчас, когда память воскресила этот образ, он не мог сдержать улыбку.

Многое может проститься мальчишке, по уши влюбленному в самую хорошенькую девочку в школе. Взрослому же мужчине снисхождения ждать не приходится. Ему следует быть исключительно осторожным.

Занятый своими мыслями, Рид не заметил, как подошел в «Вечнозеленому». Дом был безжизненно-тихим и в мутном тумане ночи, которая из черной превратилась в мглисто-серую, казался каким-то призрачным на фоне тусклого света фонарей, освещавших его с другой стороны. Все его окна спали.

Взгляд Рида остановился на темном квадрате стекла, за которым находилась голубая спальня. Ему представилась Камми, обнаженная, уютно-теплая, лежащая в той же позе, в какой он оставил ее. И в ту же секунду в сердце забилась боль. Усилием воли он подавил эту боль точно так же, как делал и раньше; выключил ее, словно электрическую лампочку, так же безжалостно, как последние двенадцать, а может быть и больше, лет выключал каждое нежное чувство, трогавшее его душу.

Что она почувствует, догда проснется и поймет, что он ушел? Наверное, разозлится или обидится, решив, что он предал ее, обманул. А может, наоборот, вздохнет с облегчением. Вполне возможно, она даже обрадуется… Риду вдруг нестерпимо захотелось узнать, увидеть своими собственными глазами, как она все-таки отреагирует.

Возле самого дома, там, где сгущался мрак, задвигалось какое-то неясное пятно. Обратившись в зрение и слух так, что зазвенело в ушах, Рид стал напряженно всматриваться во мглу. Пятно передвигалось как-то неестественно: это не было похоже ни на игру света, ни на тень качавшегося на ветру дерева, ни на вздрагивающий куст, потревоженный порхающей вокруг птицей.

Темное пятно было человеком. И этот человек пытался открыть окно.

Грудь Рида сотряслась от беззвучного рыка. Все его тело мгновенно пришло в боевую готовность.

Осторожно отделившись от дерева, возле которого он стоял, Рид вошел в широкий круг перехвата. Бесшумно двигаясь в направлении дома, он чувствовал, что в нем вздымается волна ярости. Как Кит посмел прийти сюда? Почему он пытается вломиться в дом Камми? Какое он имеет право постоянно крутиться вокруг нее?

Право мужа, которым он будет пользоваться еще несколько недель. Это была досадная мысль. Неприятная и назойливая.

Нахмурившись, Рид продолжал свое наступление, хотя кое-что удивляло. У него не оставалось тени сомнения в том, что Кит уехал сразу же после того, как увидел их поцелуй на крыльце. Рид мог поклясться, что слышал, как уносился прочь «Лендровер». То, что Кит решил ретироваться, вполне понятно. Но зачем он снова, словно вор, прокрался к дому и пытается в него проникнуть? Что ему нужно от Камми?

Поведением Кита руководило не только отчаяние раскаявшегося мужа, это ясно. И чтобы выяснить, что за всем этим скрывается, нельзя спугнуть его, нужно поймать за руку.

Мужчина скрылся за углом дома, направляясь к задней двери. Рид рванулся вперед.

Одно из окон осветилось слабым светом ночника, который через секунду погас. Значит, Камми проснулась, разбуженная подозрительным скребущимся звуком. Возможно, даже заметила промелькнувшую тень.

Внезапно оглушительный выстрел «магнума» разорвал тишину. Его звук с треском раскололся в воздухе, умчался в лес и вернулся оттуда гулким эхом.

Мужчина злобно чертыхнулся, и послышался тяжелый звук удаляющихся шагов.

Рид обогнул дом и встал как вкопанный, увидев стоявшую на заднем крыльце фигуру Камми, завернутую в длинный белый капот. Она прижимала к себе пистолет, темный силуэт которого отчетливо вырисовывался на светлой ткани халата.

Гнев, смешанный с восхищением, охватил Рида. Она смогла защитить себя без его помощи, но при этом так безрассудно вышла из дома, не подумав о том, что подвергает себя опасности. Ей удалось прогнать грабителя, однако тем самым она помешала Риду поймать его.

Конечно, можно постараться настичь этого человека, который, по всей видимости, ушел не так уж далеко. Но для этого пришлось бы заскочить в лес и продираться сквозь деревья и кусты на виду у Камми. А это был риск, который он не мог себе позволить.

Минутой позже шанс был упущен. Где-то на дороге взревел мотор, и машина с визгом понеслась прочь.

Странно, но судя по звуку, это был не «Лендровер». Рид в недоумении свел брови. Одно из двух: либо он сходил с ума, либо над его слухом подшутил утренний туман.

Камми повернулась и вошла в дом. На кухне зажегся свет. Рид подошел поближе, чтобы видеть, что творится за кухонным окном. Камми ходила взад и вперед между шкафчиками и раковиной. В окне двигались ее голова и плечи. Вот она остановилась, прижала ладонь к виску, потерла его, потом запустила пальцы в волосы и откинула их с лица.

Ее лицо было неестественно бледным, под глазами залегли тени. Ярко-розовые губы выглядели слегка припухшими, а тяжелые веки отекшими. У нее был такой помятый взъерошенный вид, как после тревожной бессонной ночи.

— Прости, — прошептал Рид. Застыв на месте, он заставил себя подавить безумное желание ворваться в дом, подхватить ее на руки и утешить.

Никогда еще не была она так красива.

В свежую прохладу утреннего воздуха просачивался аромат только что сваренного кофе. Бледно-розовое сияние восхода начинало окрашивать небо над лесом. Очень скоро рассветет, и все вокруг станет видно, в том числе и Рида. С Камми все будет в порядке, иначе и быть не может.

Ну что ж, пора уходить. И на этот раз тоже.

Запыхавшаяся и отнюдь не настроенная принимать гостей, Камми сбегала по лестнице, чтобы открыть дверь. Персфон была в прачечной и не слышала стука. Камми же наверху упаковывала вещи для поездки в Новый Орлеан. Через час ей нужно было выезжать из дома. И вот кто-то уже в третий раз настойчиво стучит в дверь.

На пороге стояла высокая стройная женщина с ничем не примечательным, довольно бесцветным лицом, которое можно было бы оживить с помощью небольшого количества косметики, что сделало бы ее, по меньшей мере, привлекательной. У нее были красивые светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, как носили в семидесятых годах. Старые поношенные джинсы вылиняли почти добела. Полы широкой мужской рубашки не были заправлены в брюки и свободно свешивались ей на живот. Вне всяких сомнений, женщина была беременна.

Камми видела ее прежде лишь издалека, но узнать подружку Кита не составляло особого труда. Удивленная столь неожиданным посещением, она спросила:

— Да?

Губы женщины растянулись в нервной улыбке.

— Вы Камми… миссис Хаттон, не так ли? Кит всегда говорил, что вы просто великолепны. Меня зовут Иви Прентис.

Этот комплимент и улыбка подействовали на Камми обезоруживающе, для чего, вероятно, и были предназначены.

— Я знаю, кто вы.

— Я пришла сюда не за тем, чтобы скандалить, — поспешно заговорила посетительница. — Знаете, просто… ну, в общем, я кое-что не совсем понимаю. И судя по тому, что мне о вас рассказывал Кит, я думаю, вы не будете против, если я задам вам один-два вопроса.

— Честно сказать, я очень удивлена тем, что он вообще вел обо мне речь.

Иви Прентис пожала плечами.

— В этом нет ничего странного. Многие люди любят поболтать, а я хорошая слушательница. Наверное, именно это мужчины во мне ценят.

Камми подумала о том, что не только за это ее ценят мужчины, а еще и за ее неприкрытую простоту и длинноногую фигуру, делавшую ее похожей на всем известную Чудо-Женщину. Однако Камми воздержалась от такого замечания. Обидеть ее означало то же самое, что намеренно задавить на дороге беременную олениху. Отступив назад, Камми сказала:

— Мне кажется, вам лучше войти в дом.

Они прошли на кухню. Усадив гостью на стоявший возле разделочного столика стул, Камми предложила ей кофе. Иви отказалась и попросила воды. Камми села на стул напротив нее и приготовилась слушать. Некоторое время Иви молчала, сжимая в руках стакан с водой. Когдз она наконец подняла глаза, из их бледной голубизны на Камми глянуло настоящее отчаяние.

— Вам ведь не нужен Кит, правда? — спросила она дрожащим от напряжения голосом. — Я хочу сказать, вы не пытаетесь вернуть его себе?

Камми приблизительно представляла, о чем может пойти разговор, но такого прямого натиска не ожидала.

— Насколько вы могли заметить, нет.

— Я так и знала, я знала, что он мне морочит голову.

От возбуждения у собеседницы перехватило дыхание. Она спешила выложить все сразу.

— Я же говорила ему, что это неправда, потому что у вас слишком много гордости.

— Надеюсь, что это так, — спокойно ответила Камми.

— Но мне надо было это выяснить, понимаете? Мне надо разобраться, почему сегодня он говорит, что женится на мне и все такое, а завтра ни с того ни с сего заявляет, что собирается вернуться к вам. Я, естественно, стала допытываться, почему это он так вдруг решил меня бросить, и в конце концов он сказал мне, что ему вас жалко. По его словам, вы так скучаете по нему, что готовы умереть. Я не поверила, потому что слышала, как он разговаривал с вами по телефону, и мне сразу стало ясно, что это он умолял вас снова жить вместе; он, а не вы. Я, конечно, сказала ему об этом, а он послал меня к черту.

— Действительно, если поймать его с поличным, он становится немного раздражительным, — сухо заметила Камми.

По лицу Иви пробежала встревоженная улыбка.

— И все-таки я никак не могу понять, что с ним случилось. Я все время старалась угодить ему, сделать так, чтобы ему было хорошо рядом со мной. Я поняла бы еще, если бы он устал от меня, но ведь причина не в этом. Да к тому же он постоянно ворчит на вас. Ерунда какая-то получается.

— В этом я вынуждена с вами согласиться.

— Я пыталась объяснить, что он делает себе только хуже, навязываясь вам. Но он ответил, что я болтаю сама не знаю что. Но это не так. Было дело, я как-то спуталась с одним местным малым… здоровенный такой столб. Так вот, когда я порвала с ним, он чуть не довел меня до психбольницы — все пытался вернуть меня. И что из этого вышло? Чем больше он надоедал мне своими уговорами, тем больше я злилась. В конце концов я не выдержала и пригрозила, что позвоню его жене.

— И это его остановило? — с любопытством спросила Камми.

— По крайней мере, это его сдержало.

До чего все-таки странно. Вот они сидят с этой женщиной и обсуждают ее проблемы; а ведь между ними есть что-то общее. С огромным сожалением Камми сказала:

— Как плохо, что этот способ для меня не годится.

— Да, — со вздохом согласилась Иви. — По-моему, вы не смогли бы вот так взять и послать Кита подальше.

— Я уже пыталась это сделать.

— Понятно. И что это он взбесился? А вам не кажется, что он так резко передумал, потому что вы прекрасно обходитесь без него? Некоторые мужики просто с ума сходят, когда они тебе безразличны.

— Может быть, — с сомнением произнесла Камми. — И все же мне трудно поверить, что из-за такого пустяка он заварил всю эту кашу.

— Да, — кивнула головой Иви. — Мне тоже.

Если бы Камми что-то и ответила, ее слов все равно не было бы слышно из-за раздавшегося на весь дом резкого дребезжания. Это звонил старинный колокольчик со шнурком, висевший у парадного входа.

— У вас гости, — сказала Иви, отодвигая стул и неуклюже поднимаясь на ноги. — Я лучше пойду.

— Ну что вы, останьтесь.

Камми встала со стула, но, увидев Персфон, которая прошла по коридору в направлении двери, осталась на месте.

— Это может быть Кит, а я бы не хотела, чтобы он знал о нашем разговоре, — расширив глаза, проговорила гостья.

— Скорее всего, это мой дядя. Из всех, кого я знаю, только он заходит в этот дом через парадное, — успокоила ее Камми и, заметив, что Иви вопросительно смотрит на нее, добавила: — Это священник Джек Таг-гарт. Его духовный сан не позволяет ему пользоваться черным ходом, как это делают все простые смертные.

Иви стала бочком отходить к коридору.

— Я еще успею. Выскользну в заднюю…

Но уже было поздно. Послышались тяжелые шаги, и громоздкая фигура дяди заполнила дверной проем, отрезав путь к отступлению. С елейной улыбкой он поздоровался с Камми, а потом повернулся в сторону другой юной леди.

— Познакомься, это Иви, — машинально начала племянница, — она…

— Представлять ее нет необходимости, — остановил ее священник и, шагнув навстречу девушке, протянул ей руку: — Я так и подумал, что это ваша машина стоит перед домом. Иви, почему вы перестали бывать в церкви? Без вас хор многое теряет.

— Э-э… мм… я, знаете, была все как-то занята, — ответила она с явным замешательством на лице.

— Это не оправдание, как вы сами понимаете. — Взгляд священника скользнул по фигуре Иви, задержавшись на ее располневшей талии. Прежде чем отойти от нее, он добавил: — Будем рады снова увидеть вас.

— Может быть, как-нибудь позже, — пробормотала она. — А теперь мне нужно бежать.

Повернувшись так круто, что ее светлые волосы веером взлетели в воздух, Иви рванулась к двери. Чтобы избежать столкновения, дядюшке пришлось поспешно отступить в сторону.

Камми устремилась вслед за Иви и уже на самом крыльце нагнала ее.

— Боюсь, что я не очень-то помогла вам, — с сочувствием сказала она.

— Что вы, — подавленно ответила женщина. — Я не должна была приходить. Я знала, что это будет ошибкой, но мне казалось… ну да ладно, извините, что побеспокоила вас.

— Ничего страшного, из-за этого не стоит волноваться, — уверила ее Камми и, немного помолчав, сказала: — Надеюсь, что у вас все сложится удачно.

— Я вам очень благодарна. Правда.

И посмотрев прямо в глаза Камми, она повернулась и стала быстро спускаться по ступенькам. Камми проводила ее взглядом до стоявшей неподалеку старенькой разбитой «Хонды» и, нахмурившись, вошла в дом.

Дядя стоял посреди кухни, уперев руки в бока.

— Скажи ради Христа, что делала здесь эта женщина? — спросил он тягучим голосом, в котором слышалось осуждение.

Камми почувствовала, как внутри ее начинает подниматься волна знакомого раздражения. С тех пор, как умерли ее родители, дядя постоянно вмешивался в ее жизнь. И пусть он делал это из самых благих побуждений, но терпеть его опеку становилось невыносимо. Пройдя мимо него к кофейнику, стоявшему на подогревателе, она налила чашечку кофе, поставила ее на разделочный столик и подвинула к дяде вместе с сахарницей и молочником. Потом сухо бросила через плечо:

— Иви хотела поговорить о Ките, вот и все.

— Зачем? Чтобы узнать его любимые блюда или как гладить ему рубашки?

Дядя перенес кофе на кухонный стол, но сразу садиться не стал, а многозначительно подождал, пока она не закроет шкафчик и не сядет сама.

Наблюдая за тем, как основательно он усаживается, Камми подумала, что дядюшка вряд ли сдвинется с места до тех пор, пока не услышит всю историю. Поэтому она решила как можно проще обрисовать сложившуюся ситуацию.

Внимательно выслушав ее, священник поджал пухлые губы.

— Все это хорошо, но мне кажется, тебе не следует поощрять эту женщину. Что скажут люди, если она будет околачиваться возле тебя?

Он, как всегда, был уверен в своей правоте и рассуждал как ханжа. Одно дело пожалеть заблудшую овцу, вернувшуюся в лоно церкви, и совсем другое — принять эту же «овцу» у себя дома.

— Сомневаюсь, что Иви захочет стать моей закадычной подругой, — заметила Камми и, прежде чем дядя успел сказать что-нибудь такое, что еще сильнее распалило бы ее, добавила: — Как бы там ни было, но мне хочется знать, что заставило проповедника нанести столь ранний визит своей племяннице.

Дядюшка недовольно надул щеки.

— Будь добра, Камилла, ты же знаешь, что я предпочитаю, чтобы меня называли священником.

— Прости, — сказала она, хотя ничуть не чувствовала себя виноватой. Ее ошибка была совершенно случайной, однако Камми была уверена, что дядюшка гораздо добрее относился бы к людям, если бы окружающие почаще посмеивались над его важничаньем.

— Так вот, — заговорил священник, взвешивая каждое слово, — меня послала к тебе твоя тетя. Она очень обеспокоена кое-какими сплетнями, которые слышала в бакалейной лавке.

— Так тебя послала тетя Сара? Почему же она сама не пришла?

— Ты же знаешь, что, когда она чем-нибудь расстроена, у нее глаза на мокром месте. Кроме того, она считает, что мы не имеем права совать нос в твои дела. Я всегда говорю ей, что это чепуха, что мы твои ближайшие родственники. Кто же еще присмотрит за тобой сейчас, когда Кит… ну в общем, когда ты осталась одна.

Изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, она сказала:

— Тетя Сара права. Вам совершенно не обязательно волноваться из-за моих проблем.

— Не волноваться? Контролировать тебя — наша прямая обязанность, ни больше ни меньше. А уж особенно, если из этого дома в три часа ночи раздаются выстрелы.

— Это случилось из-за того недоразумения с Китом, о котором я тебе рассказывала. Похоже, он никак не может взять в толк, что это больше не его дом.

— Так ты стреляла в него?

В голосе священника звучало явное осуждение.

— Мне больше ничего не оставалось делать.

— Ты могла бы поговорить с ним, спокойно во всем разобраться.

Петушиный хохолок белых волос, задиристо топорщившийся над куполообразным лбом дядюшки, засветился серебром, когда он наклонил голову, чтобы отпить глоток тепловатой жидкости из своей чашки.

— Я не хочу ни в чем разбираться, — сказала она мрачным голосом.

— Как тебе известно, Камилла, брачные узы священны, они освящены самим господом. Это не просто контракт, который можно разорвать. Ты должна обратиться к своему сердцу и отыскать в нем прощение, которое поможет тебе вновь обрести покой и занять свое законное место добродетельной жены.

— Спасибо за заботу, — ответила Камми, — но я не стану искать никакого прощения. Я уже давно для себя решила, что лучше быть одной, чем иметь такого мужа, который не знает значения слова «верный», не говоря уже о понятии «священный».

Ее дядя не был настолько глупым, чтобы не понять иронии. Его лицо залилось краской, а выпуклые глаза вспыхнули.

— И ты еще осмеливаешься передразнивать меня после того, как бегала полуголая по всему городу? После того, как провела ночь с Ридом Сейерзом?

— Я не думаю… — начала было Камми.

Преподобный Таггарт тут же сокрушил ее оборону громовым голосом, который он обычно приберегал для проповедей:

— Ну разумеется, ты ни о чем не думаешь! Автомобиль этого человека до сих пор стоит у твоих ворот для всеобщего обозрения! Тебе, Камилла, следует быть более осторожной, иначе у тебя появятся крупные неприятности. Сейерзу нельзя доверять. Ты даже не поверишь, какие жуткие вещи о нем рассказывают.

— Я не сомневаюсь, что ты во все это, конечно же, веришь, а сейчас собираешься просветить и меня.

— Учитывая твою неразумность и нежелание раскаяться, я считаю это своим долгом. Пойми, Сейерз опасен, он настоящий психопат. После обучения в Специальных войсках он стал профессиональным убийцей. Я сам служил в армии и знаю, что это такое. Он не задумываясь может лишить человека жизни. Среди его многочисленных жертв была даже одна женщина, которую он придушил до полусмерти в каком-то западном штате. Он был на Ближнем Востоке, когда там началась вся эта кутерьма с Израилем, и бог знает где еще. Теперь же он засел в заповеднике в этом старом доме. Живет там как сыч — ни друзья к нему не ходят, ни знакомые.

Камми бросила на дядюшку уничтожающий взгляд.

— Но в таком случае тебе следовало бы подумать, как ему помочь, разве не так? Где же твоя христианская добродетель?

Мясистое лицо старика, и без того раскрасневшееся, стало почти пунцовым от такой неслыханной дерзости.

— Не пытайся поучать меня, Камилла. Я знаю свое дело. На этом свете Сейерзу уже ничто не поможет. Говорят, он привез с собой электронное оборудование, всяческие пистолеты, ручные гранаты. Короче, у него там целый склад оружия. И никому не известно, когда ему взбредет в голову воспользоваться всем этим.

— Какие нелепости ты говоришь, — вырвалось у Камми.

Слушая дядю, она вспомнила то впечатление, которое произвел на нее Рид. Он действительно показался опасным человеком. Но в тот момент она так сильно разозлилась на старика, что не обратила внимания на мелькнувшую тревогу.

— Ты будешь думать по-другому, когда в один прекрасный день попадешь к нему в лапы. Вот тогда, может быть, ты вспомнишь о том, что я пробовал предупредить тебя.

Он одним глотком допил остатки кофе и со стуком поставил чашку на стол.

— Сомневаюсь, что возникнет такая необходимость, — ответила она. — А теперь, если не возражаешь, я хотела бы закончить укладку вещей. Передай тете Саре, чтобы не беспокоилась. Со мной все будет в порядке.

Зная, как щепетильно дядя относится к правилам хорошего тона, Камми поднялась со стула, заставляя его последовать своему примеру. Выйдя из кухни, она направилась в дальний конец коридора, где находилась задняя дверь.

Священник вышел на крыльцо вслед за племянницей. Помедлив на ступеньках, он повернул к ней нахмуренное лицо.

— Я понимаю, что ты уже не девочка, Камилла. И до недавнего времени ты вела простую скромную жизнь. Ты так доверчива, ты совсем не знаешь, что из себя представляют такие мужчины, как Сейерз. Я просто хочу, чтобы ты была осмотрительнее.

Камми задумчиво прищурила глаза. А ведь вполне возможно, что в словах дяди есть какая-то доля правды. С другой стороны, его предупреждение могло быть очередной нотацией, читать которые давно вошло в привычку преподобного Таггарта, и от этого проповедничества он не мог удержаться точно так же, как от постоянного напоминания о важности своей персоны. У них с тетей Сарой не было детей, и Камми частенько приходилось жалеть об этом. Если бы у них было с полдюжины ребятишек, то дядюшка, вероятно, уделял бы ей гораздо меньше времени.

— Да, хорошо, — сказала она. — Я постараюсь принять во внимание твои наставления.

— Послушайся меня. Я бы советовал тебе дать Киту шанс. Он сделал ошибку, но кто из нас их не делает.

Заметив, что ее лицо снова стало непроницаемым, он торопливо продолжил:

— Я был бы рад наставить тебя на путь истинный в это трудное время. Почему бы тебе не прийти ко мне на службу?

Камми улыбнулась, ничего не ответив на это предложение, и еще раз попросила успокоить тетю. Она знала, что дядя всегда переживал из-за того, что ее родители никогда не бывали в его церкви. Из поколения в поколение семья Гринли посещала маленькую церквушку, стоявшую возле дороги недалеко от их дома, на земле, которая когда-то находилась в их владении. Камми не видела причины изменять семейной традиции.

Она проследила, как внушительная фигура дядюшки спустилась с крыльца и торопливо направилась к машине. Хлопнула дверца, и включилось зажигание. Только после того, как старик уехал, Камми повернула голову в сторону гаража.

Ее «Кадиллак» стоял на месте. На колесах красовались совершенно новые покрышки с толстым протектором и белые-пребелые диски.

Рид. Как ему удалось это сделать? Местная станция техобслуживания открывалась только сейчас. Он был удивительным человеком. Во многом.

«Мне нужна только сегодняшняя ночь…»

Эти слова, эхом отозвавшиеся в ее мозгу, заставили Камми вздрогнуть от внезапного приступа душевной боли.

Он взял ее по ее же просьбе, а почему, собственно говоря, нет? Она ведь на это и рассчитывала. Или, по крайней мере, так думала.

Как глупо было просить его об этом. Не стоило, не стоило этого делать.

Кровь прилила к ее лицу, когда она вспомнила, что делала и что говорила ему в эту ночь.

Что это на нее нашло? И что он теперь подумает о ней?

Он был так не похож на Кита. И не только совершенством своего тела и опытностью, хотя эти факторы играли важную роль. Главное отличие состояло в том, как он умел сосредоточиться на том, что делал. Когда он ласкал ее, у Камми было такое впечатление, что для него в тот момент, кроме них двоих, ничего не существовало. Ничто не имело смысла, кроме наслаждения, которое доставляло ему ее тело и которым он одаривал ее в ответ. Она чувствовала себя с ним так невообразимо хорошо, так чудесно, но самым удивительным из всех ощущений была… его нежность.

Теперь ей стало совершенно ясно, что ей будет не хватать этой нежности. Как к опасному наркотику, ее тянуло вновь испытать блаженный трепет от прикосновений его рук, от близости его тела.

Камми заметила Персфон, направляющуюся к ней со стороны прачечной со стопкой выстиранных кухонных полотенец в руках. На ее темнокожем лице сверкнули проницательные глаза.

— Вы, конечно же, не предложили проповеднику моего персикового коблера?

— Я об этом даже как-то и не подумала, — сказала Камми.

— Ну да ладно, — сухо отозвалась Персфон. — По-видимому, он очень торопился.

Камми улыбнулась и устало покачала головой.

— У него полно забот. Ведь он так близко к сердцу принимает проблемы своих ближних.

— А знаете, — с довольным хихиканьем проговорила Персфон, темные глаза которой разгорались все сильнее, — мистер Рид сегодня не ложился спать до самого утра.

Камми с упавшим сердцем посмотрела на свою домработницу.

— Откуда тебе это известно?

— Лизбет, которая служит у него, она моя двоюродная сестра.

— А я и не знала.

И в самом деле, как же она не догадалась раньше? У обеих женщин был одинаковый цвет кожи, одинаковые длинные волосы. Правда, Персфон в отличие от своей кузины была невысокого роста, и в ней чувствовалась какая-то жилистая сила. Ее пронизанные сединой волосы всегда были стянуты на затылке в тугой узел.

Пожав одним плечом, домработница заметила:

— У меня столько же родственников, сколько и у вас, а может быть, и больше. Между прочим, Лизбет сказала, что его почти всю ночь не было дома. Отправился куда-то с вечера, потом на минуточку вернулся и снова ушел в лес. Вся его одежда была измята, к тому же насквозь мокрая, ну будто он опять превратился в мальчишку-озорника.

«А Рид, оказывается, мало что держал в секрете от Лизбет», — подумала Камми. Как, впрочем, и она сама от Персфон. Так или иначе, но заканчивать этот разговор ей вовсе не хотелось. Ей доставляло какое-то странное удовольствие узнавать о самых незначительных подробностях из жизни Рида.

— Но домой-то он добрался благополучно? — спросила Камми.

— Да, разумеется. Но почему-то выглядел уныло. А как только начало светать, сразу же принялся названивать куда-то. Лизбет говорит, что он собирается куда-то поехать.

— Что?

В темных глазах Персфон мелькнула тень сочувствия.

— Он не сказал, куда именно, но с самого утра метался по дому, как одержимый.

…До Нового Орлеана Камми предстояла пятичасовая дорога за рулем автомобиля. Весь первый час путешествия она терзалась мыслями о Риде. А ведь он ничего не сказал ей о том, что собирается уехать из города. Может быть, он упомянул об этом мимоходом, когда узнал, что она отправляется на конференцию? Может быть, хотя маловероятно.

Интересно, существовала ли какая-то особая причина, из-за которой он хотел скрыть свой отъезд? Другая женщина? Или он держит связь с группировкой этих сумасшедших реакционеров, которым требуется его оружие, чтобы совершить в стране переворот? А вдруг он снова понадобился ЦРУ для какой-нибудь опасной операции в Восточной Европе или Китае?

Ну разве можно быть такой глупой и рассуждать так же нелепо, как дядя-священник! У Рида есть право ехать куда заблагорассудится. А у нее нет никакого права претендовать на его время, да она и не хочет этого. Он ничем ей не обязан и не должен отчитываться, как проводит свои дни. И ночи.

Она едет в Новый Орлеан — туда, где не существует никаких проблем. В этом Городе-Полумесяце, как его называют, она забудет обо всем на свете: о Ките с его назойливостью, о своем доме и заботливых родственниках, о Риде и сплетнях, которые разносятся о ней по городу. Она будет ходить в рестораны, заказывать вкусные блюда и вина, возможно, немного потанцует, а может быть, будет танцевать до упаду. Ей просто необходимо вырваться из удушливой атмосферы Гринли и попытаться расслабиться. Если ей это не удастся в Городе Беззаботности, то не удастся нигде.

К тому времени, когда Камми подъехала к Александрии и свернула с узкой двухполосной 167-й дороги на магистраль № 49, ее настроение заметно поднялось. На лице появилась улыбка, когда машина поплыла по огромному мосту над великой Миссисипи в Батон-Руж , переправляясь на восточный берег реки. А после того, как позади остался водослив Бон-Каре на магистрали № 10 и вдоль шоссе заволновались бурые воды необъятного озера Понтчартрейн, Камми пришла в полный восторг.

Новый Орлеан для нее всегда был особенным местом. Воздух здесь казался мягче, ритм жизни медленнее, музыка зажигательнее, атмосфера свободнее. В Новом Орлеане оливковые деревья зацветали раньше, и их сладкий аромат, разливавшийся по улицам города, навевал светлую грусть по старым временам. От густого острого запаха свежеприготовленных крабов, креветок, рыбы и еще чего-то, что имеет привкус моря, текли слюнки. Пестрый людской поток, представлявший невероятное смешение всех цветов и оттенков кожи, и гул многоязычного говора казались чем-то вроде неразрешимой головоломки. Старинные здания, как Борегад-Хаус и Кабильдо, создавали ощущение стабильности и неизменности бытия. Таким же духом вечности и постоянства веяло от реки, змеей петлявшей вокруг города. Для Камми Новый Орлеан был одновременно и опасным водоворотом, и тихой заводью. Здесь она чувствовала себя в своей тарелке, раскованно и независимо. Тут никто не говорил, кивая головой в ее сторону: «А вот пошла миссис Гринли из дома Гринли». Камми любила этот город.

Гостиница, в которой проходила конференция СПОФЛ, называлась «Рояль Орлеан» и была, наверное, самой французской по духу из всех гостиниц Нового Орлеана. Она располагалась в самом сердце Французского квартала на пересечении Королевской улицы и улицы Святого Луи. Здание было построено на месте знаменитого старого «Отеля Святого Луи», который до Гражданской войны был излюбленным пристанищем креолов-аристократов из Вийе-Карре. Камми же собиралась остановиться не в гостинице, а в одном из соседних с ней домов. Друг их семьи, адвокат из Батон-Руж, предоставил в распоряжение Гринли свою свободную квартиру, которую держал на случай деловой или развлекательной поездки в Новый Орлеан.

Дверь Камми открыли присматривавшие за квартирой старик и его жена, которые жили здесь уже не первый год. Подав ей бокал с вином, они отправили Камми во внутренний дворик отдохнуть после поездки, а сами занялись распаковкой ее вещей.

Солнце уже зашло, и вечерние тени у старых кирпичных стен начинали густеть. Камми сидела, потягивая охлажденное белое вино и наслаждаясь ласковым прикосновением легкого ветерка, подувшего с реки. Толстые стены дворика приглушали шум машин, и он казался здесь тихим жужжанием пчел. Мало-помалу усталость и напряжение оставили Камми, оттесняемые благоуханием жасмина и дикого винограда, карабкавшегося по одной из стен, ленивой болтовней банановых листьев и мелодичным плеском углового фонтана, окруженного клумбой с красными и розовыми цветочками.

Камми закрыла глаза и почти физически ощутила присутствие Рида. Если бы он был сейчас тут, они бы вдвоем наслаждались этой блаженной тишиной. А может быть, негромко разговаривали о каких-нибудь пустяках, предвкушая предстоящую долгую ночь, ночь любви… Возможно, он взял бы ее руку в свою, поднес к губам и нежно поцеловал, легонько поглаживая ее кожу языком…

Грезы наяву.

Ей казалось, что она уже переросла их, стала взрослой, а взрослым не нужны фантазии. Очевидно, она ошибалась. Но что страшного было в том, что ее не покидали мечты, ведь она прекрасно знала, где заканчиваются выдумки и начинается реальность.

Нехотя встав со стула, Камми пошла в дом. Ничего не поделаешь — надо собираться на коктейль, который устраивается в честь открытия конференции.

Мать Камми приходилась дальней родственницей Барроузов из Южной Луизианы, которые, в свою очередь, являлись потомками Барроузов из Вирджинии. Несмотря на то, что она никогда не поддерживала близких отношений со своей родней, в наследство от этого рода ей досталась невозмутимая приверженность своим взглядам и принципам. Основной жизненный принцип матери Камми заключался в том, чтобы не плясать под дудку модных веяний сегодняшнего дня. Качество она считала единственным важным критерием чего бы то ни было: автомобилей ли, мебели, одежды или чего-нибудь совсем прозаического, типа садовых ножниц. Она не доверяла ярлыкам модельеров, в одежде для нее существовал только классический стиль; она признавала лишь несколько видов мягких натуральных тканей, которые подходили буквально для всего — от вечерних платьев до пальто. Все же остальное, по ее мнению, было вычурной безвкусицей, дребеденью, которую напяливали на себя недавно разбогатевшие кичливые снобы или подростки, обожающие, чтобы у них все было не как у людей.

Камми, как правило, следовала материнским советам, так как считала ее аргументацию достаточно убедительной. Для сегодняшнего коктейля она выбрала классическое узкое облегающее платье из черного креп-шифона с застежкой на левом плече, с которого ниспадал легкий шарф.

Украшения тоже достались ей от матери. На платье Камми приколола золотую брошь с бриллиантами в форме ириса. Классические бриллиантовые серьги и несколько усыпанных бриллиантовой крошкой гребней, удерживавших сверкающий каскад ее волос, дополняли ансамбль. Длинный разрез платья соблазнительно приоткрывал при ходьбе стройную ногу на несколько дюймов выше колена, что производило впечатление элегантной простоты.

Камми сидела у зеркала и брызгала волосы лаком, чтобы сохранить форму прически, когда раздался звонок в дверь. Это удивило ее, потому что этот адрес знали очень немногие из тех, кто приехал на конференцию, и ни с кем из них она не договаривалась о встрече. Поднявшись из-за туалетного столика и поправив платье, Камми прошла через уставленную антикварными вещами спальню в гостиную.

Старый смотритель, стоя навытяжку, как и положено, открывал дверь перед новым гостем. Поклонившись вошедшему джентльмену, он тут же тактично удалился.

Джентльмен небрежно повернулся в сторону Камми, отвел черный атласный лацкан отлично скроенного фрака и засунул руку в карман. Это движение открыло белую полосу его рубашки с золотыми пуговицами и широкий черный атласный пояс, которым была перехвачена его талия. Его взгляд остановился на Камми, и в темной синеве глаз вспыхнуло восхищение. Всем своим видом он давал понять, что ждет ее реакции.

Во фраках даже самые обыкновенные мужчины выглядят красавцами; привлекательные же бывают просто сногсшибательными. Но очень немногие умеют носить их по-настоящему непринужденно. Этот мужчина умел.

Приветствуя Камми, он коротко кивнул головой, и в его светло-русых волосах сверкнуло старое золото. Когда ее лицо вытянулось от недоверчивого удивления, на его губах заиграла сдержанная улыбка.

— Я пришел, — спокойно сказал он, — чтобы узнать, не нужен ли вам сопровождающий. Только на сегодняшний вечер.

Это был Рид.