"Бесстыдница" - читать интересную книгу автора (Блейк Дженнифер)

Глава 16

Нью-Йорк всегда восхищал Камми. Хотя, если разобраться, многое не нравилось ей в этом городе: густой тяжелый воздух, который, казалось, только что выпустили из себя миллионы легких; грязные, покрытые сажей стены домов, среди которых человек, осмелившийся нарядиться в цветное, а не в черное или серое, выглядел отчаянным оптимистом; уродливые великаны из стекла и бетона, закрывавшие небо. И в то же время бурлящая необъятность города, обещавшая что-то невероятно чудесное, приводила Камми в восторг. Остроумие и чувство юмора жителей Нью-Йорка, бесцеремонность и раскованность, их вечная гонка за жизнью задевали в ней какие-то глубинные струны, будоража естество. Камми считала, что слова Ле Корбюзье точнее всего передавали ее ощущения Нью-Йорка — «катастрофа, которую злая судьба обрушила на мужественных и уверенных в себе людей, но катастрофа прекрасная и величественная».

В свой первый день пребывания в Нью-Йорке они решили просто отдохнуть. Взяв в «Ла Гвардия» такси, они прямиком направились в «Рузвельт». Камми любила этот отель за расположенность в центре и схожесть с новоорлеанским «Фермоном». Потом они сделали предварительный заказ на билеты в театр и ужин в «Ле Перигоре» и отправились погулять, чтобы размять уставшие после долгого полета мышцы и насладиться сутолокой улиц.

Рид и Камми рассматривали витрины на Пятой авеню и наблюдали за старухой, кормившей голубей на ступенях Святого Патрика. Они купили у уличного торговца огромный рогалик с горчицей и потолкались среди длинноногих девиц — будущих моделей; налетели на какого-то арабского властелина с телохранителями, поболтали с ямайским сектантом. Они поглазели на целый выводок игрушечных львов, которые, порыкивая на прохожих, гордо выхаживали по тротуару рядом с предприимчивым продавцом-подростком. Каким-то образом забрели на стройку и долго блуждали среди наполовину возведенных конструкций. Они пили кофе на Рокфеллер Плаза и спорили, действительно ли сверкающая бронзовая статуя, наблюдающая за площадью, изображает Прометея или это все-таки Аполлон.

Спектакль оказался не настолько хорош, как хотелось, ужин понравился больше. Из ресторана они вернулись в отель и, приняв ванну, завалились в кровать, придумывая самые невероятные, фантастические любовные истории, сопровождая их самые пикантные сцены живой демонстрацией — очередное действие спектакля, который стены этой комнаты смотрели на протяжении вот уже многих лет.

Рид был так настойчив и ненасытен, что Камми, сев в постели, погрозила ему пальцем.

— Я начинаю думать, что тебя заводит обстановка гостиничных номеров, — в голосе Камми звучало разочарование.

— Ты не права, — ответ прозвучал уверенно, а на губах Рида заиграла улыбка.

— Я так не думаю.

Заметив вызов, сверкнувший в глазах Камми, Рид сразу же стал серьезен.

— Хочешь, я расскажу, что меня действительно заводит?

— Кроме гостиничных номеров? — съязвила она.

Рид тряхнул головой, его глаза затуманились.

— Меня возбуждают дождливые ночи. И красные закаты. Лес возбуждает меня, и ты это знаешь. А еще — любимая музыка и стихи. Меня может завести вид женских волос, красивых и длинных, особенно когда их развевает ветер, — негромко сказал он.

— Все это довольно банально, — фыркнула Камми.

Он замолчал, потом протянул к ней руку и, поймав за запястье, притянул к себе. Уложив Камми на спину так, что ее голова оказалась у него на коленях, склонился и совсем тихо сказал:

— А еще меня возбуждает, когда твои волосы скользят по спине. Кровь начинает вскипать, когда я вижу, какими удивительно теплыми становятся твои глаза, ждущие поцелуя. Твоя грудь сводит меня с ума. Меня заводит твоя привычка оставаться в трусиках до тех пор, пока не будет снята последняя одежда. Еще — твоя манера непринужденно стягивать их безо всякого смущения, не обращая внимания на то, что я наблюдаю за тобой, а может быть, и не догадываясь об этом.

— Но это неправда, — запротестовала Камми дрогнувшим голосом, глядя широко открытыми глазами.

Казалось, Рид не слышал ее.

— Я возбуждаюсь от твоих тихих вздохов, когда мои руки касаются тебя, а у тебя от наслаждения перехватывает дыхание. Я просто теряю рассудок, когда твое нежное тело прижимается ко мне. — Он замолчал и взволнованно добавил шепотом: — Ты возбуждаешь меня. Ты.

Его чистые глаза горели ровным светом. Камми выдержала этот ясный взгляд, ощущая, как волна радостного удовлетворения охватывает ее. Она получила больше, чем ожидала, но меньше, чем требовалось.

Тихий вздох коснулся плеча Рида.

— Меня тоже, — сказала она, — я имела в виду, что ты…

— Я знаю, — перебил ее Рид с оттенком удовлетворенного самодовольства.

Камми обвила руками его шею и притянула к себе его голову. Почти касаясь губами его рта, она прошептала:

— Ты уже?

— Только начинаю, — ответил Рид и, взяв ее руку в свою, позволил убедиться в этом.

Несколькими минутами позже они уже лежали рядом, а голова Камми покоилась на груди Рида. Его влажная кожа приятно холодила щеку. Камми казалось, что Рид уснул. Она же не могла сомкнуть глаз. Ее невидящий взгляд бродил по комнате, залитой вечерним солнцем, пробивавшимся сквозь неплотно зашторенное окно. Проблемы, о которых удалось на время забыть, снова тревожили ее. Ладонь, лежавшая на груди Рида, непроизвольно сжалась.

— Не надо ни о чем думать, — ласково попросил он Камми и, поймав ее пальцы, еще крепче прижал их к своей груди.

— Как? — вздохнула Камми.

— Давай я отвлеку тебя от этих мыслей.

Этого было вполне достаточно.

Чарлз Майер жил в районе Куинз на улице, по которой тянулся длинный ряд одинаковых домов из красного кирпича с одинаковыми крылечками и железными оградами. Входная дверь его особнячка, по центру которой висел старинный, вероятно, викторианской эпохи медный молоточек, была выкрашена в темно-зеленый цвет и казалась почти черной. На крыльце стоял черный мраморный горшок с цветущими ослепительно-красными тюльпанами и белым алиссумом.

Друг Рида выглядел под стать своему дому: приветливый, аккуратный, с претензией на элегантность. Чарлза можно было принять за парижанина, живущего на одной из улиц Левого Берега среди художников, которые обычно не носят пиджаков и обожают береты. У него было длинное худое лицо, заросшее густой бородой с серебристой проседью, худощавая фигура и уверенные руки профессионала. Он даже говорил с французским акцентом, в отличие от Мишель, его жены.

Их четырехлетний сынишка Андрэ был вылитый отец. От матери ему достались огромные карие с поволокой глаза и руки скрипача. Семимесячная сестричка Андрэ, которая сейчас походила на ангелочка, обещала стать копией брата.

Поначалу Камми чувствовала себя несколько скованно, боясь что-нибудь не так сказать или сделать. Камми было далеко за двадцать, когда она вдруг поняла, что евреи — совершенно особый народ, и стала с любопытством приглядываться к этим людям. И все же у нее были смутные представления о еврейских обрядах, обычаях и нормах поведения. Религия в жизни Камми занимала не самое главное место. Ее семья принадлежала к методистской церкви, однако вера в Гринли никогда не возводилась в культ. Это считалось делом сугубо личным. В их городе жили две еврейские семьи, но они не являлись православными христианами.

Однако она волновалась напрасно. Чарлз и Мишель Майер приняли гостью доброжелательно. Их живая манера общения, смех и шутки, остроумные вопросы и искрометные замечания помогли Камми преодолеть стеснение и неловкость.

Как выяснилось, Мишель работала на Уолл-стрит в управлении одной из благотворительных ассоциаций. Ее деловое чутье и смекалка, позволявшие беспроигрышно вкладывать деньги, давали Чарлзу возможность работать вдалеке от дома, не боясь, что его семья сидит на мели. На первый взгляд, его работа была связана с созданием программного обеспечения ЭВМ, разработкой новейших программ и поисками для них рынка сбыта. Но, по словам Рида, основным его занятием являлось сотрудничество с правительственными организациями.

Распространение компьютерной сети по всему миру для этого человека, не мыслившего себе жизни без риска, было своего рода игрой. И больше всего в этой игре Чарлзу нравилось проверять систему защиты правительственных ЭВМ. Ему доставляло несказанное удовольствие, граничащее с настоящей одержимостью, быть на шаг впереди всех программистов и других заинтересованных лиц, которые могли попытаться проникнуть в компьютерную информационную базу данных, содержащую секретную информацию, опережать всех тех, кто завербован различными федеральными агентствами.

Само собой разумеется, что в области обеспечения защиты компьютерных сетей для Чарлза не было тайн. Сам же он, при желании, мог проникнуть почти в любую систему. Узнав, какая причина привела к нему Рида, он с готовностью согласился воспользоваться своими знаниями и опытом в интересах Камми. Об этом ведь просил Рид.

Ужин прошел в самой непринужденной обстановке. Когда с трапезой было покончено, Рид и Чарлз помогли женщинам убрать на кухне, а потом уединились в крошечном кабинете, отделенном от гостиной сводчатым проходом, где стоял компьютер. Видимо, они принялись проверять какую-то защитную систему и говорили о чем-то своем, понятном только им двоим.

Камми и Мишель сидели в гостиной. Камми никак не могла сосредоточиться на рассказе собеседницы, постоянно прислушиваясь, о чем говорят мужчины. Мишель, проследив за ее взглядом, оборвала свои сетования на запруженность улиц в час «пик». Ее большой рот изогнулся в улыбке.

— Они оба немного помешанные. Наверное, повлияла служба в разведке. Сейчас они проверяют самоотключающуюся систему. Рид говорил вам о ней?

Камми вопросительно подняла брови и покачала головой.

— На самом деле все очень просто: их компьютеры работают дома круглые сутки и имеют прямой доступ друг к другу посредством кода, состоящего из двух слов. Если что-то случится с одним из них, другой тут же посылает сигнал тревоги в штаб морской пехоты или, в крайнем случае, — в полицию.

— И в каком радиусе они работают?

— Таких понятий, как радиус или расстояние, не существует, если имеешь дело с компьютерными сигналами.

— Вы шутите?

Мишель усмехнулась:

— Я говорю совершенно серьезно. И это очень важно в наше время, когда людей убивают и грабят. Я уже молчу о том, что за голову Чарлза дорого бы заплатили. Он ведь знает очень много. То же самое, кстати, относится и к Риду. Вот они и разработали собственную уникальную систему боевой тревоги.

Камми не могла не признать, что это действительно имело смысл.

— Надеюсь, у Чарлза не будет неприятностей из-за моего дела. Это было бы ужасно, — сказала она.

— Особого риска нет, хотя, естественно, для всех подряд Чарлз не стал бы этого делать. Он и Рид хорошо знакомы с работой разведки и умеют так умело обходить закон, что нет повода для преждевременного беспокойства.

— Похоже, им все это очень нравится, — заметила Камми.

— Это неудивительно. У них одинаковый склад ума, оба скрупулезны и умеют широко мыслить. Как жаль, что Луизиана так далеко, — добавила Мишель, забираясь на диван с ногами и откидываясь на его спинку. — Чарлз скучает по Риду. Ведь о своей работе он может поговорить с очень немногими, а тех, кто его по-настоящему понимает, и того меньше.

Было как-то досадно ловить осколки той жизни, которую Рид вел в те годы, когда его не было в Гринли. Камми сказала напряженно:

— Возможно, он вскоре переедет к вам поближе, если уладится дело с продажей фабрики.

— Я в этом очень сомневаюсь. Похоже, он доволен теперешней жизнью. Разумеется, Чарлз был бы в восторге. Их очень многое связывает. Знаете, Рид спас жизнь Чарлзу.

— Он не рассказывал об этом.

— Меня это нисколько не удивляет. Он считает это в порядке вещей, вполне заурядной военной ситуацией. Все случилось во время столкновения на границе, когда велась перестрелка. За несколько месяцев до начала войны в Персидском заливе перестрелки были обычным делом в Израиле. Чарлз и Рид работали во временной штаб-квартире, налаживая какую-то связь. И вдруг взорвалась бомба, подложенная в автомобиль, стоявший возле штаба. Четверо израильтян были убиты, один контужен. На Чарлза с потолка упала балка и придавила спину, вдобавок ему раздробило ногу. У Рида было с полдюжины довольно сильных ранений, в том числе несколько внутренних. Потом палестинцы пошли в наступление. Чарлз, Рид и тот израильтянин находились в окружении несколько часов. Только Рид мог вести оборону. К тому времени, как к ним пришла помощь, палестинцы, которых первоначально было шестнадцать человек, потеряли четверых. Вот такая история, насколько мне известно. По правде говоря, я еще ни разу не слышала ее целиком. Думаю, мне просто не хотят рассказывать всех подробностей.

— Как видно, Рид может быть… смертельно опасным, — сдержанно заметила Камми.

Мишель усмехнулась:

— И в то же время я не знаю более благородного и доброго человека. Это просто удивительно. Может быть, эти качества присущи южанам?

— Прославленный южанин-джентльмен? — криво улыбнулась Камми. — Не думаю, что такой существует в природе.

— Значит, я буду знать, что таким может быть только Рид. Я еще не видела человека более цельного и уверенного в себе. В нем заключена такая внутренняя сила, что ему, пожалуй, не требуются никакие эмоциональные защитные барьеры. Именно поэтому то, что случилось в Израиле как раз перед тем, как Рид ушел из «Компании», было для него еще более ужасным, чем…

Мишель оборвала фразу, потому что из детской раздался оглушительный плач Рейны.

— Минуточку, — сказала она, соскочила с дивана и исчезла за дверью.

Немного погодя она вернулась, держа на руках раскапризничавшуюся малышку. Мишель пыталась ее успокоить, но ни соска, ни погремушка, ни баюкание — ничего не помогало.

Чарлз повернул к ним голову и сказал:

— Может, дашь ее мне?

В глазах Мишель засветилось радостное облегчение. Она тотчас отнесла девочку отцу. На его руках ребенок мгновенно затих.

— Эта малышка — папина дочка, — негодующе заговорила Мишель, обращаясь к Камми. — Правда, это понятно: ведь до полугода с ней сидел Чарлз, пока я бывала на работе.

Камми улыбалась, наблюдая за бородатым мужчиной, усадившим девочку на одну руку, а другой продолжавшим постукивать по клавишам компьютера. Рид пристально смотрел на ребенка, пока Чарлз не повернулся к нему. В ответ на его взгляд Рид отодвинул свой стул, чтобы другу было удобнее работать.

Чарлз посмотрел на Рида с какой-то отчаянной решимостью. Он на мгновение замер, а потом, внезапно приподняв довольную малышку, сосущую палец, вручил Риду.

Рид остолбенел. Лицо исказила нестерпимая боль, которую Камми уже однажды видела. Его взгляд стал безжизненно пустым, а из груди вырвался нечленораздельный звук протеста. Однако Чарлз не изменил своего решения, продолжая упрямо смотреть в лицо Рида, он поддерживал головку спящего у его плеча ребенка. Еще несколько мгновений напряженной бессловесной борьбы, и руки отца медленно, осторожно оторвались от дочери.

Мишель, сидевшая рядом с Камми, беспокойно выпрямилась. Свистящий звук ее отрывистого дыхания рассекал тревожную тишину.

Рид рывком согнул руку, чтобы успеть перехватить малышку, пока она не упала. Потом медленно, будто против воли, обхватил ее второй рукой, прижав ладонь к маленькой, узкой спинке. Девочка вздохнула, расслабившись рядом с сильным мужским телом, и, повернув голову, уткнулась носиком в шею Рида.

Закрыв глаза, Рид сделал глубокий тяжелый вздох и облизал пересохшие губы.

— О боже, — прошептала Мишель.

— Что это? — недоуменно спросила Камми.

— Кофе, — вдруг сказала Мишель и поднялась. — Я приготовлю кофе. А вы, Камми, помогите мне разрезать сырник.

Это было предлогом выйти из гостиной. Камми кивнула и пошла за Мишель на кухню. Закрыв за собой дверь, она обернулась и увидела, как хрупкая темноволосая женщина, прислонившись к столу, пыталась, обхватив себя руками, унять дрожь.

Хриплым от волнения голосом Камми спросила:

— Разве Рид мог причинить боль вашей малышке?

— Нет, что вы. Но это было так… удивительно, что я едва не лишилась чувств. — Мишель нервно улыбнулась.

Камми не сводила с нее пристального взгляда.

— Что же здесь, в конце концов, произошло?

— В какой-то момент мне показалось, что Рид бросит ребенка в Чарлза. Швырнет, как заведенную бомбу. Он приезжал в Нью-Йорк сразу после рождения Рейны. Когда он зашел к нам, я совершила непростительную ошибку, дав ему подержать малышку. Он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание. Он стал белее полотна. Но я тогда ничего не знала, Чарлз просто не предупредил меня.

— О чем? В чем все-таки причина?

Мишель изучающе смотрела на Камми, прежде чем отвести взгляд.

— Если Рид не рассказал вам, то я вряд ли имею на это право. Спросите у него.

— А если он не захочет рассказать мне?

Но Мишель, вероятно, не собиралась уступать, и Камми добавила умоляюще:

— Пожалуйста, мне очень нужно знать.

Хозяйка дома задумчиво нахмурила брови и, повернувшись к холодильнику, достала сырник. Потом выставила на стол десертные тарелки. Встав на цыпочки, она достала кофеварку с полки и наполнила ее водой. На столе появились кофемолка и пакет с кофе. В электромельницу посыпались зерна, зажужжал моторчик, и кухню наполнил аромат свежемолотого кофе. Мишель загрузила кофеварку и включила ее. Наконец она повернулась к Камми.

— Возможно, я пожалею об этом, но… — Она пожала плечами. — Дело в том, что он… в общем, этот случай с ребенком чуть не свел его с ума. Именно по этой причине он бросил службу в разведке. В тот же день, когда его оправдали, Рид собрал вещи и укатил на Юг, домой. Вот и сидит теперь там, в своих лесах. Ведь он… убил маленькую девочку.

Камми отложила нож, который взяла, чтобы разрезать сырник. По телу проползла холодная дрожь и, забравшись в самую середину мозга, пронзила резкой болью.

— Нет, — со страданием выдохнула она, — не может быть.

— Это случилось в маленьком поселке на Голанских высотах. Рид служил консультантом в израильских отборных частях, командовал небольшим отрядом из двенадцати человек. Они должны были отражать нападения палестинцев и поддерживать в городке порядок. В том районе часто вспыхивали палестинские мятежи, но понемногу обстановка стабилизировалась. Отряд Рида вел самый обычный образ жизни: патрулирование, учебные тревоги, ежедневные тренировки. В общем, ничего особенного, свободного времени — хоть отбавляй. Их штаб-квартира располагалась в самом центре — возле рынка. А на соседней улице жили две палестинских семьи. Так вот, одна из малышек, девочка лет пяти-шести, любила играть прямо у их двери и постоянно вертелась под ногами. К ребенку привыкли. Все баловали ее, а особенно Рид. Кто-то даст ей конфету, кто-то жвачку, для нее мастерили кукол, учили понемногу идиш и английскому.

Камми закрыла рот ладонью. Ей стало понятно, к чему клонилась эта история. Как ясно она все представила!

— Вам известно что-нибудь об израильско-палестинском вопросе? — продолжала Мишель устало. — Бесконечная кровавая война за узкую полоску песчаной земли. Жуткая ненависть, источившая души многих поколений. Расправы интифады. Вы, вероятно, слышали, как дешево ценится на Ближнем Востоке жизнь человека, особенно женщины.

— Эта девочка… — с трудом проговорила Камми.

— Ее отец был лидером интифады. Его убили во время очередного восстания. Девочка, младший братишка и мать перебрались в дом брата отца. Дядя девочки фанатично ненавидел израильтян, видя смысл своей жизни в борьбе и уничтожении противника любыми средствами. Он, разумеется, и послал девочку.

— Вы имеете в виду…

Мишель пристально смотрела прямо перед собой мрачными глазами.

— Когда бойцы отряда привыкли видеть девочку играющей возле дверей штаба и сами стали играть с ней, вот тогда-то ее послали к ним в последний раз. В тот день она принесла на себе смертельный груз — к ее груди толстой веревкой накрепко была привязана взрывчатка.

— Нет! — вскрикнула Камми и в ужасе затрясла головой.

Мишель медленно кивнула, подтверждая свои слова.

— Было яркое солнечное утро. Девочка пришла в штаб с корзиной фруктов. Рид понял, в чем дело, когда в благодарность обнял малышку. Естественно, он знал, что сейчас случится, на размышление оставались считанные секунды. Спасти девочку не было ни малейшей надежды, вы должны понять это. Все, что Рид мог сделать — подальше отбросить ее от своих людей, чтобы спасти хотя бы их. Это был его долг. Его обязанность. Рид схватил ребенка и, подбежав к дверям, бросил его на тротуар. Знаете, он говорил потом Чарлзу, что увидел в ее глазах дикий ужас от того, что она вдруг поняла, что с ней произойдет. Эти отчаянные детские глаза преследуют его до сих пор.

Только через несколько минут Камми смогла заговорить, с трудом проглотив горький комок, застрявший в горле:

— Девочку убил не Рид, а ее дядя.

— Да. Но Рид считает, что обязан был предвидеть ситуацию и принять все необходимые меры, чтобы предотвратить случившееся. А раз уж так произошло, то он не должен был бросать девочку, а прижав ее к себе, должен был умереть вместе с ней.

Боль Рида стала болью Камми, проникнув в самое сердце. Возникшая в воображении кровавая сцена опалила ее душу так же, как, наверное, обожгла в тот страшный момент душу Рида. Только теперь Камми поняла, какую рану потревожила, обвинив Рида тогда в «Форте» в том, что он может обидеть ребенка. Сейчас ей стало ясно, почему он так резко отпрянул от девчушки, чуть было не уронившей тарелку на семейном празднике. Теперь Камми знала, откуда такая болезненная нежность в каждом его прикосновении. Сердце ее глухо забилось, а глаза наполнились едкими слезами.

— Не надо, не плачьте, иначе они поймут, что я проболталась, — попросила Мишель. Она резко повернулась к столу и оторвала от рулона две бумажные салфетки — себе и Камми.

Камми не должна выдать себя. Не здесь. Не сейчас. Она высморкалась и порывисто вздохнула. Нужно подальше запрятать свои переживания так, как учил ее Рид. Интересно, а ему всегда ли это удавалось?

— Но как бы там ни было, — не совсем твердо сказала Мишель, — а Рид, похоже, начинает оправляться от своей травмы. Удивительно, что он взял Рейну на руки. — Она бросила на Камми быстрый, слегка насмешливый и поддразнивающий взгляд. — Может быть, он таки нашел большую девочку, которая поможет ему вылечиться.

Камми попробовала улыбнуться, однако эта попытка не слишком удалась.

— Не думаю, что у него с этим когда-либо были трудности.

— Рид по натуре не очень-то влюбчивый, по крайней мере, так говорит Чарлз. Когда-то давно одна женщина сильно разочаровала его. Не думаю, чтобы после этого он стал монахом, но выработал определенный иммунитет. Это уж точно.

В этом доме Камми узнала о Риде гораздо больше, чем бы ей хотелось. Повернувшись спиной к Мишель, она сосредоточила свое внимание на сырнике.

Когда Камми и Мишель вернулись в гостиную, мужчины внимательно смотрели на экран компьютера, едва слышно переговариваясь. Девочка мирно посапывала во сне на плече у Рида, безвольно свесив ручонки. Рид повернулся к женщинам — в его лице было столько нежности, что Камми вновь была готова расплакаться.

— Взгляните-ка сюда, — позвал их Чарлз. — Похоже, мы выиграли эту лотерею.

Он сумел проникнуть в базу данных отдела по борьбе с организованной преступностью ФБР и отыскать информацию по юго-восточной части, включая и Новый Орлеан. Чарлз когда-то работал в этом отделе, поэтому отлично знал, где можно найти интересовавшие Рида сведения. Однако дело оказалось не совсем простым. Здесь мало было механического просмотра записей, касавшихся деятельности местной мафии.

— Ни в коем случае нельзя забывать, — объяснял Чарлз, — что любое преступление в Новом Орлеане — единственное в своем роде.

Камми понимающе кивнула и уныло произнесла:

— Я однажды слышала, как кто-то довольно остроумно подметил: любое событие, имеющее место в штате Луизиана, можно заранее считать уникальным.

— Прекрасное резюме, — согласился Чарлз, улыбаясь. — Так вот: семейство Марчелло является старейшим кланом мафиози в Соединенных Штатах. Карлос Марчелло, известный причастностью к убийству Кеннеди, уже умер. Но свято место пусто не бывает. Организация Марчелло, или «Коза ностра», как они называют себя, представляет «смягченный» вариант подобных группировок на северо-востоке страны. Конечно, у них тоже есть свои законы и прочее, но они не ведут жестокого контроля за всеми преступлениями на подвластной территории. Они вербуют всех поголовно. Нет у них и строгой иерархии в чинах. Междуусобицы и драки из-за территории — не в стиле Марчелло. Они не калечат людей в ресторанах и не забрасывают улицы трупами. Если кого-то действительно требуется убрать, то делают все очень тихо, без лишнего шума и суеты. Потом человека скромно хоронят где-нибудь на провинциальном кладбище, в крайнем случае отдают на съедение аллигаторам. Из-за того, что эта преступная организация имеет подвижную структуру, — продолжал Чарлз, — невероятно трудно напасть на ее след, не говоря уж о том, чтобы подобраться к ее ядру и ликвидировать. ФБР держит ситуацию под контролем в связи с тем, как верно заметил Рид, что игровой бизнес в штате получил официальный статус. Имя Кита Хаттона появилось в списке крупных должников, разбираться с которыми должно было агентство по сбору финансов, входившее в состав дочерней организации «Коза ностры». Она контролировала Шривпорт. С Кита причиталось более четверти миллиона долларов.

Рид осторожно протянул руку к клавиатуре, стараясь не потревожить спящую девочку, чтобы подвести мигающий курсор к интересовавшей их цифре.

— Я бы сказал, что такой должок является вполне достаточным основанием для того, чтобы человека одним выстрелом тихо убрать со сцены.

— Выходит, ты был прав, — сказала Камми и положила руку ему на плечо.

— Единственная загвоздка в том, что нет никаких доказательств, — ответил Рид. — Вряд ли удастся разыскать двух головорезов, посещавших его. К тому же, кроме меня, их скорее всего никто и не видел.

— Ты действительно думаешь, что разобраться в причинах убийства будет не так-то легко?

Рид улыбнулся, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Именно так я и думаю, но разобраться все же следовало бы.

— Что же мы теперь будем делать?

— В этом-то и весь вопрос, — спокойно ответил он.

Больше в Нью-Йорке их ничего не интересовало, и задерживаться здесь не было смысла. В аэропорту, пока они ждали самолет, Камми хотелось купить билет на первый же самолет в Париж или Венецию — куда угодно, но только не домой. К сожалению, такое бегство, каким бы соблазнительным оно ни казалось, ни к чему бы не привело… Объявили посадку на их рейс.

Рассказ Мишель не давал Камми покоя. Ей не терпелось поговорить об этом с Ридом, но ни время, ни место не располагали к подобной беседе. Наверное, ему бы было неприятно узнать, что они с Мишель обсуждали такие вещи за его спиной. В любом случае Камми не смогла бы спокойно говорить о трагическом случае с маленькой палестинкой.

Еще Камми подумала о женщине, когда-то обидевшей Рида. А вдруг это — она сама? Можно ли предположить такое? Эта мысль была до боли мучительной. Разве можно не ответить на любовь такого человека, как Рид?

«Только постоянство делает из меня меня».

Не так давно Рид сказал ей эти слова. Какой смысл он вкладывал в них? Имели ли они отношение к его прошлому? Камми бы дорого заплатила за ответы на свои вопросы.

Он был заботливым и внимательным к ней. С ним Камми чувствовала себя в полной безопасности. Ни одна женщина не пожелала бы себе лучшего любовника — таким он был нежным и предупредительным. Но что же, черт возьми, за его отношением к ней стояло? Или вовсе ничего не было?

Камми любила его. Она уже давно знала об этом, не смея признаться самой себе, но наверняка поняла, когда увидела, как осторожно держал Рид в больших и сильных руках дочку Мишель и Чарлза.

Странно было признаваться, ведь она считала его способным на убийство. Но сердце, как известно, не знает законов логики и не умеет мыслить. Им управляет взгляд, улыбка, слово. Для него не существует ни принципов, ни правил.

Раздался перезвон колокольчиков. В салоне появилась стюардесса и сообщила, что самолет готовится к посадке в Монро. Камми пристегнула ремень. Они прибывали в маленький аэропорт с короткой взлетно-посадочной полосой, над которой постоянно крутились воздушные потоки, приносимые с реки Уошито. Поэтому и приземление всегда было таким резким, неприятным. Рука Камми скользнула в ладонь Рида. Он повернул к ней лицо. В его ласковых глазах светилась уверенность.

Как бы ей все-таки хотелось улететь с ним в Париж.