"Меня нашли в воронке" - читать интересную книгу автора (Ивакин Алексей Геннадьевич)

Глава 2. Первый пошел!

Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон.

Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.

И едва опять не потерял сознание.

По двору ходили немцы.

Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер - Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.

И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.

Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках «Примы».

А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.

«Вот я приложился башкой-то» - подумал Лешка. - «Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже»

В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. «И обонятельные еще…» - меланхолично добавил он сам себе.

Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.

Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.

«А вот и большой белый писец пришел…» - подумал Алексей.

Дверь, невыносимо скрипя, открылась.

- Raus hier, beweg dich! - немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.

Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.

Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.

А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?

При входе в комнату Лешка едва не хряпнулся о притолоку многострадальной головой.

- Nehmen Sie Platz! - вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал - стоял в углу, слегка справа за спиной.

- Данке шён! - кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.

- Sprechen Sie Deutsch? - приподнял бровь сидящий.

- Я. Абер зер шлехт… Ин дер шуле Лере.

- Klar… - И тут в голосе офицера появился металл - Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?

- Эээ… Вас?

- Имья, звание, род фойск, фоенная част? - подал голос стоящий.

- Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. - Лешка усердно замотал головой.

- Antworte auf die Frage!

- Отвечайт на фопрос!

- Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.

- Warum hast du dann Uniform an?? - уставился на него сидящий офицер.

- Тогда почьему ит. есть ф фоенный форма?

Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?

- Господин… эээ…

- Herr Hauptman!

- Хер гауптман… - Лешка внутренне ухмыльнулся - Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?

Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.

- Was fьr ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?

- С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.

- Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?

- Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?

- Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут… Домой иду, в Демянск.

Немцы переглянулись.

- В Демянск? - переспросил длинный.

- Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот… Свидетель Иеговы. Вот.

«Что я несу-то…» - с ужасом подумал Лешка.

- Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militдrform weder bei uns noch bei den Russen.

- Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.

«Млять… Чего сказать-то ему?» - пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.

- Geben sie mir bitte eine Zigaretten!

Немцы переглянулись.

Тощий достал из кармана… Лешкину «Приму» и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.

- У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also… если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого - он показал «Приму» и зажигалку. - Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?

- Ф-ф-ферштеен. - кивнул Лешка.

Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.

- Имья, звание, род войск, военная част? - повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.

- Я… Я не помню… Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.

- Schteit auf! - неожиданно рявкнул в ответ тощий.

Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой «Г». И тут же колено офицера въехало ему в нос.

Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент…

- Der Schweinerne Dussel! - пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. - Der regt mich auf…

Гауптман опять зевнул и подошел к окну.

Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.

- Жиф? Ничьего… скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.

- Г-г-господин…

- Feldpolizeikomissar.

«И у них комиссары есть?!» - мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.

- Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар… Я с-скажу в-в-все… - гундосо заикаясь, произнес Лешка.

- Sietzen! - рявкнул тот в ответ.

Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:

- Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?

- Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.

- А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего…

Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.

Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.

Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли - вот только теперь он понял, что такое «кровавые сопли» - подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу…

Но больше всего хотелось жить…

Как-нибудь, но жить.

Лешка свернулся калачиком на охапке сена, ровно в детстве и попытался задремать…

- Обычный сумасшедший, герр фельдсполицайкомиссар. Попал на фронт, первый раз под обстрел и тронулся умом.

- Не сомневаюсь, гауптман. Я был под Оршей, когда русские первый раз применили свои «органы». Тех кто, выжил в том аду, списали поголовно. Одного мне даже пришлось пристрелить. Он лежал в траншее, палил в небо из пулемета и орал «огненные черти, огненные черти!». Меня волнует другое… - фельдсполицайкомиссар не заметил, как передернуло толстячка гауптмана. - Меня волнует другое. Его форма. Эти сигареты и эта зажигалка. Видите наклейку на зажигалке? «Сделано в Китайской Народной Республике». Китайской??? Но Китай воюет с Японией… Им не до мелочей. Японский протекторат? Манчжурия? Или Шаньси? Или Синьцзянь? Там черт не только ногу сломает, в этих китайских государствах… Похоже это японцы. Они, хотя и наши союзники, могут приторговывать с Советами по мелочам. Второго фронта на русском Дальнем Востоке, к сожалению, мы до сих пор не имеем. Далее… Сигареты «Прима. СССР» производства компании «ДЖ. Р. Рейнольдс Тобакко Компани. г. Санкт-Петербург» Американцы штампуют эти сигареты в забытой Богом Флориде и ленд-лизом поставляют русским. В эксклюзивном, экспортном исполнении.

- Почему во Флориде, герр…

- Давайте без чинов. Дитер Майер, к вашим услугам. - Щелкнул каблуками комиссар тайной полевой полиции.

- Хорошо, герр Майер. Рудольф Бреннер. Так причем же тут Флорида? - переспросил гауптман.

- Там у янки есть город. Санкт-Петербург. Один из центров табачной промышленности Юга, между прочим. Дразнят американцы Усатого. - Ухмыльнулся Майер. - Дразнят… Это как раз в духе янки. И только им в голову приходят эти идиотские слова - прима, экстра, королевский размер… И что в итоге мы имеем?

- Что? - не понял Бреннер.

- Японская зажигалка, американский табак, новая форма. Без знаков различия, к тому же… Русские перебрасывают сюда элитные свежие части с Дальнего Востока. Вот что это значит. Парень просто не умеет врать. Можно выбить из него все, что требуется. Но мы же, немцы, интеллигентные люди… Не так ли, Бреннер?

- Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - щелкнул каблуками гауптман и раздраженно подумал: «Ты-то конечно, интеллигент! Не-то что мы мясо окопное…»

- Да перестаньте, Бреннер, мы же договорились с вами…

Майер высунулся в окно:

- Эй, рядовой! Ко мне!

Рыжий немец, сидевший около бронетранспортера, подскочил и бросился к окну:

- Рядовой первого класса Эрих Грубер по вашему приказанию прибыл!

- Рядовой, бегом до местного старосты. Отряду вспомогательной полиции прибыть сюда через полчаса. Приказ понятен? Выполнять!

- Так точно, господин фельдсполицайкомиссар! - рявкнул рядовой, развернулся кругом и побежал за ворота.

- Как мне, Рудольф, надоели эти чинопочитания… - вздохнул Майер. - Хочется чего-то простого, домашнего, человеческого. А вам?

«Конечно» - мрачно подумал гауптман - «С тобой пообщайся по-родственному. Мигом дело заведут и в штрафбат загремишь, павлин расфуфыренный» Но вслух сказал совершенно другое:

- Может быть, отобедаем, герр Майер?

- С удовольствием. Только дайте приказ своим солдатам сопли этого большевика вытереть с пола.

Лешка очнулся от скрипа дверей. Он вздрогнул от предчувствия, но на этот раз пришли не за ним. В сарай влетел от могучего пинка долговязый красноармеец в натянутой до бровей пилотке и ржавой от грязи шинели.

- Вот, суки! - ругнулся он, когда дверь закрылась. - Чего пинаются? Гады…

Потом он перелез по сену к Лешке, улегся рядом и протянул руку.

- Здорово! Ты чьих будешь?

- Наших. - Буркнул Леха в ответ.

- Да вижу, что наших! - Засмеялся красноармеец в ответ. - Тебя как звать-то?

- А ты чего такой жизнерадостный? - Покосился на него Алексей.

- Вадик Зелянин! - вместо ответа протянул руку тот.

- Иванцов. Алексей!

- Слышь, Лех… - Вадик подвинулся поближе. - А ты как сюда-то попал?

- На летающей тарелке прилетел…

- Чего? На какой тарелке?

- Ничего. Сам не помню. Помню, что по полю шел. Ночью. Темно было, как у негра в заднице. Споткнулся. Упал в яму какую-то, а там чем-то по голове накрыли. Днем тут очнулся.

Вадик засмеялся.

- Ты что как кобыла? - разозлился Лешка. - Все ржешь и ржешь…

- Да так, выражение забавное, как у негра в заднице… Не слышал раньше. Агась!

- Дарю, - угрюмо ответил Алексей и осторожно потрогал нос. Кровь уже давно подсохла, но дышать было носом тяжело. - Слышь, Вадик, а у тебя покурить есть чего?

- Откуда… Фрицы все отобрали… - Печально вздохнул «сосарайник». - А меня оглушило. Очнулся - немцы кругом. От полка щепки. Триста двенадцатый стрелковый, двадцать шестая Сталинская дивизия, Первая ударная армия. Слышал?

- Северо-Западный?

- Агась. Под Рамушево бились. То наши надавят, то немцы… Траншеи из рук в руки переходили за день раза по два. А дна в траншеях нет. Кровь да трупы. Да… - Вадик на минуту замолчал, а потом продолжил. - Ну, меня и уволокли. А я сбежал. Агась. Деру на пересылке дал. Лопухнулись фрицы. До вологодских им далече…

Он покрутил головой и хекнул.

- А я то родом из Старой Руссы. Вот туда и пошел.

- Фига себе. А сюда-то как попал?

- Так я это… Неделю у солдатки отлеживался. Вроде затихло, ну я и отправился в путь-дорогу. Нарвался, блин масленичный, на полицаев… Вечером отправят по этапу - в деда, в душу, в мать…

- А меня расстрелять собираются…

- Да ты чего? За что?

- Рожей не вышел.

Вадик хихикнул:

- То-то они тебе нос поправили. А чего за форма такая у тебя? Не видал ни разу.

- Опытные образцы ввели. - Покосился на него Лешка. - А я ночью до ветра пошел. Ну и блуданул малость. Вляпался к фрицам в дозор.

- А ты не из десантуры? Тут, говорят, немцам в котел две бригады закидывали комиссары…

- Да какая десантура… Их же вроде в феврале закинули. А к апрелю вроде как кончили уже. - Сказал Лешка, а сам подумал, что под свитером-то тельняшка…

- Да не… Шарахаются еще где-то, - равнодушно сказал Вадик. - Остатки. Фанатики, блин. Ни еды, ни оружия. А все по болотам бегают. Главное толку от них никакого. Сдохли только без дела…

- Странно ты как-то говоришь… - Лешка искоса посмотрел на Вадика.

- А что тут странного? Уж не знаю, что лучше. По болотам без оружия голодным и раздетым бегать или немцам в плен сдаться. Из плена и бежать можно. А тут куда? Или свои или немцы шлепнут. Немцы дюже десантников не любят. Агась.

- А свои-то за что?

- Знамо дело… - пожал Вадик плечами. - За невыполнение приказа и дезертирство. Они тут должны были двумя бригадами весь котел немецкий в плен взять. А немцев тута тысяч семьдесят. Во как.

- Делааа…

- Лех, слышь чего скажу… У меня папироса есть немецкая. Одна. Заныкал от вертухаев фрицевских. И спички в ботинке. Давай-ка курнем!

- Давай! - обрадовался Лешка. - А ну немцы унюхают?

- А… - Махнул собеседник рукой. - Фингалом больше, фингалом меньше. Подумаешь.

- А давай!

Соблазн, втянуть хотя бы каплю никотина, был больше, чем очередной удар прикладом.

Они устроились в углу сарая и, накрывшись шинелью Вадика, стали по очереди тягать цигарку.

В голове поплыло, по рукам и ногам побежали приятные мурашки…

- Где, говоришь, служил то?

Не задумываясь, Лешка ответил первое, что пришло в голову.

- Триста двадцать вторая стрелковая. Восемьдесят шестой полк. Рядовой.

- Вроде не было тут триста двенадцатой?

- А перекинули недавно. Я вообще первый день на фронте.

- Понятен. Ну, сиди пока.

Тут Вадик откинул шинель, подошел к двери и пнул несколько раз.

- Открывайте, песьи дети! Расколол я его.

Дверь открылась. На пороге стояло три бойца в красноармейских ватниках, с трехлинейками, но без петлиц и белыми повязками на правых руках.

«Полицаи!» - понял Лешка.

- Ну, чего, тезка? Будем знакомы сызнова? - ухмыляясь, сказал «Вадик». - Олексий Глушков, начальник Ивантеевского волостного отряда шютцполицай.

Леха молчал. А что тут скажешь? Он встал, заложив руки за спину.

- Выходи, тезка. Сейчас тебе шиссен делать будем.

Делать нечего. Леха вышел под небо, висящее такой же свинцовой тяжестью над бестолковым миром.

Двое полицаев оттащили его к стенке, а начальник Глушков что-то пояснял фельдсполицкомиссару. Тот уже успел сменить штаны, и стоял безукоризненно чистый в этой грязище.

Потом они подошли к Иванцову.

Немец долго разглядывал опухшее лицо Алексея, а потом сказал:

- У тьебя есть два варианта. Льибо ти умираешь сейтчас, льибо ти жьивешь сейтчас. Что ты виберешь?

Леха молчал. На дурацкий вопрос можно дать только дурацкий ответ. Но такого ответа не было в пустой звенящей голове.

- Молчьишь?

Потом он развернулся и резко бросил, ровно выстрелил:

- Erschiessen.

Рядовые немцы наблюдали молча за происходящим.

Глушков взял винтовку, передернул затвор и спросил:

- Тезка, а ты родом-то откуда?

- Вятка, - Приглушенно сказал Иванцов.

- Молись, коли верующий! И глаза-то закрой. Легче будет.

Леха закрыл глаза. До сих пор ему все это казалось бредом каким-то, сном, фантастикой. А тут вот она правда-то… Несколько секунд - и тебя нет. А смерть вот она. Из глаз полицая смотрит. Пулей дотянется сейчас и все…

Конец…

- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Леха свалился на колени:

- Ж-жизнь. Жить х-хочу.

А потом зарыдал и упал окровавленной мордой в коричневую жижу.

- Gut! - остановились рядом с ним начищенные сапоги фельдсполицкомиссара Дитера Майера. - Жизнь есть карашо. Но ее надо заслужить. Да? Ты себя плёхо показал на допросе. Сейчас ты докажешь свою преданность жизни, когда съездишь со своими новыми друзьями в деревню Опалево. Говорьят там есть раненый партизан, а можьет твой товарищ. Соратник. Найди и привези его сюда. Поднимите его.

Майер отошел на пару шагов, не желая больше пачкаться.

Двое полицаев подхватили Иванцова под руки и попытались поднять на ноги. Но Лешка был в полуобморочном состоянии, еле стоя даже с помощью.

Полицаи потащили его к телеге и закинули туда как зарезанного поросенка.

«Russische scwiene…Welche sie die Schweine aller…» - потом он, поморщившись посмотрел на небо: «der Arsch der Welt…»

По дороге в Опалево Лешка успокоился, хотя его и потрясывало время от времени. Ему дали какую-то тряпку, он, сколько смог, отчистил форму. Потом нацепил такую же белую повязку, как и у других. Ему что-то говорили, но он не реагировал, не понимая смысла обращенных к нему слов. Точно через туман доносились звуки разговоров, смешки. Кто-то совал в рот сигарету, он механически курил. Потом снова пошла носом кровь. Он сел сзади телеги - время от времени сморкая и харкая красным на дорогу.

Из оцепенения его вывел только сильный толчок в спину.

- Приехали! - больше догадался, нежели услышал Иванцов Алексей. Бывший студент первого курса, бывший поисковик, а ныне предатель и полицай.

Двое полицаев пошли по одной стороне деревни, Глушков потащил его за собой по другой. Еще один остался в телеге.

Они зашли в первый дом, заглянули в подвал, под кровать, залезли на чердак, посмотрели в хлеву. Потом начальник волостной полиции сунул под нос старухи кулак, и они пошли в другой дом.

Потом во второй, в третий…

А в четвертом Глушков увидал то ли дочь, то ли внучку хозяйки. Молоденькую девчонку лет четырнадцати-пятнадцати.

Выпнув тетку на улицу, он рявкнул на Лешку, чтобы тот постоял в сенцах.

Тот повернулся было, но краем глаза успел увидеть, как полицай влепил пару оплеух девчонке и навалил ее на стол.

Винтовку, чтобы не мешалась, тот поставил в угол и теперь, одной рукой задирая ей юбку, судорожно стаскивал с себя штаны. Девка орала благим матом, но отбиваться даже не пыталась от страшной вонючей скотины за спиной.

Впрочем, Алексей этого всего не слышал и не видел.

Он целился из винтовки в спину полицая.

Грохот выстрела снял все. И вату из ушей, и оцепенение в душе, и вялость в теле.

Тело бывшего полицая сползло на пол, а девчонка билась в истерике, залитая его кровью.

Иванцов вышел во двор.

На выстрел уже неслись по улице двое.

Он перезарядил трехлинейку и почти в упор разнес голову одной сволочи.

Второй остановился, задергался и побежал обратно за забор.

Иванцов пошел за ним. Но дойти не успел.

Пуля из немецкого карабина оставшегося в телеге часового пробила ему живот.

А потом двое полицаев добивали его прикладами… А он улыбался: «Два - один, наши ведут…»