"Дневник" - читать интересную книгу автора (Сухотина-Толстая Татьяна Львовна)

1903

Все мои близкие живы. Папа и Миша более здоровы, чем можно ожидать.

Я пережила свою потерю двух детей очень трудно. Я сделала неимоверные нравственные усилия, чтобы не впасть в отчаяние, и искусственно останавливала свои мысли, как только начинала думать об этом событии. До сих пор не могу без ужаса вспоминать этого. Здоровье мое сильно расшатано, всю осень я хвораю: то бронхит, то колит, то ангина. А главное, почки больны, есть маленький нефрит и разные уремические проявления.

Дора больна сильным нефритом; едет в Каир. Сейчас она, Лева с детьми и двумя нянями и Саша в Крыму. Саша вернется в Ясную недели через две. Мама пишет, что у Андрюши с Ольгой дурные отношения. Мне их жаль, но я думаю, что из дурного поступка, каким была их свадьба, — хорошего выйти не могло. Маша с Колей собираются жить в Москве. Она беременна. Я сначала очень жалела, что я тоже не в таком же положении, но вижу теперь, что не могла бы доносить. Думается мне, что эта моя болезнь почек не пройдет, а есть начало конца. Я не боюсь и не жалею жизни, только это заставляет меня иначе относиться к ней. Желала бы, чтобы это чувство осталось.

То, что делается в природе — удивительно. После чудной, теплой, ранней весны было прекрасное лето и начало прекрасной осени. Но вдруг, 26-го сентября, проснувшись и отдернувши сторки, я была поражена тем, что все было покрыто густой снежной пеленой. Продержался прекрасный санный путь до 4 октября, когда начало таять. Дороги стали невозможные. Вчера опять падал снег при удивительных обстоятельствах: была молния и гром. Я этого отроду не видала и не слыхала. Снег лег на розаны, которых я из-под снега нарвала целый букет.

4 октября мне минуло 39 лет. Дорик выучил и прочел мне стихи и подарил книжечку с самодельными рисунками, очень смешными и наивными. Приезжала Вера Павловна и привезла мне сладкий пирог на очень красивом подносе.

По утрам занимаюсь с Дориком и другими (Катун, Никитка, Феклуша, Машутка) арифметикой, и, когда я хорошо себя чувствую, это мне очень интересно. Пишу свои воспоминания о Ге с большим увлечением. Хочу написать ряд портретов людей (более или менее замечательных), которых я знавала¹. Написала статью и послала в «Новое время», но думаю, что она для этой газеты неподходящая и что она не будет принята².

Живу здесь четвертый день одна. Миша остался, чтобы сажать. Насилу отпустил меня. Проводил до Ржавца, и, расставаясь, сказал тихонько так, чтобы кучер не слыхал: «Мне почему-то кажется, что мы с тобой больше не увидимся». Я чуть не вернулась. Ехала со мной Анна Яковлевна (жена Александра Егоровича), которую сестра везла в клинику на операцию. У нее непроходимость кишок вследствие грыжи. Очень жалостно прощался с ней Ал. Егорович.

Папа нашла необычайно бодрым, потолстевшим. Ездит много верхом. Ездили третьего дня с Зосей верхом, а я с Сашей в шарабане на Козловку и мимо Ливенцова домой. Прекрасная, теплая погода. Мама больна и все прихварывает. А Саша просто жаль смотреть как хворает: то жаба, то кишки, то печень. Никто ею не занимается и сама она так недисциплинированна, что не могу предвидеть, чем это кончится.

Вчера вечером папа читал нам свою статью против Шекспира. Слушали — Бутурлин, Зося Стахович и мы. После этого Зося с папа спорила, и сегодня утром, еще раз пересмотревши кое-что из Шекспира, папа с некоторыми ее замечаниями согласился³.

По вечерам играли с папа в винт, а днями я очень занята копированием моего портрета для Миши и разбиранием разных писем к папа для моих воспоминаний.

Сегодня вечером был Миша брат на два часа. Играл с Сашей на балалайке и гитаре, а потом напевал разные романсы, между прочим один своего сочинения на Линины слова, который очень понравился папа ⁴.

Миша ездил в Пирогово, чтобы по предложению дяди Сережи купить Пирогово, но дядя Сережа не знает, куда ему деваться, и дело еще не сошлось. Видел Машу с Колей, которые жалеют, что у них мало земли, и говорят, что мужицкую скотину надо загонять и брать с них штрафы. Миша как будто, не то с удивлением, не то с порицанием, об этом говорил.

Написала пасынку Сереже письмо относительно воспитания Дорика, о котором мы уже несколько времени переписываемся, но недостаточно внимательно, так как писала в зале при всех и все разговаривали и мешали.

Чувствую себя в Ясной здоровой и бодрой, а то в последнее время в Кочетах так болели почки, пухли руки, что я думала, что у меня начинается неизлечимая хроническая болезнь почек.

Мою статью о браке и незаконных детях, которую я посылала в «Новое время», мне вернули обратно. Может быть, я ее еще разработаю и попытаюсь послать в другую газету или журнал.

Папа со мной удивительно ласков, смеется над моими шутками и называет меня Coquelin aine[263]⁵.

Жду Мишу. Он остался в Кочетах, чтоб сажать. Вчера получила от него три письма. Рвется в Ясную. Вчера были здесь два интересных посетителя: 1) датчанин, идущий на пари пешком без копейки денег из Владивостока в Копенгаген. Он должен был пройти это расстояние в один год, но вчера истек срок и он проиграл. Берет только провизию для пропитания; 2) священник, бывший тюремный⁶. Сначала папа, обошелся с ним холодно, но потом, вероятно не желая отнестись к нему с пренебрежением, поговорил с ним серьезно. Он, вероятно, ездит с надеждой обратить папа, а может быть, и с полицейскими целями. Когда я одна осталась с ним за чаем, он старался и меня обратить, но я ему сказала, что для того, чтобы отшатнуться от православной церкви, достаточно знать о тех гонениях за веру, которые она производит, и о тех жестокостях, которые она делает во имя Христа. Приемы его очень примитивные, но для того чтобы действовать простой искренностью, он недостаточно непоследователен и недостаточно сам верит.

Вчера папа, мама, Саша и Буланже ездили вчетвером верхом, а я с Юлией Ивановной и Беркенгеймом ходила пешком. Снег почти уже весь стаял. Погода утром 1 гр. мороза, а днем 2–3 тепла.

Получено вчера письмо от Афанасия уже с места ссылки из Сибири. Зовет жену. Телеграмма от Гали Чертковой: «Inquiete pour Olga. Espere qu'elle restera chez vons. Anna».[264] Папа ответил: «Olga chez elle. Tout va bien».[265]

Гостит Абрикосов. Милый, чистый юноша.

Пишу копию и переписываю письма к папа разных людей. Вчера нашли неизданные письма Тургенева к папа, начиная с 56-го года ⁷.

Вероятно, я беременна. Срок мой был 29 октября. У меня врожденное очень сильное чувство подчинения воле божьей и инстинктивной веры в то, что все в мире имеет свою цель и делается к лучшему. Если мне придется еще раз испытать то, что я испытала уже три раза за эти 4 года — я все-таки отнесусь к этому с покорностью. У меня, конечно, опять надежда на благополучный исход; и хотя почки у меня хуже, чем когда-либо — срок родов в июле, так что тепло может меня спасти. Хочу никому до своего возвращения не говорить о своем положении для того, чтобы старики не беспокоились и не волновались, и для того, чтобы лишних разговоров не было.

Миша чувствует себя недурно, хотя ноябрь и декабрь для него худшие месяцы в году. Припадок за все время был, кажется, один, и то не сильный. Изредка жалуется на боль в левой руке, но в общем он бодр и здоров. Гуляя сегодня в саду, он вдруг пожаловался на внезапное сердцебиение и слабость, но это скоро прошло.

Сегодня вечером вместо того, чтобы дяде Саше читать «Дон Кихота», Лева читал нам из «Русского вестника» о второй жене Державина, урожденной Дьяковой, родственнице Сухотиных, т. е. Мишиной матери. Аля вязал, мы с Наташей шили, Миша и дядя Саша присутствовали.

Я смотрела на нашу семью и чувствовала большую благодарность за то, что мы так счастливы. У всякого из нас есть причина для огорчения, но в общем мы составляем счастливую семью, доказательством чему служит то, что ни один член семьи (кроме, впрочем, дяди Саши) охотно не уезжает из дома и не отпускает других из дома⁸. За границу все собираются без охоты.

Всю осень хочется писать. Мне всегда кажется, что я могу писать. Но когда я что-нибудь начинаю, то мне это так не нравится, что я в отчаянии бросаю. Может быть, я еще не нашла той формы, которая мне свойственна. Я так определенно знаю, что хорошо у других писателей, и почему хорошо, что, казалось бы, ничего не стоит самой написать. Но на деле этого не выходит. Может быть, это происходит оттого же, отчего я знаю, почему мазурка Шопена хорошо сыграна, а сама я ее и плохо сыграть не могу, т. е. оттого, что я не упражнялась в писании и не училась этому.

Сегодня от Саши письмо, в котором она пишет, что читала папа мои воспоминания о Ге, и что папа велел мне сказать, что в общем хорошо и что он отчеркнул места, которые ему особенно понравились, но что можно сократить, выпустив отзывы рецензентов о его картинах. И следует реже употреблять имя Николая Николаевича.

Начала детский рассказ и прочла начало Дорику, который слушал без интереса. Это верный признак, что нехорошо, потому что вообще Дорик слушает чтение с интересом.

По утрам учу его, Феклу, Катуна и Никитку арифметике. Недостаточно терпелива. Дорик не способен, но старается и хорошего нрава. Сегодня не могла у него добиться ответа на то, что если в сажени три аршина, то сколько в трех аршинах саженей.

Миша заболел. До обеда он пришел ко мне и сказал, что ему нездоровится, и в шутку спросил — нет ли у меня жара? Я попробовала голову, которая была совершенно холодная. Но через час он опять пришел, говоря, что его ломает и знобит. Я поставила ему градусник, и оказалось 38,3. Он все-таки пришел с нами обедать, но ел одну уху. Говорил, что непременно хочет завтра ехать в Ясную, собирался укладываться после обеда, но не был в состоянии и слег. В четыре часа у него было 39,9 и, несмотря на 5 гр. хины, растирание, малину, к 6-ти часам у него ни на одну десятую не уменьшился жар. Когда сильно знобило, сердце было слабо и были сильные перебои. Дали 15 капель ландышевых, и с тех пор пульс лучше, т. е. 110, но удары ровнее и сильнее.

В душе у меня ужас. В лице у него еще ничего нехорошего не видать, но эта болезнь мне очень напоминает инфлюенцу, от которой умер И. И. Раевский в голодный год. Неужели это может случиться? И уже?!

А если это минует, то эта болезнь еще раз заставляет меня обещать, что буду всю жизнь делать все, что могу, для его счастья. И до сих пор мы хорошо жили, так хорошо, как я никогда и не ожидала, но часто я лишний раз его ненужно огорчу жалобами и требованиями, которые можно было бы не произносить и не предъявлять.

Миша почти поправился. Вечером у него температура 37 с лишним, и это мне не нравится. Я чувствую себя очень плохо от беременности.

28 декабря. Вагон. Смоленск. Варшава.

Выехали вчера из Ясной, где с Мишей и Наташей погостили три недели, а Аля, Дорик и Ярыгин дней 10. С нами до Калуги доехала Ольга, ехавшая к Соне. Андрюша все настаивает на том, чтобы с ней окончательно порвать. Она очень огорчена, и, по-видимому, любила его больше, чем мне это прежде казалось ⁹.