"Старьёвщик" - читать интересную книгу автора (Биссон Терри)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

– Кому ты звонишь? – повторила Генри.

Я повесил трубку. Как долго я просидел во сне, слушая лай несуществующих собак? Генри стояла в дверях кухни в своей длинной юбке и свитере с синими птицами, держа в руках пакет с продуктами.

– Моя собака болеет… Что случилось с альбомом? – требовательно спросил я. – Это твой дом?

Вместо ответа она поставила продукты на стол и начала их распаковывать.

– Не вставай, тебе нельзя сгибать ногу. Хочешь чаю?

– Я хочу знать, что происходит.

Она достала из коробки одну из этих новых саморазогревающихся банок. Заварила нам по чашке чая и села за узенький стол.

– Очевидно, ты у меня, – ответила Генри, – на Бэй-Ридж. Стрельбу помнишь?

– Хуже, – сказал я.

Я перевел дисплей телефона на заголовки и подтолкнул аппарат к ней: «Стрельба в подпольном клубе». Генри посмотрела и оттолкнула обратно.

– Я читала статью. Чистая ложь.

Я в любом случае не мог прочитать ее. Потому что подписывался только на заголовки, не на новости. Но сообщать об этом Генри нет никакой необходимости. Я пошел в атаку:

– Вы, ребята, попали в передрягу. Вы солгали служащему Бюро. Украли альбом. Похитили служащего Бюро. Забрали его сотню.

– Какую сотню?

– Сотню, которую я отдал твоему дружку Бобу за проигрыватель. Можешь перестать притворяться, будто он не бутлегер. Или еще хуже, александриец.

– Я не притворяюсь, – сказала она. – А ты должен благодарить Боба за то, что он спас тебе жизнь. Ты бы истек кровью. Он положил какую-то штуковину на твою ногу.

– Куппер, – поправил я. – Я все о нем знаю. В нем есть что-то, что сообщает подробности. Оно также рассказало мне, что куппер может ставить и снимать только врач.

– Ну и?– Если он наложил куппер, налицо еще одно преступление!

Я уже стоял, облокотившись на стол. Почти в истерике.

Потом я увидел, что синие птицы совершенно исчезли со свитера Генри. Он стал серым, как облако. Ее глаза наполнились слезами, которые, казалось, вот-вот прольются. Мне вдруг стало ее жалко. Может, во всем виноват куппер?

Я рухнул обратно на стул и понизил голос:

– Мне вообще не следовало ввязываться. Я просто хотел проигрыватель. Я заберу свой альбом и вернусь домой. Где мой лектро?

– Внизу на улице. Припаркован за углом. Я перевернула коврики, чтобы кровь не бросалась в глаза.

– Теперь мне нужен только мой альбом, и я уберусь отсюда.

– Боб спас его.

– Ну так позвони ему. Ладно?

– Я никогда не звоню ему, он звонит. У меня даже номера его нет.

– Ты понимаешь, насколько это подозрительно? – спросил я.

Мне снова захотелось спать.

– Я уверена, он вечером придет сюда, – сказала Генри, наливая еще чая. – Тебе все равно пластинка до конца месяца не понадобится.

– Что?

– Учет. Только тогда Достойная улица обнаружит, что альбома нет в сумке.

Я моментально проснулся. – Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Знаю, потому что я александрийка, – сказала она наконец. – Или почти. Именно поэтому я подружилась с тобой. Александрийцы всегда ищут контакта со служащими Бюро. Потом ты пришел в школу Чарли Роуза. Я никогда не думала, что все закончится стрельбой.

Почти александрийка? Самое странное, что я совершенно не встревожился. Наверное, все дело в куппере. Или в дымке снаружи, похожей на занавесь, опускающуюся на мир.

– Мы просто нуждались в контакте, – повторила она. – На случай если вдруг что-нибудь появится. Потом пришел ты с пластинкой. Потом появились они. Я так поняла, Бюро нагрянуло с рейдом.

– Только не Отдел принуждения, – сказал я. – Они даже не знают об альбоме. В любом случае они не нападают на подпольные клубы. И не стреляют из «карильона».

– Ну и не александрийцы, – заметила Генри.

Меня она не убедила, но я устал от споров.

Генри стала готовить что-то нам на ужин, блюдо тайской кухни. Я чувствовал себя странно, когда мне подавали на стол. Пока мы ели и ждали Боба, Генри объяснила, как она связалась с александрийцами.

Из-за любви.

Наверное, что-то отразилось на моем лице.

– Не к Бобу! – воскликнула она. – К Панаме.

– Каналу или стране?– Художнику, – поправила она, опираясь на маленький дешевый столик. – Я никогда не хотела быть библиотекарем. Я хотела стать художником. Даже уговорила родителей послать меня в Париж, в школу искусств.

– В Париж, во Францию?

– В Маленький Париж, во Флориду. Панама стал моим учителем. Он очень сурово со мной обращался. Вначале я думала, что он старается разочаровать меня. Потом поняла: он пытается не влюбиться в меня. Ну а я даже не пыталась.

– Вижу, – заметил я.

Синие птицы вернулись. Я не смог сдержать улыбку. Она посмотрела на свою грудь и покраснела.

– Старая, как мир, история. Студентка и профессор. Он считал, что он другой. Я считала, что я другая. Мы даже думали, что сможем иметь ребенка. – Синие птицы постепенно увядали. – Так или иначе, все разбилось вдребезги. Мы жили вместе не больше трех месяцев, когда на школу организовали рейд. Панама еле успел выскочить в заднюю дверь. Я не понимала, что происходит. Была потрясена так же, как ты сейчас. Я встречалась с александрийцем.

– Поэтому стала сама александрийкой.

– Меня не интересовало великое искусство настоящего ли, прошлого или будущего. Я хотела только Панаму. Он послал Боба сказать мне, что ушел в подполье, и просил ждать его. Все произошло почти девять лет назад.

– И ты все еще ждешь.

– Можно и так сказать.

Мы оба все еще ждали – Боба. Сидели за столом и смотрели, как темнеет на улице. Казалось, будто невидимые руки украшают город, вешают нити самородков, бриллиантов, драгоценных камней, по дюжине колец на каждый палец. Один за одним, десяток за десятком, сотня за сотней, все разом, а небо полыхало розовым и красным.

В конце концов буйство красок показалось чрезмерным.

Боб так и не объявился.

– Что-то, наверное, задержало его, – предположила Генри. – Он обычно звонит. Позвонит завтра.

Она чуть не плакала. Я ничего не ответил. Мы просидели еще полчаса не разговаривая, а потом она пошла спать в свою комнату, а я вернулся на диван.

Следующим утром куппер на моей ноге был все еще теплым, хотя и менее розовым, и покрылся короткими, похожими на иголки ежа, волосами.

Мне все также не хотелось в туалет.

Генри ушла. Она постирала и сложила мои голубые брюки с одной полосой, оставила их на стуле. Совсем как новые, если не считать крошечной дырочки и огромного темного пятна чуть выше левой коленки.

Я встал и надел их – нелегкое дело, когда нельзя согнуть ногу. Но мне уже стало лучше.

Я подпрыгнул к окну.

Лектро припаркован за углом, как и сказала Генри. Стоял ветреный октябрьский день, я чувствовал ветер кончиками пальцев через стекло. Листья слетали с деревьев с готовностью самоубийц. Возвышался пик Грейт-Киллс, чистый, раздетый, без облаков. Я увидел оранжевую точку, которая могла быть Корпусом домашних животных, и подумал об одинокой Гомер.

С ней все в порядке – на данный момент. Плата высокая, но не до такой степени. Главное – вовремя платить деньги.

Значит, главное – моя работа.

Значит, главное – вернуть пластинку.

Значит, главное – найти Боба, который не объявился вчера вечером.

Я еще не закончил свою логическую цепочку, когда зазвонил телефон. Я попрыгал к дивану. Номер на дисплее ни о чем не говорил, во мне забрезжила надежда.

– Боб?

– Мистер Шапиро? Сейчас с вами будет говорить врач.

– Корпус домашних животных?

Нет ответа. «Сейчас с вами будет говорить врач» обычно говорят перед разговорами с роботами-рекламщиками, подобная фраза пару лет назад даже стала названием для бродвейского мюзикла. Я уже собирался повесить трубку, когда прорезался голос:

– Мистер Шапиро, доктор Гаттман у телефона. Боюсь, у меня неприятные новости.

– Гаттман? Вы ветеринар Гомер?

– Хуже. Доктор Гаттман из бухгалтерии. Боюсь, у нас проблема.

– Вы получили плату. Я дал согласие. В чем проблема?

– Проблема не в оплате, а в политике. Согласно записям, вы федеральный служащий, «Полное обслуживание служащих Отдела удаления по семейному плану Джорджа Вашингтона»?

– Да.

– В вашем конфиденциальном внутреннем файле, полного обслуживания опция «Служащий Отдела удаления» стерта, а значит, предоставляемые услуги перестали распространяться на домашних животных, – сообщил доктор Гаттман. – Таким образом, нам не удалось активировать добавочную услугу, как планировав лось.

– Стерта?

– Временно. Пока вы на измененном задании.

– Что еще за измененное задание?.. Не кладите трубку, секунду, я перезвоню на Достойную улицу.

Я позвонил на Достойную улицу, но там, как обычно, никто не отвечал. Позвонил домой. Решил, что на моем компе будет сообщение, если вдруг возникли какие-то проблемы. Однако линия оказалась занята. Неужели Достойная улица пыталась дозвониться мне?

Я вернулся к предыдущему звонку, но теперь сам оказался в режиме ожидания. Я воспользовался ситуацией и поскакал в ванну умыть лицо. Посмотрел в зеркало в первый раз за несколько дней и увидел…

– Шапиро? – вопросил тоненький голос. Я схватил трубку.

– Гаттман? Запишите на мой счет «Полужизнь». Я все еще пытаюсь дозвониться в «Федеральное обслуживание».

– Боюсь, что не могу этого сделать, – сказал он. – По федеральному закону нам не дозволяется поддерживать жизнь человека или животного больше чем двадцать четыре часа, если они страдают. По нашим собственным правилам нам не дозволяется активизировать дополнительную услугу, если первоначальный счет на измененном задании.

– Минутку…

– Ваш любимец переехал сегодня утром из общей палаты в «Последнюю веранду». Его страдания окончатся сегодня в полночь. Вы получите по почте фотографию, которую сможете поставить в рамочку.

– Вы собираетесь убить мою собаку?! Щелк.

– Стойте! – глупо крикнул я. На линии царила тишина.

Длинная лестница даже днем утопала в темноте. Я запнулся, держа ногу вытянутой. Добравшись наконец до низа, зашатался. Нога болела. Я боялся заглянуть под штанину, но чувствовал, как куппер сияет от удовольствия. Он обжигал даже через толстую материю небесно-голубых штанов с одной полосой.

Я похромал через улицу за угол к машине. Прижимая большой палец к замку, испытал секундное чувство тревоги – что, если Достойная улица каким-то образом поменяла коды? Наверное, такое можно проделать и на расстоянии, с помощью электроники. Но дверь распахнулась, я проскользнул внутрь и беззвучно поехал.

Не так уж все и плохо. Я направился к мосту, обдумывая ситуацию по пути. Перво-наперво забрать Гомер. Придется успеть до полуночи. Дальше – сложнее. Измененное задание. Выходит, Достойная улица как-то узнала, что пластинка Вильямса исчезла из сумки? Или просто они ждали, пока я проверю свой комп? Мне нужно домой. Нужно найти Боба. Нужно вернуть Вильямса и положить его обратно в сумку перед учетом, который предстоит в конце месяца…

– Поверните направо, пожалуйста.

Я задремал – опять куппер? Я находился в конце моста со стороны Островов. Светофор горит красным светом, а к моему лектро идет служащий моста.

Она постучала по окну своим компом. Я уже собирался открыть окно, когда увидел оранжевый дисплей.

– Поверните направо, пожалуйста, – сказала служащая сквозь стекло, заслонив дисплей так, чтобы я его не видел.

– Конечно, – сказал я, просто чтобы запутать ее. Рванул вперед вместе с другими машинами и оставил ее позади. Я знал, что она не станет преследовать меня. Машина лишилась поддержки электростанции и проедет еще максимум час. Достаточно, чтобы доставить меня на вершину пика. Я прибавил скорости на извилистых улочках в поисках более короткого пути на Небесное шоссе.

Конфискация? Чего? Моего компа? Сумки? (Ни того, ни другого при мне нет.) Лектро? Дела шли все хуже и хуже, но я старался не терять ориентации. В первую очередь самое важное. Гомер! Я безмолвно крикнул: «Держись, девочка!»

Двадцать минут спустя я въехал в облака. Двумя минутами позже добрался до Корпуса домашних животных. Здание представляло собой неясную форму в тумане. Я подбежал к двери и позвонил. В холле никого. Я снова позвонил. Заколотил по стеклу.

– Я посетитель!

Правильно я сказал? Попробовал «клиент». Поменял слова местами. Начал одной рукой звонить, а другой барабанить в стекло. Наконец из тени вышла сестра и приблизилась к стеклу. Ее карточка с именем оставалась закрытой, но я запомнил ее.

– Мне назначено, миссис Кильваре, – сказал я. Полезно называть людей по имени. Но она поняла, что я лгу. Покачала головой.

– Никаких посещений! – прокричала она сквозь стекло, даже не утруждаясь достать свой казу.

– Пожалуйста! – воскликнул я сквозь стекло.

– Полиция! – закричала она. – Гм?

Она взяла телефон и начала набирать номер.

– Пожалуйста!

– Полиция!

Я спустился вниз напрямую, чтобы сэкономить электричество. По дороге попытался снова позвонить домой, по линия все еще оставалась занята.

Потом ответил мужской голос:

– Охрана.

Охрана? Может, я не туда попал?

– Кто это?

– Не твое собачье дело, – ответил он и повесил трубку.

Кленовая улица названа так в честь огромных деревьев, которые когда-то обрамляли почти каждый жилой квартал в Америке, прежде чем их всех покосила болезнь. Дом, который отец оставил матери, а мать оставила мне, стоял в центре квартала. Едва увидев его, я понял: что-то не так.

Дорога полна машин.

Шторы все опущены.

Я замедлил ход, проезжая мимо дома. Его заполняли тени, силуэты, все мужские. Объехал квартал и вернулся обратно, еще медленнее. На сей раз на крыльце стояли двое мужчин с сигаретами! Они улыбнулись мне, когда я проезжал мимо, один из них помахал рукой, нет, отсалютовал.

Я почти остановился спросить, в чем дело. Потом, но зрелом размышлении, передумал. В лектро осталось достаточно энергии, чтобы дотянуть до вершины холма, до конца Кленовой улицы и назад на бульвар Победы.

Потом начал мигать янтарный огонек, но я не обратил внимания и продолжал ехать вперед. Я едва дышал. Руки тряслись слишком сильно, чтобы вести машину. Дела становились все хуже и хуже с тошнотворной скоростью, мой разум безмолвствовал. Может, сказывается действие куппера? Мне нужно найти место, где можно собраться с мыслями, прежде чем я натворю глупостей, например, постучу в собственную парадную дверь.

К счастью, подобное место находилось всего в паре кварталов от моего дома.

– Где твой мешок, Санта? – спросил Лоу, впустив меня внутрь.

– Отпуск, – пробормотал я. Медленно подошел к бару и с облегчением уселся на свой любимый стул. Мне не хотелось, чтобы Лоу увидел, как я хромаю.

– Какой отпуск?

– Ладно, просто выходной, – сказал я.

И понял, что совершил ошибку. Я не хотел ни с кем говорить, пока не выясню, что происходит, а еще лучше, что делать. Я не хотел говорить Лоу – да и Данте, если он здесь – об измененном задании. Или об отключенном от питания лектро. Или об украденном альбоме. Или о пулевом отверстии в моей ноге. Или о машинах у моего дома. Или о силуэтах внутри.

В то же время я никогда не чувствовал себя таким запутавшимся, таким побежденным, таким несчастным. Нужно было с кем-то говорить, поэтому я сделал странную вещь. Она все еще немного сбивает меня с толку. Я сказал Лоу, что у меня только что умерла собака.

– Черт возьми, – сказал Лоу, разбивая яйцо мне в стакан. – Где он, снаружи, в машине?

– Она. Она в Корпусе домашних животных, на пике Грейт-Киллс. И они не отпустят ее.

– Плохи дела, – заметил Лоу.

– Собираются прислать мне фотографию.

– Но ты хочешь похоронить ее, правда?

– Правда, – согласился я. – Дома.

Я даже не думал о таком раскладе раньше, но звучало все правильно. Я чувствовал такой гнев и такую боль, будто Гомер действительно уже умерла. Как будто смотрел в будущее с тем, чтобы потом на самом деле вступить в него.

– Кто ищет, тот найдет, – прозвучал приглушенный голос из темноты.

– Кто делает что? – спросил я.

– Мой двоюродный брат Вергилий занимается лекарствами, если можно так сказать, – поведал Лоу. – Также подрабатывает старьевщиком. Он продает диг копателям, работающим под Грейт-Киллс. Они платят ему тем, что добывают. Ты знаешь диг? Наркотик?

– Слышал о нем, – ответил я. – Но не понимаю, какое отношение он имеет к Гомер.

– Гора изрыта шахтами, – сказал Лоу. – Там добывают всякую рухлядь для блошиных рынков на западе. Барби, туфли, части мебели, машин, пластик…

Я прикончил бутылку. Он что, меняет тему разговора?

– Я все еще не могу понять, какое отношение гора имеет к Гомер? – повторил я.

И почувствовал себя оскорбленным.

– Туннели подбираются к самой вершине, – продолжил Лоу, с готовностью ставя передо мной еще бутылку. – К Корпусу домашних животных. Понимаешь, что я имею в виду?

– Не приставай к нему, – презрительно проговорил Данте. – Его собаку собираются кремировать, а он и знать ничего не желает.

Я оттолкнул бутылку.

– Ты можешь все устроить?

– Конечно, – сказал Лоу.

– Мой лектро в сервисе.

– Не проблема, – сказал Лоу, набирая номер на своем телефоне. – Они приедут и доставят тебя на место сами.

Пробило два пополудни. Гомер будет жить до полуночи. Я выпил бутылку, которую оттолкнул чуть раньше, и заказал еще одну. Может, все-таки что-нибудь и наладится.

Лоу разбил еще одно яйцо в мой стакан.

– Эй, зачем?

– Ты будешь всю ночь бродить по туннелям. Даже ползать. Что с твоей ногой?

Я уже собирался снова солгать, когда Данте сказал из темноты:

– Слышишь сигнал с улицы? Похоже на Глас Судьбы.