"Опасный искуситель" - читать интересную книгу автора (Мартин Дебора)

18

Ричард Кент сидел в гостиной в Веверли и тупо смотрел на записку, которую держал в руках. Потом перечитал ее, скомкал и сердито бросил в огонь.

Черт бы побрал Себастьяна! Они все прибывают сегодня! Но почему именно сегодня?

Ричард рассчитывал, что путешествие в Белхам и обратно займет у брата по крайней мере месяц. На прошлой неделе это казалось ему вечностью. На прошлой неделе он ругал себя за то, что не поехал с Себастьяном, не поехал из гордости – ему не хотелось после стольких отказов вновь просить викария все-таки приехать в Лондон. На прошлой неделе он с нетерпением ждал возвращения брата, надеясь, что тогда наконец разрешится вся история.

Но всего за несколько дней все переменилось. Нет, не все. Cейчас ему, как никогда, было необходимо вернуть свою репутацию, возобновить пришедшее в упадок дело.

Потому что, если он лишится своего дела, у него не будет никаких шансов с Джудит.

Джудит! Сердце его замерло, он снова представил ее себе. Он ею всегда восхищался: с тех пор, как они были детьми, она была такая милая, дружелюбная, такая очаровательно наивная. Она жила в соседнем имении и играла с ними со всеми. Но он был так занят в последнее время воспитанием сестер и своим издательством, что не заметил, как она расцвела, стала взрослой девушкой.

И какой девушкой! Ей было чуть больше двадцати, и ее изумительная фигура и прехорошенькое личико мертвого бы подняли из могилы – что уж говорить о Ричарде!

Но – трудно поверить – всего лишь месяц назад он и не думал о ее прелестях. Все это время Беспорочная Джудит была для него лишь невестой брата. Красавицей, умницей, но – невестой брата.

Потом Себастьян отправился в Белхам, сказав Джудит, что после его возвращения они назначат день свадьбы. И внезапно помолвка, которую все считали само собой разумеющейся, стала реальностью. Сестры Ричарда заговорили о свадьбе, Джудит постоянно бывала у них, знакомясь с привычками дома, в котором она скоро станет хозяйкой.

Почему-то она всегда оказывалась там, где Ричард. И он стал ждать ее появления за столом, скучал, когда она не заезжала к ним вечером, замечал, во что она одета, как улыбается.

Худшее случилось несколько дней назад, когда она застала его утром в сотый раз разбирающим счета. После бессонной ночи глаза у него покраснели, руки тряслись. Она забрала у него счета и, присев в кресло, стала их изучать, а ему велела идти спать.

Удивительно, но он послушался. Она разбудила его в тот самый момент, когда он видел ее во сне, разбудила, ласково положив ему руку на плечо. Он открыл глаза, и первое, что он увидел, было ее улыбающееся лицо. И тут он неожиданно для себя поцеловал ее.

К его изумлению, она не отпрянула в ужасе, не дала ему пощечину. И, когда он наклонил ее голову, чтобы поцеловать снова, она позволила ему сделать это.

После чего она ушла, не сказав ни слова. С тех пор он стал искать встреч с ней и заметил, что, когда он находился с ней в одной комнате, она смотрела на него с милой застенчивой улыбкой.

Он вздохнул, сжал подлокотник кресла. Но почему именно Джудит? Джудит Беспорочная, которая уже никогда не будет для него лишь невестой брата… Женщины давно не волновали его. Ему удавалось смотреть на каждую встречавшуюся на его пути без всякого сердечного волнения.

Но Джудит застала его врасплох. Возможно потому, что она выросла на его глазах, и он никогда не думал о ней как о существе противоположного пола. Но она и не была похожа на других женщин. И еще – она совсем не интересовалась музыкой, так что он мог не бояться, что внимание с его стороны – лишь уловка, необходимая, чтобы получить его поддержку в мире музыки.

И она не отводила взгляд, когда он входил на костылях в комнату, не называла его за глаза «бедняжка хроменький Ричард». Ему доводилось слышать, как такое говорили светские дамы, когда думали, что он их не слышит, говорили таким театральным шепотом, который вполне мог сойти за крик. Он всю жизнь прятался в скорлупу одиночества, сестры были его единственным женским обществом, а на всех остальных он старался не обращать внимания.

До тех пор, пока Джудит… Она была единственной женщиной, с которой он чувствовал себя в безопасности, единственной, которой он мог доверять.

И единственной, к которой не имел права испытывать нежных чувств. Она принадлежит Себастьяну! И через несколько часов Себастьян приедет и заявит свои права на нее.

Стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей.

– Войдите! – рявкнул он.

Когда в комнату вошла та самая, мысли о которой преследовали его все утро, он взглянул на нее и готов был возненавидеть – возненавидеть за то, что она весела и очаровательна, и за то, что он обращает на это внимание.

– Ты сегодня не в духе? – спросила она со своей обычной милой улыбкой и подошла к его креслу. – Кажется, ты сказал Белинде, что хочешь меня видеть.

Он послал сестру за Джудит сразу, как получил записку от Себастьяна, но теперь понял, что не готов сообщить ей новость.

– Может быть, ты присядешь? – сказал он, стараясь изо всех сил говорить любезно.

Она пожала плечами и опустилась в кресло у камина, сложив руки на коленях и ожидая, когда он заговорит. Это была та самая Джудит, вместе с которой он вырос, но она была далека от него и недоступна как редкий тропический цветок.

– Полагаю… – начал было он и внезапно умолк. Голос его ему самому казался неестественным, и он постарался хоть немного его изменить. – Полагаю, ты с нетерпением ожидаешь возвращения Себастьяна.

– Естественно.

Он бросил на нее пристальный взгляд. Но она ответила ему спокойной улыбкой.

– Полагаю, что ты ждешь не дождешься, когда станешь наконец герцогиней, – добавил он язвительно. Ричард не сводил с нее глаз, пытаясь понять, что чувствует она на самом деле.

Она покраснела и отвела глаза в сторону, но ответила, гордо подняв голову:

– Герцогиней? О да, это будет великолепно!

Но не ирония ли слышалась в ее голосе? Джудит обычно не иронизировала, но сейчас Ричард готов был поклясться, что говорила она не без сарказма. А может, он просто слышит в ее голосе то, что хочет услышать?

Хватит ходить вокруг да около. Надо действовать смелее.

– Ты любишь моего брата, Джудит?

Она изумленно распахнула свои небесно-голубые глаза. И все же ответила:

– Разумеется нет, и тебе это прекрасно известно. И он меня не любит. Это договор между семьями, на котором настоял мой отец. Среди людей нашего круга браки по расчету не редкость.

Она объясняла ему все это, будто он сам ничего не знал. Но что-то в ее голосе заставило его про-должать.

– Что же, ты не хочешь выйти замуж по любви?

– Мои желания в расчет не принимаются.

Теперь он слышал в ее словах скрытую боль и что-то еще – возможно, молчаливый протест.

Он стукнул кулаком по подлокотнику.

– Если ты хочешь выйти замуж по любви, почему бы тебе не пойти против воли отца? Скажи ему, что не хочешь выходить замуж за Себастьяна.

Джудит резко встала. Повернувшись к нему спиной, она сказала далеким голосом:

– Пойти против воли отца? Я знала, что ты циник, Ричард Кент, но никогда не думала, что ты станешь учить молодую девушку неповиновению родителям. – Плечи ее дрожали, голос звенел. – Мой долг выйти замуж за того, кого выбрал отец. Он знает лучше, чем я, что мне нужно.

Ее ответ, простой и откровенный, лишал его надежды. Каким дураком он был, решив, что ради него она оставит Себастьяна! Испытывай она к нему хоть какие-то чувства, чему у него было слишком мало доказательств, она никогда бы не ослушалась воли отца. Не зря ее прозвали Джудит Беспорочной.

А может, он все придумал? Может, он был ей безразличен и ошибался в ее отношении к нему? Ведь он всего лишь младший сын, который может в будущем рассчитывать лишь на свое дело, которое, в свою очередь, зависит сейчас от странностей сельского священника и Генделя.

Он калека, и немногие женщины находили его привлекательным. С чего Джудит любить его, если у нее есть Себастьян, крепкий и здоровый?

Он покачал головой и мрачно уставился в огонь.

– Ты примерная дочь. – Ему не удалось скрыть горечь в голосе. – Я убежден, что ты будешь Себастьяну хорошей женой.

Она обернулась к нему и сказала обиженно:

– Ценю твою похвалу. Ты больше ничего не хотел сказать? Хотел лишь выяснить, как я отношусь к твоему брату?

Ее слова напомнили ему о записке.

– Себастьян послал вперед гонца, чтобы сообщить, что прибудет через несколько часов. Я подумал, что тебе следует знать об этом.

Он не мог потом объяснить, почему, сказав это, он обернулся, но он был рад тому, что успел заметить ее реакцию.

На мгновение она побледнела, тень разочарования пробежала по ее лицу, но она постаралась взять себя в руки и сказала лишь:

– Понятно.

На лице ее не было той радости, которую обычно испытывает невеста, узнав о скором приезде жениха. И Ричарду было приятно это заметить.

Он решил не притворяться более. Надо было использовать возможность.

– Ты не должна выходить замуж за Себастьяна, если не хочешь.

Она через силу улыбнулась.

– Уверена, Себастьян будет замечательным мужем. – Увидев, что он нахмурился, она продолжала: – Ты ведь знаешь, какой он. Он обещал моему отцу, что сделает меня герцогиней, и сдержит свое слово несмотря ни на что. – В голосе ее слышалась горечь.

– А ты, ты хочешь быть герцогиней? – Он должен был услышать ее ответ. – Скажи мне правду, дорогая, прошу тебя.

Она разволновалась, когда он назвал ее «до-рогой».

– Я хочу ублажить отца. Неужели ты этого не понимаешь? Я его единственная дочь, он так надеялся, что я стану герцогиней, и поместье Веверли соединится с его поместьем.

Ричард наклонился вперед, не сводя с нее пристального взгляда.

– Понимаю. Но хочешь ли ты быть герцогиней? Я должен знать это, Джудит.

Она вновь побледнела и направилась к двери. Он решил было, что она уйдет, так и не ответив, но вдруг она остановилась и бросилась к его креслу.

Опустившись на колени, она поцеловала его в щеку.

– Пусть будет как будет, Ричард! – прошептала она дрожащими губами. Казалось, она вот-вот расплачется. Не спуская с него умоляющих глаз, она нежно погладила его по щеке, потом отвела руку. – Давай оставим все как есть.

И она выбежала из комнаты.

А он сидел, пораженный, и смотрел ей вслед. Потом медленно улыбнулся. Ответа он все-таки добился.

Ну хорошо, думал он, к черту ее отца, к черту Себастьяна, к черту их всех. Все устроится с Генделем, и тогда все устроится и с Джудит. И что бы Джудит ни говорила, он сделает по-своему.

Корделия заметила, что ближе к Лондону количество карет, почтовых и обычных, повозок, телег утроилось. Днем Себастьян сказал, что его поместье находится к северо-востоку от города, в нескольких милях от него. После этого он надолго замолчал и сидел, мрачно уставившись в окно.

Корделия не знала, как понимать его дурное настроение. Видимо, это было как-то связано с их с Гонориной вечерним разговором. Корделия умирала от желания узнать, о чем они говорили, но Гонорина не сказала ей ни слова.

После того как она целую вечность проговорила с Себастьяном, Гонорина вернулась в их с Корделией комнату и сказала лишь:

– Полагаю, ты достаточно взрослая и сама знаешь, что делаешь. Правда, я не думала, что ты станешь меня дурачить.

«И это все?» – подумала Корделия. Она ожидала, что Гонорина будет читать ей нотации, и даже заготовила ответную речь о том, что ей уже двадцать три года, и она вполне в состоянии сама о себе позаботиться. Но Гонорина ограничилась лишь этим кратким замечанием, из которого Корделия никак не могла понять, о чем все-таки говорила Гонорина с Себастьяном.

Это занимало ее и сейчас. Она взглянула сначала на Гонорину, потом на Себастьяна. Оба были тихи на удивление, что заметил и викарий.

Корделия свернула в трубочку ноты и нетерпеливо барабанила ими по коленке. Эта парочка ее с ума сведет!

Особенно Себастьян со своими предложениями!

Она не могла винить его в том, что он рассчитывал сделать ее своей любовницей. Ведь она сама вела себя вчера просто бесстыже. Но почему этот человек так странно изливал свой гнев – довел до беспамятства своими поцелуями и добился того, что она сама бросилась ему на шею?

Она сердито стукнула нотами по колену. Слава Богу, она не дала ему обещания встретиться в Лондоне!

– Поберегите ноты до Веверли, – сказал ей Себастьян.

Она взглянула на него, и он, впервые за день, улыбнулся. Улыбка его, таинственная, чувственная, напомнила Корделии о его ласках. Словно угадав ее мысли, он окинул ее взглядом и улыбнулся еще шире.

Ее бросило в жар, и она заерзала на сиденье в смущении. Неужто ему доставляет удовольствие указывать ей на ее же слабости?

Она резко отвернулась, и руки ее еще сильнее сжали ноты. Ах, если бы это была его шея! Этот распутник совершенно уверен в ней, уверен в том, что она побежит к нему в Лондоне, забыв про все оскорбления, которые он ей нанес. Любая связь между ними не приведет ни к чему хорошему, но он слишком нагл и самоуверен и не желает этого признавать.

Нет, она докажет ему, что у нее тоже есть гордость. Пусть только попробует приставать к ней в собственном доме!

Но ее дрожащие руки говорили совсем о другом. Разве сможет она сопротивляться? Вся ее решимость пропадает, стоит ему только поцеловать ее. Если он только приласкает ее так, как ласкал вчера, она, забыв про все, согласится стать его любов-ницей.

Она тряхнула головой, словно пытаясь отогнать от себя эти мысли. А может, он не будет искать с ней встреч. Вдруг, встретившись с невестой, он про нее забудет?

Но и эта мысль ее не утешила.

Внезапно Себастьян выпрямился и, радостно улыбнувшись, выглянул в окно. Они въехали на холм, и дорога, ведшая вниз, шла мимо больших усадеб и раскинувшихся поодаль поместий.

– Посмотрите! – Он указал на видневшийся вдали особняк светлого кирпича. – Это Веверли! – И в голосе его звучала законная гордость владельца.

Корделия наклонилась вперед, чтобы получше разглядеть дом. Ребристая крыша венчала огромный дом с флигелями по обе стороны. Судя по количеству окон, в доме было не менее пятидесяти комнат. В одном из флигелей, по-видимому, была кухня, а в другом – конюшня. Наверняка у Себастьяна была не одна карета и, скорее всего, отменные лошади.

Когда они подъехали поближе, она заметила, что дом нуждается в ремонте – крыша на одном из флигелей, скорее всего, пострадала от какого-то недавнего урагана, фронтон второго флигеля тоже был не в порядке, но видно было, что работы уже начались.

Но тем не менее вид усадьбы был внушительный. Дом при ближайшем рассмотрении показался ей огромным, и его величина удручала ее. Со вздохом она подумала о том, к сколь разным мирам принадлежат они с Себастьяном. Да, он был достаточно критичен, говоря о своих предках, но вырос он среди такого великолепия, о котором она в Белхаме и не слыхивала. Даже у графа не было такого роскошного дома.

Подумай-ка об этом, велела она себе. Себастьян часто сидит за одним столом с графами и маркизами, возможно, и с принцами. Наверняка у него свой камердинер и секретарь, занимающийся счетами. И к этому он привык.

Ничего удивительного, что он был так разочарован, когда ему пришлось сделать ей предложение. И ничего удивительного, что по зрелому размышлению он решил сделать ее своей любовницей. Этот дом не для дочери викария. Он понимал это, и ей тоже следовало это понять.

– Вот сад, – объяснял он. – А там часовня. У нас прекрасная часовня, викарий. Уверен, она вам понравится.

И тут он взглянул на нее. Его янтарные глаза светились радостью – он вновь увидел родной дом.

– А вам как кажется, Корделия? Здесь действительно красиво, или во мне просто говорит сентиментальность?

Слезы застилали ей глаза, она отвернулась, чтобы он не заметил их.

– Очень красиво, – прошептала она. – Я никогда не видела раньше такого изумительного дома.

Себастьян повернулся к Гонорине.

– А вы что скажете, миссис Бердсли? – Глаза его сверкнули. – Подойдет, как вы думаете?

Корделия пыталась понять, что он имеет в виду, а Гонорина улыбнулась загадочно.

– Думаю, да, – сказала она, взглянув на Корделию.

Себастьян расхохотался, от его сдержанности не осталось и следа. Пока они спускались с холма и ехали по аллее к дому, он радовался, как мальчишка, показывал им свои излюбленные уголки, ручей, в котором он учился плавать, дерево, с которого свалился в детстве и сломал руку.

Путь их лежал мимо покосившегося домика, и он с жаром заверил их, что в один прекрасный день он вернет поместью былую славу и великолепие. Несколько лет уже он потратил на то, чтобы привести его в порядок, и работа близка к завершению.

Его энтузиазм передался Гонорине, которая принялась расспрашивать о размерах поместья, и даже викарию, заинтересовавшемуся часовней. Но Корделия разволновалась. Она пыталась убедить себя, что провести несколько дней в таком доме, должно быть, очень интересно и другой возможности у нее не будет, потому что даже дом Гонорины не шел ни в какое сравнение с Веверли.

Но, увы, все казалось ей еще одной шуткой, которую решила сыграть с ней судьба. Вид поместья Себастьяна был еще одним напоминанием о том, кто она и кто – он.

Через несколько минут, когда они подъехали к парадному входу и увидели всю семью, вышедшую им навстречу, сердце у нее заныло.

Лорда Кента она узнала сразу – он стоял, опершись на костыли. Но четыре девушки ее озадачили. Три из них, должно быть, сестры Себастьяна, значит, четвертая – Джудит. Леди Джудит, поправила себя Корделия.

Понаблюдав за Себастьяном, Корделия смогла бы понять, какая именно Джудит, но ей не хотелось смотреть, как он встретится со своей невестой, так что она решила попробовать догадаться сама.

Это оказалось несложно, потому что, когда карета остановилась, три сестры окружили Себастьяна, шумно радуясь его приезду. Им было на вид от тринадцати до восемнадцати, и они были довольно хорошенькие.

Четвертая девушка стояла в стороне, мило улыбаясь. Корделия с трудом сдержала стон. Так вот она, леди Джудит. Себастьян говорил, что ей недавно исполнилось двадцать, но выглядела леди Джудит взрослее. Ничего удивительного, что Себастьян женится на ней. Она типичная английская красавица: с белокурыми локонами, нежной кожей и небесно-голубыми глазами.

Себастьян кивнул ей, подтверждая тем самым догадку Корделии.

– Надеюсь, эти три озорницы не слишком тебя донимали в мое отсутствие.

– С возвращением домой, Себастьян, – сказала леди Джудит, подходя к нему. Корделия позавидовала плавной грации ее движений. Себастьян взял леди Джудит за руки и поцеловал ее в щеку.

Это был формальный поцелуй, но у Корделии сжалось сердце. Господи, как же ей выдержать эти несколько дней!

– Тебе следовало бы волноваться о том, как я с ними справлялся, – сухо заметил Ричард.

Себастьян повернулся к брату, стоявшему поодаль.

– Думаю, тебе это неплохо удавалось. – Себастьян посмотрел на Ричарда с одобрением. – Ты выглядишь намного лучше, чем до моего отъезда.

Лорд Кент рассмеялся.

– Меня тут холили и лелеяли сестрички… и Джудит тоже, разумеется, когда навещала нас. И мне это шло только на пользу.

Корделия с любопытством рассматривала лорда Кента. Сразу было видно, что они с Себастьяном братья. Они были оба стройные и высокие, оба не носили париков. Лорд Кент имел, как и его брат, привлекательную внешность, но красота его была более спокойной, в его чертах не было той необузданной, дикой прелести, как у Себастьяна. И глаза у лорда Кента были карие. Правда, он казался бледным.

Но был вовсе не так бледен, как ожидала Корделия. На самом деле он выглядел достаточно неплохо для человека, решившего себя уморить. Она заметила его больные ноги, но, по-видимому, хромота не слишком мешала ему передвигаться, потому что он стоял на лестнице вместе со всеми. Если бы не бледность и не хромота, его никак нельзя было назвать больным.

Уж не лгал ли Себастьян, когда рассказывал о том, в каком бедственном положении его брат? Нет, решила она, взглянув на Себастьяна, который явно был удивлен тому, что нашел брата в относительном порядке.

Лорд Кент кивнул в сторону стоявших поодаль Гонорины, Корделии и викария.

– Может, ты нас представишь или так и будешь стоять и пялиться на меня, словно у меня рога выросли?

Себастьян улыбнулся. Сначала он представил своих сестер – Белинду, Маргарет и Кэтрин, а потом – лорда Кента и леди Джудит.

Взяв викария за руку, Себастьян подвел его к брату.

– Это тот самый преподобный Шалстоун, о котором ты мне столько рассказывал. – Он кивнул в сторону Гонорины. – А это миссис Бердсли, невеста викария. – Помолчав, словно собираясь с духом, он добавил: – Молодая девушка – это дочь преподобного Шалстоуна, Корделия.

Было видно, как изменилось лицо лорда Кента, когда Себастьян представлял Корделию. Было видно, что он не в восторге.

– Великолепное семейство, – сказал он с холодком. – Боюсь, мы не ожидали, что викарий приедет не один, и не подготовились должным об-разом.

– Но мы немедленно исправим свою ошибку, – сказала старшая из сестер, Белинда. – Пойду распоряжусь. – Она взбежала по ступеням, потом остановилась, повернула назад и бросилась на шею к Себастьяну. – Как мы рады, что ты наконец дома, Себастьян! На этот раз не исчезай так внезапно! – И она ушла в дом.

Корделия чувствовала на себе взгляд лорда Кента. Подняв на него глаза, она увидела, что рассматривает он ее с неодобрением. И тут она вспомнила, что Себастьян говорил о том, что к женщинам лорд Кент относится настороженно, вспомнила, что он отказался знакомиться с ее сочинениями, когда в своем письме викарий предложил ему это.

Внезапно лорд Кент улыбнулся, его милая улыбка напомнила ей улыбку Себастьяна, и она подумала, уж не ошиблась ли, решив, что она ему не понравилась.

– Прошу вас, входите, – сказал он, указывая на дом.

– Да, – подхватил Себастьян. – Что мы тут стоим на холоде?

Лорд Кент пропустил всех вперед, а сам вошел последним. Он шел за ними, легко управляясь с костылями, и бормотал:

– Мы рады, что вы приехали втроем. Надо будет распорядиться, чтобы поставили еще два прибора, поскольку мы не ожидали…

– Ты уже говорил это, – раздраженно остановил его Себастьян. – Поскольку ты явно недоумеваешь, почему мы приехали вместе с миссис Бердсли и мисс Шалстоун, я объясню тебе. Вполне естественно, что мисс Шалстоун захотела сопровождать отца, но, кроме того, нам просто необходима ее помощь. У преподобного Шалстоуна болят суставы, так что он не может сейчас играть на клавесине, и мисс Шалстоун играет за него. Мы думали, что, возможно, Гендель захочет, чтобы ему исполнили сочинения викария, и поэтому решили, что будет лучше, если она поедет с нами. Миссис Бердсли поехала в качестве компаньонки мисс Шалстоун.

– Я рада, что вы приехали все вместе, – раздался чей-то нежный голос.

Корделия удивилась, поняв, что говорила леди Джудит. Улыбнувшись Корделии, леди Джудит продолжала:

– Как прекрасно, что вы играете. Видите ли, мисс Шалстоун, сама я под угрозой смерти не смогу сесть за инструмент.

– И сестры мои ничуть не лучше, – добавил Себастьян. – Мы все, кроме Ричарда, совершенно не музыкальны. У Ричарда абсолютный слух, и мы все просто сводим его с ума. Пение Белинды его раздражает, Маргарет он зовет «руки-крюки», потому что она никак не может справиться со спинетом, а Кэтрин… – Он возвел очи к небу. – Даже я не могу слышать, как Кэтрин терзает клавесин.

– Противный, противный Себастьян! – со смехом возмутилась Кэтрин. Она была самой хорошенькой из сестер и больше других была похожа на братьев. Глаза у нее сверкали, как у Себастьяна, а на лице была такая же улыбка.

– Видите, как я отвечаю на вашу сердечную встречу, – сказал Себастьян в ответ на обиженные реплики Кэтрин и Маргарет. Они уже вошли в холл, и слуги помогали им освободиться от шляп, накидок и плащей. – Скоро вы будете винить меня в том, что я так же циничен, как Ричард.

– Они не будут. Они считают, что ты можешь по воде ходить, аки поcуху, – проворчал лорд Кент, стараясь скрыть улыбку. – И все потому, что не ты их поучаешь изо дня в день. Розгами грозить приходится мне, поэтому меня они и называют циником.

– И ты прекрасно знаешь, что вполне заслуженно, – заметил Себастьян.

– Поучает – слишком мягко сказано, – вставила Кэтрин. – Разве так говорят про человека, который готов руки выкрутить, стоит только взять на спинете неверную ноту.

Корделия с изумлением следила за их веселой перебранкой. Слова их казались ей резкими, но было видно, что все четверо шутят. Видно, в семье было принято подтрунивать друг над другом. Наверное, в больших семьях такое часто встречается, решила она.

– Уверяю вас, лорду Кенту не придется выкручивать руки моей дочери, – сказал викарий, улыбнувшись Корделии. – Скажите им, лорд Веверли. Она ведь играет ангельски, не правда ли?

– Совершенно с вами согласен, – ответил Себастьян. – Ты обязательно должен ее услышать, Ричард. Думаю, даже ангелы не могут играть столь прекрасно.

Себастьян с Корделией не смотрели друг на друга, но она словно кожей ощущала его присутствие. И комплимент его был для нее приятнее любых слов, которые сказали бы ей его брат или сестры.

Маргарет, младшая из сестер, низенькая и полная и совсем не похожая на братьев, сказала:

– Мы обязательно устроим концерт… но только после обеда. – Она ухватила Себастьяна под руку. – Джудит, разумеется, остается, и мы устроим грандиозный обед! Как только Ричард получил записку, он велел повару приготовить все твои любимые блюда. Пирог с голубятиной, и цукаты, и…

Но слова ее потонули в общем хоре. Кэтрин спрашивала у Гонорины, как прошло путешествие, Ричард отдавал приказы слугам, Джудит справлялась о здоровье викария.

Предоставленная самой себе, Корделия рассматривала холл. Полы были выложены мрамором, на стенах – фрески. Огромную главную лестницу украшали чугунные решетки.

Она вздохнула. Кенты могли показаться обычной семьей, но это было далеко не так. У них были богатство, власть, связи, и все это они воспринимали как должное. Бывали порой и трудные времена, но сейчас благодаря Себастьяну положение их выправилось, а связей с обществом, к которому она не принадлежала и которого не знала, они не теряли никогда.

Их сословие всегда господствует над ее. Так было и так будет. И она не должна забывать об этом.

И ее мрачные размышления стали еще мрачнее, когда прелестная доброжелательная леди Джудит пригласила всех в столовую. Она еще не принадлежала к семье Кент, но это не имело значения. Она принадлежала к их кругу. И всегда будет чувствовать себя с ними легко и свободно.

Корделия даже не могла испытывать к ней ненависти, леди Джудит была так же мила, как и все остальные, хоть и была соперницей Корделии и писаной красавицей. Из нее получится великолепная герцогиня.

Корделия вздохнула. Ну и пусть. Леди Джудит, по крайней мере, не придется беспокоиться, не завел ли Себастьян любовницу на стороне. Потому что после того, что она увидела здесь, Корделия ни за что не согласится стать его любовницей.

Ведь одно дело, когда отдаешь кому-то свою музыку, и совсем другое – когда отдаешь сердце.