"Амулет" - читать интересную книгу автора (Bibby James)

Глава первая

Смерть застала Дариана врасплох.

Фактически его можно было бы сбить с ног одним взмахом пера. Но оркский воин сражался тяжелым ручным топором. Острое, как бритва, лезвие раскроило шлем Дариана, словно он был из картона, и вонзилось в череп, уложив его обладателя наповал.

Еще мгновение назад это тело было подобно хорошо отлаженному механизму, который легко и непринужденно двигался в привычной обстановке рукопашного боя, а теперь вдруг оно превратилось в бессмысленную груду теплого мяса, драматически рухнувшего на землю…

Но справедливости ради следует сказать, что сражение с самого начала приняло неожиданный поворот. Кухбадорская армия вышла в то утро из Кумаса, собираясь играючи расправиться с несколькими сотнями наглых оркских налетчиков, спустившихся с Ирридских гор. Однако армия столкнулась с хорошо организованным войском, которое состояло из отлично подготовленных солдат численностью не менее двух тысяч.

Дариан растерянно парил над собственным телом и решительно ничего не понимал. Его положение и впрямь было дурацким. Всю свою сознательную жизнь он считал себя воинствующим атеистом и весело подшучивал над теми, кто верил в загробную жизнь. И вот теперь он был мертвый – и в то же время не мертвый.

Дариан разглядывал пустую скорлупу – свое тело – с болезненным интересом. На своем веку ему довелось повидать немало искромсанных трупов, и к страшным зрелищам Дариан был привычен. Но это было совсем другое дело. Разве мог он подумать, что в один прекрасный день будет созерцать собственное мертвое тело? Этот топор превратил его голову в кровавое месиво…

Тут до него дошло, что битва вокруг кипит с прежним пылом. Дариан с любопытством огляделся, желая узнать, какой эффект он производит на живых. Но, похоже, внимания на Дариана никто не обращал. Вероятно, живые его присутствия просто не замечали. Сам же он себя видел как некий туманный образ, повторявший очертания распростертого на земле безжизненного тела.

Более того, теперь, когда Дариан задумался на эту тему, он понял, что видит души других убитых, парящие над своими телесными оболочками. Новички эфироплавания тоже сперва недоуменно озирались по сторонам, но вот одна или две души начали медленно подниматься, нерешительно устремляясь ввысь.

Вдруг Дариана посетила мысль о Валгалле, и он с пугающей ясностью осознал, что это место действительно существует, и вспомнил, что, как воин, павший на поле боя, имеет право на пожизненное, если можно так выразиться, там проживание. Вокруг него призрачные души погибших товарищей ликующей гурьбой торжественно возносились вверх. Но у Дариана с этим возникли какие-то проблемы. По неясной причине он не мог последовать их примеру.

Напрягаясь изо всех духовных сил, ибо физических у него уже не было, Дариан пытался изменить ситуацию, но ничего не получалось. В каком бы направлении он ни двигался, дальше, чем на тридцать футов, не перемещался. Казалось, он прикован к своему телу невидимой тридцатифутовой цепью.

Однако попыток освободиться Дариан не оставлял, но потом, совершенно измучившись, все же сдался. Если бы он все еще находился в своей земной оболочке, то после такого напряжения обливался бы потом и тяжело дышал, но окровавленное тело Дариана лежало на земле бесполезной неподвижной массой, безжизненное и холодное, и как будто не желало его отпускать, лишая шанса на вечное блаженство.

Потеряв всякую надежду, Дариан смотрел на свое тело с унынием и чувствовал себя в полном дерьме. Раньше телесная оболочка его никогда так не подводила, служила верой и правдой. Теперь тело стало трупом, а сам Дариан, похоже, нашел приключеньице на свою задницу. А может, это было своего рода наказанием за его неверие?…

Да ничего подобного! Вон – только что на его глазах одним из первых вознесся к небу дух Торана Черного Щита. Уж кто-кто, а этот был известным святотатцем и богохульником. Его кощунствам не было предела, он сжигал монастыри и насиловал монашек и монахов.

Нет, за этим крылась какая-то иная причина…

Дариан углубился в размышления, но ничего так и не придумал. Тут он осознал, что остался один.

Битва давно закончилась, наступила ночь. Все призраки исчезли, и только по полю, усеянному трупами, ходили живые. Мерцающие факелы в руках людей делали их похожими на светлячков. Время от времени то здесь, то там над землей появлялся дух только что скончавшегося от смертельных ран солдата. Но никто из них надолго не задерживался, практически сразу поднимаясь в небо вдогонку за своими ушедшими товарищами.

Эгоистичные ублюдки, с досадой думал Дариан. Хоть бы кому пришла в голову мысль остановиться и посмотреть, нельзя ли мне помочь!…

Время шло. Над горизонтом снова встало солнце. Дариан угрюмо наблюдал за похоронными командами, подбиравшими изуродованные трупы, за санитарами, искавшими раненых, которым тут же оказывали помощь. Но он не мог смириться с судьбой и то и дело повторял безуспешные попытки последовать за счастливчиками в благословенную страну.

Вскоре его внимание привлек человек, бродивший среди тел и как будто выискивавший что-то. Этим человеком оказалась молодая женщина с длинными темными волосами и бледным грустным лицом. Хотя она была одета в простые брюки из коричневой кожи и такой же жилет, по тому уважению, которое ей оказывали встречные, было ясно, что это важная персона.

Дариан безучастно наблюдал за тем, как, двигаясь от трупа к трупу, она иногда наклонялась, чтобы повернуть мертвую голову или открыть застывшее в смертной маске лицо. Но, видно, ее поиски были напрасными.

И тут случилась следующая штука. Приблизившись к телу Дариана, женщина ахнула, пробормотала нечто невнятное и остановилась. Потом она присела на корточки и сорвала что-то с его залитой кровью шеи. Некоторое время женщина рассматривала свою находку, а затем, сунув ее в карман, повернула назад и уверенной походкой зашагала прочь.

В голове Дариана промелькнула злобная мысль по поводу того, какое наказание могло ждать хрупких женщин, бродивших среди трупов и занимавшихся мародерством. Как посмела она украсть то, что было у него на шее? Однако вслед за возмущением пришло недоумение. Что могла она взять? Он ничего не носил на шее…

Или носил? По непонятной причине Дариану было трудно откопать что-либо в памяти. Его собственная жизнь представлялась как бы скрытой за густой пеленой тумана. Но вот туман на какое-то мгновение рассеялся, и Дариан вспомнил.

Конечно!… Это же был амулет, подаренный ему накануне битвы лордом Марденом. Безобразного вида вещица из черного металла в форме головы орка. Лорд Марден божился, что амулет принесет удачу. Но Дариан был уверен, что за этим стояло нечто большее. Что там еще говорил лорд?…

Только он приготовился раскрутить упрямую память на дальнейшие откровения, как почувствовал, что его резко рвануло в сторону и, как собаку на поводке, бесцеремонно потащило прочь от тела.

Какого… начал Дариан думать про себя, но тут же обнаружил, что не может вспомнить ни одного бранного слова из тех, какими обычно пользовался в подобном случае. Что за… такое-разэдакое творится с моей памятью? – ломал он голову. Что за свистопляска происходит?

Впереди, футах в сорока, маячила осторожно пробиравшаяся среди трупов тонкая фигурка женщины, и Дариан обнаружил, что следует за ней. Он уже удалился от своего тела на порядочное расстояние и не мог различать его среди остальных. Со щемящей тоской Дариан понял, что, вероятно, больше не увидит своей телесной оболочки.

Вот… проклятие! – подумал он, все еще силясь вспомнить нужные слова. О, как там тебя, эта черто-свистка или как там еще эта ерунда называется!…

Тем временем женщина подошла к лошади, привязанной к кустарнику у края дороги. Дариан с беспокойством наблюдал за тем, как она отвязала поводья и легко вскочила в седло. Стегнув лошадь плеткой, женщина понеслась на восток, в сторону Кумаса.

В голове Дариана начали возникать вопросы, но не успели они принять конкретную форму, как невидимая сила рванула его несчастную душу вперед и потащила за неизвестным захватчиком, как невесомый несчастный шарик, привязанный к нитке.


Молодая женщина оставила лошадь на заднем дворе «Черного жезла», тихой и довольно захудалой таверны в Кумасе.

Макоби – а именно так звали девушку – одолевали тревожные мысли. Она являлась единственной дочерью регента Кумаса и прежде не знала ни забот, ни печали. В ее распоряжении всегда находился целый рой вежливых и почтительных слуг и служанок, предупреждавших любое желание Макоби, стоило ей только о чем-либо заикнуться. До недавнего времени самой большой проблемой девушки были сменявшие друг друга нетерпеливые молодые принцы, прыщавые и противные, которых приводил к ней отец на смотрины в надежде удачно сосватать…

Честно говоря, и это на самом деле не было такой уж большой проблемой. Связывать судьбу с каким-нибудь тощим подростком с терминальной стадией юношеских угрей в намерения Макоби не входило, и она просто взбунтовалась, хорошо зная, что любящий папочка пойдет у нее на поводу.

Однако шесть месяцев назад привычный мир внезапно рухнул, и ее спокойной жизни пришел конец. Макоби впервые по-настоящему влюбилась. Объектом нежного внимания девушки стал лучший друг ее брата Мардена Сараккан. Он служил капитаном дворцовой охраны и был прямо-таки воплощением девичьих грез: красивый, умный, компанейский…

К несчастью, в глазах отца Макоби парень был наименее желательной партией для дочери, так как происходил из крестьянской семьи и имел денег меньше, чем обанкротившийся попугай. В это же время к ней начал проявлять недвусмысленный интерес Миал из Минас Лантана, старший сын последнего правителя города. Вечно поглощенный какими-то мрачными думами, он производил на окружающих довольно зловещее впечатление.

Макоби хотела сразу дать ему от ворот поворот, как и остальным претендентам на ее сердце и руку, но на этот раз отец, к ужасу девушки, не позволил ей артачиться. Не проходило дня, чтобы он не восхвалял заслуг жениха, рассказывая про его богатство, связи, происхождение, власть… и еще раз про богатство. Но заставить Макоби повиноваться было не так-то просто. Она не поддалась давлению.

Потом ее отец пал жертвой какой-то странной болезни, в одночасье превратившей сильного и могущественного властителя в слабого брюзгливого старикашку. Чувствуя, что силы покидают его, регент начал настойчиво уговаривать Макоби согласиться на столь выгодный брак.

Отказывать отцу с каждым днем становилось все труднее. Сначала девушка опиралась на поддержку брата, но неделю назад с ним приключилась непонятная перемена. Из жизнерадостного и уверенного в себе человека, каким она знала его с детства, Марден превратился в угрюмую, замкнутую, молчаливую личность. Даже Сараккан не мог достучаться до его сердца. Именно тогда брат начал носить тот безобразный амулет…

Тут грянуло еще одно несчастье, послужившее последней соломинкой, сломавшей крепкую верблюжью спину, – нашествие орков. Первоначально было получено сообщение о том, что около двух сотен разгулявшихся вражин перешли реку Аловак в районе Лампа Санды и взяли небольшой городок Клинтхилл. Весть о вторжении достигла соседних городов. Срочно были мобилизованы солдаты и милиция. В Кумасе из них сформировали армию, получившую, казалось, простое задание – навести после визита непрошеных гостей порядок.

Орков всерьез никто не воспринимал. Кое-кто из друзей Макоби даже предложил поехать вслед за армией, чтобы с удобного места понаблюдать за военными действиями, обещавшими стать зрелищными.

Но в ту ночь Марден зашел в комнату сестры в замке и предупредил об одолевавших его дурных предчувствиях. Он опасался, что армия попадет в ловушку. Еще брат сказал Макоби, что ощущает влияние какой-то скрытой силы и что девушка тоже находится в опасности. Марден просил ее никому не доверять, кроме него. Больше Макоби не смогла вытянуть из него ни слова, как ни старалась.

На другой день по Кумасу разнесся слух, что численность армии неприятеля в десять раз превышает первоначальную цифру. Макоби, недолго думая, сменила богатый наряд на простую одежду для верховой езды и незаметно покинула город. Она скакала всю ночь в надежде нагнать брата, но к тому времени, когда достигла поля боя, сражение закончилось. Орки были обращены в бегство, но армия понесла тяжелые потери.

Макоби искала Мардена среди живых и среди мертвых, но безрезультатно. Зато она нашла странный амулет, который брат носил последнее время, не снимая. Правда, вещица почему-то висела на шее у солдата, которого она не знала.

Макоби остановилась, чтобы снять амулет с залитого кровью тела, но едва прикоснулась к нему, как по ее спине пробежал неприятный холодок. В то же мгновение девушка поняла, что ее брат мертв и что она сама, как Марден и предупреждал, тоже в опасности. Поэтому, вернувшись в Кумас, Макоби решила затаиться и попробовать разобраться, что же все-таки творится.

* * *

Пока оставленный Макоби скакун бранских кровей подозрительно поводил ноздрями у яслей с залежалым сеном, заготовленным, вероятно, еще до его появления на свет, его хозяйка вышла из полуразвалившегося хлева и пересекла грязный, выложенный булыжным камнем двор, направляясь к таверне. Толкнув дверь и сделав несколько шагов вперед, девушка очутилась в зале с барной стойкой, тут же едва не задохнувшись от вони.

Смрад, ударивший в нос, мог бы свалить с ног дюжего детину. Среди обрушившихся на нее ароматов Макоби различала запахи дыма, тушеной капусты и мочи (или, может быть, капусты, тушенной в моче), но все это перебивал дух, исходивший от здоровенной бочки с явно прокисшим пивом и огромного волосатого тела, принадлежавшего владельцу заведения. Он стоял, положив голое, толстое и покрытое обильной растительностью брюхо на стойку, и разговаривал с неряшливой женщиной таких же необъятных габаритов.

Звук хлопнувшей двери отвлек внимание хозяина от предмета флирта. Явно раздосадованный кабатчик повернул голову. При виде хрупкой фигурки Макоби испещренное оспой лицо ощерилось в плотоядной ухмылке, обнажив гнилые зубы, сильно смахивавшие на два ряда могильных камней в процессе разрушения. Макоби невольно содрогнулась.

Но, поборов желание сбежать, взяла себя в руки и постаралась не выказать страха.

– Мне нужна комната, – смело обратилась Макоби к трактирщику.

Тот опять улыбнулся. Теперь его лицо походило на кладбище в День, Когда Протрубили Трубы.

– Отлично! – Он не скрывал своей радости. – И кто это нас посетил?

– Э-э-э… Лона. – Макоби решила сохранить инкогнито.

– Что ж, Лона, следуй за мной!

С этими словами хозяин таверны скрылся за дверью в конце зала, где винтовая лестница вела на второй этаж.

Макоби, стараясь не дышать, шла за ним. Наверху ее глазам открылся темный коридор с рядом едва различимых деревянных дверей, который был освещен единственной сальной свечой, уже оплывшей, в жестяном подсвечнике. Свеча сильно чадила, испуская кольца черного дыма и еще более мерзкий запах, чем давно немытое тело трактирщика.

Когда здоровяк остановился у последней двери и бросил на Макоби косой взгляд, девушка вся напряглась, готовая оказать яростное сопротивление.

– Это удовольствие стоит два серебряных таблона за ночь, включая завтрак. – Он снова плотоядно ощерился и приблизил к Макоби лицо. – Но мы всегда можем прийти к альтернативному решению и вовсе обойтись без денег…

– Думаю, что нет.

Макоби была рада, что ее голос не выдал страха. Она демонстративно опустила глаза, и трактирщик проследил за ее взглядом. Он побледнел как смерть, когда увидел в руках у девушки маленький, но острый, как бритва, кинжал, который она держала на уровне его паха.

– И если ты еще раз позволишь подумать что-нибудь подобное, – продолжила она, – я обещаю, что, уходя из этой вшивой дыры, повешу твои яйца себе вместо сережек. Понял?

Трактирщик кивнул и медленно попятился назад, не спуская глаз с отточенного лезвия. Цвет его лица напоминал окрас личинки мухи.

Стараясь не рассмеяться, Макоби открыла дверь и, переступив порог комнаты, плотно прикрыла ее за собой. Оказавшись одна, она облегченно вздохнула и осмотрела свое временное прибежище.

Кроме деревянной кровати и такого же стула, другой мебели в комнате не было, но, по крайней мере, она оказалась относительно чистой. Голый дощатый пол и простые деревянные стены не имели никаких украшений. Тот, кто проектировал интерьер, вероятно, полагал, что дерева в спальне не может быть много.

Макоби подошла к кровати и пощупала рукой матрас. Тот был мягок, как гранит. Девушку передернуло. В комнате царил промозглый холод, хотя в камине горел слабый огонь.

Сев на стул, Макоби вытащила из кармана черный металлический амулет, принадлежавший недавно ее брату, и принялась рассматривать уродливое лицо орка, пялившееся на нее слепыми провалами глаз. Лицо было таким страшным, что больше походило на жуткую карикатуру – человек, жестоко избитый и до крайности обезображенный.

В действительности большинство орков выглядели подобным образом, словно и на самом деле их сильно били и уродовали. Так что в этом плане амулет отличался удивительной жизненной правдой.

Как это не похоже на Мардена – носить такую мерзость, подумала Макоби. Хотелось бы мне иметь что-нибудь более элегантное на память о нем.

К изумлению девушки, черный амулет в ее ладони вдруг расплылся, стал текучим и начал на глазах преображаться, меняя цвет и форму до тех пор, пока не превратился в изящный золотой кулон в форме головы льва.

Макоби как завороженная уставилась на вещицу, не в силах оторвать от нее взгляда. В следующее мгновение она почувствовала в комнате какое-то непонятное движение и увидела, как сквозь дверь медленно просачивается какая-то неясная тень.

Нечто до тошноты повторяло все детали того мертвого тела, с шеи которого девушка сняла амулет, вплоть до разрубленного надвое металлического шлема – с той разницей, что было нереальным, призрачным, и оно было похоже на тень, на кошмар, на ужас предрассветных сновидений… тварь смогла проникнуть в помещение сквозь толщу дерева, не открывая двери. Так дождь просачивается сквозь ткань дешевого пальто.

Макоби вжалась в стул, стараясь стать незаметной. Призрак медленно проплыл мимо и виноватой тенью повис у едва теплившегося камина.

– Что вам надо? – еле слышно прошелестел голос Макоби.

Призрак смерил ее несколько озадаченным взглядом и пожал плечами.

– Чтоб мне сдохнуть, если я знаю, – сказал он и тут же расплылся в счастливой улыбке. – Память, кажется, возвращается.

И, к удивлению Макоби, призрак начал исторгать ругательства и брань, от которых у девушки моментально завяли уши. Наверное, он не остановился бы до утра, не запусти Макоби в него ночным горшком.