"Ронан-варвар" - читать интересную книгу автора (Бибби Джеймс)

ПЛЕМЯ

Неболуйские равнины миля за милей тянулись между Северными Горами и Лесом Снов. Некогда цветущие пахотные земли на востоке Галиадора ныне подверглись серьезным климатическим переменам. Землетрясения отвернули две главные реки прочь от этого региона. Скудость осадков превратила верхний слой почвы в пыль, а жестокие северные ветра эту пыль сдули. Стало невозможно возделывать землю, и люди начали уезжать, сперва семьями, а потом целыми деревнями. В конечном счете равнины превратились в пустыню. Кое-что там еще можно было взрастить – к примеру, одиночество. Или скуку. А еще голод и жажду. Но посевы? Сомнительно. Не многие оставшиеся в голых пустошах принадлежали к одной из трех категорий. Или бедные, или совсем нищие, или мертвые.

Аккурат в середине самой пустынной части равнин стояла хижина, вид которой наводил на мысль, что ее построил некто, лишенный и инструментов, и навыка, а также, вполне возможно, и рук. Пронизывающий ветер свистел вокруг свалявшегося гнилья соломенной крыши и задувал песок заодно с гравием под дверь, в которой было больше дыр, нежели древесины. Под прикрытием стен мазанки, где ветер всего лишь создавал дискомфорт, но не вызывал откровенную боль, нашел себе приют недокормленный и рахитичный осел. Осел этот был до предела измотан. Большую часть дня он провел в поисках еды, а оставшуюся часть в мыслях о еде. Пока что ему удалось съесть несколько клочковатых побегов травы паты, немного земли, отколовшийся кусок собственного копыта и бумажный мешок. Бумажный мешок был, пожалуй, гвоздем программы. Теперь, когда на пустыню падала ночь, осел стоял в сгущающемся мраке, рокоча пустым животом, жевал камешек, пытаясь вообразить его куском репы, и с пессимизмом поглядывал вверх, на солому.

«Вот мудаки! – думал он, пока аромат гниющей соломы плыл вниз. – Лучшая еда на многие мили в округе, и они ее на самую верхотуру засунули. На этой соломе я бы еще не одну неделю перекантовался».

Осел, как ему показалось, провел столетия, пытаясь измыслить способ забраться на крышу, и в настоящее время корпел изо всех сил, стараясь отрастить крылья, – но, надо сказать, без особых успехов.

Внезапно осел навострил уши. Что это там такое вдалеке? Вроде как приближающийся стук копыт. Не возвещает ли это, часом, о прибытии еды? Может статься, какое-то пекущееся именно об ослах благотворительное общество проведало о его незавидном положении и теперь во весь дух неслось его спасти! Скажем, «Солома для бедняков» или «Сено ради спасения». Да-да, наверняка так оно и есть! С рокочущим животом и оптимизмом в сердце осел терпеливо ждал пришествия Немезиды.

Словно стая воронов, летящих на падаль, Племя Фаллона вырвалось с востока. Всадники мчались как ветер, черные тени на еще более черной равнине. Копыта их коней были обмотаны тряпьем, приглушая звук приближения. Неожиданность стала их оружием, как и страх, а все люди были их врагами. Не жалели они ни мужчины, ни женщины, ни ребенка. В общем, серьезные ублюдки.

Пока они текли по равнинам подобно волне скверны, два ведущих всадника отделились от группы и легким галопом направили коней к хижине. Более крупный из них пристально взглянул на сооружение, затем заговорил:

– Скачи с племенем, Ангнейл! Здесь забавы только на одного. Я к вам потом присоединюсь.

Ангнейл пришпорил коня в погоне за остальными и безмолвно слился с ночью. Его вождь спешился, оставив своего мощного, черного как смоль коня топтаться на голой земле, а затем помедлил, чтобы понюхать воздух. О боги! От такой вонищи стошнило бы даже орка! Каким же надо быть идиотом, чтобы устроить помойную яму так близко к дому, да еще с наветренной стороны! Некрос безнадежно покачал головой, и золотое ожерелье у него на шее сверкнуло в лунном свете. Затем, прижимая к носу плащ, он целеустремленно зашагал к хижине. Его слезящиеся глаза сияли радостным предвкушением.

Внутри хижины Варг Худой сосредоточивался на обеде, пока его жена с трепетным обожанием за ним наблюдала. Вообще-то звать его «Варг Худой» было бы не совсем верно. По сути, даже «Варг Болезненно Тощий» было бы в отношении его мощей вопиющей несправедливостью. Впрочем, как любил говаривать Варг, на пессимизме далеко не уедешь. Именно неисправимый оптимизм привел его к тому, чтобы звать свою жену «Елена Не-Очень-Прекрасная». Благодаря все тому же оптимизму Варг по-прежнему торчал на равнинах, когда все его соседи давно сдались и уехали.

«Ничего-ничего, – пробормотал Варг, когда с урожаем опять ничего не вышло, и все оказались перед лицом голода… На море и покруче бывает!»

Но соседи просто швырнули в него пару-другую кирпичей и двинулись к югу.

«Паникеры! – сказал тогда Варг. – У этих равнин завидное будущее».

Был в этом году момент, когда и впрямь почудилось, что Варг мог оказаться прав. Несколько месяцев тому назад в один прекрасный день действительно пошел дождик, и к середине лета пшеница стремительно вытянулась сантиметров на пятнадцать. Но с тех пор – ни шиша. Урожай опять вышел смехотворным. И сегодня вечером последние несколько зерен пшеницы были размолоты, чтобы испечь миниатюрную булочку, весьма убого смотревшуюся на единственной тарелке, хранившейся в этом доме. Но Варг не был обескуражен. У него уже родился план.

Варг очень гордился своими скромными планами. Не будь этих планов, они бы к этому времени уже наверняка до смерти изголодались. Одной из его идей было устроить помойную яму именно там, где они ее устроили, и больше не сыпать туда негашеную известь. Варг назвал это своим М-диетическим планом, где буква М означала мух. Они тысячами туда слетались, и Варг с Еленой проводили массу времени, придумывая интереснейшие рецепты, основанные на столь необычном источнике белка. Имелись у них, к примеру, такие блюда, как «паштет из мясных мух», «хрустящий сюрприз из трупных мух» и, конечно же, их любимое, «давленые личинки в собственном соку». Примерно в это же время соседи перестали заглядывать к ним на обед. Варгу пришлось признать, что, пусть даже его М-диетический план с питательной точки зрения великолепен, но серьезнейшую проблему составляло хранение продуктов.

Однако, если бы все пошло как надо, самый последний план Варга обеспечил бы их первой подобающей едой за многие недели. Вчера Елена обнаружила, что в дыре под внутренним сарайчиком, согласно Варгу, который представлял собой не что иное, как платяной шкаф, живет настоящая крыса. Подумать только – живая, сочная крыса! И вот, битых два часа Варг усердно и кропотливо разрисовывал указательный палец левой руки, пока не сделал из него точную копию куска плесневелого сыра. Затем Елена сказала ему, что, насколько она знает, крысы ориентируются не только по виду, но и по запаху, после чего Варг еще час держал палец у себя в подштанниках. Он не был до конца уверен, что палец после этого стал пахнуть сыром но Чем-то таким он, безусловно, пах, а уж выглядел будьте-нате. Теперь Варг лежал на полу, вытянув указательный палец перед крысиной дырой, другую руку, с увесистым камнем, он держал над головой.

Позади Варга у стола стояла его жена, нервно наблюдая за супругом, пока у нее за спиной их ребенок подпрыгивал вверх-вниз над столешницей в самодельный качалке. Варг очень гордился этой качалкой, которую он смастерил из побега фесты и старой резины и подвесил к крыше. Он куда меньше гордился Глобом, их отпрыском, и даже в самые оптимистические минуты не мог придумать ему лучшего прозвания чем Глоб Паскудный. Ибо дитя это, мягко говоря, симпатии не вызывало. Оно выглядело столь уродливо, что даже самые заботливые родители в мире постоянно испытывали бы искушение прикрыть его физиономию мокрым подгузником…

Итак, Варг наблюдал за крысиной дырой, Елена наблюдала за своим супругом, а Глоб качался вверх-вниз и издавал такие звуки, словно засасывал слизняка. Неожиданно в хижину вошел Некрос. Поначалу его никто не заметил, ибо едва он вошел, как близорукая крыса высунула морду из норы и тяпнула Варга за палец. Вопя сразу и от боли, и от торжества, Варг метким ударом размозжил крысе голову. Затем, ухватив за хвост крошечный трупик, он подскочил к жене, и они принялись радостно обниматься.

Позади них нетерпеливо ждал Некрос. Он не привык к тому, чтобы его так бесцеремонно игнорировали. Ему нравилось делать Королевский Выход и видеть страх в глазах людей. Какое-то мгновение он оглядывался, затем глаза его вспыхнули при виде Глоба. Ухватив качалку за самый виз, он оттянул ее мимо края стола почти до пола и отпустил. Раздался такой звон, словно сработала гигантская катапульта, а за звоном последовал шум крупного снаряда, прорывающего соломенную крышу, и затихающий на отдалении детский рев. На какой-то жуткий момент Варг и Елена застыли как статуи, глазея на проделанную в крыше дыру в форме ребенка, после чего их взгляды обратились к грозной фигуре, подступающей к ним с мечом наготове. Природный оптимизм Варга тут же взял верх, и он протянул грозной фигуре крысу.

– Пообедать не желаете? – любезно спросил он.

Снаружи осел как раз изобретал какой-то способ избавить безмозглого черного конягу от восхитительного мешка с сеном, привязанного к его седлу, когда крупный мужчина широким шагом вышел из хижины. Помедлив лишь затем, чтобы вытереть окровавленный меч о гриву осла, он вскочил в седло и, пришпорив коня, галопом погнал его во тьму.

«Во мудак! – подумал осел. – Пользуется тобой как кухонным полотенцем, а потом сваливает, даже сухой морковкой не отблагодарив». Затем, со смутной мыслью о том, не оставил ли этот ублюдок в доме чего-то съедобного, осел засеменил ко входу в хижину.

Еды он, разумеется, внутри не нашел. Только хозяина с хозяйкой, неподвижно лежащих на полу. Совсем неподвижно. А вокруг них почему-то было расплескано изрядное количество липкой алой жидкости – и по полу, и по стенам, и даже по потолку. Осел неторопливо прошел ту да, где лежал его хозяин и осторожно его обнюхал. От алой жидкости шел нежный пар, она имела слабый, но привязчивый запах, который странным образом казался привлекательным. Непривычная мысль пришла в голову ослу.

«Интересно, – подумал серый, – каков мой хозяин на вкус».