"Цветок Запада" - читать интересную книгу автора (Беверли Джо)Глава 14Фицроджер проскакал через монастырский двор и направил коня к лазарету. День выдался просто ужасный. Сначала ему пришлось выслушать нарекания Генриха из-за отсутствия крови на простыни, которой следовало бы помахать перед носом Ланкастера. Да ему и не стоило оставлять свою непредсказуемую жену на весь день с графом. Он знал, что ей импонировали холеные, вальяжные мужчины более зрелого возраста. Видимо, Ланкастер чем-то ей напоминал покойного папочку. Самому Фицроджеру не пришлось испытать таких теплых чувств к своему папаше. Он никак не мог понять, почему до сих пор не лишил эту девицу невинности и не положил конец всем тревогам. Несомненно, многие чересчур нежные невесты плакали и сопротивлялись в критический момент в такой ситуации, но потом быстро приходили в себя. Но Тайрон понимал, что если бы он опять оказался с ней в постели, то вел бы себя так же, и это его волновало. Слава Богу, Генрих не узнал правды, иначе бы он заставил их совокупиться, угрожая мечом, или же использовал свое право сеньора на первую брачную ночь. Ведь Генрих никогда не останавливался ни перед чем, чтобы достичь целей. Король был прав, когда возмущался тем, что Фицроджер не смог засвидетельствовать невинность невесты. Тайрон злился на себя за подобное упущение. Имоджин из Каррисфорда лишила его разума! Интересно, что она еще задумала, пытался догадаться он. Когда они с Генрихом вернулись в замок после неудачной охоты, им передали, что Имоджин осталась в монастыре. Генрих, узнав об этом, был краток и настойчив. Их супружеская жизнь должна продолжаться. Король приказал, чтобы Имоджин немедленно вернулась в Каррисфорд и вела себя, как подобает добропорядочной жене. Привратник объяснил Фицроджеру, что она осталась в лазарете и что с ней все в порядке. Фицроджер, отправляясь в монастырь, готов был притащить Имоджин домой, если понадобится, даже за ее длинные роскошные волосы. Он готов был поколотить ее. Шла вечерняя служба, и успокаивающие звуки церковного пения неслись над цветами и травами в монастырском саду. Фицроджеру стало неловко из-за запаха крови, пропитавшей его одежду. На сегодняшней охоте они подстрелили лань. Он пожалел, что не помылся, отправляясь сюда. Братья-монахи пели о страхе перед вечной ночью и боязни умереть без покаяния. Они молили, чтобы вселюбящий и всемилостивейший Бог защитил их от козней дьявола. Фицроджеру в детстве пришлось некоторое время пожить в монастыре. Семья его матери отослала его в монастырь в Англию, но Роджер из Клива прослышал об этом и заставил настоятеля вышвырнуть мальчика оттуда. Именно тогда он отправился в Клив, и для него начался самый нелегкий период жизни. К лучшему это было или к худшему — он тогда еще не догадывался. Роджер Кливский приказал, чтобы его нежеланного сына бросили в каменный мешок. Он собирался вообще навеки позабыть о нем. В этой адской яме перепуганный ребенок пытался с помощью молитв отогнать от себя тьму и монстров, царивших в ней, но ему это не помогло. Он так и не смог избавиться от одной слабости — от страха находиться в ограниченном темном пространстве. С помощью зубов и ногтей он отвоевывал себе место под солнцем, но сейчас перед ним в жизни возникло новое препятствие в виде испуганной девушки, которую он не мог ни сломить, ни переделать по своей прихоти и которая ухитрилась даже обыграть его в шахматы. Брата Майлса не оказалось в часовне, он встретил его по дороге к лазарету. — Добрый вечер, милорд. — Добрый вечер, брат. Моя жена здесь? — Да, она сидит у постели Берта из Твитчема. — Почему? — Мне кажется, что она считает себя виноватой в случившемся. — Господи, если бы я сидел у койки каждого воина, которого я посылал на смерть, у меня были бы мозоли на… — Но, милорд, вы же сами приходите сюда почти каждый день. Они посмотрели друг другу прямо в глаза — один был силен телом и славился как искусный воин, другой же был силен духом и знал все слабости обыкновенного человека. Фицроджер заговорил первым: — Брат Майлс, мне кажется, что вы пытаетесь не пустить меня туда. — Я не уверен, что смогу вас остановить, если вы пожелаете наказать жену, лорд Клив, но мне бы хотелось, чтобы вы это сделали в другом месте. — Почему ты решил, что я стану ее бить? — Действительно, почему? Но вы бы посмотрели на себя со стороны! Фицроджер постарался успокоиться. — Я просто хотел отвезти ее домой. Мы не можем игнорировать присутствие короля в нашем замке. Брат Майлс отступил в сторону. Фицроджер вошел в келью и услышал тихий голос своей жены. Он был немного охрипшим. Что она там делает? — подумал он. Имоджин уже давно перечислила все последние новости, но как только она умолкала, рука Берта делала какое-то слабое движение, и она снова начинала говорить. Берту стало гораздо хуже. Его пылающее жаром тело теперь стало липким от пота. Приходил брат Майлс и попытался влить успокаивающее питье ему в рот. Было ясно, что присутствие Имоджин облегчает последние часы умирающего. Берт дышал с огромным трудом, и девушка поняла, что хриплые звуки вызваны воздухом, вырывавшимся из раны на груди. Имоджин молила Бога, чтобы он поскорее принял душу Берта и избавил его от мук. — Когда я была маленькая, у меня был щенок золотисто-коричневого цвета, и я назвала его Медовой Коврижкой. Когда он вырос, то откликался только на эту кличку. После него у меня остались его дочери, они были хорошими собаками, но не такими, как их отец. Ворбрик, скорее всего, убил или украл их. Исчезли также и все собаки моего отца… Имоджин подняла голову и увидела Фицроджера, стоявшего в дверях. Он наблюдал за ней. Она приложила палец к губам. Муж кивнул ей головой, чтобы она вышла из комнаты. Как только Имоджин попыталась освободить свою усталую ладонь из руки умирающего Берта, он сильнее сжал ее. Она беспомощно взглянула на Фицроджера и увидела, как у него от злости сжались челюсти. — Берт, мне нужно уйти ненадолго. Я вернусь к тебе, я обещаю. Рука умирающего разжалась, и Имоджин вышла в коридор. Сердце у нее сильно билось в груди. — Что ты здесь делаешь? Голос у Фицроджера казался спокойным, но Имоджин почувствовала, что злость кипит в нем. Она не могла понять, почему он так разозлился. — Я ухаживаю за ранеными. — Ты никогда не делала этого раньше. — Мой отец не разрешал мне даже приближаться к ним, и я не думала… — Может, и я тебе тоже не позволю посещать лазарет. — Почему? Имоджин увидела, что он не снял охотничий костюм и не помылся, поэтому она брезгливо сморщила носик из-за запаха пота и крови, исходившего от мужа. — Тебе необходимо немедленно принять ванну. — Я так и сделал бы, если бы моя жена была дома и потерла мне спинку. — Извини, я собиралась вернуться до твоего возвращения с охоты, но мне пришлось задержаться возле умирающего Берта. — Ты не собиралась оставаться здесь и на ночь? — Мне кажется, что монахи не разрешили бы мне это. А почему.., ты решил, что я сбежала? — Да, я так подумал. Ты передала, что остаешься здесь, и не сообщила, когда вернешься. — Прости меня, я не хотела тебя обидеть. Имоджин это поразило, ведь Тайрон решил, что его жена убежала от него в монастырь. — Я должна вернуться к Берту, — сказала девушка. Когда она повернулась, чтобы уйти, Фицроджер схватил ее за руку. — Я не позволю тебе уйти к Ланкастеру, Имоджин! — Король обещал графу другую богатую невесту, — сказала она. — Он может сделать то же самое и для тебя. — Но у той невесты владения могут оказаться не столь близко от моих. Несколько дней назад они договорились об условиях их союза: его вклад — доблесть и сила, а ее — богатство! Имоджин продолжила разговор шепотом. — Он может найти тебе невесту, которая не станет сражаться с тобой в постели. — Я не боюсь этого, меня пугает только возможность потерять тебя. Имоджин закрыла глаза, ей стало стыдно. — Прости меня. Фицроджер приподнял ее за подбородок и заглянул в глаза. — Посмотри на меня. Мне придется взять свои слова обратно, Имоджин. Я буду ждать, но если будет необходимо, то мне придется связать и изнасиловать тебя, чтобы не позволить Ланкастеру оспорить наш брак. Имоджин похолодела от ужаса, но ответила ему: — Надеюсь, что ты так сделаешь… Я.., я… Она никак не могла собраться с духом и рассказать мужу о своем грехе. Он ощутил ее волнение и сжал ей плечи. — Ты что?.. — Я поклялась графу на кресте, что мы были.., что мы настоящие муж и жена. — Тихо, — сказал Тайрон и зажал ей рот. В полумраке было только видно, как блестели его глаза. Имоджин поняла, что он улыбнулся. — Ты действительно это сделала? Имоджин вырвалась из его рук. — Нечему радоваться, Фицроджер! Я поняла, что нельзя доверять Ланкастеру, и я не собираюсь отдавать Каррисфорд в руки предателя. Если хочешь, можешь сказать королю, что граф предпочитает союз с герцогом Робертом. — Мы это знаем. Тайрон поцеловал ее в губы и сказал: — Мы уезжаем. — Нет! Я не поеду! Я обещала Берту… — Имоджин, подумай сама. Он без сознания, а король желает, чтобы ты скорее вернулась в Каррисфорд. Он ждет, когда подадут ужин, и его надо развлекать. — Тогда ты езжай и развлекай его, а я обещала Берту вернуться. Фицроджер закинул Имоджин на плечо и понес на двор. Когда он донес ее до конюшни, то опустил на землю и посмотрел ей в глаза. — Теперь ты поняла, что я прав? Имоджин сердито оправила юбки. — Ты прав, если судить по-твоему. Я же не могу противостоять вам, милорд, вы все равно сильнее меня. Но я собираюсь при первой же возможности вернуться к Берту. И я пойду к нему прямо сейчас. Она было повернулась и направилась в лазарет, но Фицроджер снова остановил ее. — Если я отвезу тебя в Каррисфорд силой, ты снова попытаешься вернуться сюда? — Да, — гордо ответила Имоджин. Она подумала, что у нее сейчас от волнения разорвется сердце, но она не могла отказаться от борьбы. — Я сейчас свяжу тебя, — у Фицроджера от гнева напряглись мышцы на лице. — Через несколько часов он все равно умрет. — Тем более. — Имоджин, если ты не хочешь ехать по добру, мне придется увезти тебя силой. — Милорд, я уже много раз уступала вам, пора это понять. В лазарете из-за нее умирал человек. Как ей казалось, ему становилось легче в ее присутствии, поэтому она не могла уступить мужу. — Я возвращаюсь, — сказала она Тайрону. — Если вы пожелаете меня остановить, вам придется применить силу, и если он умрет без меня, я не смогу вам этого простить. — Ты его не знаешь, он совсем не святоша — слишком любил выпить и был страшным лентяем. Имоджин посмотрела Тайрону прямо в глаза. — Какое это теперь имеет значение? — Хорошо, оставайся. Я постараюсь побыстрее вернуться. Ты обязательно дождись меня. Я не хочу, чтобы ты возвращалась в замок ночью, да еще при такой жалкой охране. Я оставлю тут всех своих воинов, ведь монастырь так легко захватить. Имоджин даже не представляла себе, что надо чего-то опасаться, находясь так близко от Каррисфорда. — Но кто?.. — Ворбрик, — резко сказал Фицроджер, повернулся и ушел. Имоджин понимала, что имела полное право остаться у постели Берта, но теперь она сомневалась, что это мудрое решение. До сих пор девушке даже не приходило в голову, что ей снова грозит опасность. Она оставалась все тем же сокровищем, которое могли похитить. Кроме того, она сохранила девственность, и если об этом кто-либо узнает, то это могло обернуться страшной бедой. Как только брак станет реальным, никто не сможет разлучить их с Тайроном, и никакое обследование, никакие клятвы, даже самые ужасные, не смогут ничего изменить. Правда, ей придется покаяться в лжесвидетельствовании, но она сможет получить отпущение грехов. Теперь Имоджин захотелось, чтобы муж связал и изнасиловал ее. Брат Майлс был у постели Берта. Он удивился, когда увидел Имоджин. Умирающий метался в бреду. — Леди Имоджин, мне показалось, что он звал вас. Имоджин села и снова взяла в свою руку ладонь Берта, другую руку она положила ему на лоб. — Я вернулась, — сказала она раненому. — Это приходил лорд Фицроджер. Ему пришлось вернуться к королю в Каррисфорд. Мне кажется, что из-за него мы испытали столько волнений! Я говорила тебе, что он притащил в замок распутных девок? Я не позволю, чтобы у меня в замке творилось подобное!.. Берт немного успокоился. Имоджин показалось, что она увидела усмешку на губах брата Майлса. Он повернулся и пошел осматривать других раненых. Через некоторое время Берту стало хуже, у него распухло лицо. Имоджин ничем не могла ему помочь. Он продолжал сжимать ее руку. Если бы у него было больше сил, он сломал бы ей пальцы. Имоджин умолкла. Она опустилась на колени возле постели и стала молиться. Девушка поняла, что плачет, когда на распухшей руке умирающего увидела свои слезы. Она пыталась унять их, но не смогла. Потом вошел брат Майлс и начал читать молитвы: — Хотя я иду под сенью смерти, мне не страшно, потому что ты, Господь, рядом со мной. Конец наступил внезапно. Берт с трудом вздохнул и отошел в мир иной. — Слава Иисусу Христу, — выдохнула Имоджин и положила голову на распухшую вялую руку Берта. Кто-то поднял ее и повел прочь. Она с трудом поняла, что это Фицроджер. — Тихо. Я давно наблюдаю за тобой. Здесь и моя вина тоже. Мне следовало бы учесть, что в твоих руках Берт мог растаять, словно воск. Имоджин разрыдалась, а Фицроджер поднял ее на руки и понес. Она решила, что он посадит ее на лошадь, хотя у нее уже не оставалось сил для езды верхом. Но вместо этого он уложил ее на постель. — Где мы? — Это комната для гостей. Обычно женщины ночуют в специальном доме за пределами монастыря. Но мне удалось убедить добрых братьев, что ради твоей безопасности тебе лучше оставаться в стенах обители. Тебе было сделано исключение, потому что братия ценит благотворительность Каррисфорда. Но они поставили нам два условия. Первое, что я останусь с тобой, чтобы препятствовать безумным приступам похоти, присущим всем дочерям Евы. И второе, что мы ни в коем случае не совершим соитие, находясь на этой святой земле. Мне кажется, что нам не стоит беспокоиться по поводу любого из этих условий, правда? Имоджин присела, у нее уже не оставалось сил, чтобы стоять. — Нет, нам не о чем беспокоиться. Фицроджер подал ей деревянную миску и кубок. — Здесь есть хлеб, сыр и мясо. — Как хорошо! Имоджин принялась за еду. — Как король? Он сильно злится? — Он понял, что ты не собиралась удирать, и теперь он считает тебя благородной и христолюбивой женщиной. Сейчас его больше ничего не волнует, потому что нет никаких сомнений в реальности нашего брака, тем более он не сомневается в моей преданности. Его волнуют военные проблемы. Прибыл ответ от Ворбрика. Он выказал полное неповиновение. — Король выступит против него? — Он уже приказал осадить замок Ворбрика. Как только мы займем его, то сразу же двинемся на Беллема. — И ты тоже поедешь? — Конечно. Мне казалось, что тебя это обрадует. — Как насчет Ланкастера? Я не хочу оставаться с ним. — Не волнуйся. Когда я поеду, то граф и его люди отправятся вместе со мной. — Наверно, он теперь нам не опасен, ведь он, кажется, поверил моей клятве. — Я в этом не уверен. Он лишь затаил злобу, но окончательно не сдался. Мне кажется, что он слишком много времени проводит в обществе отца Фульфгана и почему-то стал более спокойным. Имоджин понимала, что желает знать Тайрон, и она ответила мужу: — Я не говорила отцу Фульфгану, что я все еще девственница. — Надеюсь, что это так. Но он мог догадаться. — Не знаю… — Тебе не нужно напоминать, — холодно сказал Тайрон, — что ты обещала избавиться от священника. Девушка смутилась и отвела взгляд. — Да, я так и сделаю, когда мы вернемся домой. Фицроджер посмотрел на нее и сказал: — Ты помнишь, что я говорил тебе? Наверно, нам так и придется сделать. — Я понимаю тебя и согласна на все. Если нет другого выхода, возьми меня силой. Я не хотела бы стать женой Ланкастера. Наверно, в Англии есть кто-то, за кого бы я не задумываясь вышла бы замуж, но я такого еще не встречала, а тебя вот встретила. Тайрон изумленно поднял брови, и девушка поняла, что выразилась довольно грубовато, но это прозвучало не более бестактно, чем все то, что наговорил ей муж. Фицроджер выдержал паузу и произнес: — Мне все равно, что ты думаешь обо мне, лишь бы ты не нашла такого человека позже и не стала бы петь другие песни. — Милорд, я сохраню верность брачному обету. Когда я обманула Ланкастера, это была первая и последняя лживая клятва в моей жизни. — Я могу отвечать только за свои слова, но приложу все усилия, чтобы не разочаровать тебя. — Я знаю, — тихо сказала Имоджин. — Поэтому я тебе и верю. — Вот как? Тогда тебе лучше лечь спать. Уборная за дверью, а больше никаких других удобств здесь нет. Имоджин сходила в уборную, потом вернулась и посмотрела на узкую кровать. — Здесь нам вдвоем не уместиться. — Я буду спать на полу. Я привык к такому… И потом, так будет спокойнее, нас не соблазнят плотские утехи, правда? В его словах прозвучала явная ирония, и Имоджин поняла, что у ее мужа плохое настроение. Может быть, его мучает похоть? — подумала она. Имоджин оценивающе посмотрела на жесткую постель. Ей так хотелось покончить с неопределенностью. И еще она подумала, что, может, вдали от Каррисфорда и от ужасных воспоминаний все будет лучше, но она ни в чем до конца не была уверена. Имоджин сбросила тунику и драгоценности и легла на кровать, не снимая другой одежды. Девушка видела, как Тайрон положил рядом с собой меч, а в углу комнаты заметила его кольчугу, шлем и щит. Он решил не расставаться с доспехами. — Ты считаешь, что и здесь подстерегают опасности? — спросила его жена. — Сейчас везде опасно. Поэтому я и служу Генриху. Англии нужна твердая рука, чтобы народ мог спокойно спать у себя дома. — И ты считаешь, что он действительно справится с этим? — Да. Генрих очень сильный человек. — Иногда ты говоришь так, как будто он тебе не очень-то и нравится. Фицроджер внимательно посмотрел на жену. — Иногда я не нравлюсь сам себе. Генрих, как и я, делает то, что должен делать. И если у нас есть возможность добиться чего-то, мы особо не задумываемся о средствах. — Как будет хорошо, когда в стране установится мир. — Скоро так и будет. — А как же Ворбрик и ему подобные? — Мы их раздавим, и очень скоро. — И тогда в этой части страны воцарится порядок? — Да, непременно. — И я просто средство для достижения этой цели? Фицроджер заколебался. — Да, скорее всего, так. — И если бы я была вонючей страшилой, ты все равно женился бы на мне? — Да! — И спал бы со мной? — Мне пришлось бы… Имоджин понимала, что Тайрон был прав, но она все же расстроилась. Потом она продолжила допрос. — Ты считаешь, что здесь мне находиться относительно безопасно? Фицроджер вздохнул. — Я бы предпочел, чтобы ты сейчас была в замке, но учти, что со мной здесь находятся двадцать преданных воинов. Чтобы взять монастырь, Ворбрику понадобится целая армия. А если здесь действительно появится его войско, я вспорю брюхо всем моим разведчикам. — Зачем же я нужна Ворбрику? Он же не может знать… — Частично из вредности. Такие люди не терпят того, чтобы кто-то был лучше их. Такова вся их семейка! Но больше твоего роскошного тела они с Беллемом хотят заполучить сокровища Каррисфорда, чтобы иметь средства для борьбы с Генрихом. Если он захватит тебя, то попытается в обмен получить твои богатства. — Как плохо быть мешком с деньгами, — сказала Имоджин. — А ты бы заплатил ему выкуп за близкого тебе человека? — Я бы никого и никогда не оставил в руках этих подонков! Никого! Он не сказал — тебя! — подумала Имоджин и откашлялась. — Я бы не стала сопротивляться. — Даже если бы тебя решил изнасиловать Ворбрик? — удивленно спросил Тай. Имоджин почувствовала, что покраснела. — Конечно бы, я до конца сопротивлялась этому похотливому борову. — Наверное, как и мне? — спокойно спросил Тайрон. — Мне бы хотелось попытаться… — смущенно произнесла Имоджин. — Я же обещал монахам, что мы не станем делать этого. А я ведь никогда не нарушаю слова, если на это нет серьезных причин. Спи. Имоджин хотелось разрыдаться. — Я понимаю, что до смерти надоела тебе, но я хочу… — Почему тебе вдруг так приспичило? Я ведь не собираюсь отказываться от тебя. — Конечно нет, — ядовито заметила девушка, лежа на своей узкой кровати. — Я же Сокровище Каррисфорда. — Верно, — согласился Тайрон. — Но ведь клятва, — пробормотала она. — Я же не могу принять причастие, потому что на исповеди мне придется рассказывать правду. Я не могу… Я надеялась, что настоятель мне что-то посоветует, но его здесь нет… Фицроджер взял ее ладони в свои и сплел их пальцы, потом отпустил ее и обескураженно развел руки в стороны. Имоджин почувствовала себя полностью беззащитной. Она была взволнована, но это было не от страха, и она пыталась понять причину такого своего состояния. Фицроджер осторожно склонился к ней на грудь, а Имоджин руками обхватила его голову. Тайрон навалился на нее, но между ними была грубая простыня и одеяло. Он не отводил от Имоджин пристального взгляда. Она же заставила себя успокоиться и смотреть прямо ему в глаза. — Может, нам немного поиграть? Тогда ты сможешь преодолеть страх, — спросил Тайрон. — Что ты хочешь этим сказать? — Я дал обещание, что здесь между нами ничего не произойдет, и не нарушу слова. Но существует множество приятных утех, предшествующих союзу плоти. Имоджин вздрогнула от сладкого предвкушения. Она подумала, что Тайрон будет только ее целовать. Ее больше не одолевал страх, и она не опасалась, что он попытается овладеть ею. Его губы коснулись ее рта нежно и дразняще. Он не пытался поцеловать ее более страстно, пока девушка сама не обхватила его голову и не привлекла ее к своим устам. Затем они слились в страстном поцелуе. Он продолжался долгое время, а потом Тайрон внезапно отпрянул от Имоджин. — Помни, что мы не станем здесь доводить до конца наши брачные отношения, — тихо сказал ей муж. — Я… Я думаю, что я бы смогла сделать это. — Нет, мы не станем этого делать, и не забывай… Тайрон проскользнул под одеяло, улегся рядом с женой и снова поцеловал ее. Он стал нежно поглаживать ей спину, потом его рука поднялась выше и стала гладить ямочку у нее на шее. Имоджин старательно копировала все его ласки и в первый раз ощутила, какие же мягкие у него волосы. Ну просто шелк! Ей было так приятно перебирать их руками. Его губы пропутешествовали ниже по шее, и девушка инстинктивно распрямилась, чтобы ему было удобнее ее ласкать. Губы двинулись дальше к груди, вдоль линии выреза на ее платье. Искорка страха было вспыхнула у нее в груди, но девушка решительно погасила ее. Все равно здесь ничего не может произойти. Ведь он дал слово. Тайрон ощутил ее волнение, погладил Имоджин и сказал: — Не забывай, если даже ты станешь молить и уговаривать меня, я не стану тебя здесь лишать невинности. Имоджин захихикала, а Тайрон легонько подул ей в лицо и улыбнулся. Теперь его рука, поглаживавшая ее бок, поднялась выше и принялась ласкать грудь. Имоджин вздрогнула. Она постаралась соотнести ощущения с разумом и решила, что это было не от страха. Расхрабрившись, она искусственно попыталась возродить у себя в душе эти черные ужасные страхи, но это ей не удалось сделать. Тайрон же тем временем растянул вырез на ее платье и легко потрогал губами сосок. — О, почему же мне так приятно? — шепнула ему Имоджин. — Это из-за того, что ты больше не боишься греха… — Не говори мне такое сейчас… Но ей все равно не хотелось, чтобы Тайрон прекратил ласки, ни в коем случае. — Имоджин, сейчас пришло время поговорить о предупреждении отца Фульфгана. Ты мне должна рассказать обо всем. Что он говорил тебе о самом большом грехе? — Я не хочу… — Скажи мне, Имоджин. Тайрон легко прикоснулся языком к ее губам. — Что ты делаешь? — вздохнула девушка. — Это же зло и большой грех. Особенно если ты меня целуешь, а твой язык находится у меня во рту. Как только она заговорила, слова полились у нее словно ручей, который не может остановить никакая плотина. — Нельзя касаться руками почти ничего. Особенно.., ты сам знаешь чего. Нельзя проникать в меня этим самым… Но это иногда разрешается, потому что мы должны производить на свет Божий побольше христиан. Тайрон вздохнул и сказал: — Этот человек сумасшедший, ты это понимаешь? Имоджин поразмыслила и согласилась. — Мне тоже так кажется, — наконец неохотно призналась она. Ей ее фраза показалась еретической. — Вчера, когда мы с ним разговаривали, он, казалось, пытался заставить меня описать ему все, что мы делали. Он казался… Может, это звучит глупо, но мне показалось, что он.., он возбуждается. Ты понимаешь, что я хочу тебе сказать? — Да, я подозревал, что он именно такой. Жена моя, хочешь ли ты, чтобы я целовал тебя, касаясь своим языком твоего; ласкал тебя так, чтобы тебе было приятно? Проповеди о целомудренной жизни было нелегко забыть, но Имоджин согласилась. — Помни, — еще раз повторил Тайрон. — Мы не собираемся удовлетворять свою похоть, но я могу доставить тебе удовольствие, если только ты позволишь мне это сделать для тебя. Ты ничего не обязана терпеть. И это никакое не наказание. Если тебе станет неприятно или ты снова испугаешься, скажи мне, ладно? — Да, — согласилась Имоджин, хотя она и не собиралась его останавливать. — А что ты будешь делать, если ты не собираешься?.. — Вот это… Тайрон все свои усилия направил на ее правую грудь, но его пальцы продолжали ласкать и левую. От удовольствия у Имоджин даже закружилась голова. — А что мне делать? — Ничего. Ты только скажи мне, если тебе станет больно или неприятно. Тайрон нежно коснулся губами соска, и девушка поразилась, что все ее тело от этой ласки выгнулось и напряглось. — Хорошо, — шепнул Тай, чтобы ее успокоить. — Мне бы хотелось, чтобы ты вытянулась и начала двигаться. Только помни, что я не собираюсь проникать в тебя, даже пальцами. — Пальцами? — поразилась Имоджин. — Ты что не помнишь — ведь это дьявольские утехи? У Имоджин были прикрыты глаза, но она почувствовала, что муж смотрит на нее, и открыла их. Он специально напоминал ей о проблемах их брачной ночи и наблюдал за ее реакцией. — Мне кажется, что сейчас все в порядке, — сказала девушка. Она была готова умолять его, чтобы он продолжал ласкать ее. Тайрон снова приник к ее губам, и она радостно раскрыла их навстречу поцелую. Его грудь коснулась ее напрягшихся сосков, и она начала двигаться, чтобы еще сильнее возбудиться. Потом Имоджин снова вздрогнула. Тайрон рассмеялся ей прямо в лицо. — Ты моя сладкая шалунья! Когда-нибудь ты сведешь меня в могилу! Имоджин испугалась. — Прости меня! — Не бойся, я сам желаю этого. Мне хочется, чтобы ты была вне себя от удовольствия, а мне будет приятно видеть это. — Но мы не нарушим наше слово? — Я обещал тебе, что мы не доведем ласки до соития. Имоджин, еще до конца не осознавая, что делает, произвольно развела ноги. Когда же колено Тайрона проскользнуло между ними и прижалось к месту, где у нее было средоточие и боли, и сладострастия, она обхватила его своими ногами, потом смущенно посмотрела на Тайрона. — Имоджин, пойми, что мы не занимаемся ничем дурным. Все, что ты делаешь, не глупо и не греховно. Ты мне просто показываешь, что ты чувствуешь. В ответ на его слова Имоджин сильнее свела бедра и притянула к себе голову Тайрона для поцелуя. Ей показалось, что она услышала стон. Его руки изучали ее тело. Имоджин вздрогнула, когда ладонь мужа коснулась внутренней части ее бедра и двинулась дальше к попке. Потом рука переместилась и стала ласкать самые сокровенные места. Имоджин напряглась еще сильнее, продолжая сжимать бедра больше в качестве защиты, чем от страсти. Теперь Тайрон не двигался и ждал ее ответной реакции. Имоджин ощущала, как в такт с сердцем пульсирует ее плоть. Ее просто разрывало от жажды прикосновений, но в то же время она понимала, что это слишком чувствительное место, чтобы к нему можно было допустить руку мужа. — Я не знаю, стоит ли продолжать… — сказала она ему. — Я буду тебя только нежно гладить. Когда ты попросишь, я остановлюсь. Она засомневалась, но сдалась. — Странно, что здесь, в стенах монастыря, кто-то может кого-то гладить… — произнес Тайрон. Его рука стала нежно ласкать ее промежность, потом он начал двигаться по кругу, заигрывая с самым чувствительным местечком. — Пожалуй, не так уж это странно, — не согласилась с ним Имоджин и перестала сопротивляться. Когда его губы возвратились к ее груди, она судорожно вздохнула. — Ангелы небесные, помогите мне, — шепнула девушка. — Все это так странно. Через некоторое время она добавила: — Не останавливайся. — Не буду, — ответил Тайрон. Имоджин распласталась на кровати и крепко вцепилась в матрац руками, как будто от этого зависела ее жизнь. Муж стал ласкать ее еще настойчивее, и Имоджин приподнялась. Она откуда-то издалека слышала, как он шепчет ей какие-то ласковые слова, и стала извиваться и двигаться в такт с его прикосновениями. Потом Имоджин ощутила, как он осторожно зубами сжимает ее сосок. — Ты меня кусаешь! Он тут же перестал это делать. — Ну… Я не против, — простонала она. Тайрон засмеялся, и она опять почувствовала покусывание. — Я никогда бы не поверила, что со мной будет такое, — пробормотала девушка, а потом сказала: — Я не знаю, что мне делать. Сердце билось так сильно, что она ничего не слышала, кроме пульсации крови в ушах. Наконец до нее донесся его голос. Казалось, Тайрон находился на большом расстоянии. Голос был удивительно нежным: — Давай, давай, Рыжик. Пусть это случится. Именно так и должно быть. — Что? Скажи мне, что нужно делать? Она принялась кричать, и Тайрон сильнее прижал к ее рту губы. Имоджин безумно осыпала мужа поцелуями, не зная, сможет ли она пережить это острое ощущение. Она молила его, догадываясь, что только кульминация экстаза снимет с нее напряжение. И вот все это произошло… Хорошо, что он не отнимал своего рта от ее губ, потому что она пыталась кричать, когда ее тело всколыхнули ритмичные конвульсии. Он, продолжая ласкать, прижал ее к кровати. Тело Имоджин сопротивлялось, и, как показалось Тайрону, результатом этой борьбы стал новый взрыв оргазма. Тайрон продолжал прикасаться к ней, но теперь он делал это легко и нежно. — Святое небо, — тихо произнесла Имоджин и наконец посмотрела на мужа. Он продолжал прижиматься к ее бедру, и Имоджин поняла, что он напряжен и готов войти в ее лоно. Ей стало стыдно за себя, а чувство вины приглушило ощущение безграничного удовлетворения. — Но разве это справедливо, что ты мучаешь себя? — Иногда стоит потерпеть. Я не чувствую себя обиженным. — Разве я не могу сделать для тебя то же самое? — Нет, ни в коем случае. — Это невозможно? — Нет — это неприлично. — А мне так не кажется. — Все нормально, мне было приятно сделать это для тебя. — Тогда почему же ты запрещаешь мне делать то же самое? — Нет, Имоджин, нельзя. — Ты хочешь сказать, что мне это не доставит удовольствия? — Просто нет и нет! — Даже если я стану дуться? — Ты думаешь, что на меня это подействует? — А плакать? Ты будешь стоять на своем, даже если я заплачу? — Если ты когда-нибудь попробуешь воздействовать на меня слезами, я нахлопаю тебя по попке. Несмотря на его слова, Имоджин стало ясно, что ее попке ничто не угрожает. Лежа рядом с мужем, она ощущала только счастье и тепло. И это было не менее приятное ощущение, как и только что пережитый ею оргазм. Имоджин удивилась, поняв, что отец Фульфган не предупредил ее о еще многих неприличных вещах, которые женщина может делать с мужчиной. Еще оставались губы… Нет, не это, подумала она. Девушка опять ощутила его напряженную плоть, упиравшуюся ей в бедро, и опять стала осторожно двигаться. Тайрон схватил ее и остановил. — Нет, Имоджин! Несмотря на его предупреждение, она продолжала потихоньку делать свое дело. Тогда Фицроджер больно хлопнул ее по попке и соскочил с кровати. Имоджин не обиделась, а села и улыбнулась. Она прекрасно знала, что у нее обнажена грудь, и спросила мужа лукаво: — Ты разве не станешь спать со мной на этой кровати? — Я уже сказал, что буду спать на полу. Предполагается, что ради монахов я должен , защитить себя от твоих неистовых приступов похоти, но мне кажется, что это будет нелегко сделать. Тайрон погасил свечу. Имоджин улыбалась, лежа на кровати. Она уже испытала неотразимость своих женских чар и сладость страсти. Теперь ее душу уже не отягощали страх и чувство вины, и это ощущение было просто великолепным. Наконец воцарилась тишина, и она осторожно ощущала свое тело. Вроде бы все на месте. Наверно, так оно и должно быть. Хотя Имоджин все еще оставалась девственницей, теперь она смотрела на мир иначе. Ее тело пробудилось и жаждало ласки. Теперь Имоджин считала, что в следующий раз у них не будет никаких проблем, когда они захотят довести до конца брачные отношения. Пережитое прекрасное состояние экстаза не имело ничего общего со сценой насилия, свидетельницей которой ей пришлось быть. — Почему ты не сделал этого раньше? — спросила она, обращаясь в темноту. — Но ведь я пытался, если ты не забыла. Правда, тогда я недооценил влияние на тебя отца Фульфгана. — Меня воспитали так, что я принимала его за святого. Он был мне не утешителем, а блюстителем совести. И все, что он говорил, я считала правдой. — Но твой отец прижил вне брака троих детей. Я уверен, что Фульфган не одобрял его. — Я тоже так думаю. — Имоджин, мне кажется, что твой отец, как и многие другие любящие родители, с неприязнью относился к вероятности того, что его дочь может оказаться в постели с мужчиной. И отец Фульфган стал частью задуманной им обороны твоей нравственности, вместе с женихами, которых он выбирал для тебя. Он знал, что немолодой претендент на твою руку станет спокойно ждать своего часа. — Ты тоже ждешь? — тихо спросила его Имоджин. — Осталось уже совсем недолго. Теперь ты меня желаешь, не так ли? — Да. — Договорились, завтра ночью мы покончим с этим неопределенным состоянием. Завтра я стану его настоящей женой, подумала Имоджин. |
|
|