"Неотразимый обольститель" - читать интересную книгу автора (Крэн Бетина)

Глава 6

– Дайте мне ваш пиджак, – приказала она.

– Что? – Адвокат явно растерялся.

«Вот так-то лучше», – подумала Беатрис. Она наконец-то обрела моральную опору и могла торговаться дальше. Если девять лет в бизнесе и коммерции ее чему-то и научили, так это тому, что противника следует обескуражить, чтобы он потерял контроль над ситуацией.

– Я отказываюсь обсуждать пожелания вашего клиента, пока не получу ваш пиджак.

С очевидной неохотой адвокат снял пиджак и протянул его ей. Беатрис царственным жестом предложила ему накинуть пиджак на бамбуковую розгу. Потом, не спуская с мужчины настороженного взгляда, продела обе руки в рукава, так и не выпустив своего оружия. Волнующее тепло его тела передалось ей вместе с одеждой. Но теперь, когда он буквально отдал ей что-то со своего плеча, она была уверена, что сможет получить и больше.

– Как только освобожусь, я намерена привлечь закон для наказания и вашей клиентки, и всех замешанных в этом безобразии.

– Я знаю, миссис фон Фюрстенберг, для вас все происшедшее явилось тяжелым испытанием, – глубоким, рокочущим голосом проговорил он. – Но наказывать мою клиентку бессмысленно. Ни она, ни ее девушки не имеют никакого отношения к вашему похищению.

– Неужели? – Беатрис швырнула кнут и розгу на диван и сложила руки на груди. Она удивилась, заметив выражение облегчения на лице адвоката. Уж слишком просто прочитать его чувства! И вести туда, куда надо. – Как вы можете с уверенностью утверждать, что они ни в чем не замешаны... или вы точно знаете, кто на самом деле стоит за всем этим?

Мужчина заморгал, сжал губы и напрягся.

– Моя клиентка понятия не имеет, кому понадобилось вас похищать.

– Вы твердите, что ничего не знаете, но тем не менее уверены, что все это – ошибка. Как такое возможно, мистер... как, вы сказали, вас зовут?

– Не важно, как меня зовут. Я здесь только в качестве посредника, – не сдавался он. Беатрис видела, что на его лице появились капли пота. Он знал больше, чем говорил. – Если кто-то и знает, что в действительности произошло, так только вы. Вспомните, что случилось до того, как вы сюда попали?

Умный ход – перевести все на нее. Как будто он не знает этого до мельчайших подробностей. Беатрис поплотнее запахнула пиджак и обхватила себя руками.

– Я возвращалась домой после собрания, когда мою карету остановили двое – ирландцы, если судить по грубому акценту и еще более грубым повадкам. – Она отвернулась, чтобы не встречать его смущающий взгляд, и почувствовала, как волосы цепляются за воротник пиджака. Они в полном беспорядке рассыпались по плечам, и Беатрис с трудом подавила желание поправить прическу, придав себе более презентабельный вид. – Они потребовали отдать все мои ценности, а когда я отказалась, бесцеремонно вытащили меня из коляски. Потом, услышав, что приближается полиция, они забрали меня с собой, связали, заткнули рот кляпом и, наконец, оставили в этом ужасном месте.

– Ну вот, видите. Обычное неудавшееся ограбление. – Он глубоко вздохнул и поправил жилет. Беатрис вопреки всему продолжала разглядывать своего посетителя. Руки большие... сильные, с аккуратным маникюром. – Мы можем так никогда и не узнать, что заставило этих идиотов похитить вас. Но ясно, что, когда они поняли, в какую переделку угодили, то стали искать место, где смогли бы вас оставить. «Восточный дворец» обладает репутацией высококлассного заведения с вышколенным персоналом. Без сомнения, грабители решили, что это место вам подойдет.

Коннор невольно сжался, заметив злобно сузившиеся глаза и раздувающиеся ноздри Беатрис фон Фюрстенбсрг. Для обмена двусмысленностями, случайными или намеренными, время было явно неподходящим. Он напрягся, наблюдая, как она взяла плеть и принялась поглаживать ее, проверяя гибкость ручки и проводя длинными, ловкими пальцами по туго сплетенной коже. Но по правде говоря, она отлично вписывалась в окружающую обстановку. И являла собой бесстыдную картину – в чулках и корсете, выставляющих тело напоказ, с горящими глазами и растрепанными, в дразнящем беспорядке волосами. Она медленно, намеренно чувственными движениями ощупывала плеть. У Коннора перехватило дыхание. Она, конечно, сохраняла самообладание с самого начала, когда он только вошел в дверь и обнаружил женщину на тридцать лет моложе и намного привлекательнее, чем ожидал увидеть. Не говоря уже о том, что она оказалась полуобнаженной. Шарлотта не потрудилась предупредить его, что вести переговоры придется с полуголой дамой.

– Была одна женщина, которая помогала этой парочке тащить меня наверх и запирать, – произнесла Беатрис. – Ее будет нетрудно найти. Она одета так же, как и все несчастные создания, вынужденные работать здесь... Без сомнения, она – сообщница. Я предлагаю, чтобы вы занялись выяснением ее личности. Вы из какой юридической конторы?

Он сжал кулаки.

– Это не важно.

– О? – Она смерила его взглядом. – А что, если вы тоже сообщник? – И щелкнула кончиком хлыста по ладони.

Коннор почувствовал, что бледнеет, кровь отлила у него от лица.

– Уверяю вас, я не имею никакого отношения к вашему пребыванию здесь.

– Назовите свое имя.

– Это не относится к делу.

– Позвольте уж мне судить.

– Просто примите предложение моей клиентки – и выйдете отсюда свободной женщиной.

– И позволить тому, кто все устроил, остаться безнаказанным? Никогда!

Внезапно они оказались стоящими друг против друга, но адвокат не понял, как это случилось. Он почувствовал исходящее от нее тепло, а вместе с ним – дразнящую смесь ароматов: запах духов, душистого талька и ее собственный, запах ее тела. У него заколотилось сердце. Опустив глаза, он невольно остановил взгляд на своем пиджаке, прикрывавшем ее грудь, потом снова посмотрел ей в лицо. Свет факела отражался в ее глазах сигнальными огнями. Он почти физически ощущал в ней сдерживаемую ярость, готовность к битве. И еще что-то... что-то незлое.

– Вам это не понадобится, – сказал Коннор, берясь за плеть.

Беатрис вглядывалась в его лицо, не скрывая, что изучает противника. Казалось, ее грудь вздымается быстрее, а глаза горят ярче. Но как только он потянул плеть из ее рук, женщина неожиданно сжала рукоять крепче и отскочила назад.

– Передайте своей клиентке, – проговорила она, – что я ничего не подпишу, пока не буду знать имен тех, кто стоит за моим похищением. И еще мне нужны доказательства.

– Значит, вы не хотите проявить благоразумие. – Он отступил на шаг, потом еще. Раздражение росло в нем с каждым движением. – Может быть, следующая ночь в окружении «восточного» гостеприимства заставит вас передумать.

Адвокат услышал, как она резко вдохнула, но до того, как пленница успела высказать протест, он уже скрылся за обитой железом дверью.

Он вылетел в коридор с таким чувством, будто едва успел спастись от бедствия... и тут увидел, что его поджидает Шарлотта.

– Ну? – спросила она, загораживая ему дорогу.

– Ей надо все обдумать, – ответил Коннор, пытаясь проскользнуть мимо хозяйки «Восточного дворца».

Та снова перекрыла путь и заставила его прижаться к стене, все понимающим взглядом отмечая в то же время, что у него отсутствует пиджак.

– О чем тут думать? Простое, честное соглашение. Что там у вас произошло, Барроу?

– Да ну ее, чертову куклу. Надо было позволить мне набросить ей на голову мешок и оставить где-нибудь в лесу, – хрипло проговорил он, протискиваясь мимо Шарлотты и направляясь к лестнице.

Она ухватила его за рукав. Ее взгляд предупреждал, что ему лучше остановиться.

– Она вне себя от ярости и клянется отомстить, – пояснил Коннор. – Теперь понятно?

Шарлотта скривила рот. С тяжелым чувством адвокат решил, что она читает все его мысли.

– Ну что ж, тогда можно сказать – вы знаете, в чем заключается ваша работа, – с веселой злостью произнесла Шарлотта.

– Я?

– Именно вы должны уговорить ее не привлекать полицию.

– Почему я?

Шарлотта прищурилась, как бы говоря, что он и сам знает почему. Коннор окончательно расстроился. Какого черта он ввязался в эту неразбериху? Он обошел Шарлотту и стал подниматься по ступеням, бормоча проклятия себе под нос. Но когда Коннор уже взял у лакея шляпу и распахнул заднюю дверь, голос хозяйки заведения остановит его:

– Я жду вас завтра в восемь вечера. – Это было не приглашение, а приказ. – И захватите всю лесть, которая есть у вас в запасе, Барроу. Похоже, она вам очень понадобится.

Два часа спустя Беатрис все еще металась по «Темнице», сжимая одной рукой плеть, а второй растирая занемевшую шею. Он оставил ее здесь... просто оставил... мучиться еще одну ночь в этой крысиной норе... в камере пыток. По крайней мере ее честь не пострадала... чего бы она ни стоила. Беатрис швырнула плеть на диван. И по крайней мере кто-то знал ее имя и имел достаточно соображения, чтобы всерьез опасаться ее гнева. Она вздрогнула и поплотнее завернулась в пиджак. Они подослали красноречивого адвоката, чтобы тот уговорил ее позабыть о той боли и унижении, которые она пережила. Они или сильно недооценили ее, или слишком переоценили его. Ее мысли вернулись к мужчине, посланному вести переговоры. Высокий, элегантный, образованный, с завораживающими синими глазами и обхождением, таким же мягким, как его темные волосы. Она встречала подобных типов и раньше, но тогда их разделял стол для заседаний в правлении, ее окружала группа юристов и – она оглядела себя и покраснела – тогда она была полностью одета. Ее непредсказуемая реакция на этого мужчину была вызвана недостатком одежды, объяснила себе Беатрис. Вот почему у нее так колотилось сердце, кружилась голова, а тело горело там, где он мог его видеть...

В железном замке загремел ключ. Дверь распахнулась, появился этот человек-гора в тюрбане, Панджаб, и направился прямо к ней. Беатрис отскочила, оглядываясь в поисках оружия, которым так хорошо защитила себя до этого. Но гигант индус был уже между ней и диваном, где остались плеть и розга.

– Пошли, мэм. – Он широко, радостно улыбнулся.

– Не подходи ко мне! – выкрикнула Беатрис, отступая за диван и надеясь добежать до выхода.

Но огромные размеры не мешали индусу быть очень проворным. Одним ловким движением он сократил расстояние между ними и схватил ее за руку. Пытаясь вырваться, Беатрис выдернула руку из рукава, выскочила из пиджака, оставив его в руках гиганта, и кинулась к двери. Он отшвырнул пиджак и бросился за ней, успев поймать ее уже у самого выхода. В тот же момент Беатрис была поднята, перекинута через плечо и вынесена в тускло освещенный коридор.

– Отпусти меня, животное! – закричала она, колотя по бычьей спине великана, медленно поднимающегося по ступенькам. – Я из тебя все кишки выпущу!

– Нет, нет, мэм, – с сильным акцентом уверял ее захватчик, а его мощная лапа гладила ее по бедру, медленно поднимаясь все выше. – Красыви мэм, оччэнь кароши.

Пока они поднимались по лестнице, он продолжал гладить и похлопывать ее по мягкому месту. Беатрис вопила, крутилась, пытаясь вырваться, но безрезультатно. Потом они оказались в огромном, выложенном мрамором холле, заполненном хорошо одетыми мужчинами и полуодетыми красотками. Панджаб остановился и грохочущим голосом доложил всем, кого заинтересовало его открытие:

– Оччэнь кароши попка! – И продемонстрировал, похлопав ее сложенной ковшиком ладонью. – Да, да... оччэнь красыви.

Со всех сторон послышался хохот. Сквозь застилавшую глаза пелену Беатрис удалось разглядеть, что люди собираются по пути их следования и все хихикают и дают похабные советы. Мужчины в вечерних костюмах выскакивают из разных комнат, чтобы посмотреть, в чем дело. Некоторые, сильно поддавшие гости следуют примеру Панджаба... взваливают на плечо ближайших к ним девиц и тащат их по лестнице под визг и притворные крики ужаса. Перед глазами мелькнуло что-то красное, Панджаб остановился, и до Беатрис донесся женский голос:

– Прости, дорогая, но «Темница» мне потребовалась для важного посетителя. – Кто-то погладил ее по голове. – Ты ведь понимаешь.

Вскоре после этого ее плюхнули на середину чудовищно огромной и глубокой перины, и пока не захлопнулась дверь, она слышала, как тот же самый голос отдавал приказания. Копна собственных спутанных волос, затуманенные чувства и слишком мягкая перина мешали ей осмотреться и понять, где же она теперь находится. Беатрис обнаружила, что ее оставили в комнате, похожей на драгоценную шкатулку. Бархат ярких цветов и блестящая позолота покрывали все видимые поверхности: стены, окна, кровать и стол, зеркала, канапе и кушетки, кресла. Вся обстановка была французской – эпохи Людовика XIV. Толстые персидские ковры покрывали весь пол, у дальней стены располагался большой мраморный камин. Свечи в отполированных медных канделябрах по обе стороны кровати освещали все это великолепие, а над пленницей висел величественный балдахин с королевским гербом Людовика XIV.

Сначала переизбыток цветов и оттенков, множество форм и своеобразие стиля показались Беатрис оскорблением вкуса. Но когда она как следует осмотрелась, это впечатление сменилось ощущением безграничной роскоши. И как ни противно было это признать, комната начала ей нравиться. Она с трудом выбралась из чудовищной кровати и прошлась по комнате, разглядывая ее и одновременно не выпуская из поля зрения дверь. Вскоре появились две девицы с тележкой, накрытой скатертью и заставленной серебряной посудой. За ними вырисовывался Панджаб со скрещенными на груди руками. Гигант перекрыл выход и стоял, уставившись на нижнюю часть тела пленницы. Одна из девиц заметила, с какой яростью смотрит на него Беатрис, и замахала руками, отсылая Панджаба за дверь.

– Вот, привезли тебе поесть, – сказала она, поднимая куполообразную серебряную крышку и открывая блюдо поджаренных ребрышек, над которыми поднимался пар.

– И немного горячей воды, – добавила вторая девица и наклонилась, чтобы достать снизу тележки кувшин и полотенце.

Беатрис посмотрела на них повнимательнее и узнала ту самую женщину, которая помогала похитителям и занималась ею в первую ночь ее пребывания здесь! Ей вдруг очень захотелось остаться с девицей наедине и задать той несколько вопросов.

– Выглядит заманчиво, – сказала она, рискнув подойти к тележке, оценивающе принюхиваясь и глотая слюнки. – Но знаете, что мне надо больше всего? – Наконец-то представилась возможность, о которой она мечтала все это время! – Принять ванну.

Девицы посмотрели друг на друга, пожали плечами и спросили как само собой разумеющееся:

– Из молока или шампанского?

Снаружи, в коридоре, где Панджаб перекрывал как вход, так и выход из комнаты, появился холеный джентльмен с седеющими висками. Он замедлил шаги, оглядел двери и стража в тюрбане. Потом негодующе фыркнул, поправил галстук, манжеты и медленно направился дальше по коридору, производя впечатление только что покинувшего одну из комнат. Но на самом деле .легкий беспорядок в его одежде появился, когда джентльмен спешил по ступеням за Панджабом и его негодующей ношей. Чем-то его привлек вид дерущейся и визжащей женщины на плече евнуха. Когда индус швырнул Беатрис на кровать в покоях Короля-Солнце, джентльмен был уже в коридоре и вытягивал шею, чтобы все получше рассмотреть. Теперь он спускался по лестнице, и расчетливая улыбка играла на его губах. Это была она, думал гость «Восточного дворца». Она, без всякого сомнения. Он вошел в зал, где играли в карты, остановился в дверях, чтобы осмотреть все карточные столы, потом поспешил к одному из них и наклонился к сидевшему слева игроку.

– Ты не поверишь, что я сейчас видел, – сказал он.

– Не теперь. – Приземистый лысеющий мужчина замахал на него руками, словно отгоняя комара. – Ты что, не видишь, что я собрался бить?

– Это стоит дюжины партий! – И, выхватив карты из его рук, холеный джентльмен швырнул их вверх рубашкой на стол, говоря остальным: – Он вышел.

– Как ты смеешь, Линч?

– Ты еще будешь меня за это благодарить, Уинтроп. – Приятель оттащил брызжущего слюной картежника за лестницу, подальше от чужих ушей. – Нипочем не угадаешь, кого я только что встретил.

– Не иначе как архиепископа Нью-Йоркского, – прорычал Уинтроп.

– Намного лучше. – Линч украдкой огляделся, наслаждаясь своим открытием. – Беатрис фон Фюрстенберг!

Его сообщение не сразу дошло до собеседника.

– Ты спятил и несешь какой-то бред. И как раз тогда, когда ко мне пришли все карты...

– Да у тебя была пара восьмерок, ты бы проиграл и собственную задницу. – Линч удержал порывающегося уйти приятеля. – Говорю же тебе, я видел, как индус нес ее наверх, а она лягалась и вопила. Я глазам своим не поверил, пошел за ними, чтобы рассмотреть получше, – и вот, стоит она там, в одних чулках и нижнем белье, бесстыжая, как девка. Это она, говорю тебе, Беатрис фон Фюрстенберг, точно. – Его глаза засияли. – Попалась прямо в объятиях греха.

Финансист Гарри Уинтроп уставился на своего коллегу, члена правления Объединенной корпорации Арчибальда Линча, раздумывая, куда их может привести такое поразительное открытие. Он бессчетное количество раз спорил с Беатрис фон Фюрстенберг по поводу различных деловых соглашений и постоянно был вынужден признавать ее правоту и умение маневрировать в сфере бизнеса.

– Боже мой, да если это правда...

– Это она, поверь мне. – В улыбке Линча была изрядная доля злобы. – Получается, что наша высокомерная миссис фон Фюрстенберг имеет тайную склонность к разврату.

– Тогда она попалась! – Уинтроп откинул голову и захохотал; его мясистое лицо покраснело. – И на следующем собрании членов правления корпорация наконец-то свергнет ее проклятую «юбочную диктатуру»!

Только в середине следующего дня Беатрис удалось принять ванну и получить возможность поговорить с девицей, которая могла бы пролить какой-то свет на историю с похищением. Пленница провела ночь, примостившись на краешке громадной кровати, то просыпаясь, то опять погружаясь в дремоту, стараясь постоянно контролировать себя. Она проснулась уставшей, все тело болело от неудобного положения во время сна, от невозможности расслабиться в ее ситуации и от схваток с Панджабом. Еще хуже было то, что она не знала, сколько проспала – час, два или десять. Позже ей доставили еду – яйцо всмятку, бекон, жареную картошку, печенье и кофе. Она спросила старого лакея, который принес поднос, который час, и удивилась, услышав в ответ:

– Полдень. В «Восточном дворце» всегда очень поздно ложатся – пробурчал он, – и еще позже встают.

Еще через некоторое время прибыла ванна – ее внесли две пожилые женщины в форме горничных и та самая молодая женщина, которую Беатрис хотела расспросить о происшествии. Пока горничные наливали воду в сидячую ванну, пленница пыталась втянуть девицу в разговор, поинтересовавшись ее именем и тем, как она попала в «Восточный дворец».

– Мэри Кэтрин, – с сильным ирландским акцентом ответила та, откидывая назад копну густых каштановых волос. – Мэри Кейт, как зовут половину всех ирландских девушек. Мы приплыли на корабле, когда я была еще совсем малышкой. У мамы, кроме меня, еще было полдюжины ртов, так что она отдала меня в услужение, как только смогла. Мне тогда едва четырнадцать исполнилось, но выглядела-то я постарше. – Она задумалась. – Привлекала внимание мужчин. Скоро и хозяин, и его сын – оба лазили ко мне в постель. Хозяйка застукала их, а избила до черноты меня. Я пошла домой, мама стояла на пороге и говорила, что это я во всем виновата, потому что порочная и склоняю мужчин к греху. Она не впустила меня, а мне некуда было идти... без денег...

Сидя на краю бархатной кушетки, Беатрис смотрела, как Мэри Кейт пробует воду в ванне, и думала, что за обычным нахально-веселым поведением девушка прячет боль. Мэри Кейт, как и многие представительницы ее класса, стала жертвой бессердечности богатых, с положением в обществе мужчин. Когда все раскрылось, именно ее обвинили в испорченности, и собственная мать выгнала ее на улицу – в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет, в возрасте Присциллы. Сейчас под пудрой все еще скрывались черты той обиженной девочки.

– Я решила, что раз уж я такая опытная ис-ку-си-тель-ница, а целомудрия все равно не вернешь, то пусть мне лучше за это платят. – Мэри Кейт подняла голову и расправила плечи с намеренно похотливой улыбкой. – И мне хорошо платят. Я отлично умею распалять мужчин, доводить до безумия, а потом удовлетворять и успокаивать.

То, с какой гордостью девушка говорила о своих греховных способностях, ошеломило Беатрис.

– Но ведь тебя удерживают здесь, чтобы мужчины могли удовлетворять свои потребности.

– Удерживают меня? – Мэри Кейт очень удивилась, потом рассмеялась. – Никто меня не удерживает и не заставляет ничего делать. – Она ткнула себя пальцем в грудь и, упрямо выставив подбородок, проговорила: – Хотела бы я посмотреть на того сукина сына, который бы попробовал меня заставить!

– Но это чудовище Панджаб...

– Панин? Он наша защита. Лапает, конечно, но неплохой парень, если держать задницу подальше от его клешней. Неравнодушен к мягким булкам наш Панни. – Она улыбнулась, показав ряд здоровых зубов. – Ну а кто из них равнодушен? Они все не прочь пощупать, верно? Панджаб так и делает. – Она покачала головой. – Никто нас здесь не держит силой, никому это не нужно. Да и куда нам идти?

– Ты могла бы работать в магазине... или стать швеей... или... – Беатрис замолчала, увидев укоризненную гримасу на лице Мэри Кейт.

– Продавщицы не едят каждый вечер бифштекс и не пьют французское шампанское. – Она приподняла кружевную оборку на ниспадающем складками пеньюаре. – Они не получают красивую шелковую одежду и французские духи. Или подарки от членов городского правления, от конгрессменов... даже от настоящих английских лордов. А твои швеи... они слепнут в двадцать пять, а потом им дорога в богадельню... если их еще туда возьмут.

Беатрис не понимала таких рассуждений, но ей нечего было возразить.

– Ну давай, лезь в воду. Как тебя зовут, повтори-ка?

– Миссис фон Фюрстенберг, – ответила Беатрис, вставая и послушно поворачиваясь, когда Мэри Кейт стала помогать ей раздеваться.

– Нет, я имею в виду твое имя, а не твоего старика. Которое дали при крещении.

– Беатрис.

– Бе-е-атрис? – Мэри Кейт рассмеялась. – Похоже на засушенную старую тетушку. Я буду звать тебя... Биби. Да, так мне больше нравится. Залезай и отмокай, Биби.

Фамильярность девицы должна была оскорбить Беатрис, но прошло уже так много лет с тех пор, как кто-то называл ее по имени, которое дала ей в детстве любимая сестра. Биби! Воспоминания так расстроили Беатрис, что ей и в голову не пришло оскорбиться на фамильярность Мэри Кейт. Она вошла в ванну.

– Давай я потру тебе спину. – Девушка взялась за губку.

– Нет, это не обязательно.

– Да брось. – Мэри Кейт поддернула пеньюар и опустилась на колени рядом с ванной. Она взяла мыло, наклонила Беатрис и принялась тереть ей спину. – Это одна из моих штучек. Я парней все время мою. – Понизив голос, она заговорщицки зашептала: – А после приходится некоторым надевать подгузники и давать грудь, и тогда они готовы кувыркаться и скакать всю ночь. – Мэри Кейт захихикала, увидев ошарашенное выражение лица Беатрис. – И чего только не вытворяют эти ваши мужчины из общества.

Беатрис уже собиралась отобрать у нее губку и мыло, когда девица продолжила:

– Ну, я вроде как в долгу перед тобой после того, что наделали эти два идиота – выкрали тебя и запихнули сюда. Молдены никогда особым умом не отличались. Мама говорила, что их семейка всегда была один тупее другого. А Диппера вообще, наверное, уронили головой вниз, еще когда он был младенцем.

Беатрис постаралась не показывать свою слишком явную заинтересованность.

– Диппер Молден. А как зовут его друга?

– Шоти? Он О'Ши по фамилии. – Сморщившись, Мэри покачала головой. – У того вообще не все дома, ни на что не годится. Тебе не грозила никакая опасность. Эти двое и муху не смогут прихлопнуть, даже если она будет их кусать. Слушай, Биби, а у тебя хорошенькие...

– Теперь я могу и сама! – Беатрис выхватила губку из старательных рук и отвернулась. – Ты мне очень помогла, Мэри Кэтрин. Как ты думаешь, можно будет найти мою одежду?

Мэри Кейт нахмурилась.

– Тебе здесь не нужна одежда.

– Боюсь, что нужна. Я сегодня вечером должна кое с кем встречаться и предпочла бы иметь для этого подходящую одежду.

– Кое с кем? – Мэри Кейт несколько мгновений разглядывала Беатрис, а потом, очевидно, вспомнила что-то слышанное раньше. – Значит, это правда, к тебе придет конгрессмен?

Беатрис, выскочив из воды, обратилась в слух.

– Конгрессмен?

– Все его так называют. Его, правда, еще не выбрали, но он обязательно победит на следующих выборах. – Она ехидно подмигнула. – Еще тот бычок. Может скакать всю ночь напролет. – И рассмеялась, увидев, как вспыхнула Беатрис. – Я поговорю с девчонками, найдем тебе что-нибудь подходящее из одежды.

Вскоре в комнату Беатрис явилась целая толпа полуодетых женщин с различными предметами одежды в руках. Мэри Кейт представляла их по очереди, пока они предлагали на выбор или нечто способное возбудить и самого угрюмого из мужчин, или предметы, характеризуемые ими как «подручные средства». Девицы Милли, Джейн, Пэнси, Элеонора, Энни, Тэсса и Дидрэ представляли собой весь спектр женских форм и типоз. Милли, полногрудая и крепкая, принесла корсет и сорочку со шнуровкой, такую, как носят портовые проститутки. Джейн, элегантная блондинка, похожая на леди, доставила мантилью с соблазнительным вырезом из муара средиземноморской голубизны. Пэнси, подвижная болтливая брюнетка, развернула кружевной халатик, такого же пурпурного цвета, как корсет и чулки, что были на ней. Элеонора, таинственная незнакомка с золотистыми глазами, говорила с французским акцентом и настаивала, чтобы Беатрис надела ее блестящее, переливающееся всеми цветами радуги шифоновое платье, сшитое в старинном стиле... и полностью оголяющее грудь. Энни была грубоватой и шумной подружкой ковбоя, и ее кожаное бюстье и сапоги очаровали Беатрис, хотя и не до такой степени, чтобы она согласилась надеть прилагающиеся к ним штаны из оленьей шкуры, но без задней части. Тэсса продолжила экзотический ряд – прибывшая из Вест-Индии смуглянка с темными глазами говорила с таким чувственным креольским акцентом, что невозможно было ни возражать ей, ни отвергнуть предложенный халат леопардовой расцветки. А Дидрэ, высокая красавица брюнетка с суровым лицом и опасным блеском в глазах, продемонстрировала черный кожаный жилет, еще какую-то сбрую и блестящие сапоги до середины бедер.

– Опыт подсказывает мне, – провозгласила она резким, властным голосом, – что с конгрессменами не надо церемониться: они должны знать, кто здесь хозяин.

Это заявление словно прорвало плотину, и посыпались советы, как обращаться с мужчинами, имеющими власть и влияние. История следовала за историей: о бригадном генерале, который требовал, чтобы его партнерша надевала седло, о члене городского управления, который, чтобы начать действовать, должен был надеть корсет, чулки и нарумяниться, о протестантском проповеднике, который предпочитал монашек в платках, и о католическом епископе, которому необходимо было насиловать девушек-пуританок. Некоторые мужчины желали командовать, другие с удовольствием передавали инициативу в опытные женские руки. Одних надо было ублажать, других унижать. Одним хотелось испачкаться, другим очиститься.

Беатрис, сидя на кушетке и завернувшись в махровую простыню, смотрела на девиц во все глаза. Вот они, «падшие женщины», которых то жалели, то проклинали, то оплакивали, то высмеивали моралисты и умники современности... да те же дамы из ее феминистской организации. Эти женщины были продуктом существующего строя – иногда им приписывалась роль жертв всеобщей аморальности, а иногда они являлись ее причиной. Они продолжали болтать о своей профессии и об особенностях своих посетителей, а Беатрис становилось ясно, что они не считают себя «угнетенным классом», так же как не относят себя к порочным или развратным. Они удивительно спокойно относились к своему виду деятельности и имели собственное мнение по вопросам гигиены, здоровья и цены различных услуг, которые они оказывали. Но главное – они знали мужчин... изучали их, даже когда дарили наслаждение. Беатрис поразила мысль, что у нее было с этими девицами нечто общее: ведь и они, и она знали о мужчинах то, чего не знало большинство женщин. Она видела их в окружении себе подобных – соперников, закадычных друзей, противников, приятелей или союзников. А эти женщины наблюдали их в страсти, в разгуле чувств и эмоций. На мгновение она задумалась: а сколько еще сторон имеет мужская натура? Что еще можно о них узнать? Наконец она отбросила эти несвойственные ей мысли, а Мэри Кейт наклонилась поближе и, хмыкнув, пояснила:

– Мужчины слабоваты. Надо просто понять, чего же им на самом деле хочется. Я полжизни только и делаю, что выслушиваю... как их женушки тянут из них все соки, а дети их ненавидят, а конкуренты норовят отхватить кусок побольше... и нет рядом ни одной души, с кем можно было бы обо всем этом поговорить.

– Мужчины, – мудро заключила Энни, – это такие же люди. Некоторых хоть отливай из золота, а на других жалко даже пулю потратить. – Она ухмыльнулась. – У нас здесь бывают и те и другие.

– Проблема в том, что не всегда поймешь, кто из них какой, – задумчиво наморщив лоб, высказалась Пэнси. – Должен быть закон или что-то вроде этого, чтобы каждый выглядел так же, как он поступает.

– Точно, – кивнула Энни, – как этот мой заносчивый «банкир». – Она воинственно задрала подбородок. – Я четыре года копила деньги. Собрала немного, чтобы купить себе домик, когда красота увянет. Этот посетитель, этот «банкир»... сказал, что позаботится о моих деньгах. Ну, я в выходной день одеваюсь и иду в его банк, чтобы открыть счет. А негодяй повел себя так, словно никогда меня не видел. Начал спрашивать о каких-то «ре-ко-мен-дациях». Говорит, не могу принять деньги от женщины, пока не узнаю, откуда она их взяла. – Ее глаза полыхнули от ярости. – Как будто не знает откуда, мерзавец. Все, теперь ему в мою комнату путь закрыт.

– Я же тебе говорила – надо покупать золото и драгоценности, – провозгласила Тэсса, подворачивая широченные рукава, чтобы продемонстрировать эффектные золотые браслеты на запястьях. – Ты их сможешь пока носить, а потом, когда потребуются деньги, продать.

– Ага, сможешь... пока какой-нибудь в стельку пьяный гость не решит шарахнуть тебя по голове и забрать их... себе на старость.

Все закивали и с горечью согласились.

– Ну, я-то свои денежки хорошо спрятала, – с видом превосходства доложила Элеонора.

Все остальные ей хором ответили:

– В своем матрасе!

У Элеоноры отвисла челюсть, а девицы хрипло захохотали.

– Я скопила триста долларов, – горько вздыхая, рассказывала Милли. – И один из клиентов выкрал их из моей комнаты. Потом, когда Панджаб поймал его и излупил, то он сказал, что это вовсе не воровство, раз он взял их у шлюхи.

Теперь не последовало ни смеха, ни остроумного замечания, ни похабной шутки. На несколько секунд воцарилась тишина. Девицы хорошо знали, что удобство и безопасность – слишком большая редкость для таких, как они. Значит, все их сбережения и накопления, хоть и основательные, могут однажды исчезнуть так же, как молодость и красота.

– В следующей жизни, – вскакивая и принимая горделивую позу, заявила Энни, – я собираюсь стать банкиром. И каждый цент, положенный в мой банк, будет одним из тех, что какая-то бедняжка заработала, лежа на спине!

После этих слов напряжение спало, девицы начали смеяться и выходить из комнаты. Многие, уже за дверью, шутливо хлопали Панджаба пониже спины. Беатрис наблюдала за ними со смешанным чувством понимания и сострадания. Кто бы мог предположить, что в публичном доме ее будут окружать разочарованные «деловые женщины»?