"Голос в ночи" - читать интересную книгу автора (Голубев Глеб)В плену у факираНикто меня не преследовал. Успокоившись, я назвала шоферу гостиницу и уже через десять минут очутилась у себя в номере. Хотелось есть: ведь я так и осталась без ужина. Но в ресторан я не пошла. Съела плитку шоколада, завалявшуюся в сумочке, запила водой, потом приняла душ и легла спать. От всех этих глупых треволнений уснула я моментально, твердо решив утром поскорее вернуться домой. Проснулась я поздно, в десятом часу. Узнала по телефону расписание поездов и спустилась позавтракать в кафе. Там было пусто. В углу, заслонившись от всего мира газетой, пил кофе угрюмый толстяк в темных очках. Под соседним столиком дремал пушистый кот. Было тихо и мирно. Я уже кончала завтрак, когда в дверь заглянула старушка в нелепой шляпке с перьями и цветами. Она окинула кафе придирчивым взглядом, на миг задержалась на мне, но не зашла. Выйдя из кафе, я снова увидела старуху в холле гостиницы. Она сидела возле двери в кожаном кресле. Кресло солидное, монументальное, а старушка такая маленькая и щуплая, что прямо утонула в нем. Торчала лишь ее голова в забавной шляпке. Старушка все время по-птичьи вертела во все стороны головой, судорожно сжимая в руках огромную потрепанную сумку, будто опасаясь, как бы ее у нее не выхватили. «Какая смешная», — подумала я. И тут же старушка выскочила из кресла и засеменила мне навстречу. — Наконец-то, милочка! Я вас совсем заждалась, — набросилась она на меня так, словно мы были знакомы целый век. — Хотела, чтобы вы позавтракали с нами, заезжала, но вы еще спали. Поздно вставать вредно, дорогая моя. Задержалась на рынке — я всегда покупаю все только на рынке, иначе в наш век нельзя: не заметишь, как тебя отравят. Примчалась сюда, а вы уже завтракаете. Нехорошо, милочка: кто знает, чем вас накормят в таком месте? И вообще как может молодая одинокая женщина ночевать в подобных заведениях? Тут она поневоле сделала маленькую паузу, чтобы перевести дух, и я смогла спросить у нее: — Позвольте, кто вы и что вам надо? Вы меня с кем-то спутали… — Ничего не спутала, дорогая моя, — перебила она. — Никогда я ничего не путаю, хотя и восьмой десяток пошел. И вы должны меня слушаться, я плохому не научу. — Но кто вы? Честное слово, я вас не знаю. — Только потому, что вы не здешняя. А тут каждый знает матушку Мари, спросите первого прохожего, если, конечно, он здешний… — Но все-таки кто вы, матушка Мари? — Как — кто? — удивилась старушка. — Я экономка доктора Жакоба. Мы же разговаривали с вами вчера по телефону. Вот почему этот настойчивый голосок показался мне смутно-знакомым. И это забавное обращение «милочка», такое старомодное, что сразу вспоминается детство. — Очень приятно с вами познакомиться, милая матушка Мари, — сказала я. — Но не понимаю, зачем я вам понадобилась? — Как — зачем? Доктор Жакоб ждет вас. — Доктор черной и белой магии, — насмешливо кивнула я. — Как же это он узнал, где я остановилась? Хотя при его способностях… — Почему черной и белой магии? — Старушка явно обиделась, и мне стало стыдно за насмешливый тон. — Он доктор философии, милочка. Крупный ученый, его во многих странах знают. А фокусами он увлекается с детства — я же его вскормила, знаю. Что в этом плохого? И магия ни при чем — это все глупые суеверия одни. Адрес нам дал шофер: вы ведь ему вчера сами сказали, куда вас везти, так? — Я никуда не поеду… — Как это — не поеду? Он специально остался сегодня из-за вас, не уехал отдыхать, а вы — «не поеду»! Спорить с ней было невозможно. К тому же мне вдруг стало любопытно увидеть доктора Жакоба в домашней обстановке. Может, он и дома сидит в чалме на остриях гвоздей или погружается в нирвану? — Хорошо, сдаюсь, — сказала я. — Сейчас вызову такси, и едем… — Зачем такси? У нас есть своя машина. Пожав плечами, я двинулась за неугомонной матушкой Мари. У подъезда стоял синий «мерседес». Шофера не видно, наверное, забежал выпить чашечку кофе, пока мы препирались с шустрой старушкой… — Садитесь, милочка, — пригласила матушка Мари, преспокойно занимая место за рулем и привычным жестом надвигая поглубже допотопную шляпку. В полной растерянности я села рядом с ней. Мотор взревел, и мы рванулись с места. — Может, все-таки лучше мне? — робко пробормотала я, косясь на матушку Мари. — Я умею водить машину, хотя и не очень быстро… Она не удостоила меня ответом, но, видно, обиделась и рассердилась: начала лихо срезать углы на поворотах и так резко тормозить перед светофорами, что у меня в глазах темнело. На одном из перекрестков нас даже задержал юный доброволец-регулировщик движения, которыми так гордится Монтре. Было очень забавно слушать, как белоголовый серьезный мальчик с пухлыми щечками и повязкой на рукаве, встав на цыпочки, чтобы прибавить себе солидности, вежливо, но строго отчитывал матушку Мари, а та покорно слушала, понурившись и ерзая от нетерпения за рулем. Мне стоило больших усилий не расхохотаться. Два квартала после этого мы еле ползли, и матушка Мари совсем извелась. Но потом она тряхнула шляпкой и решительно прибавила газу. И тут же резко остановила машину перед небольшим особняком, прятавшимся в зелени густо разросшегося садика на одной из окраинных улочек возле набережной, и победно посмотрела на меня. Я только заискивающе улыбнулась и начала помогать ей вытаскивать из машины сумки со всякой снедью. Навстречу нам по усыпанной гравием дорожке среди сосен быстро шел доктор Жакоб. Он широко улыбался: наверняка видел из окна, как мы подкатили. — Здравствуйте, мадемуазель… — поклонился он. — Наше вчерашнее знакомство получилось несколько сумбурным, так что я даже не успел спросить, как вас зовут. — Клодина Дрейгер. — Очень приятно. — Он снова учтиво поклонился. — Отдайте мне эти сумки, и прошу в дом. Сегодня он выглядел вполне прилично, и его в самом деле можно было принять за доктора: отлично сшитый костюм, безукоризненная рубашка, хорошо повязанный галстук модных тонов. Но без грима выглядел он еще моложе, чем вечером, и все время улыбался — совсем не солидно. Мы поднялись на крылечко из трех ступенек, вошли в тесноватый, уютный холл. — Вам наверх, а я скорее на кухню, — повелительно сказала матушка Мари, отбирая у доктора сумки, — Надо приготовить завтрак, а то наша гостья умрет с голоду. — Но я завтракала, вы же сами видели, — всполошилась я, — О, разве это завтрак?! Чем скорее вы его забудете, тем лучше, милочка. Дай еще господь, чтобы все обошлось без последствий… — Последние зловещие слова донеслись уже из-за двери. Я умоляюще смотрела на Жакоба, но он только развел руками: — С ней не поспоришь. Я давно уже не пытаюсь — с детства. Она здесь хозяйка. Прошу вас. Признаться, я перешагнула порог двери, которую он предупредительно распахнул, с некоторой опаской. Кто их знает, современных факиров? Может, они держат дома живого удава или коллекцию отрубленных голов? Но кабинет, куда мы вошли, оказался вполне обычным и современным: стены скрыты книжными стеллажами, у окна большой письменный стол, рядом второй столик с пишущей машинкой. Висят торжественные дипломы в застекленных рамках. Над письменным столом, тоже в рамке, заповедь: Мы так далеки от того, чтобы знать все силы природы и различные способы их действия, что было бы не достойно философа отрицать явления только потому, что они необъяснимы при современном состоянии наших знаний. Мы только обязаны исследовать явления с тем большей тщательностью, чем труднее признать их существующими. Лаплас Картотека в углу, приземистый журнальный столик с удобными креслами, торшер — никакой таинственности и восточной роскоши. Я даже разочаровалась слегка. Прямо под окном росли серебристые ели, а за ними открывался чудесный вид на озеро и маленький островок с двумя деревьями, похожими на паруса. Казалось, он вот-вот уплывет, подхваченный ветром. Мы сели в кресла; доктор Жакоб придвинул поближе сигареты и пепельницу и сказал: — Чем больше я размышляю о вашем деле, тем подозрительнее оно мне кажется. Я собирался поехать отдохнуть недельку в горах, но решил задержаться, чтобы нынче непременно повидаться с вами. — Спасибо, вы очень любезны, но, наверное, это напрасная жертва. — Почему? — Вряд ли вы сможете помочь моей тетке, ведь вы сами вчера сказали. Тут нужен опытный психиатр, вы правы. — Надо еще разобраться, — задумчиво проговорил он, закуривая сигарету. Я не сводила с нее глаз. Заметив это, Жакоб рассмеялся: — Не бойтесь, я не стану вас больше пугать. Сегодня у меня нет выступления, тренироваться не надо. — А как вы это делаете? — Очень просто. Вот так, — и, насмешливо сверкнув глазами, он ловко продел горящую сигарету сквозь щеку. Я не спускала с него глаз. Сигарета в самом деле прошла сквозь щеку, я готова поклясться! Но на щеке не осталось никакого следа. — Н-да, — сказала я. — А вы в самом деле доктор? — Предъявить вам диплом Сорбонны? Или Цюрихского университета? Я их оба закончил. Я действительно специалист-психолог, могу показать достаточно солидные научные труды. — Он махнул в сторону книжных полок— уж Анни-то меня хорошо знает, иначе не послала бы ко мне свою лучшую подругу, как вы изволили отрекомендоваться. — А зачем вы занимаетесь этим? — Чем? — Ну, всякими фокусами… — Я неопределенно покрутила пальцами перед своим носом. — Сигаретка сквозь щеку, кандалы, ходите по саблям, пролезаете сквозь стены. Зачем выступаете в каких-то балаганах? — Потому что мне это нравится. С детства увлекаюсь благородным искусством волшебных иллюзий и магических превращений. Напрасно вы отзываетесь о нем так презрительно. Это весьма древнее искусство. Еще в библии пророк Моисей соревновался в чудесах с профессиональным фокусником. — Но все-таки: доктор философии — и вечерами становится факиром, одурачивая доверчивых простаков в варьете. Это не вяжется… — Я давно уже не выступаю в таких заведениях, как «Лолита». Правда, показываю иногда некоторые номера как иллюстрации к своим публичным лекциям. За это мои друзья называют их «лекции с фокусами». А вчера пришлось выступить в варьете, да еще под таким вульгарным цирковым псевдонимом, чтобы выручить из беды моего старого учителя, Мишеля Надира. Не слышали о таком? Замечательный фокусник, имя его гремело перед войной. А теперь он стал стар, тяжело болен, вот мы и решили как-то помочь старику, собрать для него немного денег, выступив в «Лолите». Я Мишелю Надиру очень многим обязан. Да и вообще знакомство с цирковыми магами и волшебниками с их удивительным мастерством помогает моей научной работе. — Каким образом? — Видите ли… — задумчиво сказал он, провожая взглядом колечко дыма. — Я занимаюсь изучением скрытых резервов человеческого организма, возможностей человеческой психики прежде всего. «Познай самого себя» — этому мудрому завету три с лишним тысячи лет, а мы пока еще очень мало, до смешного мало знаем о себе, о своем мозге, о его поразительных возможностях. И вот знакомство с удивительными опытами и открытиями моих славных друзей — цирковых фокусников, факиров, современных йогов, как вы выражаетесь, — дает интереснейший материал для исследований в этой сложной области. Я у них многому научился. Он увлекся, а мне было интересно слушать, и я его не перебивала. Если уж тете этот забавный доктор помочь бессилен, то хоть секреты ловких фокусов передо мной раскроет. — Как вы ухитряетесь лежать на этих ужасных гвоздях? — спросила я. — Очень просто. Немножко элементарной физики и арифметики. Болевые ощущения возникают, если на одно острие приходится груз в пятьсот-шестьсот граммов. Площадь моего лежащего тела — около двух тысяч трехсот квадратных сантиметров, на каждый из них приходится по одному острию, а вешу я семьдесят килограммов. Возьмите карандаш, сделайте несложный подсчет и убедитесь, что на каждое острие приходится всего-навсего по тридцать граммов тяжести. Так что я лежу как на диване. — Так просто? — разочаровалась я. — А сабли? Ведь они острые? — Острые, — согласился он. — Только заточены и направлены особым образом, так что я ступаю по ним без риска порезаться. Конечно, нужна тренировка. Я огорчилась и сказала: — Значит, жульничество… Кажется, он обиделся, потому что поспешно ответил: — А освобождение из цепей и пут? Таких мастеров — мы называем их на своем профессиональном жаргоне «клишниками» — немного на свете. Тут фокус в том, чтобы при сковывании умело напрягать мускулы, значительно увеличивая их размер, а потом быстро их расслабить. Я могу даже смещать кости в суставах и задерживать дыхание на две минуты. Такое владение своим телом дается лишь многолетней тренировкой. — Да, это ловко у вас получилось, — согласилась я. — Но как же все-таки вы ухитрились так быстро выбраться из запертого сейфа? Вы в самом деле умеете проходить сквозь стены? — Умею, — улыбнулся он. — Как? Научите меня! — Ну, во-первых, этому сразу не научишься. Начинать надо с детства. А потом: я не имею права разглашать профессиональные секреты. У фокусников тоже есть «кодекс чести»… Он неожиданно взмахнул рукой, словно ловя надоевшую муху, — и в руке у него появилась новая сигаретка. Жакоб достал зажигалку, зажег ее, держа в некотором отдалении. И на моих глазах сигарета вдруг стала расти, вытягиваться к огню — и превратилась в сигару! Я захлопала в ладоши и как девчонка закричала: — Еще! Еще! Но тут дверь открылась, на пороге появилась раскрасневшаяся от кухонного жара матушка Мари в белом накрахмаленном передничке и грозно спросила: — Долго я буду вас ждать?! Доктор Жакоб поспешно сунул магическую сигару в пепельницу и состроил испуганную гримасу. Мы прошли в маленькую столовую и сели за стол, уставленный такими вкусными вещами, что я, к стыду своему, немедленно почувствовала страшный голод. Чтобы скрыть смущение, я поспешно сказала: — Вы ловкий человек, доктор. Жаль, что вы не можете помочь моей тете. — Да, вот именно, вернемся к нашей тете, — усмехнулся он. — Я должен посмотреть ее. Вполне возможно, у нее обычное психическое расстройство. Тогда мы поищем более опытного специалиста, раз вы мне не доверяете. — Но она давно ничем не болела. За последний год, насколько я помню, обращалась к врачам только дважды, и то по пустякам, — к дантисту да к глазнику. Доктор Ренар считает, что у тети прекрасное здоровье для ее возраста. — Кто такой этот доктор Ренар? — Местный врач, живет рядом с нами. Он не профессор, но мы ему верим. Он очень опытный, все в округе его уважают. Тетя признает только его. Он ухаживал до последних дней и за дядей Францем, ее покойным мужем. Доктор Ренар каждый день бывает у нас, завтракает, обедает с нами и давно уже стал как бы членом нашей семьи. — А что случилось с вашим дядей? — У него обнаружили рак желудка. Мы, конечно, скрывали, но он догадывался. Переписывался со всякими врачевателями — знаете, сейчас это модно: хиропрактика, радиэстезия… — Знаю, — кивнул Жакоб. — Он стал очень религиозным, жертвовал большие суммы различным организациям. Тетя сердилась, отговаривала его. А теперь сама… Она уверяет, будто «небесный голос» сказал ей, что наказывает ее за неверие и за насмешки над дядей Францем. — Вот как? Значит, «глас небесный» даже знаком с вашим покойным дядюшкой? Подозрительная осведомленность в ваших семейных делах. Жакоб задумался, уставившись в свою тарелку, потом поднял голову, посмотрел на меня каким-то отсутствующим взглядом и спросил: — В чем же заключаются галлюцинации у вашей тети, расскажите подробнее. — Началось все с того, что она стала слышать по ночам какой-то голос, я же вам говорила. — Давно? — Месяца три назад, в конце зимы. — И что он ей внушает? — Требует, чтобы покаялась в грехах, одумалась, переменила свою жизнь и посвятила остаток ее богу. Потом он начал всячески нахваливать секту «Внимающих голосам космического пламени» и потребовал, чтобы тетя им помогла. Она уже дважды переводила в Берн довольно крупные суммы, и каждый раз голос ее хвалил за это. — Откуда она узнала адрес, по которому переводила деньги? От покойного мужа? Он имел какие-нибудь дела с этой сектой? — Нет, по-моему, никогда. — Откуда же ваша тетя узнала их адрес? — Голос назвал. Проснувшись утром, она его прекрасно помнила, хотя вообще-то память у нее не очень хорошая на цифры и адреса. — Любопытно, — пробормотал Жакоб. — Очень любопытно. А сама она посещала сборища этой секты? Встречалась с кем-нибудь из них? — Ни разу. — Почему? Пожав плечами, я неуверенно ответила: — Просто у нее не возникало такого желания. — Странно… А как ей слышится этот голос — звучит внутри головы или доносится откуда-то извне? Это важно. — Я подробно ее не расспрашивала… По-моему, она просто слышит его, и все. Как мой голос. Доктор Жакоб недовольно хмыкнул, потом спросил: — На головные боли она не жалуется? — Нет. — Не говорит, будто у нее такое чувство, что ее голову словно распирает изнутри? — Нет. — И на бессонницу не жалуется? — Нет, она спит крепче меня. — А других галлюцинаций у нее не бывает, кроме «небесного голоса»? — Вы знаете, последнее время с ней стало твориться что-то странное. Однажды она вдруг якобы увидела в саду цыгана с ручным медведем, хотя никого там не было. Мы с доктором Ренаром тут же уложили ее в постель, и она быстро успокоилась. А на прошлой неделе ей показалось, что в сад забежал волк и прячется в кустах. Она умоляла нашего садовника застрелить его. Мы обшарили все кусты, но никакого волка не нашли. Все ей пригрезилось. — Может, эти галлюцинации ей тоже внушает голос? — Не знаю, она ничего не говорила. — Это может быть и болезнь, — в глубокой задумчивости, забавно наморщив лоб, пробормотал доктор Жакоб. — Но в этом безумии есть явная система. Я сильно подозреваю, что ваша любимая тетя стала жертвой ловких мошенников. — Как? — испугалась я. — Вот это-то нам и предстоит узнать. Уж больно подозрительны «небесные голоса», дающие совершенно конкретные и весьма земные приказания. Ваша тетка богата? — По-моему, да, хотя я никогда не интересовалась особенно… Дядя оставил ей значительное наследство, он был богат, удачливо играл на бирже, пока не заболел. — Вы ее единственная наследница? — Послушайте! — вспыхнула я. — Не обижайтесь, я вовсе не хочу вас уличать в каких-то корыстных замыслах. — Я неплохо зарабатываю и вполне могу обеспечить тете спокойную старость, если она пожелает раздарить все свои деньги. Показать вам чековую книжку? — Не надо. Я вполне верю, что вы искренне любите свою тетю и хотите ей добра. А какая у вас профессия, если не секрет? — Художница. — То-то я никак не мог догадаться, хотя у нас в Швейцарии перед женщинами не слишком велик выбор жизненных путей. Как говорят англичане: «Если у тебя слишком много способностей, не отчаивайся: ты еще можешь стать вольным художником…» — Что еще вас интересует? — перебила его я. — Мне надо знать, есть ли кто-нибудь на свете, кому было бы выгодно, чтобы деньги тети перешли в руки каких-то жуликов. — Не знаю и не хочу обсуждать эти вопросы, — резко ответила я. — Одно могу сказать совершенно твердо и определенно: никого из членов этой секты тетя не знает, ни разу даже в глаза не видала, так что сразу упрекать людей, которых вы совершенно не знаете, в преступных намерениях — это, мне кажется, бесчестно. — Странно, что она и не пытается с ними познакомиться, — пробормотал он, не слушая меня. — Похоже, они готовят себе алиби. — Вы так об этом говорите, словно уже уличили их в чем-то. — А вы верите, будто ваша тетя в самом деле слышит некий божественный голос свыше? Почему же «глас небесный» советует давать деньги именно этой секте, а не какой-нибудь иной? Почему небеса так благоволят к ней? Почему сделали эту секту своей божественной избранницей и хотят ее щедро наградить за счет вашей тети? Согласитесь, вопросов возникает немало, и в них очень любопытно разобраться. Я материалист, медик, психолог, в «небесные голоса» и божественные откровения не верю, поэтому первым делом задаю вопрос древнеримских юристов: «Cui prodest?» — «Кому выгодно?» Вам — явно нет. Доктору Ренару? Вряд ли он связан с этой сектой… — Послушайте! — опять гневно перебила я его. — Я просто логически рассуждаю, — пожал он плечами и, заботливо подлив мне горячего кофе, добавил: — А что касается ловкости шарлатанов, то, верьте мне, я их повидал куда больше вашего. Он сказал это с такой горечью, что я сразу почувствовала: видно, доктору Жакобу тоже досталось от них. Но расспрашивать его не решилась, а он между тем продолжал с забавной гордостью: — Свыше сотни разоблачил и посадил на скамью подсудимых… — Вы?! — Я. Разве Анни вам не рассказывала? Наверное, поэтому она посоветовала вам обратиться ко мне. Я давно занимаюсь охотой на всяческих пройдох и шарлатанов. Я покачала головой: — Доктор философии, ловкий факир и фокусник, да к тому же беспощадный разоблачитель шарлатанов, — и все это в одном лице! Невероятно! Как вы ухитряетесь успевать? Утром занимаетесь научной деятельностью, вечером развлекаете простаков ловкими фокусами, а когда же ловите шарлатанов? И почему вы их ловите, если сами тоже обманщик? Опасаетесь конкурентов? Но это, по-моему, не очень этично. За что вы набросились вчера на этого несчастного старика? Он выглядит таким больным и усталым, что — тоже ваш конкурент? — Я не обманщик, а иллюзионист, — наставительно сказал он. — Мы выступаем на сцене или цирковой арене перед зрителями, которые хотят, чтобы их развлекли интересными фокусами. Они хотят быть обманутыми — для того и приходят. А шарлатаны и жулики обманывают простаков, спекулируя на их суевериях. И я считаю своим долгом разоблачать таких проходимцев. Для меня это, если хотите, своеобразная форма атеистической пропаганды. К сожалению, наши законы в этом отношении весьма либеральны. Всякие «Церкви света небесного», теософские общества, «Божественное исцеление», «Церковь научного познания» — сколько их развелось! Но все-таки порой удается некоторых поймать с поличным. Или хотя бы просто обезвредить, разоблачив их проделки. Старик этот — талантливейший мастер, настоящий гений по части иллюзионной техники. Мы с ним раньше работали и придумали немало отличных трюков. И шарлатанов вместе разоблачали. Но они его затравили, сломили. Он сдался, спился, стал с ними заигрывать. Связался с жуликами и теперь помогает им дурачить простаков. Не могу ему этого простить. — Ладно, бог с ним, со стариком, хотя мне его жалко. Но вы в самом деле думаете, будто моя тетка стала жертвой ловких мошенников? Каким образом? — Чтобы выяснить это, нам придется поехать к вам. Вы меня приглашаете? Я на какой-то миг помедлила с ответом, но он сразу заметил мои колебания и спросил: — В чем дело? Вы же специально приехали ко мне за помощью? Или не доверяете мне? — Нет, что вы! — поспешно ответила я. — Просто подумала: может, лучше предупредить тетю, а то нагрянем как лавина с гор. Он пожал плечами и насмешливо спросил: — Ваша тетя — строгая женщина? Требует соблюдения этикета? — Нет, она человек очень добрый и простой и всегда рада гостям. — Тогда едем, — решительно сказал он, вставая из-за стола. — Но вы же хотели отдохнуть… — Ничего, успеется, — отмахнулся он. |
|
|