Инга Берристер Самый яркий свет

— Мам…

Эбби Ховард помрачнела, услышав несколько растерянный голос своей двадцатидвухлетней дочери, вырвавший ее из мира цифр. Эбби обещала закончить работу в конце недели, но закрутилась из-за того, что Кэти и ее приятель объявили в прошлый уик-энд о помолвке, и теперь приходилось наверстывать упущенное время.

Знакомые часто обращали внимание, как не похожи внешне дочь и мать. Эбби, невысокая, всего пяти футов и двух дюймов роста, миниатюрная, имела такой беззащитной вид, что от поклонников, рассчитывающих на скорую и легкую победу, не было отбоя. Однако очень скоро выяснялось, что она ни при каких условиях не желает играть роль беспомощной малышки при большом сильном мужчине.

У Эбби были белокурые от природы шелковистые волосы и сине-зеленые бездонные манящие глаза, хороший цвет лица, так что в свои сорок три года она легко могла бы, если бы захотела, говорить, будто ей от силы тридцать три. И никто в этом не усомнился бы — не только простодушные в большинстве своем мужчины, но и всезнающие женщины. Но Эбби презирала подобные уловки и не находила нужным скрывать свой возраст или возраст дочери.

Кэти же, унаследовав от матери колдовские сине-зеленые глаза, во всем остальном была совсем другая. Высокая, длинноногая, с гривой густых темных кудрей, она была по-своему хороша собой, хотя в детстве искренне считала себя гадким утенком и нешуточно страдала из-за этого. Эбби страдала вместе с дочерью, поскольку та периодически закатывала истерики, вопрошая, в кого она такая нескладная уродилась.

В один прекрасный день Кэти догадалась, что кроме красавицы матери у нее еще и отец есть, и потребовала показать фотографию. Эбби нехотя, но предъявила несколько сохранившихся снимков Сэма, которые чудом не разорвала и не сожгла, не желая на них смотреть, ибо слишком болезненными были воспоминания о недолгом супружестве.

Кэти долго разглядывала человека, давшего ей жизнь, и вынесла вердикт:

— Да, я похожа на него. Он чудовище, и поэтому ты ненавидела его…

— Но ты ведь не чудовище, и я тебя люблю. — Эбби ласково погладила дочь по голове и повторила: — Я люблю тебя. И, хотя ты унаследовала рослость отца и цвет его волос, ты же не он, а совсем другой человек. Поверь, очень скоро молодые люди будут наперебой добиваться твоей благосклонности.

— А в школе меня дразнят гороховым стручком, — продолжала рыдать Кэти.

— Когда я училась в школе, меня называли гномом, — заметила Эбби. — Но какое значение имеет, что думают или говорят другие? Значение имеет, солнышко, что думаешь ты сама, и, когда вырастешь, ты будешь очень рада, что ты — это ты…

И Эбби оказалась права. Кэти первая признала это. Ее мать всегда была права… ну, почти всегда.

Кэти торопливо отбросила неприятную мысль, которая уже начала оформляться в ее голове. Как мама воспримет то, что я собираюсь ей сказать? Сообщение о помолвке выслушала спокойно, обговорив лишь, что оставляет за собой право устроить все как полагается.

А Стюарту это только на руку. Сам он из большой семьи, и ему понравилось, что на свадьбу будет приглашено много гостей.

Маме не повезло с замужеством, даже очень не повезло, но она никогда не пыталась привить мне неприязнь к браку. Это Кэти отлично понимала. Впрочем, влияй не влияй… Едва она увидела Стюарта, как в ту же минуту влюбилась в него, а он в нее.

— Ты не поверишь, — нерешительно начала Кэти, усаживаясь на край стола, за которым работала мать, и, скрещивая длинные ноги, с которых еще не сошел летний загар.

— В чем дело? — спросила Эбби, отодвигая бумаги и поворачиваясь к дочери.

— Знаю, что ты не поверишь мне, но я думаю… я думаю… думаю… — Она опустила глаза, смахнула с себя несуществующую пылинку. — Я думаю, я…

— Понятно. Ты думаешь. Что именно думаешь? — не без насмешки подбодрила Эбби дочь.

— Я думаю, что видела сегодня папу… — Выпалив это, Кэти со страхом заглянула матери в глаза.

Эбби показалось, что она стоит посреди пустой улицы и вдруг, откуда ни возьмись на нее на всей скорости мчится грузовик. Удар она получила нешуточный, но постаралась не подать виду.

— Ты права, — сказала она безразлично, когда, наконец, обрела голос. — Я не верю тебе. Кэти, это невозможно, — добавила она чуть ласковее, когда увидела, что дочь, закусив губу, отвернулась. — Твой отец в Австралии. Он уехал туда сразу после… сразу после твоего рождения, и зачем бы ему возвращаться?..

Она умолкла. Однако Кэти не позволила сбить себя с толку и резко спросила:

— Зачем? Ты полагаешь, незачем? Думаешь, он не может захотеть хотя бы увидеть меня, познакомиться со мной?

Эбби почувствовала отчаяние. Неужели все было напрасно? Неужели она напрасно научилась быть сильной и независимой, неужели напрасно в одиночку холила и лелеяла свою бесценную девочку, отдавая ей всю свою любовь и заботу, неужели она все сделала не так?

В общем-то, поведение Кэти вполне объяснимо. С тех пор как она и Стюарт решили пожениться, и Стюарт познакомил невесту со своими счастливыми в браке родителями, с тех пор как Кэти задумалась об отношениях с будущим мужем, о собственных детях, она не могла не вспоминать о своем отце. Теперь ей, как никогда, хотелось побольше узнать о нем, и, вне всяких сомнений, хотелось, чтобы отец тоже мечтал о встрече с ней.

Когда Кэти была еще совсем крошкой, Эбби приняла решение вести себя честно в отношении Сэма. Она не лгала о нем и его поступках, не очерняла в глазах дочери, но изо всех сил старалась уберечь малышку от боли, которую той неизбежно предстояло испытать со временем.

Она держала слово, хотя иногда это было очень трудно, и, естественно, чем старше становилась Кэти, тем невозможнее было защитить ее от того, что собственное сердце и собственный ум должны были сказать ей об отце.

Как могла мать… как вообще кто-нибудь мог уберечь от боли девочку, которой предстоит узнать, что собственный отец не хотел ее появления на свет? Эбби старалась быть предельно тактичной с Кэти и очень гордилась, когда люди говорили, что трагедия матери-одиночки не сказалась на ребенке и какой счастливой Кэти выглядит несмотря ни на что. Теперь Эбби пришло на ум, что, кажется, рановато гордилась.

Возможно, именно поэтому она проявила меньше понимания и такта, чем должна была бы, когда резко оборвала Кэти:

— Забудь об отце, дорогая. В твоей жизни для него нет места. И никогда не было. Я понимаю, что ты чувствуешь, но…

— Нет, не понимаешь. Как ты можешь понять? — вспыхнув, перебила Кэти. — Ты не можешь понять. — И слезы подступили к ее глазам. — Дедушка и бабушка любят тебя. Бабушке никогда даже в голову не придет упрекнуть деда, что ты не его ребенок, и он не хотел тебя… Ты никогда не молчала в школе, когда другие девочки хвастались своими отцами. Тебе не приходилось одной… — Кэти виновато замолчала. — Прости меня, мамочка… Я не хотела… Я знаю, это не твоя вина, просто…

Эбби встала. Теперь, когда Кэти сидела на краю стола, они были почти одного роста, Эбби обняла дочь и прижала к себе, пытаясь успокоить, и в миллионный раз мысленно проклиная человека, который принес им столько горя.

Неужели Сэм и вправду вернулся? Он не посмел бы… После всего… В последний раз, когда они встретились, я ясно дала понять, что не хочу иметь с ним ничего общего. Пусть он забирает свое имя, свое состояние, свой дом и все остальное, что дал мне… но оставит мне ребенка. Того самого ребенка, которого не захотел признать своим. Ребенка, которого я вырастила и которого не позволю ему даже увидеть.

Он обвинил меня в измене, будто бы Я забеременела от кого-то другого. Даже посмел заподозрить беднягу Ллойда… Ллойда, который никогда…

Эбби не пожелала оставаться в доме, который недолго делила с Сэмом, и сразу после размолвки собрала вещи и ушла, хлопнув дверью.

С тех пор она больше не видела Сэма.

Кэти умчалась по делам, пообещав заскочить на обратном пути, и Эбби вернулась к работе. Пару часов спустя она с облегчением улыбнулась, когда пробежала глазами последнюю колонку цифр и закрыла гроссбух, положив его на стопку других приходно-расходных книг, которые приготовила для проверки.

Она знала, с каким сомнением когда-то давно, лет десять назад, отнеслись друзья к ее желанию открыть собственное агентство по найму персонала. Однако Эбби к тому времени уже отработала десять лет в отеле, начав уборщицей и дослужившись до менеджера, многому научилась, да и связями обросла, что тоже немаловажно. Потому-то и решилась на столь важный шаг.

Эбби удалось занять свою нишу. Многие из тех, с кем она начинала, оставались с ней до сих пор. Клиенты говорили о ее фирме только хорошее, создавая устойчивую репутацию и делая бесплатную рекламу. К тому же она вела себя честно и никогда не порекомендовала бы человека туда, где могли уязвить его гордость или еще как-то обидеть.

Расценки Эбби установила высокие, твердо заявляя всем недовольным, что поставляет самое лучшее, поэтому и требует соответственную цену. Эбби могла организовать все: от ужина на двоих до приема на пятьсот человек с выписанным из Франции шеф-поваром, и не боялась браться за самые неожиданные заказы.

Кэти уже подростком стала зарабатывать на карманные расходы, устроившись в близлежащий кафетерий. Когда дочь поступила в университет, Эбби вполне могла позволить себе содержать ее, но не сделала этого. Она жаждала независимости для Кэти, хотела, чтобы та гордилась способностью обеспечить себя благодаря собственным рукам и смекалке. Конечно, если бы Эбби почувствовала, что погоня за материальной свободой наносит ущерб занятиям, она немедленно бы вмешалась.

Родители Эбби готовы были всячески помогать дочери, когда ее брак так несчастливо закончился. Они даже просили ее вернуться домой, и жить с ними, но Эбби была упрямой и настояла на независимости. Зато теперь радовалась, что поступила именно так, благополучно устроив свою жизнь в поклоняющемся традициям английском городке, куда Сэм привез ее в качестве жены. Тогда они мечтали о совместном будущем. Сэм хотел преподавать в университете, а потом когда-нибудь стать писателем. Эбби тоже собиралась работать в университете, но в архиве.

Эбби взглянула на часы. Она обещала подруге, которая увлекалась рукоделием, поискать у себя на чердаке что-нибудь, что могло бы той пригодиться. Если заняться этим немедленно, останется вполне достаточно времени до встречи с менеджером роскошного конференц-центра, который недавно открылся при самом лучшем отеле города. Собственно, Эбби самой предложили пост менеджера этого центра, но она отказалась, предпочитая быть себе хозяйкой и по собственному усмотрению распоряжаться своим временем. Правда, иногда начинаешь ощущать одиночество, но все. равно так спокойнее и безопаснее, а безопасность, касалось это профессиональной или личной жизни, была для нее важнее всего на свете.

Даже самые близкие подруги не имели доступа в святая святых души Эбби, чтобы не могли при случае причинить ей боль, а уж мужчины и подавно…

Нет, конечно, я не считаю себя мужененавистницей, размышляла Эбби, поднимаясь по узкой лестнице на чердак, несмотря на то, что многие мужчины думают иначе. Просто когда тебя однажды сильно обидят, назовут лгуньей или того хуже, задумаешься, прежде чем позволить, кому бы то ни было поступить так с тобой еще раз. Ну и правильно! Я была бы дурой, если бы вела себя иначе.

И дело не в том, что не было случаев… мужчин, которые пытались приударить за мной, но память о боли, причиненной Сэмом, не дает мне расслабиться. Он говорил, что любит меня, что, будет любить вечно, что никогда не позволит волосу упасть с моей головы.

И я верила каждому слову, не подозревая, что это ложь. Как можно кому-то доверять после такого? А потом ведь надо было заботиться не только о себе, защищать не только себя, но еще и Кэти. Одно дело, когда ты позволяешь обидеть себя. Ты — человек взрослый, сам делаешь выбор и. сам расплачиваешься за него, но рисковать душевным здоровьем ребенка?.. Нет, ни при каких обстоятельствах! Кэти надо беречь.

Эбби толкнула дверь и поморщилась. Сюда редко поднимались, так что воздух здесь застаивался, и пыли было видимо-невидимо. Собственно, Эбби не появлялась на чердаке, с тех пор как Кэти уехала учиться в университет.

Там она встретила Стюарта, который был на несколько лет старше, и некоторое время; особенно поначалу, Эбби боялась, как бы не повторилась печальная история.

Как раз тогда ближайшая подруга Фрэн все время упрекала Эбби, что она отталкивает Кэти и разрушает их отношения, полностью сконцентрировавшись на идиотской идее, будто Стюарт, обидит Кэти, как Сэм обидел ее саму.

— Стюарт не такой, — убеждала Фрэн, хотя Эбби и отказывалась обсуждать избранника дочери. — Впрочем, даже если бы он был такой, — добавляла она осторожно, — у Кэти есть право на собственный выбор и собственные ошибки. Иногда самым трудным для родителей, оказывается, пустить все на самотек. Я знаю, что ты чувствуешь сейчас, мы все это переживаем рано или поздно, но Кэти уже взрослая, дорогая, и она влюблена…

— Она думает, что влюблена, — со злостью перебивала подругу Эбби. — Сколько она его знает? Несколько месяцев? А уже говорит о том, что хочет жить с ним и…

— Дай ей шанс, — советовала Фрэн. — Не путайся у нее под ногами. Дай шанс.

— Тебе хорошо, — бурчала Эбби. — Твоя дочь еще не вышла из подросткового возраста…

— Думаешь, мне легче? — восклицала Фрэн, театрально закатывая глаза. — Ллойд и Сью не разговаривали целую неделю. А вчера вечером он застукал ее за страстным поцелуем перед входной дверью и, как ты понимаешь, тотчас превратился в любящего и разгневанного папочку. Сью в силу своего возраста считает, что имеет право принимать решения, хотя на самом деле еще не доросла до этого. И знаешь, какой номер отколола моя деточка? Заявила Ллойду, будто это она соблазнила Льюка. Вот так-то.

— Ничего себе!

Эбби мгновенно отключилась от собственных проблем. Дочь Фрэн и Ллойда была ее крестницей и самым строптивым существом на свете.

Сью, унаследовавшая от отца ярко-рыжие волосы, абсолютно не была похожа на Кэти. Если бы Сэм не уехал в Австралию, то очень скоро убедился бы, что Ллойд не имеет никакого отношения к появлению на свет Кэти.

Бедняга Ллойд. Еще, не будучи знакомым, с Фрэн он всячески старался помочь Эбби прийти в себя после свалившейся на нее беды, даже как-то раз, правда, не очень уверенно, предложил руку и сердце. Конечно же, получил отказ. Эбби знала, что не любит его, и что Ллойд не любит ее, хотя, до того как появился Сэм, окружающие считали их идеальной парой.

Встав на колени, Эбби принялась сдвигать вещи, чтобы подобраться к нужным коробкам, содержимое которых наверняка могло заинтересовать подругу. Случайно под руку попалась стопка детских книг, и Эбби едва не прослезилась, ибо это были первые книги, прочитанные Кэти самостоятельно.

Эбби до сих пор помнила, в какой восторг пришла, когда Кэти прочитала первое слово, а потом и целое предложение. Как же она гордилась дочерью, которую считала самой умной и самой красивой девочкой на свете, а заодно и собой, давшей жизнь столь прелестному и идеальному во всех отношениях созданию… Прелестному, идеальному, милому ребенку, который ни в какую не желал есть кашу и который однажды закатил такой грандиозный скандал в супермаркете, что Эбби не знала, куда деваться от стыда.

Улыбка сползла с лица Эбби, едва она вспомнила, как не с кем ей было поделиться своими радостями и печалями. Приходилось терпеть до телефонных звонков родителей, чтобы сообщить им об очередных достижениях и проделках Кэти.

Время поджимало, и Эбби спохватилась, что она деловая женщина и не может позволить себе такой роскоши, как бездумная трата времени. Посему мечтательнице, которая упоенно умиляется любому пустяку, пришлось вновь притаиться в самом дальнем уголке ее души. Всем известна другая Эбби, точнее мисс Арабелла Ховард, которую привыкли уважать, и даже побаиваться и которая научилась без посторонней помощи справляться со всеми маленькими и большими проблемами… Эта Эбби будет, если придется, сражаться подобно тигрице, чтобы защитить своего ребенка. Эта Эбби не помнит и не сожалеет о своем прошлом и не нуждается в мужчине, который в любой момент может, обидеть ее или не поверить ей. Не нуждается вообще ни в каком мужчине.

Она передвигалась по чердаку на четвереньках, проклиная на чем свет стоит пыль, норовящую залезть в горло и нос, и старалась не обращать внимания на странные звуки над головой, уговаривая себя, что это всего-навсего птицы… больше быть некому и нечего бояться.

Наконец добралась до нужных коробок и, отодвинув одну в сторону, попыталась дотянуться до той, что стояла позади. Не тут-то было. Коробка не поддавалась. Что-то мешало. Эбби пошарила у основания и похолодела, едва пальцы коснулись чего-то мягкого.

Она сразу поняла что это, но вопреки доводам рассудка потянула ткань на себя. Руки у нее дрожали, когда она вытащила большую тряпку, которую сама же когда-то засунула подальше.

Прошло много времени с тех пор, как платье было ослепительно белым и сверкало стеклярусом под стать бриллианту на обручальном кольце. Она была по-настоящему сказочной невестой, по крайней мере, так писали местные газеты, и ее платье было воплощением мечты всех маленьких девочек и многих девушек тоже, Эбби и чувствовала себя принцессой… королевой, когда торжественно шагала рядом с отцом к алтарю. А потом, когда викарий обвенчал их и Сэм поднял вуаль, она увидела его глаза, и ей показалось… ей показалось… будто… Да, ей тогда показалось, что она стала бессмертной. Любимая, обожаемая… Любимая.

Ей даже в голову не могло прийти, что наступит день и все изменится. Сэм больше не будет смотреть на нее с обожанием и страстью.

Какой же она была наивной… Какой глупой…

Мать и отец пытались отговорить ее от скороспелого замужества, ведь она и Сэм едва знали друг друга, но Эбби и слушать ничего не желала. Родители же старики. Они забыли, что, значит, любить и что, значит, чувствовать себя желанной. Где уж им помнить о том, как не хочется расставаться с любимым даже на минуту…

Эбби и Сэм познакомились случайно, в университетском городке. Эбби, погрузившись в какие-то свои мысли, заехала на велосипеде на ту часть территории, где студентам появляться не полагалось. Налетев на Сэма и едва не сбив его с ног, Эбби решила, будто имеет дело со своим братом-студентом, и не обратила внимания на то, что он старше. Покраснев как рак, Эбби стала извиняться, но ее смущение было вызвано не тем, что она могла покалечить симпатичного молодого человека, и, естественно, не тем, что она нарушила университетские правила, а тем, как ее сердце и тело отреагировали на Сэма.

Позднее она призналась Сэму, что, если бы он захотел взять ее прямо там, посреди двора на подстриженной мягкой травке, она бы и пальцем не пошевелила, чтобы помешать. И так было всегда. Стоило ему оказаться поблизости, и Эбби таяла, хотя была девственницей, и ее сексуальный опыт ограничивался весьма целомудренными поцелуями Ллойда и легким флиртом с ним же.

Выяснив, что Сэм не студент, как она полагала, а недавно назначенный младший лектор, она пришла в неописуемый ужас и совсем растерялась.

Он же прочитал ей короткую нотацию о катании на велосипеде на запретной территории и отпустил на все четыре стороны, так что Эбби и не рассчитывала еще раз увидеться с ним.

Лишь два дня спустя Сэм появился в общежитии с книгой, которая выпала из корзинки, привязанной к ее велосипеду, и Эбби смутилась, потому что он застал ее всю в слезах над газетной заметкой.

Заметку сопровождали шокирующие своим натурализмом фотографии голодающих детей из развивающихся стран, и Эбби сразу же стала взахлеб говорить Сэму, едва он спросил о причине ее слез, что не родит ребенка в мир, где так много-много-много детей в отчаянном положении.

— Я понимаю, ты считаешь меня слишком сентиментальной, да? — вызывающе спросила она, едва сумела взять себя в руки.

Однако Сэм, как ни странно, отрицательно покачал головой.

— Да нет, не считаю. В сущности, любой человек…

Он не закончил фразу, потому что вернулась соседка Эбби по комнате и потребовала, чтобы ей помогли отыскать одолженную у кого-то книгу.

Сэм отказался от кофе, а так как близились летние каникулы, то Эбби опять потеряла надежду встретиться с ним в скором времени. Каково же было ее удивление, когда две недели спустя, загорая в саду родительского дома, она вновь увидела Сэма. Более того, он пригласил ее на свидание!

Позднее Сэм объяснил, что не считал себя вправе сделать это раньше, так как не мог забыть, что она студентка, а он — преподаватель. И Эбби еще сильнее влюбилась в него, стоило Сэму сказать, как, невыносима была ему мысль, будто он как преподаватель извлекает пользу из своего положения, принуждая студентку к сексуальным отношениям. Он был таким прямолинейным, таким честным, таким нравственным… Даже иногда чересчур… Например, когда не захотел воспользоваться возможностью и уложить Эбби в постель.

— Ты не хочешь меня, — упрекала она его сквозь слезы.

В ответ Сэм взял ее руку и приложил к тому месту, которое недвусмысленно давало девушке понять, как она не права. А когда она покраснела и отвела взгляд, Сэм рассмеялся, потом вздохнул и отвел ее руку со словами:

— Понимаешь, все так быстро, и ты…

— Только не говори, что я слишком молода, — с горячностью перебила она. — Мне уже двадцать. Почти…

— А мне двадцать шесть… Почти.

— Всего-то шесть лет разницы! — воскликнула Эбби, не желая уступать.

— Ты девушка, — упрямо возражал Сэм. — Строишь воздушные замки, а я…

— Так научи меня, — не отставала Эбби. — Вот возьми и научи меня…

Сэм закрыл глаза, обнял ее и шепнул:

— Не надо меня соблазнять.

У него дрожал голос, и Эбби не сразу, но поняла, что это от некой гремучей смеси чувств. И у нее сладко замерло сердце.

Впервые Сэм поцеловал ее во время их второго свидания. Случайно Эбби обмолвилась, что хотела бы посмотреть «Сон в летнюю ночь», которую традиционно ставили в театре «Глобус». Нет, Боже упаси, она ни на что не намекала и, естественно, не ожидала от Сэма приглашения. Рецензии на спектакль были самые положительные, и Эбби лелеяла надежду, что родители сделают ей драгоценный подарок.

Когда же Сэм позвонил и сказал, что у него есть два билета, а потом спросил, не хочет ли она пойти с ним, у Эбби захватило дух от счастья и помутилось в голове оттого, что она опять его увидит.

Сэм приехал за ней, одетый в смокинг, и Эбби охнула от изумления, оценив его элегантность и мужскую привлекательность.

— Я подумал, что после спектакля мы могли бы где-нибудь поужинать, — предложил он Эбби, обращаясь одновременно и к ее родителям тоже.

Эбби видела, как просияла мать, а отец, чуть волнуясь, сказал, что доверяет Сэму свою бесценную дочь, но дома она должна быть не позже полуночи.

В тот год в большой моде были платья с пышной юбкой и их носили везде — от самого последнего паба до роскошного особняка. У Эбби тоже было такое зеленое, под цвет глаз, платье, которое она еще ни разу не надевала, великолепно оттенявшее ее прозрачную кожу и светлые волосы. По крайней мере, так уверяли продавщицы в магазине.

Прелестный шарф из белого шелка, за которым мать кинулась наверх, придал платью более элегантный вид. Эбби вспомнила, как мучительно покраснела под взглядом Сэма, как будто он видел ее насквозь, не говоря уж о преграде в виде тонкой материи. Она вспыхнула, словно и впрямь была обнаженной До Стратфорда-он-Эйвон было час езды, и первую половину пути Эбби молчала, слишком взволнованная близостью Сэма, чтобы начинать разговор.

Потом ей удалось немного расслабиться, и она стала щебетать, какой замечательный выдался день. Сэм отвечал, что да, день чудесный и остаток недели обещает быть таким же.

Неожиданно он спросил:

— Ты любишь загорать?

— Да.

И тотчас объяснила, что из-за чувствительной кожи приходится быть очень осторожной. Даже посетовала, что ей ни за что не добиться такого же замечательного загара, как у других девушек.

Как раз в это время ни сзади, ни впереди не оказалось машин, и Сэм, повернувшись, внимательно посмотрел на Эбби, прежде чем снизить скорость и провести ладонью по ее руке. Она затрепетала от этого прикосновения, а уж когда он взял ее за запястье, поднес ладонь к губам и страстно поцеловал, сердце у девушки забилось как бешеное, словно готово было выскочить из груди.

— У тебя идеальная кожа. И ты вся идеальная, — хрипло проговорил он, остановив взгляд на ее груди.

Эбби представила, как его голова склоняется над ее обнаженными грудями, и Сэм берет в рот сначала один сосок, потом другой…

Она отвернулась, опасаясь, что глаза выдадут ее нескромные фантазии.

Сильная тяга к Сэму внушала Эбби некоторую растерянность. По обоюдному соглашению она и Ллойд оставались только друзьями и ничего другого для себя не хотели. Продолжая бывать с ним на вечеринках и в кафе, Эбби твердо уверилась, что, симпатизируя Ллойду, приняла правильное решение избегать интимной близости, ибо это не привело бы ни к чему хорошему.

Совсем иначе она относилась к Сэму. Ничего похожего до сих пор в жизни Эбби не было. Ей становилось страшно при мысли, что она влюбилась. А иначе как объяснить это неожиданное и всепоглощающее влечение?

Летний вечер был на диво хорош. Воздух, насыщенный пряным ароматом цветов, кружил голову. Не оставшись равнодушной к женским взглядам, которые Сэм привлекал к себе, Эбби ощущала гордость, что из всех он выбрал именно ее, и страх: не дай Бог, другая женщина захочет увести его. В конце концов, Сэм и в самом деле очень красив — высокий, широкоплечий, по-спортивному подтянутый, с густыми черными волосами и удивительными голубыми глазами, которые то смеялись, то пытались сказать нечто, приводившее девушку в трепет.

Обнаружив, что Сэм абонировал ложу, Эбби взглянула на него с изумлением, но не без удовольствия.

— Я заказал шампанское, — шепнул Сэм, когда капельдинер провел их на места. — Надеюсь, ты любишь…

— Люблю, — подтвердила Эбби, не желая признаться, что пила шампанское раза три в жизни.

Во-первых, это было дорогое удовольствие, во-вторых, она не находила в этом ничего приятного. Но Эбби скорее умерла бы, чем призналась Сэму, что шампанское, которое он велел принести, слишком сухое на ее дилетантский вкус и уже ударило в голову.

Во время антракта Сэм спросил, нравится ли спектакль, а потом вдруг ни с того ни с сего заявил:

— Не надо было это делать. Ты же понимаешь, правда?

Но Эбби ничего не понимала, пока он не объяснил:

— Тебе не надо было входить в мою жизнь, по крайней мере, пока не надо… Слишком рано… Я еще не готов, хотя, кто знает, когда ты готов, а когда не готов… Ты еще совсем ребенок, — простонал он, забирая бокал из ее трясущейся руки и обнимая Эбби. — Меньше всего на свете мне хотелось влюбляться в тебя и менять мою жизнь. Ведь я все так отлично спланировал, — продолжал он, Ласково касаясь ее губ своими губами.

Эти мимолетные поцелуи зажигали огонь в ее жилах, но Эбби не могла не чувствовать, как напряжен Сэм и как трудно ему держаться в рамках.

— Прости. Прости, — шептал он, попеременно целуя то одну, то другую ее руку. — Но ты сама виновата в том, что со мной происходит… Я всегда считал себя здравомыслящим и уравновешенным, слишком осторожным, чтобы попасть… Не знаю, благодарить тебя или ругать.

— Ты не можешь любить меня, — трепеща, возразила Эбби, но взгляд выдал ее чувства, и по глазам Сэма она догадалась, что он все понял.

— Не могу, конечно… Или могу?.. — в смятении спросил он то ли себя, то ли ее. — В конце концов, я почти не знаю тебя… а ты почти не знаешь меня, и мы еще ни разу не были с тобой в постели… Конечно, я не могу любить…

Эбби смотрела на него, и ее скованность вдруг куда-то улетучилась, возможно, из-за шампанского, возможно, из-за чего-то другого, еще не совсем ей понятного.

— Я… Я еще ни с кем не была в постели. Но, Сэм, я знаю, что хочу быть в постели с тобой… Я хочу, чтобы ты… Я хочу, чтобы это был ты, — решительно договорила она, хотя голос у нее все-таки дрогнул.

И вот тогда-то — в темной ложе — он в первый раз по-настоящему поцеловал ее. Сэм крепко обнял ее, привлек к себе, и его ладони ласкали тело Эбби, пока губы нежно касались ее губ. А потом, жадно проникнув языком в ее рот, Сэм начал выделывать такое, отчего голова у Эбби пошла кругом. Девушка уже готова была на все-все-все, но в это мгновение Сэм отстранился.

Эбби не помнила, как досидела до конца спектакля, а потом едва соображала, что ела за ужином, и, естественно, тоже ничего не запомнила. Наверняка она могла сказать только одно — она хотела остаться с Сэмом наедине. У нее кружилась голова, и ныло все тело, так сильно она хотела его, а он с ложечки кормил ее десертом и внимательно смотрел, как у нее приоткрываются губы, а лицо вспыхивает румянцем, пока он учит ее первым чувственным радостям.

В тот вечер он сразу после ужина отвез ее домой, как, впрочем, и во все последующие вечера, но однажды Сэм спросил, как родители Эбби отнесутся к тому, что он пригласит ее на уик-энд…

— Когда? — только и спросила она.

— Я заеду за тобой завтра утром.

Внизу зазвонил телефон, но Эбби не пожелала возвращаться из прошлого. Она не хотела ни с кем говорить. С яростью она подумала, что ни к чему помнить все это. Ни к чему оживлять прошлое и вновь испытывать боль… После стольких-то лет… Целая жизнь прошла, а чувства не тускнеют…

— Нет, пожалуйста, — мысленно молила она кого-то, хотя и понимала, как напрасны эти мольбы.

Она уже позволила воспоминаниям завладеть собой, и теперь невозможно вырваться из паутины. Вся дрожа, Эбби закрыла глаза.

— Не могу поверить, что все еще стоит такая замечательная погода. Старожилы уверяют, что она продержится до конца следующей недели…

Сэм, как и обещал, заехал за Эбби в родительский дом, но, укладывая ее вещи в багажник, наотрез отказался сообщить, куда они едут. Увидев его чемодан лежащим вплотную со своим, Эбби не то чтобы затрепетала от волнения, но почувствовала какую-то особую радость.

— Из-за чего ты нервничаешь? — спросил Сэм.

— Вовсе я не нервничаю, — солгала Эбби.

— Ну да… Когда ты нервничаешь, то всегда говоришь о погоде…

— Нет. Я не нервничаю, — упорствовала Эбби.

На самом деле нервничала и еще как, но стоило ей взглянуть на Сэма, и тотчас исчезли последние сомнения.

— Не бойся, — ласково проговорил Сэм, и смешливое выражение в его глазах сменилось другим, от которого у Эбби голова пошла кругом. — Никто не собирается делать с тобой ничего такого, чего ты не хочешь…

— Но я хочу.

Эбби залилась краской и изо всех сил постаралась избежать его взгляда, моля Бога, чтобы Сэм не мучил ее дальнейшими расспросами. Он не сказал ни слова, но посмотрел на нее так, что и без слов все стало ясно.

Она все еще не могла поверить, что этот красивый сильный мужчина хочет ее… Что он, по его собственному признанию, бесповоротно, несмотря ни на какие доводы разума, влюбился в нее.

Пока ехали, Эбби время от времени пристально вглядывалась в него, но один раз с удивлением заметила, как Сэм крепко, даже побелели костяшки пальцев, сжал руль.

— Пожалуйста, не смотри на меня так, — хрипло попросил он. — Иначе мне придется остановить машину, и тогда я зацелую тебя, пока ты сама не…

Эбби тоже чувствовала, как от внутреннего жара у нее полыхают огнем тело и лицо, но и представления не имела, что происходит с Сэмом. Ею владели противоречивые чувства: естественное для неискушенной девушки опасение перед грядущим, непреходящее волнение и истинно женское удовольствие от осознания своей власти над мужчиной.

— Я хочу, чтобы, когда мы в первый раз будем вместе, никакая мелочь не испортила нам праздник. Пусть кровать не скрипит, подушки будут из нежнейшего пуха, а в комнате стоит аромат роз. Мне бы хотелось любоваться, как звезды мерцают в твоих глазах. Короче говоря, мне хочется удрать в какую-нибудь глушь, где не будет никого, кроме тебя, меня и природы. Пусть Млечный Путь смотрит на нас в окошко.

Там будет широкая река с медленным-медленным течением, тихая, ласковая и прозрачная. И, когда мы войдем в нее, над нами будет чистое-чистое небо и луна. А потом мы будем любить друг друга на траве, еще не остывшей от дневного зноя.

В лунном свете твое тело будет серебряным, и я стану ласкать и целовать тебя всю — от макушки до пяток. С языческой наивностью и женской мудростью ты примешь меня, одарив, как только может одарить женщина. Кожа твоя будет прохладной, как шелк, и только небо услышит наши восторженные крики.

— Достаточно… Не надо… — прошептала Эбби.

У нее дрожал голос, и все тело пылало неведомой доселе страстью. Она едва сдерживалась, чтобы не попросить Сэма немедленно остановить машину и не броситься в его объятия.

Эбби казалось, что вся она во власти одного-единственного желания, которое поглотило ее целиком и не дает свободно вздохнуть. Сколько еще ехать? Сколько еще ждать, прежде чем?..

— Ты проголодалась? Может быть, остановимся и перекусим? — спустя десять минут спросил Сэм.

Она покачала головой, боясь выдать себя голосом, но не сомневалась, что Сэм все понимает, должен понимать: единственное, чего она хочет, это быть с ним, любить его, ласкать и отдаваться его ласкам.

Для Эбби подобные мысли были в новинку, поэтому она очень смущалась и старалась не смотреть на Сэма.

Дорога начала подниматься в гору, и природа вокруг изменилась. Насколько Эбби могла понять, они въехали в Уэльс и теперь находились в той дикой, едва ли не языческой части страны, которую она втайне считала очень романтичной.

В этих местах, где рядом с современностью соседствует средневековье, где до сих пор стоят древние замки, нетрудно представить сошедшихся в битве рыцарей, звон мечей, стоны раненых и крики победителей. Ну и конечно, прекрасную даму, с замиранием сердца ожидающую своей участи.

— Здесь одно из немногих мест, где очень живо чувствуется прошлое, правда?

Слова Сэма настолько совпали с ее собственными ощущениями, что Эбби даже вздрогнула: так легко он проник в ее мысли. А потом решила, что это лишь подтверждает их близость, которая гораздо глубже простого сексуального влечения.

Эбби была еще слишком молода, чтобы влюбиться раз и навсегда или без надежды на взаимность посвятить себя одному-единственному мужчине до самой могильной черты.

Еще не поздно остановиться, вернуться на исходную позицию, но девушка успокоила себя тем, что еще будет время подумать.

— Мы почти приехали, — объявил Сэм.

Отель, расположенный в волшебной по красоте лесистой долине, точь-в-точь походил на замок из детской сказки. Изумительное затейливое здание с башенками и красной черепичной крышей окружали спускавшиеся к реке холмы с ухоженными рощами и лужайками, и конечно же множество цветочных клумб.

Они переехали мост над рекой и оказались у главных ворот, от которых к подъезду вела мощенная булыжником дорога.

— Но ведь это… Это…

Едва взглянув на стройные башенки, Эбби сразу вспомнила рассказ Сэма о том, как он собирается любить ее, хотя до этого полагала, что у него просто богатое воображение. Но теперь…

— Один из старших преподавателей рассказывал об этом отеле, — объяснил Сэм. — Он привозил сюда жену отпраздновать серебряную свадьбу. Отель построила очень богатая женщина как укромное место, где она могла встречаться со своим возлюбленным. О браке не могло быть и речи, поскольку избранник стоял на одной их самых низших ступеней социальной лестницы. Им бы никогда не позволили обвенчаться, но каждое лето, даже выйдя замуж, несчастная леди приезжала сюда, чтобы побыть с любимым. После его смерти она заперла дом, а потом подарила семье своего возлюбленного.

— Ужасно! — воскликнула Эбби. — Любить человека всеми силами души и не иметь возможности быть вместе. Вечно хранить в тайне свои чувства… — Она вздрогнула.

— Ну что ты? — испугался Сэм. — Что случилось?

— Ничего.

Как она могла признаться, что поведанная им история легла холодной тенью на ее собственное счастье? Она прониклась печальной историей этого красивого дома, в котором жила женщина, вынужденная скрывать свою любовь и даже публично отрекаться от нее. У Эбби появилось ощущение, что канувшая в Лету трагедия каким-то образом угрожает ее собственному счастью и может повлиять на ее набирающую силу любовь.

Упрекнув себя в смешных для взрослого человека мыслях, Эбби решила думать о том, сколько трудов приложил Сэм, чтобы сделать их первое свидание наедине как можно более необычным и запоминающимся.

— Мне кажется, ты забронировал для нас комнату в башне.

— Увидишь — загадочно улыбнулся он, вытаскивая чемоданы из багажника и запирая его.

Через десять минут обнаружилось, что Сэм забронировал не комнату, а огромный номер и даже не с одной, а с двумя спальнями. У Эбби глаза полезли на лоб от такой роскоши.

Когда она подняла на Сэма вопросительный взгляд, он пояснил:

— Я не хотел, чтобы ты чувствовала, будто тебя загоняют в угол.

— С чего бы это?

Эбби уже забыла о своих переживаниях и была несказанно счастлива его близостью.

— Сэм, я хочу, чтобы мы стали любовниками, — с дрожью в голосе призналась она. — Я хочу этого больше, чем… Я хочу тебя так сильно… Никогда не думала, что можно так хотеть мужчину… У меня болит вот здесь, — едва слышно произнесла она и, помедлив, положила руку на низ живота. — Здесь… Вот…

Сэм закрыл ей рот жадным поцелуем, и Эбби мгновенно откликнулась на призыв, задрожав всем телом и радостно отвечая на его страсть. Глаза ее сверкали, лицо полыхало огнем, словно вспыхнувший внутри пожар рвался наружу.

Она вся устремилась к Сэму, и ей казалось, будто она слышит глухие и частые удары его сердца. Она чувствовала жар, исходящий от его тела, и какой-то особенный запах. Запах мужчины, разгоряченного близостью женщины.

Неужели моя кожа тоже стала пахнуть иначе и тоже возбуждает его? — пронеслась у нее в голове. Но вот Сэм стал покрывать жадными поцелуями ее лицо, шею, грудь, живот, бедра, и Эбби забыла обо всем.

Она застонала, то ли протестуя, то ли наслаждаясь его прикосновениями, и Сэм нежно погладил ее по щеке, шепча:

— Ничего… Ничего… Не бойся… Обещаю, я не буду торопиться. Тебе нечего бояться. Тебе не будет…

— Я не боюсь, — перебила Эбби, трепеща всем телом. — Я не боюсь тебя… — Ее глаза потемнели, и губы дрогнули. — Я боюсь своих чувств, Сэм, я себя боюсь… Так сильно все… я чувствую… Мне страшно потерять контроль над собой и отдаться тому, что я чувствую… Ведь я очень хочу тебя…

— Знаю, — простонал Сэм, сжимая ее в объятиях. — Я чувствую то же самое, может быть, даже сильнее, чем ты. Потому что боюсь не дать тебе наслаждения, которое хочу дать. Потому что боюсь не сдержаться. Потому что боюсь так увлечься, что уже будет не до сдержанности…

— Ты жалеешь, что я девственница? — Эбби почувствовала укол разочарования.

Он взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза.

— С чего ты взяла? Ты не представляешь, как я счастлив, что ты выбрала меня быть твоим первым возлюбленным. Потому-то мне и страшно разочаровать тебя. Я ведь эгоист, и мне нравится, что тебе не с кем меня сравнивать и не о ком мечтать, когда ты в моих объятиях. — Он не дал ей возможность выразить свое негодование и продолжал: — Я мужчина, Эбби, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я властный и даже ревнивый, по крайней мере, мне хочется, чтобы моя женщина принадлежала только мне. Я знаю… знаю, как только ты станешь моей, ни один мужчина никогда не должен будет прикоснуться к тебе… любить тебя. Как только ты станешь моей… Мне двадцать шесть лет, и у меня есть некоторый опыт отношений с женщинами, но теперь, когда я люблю… Когда я люблю, я почти так же невинен, как ты, мое счастье.. Это не отталкивает тебя?

Эбби улыбнулась одними глазами.

— Не смотри на меня так! — простонал Сэм. — Только не сейчас… Не сейчас… Я хотел погулять с тобой в саду… Этот отель знаменит своим садом… Потом мы выпили бы чаю на лужайке, пробездельничали бы весь вечер, поужинали с шампанским и…

Эбби в нетерпении подставила ему лицо и попросила срывающимся голосом:

— Сэм, поцелуй меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, поцелуй меня.

Через десять минут они лежали на кровати, а их одежда была разбросана по всей комнате. Эбби, не отрываясь, смотрела, как Сэм наслаждается зрелищем ее обнаженного тела. В первый раз он видел ее нагой, и она едва сдерживалась, чтобы не прикрыть грудь или не перевернуться на живот.

Его тело восхищало и возбуждало ее, хотя и пугало немножко, напоминая, что в свои двадцать шесть лет Сэм уже давно не мальчишка, а самый настоящий мужчина.

На протяжении многих лет Эбби бесчисленное количество раз видела Ллойда в плавках, украдкой отмечая, как из подростка он превращается в сильного мускулистого юношу, но это было совсем не то, что с Сэмом. Разве можно их сравнивать? У Сэма и плечи шире, и мышцы более развиты, и волосы на груди…

Эбби вдруг нестерпимо захотелось дотронуться до них, погладить, прижаться к ним лицом, вдохнуть их запах, ладонями и губами проложить в них дорожку вниз… Интересно, Сэму понравилась бы подобная смелость? Или это следует назвать бесстыдством? Нет-нет, непристойного здесь ничего нет, ведь Сэм тоже смотрит на меня, изучает мое тело, ласкает взглядом Сердце у Эбби забилось как бешеное, когда он откинул с ее лица длинные волосы и провел пальцем по шее.

Девушка изумилась, сначала почувствовав, а потом и увидев, что ее соски, всегда такие незаметные, вдруг заныли и затвердели, а груди как будто налились и стали более упругими.

Эбби немедленно хотела знать, нравятся ли они Сэму. Или он думает, что они по-девчоночьи маленькие, совсем не такие, какие должны быть у взрослой женщины?

У него ведь есть опыт, он сам сказал, и…

Она немного напряглась, когда Сэм положил руку ей на грудь, и в растерянности посмотрела ему в глаза.

— Чудесно чувствовать их, — сказал он, будто отвечая на ее невысказанный вопрос. — И вообще они чудесные.

Сэм наклонился и нежно поочередно коснулся губами болезненно напряженных сосков. Потом еще раз поцеловал их, но уже не так нежно, потом еще раз — совсем не нежно, но зато… Эбби даже охнула от неожиданности, настолько ей стало приятно. А Сэм уже дразнил языком ее груди, пока она не почувствовала, что больше не выдержит.

Тихонько застонав, Эбби подалась к нему, ей мучительно захотелось познать, наконец, то, чего она страстно желала и в то же время боялась.

Сэм принялся гладить ее живот, легонько касаясь кончиками пальцев, так что у Эбби перехватывало дыхание. Она мечтала, чтобы он передвинул руку немножко ниже, даже в какой-то момент набралась смелости, чтобы самой передвинуть его руку, но Сэм предугадал ее желание, и Эбби едва не закричала от острого наслаждения.

Однако сдерживалась она недолго и, забыв обо всем на свете, кроме туманивших голову телесных радостей, дала себе волю, пока Сэм продолжал ласкать ее, все больше приближаясь к тому кусочку плоти, который мучительно требовал его прикосновений. Эбби хотелось, чтобы Сэм заполнил ее собой, чтобы она тоже двигалась вместе с ним, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее…

— Сэм… Сэм… — исступленно шептала она, — я не могу… Не надо… Пожалуйста… Сейчас… Я хочу тебя. Пожалуйста, я хочу тебя… Сейчас, сейчас… Сейчас… Я хочу тебя сейчас… всегда… навсегда. Я хочу…

Все произошло именно так, как хотела Эбби, медленно и прекрасно. Это было долгое наслаждение, от которого ее тело словно перестало быть материальным, и все чувства обострились.

Когда стало казаться, что большего блаженства просто не может быть, Эбби закричала от восторга, а потом плакала от счастья в объятиях Сэма.

Почти весь уик-энд они занимались любовью и в постели, и, как мечтал Сэм, лунной ночью на берегу широкой тихой реки.

К концу уик-энда оба точно знали: пути назад нет и их любовь сильнее всего, что они уже успели испытать. Гораздо сильнее, чтобы сделать вид, будто ее нет, или попытаться контролировать свои чувства.

— Ты еще слишком молода… слишком молода… — сокрушался Сэм.

— Давай останемся любовниками, и тогда…

Она не договорила, потому что Сэм резко перебил:

— Нет. Я другого хочу, и тебе это прекрасно известно. Нас ведь объединяет не только секс… У нас все иначе. Я нашел женщину, с которой хотел бы прожить всю жизнь. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной, чтобы я всегда видел тебя. Наверное, ни в твои, ни в мои планы не входила такая любовь, но…

— Пойдем в спальню, — попросила Эбби голосом, дрожащим от страстного желания. — У нас еще есть немного времени…

Через три месяца они обвенчались, несмотря на мольбы родителей Эбби подождать немного и занудливые сентенции Ллойда, что глупо связывать себя на всю жизнь, не насладившись прелестями молодости.

Ллойд и Сэм с первого взгляда невзлюбили друг друга. Ллойд был уверен, что Сэм торопит Эбби с венчанием, а Сэм, отчасти теша женское тщеславие невесты, искренне и всерьез ревновал ее к Ллойду, не в силах поверить, что между ними нет ничего, кроме дружеской привязанности, берущей истоки в детстве.

— Это ты так говоришь, а он любит тебя, да и ты, верно, что-то питаешь к нему, иначе вы бы не дружили так долго.

— Но мы дружим. Только дружим, — уверяла Эбби, однако видела, что все это напрасно.

Ровно через четыре месяца после первой встречи в университете и через два месяца, после того как Эбби забеременела, они обвенчались.

Несколько месяцев счастья… Такого огромного счастья, что она, наивная дурочка, поверила, будто оно никогда не закончится.

И ошиблась. Боль, которую она испытала из-за несправедливого обвинения, оказалась куда как сильнее предшествовавшего ей наслаждения.

Она опустошила Эбби, навсегда лишила желания рисковать, доверившись какому-нибудь другому мужчине, и внушила ненависть к бывшему мужу, которая до сих пор несмотря на прошедшие годы жгла ее.

Мир взорвался, когда Сэм прохрипел ей в лицо:

— Ты беременна? Не может быть! Этого не может быть!

— Но почему? Почему не может быть? — не поняла Эбби, бледнея от страха и дурных предчувствий.

Эбби несказанно обрадовалась, когда врач подтвердил ее подозрения, что она и в самом деле носит в своем чреве ребенка Сэма. Правда, они пока еще не говорили о детях, однако Эбби не сомневалась в том, что дети у них рано или поздно, но обязательно будут.

Когда Эбби вышла от врача, ее лицо сияло счастьем и любовью, и она с удовольствием представляла, как выложит новость Сэму.

Она не могла дождаться его. Из Сэма обязательно получится отличный отец. Она уже представляла, как его большие руки качают младенца.

Хорошо бы родился мальчик… По крайней мере, пусть первым будет мальчик. Маленькую четвертую спальню ничего не стоит переделать в детскую. Правда, теперь карьера, о которой Эбби мечтала, под вопросом, но Сэм зарабатывает более чем достаточно и сможет обеспечить семью. Однако степень получить все-таки надо.

Пока малыш… малыши… будут маленькими, она сама присмотрит за ними, а потом, хотя ей уже стукнет тридцать, сможет, если захочет, опять подумать о карьере… Но так, чтобы та не мешала семейной жизни и не отражалась негативно на муже и детях. На первом месте всегда будут они.

Эбби была на верху блаженства и боялась лопнуть от переполнявшего ее счастья. Ей хотелось немедленно бежать к Сэму со своей замечательной новостью, но у него как раз была лекция, и потом… Лучше остаться наедине, и тогда она все-все расскажет…

Беременность… Малыш… Ребенок Сэма. Какая же она счастливая, счастливее всех на свете!

Неожиданно Эбби ощутила зверский аппетит… Сардины… Сардины на тостах… Вот чего ей хочется. А потом много шоколадных конфет.

Нет, теперь надо серьезно относиться к питанию, одернула себя Эбби, ведь придется в первую очередь думать о ребенке. Но сегодня… один-единственный денечек… Сегодня можно позволить себе быть эгоисткой… как тогда, когда был зачат малыш. Эбби счастливо засмеялась. Врач спросил ее, что она думает о сроке, она старательно наморщила лоб, но ничего не могла ответить.

— Когда вы в последний раз имели половые сношения? — спросил он, набираясь терпения.

— Сегодня утром, — выпалила, не подумав, Эбби и покраснела как рак, сообразив, что он имеет в виду. — Понимаете… Я не уверена… Не знаю… Может быть… Менструация должна была быть три недели назад…

У нее были таблетки, но она далеко не всегда вспоминала, что их надо принимать. Это дитя будет… будет, как их встреча с Сэмом… как их любовь. О, Боже, как же она счастлива… очень-очень счастлива…

— Я хочу сказать, что это невозможно. Ты не могла забеременеть… По крайней мере, от меня, — раздраженно втолковывал ей Сэм.

Эбби недоверчиво посмотрела на него. Если поначалу она вся светилась счастьем, и возбуждением и на ее лице горел нежный румянец, то теперь оно было белее мела. Сэм же, наоборот, побагровел от охватившей его злости.

— Что ты хочешь сказать? Почему не твой ребенок? Ты шутишь? — ничего не понимая, растерянно шептала Эбби.

Она во все глаза смотрела на Сэма, силясь уразуметь смысл его слов, но ничего не получалось. Как может ее ребенок, их ребенок, быть не его ребенком? Конечно же, это их общий ребенок! Если Сэм, таким образом, разыгрывает ее…

Эбби не сводила пристального взгляда с его лица, но не замечала, чтобы он улыбнулся или еще как-то выразил свое доброе отношение к известию. Все было как раз наоборот.

— Шучу? Боже мой, зачем мне шутить? Эбби, ты не можешь носить моего ребенка, потому что я бесплоден.

— Ты что?.. Нет! Не может быть!

— Да, я узнал об этом несколько лет назад.

Эбби была потрясена.

— Ты врешь. — Ее голос был тусклым и глухим.

— Нет, — возразил Сэм. — Это ты врешь, когда говоришь, что носишь моего ребенка.

Эбби нервно облизала губы. Она не могла поверить, что все происходящее не сон. Как такое может быть? Как у нее в животе появился ребенок Сэма, если он?.. Слезы навернулись на глаза, а внутри зрели злость, отчаяние, страх…

— Ты должен был знать, что рано или поздно я захочу иметь детей, и все же женился на мне, не сказав ни слова. Почему?!

— Я был так сильно влюблен в тебя… Так отчаянно хотел тебя, что мысль о детях, как любая другая мысль, не относящаяся к нашей любви, не приходила мне в голову. Кстати, я понятия не имел, что ты захочешь когда-нибудь иметь ребенка. Помнишь, как ты рыдала в общежитии над газетной заметкой о голодных детях?

— Но ты должен был понимать, должен был предвидеть…

— Почему? — сердито спросил Сэм. — Не потому ли, что у всех есть дети и все хотят детей?

— Ты меня обманул.

Эбби горько заплакала. Сэм посмотрел на нее с сожалением.

— А разве ты поступила не точно так же? Скажи мне, когда ты залезла к нему в постель? Через месяц? Через неделю?..

— Что ты несешь? Я не…

И Эбби залилась горячим румянцем, когда до нее дошел оскорбительный смысл слов Сэма. Как он смеет обвинять ее в измене? Как он вообще смеет обвинять ее в чем-либо?

— О, не разыгрывай из себя наивную дурочку. Теперь тебе эта роль совсем не подходит. Наверное, ты воображала, что станешь для меня этакой юной Мадонной, а на самом деле ты не лучше шлюхи, которая навязывает своего ублюдка кому ни попадя… По крайней мере, пытается навязать. У тебя этот номер не пройдет. Это его ребенок? Правильно? Нашего дорогого замечательного Ллойда? Я видел, как он вчера вечером уезжал отсюда. Он уже знает? И как он?..

— Ллойд здесь ни при чем! — в отчаянии выкрикнула Эбби.

Что Сэм пытается доказать? Она никогда не была любовницей Ллойда. Сама мысль о том, чтобы разделить с Ллойдом постель, наполняла Эбби таким ужасом, словно он и вправду был ее братом. Она и Ллойд близки, это правда, но до известного предела. А вчера он заезжал повидаться и обсудить проблемы, которые возникли у него в университете.

У Ллойда была назначена еще одна встреча, и поэтому ему пришлось поторопиться. Он не мог ждать Сэма.

Эбби показалась чудовищной мысль, что Сэм или кто-то другой может подумать, будто они с Ллойдом переспали, а теперь она пытается навязать законному мужу ребенка, нагулянного с любовником. И она вновь решила, что Сэм играет с ней в какие-то странные игры.

Она знала, что ему нравилось время от времени разыгрывать ее, так как она очень мило заливалась румянцем, от которого Сэм приходил в восторг. Но все же надо знать меру. Разве можно шутить на такие темы? Разве можно отказываться от собственного ребенка?

Эбби казалось, что Сэм не способен на безответственность, но, если подумать, она не слишком-то хорошо его знает. Возможно, собственные мысли насчет детей от любимого человека она приписала ему и слепо поверила в его доброту и надежность.

Но ведь она почувствовала бы, поняла…

А разве она знала о бесплодии мужа? Ничего не знала. Даже подумать не могла ни о чем подобном. Но если Сэм не счел нужным сообщить ей об этом, что еще он мог скрыть?

— Почему ты никак не можешь поверить, что мы с Ллойдом просто друзья? Я же говорила тебе много раз, что…

— Потому! Кто-то же должен быть отцом ребенка, которого ты собиралась повесить мне на шею…

— Но ты единственный мужчина, с которым я спала…

Единственный мужчина, которого я люблю, хотела добавить она, но слова застряли у нее в горле. Говорить о любви, когда тебе не верят, невыносимо больно.

— Я знаю, какая ты необузданная в постели… в конце концов ты не раз доказала мне это, — с нарочитой жестокостью выговаривал Сэм. — Если я тебя не удовлетворял, ты могла сказать…

— Пожалуйста, не надо, — перебила Эбби дрогнувшим голосом.

Она потянулась к Сэму, но он отступил, и в его глазах Эбби прочитала такое презрение, что ей стало совсем плохо.

— Я думал, ты идеальное воплощение мечты любого мужчины, каким-то чудом, сошедшее на землю. Я говорил себе, что счастливее меня нет на свете человека… Даже удивлялся, почему именно мне так повезло. А ты, оказывается, обыкновенный мираж.

Слушая его, Эбби вдруг подумала, что перед ней совершенно незнакомый человек, который не имеет никакого отношения к мужчине, ставшему ее мужем, к тому самому мужчине, в которого она влюбилась. Тот Сэм был открытым и нежным, чувственным и любящим. Этот же жестокий и холодный, безразличный к ее чувствам… безразличный ко всему, во что не верит сам. Он обвиняет меня во лжи, но и сам обманул меня, со злостью подумала Эбби.

Как он смеет разговаривать со мной в подобном тоне? Даже если я была чересчур чувственной и раскованной в постели, то ведь это потому, что… Потому что очень любила его.

Любила?..

Эбби измерила взглядом разделявшее их расстояние и тотчас ощутила, как ее захлестывает горячая волна ярости.

— Мне все равно, что ты скажешь, Сэм, — не повышая голоса, заявила она. — Но я была тебе верна.

— Ну да, как же! — ухмыльнулся он. — И ребенок, которого ты носишь, тоже мой…

— Нет, Сэм, — едва слышно проговорила Эбби. — Нет. Он или она, неважно, не имеет к тебе отношения. Малыш… мой малыш принадлежит только мне.

Она развернулась на каблуках и направилась к двери.

— Что ты собираешься делать? Куда ты идешь? — закричал Сэм.

— Я собираюсь подняться наверх и уложить свои вещи, — высокомерно бросила Эбби. — А потом я покину твой дом.

— Эбби…

— Что? Ты виноват и берешь свои слова обратно? Поздно, Сэм. Понимаешь, даже если ты скажешь, что не имел в виду ничего плохого, даже если поклянешься, что любишь меня, что, хочешь жить вместе со мной и нашим… моим ребенком, я не поверю. Теперь я знаю, что ты умеешь врать. Человек, который соврал однажды, может врать до бесконечности. Я не верю тебе. Ты сам не понимаешь, что погубил. Ты отверг право нашего ребенка на отцовскую любовь и заботу. Ну и все остальное тоже… Мое доверие… мою любовь… Но знаешь, что мучит меня больше всего? Ты наговорил мне много всяких жестоких вещей… но самое страшное — ты оболгал меня… И ни разу не подумал, может быть, ты ошибся…

— Не подумал, потому что такого быть не может, — перебил Сэм. — Никак не может быть, чтобы ты носила моего… моего… ребенка.

— Да? А вот я считаю иначе, — твердо возразила она. — Но ты можешь жить спокойно. Теперь я бы тоже предпочла, чтобы ты в этом не участвовал. Отныне ты не имеешь никакого отношения ко мне, а я — к тебе. Отныне, насколько это касается меня, тебя просто нет. Так будет лучше для нас обоих, правда? Когда наш… нет, мой ребенок подрастет и спросит об отце, я отвечу, что тебя нет.

— Эбби…

В его голосе Эбби послышались не только раздражение или злоба, но и мольба, но она закрыла для нее уши.

Все… Это конец… Другого выхода нет. Не может быть после всего, что они только что наговорили друг другу.

Положив ладонь на живот, Эбби шептала, уходя от Сэма:

— Тебе нечего волноваться, солнышко. Я люблю тебя… И всегда буду любить.

И родителям, и друзьям она сказала, что навсегда порвала с Сэмом, и попросила, чтобы ей никогда не напоминали о замужестве. Теперь ее волнует только ребенок, его здоровье и его будущее, так Эбби сказала всем, и подобная жесткость удивила и даже слегка обеспокоила тех, кто думал, будто хорошо ее знает.

Прежняя доверчивая Эбби с легким характером за одну ночь преобразилась в холодное сильное существо. Страстность и порывистость, которые были частью ее любящей натуры, исчезли, словно их и не было никогда, едва она примерила на себя новую роль, назначенную ей судьбой… и Сэмом.

Справедливости ради следует заметить, что Сэм не один раз пытался встретиться с Эбби, чтобы обсудить возникшую проблему, но она не пожелала пойти навстречу.

Мне ничего не надо от Сэма, заявила Эбби родителям. Дом, мебель, свадебные подарки — пусть остаются ему.

Они в ужасе спрашивали, как она собирается справляться? Одна… с ребенком… Конечно же, они не собирались бросать дочь в беде, и она могла всегда рассчитывать на их помощь, но…

— Как-нибудь выкручусь, — пожимала плечами Эбби.

Сэм тоже пожелал оказывать ей материальную поддержку, но получил категорический и резкий отказ.

— Мне не нужна его благотворительность, — заявила она адвокату. — Мне ничего от него не надо.

— Но вы ведь носите его ребенка, — осторожно возразил адвокат.

— Нет, — твердо стояла на своем Эбби. — Этот ребенок мой. И только мой.

Никто и ничто не могло убедить ее изменить решение. Родители были в шоке от такого неожиданного упрямства своей некогда ласковой дочери.

Ни им, ни кому бы то ни было другому Эбби не призналась, что во время отвратительного выяснения отношений с Сэмом, когда он обвинил ее в измене, то есть нарушении не только данных в церкви клятв, но и клятвы любви, которую она дала в их первую ночь, в ее душе что-то сломалось… Просто-напросто перестало функционировать… И восстановить это было невозможно.

Да ей и не хотелось, потому что больше она не желала испытывать боль, причиненную ей Сэмом. Никогда…

Поначалу пришлось нелегко, да и родители были в ужасе, когда Эбби настояла на работе в пабе до самого последнего месяца беременности.

Жила она тогда в их доме, потому что ей некуда было пойти. Бывшему мужу она пригрозила судебным иском, если он посмеет приблизиться к ней, а потом от общих приятелей узнала, что Сэм собирается покинуть страну, так как ему предложили работу в австралийском университете. Эбби сама удивилась, насколько спокойно отнеслась к этому. Собственно, никак не отнеслась. По мере того как приближался срок родов, у нее на душе становилось все светлее и светлее.

Ничего не говоря родителям, Эбби втихомолку подыскивала небольшую квартирку для себя и малыша. Ей не хотелось вечно зависеть от отца и матери, пусть даже они любят ее и готовы ради нее на все. Она уже договорилась с хозяйкой паба, что вернется на работу при первой же возможности и на полный рабочий день. Естественно, будущее рисовалось отнюдь не в розовых тонах, но Эбби была уверена, что найдет свою дорогу… Хотя бы ради ребенка.

— Мама, мама, ты где?

Эбби ужаснулась, сообразив, сколько времени провела на пыльном чердаке, погрузившись в воспоминания. Она замерзла, спина ныла от неудобной позы, а в голове и вовсе творилось черт знает что. Быстро сунув свадебное платье в щель между коробками, Эбби откликнулась на зов:

— Я спускаюсь. Поставь, пожалуйста, чайник.

— Где ты была? Я звонила, звонила. Никто не отвечал. Вот я и решила приехать, — услыхала она ворчание дочери по дороге в кухню.

— Я была на чердаке. Поэтому не слышала звонков.

— На чердаке? Зачем тебя понесло туда?.. Мама, с тобой все в порядке? — озабоченно спросила Кэти.

— Конечно же, все в порядке, — отмахнулась Эбби. — Почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Не почему… Послушай, я не очень расстроила тебя? — решилась задать мучивший ее вопрос Кэти. — Мне совсем не хотелось тебя расстраивать. Я знаю, как ты не любишь говорить о моем отце…

— Ну же, солнышко, я совсем не расстроена, — поморщилась Эбби и, обняв дочь, притянула к себе. — Мне понятно, — продолжала она, — каково тебе сейчас, когда ты и Стюарт решили пожениться. И я знаю, как нелегко тебе, было, расти без отца, а теперь вдруг… вдруг ты узнаешь, что твой отец… Короче, я уверена, что ты наверняка приняла за него кого-то другого. Это не может быть Сэм. Сэм никогда не вернется. Он знает, что я ни за что не прощу его, и ему нет места в нашей жизни. Он потерял всякие права на нас с тобой, когда заявил, что ты не его дочь.

— Мамочка, я знаю, он очень тебя обидел, — голосок Кэти дрожал, — но, наверное, для него это тоже был шок. Вспомни, ему же и во сне не снилось, что он может стать отцом, а тут ты сообщаешь о своей беременности. Стюарт говорит, любой мужчина был бы в шоке….

— Стюарт говорит? — повторила Эбби, отпуская дочь и отступая, чтобы заглянуть ей в глаза.

Сердце у нее упало, когда Кэти, покраснев, отвела взгляд, и на ее лице появилось незнакомое воинственное выражение.

— Мама, я не хочу тебя обижать, но…

— Давай забудем об этом, — перебила Эбби. — Вспомни, твой отец сам не захотел разделить с нами жизнь. Это был его выбор. Кстати, что ты тут делаешь? — стараясь придать своему голосу веселость, спросила она. — Я думала, вы со Стюартом заняты поиском дома.

Несколько месяцев назад Кэти переселилась в маленькую холостяцкую квартирку Стюарта, но оба желали начать семейную жизнь в доме, который выберут вместе. У Стюарта было прочное положение в солидной фирме, да и его родители уже объявили, что в качестве свадебного подарка молодожены получат приличную сумму на покупку дома.

Эбби подозревала, что родителей Стюарта удивила ее первая реакция на известие о помолвке. Действительно, не всякая мать невесты будет советовать молодым не торопить события. В их глазах, да и в глазах большинства людей, как понимала Эбби, Стюарт представлял собой весьма выгодную партию, залогом чего являлись более чем обеспеченные родители и собственное вполне надежное в финансовом отношении будущее.

— Да. Ну да, собирались, — подтвердила Кэти. — Но сначала я хотела заглянуть к тебе. Мамочка…

Кэти явно хотела что-то сказать, но Эбби услышала шум мотора и обрадовалась предлогу прекратить разговор.

— Похоже, Стюарт приехал. Да и мне пора бежать. Даже не представляла, сколько времени я провела на чердаке, а ведь у меня через час назначена встреча с Деннисом Паркером…

— В отеле? — неожиданно заволновалась Кэти.

— Ммм… В чем дело, детка?

Однако ответа Эбби не дождалась, потому что одновременно затрезвонил телефон и в заднюю дверь постучал Стюарт.

— Позвони мне! Расскажешь, чем закончились ваши сегодняшние поиски.

Эбби поцеловала дочь и легонько подтолкнула ее к двери, после чего бросилась в холл к телефону.

Она все еще грустно улыбалась, когда полчаса спустя, вышла из душа и принялась вытираться большим пушистым полотенцем.

Кэти — такая заботливая любящая девочка… И это не только ее, материнское, мнение. Эбби очень хотелось, чтобы Стюарт и его родители оценили ее дочь по достоинству. Стюарту очень повезло с невестой, поэтому он должен особенно остерегаться, чтобы не причинить Кэти боль, как Сэм причинил боль ей, Эбби.

Но улыбка сползла с ее лица, едва она вспомнила, как, по словам Кэти, Стюарт отреагировал на поведение Сэма, узнавшего о беременности. Наверное, это естественно, ведь Стюарт мужчина и смотрит на все иначе… Поэтому позиция Сэма ему понятна. Но…

Что «но»? Не нравится, что Кэти повторяет слова Стюарта? Моя дочь должна была рано или поздно стать взрослой и на какое-то время отдалиться от меня, напомнила она себе. Не может же она вечно оставаться маленькой. Кэти и Стюарт любят друг друга, а так как девочка влюблена, нет ничего странного, когда она без конца добавляет: «Стюарт говорит». Это в порядке вещей. Придется мне научиться терпению и положиться на свое чувство юмора… И, кстати, на воспоминания о том времени, когда Кэти пошла в школу и едва ли не каждую фразу начинала со слов: «Миссис Джонсон говорит».

Увы, такое приходится переживать каждой матери, успокаивала себя Эбби. Возможно, в семьях подобных нашей, это протекает болезненнее, ведь если мать остается одна с ребенком, то отношения у них складываются более тесные. По крайней мере, у нас с Кэти было именно так.

Было?

Эбби вздохнула и отправилась в спальню за чистым бельем.

В до университетские времена Кэти частенько подшучивала над материнской привычкой расхаживать по дому голышом. Что ж, когда в доме одни женщины, почему бы не расслабиться, улыбнулась Эбби, натягивая трусики на свои все еще почти по-девичьи стройные бедра.

Наверное, это тоже было преимуществом одинокой жизни, в которой не нашлось места мужчине. То, что ей уже за сорок, ничуть не тревожило Эбби.

Когда кто-нибудь с нескрываемым восторгом говорил, будто ей никак не дать ее лет, а это бывало довольно часто, она обычно, не теряя спокойствия, отвечала, что, наоборот, выглядит как раз на свой возраст. А если мужчины разуют глаза, то убедятся, что многие сорокалетние женщины выглядят именно так, как должны выглядеть: уверенными в себе, ибо расцвет лет сулит много преимуществ, которых у зеленой молодости нет и в помине. А если мужчины этого не замечают и не ценят, пусть, если совсем честно, подумала Эбби, натягивая узкую черную юбку, а потом надевая кремовую кофточку, то мужчины как будто начинают находить сорокалетних активных женщин сексуально привлекательными… Пожалуй, даже стали делать это слишком часто.

С тех пор как ей исполнилось сорок, желающих завоевать ее расположение стало гораздо больше, чем в предыдущее десятилетие. Причем поклонники были лет на пять, а то и на все десять, моложе Эбби.

Впрочем, мужчины и все с ними связанное, ее не интересовало.

Эбби взглянула на часы и заторопилась — не хотела опаздывать на встречу с Деннисом. Ведь они прекрасно работали вместе, когда он занимался самым престижным в городе отелем, и оба постоянно стремились к совершенству — каждый в своем деле. Эбби видела в нем отличного делового партнера, однако Фрэн не раз шутливо замечала, что Деннис готов перевести отношения в другую плоскость, как только Эбби созреет для этого.

— Никогда! — отрезала Эбби.

— Не можешь же ты вечно бояться мужчин, — ласково убеждала подруга.

— Я не боюсь, — возражала Эбби. — Просто не вижу смысла вступать в отношения, которые мне не нужны.

— Но ведь не может быть, чтобы ты хотя бы иногда не испытывала…

— Ты думаешь, мне нужно плечо, чтобы поплакать на нем? Мужчина, на которого я могла бы опереться? Сексуальный партнер? Нет. Никогда. И, пожалуйста, Фрэн, не жалей меня, — строптиво замечала она, правильно расценивая выражение лица подруги. — Меня, правда, не надо жалеть. Меньше всего на свете я хочу усложнять свою жизнь.

— Наверное, тебя очень обидел… отец Кэти, — сочувствовала Фрэн.

— Нет. Это не он, это я обидела себя, поверив, будто он меня любит.

Внимательно осмотрев свое лицо в зеркале и проверив макияж, Эбби с усмешкой сказала себе, что если кто-то и считает ее молодой, то она сама, сравнивая себя с Кэти, не может не видеть разницу.

На мгновение глаза ее затуманились. В последние несколько месяцев Кэти слишком часто заводит разговоры о Сэме, расспрашивает о нем, упоминает его имя кстати и некстати… Наверняка влияние Стюарта, решила Эбби.

Она никогда не делала тайны из своего замужества и развода и не уходила от вопросов Кэти, разве лишь адаптировала свои ответы к ее возрасту, чтобы не пострадала психика девочки.

Так что Кэти отлично знала, что произошло, и как Сэм отверг их обеих.

Не может быть, чтобы Кэти видела отца, с грустью подумала Эбби о разыгравшемся воображении дочери. Конечно же, она ошиблась. Но больше всего женщину расстроил не сам факт встречи с неким человеком, напомнившим Кэти отца, а очевидное желание увидеть его.

Она-то думала, что с успехом заменила девочке обоих родителей, но когда увидела глаза Кэти, говорившей о своем отце, поняла, как глубоко заблуждалась.

— Эбби…

Эбби улыбнулась, увидев бросившегося навстречу Денниса, который, как всегда, был готов расцеловать ее, если бы ему, как всегда, не помешала протянутая для пожатия рука Эбби.

— Ты сказал, что хочешь поговорить со мной о дополнительном персонале на Рождество и Новый год, — ровным голосом напомнила она о цели их встречи.

— Что?.. Ах, да… Понимаешь, Эбби, — взволнованно воскликнул он, — ты самая привлекательная из всех женщин, каких я когда-либо встречал…

— Ты преувеличиваешь. Не самая, — поддразнила Эбби, послав Деннису предостерегающий взгляд, который призван был напомнить, что она пришла не ради флирта.

— Ладно, — сдался он, — займемся делом. Правда, я подумал, что мы можем поговорить за ужином, если ты не против. У нас новый шеф-повар, и…

— Знаю, — кивнула Эбби. — Насколько мне известно, он учился у лучших мастеров. Настоящий…

— И очень дорогой, — поморщился Деннис. — Однако в нашем городе развелось слишком много ресторанов, и меньше всего нам хотелось бы, чтобы наши гости обедали в других местах, потому что мы не можем обеспечить их самым лучшим.

— Люди предпочитают маленькие ресторанчики. В них уютнее… интимнее…

— Ммм… Знаю, — согласился Деннис, вводя ее в ресторанный зал. — Но я думаю, если мы объявим специальные цены на наши субботние вечера с танцами, то народ к нам повалит. А туг еще гости распробуют стряпню Дейвида — и придут к нам еще и еще…

— Я-то уж точно приду, — рассмеялась Эбби.

В ресторане для буднего дня было довольно много посетителей, правда, в отеле тоже в будни гостей больше, чем в уик-энды. В основном здесь останавливаются бизнесмены и обожающие путешествия пожилые леди.

— Как у вас с отдыхом? — спросила Эбби, когда они сели за столик.

— Неплохо.

— У вас много конкурентов, а вы держите очень высокие цены.

— Ты права, но у нас есть и преимущества. Высокий уровень обслуживания, большая стоянка для машин, престижность…

— Мне кажется, вы можете погубить все непомерно высокими ценами. Рынок есть рынок, — предостерегла Эбби, сделав заказ официанту. Помолчав, она спросила; — Как ты думаешь, сколько вам понадобится людей? Они будут работать на Рождество и в Новый год, а так как в большинстве своем это будут люди молодые, короче говоря, девицы, то мне нужна твоя гарантия. Ты должен обеспечить их доставку на работу и с работы.

— У нас же есть автобус для персонала, — напомнил Деннис.

Эбби покачала головой.

— Ну нет. Я не могу позволить моим девочкам искать, где там застрял ваш автобус, и в одиночестве бродить в темноте. Тебе придется хорошенько подумать. Ты знаешь мое мнение на этот счет.

— Знаю, знаю, — простонал Деннис. — Ты представляешь, сколько будет стоить доставка от двери до двери каждой твоей девицы?

— А ты представляешь, сколько будет стоить молодой девушке преследование какого-нибудь гуляки, если не кого-нибудь похуже? — твердо возразила Эбби и для пущей убедительности решительно хлопнула ладонью по столу. — Это мое условие, Деннис. Я настаиваю на транспорте. Если ты не можешь гарантировать моим девушкам безопасность, то я не могу ничем тебе помочь.

— Тогда я снижу им заработок, — попробовал торговаться Деннис.

— Ничего подобного, — безмятежно улыбнулась Эбби и приступила к первому блюду. — Ммм… Вкусно. Очень рада, что ваш повар не ограничивается оформительскими изысками, а. то, должна признаться, мне уже порядком надоели красивые тарелки с полуостывшей и безвкусной едой. Вы, как я вижу, расширили ассортимент вегетарианских блюд. Молодцы. А то у вас был один омлет…

— Посетители требуют здоровую пищу, и наш повар в этом с ними заодно, — с довольной улыбкой сообщил Деннис и замолчал, наслаждаясь едой. — А у тебя какие планы на Рождество в этом году? — спросил он наконец.

Эбби выразительно пожала плечами.

— Как обстоят дела со свадьбой?

— Никак, — с грустью призналась она.

— Что ж, можешь быть уверена, если решишь устроить завтрак здесь, мы сделаем все, что только в наших силах.

— Ага.

Миссис Эшли, мать Стюарта, уже предложила устроить свадебный прием в их огромном саду, и в душе Эбби признавала, что ничего лучше быть не может Единственное, что удерживало ее от окончательного согласия, это страх перед напористостью будущей родственницы. Как бы разумно ни было ее предложение, но стоит уступить хоть немного, и энергичная леди все захватит в свои руки. С другой стороны, две старшие сестры Стюарта уже вышли замуж, и его мать, имея немалый опыт, наверняка устроит идеальный прием.

Но ведь Кэти — моя дочь, и я тоже хочу… Чего ты хочешь? — угрюмо спросила себя Эбби. Ты просто ревнуешь… потому что чувствуешь себя лишней, ненужной…

Если по справедливости, то она знала, что должна быть благодарна родителям Стюарта за их щедрое предложение взять на себя не только хлопоты, но и материальные издержки. Естественно, тягаться с ними у нее возможности нет. Как бы ни процветал бизнес, доходы Эбби были весьма скромными по сравнению с доходами мистера Эшли.

Когда же она заговорила с дочерью о приеме в отеле, то от ее внимания не укрылась мгновенная растерянность Кэти.

— Не будет ли это… как-то безлико? — неуверенно спросила дочь.

— Пожалуй, — согласилась Эбби, но сердце ее сжалось от дурного предчувствия. — У нас еще много времени впереди. В конце концов вы ведь не назначили день.

— Ну да, ты права. Знаешь, мама Стюарта говорит, что все хорошее надо заказывать задолго. Когда они выдавали замуж Джину, им пришлось дважды откладывать свадьбу, потому что они не могли найти подходящую прислугу, да и цветочная фирма пошла им навстречу только потому, что у кузины Джины там работала приятельница. Мама Стюарта устроила прием в одном совершенно замечательном отеле, — волнуясь, продолжала Кэти, — который находится всего в получасе езды отсюда. Судя по рассказам Джины, это не отель, а сказка. Когда-то это был частный дом, построенный богатой аристократкой, которая встречалась там со своим возлюбленным…

Эбби похолодела, ибо отлично поняла, о каком отеле рассказывает Кэти. Виду, разумеется, не подала, заметив лишь:

— Это слишком далеко. Больше часа езды… Думаю, не стоит затевать…

— Не больше часа, а всего полчаса, — возразила Кэти. — По новой дороге гораздо быстрее. Но ты, конечно же, права, это ужасно дорого. Так что нечего и говорить…

— Не расстраивайся, дорогая, — попыталась успокоить ее Эбби, сожалея о своих словах. — Обещаю, твоя свадьба будет великолепной.

— Знаю, мама. В конце концов, главное — любимый человек и твои чувства к нему, а все остальное… Просто… — Она поморщилась. — Мне все время кажется, что миссис Эшли думает, будто Стюарт мог бы подыскать себе кого-нибудь получше. Она этого прямо не говорит, как ты понимаешь, но…

— Ерунда. Как раз Стюарту очень, даже очень повезло, — решительно возразила Эбби.

— Ты так думаешь, потому что ты моя мама, — засмеялась Кэти.

— А мама Стюарта говорит то, что говорит, потому что она мама Стюарта. Все матери хотят, чтобы их дети получили самое-самое лучшее, и это вполне естественно. Нет, Кэти, ты никогда не должна забывать, что ты лучше всех. Не позволяй никому сбивать себя с толку. А если Стюарт думает иначе, если он не верит, что ты лучше всех, то он не достоин тебя.

— Ох, мамочка, — со слезами в голосе пролепетала Кэти.

— Помнишь, что я тебе обычно говорю? — врываясь в ее мысли, вдруг спросил Деннис. — Не смотри сейчас, но слева от тебя сидит человек, который думает так же, как я. Весь вечер он не сводит с тебя глаз.

— Ты преувеличиваешь, — сухо возразила Эбби, но тем не менее ощутила некоторое любопытство и словно невзначай повернула голову.

Сидевший за соседним столом мужчина смотрел на нее в упор.

Эбби показалось, что зал заходил ходуном, и сердце сжала холодная рука, когда она заглянула в глаза своего бывшего мужа. В глаза того самого мужчины, который, как поклялась она дочери, их дочери, ни под каким видом никогда не вернется в их город.

Этот самый мужчина украл ее любовь, разбил ей сердце и едва не разрушил ее жизнь.

Эбби смотрела на него, чувствуя, как постепенно каменеют ее лицо, ее тело, ее мысли. Она была не в силах пошевелиться, отвернуться, сделать что-нибудь. Откуда-то издалека до нее донеслись извинения Денниса:

— Эбби, прошу прощения, кому-то я срочно понадобился. Постараюсь вернуться побыстрее. Если хочешь сладкое…

Эбби слышала его, но была совершенно не в состоянии бороться с гигантской ледяной волной, перенесшей ее в совершенно чужое место. С одной стороны, все знакомо и узнаваемо, с другой — незнакомо и неузнаваемо, и она не понимала, почему вдруг все и вся преобразились от одного лишь присутствия человека, который должен был быть в этот час, в этот день, в этой жизни на другом конце света.

— Нет…

Едва это одно-единственное слово соскользнуло с помертвевших губ Эбби, как Сэм, по-прежнему не сводя с нее глаз, медленно встал из-за стола и направился к ней.

Эбби хотела вскочить, убежать, провалиться сквозь землю, но не могла пошевелиться.

— Эбби…

До боли знакомый голос проник ей в самую душу. Эбби затрепетала. Но если когда-то этот голос заставлял ее дрожать от счастья и страсти, то теперь она дрожала от ярости и неожиданности.

Как он посмел? Как посмел вновь явиться сюда? Как посмел вновь вторгнутся в ее мир… в ее жизнь? И, самое главное, как посмел приблизиться к ней, словно… словно…

— Эбби…

И совсем не изменился, мысленно отметила она. Да нет, Сэм стая еще мужественнее и привлекательнее. Волосы у него еще не поредели и почти совсем не поседели. Ничего ему не делается… Даже проседь его украшает…

Загорел… И двигается легко, молодо… Костюм, видно, из дорогого магазина… А глаза… Глаза все такие же голубые-голубые… И рот…

В отчаянии Эбби принялась молиться, чтобы Господь не дал ей лишиться чувств. Только не здесь и не сейчас…

А Сэм все приближался. Эбби из последних сил боролась с переполнявшими ее страхом и злостью.

Вот он совсем близко. Слишком близко. Нельзя показать ему, как я реагирую на его появление. Он не должен знать ни моих страданий, ни ожившей ненависти… Что бы там ни было, а я должна сделать вид, будто ничего особенного не произошло и меня совсем не трогает эта неожиданная встреча в ресторане. Должна, и все туг.

Он протянул руку, но Эбби вскочила и отшатнулась с криком:

— Нет!.. Не подходи ко мне! Я сказала, не подходи ко мне… И не трогай меня!

Она знала, что люди смотрят на них, и в ресторане мгновенно наступила мертвая тишина, но ей было наплевать на все. Она хотела только одного: чтобы этот человек, ее бывший муж, отошел подальше и, может быть, вовсе исчез.

— Ты не имеешь права находиться здесь, — услышала она свой звенящий шепот. — У тебя нет никакого права…

— Эбби, нам надо поговорить…

До чего же спокойно звучит голос Сэма! Мысленно Эбби отметила и это, и многое другое, но ее чувства оставались глухи ко всему. Даже то, что почти все посетители ресторана наблюдали за ними… за ней…

Не раз Эбби приходилось слышать о людях, которые впадают в панику, но она плохо представляла, что это такое. А теперь сама запаниковала. И как! Умом она понимала, что не в силах управлять собой, и ничего не могла поделать… Не могла даже скрыть свои чувства.

— Не приближайся ко мне. Я тебя ненавижу, — прошипела она и, демонстративно обойдя Сэма, направилась к двери.

Никогда прежде ей не приходилось испытывать такого страха, такого шока… Когда ненависть настолько переполняет все твое существо, что ты готов вот-вот задохнуться и почти ничего не соображаешь.

Выйдя из ресторана, она увидела спешащего навстречу Денниса, и Эбби поразило испуганное выражение, какого ей никогда не приходилось видеть на его лице.

— Эбби, что ты? Что случилось? — Однако она не приняла его руку и, покачав головой, дрожащим голосом пролепетала нечто совершенно несуразное:

— Я не знаю… Отравилась… Извини, поеду домой… Я позвоню…

— Давай я отвезу тебя. Подожди у главного входа, сейчас подгоню машину…

— Нет! — едва не закричала Эбби. — Пожалуйста, не надо… Оставь меня… Извини, мне надо домой… Все пройдет, как только я доберусь до дома. Мне просто надо побыть одной. Извини, Деннис.

Не в силах произнести больше ни слова, она едва ли не бегом бросилась к выходу.

Машину Эбби оставила на стоянке, однако, не испытывая ни малейшего желания садиться за руль, отправилась домой пешком.

Вскоре показался ее коттедж. Когда Эбби купила его, друзья решили, что она сошла с ума, поселившись так далеко от города. Теперь те же самые друзья с завистью говорили о ее предусмотрительности, поскольку Земля в этом районе подскочила в цене. Возле дома был большой сад, на который Эбби потратила уйму времени и сил, чтобы превратить его в райский уголок. А прошлым летом Эбби устроила еще и великолепную теплицу…

Задыхаясь от перехватывавших горло спазмов, Эбби то и дело испуганно оглядывалась, боясь, как бы Сэм… Не дай Бог, он последует за ней.

Зачем он приехал? Что ему тут нужно? Сколько времени он сидел в ресторане, разглядывая ее? Нечего ему тут делать! Нечего… И никого у него тут нет… Никого!

Никого, кроме…

Эбби застыла на месте, не в силах пошевелиться. Как раз сегодня Кэти уверяла, будто видела отца.

— Нет, — прошептала Эбби, не замечая, что вслух произнесла это слово/

— Ты его видела?! Ты видела в отеле папу?!

— Так ты знала, что он там, — прошептала Эбби. — Знала и не сказала мне. Почему?..

Она расплакалась.

— Мамочка, не надо. Я виновата. Но я не хотела… Мне бы никогда…

Следом за Кэти в комнату вошел Стюарт и, обняв свою невесту, словно защищая ее от всего света, тихо проговорил:

— Эбби, она здесь ни при чем. По крайней мере, она ничего не знала. Не ее вина, что ваш бывший муж вернулся. Это моя вина.

— Твоя? — растерялась Эбби.

— Стюарт только сегодня признался мне, что он сделал, — вспыхнула Кэти. — Он хотел устроить нам сюрприз.

— Дорогая, позволь мне самому объяснить, — попросил Стюарт, нежно целуя Кэти, прежде чем вновь обратиться к Эбби. — Я понимаю, что Кэти никогда не скажет вам об этом сама… Она слишком любит вас и очень боится причинить вам боль… Но я-то знаю, как ей хотелось посмотреть на своего отца… Думаю, и мама с папой со мной согласны, это вполне естественно. Кэти сказала мне, что не имеет возможности взяться за его поиски, потому что вы расстроитесь. Но уже прошло больше двадцати лет, как вы развелись с мужем, и, мне кажется, я понимаю, как важно для Кэти увидеться с отцом… Может быть, пригласить его на свадьбу… Поэтому я на свой страх и риск предпринял поиски. Вообще-то я планировал лететь в Австралию, чтобы встретиться с ним, поговорить… Но у вашего бывшего мужа оказались собственные представления о том, что надо делать. Поверьте, меньше всего на свете я хотел свалиться вам будто снег на голову.

— Ты хочешь сказать, что это благодаря тебе он тут? — не сводя глаз со Стюарта, прошептала Эбби онемевшими губами.

— Да.

— И ты, естественно, обсудил свой план с родителями? — продолжала она допрос.

Кэти поморщилась, и Эбби больно задело, что дочь не только приняла сторону Стюарта, но и потянулась к нему за защитой, словно испугалась собственной матери. Вот они, образно говоря, и оказались по разные стороны.

— Да, — не выказывая ни малейшего раскаяния, подтвердил Стюарт.

— И они решили, что это блестящая идея? Твоя мать поддержала тебя, насколько я понимаю? Тебе ведь нравится, когда твоя мама поддерживает и одобряет тебя, правда, Стюарт? — спрашивала Эбби ледяным голосом.

Она видела, как у молодого человека покраснели уши, и внутренний голос нашептывал, что не надо окончательно отталкивать от себя дочь, унижая ее возлюбленного, но Эбби вошла в раж.

— Ты случайно не забыл, что я мать Кэти и, если бы считала, что для ее блага должна устроить ей встречу с отцом, я бы это сделала?

— Вы? — сердито переспросил Стюарт. — Да вас так переполняет ненависть к нему, что вы ничего не видите у себя под носом. Для вас важнее всего ваши собственные чувства, и вам даже в голову не приходит поинтересоваться чувствами вашей дочери. А ведь Кэти необходимо познакомиться с отцом, встретиться с ним, поговорить. Вы даже не замечаете, как Кэти боится хоть чем-то задеть вас, как оберегает вас от всего и молчит… Молчит о том, что ей до смерти хочется познакомиться с собственным отцом.

Эбби взглянула на дочь.

— Это правда?

Ответ она прочитала в глазах Кэти.

— Почему же ты ничего мне не говорила? Никогда…

— Я не хотела причинять тебе боль…

— Она знала, что вы не поймете, — довольно грубо заявил Стюарт. — Она знала, что вы не позволите ей иметь собственное мнение на этот счет, не позволите проявить любопытство, не позволите разыскивать отца… Короче говоря, вы ничего ей не позволите, кроме как разделить вашу, именно вашу, обиду. Вы только и делали, что рассказывали Кэти, как ваш муж бросил вас обеих и что он не достоин быть ее отцом. Вы подумали, что она должна была чувствовать, зная, как вы ненавидите человека, который дал ей жизнь?..

— Я лишь хотела защитить тебя, — прошептала Эбби, обращаясь к дочери. — Я не хотела, чтобы он обидел тебя, как обидел… Ох, Кэти…

Эбби потянулась, чтобы обнять дочь, и застыла в ужасе, потому что Кэти предпочла ее объятиям объятия Стюарта.

— Мама, мне очень жаль, что все произошло так, как произошло, но Стюарт правильно говорит. Я действительно мечтала познакомиться с отцом… И ты не должна винить Стюарта за то, что случилось… Он хотел сделать для меня как лучше. — Кэти посмотрела на жениха и улыбнулась ему сквозь слезы. — Стюарт только что рассказал мне, как разыскал моего отца. Он хотел, чтобы мы познакомились.

— У тебя нет права вмешиваться, — упрекнула молодого человека Эбби.

— У меня есть право, — спокойно возразил тот. — Я люблю Кэти и хочу, чтобы она была счастлива. Если она мечтает познакомиться с отцом, пусть…

— Возможно, она и мечтает, — перебила Эбби. — Но будет ли она счастлива?..

— Я знаю, что когда-то давно он не хотел, чтобы я появилась на свет, и не поверил, будто я его дитя, — тихо заметила Кэти. — Но времена меняются. И люди меняются…

— Некоторые, наверное… — с горечью отозвалась Эбби. — Но я не из их числа. Я не изменилась.

— Ты когда-то любила его, — дрожащим голосом напомнила Кэти.

— Думала, что любила, — поправила ее мать, — и думала, что он меня любит… Но я ошиблась. И в том, и в другом.

— Ну же, расскажи еще раз, что случилось, — потребовала Фрэн. — Господи, в таких случаях я всегда отчаянно жалею, что бросила курить…

Эбби с усмешкой посмотрела на нее.

— Я уже рассказала… два раза.

— И все равно не могу поверить. Они сидели друг против друга за большим деревянным столом в кухне Фрэн.

— Ты и вправду думаешь, что Стюарт разыскал Сэма, и поэтому Сэм взял и нежданно-негаданно объявился?

— Ну да, если верить Стюарту, — мрачно проговорила Эбби. — Ох, Фрэн, никак не могу поверить. Ну, почему, почему Кэти ни разу не сказала мне, что хочет познакомиться с отцом? — Заметив сочувственное выражение на лице лучшей подруги, она едва не расплакалась. — Ты согласна со Стюартом и его вездесущей мамочкой? Ведь так? Ты тоже думаешь, что Кэти боялась меня и поэтому молчала… А я была слишком занята собой, своими чувствами и своими делами, чтобы разглядеть ее муки? Ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю, ведь это сущая правда, — кивнула Фрэн. — Конечно же, я понимаю твои чувства. Любая мать на твоем месте вела бы себя, наверное, так же… Ты подожди, пока у Кэти появятся собственные дети… Но если говорить всерьез, то естественно, что Кэти заинтересовалась своим отцом. Это инстинкт. Ребенок всегда интересуется своими родителями, хочешь ты этого или нет. Я отлично понимаю, что ты чувствуешь сейчас, — сказала Фрэн, ласково накрывая ладонью руку подруги. — Не забывай, я тоже свидетельница тех событий… хотя застала самый их конец, но я видела, что с тобой сделал ваш разрыв, и…

— Что?

— Сэм ведь пытался встретиться с тобой, хотел поговорить, — напомнила Фрэн. — Ты сама мне говорила. И он хотел помогать вам.

— Поговорить… О чем? О том, что он прав и Кэти не может быть его ребенком? О том, что он уверен в моей измене и в моем желании навязать ему отцовство?

— Наверное, он был в шоке, когда ты сообщила ему о ребенке. Вспомни то время. Посмотри, как шагнула вперед медицина. Впрочем, сами же медики до сих пор утверждают, что безошибочный диагноз может поставить только патологоанатом, — позволила себе своеобразную шутку Фрэн. — А тогда… И не забудь, Сэм к тому же не мог не чувствовать свою вину. Он-то видел, как ты счастлива, что у тебя будет ребенок, и при этом был на сто процентов уверен в своем бесплодии. Ты же говорила, что о детях у вас вообще речи не шло.

— Фрэн, ты тоже думаешь, что я была не права? Думаешь? — выпалила Эбби, не скрывая переполнявших ее чувств. — Если бы он просто сказал, что не понимает, каким образом я могла забеременеть, если хотя бы выказал желание перепроверить свой диагноз, тогда, возможно, нам было бы что обсуждать. Но обвинить меня в измене, приплести Ллойда! Ведь Сэм отлично знал… Фрэн, клянусь, у меня никогда ничего не было ни с кем, кроме него. — Она отвернулась и нехотя добавила: — Потом тоже ничего не было.

Вновь взглянув на Фрэн, Эбби увидела, что столь откровенное признание изумило подругу.

— А ты что воображала? — с усмешкой спросила она, возвращаясь к своей обычной манере вести разговор. — Что у меня есть тайная жизнь? Что я развратничаю втихомолку? — Эбби покачала головой. — Секс никогда не был для меня тождествен голоду, который можно удовлетворить походя. Мне были нужны чувства, а их-то как раз и не было, с тех пор… С тех пор, как Сэм и я…

— Природа не очень-то добра к женщинам, как ты думаешь? Формально нам предоставлена свобода удовлетворять наши сексуальные запросы, не рискуя забеременеть, если этого не хочешь, и материально не завися от партнера, но в девяти из десяти случаев нас подводят чувства.

Не очень-то наседай на Кэти и Стюарта. И не обижайся на них. Думаю, Стюарт верит, что он действовал из самых лучших побуждений. Сделай скидку на его молодость и влюбленность. Мне кажется, он ничего и никого не видит, кроме своей Кэти… И ему ужасно хочется сделать ее счастливой.

— Он хочет сделать ее счастливой? — устало переспросила Эбби. — Или его матери неймется? Ох, извини. — Эбби закрыла глаза и помассировала шею. — Не знаю, что со мной творится. Но с тех пор как Кэти и Стюарт объявили о своей помолвке, я чувствую, как будто… как будто…

— Как будто ты теряешь ее?

Эбби покраснела и кивнула, не глядя на подругу.

— Смешно, я знаю, ревновать дочь, потому что она влюбилась и в ее жизни появился человек, который сейчас для нее важнее меня. Понимаешь, я все время повторяю себе, что нельзя так. Напоминаю, что Кэти уехала из дома еще до того, как встретила Стюарта, и что вполне естественно для его матери заниматься свадьбой, но… Как ни борюсь с собой, что-то меня гложет… Мне больно и обидно… И я вправду ее теряю…

Собственно, дело даже не в том, что я ей больше не нужна. Она не хочет быть со мной… Я стала для нее обузой, словно стою преградой на пути. Фрэн, семья Стюарта может дать ей гораздо больше, чем я. Каждый раз при встрече с миссис Эшли я вижу, с какой оскорбительной жалостью она думает о моей бедности или о моем одиночестве и прикидывает, насколько удачливее меня. А так как Стюарт считает ее совершенством, то и Кэти…

— Кэти любит тебя, — перебила Фрэн. — И, по-моему, миссис Эшли ощущает в твоем присутствии робость, потому что ты многого достигла, дорогая Эбби. Да, да. У нее обычная роль жены и матери, но ей ни разу в жизни не пришлось выйти из своего тесного мирка и показать всем, чего она стоит сама по себе. Всем известно, что ее семья и семья мистера Эшли всегда были обеспеченными. У бедняжки Анны не было материального стимула что-то делать, чего-то добиваться… и, естественно, ей в голову никогда не приходило, что можно самой себя обеспечивать. Что же до ее семейной жизни…

Тебе известно, что мы с ней в одном комитете? Она в нем председательствует, а я где-то в самом низу, но у меня есть уши, и я слышу всякие сплетни, хочу того или нет. В свое время ее старшая дочь восставала против материнской заботы, заявляя, что задыхается от нее. Собственно, то, что мать жениха предложила самолично заняться свадьбой, говорит о ее вопиющей бестактности, но ведь тебя волнует не мать Стюарта, правда? По крайней мере, не в первую очередь?

— Ты права, — кивнула Эбби. — Меня волнует Кэти. Она очень переменилась с тех пор, как влюбилась в Стюарта…

— Но, дорогая, она взрослеет, утверждает себя как личность, утверждает свою независимость. Не забывай: ты для нее недостижимый идеал, так что соперничать с тобой весьма и весьма трудно, но из упрямства стоит попробовать.

— Я сделала карьеру, поскольку была вынуждена ее делать, а не потому что одержима честолюбием и желанием кому-то что-то доказать, — возразила Эбби. — Будь у меня выбор, я бы ничего так не хотела, как быть обыкновенной матерью и иметь большую семью, чтобы у Кэти были братья и сестры… И отец… — добавила она сдавленным шепотом.

— Ты отличная мать, — убежденно заявила Фрэн. — Эбби, при такой адской работе, с собственным бизнесом… А я ведь помню, так когда-то ты разрывалась на трех работах, чтобы свести концы с концами. И все-таки ты всегда находила для Кэти время, гораздо больше времени, чем многие ничем не занятые матери. А как ты заботишься о своих служащих! У тебя материнский инстинкт развит сильнее, чем у многих, и, если бы я откладывала по фунту каждый раз, когда мои домочадцы сокрушаются, что я не похожа на тебя, я бы уже давно стала миллионершей.

— Фрэн, зачем, по-твоему, приехал Сэм? — вернулась Эбби к интересующей ее теме. — Почему он не может оставить нас в покое? Я так боюсь. — Она передернула плечами. — Я боюсь потерять Кэти, и в то же время у меня не получается… у меня не получается изменить свои чувства… Не получается изменить свои чувства к Сэму…

— А почему бы тебе не сказать Кэти то, что ты только что сказала мне? Уверена, она тебя поймет…

— Не могу, — воскликнула Эбби. — Если я ей скажу, она подумает, что я давлю на нее. А ведь она в самом деле хочет с ним познакомиться…

— Знаешь, что тебе надо? Знаешь? — спросила Фрэн. — Тебе надо влюбиться, чтобы у тебя появились отношения с кем-нибудь…

— Отношения? Какие отношения? О чем ты говоришь? — рассердилась Эбби. — Не ужели ты не понимаешь, что в моей жизни и без того хватает проблем?

— Ладно-ладно. Но, будь я в твоей шкуре, мне было бы очень приятно продефилировать перед мужчиной, которого когда-то любила и который обидел меня, под ручку с другим, чтобы и он, и все на свете поняли, как мне наплевать на него. Что же до другого мужчины… Скажем так: пора тебе погулять немного и утереть носы всем нам, которым немножко больше повезло в жизни. Честное слово, будь я одна да еще выгляди, как ты, ни одного вечера дома бы не сидела.

— Да? — холодно осведомилась Эбби. — И где бы ты искала этого мужчину?

— Во-первых, я всегда могу одолжить тебе Ллойда, чтобы ты попрактиковалась на нем, — хихикнула Фрэн. — А во-вторых, не тебе у меня спрашивать. Но, умоляю, заставь своего Сэма поволноваться…

— Он не мой, — напомнила ей Эбби. — И, полагаю, мои отношения с другими мужчинами или отсутствие таковых вряд ли интересуют Сэма.

— А тебе хочется, чтобы интересовали?

Эбби сердито посмотрела на подругу. — Конечно же, нет. Зачем? Единственное, что мне от него нужно, чтобы он исчез.

Через час Эбби ехала домой, позвонив сначала в отель, чтобы ей доставили машину, и Деннису, чтобы уверить его в своем полном выздоровлении. Третий звонок она сделала в контору, узнав у секретарши, как идут дела и нет ли чего-то срочного.

Она розовела, вспоминая заботливые расспросы Денниса. Наверняка ему рассказали об инциденте. В жизни Эбби были моменты, о которых она вспоминала с неудовольствием или с сожалением, но свое вчерашнее неумение скрыть чувства, мгновенно охватившие ее при взгляде на Сэма, она расценивала как самое большое поражение.

Остается надеяться, что Сэм не вообразит, будто она все еще страдает по нему. Он должен отлично представлять ее отношение, ведь только слепой мог не заметить, как сильно она ненавидит его. В конце концов, точки над «i» были расставлены много лет назад. Будь это иначе, они бы, наверное, могли как-то договориться и решить свои проблемы.

Если бы все, что было тогда, происходило сегодня, конечно, и он, и она вели бы себя иначе. И все-таки хорошо, что все сложилось, как сложилось. Меньше всего Эбби хотелось бы, чтобы отец ее ребенка убеждался в своем отцовстве с помощью медицинских тестов.

Тяжело вздохнув, Эбби остановила машину возле дома и заглушила мотор. Взяв сумку, она направилась к двери, держа ключи наготове… И только сунув ключ в скважину, поняла, что дверь открыта.

Похолодев, она неуверенно толкнула ее и переступила через порог. Только у нее и у Кэти есть ключи. Не значит ли это, что Кэти опять выкинула какой-нибудь фортель?

Ну, так и есть!

Оказавшись в гостиной, Эбби превратилась в изваяние. Совсем не Кэти сидела в одном из симпатичных кресел с вышитыми подушками и мирно беседовала с мурлыкавшей кошкой, которая, как ни странно, покинула свое любимое место, чтобы уютно устроиться на коленях у… Сэма.

Осторожно спустив кошку на пол, он встал, не сводя с Эбби неулыбчивого взгляда. Крепко сжимая в руках сумку, словно от этого зависела вся ее жизнь, Эбби с откровенным недружелюбием спросила:

— Что ты тут делаешь? Как вошел?

— Кэти одолжила мне свои ключи, — спокойно ответил он, даже слишком спокойно, если сравнить с состоянием Эбби в течение последних часов. — Нам надо поговорить.

Они стояли друг против друга, и между ними было не больше трех футов. Эбби Сэм показался выше и шире в плечах, чем вечером в ресторане. Возможно, потому что теперь на ней были туфли без каблуков. Ее задело, что он выглядит таким спокойным и уверенным в себе — и где? — в ее собственном доме, тогда как она не в силах держать себя в руках. Сэм нарочно все подстроил, наверное, решил, что так ему будет легче взять верх.

Эбби, молниеносно перебрав в уме варианты, решила, что у нее есть альтернатива: или она изображает пассивность и, ни слою не говоря, немедленно уходит; или ничего не скрывает и дает Сэму понять, что он абсолютно ничем не может поколебать ее решение не пускать его в их с Кэти жизнь…

Поскольку Эбби отлично знала, что пассивность не в ее характере, то выбрала второе.

— Нам надо поговорить? — холодно переспросила она. — С каких пор, Сэм, у тебя появилось право решать, что мне надо или не надо? — Ледяная усмешка скривила ее губы. — Ты можешь хотеть или не хотеть говорить со мной, но, поверь, у меня нет ни желания, ни нужды в этом.

— Нам надо поговорить. Не только ради нас самих, — продолжал Сэм, не обращая внимания на неприязненный прием. — Ради нашей дочери.

— Нашей дочери?! — Эбби едва не задохнулась от ярости. — У тебя нет дочери! Кэти моя и только моя. Ты не хотел ее. Ты заявил, что у тебя не может быть дочери… Помнишь?

— Я был не прав. Да, я ошибся. Но тогда мне и в голову не могло прийти…

Эбби смотрела на него, и кровь отливала от ее лица, а по телу пробегала дрожь, по мере того как до нее доходил смысл его слов.

До самой последней минуты она даже сама не понимала, как связана с Сэмом, хотя во второй раз отказывала ему в праве на дочь.

— Вот так, — прошептала она еле слышно. — Кэти не твоя дочь. Кэти моя. Она всегда была только моей и никогда…

— Что никогда? Она никогда не спрашивала обо мне? Не желала видеть меня? Она ненавидела меня так же, как ты? Эбби, это твои чувства, а не Кэти.

У Эбби от злости сжалось сердце, так легко имя Кэти соскальзывало с языка Сэма, словно он привык произносить его.

— Это Кэти нашла меня, — напомнил Сэм, но Эбби не попалась на крючок.

— Не Кэти. Ее жених отыскал тебя, вбив себе в голову, будто у него есть право…

— На что? Сделать Кэти счастливой? Ну конечно, одна ты имеешь право делать Кэти счастливой и больше никто, так? — вспылил Сэм. — Ты так далеко зашла, что не оставляешь за Кэти права решать, отчего она будет счастлива, а отчего не будет.

— Неправда, — возмутилась Эбби, и у нее заполыхали щеки. — Кэти уже двадцать два года, она взрослая и…

— И что?

И Эбби, и Сэм были одеты по-будничному, но Эбби с негодованием сознавала, что ее черные брюки и мешковатый свитер, хотя и были удобны, однако не шли ни в какое сравнение с порядком выцветшими джинсами и ковбойкой, отлично подчеркивавшими крепкую мускулистую фигуру Сэма.

Странно, что мужчина в его возрасте сумел настолько сохранить свою силу и привлекательность… Никакого живота, никакой расхлябанности… Эбби торопливо отвернулась. В конце концов, какое ей дело до того, как выглядит Сэм? И вообще ей нет дела до мужчин…

— Что «что»? — устало переспросила она, адресуя Сэму его же вопрос.

— Кэти взрослая женщина, — стоял на своем он. — Ты должна это признать, а тебе и дела нет. Ты даже не позволяешь ей иметь собственные чувства. Ты не позволяешь ей сказать, что она хочет познакомиться со мной…

— А она хочет? Это Кэти сказала тебе?

— Нет. По крайней мере, не так пространно. Но она все же сказала…

— Ты говорил с ней? — перебила Эбби.

— Да. Они со Стюартом пришли ко мне в отель сегодня утром. Мы долго говорили и кое-что выяснили…

— Выяснили?

У нее потемнело в глазах.

— Выяснили, что я, как дурак, прожил двадцать два года, не имея связи с собственной дочерью. Ведь это неправда, что я все двадцать два года не желал признать свою дочь и тем более не чувствовал ни стыда, ни вины из-за того, что когда-то отказался признать ее. Выяснили, почему я ни разу не попытался связаться с ней, хотя, видит Бог, много раз хотел это сделать.

— Ты врешь, — не поверила Эбби. — Просто говоришь это сейчас, потому что…

— Почему?

— Зачем ты приехал? Что тебе надо?

— Я приехал, так как узнал, что кто-то в Англии наводит обо мне справки, — откровенно признался он. — А насчет того, что мне надо не знаю, стоит ли отвечать сейчас. Мне кажется, ты не в том настроении, когда можешь спокойно выслушать меня.

— Я всегда буду не в том настроении, если ты захочешь сказать мне что-то другое, нежели «прощай», — с горечью бросила Эбби. — Мне уже пришлось один раз это услышать.

— Нет, такого не было, — возразил Сэм. — Это ты сказала мне «прощай»… И даже не ты, а твой посланец.

Эбби не сводила с него глаз.

— Ты обвинил меня в том, что я навязываю тебе нагулянного ребенка… Ты обманул меня, ни разу не упомянув о своем якобы бесплодии… Кстати, многие мужчины не смиряются с ходу с подобными диагнозами.

— Да, я знаю, — вздохнул Сэм. — Но мне также известно, что их первая реакция на сообщение, подобное твоему, такая же, как была у меня. Эбби, мое поведение не было уникальным. Сознаю, это меня не оправдывает и не уменьшает боль и обиду, которые ты испытала тогда. Но мне тоже было больно и обидно. Я был беззаветно влюблен в тебя и вдруг оказывается, что ты мне изменяешь. Наверное, в свои двадцать шесть лет я казался тебе взрослым человеком, но я не был таким… внутренне. Мужчины взрослеют медленнее, чем женщины, и я не был взрослым, если света невзвидел от ревности. Для меня тогда мир пошатнулся. Ты была такая юная…

— Но не слишком юная, чтобы меня, беременную, можно было бросить.

У Сэма мгновенно потемнели глаза, и он стиснул кулаки, чтобы не выдать свои чувства.

— Я не бросал тебя, — резко возразил он. — Ведь это я умолял, чтобы мы опять жили вместе… Помнишь? Не я отказался принять от тебя хотя бы пенни… Не я сказал, что лучше умереть, чем это…

— Я не хотела твоих денег, — взвилась Эбби, разозленная очевидной неспособностью Сэма даже через столько лет понять, какую обиду он нанес ей, предлагая деньги, но отказываясь признать ребенка… — Я хотела…

Эбби умолкла, изо всех стараясь сдержать слезы, подступившие к глазам.

— Чего?

— Ничего. Совсем ничего… Я хотела, чтобы ты убрался из моей жизни… из нашей жизни. Теперь ты, видите ли, решил, что можешь принять Кэти в качестве своей дочери, но если речь обо мне…

— Ты никогда меня не простишь?

В глазах Сэма было странное выражение, но Эбби решила не обращать на это внимания. Почему ее должны волновать его чувства? В конце концов, он ведь никогда не волновался из-за нее.

— Никогда, — с вызовом подтвердила она. — Ты можешь убедить Кэти в чем угод-но. Можешь ввести ее в заблуждение, и пусть она верит, будто ты сожалел и страдал, но меня тебе не обмануть… по крайней мере, во второй раз. Когда же ты изменился? Когда произошло это чудо? Когда ты открыл, что ты… ты… можешь быть не прав? — издевательски спросила она. — На прошлой неделе? В прошлом месяце? Как это случилось? Ты открыл утром глаза и вдруг решил, что необходимо встретиться с дочерью?

— Нет.

Эбби заметила, как у него на шее пульсирует тоненькая жилка, и не могла отвести глаз. Если не считать стиснутых кулаков и странного взгляда, это был единственный знак того, что не так уж хорошо Сэм владеет собой, своими чувствами и ситуацией, как ему хотелось показать.

Ей стало приятно, что она сумела разозлить его, вывести из себя.

— Хочешь верь, хочешь не верь, Эбби, но не было дня, не было ночи, когда бы я не думал… о Кэти. Когда бы не желал, чтобы все было иначе. Поначалу я просто пытался заставить себя поверить, что она моя дочь, а потом догадался еще раз обратиться к врачу. — Он тяжело вздохнул. — Не буду подробно описывать, как страдал от своей вины, как жалел…

— И не надо. Оставь свои сказки для кого-нибудь поглупее, Сэм, потому что я все равно тебе не верю. Если бы ты в самом деле почувствовал себя виноватым, ты бы уже давно попытался связаться с нами… с Кэти…

— Я думал, это нечестно… Мне казалось это неправильным. И потом…

— Что «потом»? — со злостью оборвала его Эбби. Почему-то его негромкий голос и печальные слова причиняли ей боль. — Ты был слишком занят собственной жизнью? Кстати, ты женился?

— Нет, — ответил Сэм, отворачиваясь. Прошло довольно много времени, прежде чем он вновь посмотрел Эбби прямо в глаза. — И детей у меня больше нет, вот почему…

— Вот почему ты решил завладеть Кэти? — не удержалась она от колкости.

— Нет. Единственная причина моего возвращения, клянусь, единственная, это желание Кэти встретиться со мной. Мои чувства, мои нужды — ничто в сравнении с ее чувствами. Если бы она не стала меня разыскивать, я бы никогда не объявился тут, но поскольку она…

— Не она, а Стюарт, — перебила Эбби. — Повторяю, это Стюарт захотел отыскать тебя, а не Кэти.

— Чего ты боишься, Эбби? — спросил он вдруг. — Неужели того, что Кэти узнает, какой я на самом деле? Я совершил ошибку, может быть, ужасную, но не хотел быть жестоким, каким ты, верно, меня описала.

— Нет, это неправда. Я всего лишь хотела ее защитить, уберечь от возможных обид.

— Сказав ей, что она мне не нужна?.. А ты ей сказала, как сама была мне нужна? — с неожиданной нежностью спросил он.

И Эбби, словно мгновенно сбросила доспехи, оставшись совершенно беззащитной. Она вскрикнула от неожиданности и закрыла глаза, не желая его видеть.

— Ты сказала ей, как сильно я тебя любил? Как ты любила меня? Как хотела меня? — Он не давал ей пощады. — Ты ей рассказала, как она была зачата… в любви и в наслаждении, когда ты кричала от счастья? Рассказала, как молила меня, чтобы я взял тебя и навсегда сделал моей? Об этом ты сказала ей, Эбби? Или нет?

— Я сказала все, что считала нужным. Эбби тяжело дышала, сердце едва не выскакивало у нее из груди, а ноги подгибались от слабости. Ей отчаянно хотелось сесть в кресло, но Сэм стоял у нее на пути. Тем не менее, она направилась к креслу, боясь совсем ослабеть у Сэма на глазах. Однако ее движения были неловкими, и вместо того, чтобы обойти Сэма, она наткнулась на него.

Эбби видела, как он нахмурился, склонившись к ней, и запаниковала, поняв, что ее тело реагирует на его близость точно так же, как двадцать с лишним лет назад.

Похолодев оттого, что происходило с ней, Эбби вслушивалась в биение его сердца, вдыхала его запах, смотрела на чисто выбритое лицо и на родинку, которую когда-то любила целовать…

Она закрыла глаза, стараясь взять себя в руки, но ею сразу завладело столько воспоминаний, что пришлось вернуться к реальности.

— Отпусти меня, — потребовала она. — Отпусти…

— Ты сама держишься за меня.

Эбби посмотрела на свои пальцы, вцепившиеся в его рубашку, и поняла, что он прав. Кровь бросилась ей в лицо.

— Я все еще мужчина, — сказал Сэм, глядя ей в глаза. — Правда, постарел, но все еще реагирую на прикосновение твоей груди и на то выражение в твоих глазах, каким ты обычно молила поцеловать тебя… и не только поцеловать…

— Нет! — в ярости выкрикнула Эбби. — Нет! Никогда! Я ненавижу тебя! Я…

Застонав от негодования, она не смогла противостоять Сэму, который привлек ее к себе, не давая времени опомниться, и приник к ее губам.

Нет, она не станет отвечать. Он не добьется поблажек и снисхождения. В конце концов она ведь ничего не чувствует к нему, кроме ненависти. И не девчонка она уже, которую с пол-оборота может возбудить мужчина Нет. Такое просто невозможно. Но почему, почему она вся словно растворяется в его объятиях? Почему ее губы бесстыдно льнут к его губам? Почему ее сердце бьется как бешеное в ответ на нежное прикосновение его языка? Почему? Почему? Почему она прижимается к нему и хочет быть еще и еще ближе?

Словно откуда-то издалека до Эбби донесся слабый стон, и бедняжка с ужасом поняла, что стонет не кто иной, как она сама. Сэм провел ладонью по ее груди, что в прежние времена означало: «Я хочу ласкать твое тело, хочу раздеть тебя, хочу трогать твои груди, хочу целовать их, пока ты не попросишь меня о большем».

Она чувствовала, как большим пальцем Сэм коснулся ее соска, раз, другой, и тот тотчас затвердел в ожидании более смелых ласк.

И вдруг Эбби очнулась. Какого черта тут происходит?

— Пусти меня, — потребовала она, отталкивая Сэма. — Я так ненавижу тебя, что…

— Что хочешь, чтобы я отнес тебя в постель, и ты там доказала это мне?

Эбби в ужасе смотрела на него, не в силах справиться со своим изнывающим от желания телом.

— У тебя нет права трогать меня, — сказала она, ощущая непомерную усталость. — У тебя нет права…

Она отвернулась и пошла к столу, делая вид, будто не слышит, как Сэм окликнул ее.

— И Кэти не имела права давать тебе ключи, — с дрожью в голосе бросила она. — Это мой дом, а я не хочу тебя тут видеть.

— Она дала мне ключи, потому что знает: иначе я не мог бы заставить тебя поговорить со мной.

— Поговорить? — Эбби со злостью заглянула в его глаза, не в силах скрыть слезы. — О чем нам говорить? Мы уже все сказали друг другу. Все самые страшные, разрушительные, грозные слова были сказаны. Я не могу запретить Кэти встречаться с тобой, если она хочет. Это ее право. Но у меня тоже есть права. И я вот что тебе скажу. Того, что между нами когда-то было, давно нет, и я не хочу с тобой встречаться. Уходи, пожалуйста.

Сначала ей показалось, что Сэм будет спорить, и Эбби с ужасом подумала, что как ни устала, а все равно надо набраться сил и довести дело до конца. Но Сэм послушно направился к двери.

Только оставшись одна, Эбби сообразила, что он не вернул ключи. Ничего, успокоила она себя, можно поменять замок.

Ключи от дома поменять легко, а вот от сердца… Она, обессиленная, опустилась на пол и наконец-то дала волю слезам.

— Ты не поверишь! — Кэти ворвалась в кухню, вся розовая от волнения, и обняла мать. — Кажется, мы нашли дом, а папа предложил заплатить за свадебный завтрак. Мы вчера говорили об этом, когда были у него в отеле. — Она радостно улыбнулась. — Он еще не нашел для себя квартиру, хотя говорит, что, если примет предложение университета… А он наверняка примет…

— Какое предложение? — переспросила Эбби, стараясь держать себя в руках. Сэм ничего не сказал о том, что университет предложил ему работу. — Я думала, он здесь ненадолго…

— Правильно, — подхватила Кэти, не желая показывать своего смущения. — Но… так получилось… Ему всегда хотелось вернуться в родной город. Короче говоря, домой, а теперь, когда он и я… когда у него появилась семья, он…

— Семья? — недовольно нахмурилась Эбби.

Кэти — ее дочь!

— Он мой отец, — не глядя матери в глаза, пролепетала Кэти, и ее лицо погасло, словно из него ушла вся радость.

Прошла неделя с тех пор, как Эбби встретилась с Сэмом. Она поменяла все замки в доме и твердо наказала дочери не давать ключи отцу.

Себя она постаралась настроить на то, что надо стиснуть зубы и потерпеть, пока Сэм не уедет, ведь уедет же он в конце концов. А теперь оказывается, он не только собирается присутствовать на свадьбе Кэти, но и строит планы насчет постоянной работы в здешнем университете! И Эбби опять стало не по себе. Пытаясь разобраться в своих чувствах, она решила, что главное из них — злость… вполне оправданная злость в ее ситуации.

— Я думала, ты обрадуешься, — с обидой протянула Кэти. — Ладно. Все равно. Стюарт сказал, что ты не поймешь и не захочешь избавиться от своей ненависти к отцу…

— Стюарт сказал… — повторила Эбби и тяжело вздохнула. — Расскажи мне о доме, — попросила она, решив найти более спокойную тему.

Возможно, со временем, когда она немного придет в себя, то сможет без ненужных эмоций обсудить с Кэти участие Сэма в свадебной церемонии.

— О, дом замечательный, — вспыхнула Кэти, и глаза у нее опять засияли. — Три спальни, большой сад. Кухня и ванная, правда, в ужасном состоянии, но папа сказал, когда посмотрел…

— Ах, он уже видел дом?

— Да. Мы пригласили его с собой. Ему было по дороге, потому что он назначил встречу в университете по поводу той самой работы, о которой я тебе сказала. Ну, Стюарт и предложил ему поехать с нами, чтобы заодно посмотреть дом. Стюарт и папа отлично поладили, — восторженно доложила Кэти. — Папа сказал Стюарту, что его отец, мой дедушка, был бухгалтером.

— Да? Будем надеяться, что у них больше нет ничего общего, — не выдержала Эбби.

И мгновенно пожалела о своих словах, заглянув в глаза дочери.

— Я… Извини, дорогая, — смутилась она. — Просто…

— Ничего, мама, — торопливо проговорила Кэти. — Мне очень хочется показать тебе дом, но до уик-энда не получится. Кстати, там никто не живет. Это тоже преимущество. Завтра вечером мы везем папу к бабушке и дедушке Стюарта, а послезавтра день рождения дочери Джулии, собирается вся семья…

— Несомненно, включая твоего отца? — вновь не стерпела Эбби.

Кэти неохотно кивнула.

— Да. Его пригласили. Послушай, мама, мне пора, — заторопилась Кэти. — Кстати, я заехала еще и потому, что папа просит, нет, он сказал, настаивает на том, что должен поговорить с тобой о свадьбе. Он полагает, что, возможно, у тебя свои представления о том, как все должно быть устроено…

— Неужели? — позволила себе издевательский тон Эбби. — Прямо так и сказал?

— Он знает, что может застать тебя вечером дома, потому что ты почти никуда не ходишь. Чему он очень удивился. — Кэти засмеялась. — Он спрашивал меня, не было ли у тебя кого-нибудь в эти годы, и я сказала, что тебя мужчины не интересуют. Послушай, мама, — Кэти, немного помедлив, с мольбой посмотрела на Эбби, — когда папа приедет, пожалуйста, будь с ним… подобрее. Я все понимаю, но Стюарт прав… Я один раз выхожу замуж, и пусть все будет в лучшем виде… Мне очень важно, чтобы вы оба были рядом.

Глаза Кэти наполнились слезами, и Эбби мгновенно забыла о своей злости.

— Конечно же, все будет в лучшем виде. Все будет прекрасно, — заверила она дочь и крепко обняла ее.

Что ж, не такая уж большая жертва. В такой важный день стоит ради счастья дочери поступиться гордостью. Ведь что для матери главное? Надо смириться. И, когда Сэм приедет, в первую очередь нужно будет помнить о Кэти, а потом уж обо всем остальном.

— Эбби…

Она тотчас узнала голос, тот самый уверенный голос, который всегда завораживал ее. Вот и теперь Эбби затрепетала.

— Слушаю, Сэм…

— Я хотел спросить, когда мы можем встретиться и обсудить свадьбу Кэти? Она собиралась переговорить с тобой…

— Она сказала, что ты оплачиваешь прием… — И еле слышно добавила: — И обо всем остальном тоже…

— О чем остальном? — не понял Сэм.

— О том, что ты, насколько я поняла, возвращаешься сюда… «домой», — сыронизировала она. — Почему?

— Почему я не сказал сначала тебе? Так ты не дала мне такой возможности. Кроме того…

— Меня не касается, что ты собираешься делать и где жить, — со злостью отчеканила Эбби. — И тебя не должны касаться дела Кэти.

Не сдержалась, хотя обещала себе ради Кэти не ссориться с ним.

— Она наша дочь, — с непоколебимым спокойствием заметил Сэм. — Послушай, я не хочу ссориться с тобой.

— Ты не хочешь со мной ссориться… А, ну конечно… Ты бы вообще не имел со мной дела, если бы у тебя был выбор. Ты хочешь завладеть Кэти. А я тебе не нужна. И не думай, Сэм, что я этого не понимаю. Не такая уж я дура, в конце концов… по крайней мере теперь.

— Ты не права.

— Неужели? Тогда почему ты с такой настойчивостью лезешь в ее жизнь? И не говори мне, что это получается у тебя само собой. Зачем тебе платить за прием?

Зачем возвращаться? Зачем искать тут работу? Сэм, ты делаешь это ради Кэти. Другого разумного объяснения нет.

— Разумного, может быть, и нет, — подтвердил Сэм, и голос у него странно изменился. — Но ведь есть еще и чувства, перед которыми разум отступает.

— Ты это о чем?

— Неужели ты, в самом деле, злишься только потому, что я хочу стать частью жизни моей дочери? — спросил Сэм. — Или боишься, что я ненароком войду и в твою жизнь? Эбби, мы же взрослые люди, и оба одинаково ответственны за жизнь нашей дочери…

Эбби едва не задохнулась от такой наглости. Как он смеет говорить об ответственности?

— Наши с тобой отношения не имеют значения, — твердо продолжал Сэм. — Сейчас важны только чувства Кэти. Она спит и видит, чтобы мы оба присутствовали на ее свадьбе. Мечтает, чтобы мы оба были рядом с ней в этот торжественный день. Она хочет…

— Я знаю, чего хочет моя дочь, — перебила Эбби.

— Тогда ради нее согласись встретиться со мной… и обсудить не только свадьбу, но и наше поведение, по крайней мере, до конца церемонии.

Неожиданно Эбби ощутила непомерную усталость и решила больше не спорить. Какой в этом смысл? Сэм прав.

— Если ты сегодня свободна, я мог бы заехать за тобой, — услышала она голос Сэма, который принял ее молчание за согласие. — Наверное, нам лучше поговорить на нейтральной территории. Если у тебя есть…

— Да. Хорошо. Я согласна, — устало промолвила Эбби. — Но тебе не стоит беспокоиться и заезжать за мной. Я могу и сама приехать…

— Как скажешь.

Они договорились о встрече в маленьком пабе, славившемся великолепной кухней. Эбби не понимала, почему ждала, что Сэм не сдастся и настоит на том, чтобы заехать за ней, и почему она так отчаянно разочарована его уступчивостью. Естественно, она не хотела ни одной лишней минуты провести в его обществе, и все-таки…

— В восемь?

— В восемь, — подтвердила Эбби.

Что надеть? Кремовый костюм для коктейлей? Или он слишком роскошен для обычного ужина в пабе, пусть и имеющего репутацию модного местечка? Разглядывая себя в зеркале, Эбби никак не могла ни на что решиться.

Прежняя Эбби ни за что не надела бы ничего кремового. Скучно и банально! Однако годы не только обвели ее глаза мелкими морщинками, но и сделали по-женски мудрее, а заодно прибавили уверенности в себе.

Сегодня ей не нужны платья, которые кричали бы о ее самодостаточности.

Кремовый костюм подойдет. Он отлично подчеркивает фигуру, ничего не выпячивая, правда, юбка слишком длинная, однако большой разрез сзади любому, в ком взыграет любопытство, точно скажет, что скрывать ей нечего и ноги у нее что надо, Эбби выбрала простые золотые сережки — подарок себе самой к дню рождения. Наложила легкий макияж и, бросив последний взгляд в зеркало, осталась довольна: тени делают глаза больше и загадочнее, тон губной помады не вульгарен. Всё.

Эбби печально усмехнулась. Когда-то, готовясь к выходу из дома и аккуратно подрисовывая губы, она отлично знала, что от помады скоро ничего не останется и в помине — Сэм целует. И, предвкушая эти сладостные мгновения, Эбби начинала трепетать, так что руки дрожали и ничего не получалось с макияжем.

Вот и теперь, стоило лишь вспомнить о былом счастье, о великой любви, как сердце болезненно сжалось. Не поэтому ли я ответила на поцелуй Сэма? Он понял? Неужели он догадался, что, пока мы жили врозь, никто… абсолютно никто не сумел пробудить во мне те же чувства?

А что чувствовал он, когда спустя два десятилетия держал меня в своих объятиях? Наверное, тоже вспомнил, как хорошо нам было вместе. Или торжествовал, что я не смогла устоять? Был ли удивлен, доволен или просто-напросто по-мужски удовлетворен, что все еще волнует меня? .

Знает ли он… или Кэти?.. Неужели никто не понимает, каких усилий мне стоит держать себя в руках, когда я вижу его? Понимает ли Кэти, какой жертвы требует от меня, или считает, что женщина, которой за сорок, уже не может чувствовать так остро, как это бывает в молодости?

Чувства… Какие чувства? Эбби рассердилась на себя. Единственное чувство, которое она испытывает к бывшему мужу, — неиссякаемая ненависть. И ничего другого Сэм не заслуживает.

Джефф, хозяин бара, с радостной улыбкой бросился навстречу Эбби.

Краем глаза она заметила, как Сэм встал из-за стола и, поставив бокал, направился к ним, поэтому Эбби ничего не оставалось, как представить мужчин друг другу. От нее не ускользнуло любопытство в глазах Джеффа и даже зависть, которые Сэм наверняка не оставил без внимания.

Определенно, она должна была радоваться, что продемонстрировала Сэму свое умение воздействовать на мужчин, однако ощутила только скуку и нежелание играть в какие-либо игры.

Усевшись, Эбби увидела за одним из близлежащих столиков сестру Стюарта и ее мужа. Ответив на их улыбки, Эбби решила, что представлять Сэма нет необходимости. В конце концов, его пригласили на семейное торжество, а ее нет.

Эбби была слегка обижена, что ее обошли вниманием, но и только. Собственно, само приглашение ровным счетом ничего не значило. С матерью Стюарта ей было гораздо легче ладить на расстоянии, хотя ради Кэти она скрывала неприязнь к этой чересчур активной даме.

— Похоже, тебя тут все знают, — сказал Сэм.

— У меня довольно много деловых контактов.

— Процветаешь, — заметил Сэм, когда официант принес им меню.

— Тебя это удивляет? — с холодной иронией осведомилась Эбби.

— Не удивляет… — ответил он после недолгой паузы.

— Но?..

Несколько мгновений Эбби была уверена, что Сэм не ответит, однако он закрыл меню и, наклонившись над столом, чуть подался вперед.

— Меня не удивляет, что ты сумела преуспеть. В тебе изначально было заложено все, что для этого нужно. И, несмотря на все мои недостатки, льщу себя надеждой, что не принадлежу к тому типу мужчин, которые не могут по достоинству оценить интеллигентных и деловых женщин.

Нет, Эбби, твой успех меня не удивляет, как не удивляет и то, что ты дорожишь своей независимостью. Ты сумела одна вырастить Кэти, которой, насколько я понимаю, всегда хватало твоей любви и твоей защиты. Меня даже не удивляет то, как ты цепляешься за свои… чувства ко мне. Все это унижает меня и причиняет мне боль, поскольку я понимаю, что сам во всем виноват, что из-за моей слабости тебе пришлось стать сильной.

Когда Кэти в первый раз сказала мне, будто в твоей жизни не было другого мужчины, у меня было сильное искушение не поверить, но, поразмыслив, я понял, что это, скорее всего правда… Что, в конце концов, мужчина — любой мужчина — в состоянии предложить тебе такого, чего ты не могла бы добиться сама?

Когда-то очень давно я верил, что из нас двоих я сильнее, что мне предназначено поддерживать тебя материально и морально, что я буду вести тебя, а ты будешь следовать по проторенной дорожке, и у нас получится замечательное партнерство, в котором я стану лидером. Как же я ошибался.

Эбби не сводила с него глаз и чувствовала, как ее душат подступающие к горлу рыдания, но все же нашла в себе силы сказать:

— Я не хотела оставлять Кэти с няньками, не хотела зависеть от родителей… Если уж мне пришлось работать, то я постаралась добиться успеха, но не только из честолюбия. На самом деле мне самой ничего не было нужно. Только для Кэти… Зачем ты это делаешь, Сэм? — вырвалось у нее. — Зачем ты вытесняешь меня? За чем хочешь, чтобы я чувствовала…

— Что, что чувствовала? Что ты чувствуешь из-за меня?

Она не выдержала. Отодвинув кресло и не дав пролиться слезам, чтобы не унижать себя еще сильнее, Эбби вскочила со словами:

— Ты сам знаешь. Прекрасно знаешь, что я чувствую, будто теряю Кэти… Что я поставила интересы бизнеса, материальные интересы выше ее чувств, ее нужд… О, ты сколько угодно можешь восхищаться моими талантами, но это всего лишь слова, а на самом деле ты думаешь совсем другое. Ты думаешь, что из-за моей занятости, из-за карьерных амбиций я стала менее женственной и привлекательной… А это, знаешь ли, причиняет боль. Это обижает точно так же, как то, что Кэти… моя Кэти…

Эбби не могла продолжать и во второй раз за неделю покинула ресторан, провожаемая нескрываемым любопытством окружающих. К счастью, столик, за которым сидели сестра Стюарта и ее муж, пустовал. Слава Богу, а то бы все тотчас стало известно миссис Эшли, и у той появился бы еще один повод для осуждения будущей родственницы.

Сэм догнал ее на автомобильной стоянке, крепко, но не больно схватил за руку и повернул к себе.

— Эбби, не может быть, чтобы ты верила в то, что говорила… будто я хочу обидеть тебя. Я…

— А разве нет? — расплакалась она. — Разве ты не обидел меня много лет назад?

— Ох, Эбби, Эбби…

Прежде чем она успела вырваться, Сэм обнял ее и крепко прижал к себе, словно она была маленькой девочкой, которая отчаянно нуждалась в защите.

— Но я не хотел этого, — шепнул он ей на ухо. — Ни тогда… ни сейчас… Тем более сейчас.

— Тем более сейчас?.. — Эбби старалась не думать, как ей хорошо, когда Сэм рядом. — Из-за… Из-за Кэти?

Краем глаза она заметила парочку, направлявшуюся к машине, стоящей в соседнем ряду.

— Я все, что могла, сделала для нее… — глухо прорыдала Эбби, отчасти ненавидя себя за то, что открывается Сэму, а отчасти радуясь, что может высказаться.

— Ради Бога, Эбби…

По тону, она поняла, что Сэм сердится, и ей опять стало обидно. Эбби попыталась вырваться из его рук, сама не понимая, зачем ей это, но он не отпустил ее, наоборот, прижал еще крепче к себе и…

На сей раз Эбби не стала перед собой лукавить, будто происходящее всего лишь аберрация, что у нее нет сил сопротивляться и самой ей ничего не хочется. Она не только ответила на поцелуй, но и, изголодавшись по ласкам Сэма, принялась с жадностью целовать его, совсем как много лет назад… Она сгорала от страсти, хотела его так сильно, что стала испытывать настоящую физическую боль.

— Мы не будем это делать… Я не буду… Это неправильно, — шептала она между страстными поцелуями.

— Это правильно, — возразил Сэм. — А неправильно то, что мы обнимаемся посреди улицы, как парочка подростков. Эбби, поедем домой. Нам так много нужно сказать друг другу… так много…

— Ты о Кэти? О свадьбе?

Она растерялась. События развивались столь быстро, что она не поспевала за ними. Мозг требовал отдыха, а тело не желало никаких передышек и прижималось к Сэму, радостно отзываясь на его возбуждение…

— Это мы тоже должны обсудить, — подтвердил Сэм, — но я не это имел в виду. Ты ведь все понимаешь, правда? Если мы еще хоть немного задержимся тут, то вопрос будет не в том, заниматься нам любовью или нет, а где заниматься. Я же предпочитаю, если ты помнишь, большую удобную кровать и уединенность, чтобы у меня была возможность, как следует насладиться твоим телом, чтобы…

— Сэм, хватит, — остановила его Эбби. — Ты не можешь… Ты не должен… Этого никак не может быть. Я не…

— Как бы мы ни старались отрицать, но наши тела и наши чувства не обманывают нас. Мы хотим друг друга.

— Нет, — попыталась возмутиться Эбби, отлично зная, что зря теряет время.

Именно в эту минуту она ничего так сильно не хотела, как почувствовать Сэма на себе, под собой, внутри себя.

— Эбби, если ты не перестанешь так на меня смотреть, ты знаешь, что будет. Ведь знаешь, правда? — простонал Сэм.

— Мы могли бы… Мы могли бы поехать ко мне, — согласилась она, чувствуя стремительно нарастающее желание. Испугавшись этого, Эбби торопливо добавила: — Но мы только… только поговорим о Кэти и ее свадьбе. И все.

— Как хочешь.

Однако, когда он помогал ей сесть в машину, Эбби перехватила его взгляд, который свидетельствовал, что Сэм отлично знает и о ее желаниях, и о своих желаниях тоже, которые не имеют ничего общего со свадьбой Кэти.

Только приехав домой и увидев, как следом тормозит автомобиль Сэма, Эбби поняла, что наделала. Однако было уже поздно. Стоя у порога и наблюдая за выходящим из машины Сэмом, Эбби чувствовала, как силы оставляют ее. Ни на что больше не надеясь, она смотрела, как он приближается, и думала о том, что не сможет ничего остановить, даже если вдруг захочет.

Сэм подошел, нежно коснулся лица Эбби, потом взял из ее онемевших пальцев ключи, но не отпустил ее ледяную руку, пока открывал дверь. Ему пришлось подтолкнуть Эбби, чтобы она переступила через порог.

В холле Эбби остановилась и нерешительно проговорила:

— Может, все-таки обсудим свадьбу? Разве не ради этого мы встретились?

— Вот как? — улыбнулся Сэм.

Эбби напомнила себе, что лучший способ защиты — это нападение. К тому же она не из тех женщин, которые соглашаются на пассивную роль в отношениях с мужчинами. Но она не успела ничего сказать, потому что Сэм первым перешел в наступление.

— Что бы между нами ни было, какие бы ошибки я ни совершал, в смысле сексуальном… Ты представляешь, что я перечувствовал? — спросил он неожиданно охрипшим голосом. — Я спал один на той же кровати, на которой ты лежала рядом со мной всего за несколько часов до разрыва. Ты представляешь, каково лежать в пустой холодной постели, протягивая к тебе руку и не находя тебя рядом? А знаешь, что ночью, во сне, ты прижималась ко мне так крепко, будто хотела слиться со мной воедино? А я лежал и смотрел на тебя, радуясь, что ты моя и что я люблю тебя.

Слова Сэма будили в Эбби чувства, о которых она давно постаралась забыть. Расплакавшись от невыносимой и всепоглощающей боли, вызванной этими воспоминаниями, Эбби закричала:

— Нет, ты не любил меня! Если бы любил, то не усомнился бы во мне, не поверил, что я могу тебе изменить! Ты пытаешься выставить себя этакой жертвой. А хоть отдаленно представляешь, что твои обвинения сделали со мной? Ты не любил меня. Ты…

— Эбби, не надо. Это неправильно. Зачем ты это говоришь? Почему тебе так важно верить, что я не любил тебя? Признаю, я совершил ужасную ошибку, хуже которой быть не может, я отверг собственное дитя, но не собираюсь признавать, что предал тебя, солгав о своей любви. Я любил тебя.

— Это не любовь… Это просто секс, — стояла на своем Эбби.

— Просто секс… Для тебя — может быть, но не для меня. Как получилось, что ты с легкостью пошла на разрыв? Не потому ли, что это ты не любила меня?

С легкостью пошла на разрыв? Эбби едва сдержала истерическое рыдание. Если бы он только знал, как я страдала… как он обидел меня… как тяжело мне было жить без него! Единственное, что держало меня на плаву, это беременность… А потом дочка… Я понимала, что должна быть сильной и что надо выжить ради Кэти. Но и тогда…

Она вздрогнула, вспомнив, как пришла к врачу, а он строго сказал, что если она не будет хорошо питаться и следить за собой, то может потерять ребенка. Это было в первые недели после разрыва, когда одна мысль о еде вызывала у Эбби позывы к рвоте. Она могла только оплакивать свою любовь и изо всех сил мечтала избавиться от изматывающей душу боли… И это Сэм называет «легко»!

Легко. Даже теперь, после стольких лет, отзвуки той боли каждый раз заставляют ее вздрагивать и искать укрытия, подобно человеку, стремящемуся укрыться от грозы. Вздернув подбородок, она прямо посмотрела Сэму в лицо.

— Все может быть. В конце концов, в юности трудно понять разницу между сексом и любовью, не правда ли? К тому же я была ужасно неопытной и наивной. В моем представлении секс и любовь означали одно и то же…

— Но теперь-то ты разобралась, что есть любовь, а что секс. Да?

Эбби поняла, что Сэм злится, и запаниковала. Где-то, когда-то она допустила ошибку и очень серьезную ошибку. Но сегодня слишком поздно сожалеть об этом и вспоминать, что она сказала, и что не сказала двадцать лет назад. Надо идти дальше или признать поражение. Признать поражение? Нет, ни за что!

— Да. Думаю, ты прав, — холодно подтвердила Эбби, но ее голос все же предательски дрогнул. — Странно, если бы было не так.

Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы Сэм думал, будто в ее жизни больше не было мужчин, будто она просыпалась по ночам в одинокой постели и совсем некому было приласкать и утешить ее…

— Что ж, значит, ты все понимаешь. Сэм крепко прижал ее к себе, и его губы оказались в опасной близости от рта Эбби. Чувствуя на своем лице его теплое дыхание, она затрепетала. От Сэма, конечно, не укрылась такая реакция, и он с насмешкой осведомился:

— Так что же сейчас между нами происходит, Эбби? Что подсказывает тебе твой опыт?

— Я знаю, что происходит, — с досадой ответила она. — Но ты не можешь…

— Если знаешь, то мне нечего извиняться, правда? — перебил Сэм. — А если так, давай не будем притворяться…

Эбби хотела сказать, что не хочет близости, но ложь не успела слететь с ее уст, остановленная поцелуем Сэма.

Это не был поцелуй, которым новый возлюбленный проводит разведку. Это был поцелуй мужчины, не нуждающегося в рекогносцировке. Такой лаской обмениваются только хорошо знающие друг друга и любящие мужчина и женщина. Это Эбби отлично понимала, как понимала и то, что смешно цепляться за принципы, когда собственное тело предает тебя.

Почему ее губы открываются навстречу Сэму, становятся мягкими, и ее язык с готовностью принимает прикосновения его языка? Почему ее тело подчиняется безмолвному призыву его поцелуя?

Дрожа от головы до пяток, Эбби сознавала, что не может контролировать себя и притворяться равнодушной. Ее тело словно жило отдельно от головы, но это пока лишь физиологическая реакция… всего лишь верхушка айсберга, если так можно определить чувство, которое ввергает ее в пучину безумия…

Сколько же лет она не испытывала ничего подобного? Ей отчаянно хотелось коснуться Сэма, отыскать языком впадинку на шее, потрогать густые мягкие волосы на груди, а тем временем чувствовать, как нарастает обоюдное желание, и длить, длить эту сладкую пытку сколько хватит сил…

Эбби услышала собственный стон. Ее чувства, подстегнутые воспоминаниями, окончательно одолели защитный механизм разума, который неустанно боролся, чтобы остановить ее. Она еще крепче прижалась к Сэму, вторя движениям его губ и скользя ладонями по его плечам, по спине, заново познавая его тело…

Сэм стал нежно целовать ее груди, а когда с губ Эбби сорвался стон наслаждения, его прикосновения стали более настойчивыми и уверенными.

Как могло случиться, размышляла она, что мое тело с такой стремительностью и самоотдачей поддалось искушению? Ведь все эти годы, проведенные в разлуке с Сэмом, я была убеждена, что, убив нашу любовь, он убил и мое желание, мою способность соединяться с ним в едином порыве. Как получается, что меня возбуждает мужчина, которого я не люблю? Как он может желать женщину, обманувшую его? Женщину, которой он не поверил?

Почему оказались мы тут… вместе… соединенные в объятии, как много лет назад? Почему неистово хотим друг друга, почему теряем способность рассуждать, стоит нам только оказаться рядом? Ведь я так старалась забыть… А теперь в нас говорит не только юношеская страстность, но и выношенный годами голод… знание, которое дается возрастом и пониманием человеческой природы.

— Эбби… Эбби…

Она чувствовала, как дрожат его руки и как, лаская ее соски, Сэм приходит в не меньшее неистовство, чем она сама. Потом наступил ее черед, и уже Сэм задыхался, когда Эбби жарко целовала его, наслаждаясь не только его возбуждением, но и своей способностью возбуждать мужчину.

— Боже, ты хоть представляешь, что делаешь со мной? Как же я мечтал об этом… мучился… мечтал… об этом… о тебе.

Эбби вслушивалась в эти бессвязные слова, тем временем покрывая поцелуями лицо, шею Сэма, и ее сердце едва не выскакивало из груди от наслаждения. Она вспомнила, как целовала родинку на подбородке в преддверии самого главного.

А Сэм помнит? Неужели забыл? А если помнит, то, что сейчас сделает?

— Боже мой, Эбби… не останавливайся… — взмолился Сэм. — Ради Бога… Только не сейчас… Если бы ты только знала… Коснись меня, Эбби… Пожалуйста, сними с меня рубашку… да… так… расстегни ее…

Оказалось, что у нее дрожат пальцы, и Эбби пришлось взяться за дело обеими руками. Однако она все равно не справилась с крошечными петлями и оторвала несколько пуговиц, хотя Сэм, казалось, не заметил ее неловкости. Эбби, как безумная, стала покрывать жаркими поцелуями его грудь.

Странно, но она узнала вкус и запах его кожи, особенно запах, которые ничуть не изменились за двадцать с лишним лет. Когда она прижалась щекой к его груди, ей Показалось, что она влажная, и лишь спустя несколько секунд до Эбби дошло, что это ее собственные слезы. Слезы… Ее слезы… Почему?

— Ох, Эбби… Что же мы натворили? Зачем нам надо было?..

Эбби вздрогнула. Она не хотела ни о чем говорить. Она не хотела вспоминать о прошлом, боясь испортить то, чем наслаждалась сейчас. Она не хотела ни анализировать то, что случилось… ни оживлять боль, в которой никому ни разу не призналась. Она слишком боялась, что если только… если всего один раз…

Эбби снова принялась целовать грудь Сэма, поначалу едва ли не со злостью, а потом все более жадно, словно, сколько бы ни целовала, все равно не могла насытиться. Неожиданно совсем рядом с ее губами оказался маленький сосок, и Эбби легонько прикусила его, попробовала на язык… и тут совсем осмелела.

Она чувствовала, как напряглось тело Сэма, с его губ слетел болезненный стон, и он так сильно прижал ее к себе, что ей на мгновение стало страшно, как бы он не переломал ей все кости.

— Если ты это не прекратишь прямо сейчас, я… — услышала она его прерывистый шепот. — Есть только один способ дать тебе увидеть, что ты делаешь со мной, и заодно излечить тебя.

Сэм подхватил ее на руки и направился к двери.

— Что ты делаешь?

— Несу тебя в постель, чтобы ты поняла, каково это, когда тебя мучают, когда с тобой играют как кошка с мышкой, и как это порой бывает опасно…

— Это не должно случиться, — слабо запротестовала она. — Мы словно парочка подростков. Мы даже не…

— Что «не»? — перебил Сэм, ногой открывая дверь в спальню и осторожно ставя Эбби на ноги, но продолжая крепко прижимать к себе, так что она чувствовала каждый дюйм его возбужденного тела. — У нас нет права на страсть? Мы не можем хотеть друг друга?.. Кто это говорит? Только не наши тела. Эбби… Не наши чувства… не наши инстинкты… Они говорят другое… Они говорят…

Он целовал ее нежно и медленно, потом настойчивее, словно уже не мог себя сдерживать, истосковавшись по ней. Словно она единственная женщина, которую он когда-либо желал… Словно он единственный мужчиной, которого она когда-либо желала.

Эбби не помнила, как они разделись, зато сразу ощутила невыносимое наслаждение от близости, поняв, что Сэм совершенно не изменился, разве стал еще лучше, да и она тоже не изменилась, разве что еще сильнее хотела его.

Сэм уложил Эбби на кровать и лег рядом, бесстыдно демонстрируя свое возбуждение… Со страхом и восхищенным изумлением смотрела она на неоспоримое доказательство его мужской силы и своей непобедимой власти над ним, осознавая, как легко ей сделать Сэма сильным, но еще легче — слабым. Достаточно одного слова, взгляда, жеста…

— Я хочу тебя… — со стоном призналась Эбби, глядя в такие нежные, такие знакомые, такие любимые глаза.

И это были последние ее связные слова, перед тем как мир померк в ослепительной вспышке неуправляемой накопившейся за двадцать с лишним лет страсти.

Эбби проснулась среди ночи в объятиях Сэма:

Это не сон, неожиданно поняла она, и это случилось не двадцать с лишним лет назад. Сегодня… Сегодня.

Итак, я совершила то, за что никогда не смогу себя простить. Более того, я не сопротивлялась и даже вспомнить стыдно, что вытворяла. Эбби попыталась высвободиться, но Сэм, не просыпаясь, еще крепче прижал ее к себе.

Ей захотелось разбудить его, сказать, чтобы убирался к черту… Это необходимо сделать… Эбби зевнула, потом зевнула еще раз и не смогла побороть искушения вновь прижаться к Сэму.

А впрочем, что случилось — то случилось. Утром мы все обсудим и, несомненно, признаем свое поведение ошибочным… А потом постараемся обо всем забыть…

Наверное, страстная ночь в объятиях бывшего мужа — не самый разумный мой поступок, подумала Эбби и решила, что обстоятельства иногда выше здравого смысла. Тем не менее, она была уверена, что больше такого не повторится. Никто не застрахован от ошибок, но тиражировать их?

Он не любит меня, напомнила она себе. И я тоже не люблю его. А сегодняшняя ночь? Ночью я поддалась желанию, страсти, влечению до такой степени, что ничего не соображала.

Слишком поздно сожалеть о случившемся, устало подумала она. Вот Сэм проснется, и мы спокойно все обсудим… Завтра, как она подозревала, Сэм» подобно ей, не захочет даже вспоминать об этой ночи. Завтра… Эбби в третий раз зевнула, закрыла глаза и заснула.

В ту же минуту открыл глаза Сэм, который не спал, размышляя, правильно ли поступил или все испортил. Как Эбби посмотрит на меня утром? С ненавистью?.. Неужели у меня нет ни единого шанса? Неужели мне совсем не на что надеяться?

Нежно, ; очень нежно Сэм поцеловал спящую и устремил взгляд на родное лицо, все еще не веря, что события минувшего вечера и ночи не приснились ему.

— Мамочка… Мама, почему папина машина во дворе? Почему?.. Ой!

Покраснев от растерянности и стыда, Эбби села на кровати, прикрывая одеялом обнаженную грудь, когда Кэти ворвалась в спальню и с открытым ртом замерла на пороге, не сводя глаз с материнской постели.

— О! — еще раз воскликнула она, но теперь радостно улыбаясь и переводя счастливый взгляд с красного смущенного лица матери на куда более спокойное лицо отца и обратно. — О! Вот чудо!.. Надо сказать Стюарту. Ой, мамочка, я так счастлива! Когда вы успели? Надо же, такое важное решение, а никому ни слова!.. Умеют же некоторые хранить тайны! Ой, как здорово! Просто здорово!.. Здорово! Мамочка, я так счастлива! Ой…

Радостные слезы заструились по щекам Кэти, когда она бросилась к кровати и обняла сначала мать, потом отца. Затем она метнулась к двери, крича на бегу:

— Стюарт ждет внизу. Я попросила его заехать, потому что очень беспокоилась, как ты тут. Ты выглядела ужасно несчастной, мамочка. Если бы я знала, как все обстоит на самом деле! Только подождите, пока я ему скажу… Подождите, пока я всем сообщу…

— Кэти, — наконец-то обретя голос, попыталась удержать ее Эбби, но было уже поздно.

Из холла донесся счастливый голосок дочери, взахлеб сообщающей Стюарту о радостном событии.

— Стюарт тоже счастлив, — объявила Кэти, вновь появляясь в дверях. — Мы не останемся, потому что заехали всего на минутку. Думаю, вы не будете меня удерживать, — многозначительно добавила она. — Будьте счастливы и помните, самое главное — безопасный секс.

Безопасный секс. Эбби слышала смех Кэти, бежавшей вниз по лестнице. Сэм кашлянул и пустился в извинения:

— Прошу прощения… Я должен был подумать об этом вчера, но мне так давно не приходилось… что…

— Что? — с горечью переспросила Эбби. — Что ты был уверен, будто я приняла все необходимые меры предосторожности?

Она чувствовала, как в душе поднимается буря. Дурацкое стечение обстоятельств вызвало в ней ярость от осознания собственной беспомощности.

— К несчастью, я не приняла. Несмотря на все, что ты думаешь обо мне, и в отличие от твоей жизни, моя не была наполнена ничем таким, что вырабатывает привычку принимать меры предосторожности.

Эбби сама не понимала, почему уверенность Сэма, что она позаботилась о противозачаточных средствах, причинила ей боль. Но больно было, и еще как!

— Кроме того, — добавила она, распаляясь, — насколько я понимаю, нам надо побеспокоиться о более важных вещах, чем несчастливая случайность… в высшей степени несчастливая случайность во второй раз зачать от тебя ребенка.

Впервые с той минуты, как Кэти ворвалась в спальню, Эбби осмелилась взглянуть на Сэма. Губы у него были припухшие, на Шее красовался синячок, и Эбби словно обдало кипятком, когда она вспомнила, как самозабвенно целовала Сэма… Наверное, ее губы тоже… Она коснулась их кончиком языка и зарделась.

— Что такое? — хмурясь; спросил Сэм. — Болит?

Болит? Эбби уставилась на него, чувствуя, что ничего не может сделать со своим лицом, которое полыхает огнем.

— И ты еще спрашиваешь?! Разве ты не слышал, как Кэти верещала?.. Думаю, уже весь город в курсе… Она думает, будто ты и я… будто мы…

— Решили начать сначала? — закончил Сэм.

Его голос звучал на редкость спокойно, отчего Эбби разозлилась еще сильнее.

— Ты же слышал! Она уже сказала Стюарту… а сейчас, не сомневаюсь, сообщает всем и каждому, кто только попадается на пути. Почему ты не остановил ее?

— А ты?

— И все почему? — продолжала кричать Эбби. — Подумаешь, застала нас в постели! Это еще ничего не значит… Совсем ничего не значит!

Эбби злило, что Сэм сохраняет невозмутимость, лежит, как ни в чем не бывало на ее кровати, словно нет ничего особенного в том, что они провели ночь вместе и вместе, в одной постели, обнаружены своей дочерью.

Когда же Сэм энергично пожал плечами, одеяло соскользнуло, открывая его плоский живот, и Эбби, увидев еще один синяк, была не в силах отвести взгляд. Сколько их всего? Она растерялась, не в состоянии отрицать, но и, не желая признавать, какой сильной и всепоглощающей была ее страсть.

— Что? — услышала она голос Сэма. Он перевел взгляд с ее пылавшего лица на свое тело и присвистнул: — Надо же! Что ж, придется несколько дней не принимать душ в клубе. Особенно если вспомнить, где могут быть другие…

— Какие такие другие? — рассердилась Эбби. — Где?..

— Только не говори, что уже забыла, — поддразнил Сэм. — Но, конечно, если ты хочешь, чтобы я освежил твою память…

Он сделал было движение, собираясь совсем откинуть одеяло, но Эбби остановила его, окончательно смутившись, потому что точно вспомнила, где ей вчера особенно нравилось целовать Сэма и где наверняка остались заметные следы.

— Что нам делать?! — всхлипнула она, не в силах больше держаться. — Кэти думает, будто мы теперь будем вместе… что… что… у нас были планы воссоединиться. Она расскажет об этом всем, но мы-то знаем, что это не так, что случившееся было всего лишь… всего лишь…

— Всего лишь чем? — спросил Сэм неожиданно чужим голосом.

Вероятно, ему не хочется, чтобы я неправильно истолковала то, что произошло между нами, предположила Эбби. Вероятно, он предупреждает, что, несмотря на нашу близость ночью, я не должна думать, будто он все еще любит меня.

Неужели он и в самом деле считает меня идиоткой, которая еще раз поверит ему и всего лишь из-за его страстных поцелуев? Разве не он внушил мне однажды, что между нами не может быть любви?

— Всего лишь секс, — как ни в чем не бывало, ответила Эбби, гордясь тем, что голос не дрогнул и не выдал ее истинных чувств.

— Всего лишь секс, — повторил Сэм. — Понятно. Эбби, скажи мне, сколько мужчин, с которыми у тебя был всего лишь секс, перебывало в твоей постели с тех пор, как мы…

— Ты не имеешь права спрашивать! — взвилась она. — Не имеешь никакого права! А если я задам тебе такой же вопрос? Ты мне ответишь? Ответишь?!

— Ты меня удивляешь. Ты ведь никогда не была святошей, так к чему лицемерить?

Лицемерить? Эбби почувствовала бесконечную усталость. Неужели все было напрасно? Прошло более двадцати лет, но Сэм по-прежнему не верит в мою порядочность, а я по-прежнему…

Эбби похолодела. Нет, я не люблю Сэма! Как я могу любить его? После всего им сделанного… после всего им сказанного? То, что случилось ночью, ничего не значит. Злая шутка судьбы. Ничего не значит… не значит… не значит…

— Ты хотела спать со мной, — с горечью сказал Сэм, — пока это можно было держать в тайне, пока никто не догадывался… Ты даже больше чем хотела, насколько мне помнится. Но когда тайное стало явным…

— Да, ты прав. Я, наверное, лицемерка, — согласилась Эбби, радуясь, что он не догадывается об ее истинных чувствах. — А ты, каким бы был на моем месте? Ты бы хотел, чтобы все про все знали? Подумай, каково мне будет тут жить? Тебе-то что? Ты можешь в любую минуту уехать, вернуться к своей прежней жизни, уйти от меня… так уже было. О Боже, и зачем Кэти понадобилось приезжать сюда? Зачем? Надо сказать ей правду, иначе…

— Думаешь, стоит это сделать?

— А как же? Она все равно рано или поздно узнает истинное положение вещей, а пока надо остановить ее, прежде чем Кэти оповестит весь город. Могу представить, что скажут родители Стюарта, когда узнают… Особенно миссис Эшли. Она и так думает, будто я никудышная мать… Мне-то, конечно, все равно, что думает обо мне эта особа, но я беспокоюсь не о себе, а о Кэти. Как только представлю, как мать Стюарта критикует мою дочь, ищет в ней недостатки, ругает ее за мои просчеты, мне становится плохо. А Кэти влюблена без памяти и еще не понимает, какие проблемы ее ждут со свекровью. Ужасно, если из-за меня все усугубится.

— Если Кэти не любит тебя и не гордится тобой за все, что ты для нее сделала, я готов съесть собственноручно шляпу, — твердо сказал Сэм. — Что же до матери Стюарта… Тебе не кажется, что пока лучше оставить все, как есть?

— Что оставить?

— Если Кэти поверила, будто мы возобновили супружеские отношения, то пусть себе так думает… и все пусть думают… Почему бы нет? По крайней мере, пока. Со временем будет проще объяснить, почему у нас ничего не вышло, чем немедленно требовать от Кэти принять правду, которую она не хочет принимать. Так легче для нее, легче для других, да и для нас тоже.

— Ты уверен? Сделать вид, что мы собираемся вновь жить вместе? Принести эту жертву ради Кэти? Зачем?

— Наверное, я чувствую, что задолжал ей пару-тройку жертвоприношений. К тому же…

— Нет. Ничего не говори. Я не хочу слушать.

Имеет ли Сэм хоть малейшее представление, как меня потрясли его слова? Какую боль он мне причинил, упомянув о своем желании защитить Кэти от сплетен, совершенно не принимая в расчет, что я тоже нуждаюсь в защите от злых языков? Что ж, значит, я ничего не значу, и никогда ничего не значила для Сэма. Да и почему я должна что-то значить, если я всего лишь женщина, которая умеет возбуждать его физически, но не умеет добраться до его сердца?

— Эбби.

Она почувствовала его руку на своем плече и резко сбросила ее, не, видя, как мгновенно изменился его взгляд, сколько боли появилось в нем, когда Сэм понял, что она сожалеет о вчерашнем. Сожалеет в отличие от него. А он…

— Я не хотел тебя обидеть…

Но Эбби не позволила ему оправдаться. Повернувшись, она смерила его взглядом, полным холодного презрения.

— Ты не обидел меня. Ты не можешь меня обидеть. Больше не можешь. Для того чтобы человек мог меня обидеть, надо, чтобы я его любила.

— Эбби…

Но она лишь покачала головой и продолжала:

— Никто нам не поверит, что мы решили начать все сначала. Ни один человек не поверит.

— Кэти же поверила, — пожал плечами Сэм. — Кстати, насколько я понимаю, это самый естественный выход из сложившейся ситуации… Единственно возможное решение, — добавил он, прежде чем Эбби успела возразить.

— Ты действительно так думаешь? — недоверчиво спросила она. — Кэти будет в восторге, когда узнает, на что ты способен ради ее счастья…

— Кэти никогда не узнает…

— Никогда? Сколько же времени ты собираешься разыгрывать этот спектакль? Ничего у тебя не получится.

— Получится, если мы будем заодно. И, кстати, это ненадолго. До ее свадьбы.

— Что? — изумилась Эбби. — Но ведь это вопрос месяцев. Ты не можешь… мы не можем… Нет, Сэм, нет… Это невозможно.

— Нет ничего невозможного, — возразил Сэм. — Трудное — да, глупое — да, неудобное — да, но невозможное — нет.

Глядя в его насмешливые глаза, прислушиваясь к голосу, Эбби против своей воли ощутила, как к ней возвращается чувство юмора, унося куда-то напряжение и злость. Она улыбнулась в ответ, хотя и постаралась побыстрее убрать улыбку с губ, напомнив себе, что именно этот человек причинил ей в прошлом неимоверную боль. Страх вновь испытать эту боль довольно часто определял ее поведение в последующие годы.

Ночью в объятиях Сэма она как будто забыла обо всем плохом и помнила только об остром наслаждении, которое они дарили друг другу во время физической близости. Однако Эбби не позволяла себе обмануться насчет прошедшей ночи. Это не любовь.

— Мы не можем, Сэм. Я не могу… Это слишком тяжело.

— Легче сказать Кэти правду?

Эбби взглянула на него и тяжело вздохнула, поняв, что не может сказать «да».

— Нет. Но я не смогу врать напропалую и делать вид… делать вид, будто у нас отношения, которых нет и быть не может. — На лице ее была написана мука мученическая. — Здесь мой дом, моя семья, мои друзья, мои деловые партнеры, а я должна буду всех их обманывать. Тебе проще, разве нет? Ты можешь взять и уйти. И…

— Что «и»? Во второй раз доказать, какой я плохой? — мрачно улыбнулся Сэм. — О, да. Мне отлично известно, что именно будут думать обо мне. Мужчина, который так сильно ревновал свою жену и так страшился ее потерять, что все испортил своим дурацким поведением. Ладно, — вдруг рассердился он, — ты врать не можешь. Тогда предложи что-нибудь. Скажи правду, наконец… Она молчала.

— Ну же! Или у тебя есть другое решение? Послушай, Эбби, — смягчился Сэм, — ты сама знаешь, как для Кэти важно, чтобы мы были вместе. Зачем портить ей жизнь и городить кучу проблем, требуя от нее понимания того, чего она не хочет понимать? Почему не позволить ей какое-то время верить в то, во что она хочет верить? А хочет она верить в наше желание восстановить наши отношения. Так давай не будем ее разочаровывать. В конце концов, месяцы, оставшиеся до свадьбы, и так будут для девочки нелегкими… Я ведь вижу, как ты нервничаешь, да и с матерью Стюарта отношения явно не складываются. Тебе же хочется, чтобы Кэти вышла замуж за Стюарта? Хочется?

Сэм пристально смотрел на нее. Слишком пристально, подумала Эбби, отворачиваясь.

— Кэти любит его.

— Да, любит. И он любит ее, — подтвердил Сэм. — Эбби, что тебе не дает покоя? Только не говори, что ничего. Мы черт знает сколько не виделись, но это ничего не меняет. Я не разучился читать по твоему лицу…

Господи, не может быть! Этого еще не хватало! А вдруг правда, но тогда Сэм возьмет меня голыми руками… Боже, помоги мне!

— Эбби…

— Ладно. Если тебе так хочется знать, то меня беспокоят отношения с миссис Эшли. У нее очень большое влияние на семью.

— Неужели? — не поверил Сэм. — А у меня сложилось впечатление, что Стюарт сам принимает решения. Он любит Кэти и…

— Ты прав. Сейчас он любит ее, — подтвердила Эбби. — А представь, случится так, что Кэти придется полностью положиться на него, испытать его верность. Хватит ли тогда у него сил поддержать ее, защитить… Любить ее, что бы там ни было? — разволновалась она.

— Ты ведь говоришь не о Стюарте и Кэти, правда? Ты говоришь о нас. О себе и обо мне. Ты говоришь о том, что произошло с нами много лет назад, и считаешь, что я вел себя недостойно, что мне не хватило ни сил, ни мужества, ни доверия к тебе…

— Давай не будем отвлекаться на то, что давно прошло, — возразила Эбби. — Думаешь, Стюарт и Кэти любят друг друга? Мне тоже так кажется, но ведь мы тоже когда-то любили… По крайней мере, верили, будто любим, друг друга, и посмотри, что из этого вышло. Чтобы брак был крепким, физического желания недостаточно. В конце концов мы же сами доказали сегодня ночью, что возможно желать, страстно желать и не…

— Не хочу, чтобы Кэти постигла моя участь! — потеряв терпение, выкрикнула Эбби, не в силах больше ничего объяснять и ни в чем убеждать Сэма, понимая, как с каждым произнесенным словом она теряет власть над своими чувствами. — Не хочу, чтобы, проснувшись однажды утром, она обнаружила, что мужчина, которого она любит, мужчина, которому она всей душой верит…

— Совсем не тот мужчина, — подсказал Сэм, когда она умолкла.

— Я знала, что ты не поймешь.

— Наоборот. Я даже слишком хорошо тебя понял, — мрачно заметил он. — Но Стюарт — не я, а Кэти — не ты. Их надо оставить в покое, чтобы они могли сами найти свое место в жизни. Мы можем только любить наших детей и поддерживать.

— И ты считаешь, пусть Кэти верит, будто мы намерены воссоединиться?

— Да.

Заметив, что он собирается встать, Эбби быстро отвернулась, не в силах смотреть, как Сэм покидает ее. Ночью все было иначе, все было как будто правильно, а теперь, едва наступило утро, ей надо принимать последствия собственного нежелания видеть правду.

Сэм обратил внимание на торопливое движение Эбби и подумал, что она окончательно отвергает его, как ранее отвергло ее сердце.

И с чего я взял, что эта ночь может что-то изменить в наших отношениях? Конечно же нельзя отрицать, что Эбби хотела меня, и, Бог свидетель, я хочу ее, но, видно, все обстоит иначе. Я хочу ее сердцем и душой, а она… Она даже не понимает, как трудно мне дается молчание, как хочется мне сказать ей о своей любви, выстраданной за много лет и лишь окрепшей в разлуке.

Надо же быть таким дураком, укорил он себя уже не в первый раз. Наверное, ночью мне удалось расшевелить Эбби, пробудить в ней воспоминания о том, как мы были счастливы вместе, но утром она вновь вернулась в свою скорлупу. Утром ею завладела боль, которая никогда не покидала ее сердце.

— Ага, вот и ты, — усмехнулась Эбби, услышав в трубке голос Фрэн.

Подруга наверняка узнала, что Сэм провел ночь в доме Эбби, и позвонила в надежде услышать подробности.

— Знаешь, я не очень-то удивилась, — затараторила Фрэн. — Несмотря на все твои многолетние уверения, я подозревала, что ты все еще любишь Сэма. В конце концов, вы ведь, в самом деле, сильно любили друг друга, поэтому ты и не смогла избавиться от этого чувства. Наверное, ужасно романтично вновь оказаться вместе. Словно вернулась моя молодость… Только еще лучше. — Фрэн вздохнула. — С твоей-то фигуркой…

— Секс от фигуры не зависит, — буркнула Эбби.

— Возможно, но некоторые комплексы сильно мешают, — хмыкнула Фрэн. — Взять, к примеру, меня. Мне бы гораздо больше нравилась постельная гимнастика, если бы я не стеснялась своего животика и жировых складочек. Хочешь знать мое мнение? У двадцатилетних есть одно преимущество перед сорокалетними. Они могут принимать любые позы, не заботясь о том, что их обнаженное тело будет выглядеть, не эстетично и вызовет у партнера отвращение. Все у них на месте, все соблазнительно, не то, что у нас…

— Фрэн, нам ведь еще далеко до восьмидесяти.

— Значит, все было хорошо? Я слышала, когда Кэти вас обнаружила, вы были совсем без сил и не могли оторвать головы от подушки. А Сэм выглядел так, словно первым ступил на Луну…

— Мы не были без сил, мы были смущены, — перебила Эбби. — А где ты слышала… о Сэме? То есть…

— В супермаркете, — живо отозвалась Фрэн. — Помнишь прелестную пышечку с конским хвостиком? Вот она и…

— Лесли, — в ярости прошипела Эбби. — Я задушу ее собственными руками…

— Зачем? — поддразнила Фрэн подругу. — А почему смущены? Держу пари, Сэм отнюдь не был смущен. Готова спорить, он…

Эбби не выдержала.

— Извини. Мне пора.

Когда она положила трубку, ее всю трясло от злости и растерянности, подогреваемых тем, что ей никак не удавалось ни внутренне, ни хотя бы внешне контролировать события, все более напоминающие катящуюся с гор лавину.

Звонила не только Фрэн, любопытных оказалось гораздо больше, чем можно было предположить. Но к середине дня у Эбби истощилось терпение, и она уже хотела отключить телефон, как позвонила Кэти.

— Мамочка, наконец-то… Никак не могу прорваться.

Но прежде чем Эбби успела объяснить дочери, почему та не могла прорваться, и спросить, зачем было рассказывать всему городу о личной жизни родителей, Кэти затараторила:

— Мы со Стюартом собираемся еще раз осмотреть дом и хотели бы, чтобы ты поехала с нами. Кухня, кажется, темновата, — пожаловалась Кэти. — Наверное, будет лучше, если мы расширим ее и сделаем что-то вроде террасы. Ой, мамочка, умираю, хочу, чтобы ты посмотрела. Там столько можно придумать!

Эбби почувствовала, что злость исчезла, пока она слушала восторженный лепет дочери.

— Я бы поехала с тобой, но как раз собиралась принять душ. Мне не хочется тебя задерживать.

— О, это не проблема! — воскликнула Кэти. — Мы сначала едем к агенту за ключами, так что захватим тебя на обратном пути. Идет?

— Прекрасно, Конечно, Кэти поступила бездумно, оповестив весь город о воссоединении родителей, но как же приятно слышать ее счастливый голос! Об этом Эбби размышляла, стоя под душем и смывая с себя ароматную мыльную пену.

Едва она завернулась в полотенце, как услышала, что открылась входная дверь.

— Я сейчас! — крикнула она.

Вытершись насухо, она вытащила из ящика свежее белье и едва успела натянуть трусики, как кто-то негромко постучал в дверь.

Эбби удивилась. Кэти никогда прежде этого не делала… Не означает ли сие, что дочь постепенно отдаляется от нее?

— Входи, родная! Что еще за церемонии?

Однако вошла не Кэти. На пороге стоял Сэм и одобрительно разглядывал полураздетую Эбби. Инстинктивно она скрестила руки на груди и, покраснев, спросила дрожащим голосом:

— Что ты тут делаешь? Где Кэти?

— Она и Стюарт отправились сразу смотреть дом и попросили меня заехать за тобой. Кэти волновалась, потому что родители Стюарта не очень любят ждать.

От удовольствия, согревавшего Эбби в предвкушении прогулки и осмотра дома, не осталось и следа, едва она поняла, какая соберется компания, и что на самом деле дочь не очень-то интересовалась ее мнением. Скорее отдавала дань вежливости.

— О чем ты? Кэти ни слова не сказала, ни о тебе, ни о родителях Стюарта, — недовольно пробурчала она. — Я думала, будем только мы… я…

— Подозреваю, что поначалу Кэти тоже так думала, — постарался быть тактичным Сэм. — Но знаешь, как молодежь легкомысленна.

— О да, знаю. И, пожалуйста, не смотри на меня так. Нечего меня жалеть, Сэм, — заявила она, начиная злиться. — Я передумала ехать. Пожалуйста, передай Кэти, что я позвоню ей и мы договоримся на другой раз. — Нет.

— Нет?

Эбби не сводила с Сэма одновременно растерянного и злого взгляда.

— Эбби, ты не можешь не поехать, — принялся увещевать Сэм. — Кэти мечтает, чтобы ты посмотрела дом. Может быть, она и взрослая, но ей все еще нужны твоя любовь и твое одобрение.

— Неужели? — горько усмехнулась Эбби. — Откуда тебе знать? Или тебе Кэти сказала?

— Ей не нужно ничего говорить. И так ясно, как много ты значишь для нее.

— Правда? А мне вот не ясно. Впрочем, я все время забываю, что как отец Кэти ты читаешь ее мысли, не доступные мне…

Эбби прикусила язык, еще до того как Сэм с сочувствием и недоумением заглянул ей в глаза и спросил:

— В чем дело, Эбби? Что не так? Сэм подошел и положил ладони ей на плечи… На обнаженные плечи, запоздало сообразила Эбби. Она уже оказалась во власти Сэма, его близость парализовала волю, лишила сил.

Эбби замерла, боясь пошевелиться, зная, что стоит ей отодвинуться, и Сэм заметит, как затвердели соски на ее обнаженных грудях.

Что же со мной происходит? Почему мое тело не желает забыть минуты близости с Сэмом, словно это нечто уникальное, волшебное, бесценное, тогда как мой разум твердит, что это всего лишь секс и ничего больше? Недаром, видно, Фрэн считает, будто я не совсем излечилась от любви к Сэму.

Как же я испугалась, проснувшись утром, и увидев Сэма в своей постели, и теперь этот страх вернулся. Эбби вспомнила, какое блаженство испытала в его объятиях, и поняла, что нет смысла отрицать очевидное. Не только ее тело тянулось к Сэму.

Но почему я до сих пор люблю его? Почему люблю его после всего, что он сделал? Куда же подевалось мое чувство самосохранения? Неужели возможно отделить человека от его деяний? Любить его и ненавидеть за поступок? И из-за этой любви… простить его? Продолжать любить?

Нет, это всего-навсего секс. Секс и больше ничего, твердила себе Эбби. Я не могу любить Сэма. Не хочу любить, потому что если я его люблю… если я его люблю… Она затрепетала, совсем забыв об обнимавшем ее Сэме и погрузившись в невеселые мысли о прошлом и будущем.

Не может быть, чтобы я все еще любила Сэма! И Эбби задрожала еще сильнее от страха вновь испытать такую же боль… Опять… Нет.

Теперь она уже немолода и в силу этого более беззащитна.

— Эбби… Эбби… Ничего же не случилось, — услышала она шепот Сэма, прижимавшего ее к себе и обнимавшего так, словно он хотел…

Нет, не может быть… Словно он хотел защитить ее… словно, в самом деле заботился о ней… Нет, это невозможно, сказала себе Эбби и поддалась искушению еще немножко почувствовать его заботу.

— Я понимаю, что ты чувствуешь… что испытываешь… Конечно же, тебе больно и обидно, ты злишься и ревнуешь Кэти к миссис Эшли, будто бы она в самом деле прибрала твою дочь к рукам. Но ты не права. Ты нужна Кэти, и она очень ценит тебя.

— Неужели? — переспросила она Сэма, смотря прямо ему в лицо. — Неужели она, в самом деле, ценит меня? А как ты думаешь, Кэти будет уважать меня, если узнает правду о том, что было между нами?

— Это нечестно, — нахмурился Сэм и отступил. — То, что между нами было… То, что случилось…

— Я не могу ехать туда. Не могу. Я же знаю, что она уже обо всем рассказала родителям Стюарта… Они думают, Бог знает что…

— А что они подумают, если мы не приедем?

Эбби нахмурилась, не совсем понимая, на что намекает Сэм. И вдруг до нее дошло, что он любуется ее наготой… что желание переполняет его…

Эбби напомнила себе, что ее заслуги в этом нет, Мужчины устроены совсем иначе, чем женщины. Им ничего не стоит возбудиться при взгляде на обнаженное женское тело. Вот и реакция Сэма — самая обыкновенная мужская реакция.

— Если мы не приедем, — продолжал Сэм, пожирая ее глазами, — они подумают, что мы не можем оторваться друг от друга.

— Ты сумасшедший! Они подумают, что мы… мы…

— Приятно проводим время в постели.

— Нет, только не это, — испугалась Эбби. — Я одеваюсь.

Она бросилась к полке с бельем, но Сэм остановил ее.

— Не надо бюстгальтера. Надевай сразу платье, так будет быстрее.

— Быстрее?

Эбби в упор посмотрела на него. Она не помнила, когда в последний раз выходила на улицу без бюстгальтера, и щеки у нее полыхнули огнем. А почему бы и нет? Прежде она так и делала, кстати, по просьбе Сэма… но совсем из других соображений. Тогда грудь была более упругой и не требовалось дополнительных ухищрений, чтобы сделать ее более привлекательной. А теперь…

— Я… не могу, — пролепетала Эбби.

Но Сэм уже подошел к кровати и взял черное с кремовым узором платье, украшенное спереди рядом мелких пуговичек. Эбби часто надевала его на полуофициальные-полудружеские встречи. G одной стороны, платье вполне деловое, с другой — вполне демократичное. Но Эбби ни разу не пришло в голову, что в нем есть нечто сексуально провоцирующее, пока она не увидела, с каким выражением Сэм разглядывает крошечные пуговицы.

— Это будет заметно, — прошептала она. А сама уже шла к Сэму, брала у него платье, надевала его и неловко застегивала пуговицы, инстинктивно отвернувшись.

— Не будет, — успокоил ее Сэм и, встав перед ней, принялся ловко застегивать пуговицы одну за другой.

Неужели сработало мое воображение, или он специально занялся пуговицами, чтобы коснуться моей груди?

— Тебе лучше знать! — покорно кивнула Эбби, поняв по своему голосу, что еще немного, и она безропотно будет делать все, что Сэм скажет.

— Конечно, — не стал скромничать Сэм. Эбби в последний момент вспомнила о кремовом пиджаке, который хоть в какой-то мере придаст ей уверенности; Надевая туфли, выбирая сумочку в тон, проверяя наличие носового платка, зеркальца и губной помады, она молилась, чтобы Кэти и остальным наскучило дожидаться, и они уехали!

Однако, добравшись до облюбованного будущими молодоженами дома, Эбби с досадой убедилась, что никто никуда не уехал. Миссис Эшли, с озабоченным видом взирающая на неухоженный сад, заметила вновь прибывших, конечно же, первая. Сэму она улыбнулась куда теплее, чем Эбби, которая изо всех сил старалась изобразить радость от встречи.

Между женщинами было всего лишь лет двенадцать разницы, но мать Стюарта всегда вела себя так, словно Эбби — шаловливая школьница.

— Я была так рада, когда Кэти мне рассказала, что вы и Сэм решили ваши… проблемы, — шепнула она Эбби на ухо, стоило Сэму отойти на несколько шагов с мистером Эшли. — Мне, разумеется, известно, что разъезды и даже разводы стали в наши дни нормальным явлением, но я считаю это следствием душевной лени и элементарным падением нравов. Вы вправду хотите оформить ваши отношения до венчания Стюарта и Кэти? Думаю, лучше будет, если все произойдет в один день, — продолжала миссис Эшли, не замечая разъяренного взгляда Эбби. — И на приглашениях это будет смотреться очень мило, согласны?

На бледных щеках Эбби проступили красные пятна.

— Кэти сказала, что хочет устроить завтрак в отеле «Мэйфлауэр». Там совсем неплохо, хотя лично мне больше по душе прием в саду.

— Конечно, — выдавила из себя Эбби. — Но, к сожалению, наш сад… — Она напомнила себе, что счастье дочери превыше всего, и не стала произносить саркастическую тираду, вертящуюся на языке. — Наш сад, к сожалению, маловат для приема. Вы уже все тут видели? — спросила Эбби, героически стараясь быть вежливой.

— О, да. Мы уже приезжали сюда. Стюарт хотел узнать мнение отца.

А мое мнение никого не интересует, горько усмехнулась про себя Эбби и подумала, что в последнее время все чаще на душе скребут кошки.

— Дом довольно просторный и строили его на совесть, — продолжала мать Стюарта. — Но мои девочки ни за что бы не согласились жить в такой берлоге… Впрочем, все зависит от привычки. И, должна заметить, комнатки мне кажутся маленькими, но Кэти со мной не согласна.

Не в силах дольше терпеть обиду, Эбби сунула руки в карманы пиджака и сжала кулаки. Она любила свой дом, который достался ей нелегко, и поэтому бестактность миссис Эшли была просто невыносимой.

Мысленно она призывала дочь, которая, несомненно, все слышала, прийти на помощь, но Кэти не пожелала. Она увлеченно обсуждала с отцом Стюарта планы переоборудования кухни, гаража, прачечной…

— Я думаю, не стоит вкладывать деньги в такую собственность, — как ни в чем не бывало, продолжала свой монолог миссис Эшли, умудрившись заставить всех присутствующих слушать себя. — У них есть крыша над головой, слава Богу. Теперь, когда девочки не с нами, почему бы Стюарту и Кэти не пожить в нашем доме? Они могли бы сэкономить деньги и присмотреть для себя что-то более приемлемое и просторное.

Теперь настала очередь Кэти искать поддержки у матери, и сердце Эбби сжалось от боли, когда она увидела выражение лица дочери.

— Великолепное предложение, Анна, — неожиданно вмешался Сэм, одаривая мать Стюарта самой обаятельной улыбкой из своего арсенала. — Вы на редкость великодушны, особенно если учесть, что вы и Джордж наверняка мечтали немного пожить для себя. И все-таки мне кажется, молодым людям не вредно немного побороться за жизнь… Уверен, вам и Джорджу в свое время пришлось нелегко.

Эбби еще не оправилась от изумления, а миссис Эшли уже растаяла от льстивого замечания Сэма и даже стала напоминать кошку, которую почесали за ухом.

— Ну да, нам пришлось покрутиться, — подтвердила она. — Джордж из всех детей женился первым, и нам никак нельзя было остаться с его родителями. Так что пришлось начинать с нуля…

— И вы многого достигли. Уверен, ваш пример станет стимулом для Стюарта и Кэти. Не надо их слишком баловать, — Сэм шутливо погрозил миссис Эшли пальцем, — иначе мне тоже придется раскошелиться, и, прежде чем мы опомнимся, наши дети совьют из нас отличные веревки.

— О нет, Стюарт не такой, — немедленно бросилась на защиту сына миссис Эшли.

А моя дочь, надо полагать, «такая», с горечью прокомментировала про себя Эбби.

— Как бы то ни было вы, наверное, правы, — кокетливо улыбнулась Сэму миссис Эшли. — Да и Джордж то и дело заводит разговор, не пора, ли нам, дескать, попутешествовать. Но все же я думаю, что наши дети могли бы найти дом получше, — не удержалась она. — Особенно мне не нравится кухня. Маленькая и темная. Хотя, что приличное найдешь в наши дни? Есть место для холодильника — и современные девушки довольны.

Современные девушки. Эбби набрала в легкие воздуха, собираясь спросить миссис Эшли о современных юношах, но, безошибочно поняв, о чем Эбби думает и что собирается сказать, Сэм предостерегающе покачал головой.

Эбби была невыносима мысль, что не она, а Сэм избавил Кэти от угрозы совместной жизни со свекровью. Она уже собиралась сделать вид, будто не заметила намека Сэма, но здравый смысл взял верх, подсказав, что страдать-то будет Кэти. Эбби улыбнулась дочери и попросила:

— Пойдем, солнышко, покажи мне тут все…

— На вашем месте я бы сняла пиджак, — вмешалась миссис Эшли. — Там жуткая пылища. Я всегда считала, что кремовый цвет ужасно непрактичный. Синий куда лучше.

Эбби, стиснув зубы, позволила отцу Стюарта снять с нее пиджак. Сэм виноват, что она не надела бюстгальтер, а теперь стоит в сторонке и улыбается. И почему она послушалась? — Стюарт и его отец, может быть, и не заметили отсутствия нижнего белья, но от остроглазой Кэти и чопорной ханжи миссис Эшли разве что скроешь? В пиджаке еще так-сяк, а без него?..

У Эбби появилось почти неодолимое желание скрестить руки на груди, но она нашла силы сделать вид, будто ничего особенного не случилось. Сэм подошел к ней и встал рядом, отчего Эбби сразу стало легко и спокойно.

Легко? Спокойно? С Сэмом? Не может быть!

— Мы пойдем к парадным дверям в качестве официальных гостей или войдем с заднего хода по-семейному? — услышала Эбби насмешливый голос Сэма, когда он взял ее под руку и повел к дому, словно демонстрируя всему миру, что они в самом деле теперь вместе и любят друг друга.

Эбби проглотила застрявший в горле комок, не в силах поднять голову и посмотреть на Сэма или на кого-нибудь другого, но в первую очередь на Сэма. Что она боялась увидеть в его глазах? Эбби не знала, зато знала, что боится задать этот вопрос даже себе.

Через полчаса, когда она и Кэти остались одни в тесной кухоньке, Эбби положила руку на плечо дочери и постаралась ее утешить.

— Помни, что ты выходишь замуж за Стюарта, а не за его мамочку. Поэтому не волнуйся и пропускай мимо ушей ее глубокомысленные замечания. Думаю, из этого дома можно сделать игрушку.

Как ни странно, Кэти стряхнула ее руку со своего плеча.

— Мама Стюарта не делает замечаний. Она старается помочь. И мне бы хотелось, чтобы ты… Вы с отцом собираетесь пожениться до нашего венчания?

Эбби растерялась, когда Кэти отвергла ее участие и принялась восхвалять мать Стюарта.

— Твоя мать и я еще ничего не решили наверняка, но, будь уверена, как только решим, ты первая узнаешь об этом.

Эбби обернулась. Она не слышала, как подошел Сэм. Для человека своей комплекции он двигался на удивление бесшумно.

— Вы не забыли, что мы ждем вас на вечеринку? — В кухню вплыла миссис Эшли.

— Нет. Мы оба непременно будем, — бархатным голосом заверил Сэм.

Эбби затаила дыхание. Сэм не хуже нее понял, что приглашение относилось только к нему. Однако миссис Эшли, если и была разочарована, не показала этого и выдавила:

— Мы ждем вас обоих. Это будет чудесно.

Тем не менее дочь нашла время нанести Эбби удар. Провожая родителей к машине, Кэти воспользовалась тем, что отец был занят разговором с мистером Эшли, и со злостью прошипела на ухо матери:

— Я рада, что вы с отцом переживаете вторую молодость, но все-таки было бы лучше, если бы ты одевалась… правильно. Я хочу сказать, в твоем возрасте… это слишком. И миссис Эшли наверняка заметила.

Эбби не знала, то ли заплакать от обиды, то ли дать выход злости.

Всю обратную дорогу Эбби молчала. Едва Сэм остановил машину возле ее дома, как она сказала:

— Спасибо. Думаю, тебе не стоит выходить…

— Но нам многое надо обсудить,

— Например? Как мне одеться на вечеринку, чтобы угодить дочери?

Сэм развел руками.

— Признаю свою вину и прощу прощения. Хотя должен признаться, что с удовольствием созерцал твою прелестную грудь.

— Ты удовольствие получал, а мне достались осуждение дочери и миссис Эшли.

— Брось! Совершенно ясно, что Анна ужасно боится тебя, поэтому Стюарту и Кэти ничего не остается, как ее защищать.

— Боится меня? — изумилась Эбби. — С чего ты взял? Она только и делает, что критикует меня и всячески старается унизить…

Сэм улыбнулся.

— Ну-ну, Эбби. Ты слишком умна и слишком хорошо знаешь людей, чтобы не разобраться в ее поведении. Лучше спроси себя, почему миссис Эшли приходится защищаться? Встань на ее место. Что она делала в своей жизни? Сидела дома и ухаживала за мужем и детьми, а ты…

— Она считает меня плохой матерью и без конца дает мне это понять. Намекает, что я, видишь ли, недостаточно хорошо смотрела за Кэти и в первую очередь думала о себе, а не о ней.

— Она делает вид, что так думает, — не согласился Сэм. — А на самом деле до смерти боится, как бы ты не завладела Стюартом и Кэти, и твое влияние не стало бы основополагающим в их жизни.

— Не может быть!

— Именно так. Послушай, давай доспорим в Доме, — твердо сказал Сэм. — Нам действительно надо кое-что обсудить…

Эбби махнула рукой и вышла из машины.

После пустого и запущенного «дома» Стюарта и Кэти теплая веселенькая кухня Эбби казалась на редкость привлекательной. Сэм с одобрением осмотрелся и с искренним восхищением воскликнул:

— У тебя истинный талант вить уютное гнездышко!

— Я бы не назвала это каким-то особым талантом, потому что он в природе почти каждой женщины. Точно так же мужчинам дано легко справляться с техникой, — не скрывая насмешки, ответила Эбби.

— А, да… Кофейник, — усмехнулся Сэм. — Признаю. Моя вина…

— Это точно. Никогда не забуду, как он взорвался и испортил мне всю кухню. Помнишь, как мы оттирали эти пятна?

Она сначала улыбнулась, потом, не утерпев, расхохоталась, уж больно забавным было воспоминание об этом событии первых дней их с Сэмом супружеской жизни.

Эбби первым делом закричала, едва увидела взорвавшийся кофейник и заляпанную коричневыми пятнами кухню. Однако Сэм уверил ее, что ничего страшного не случилось, и увлек наверх подальше от места своего преступления, чтобы проверить, «все ли в порядке в спальне».

Разумеется, в спальне все было в порядке, и Сэму не составило особого труда затащить Эбби в постель. Насколько она помнила, он слизывал с ее кожи кофе и приговаривал, что ничего более вкусного и возбуждающего в жизни не встречал.

— Правда, это не моя вина. Кофейник был какой-то ненадежный, — сокрушенно проговорил Сэм.

— Ну конечно, — вновь зашлась в смехе Эбби.

— Подумаешь, один раз ошибся, — оправдывался Сэм. — Любой имеет право на одну ошибку.

— На одну ошибку… — повторила Эбби, и смех замер у нее на губах.

Похоже, она успела сделать не одну ошибку в отношении своей дочери… Слишком много их наделала, так что теперь будет трудно вновь перекинуть мостик через разъединивший их поток.

— Что?.. Что с тобой? — озабоченно спросил Сэм, заметив, как из ее глаз исчезло счастливое выражение, и в них вновь поселилась боль.

— Я подумала об ошибках, которые нельзя забыть и простить.

Эбби отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица. Она сердилась на себя за то, что боится признаться Сэму в своих страхах.

Какая ему разница, любит меня Кэти или не любит? Ему даже выгоднее, если не любит. Какая же я была дура, когда позволила Сэму заглянуть в мои мысли… в мои чувства. Какая я дура, что вообще связалась с ним!

— Эбби, если ты о том, что случилось с нами… Я знаю…

— С нами? — Она покачала головой, едва сдерживая рвущиеся наружу слезы. — Нет. Я говорила о Кэти, об ошибках, которые совершила по отношению к ней.

Эбби не собиралась в этом признаваться, но ничего не могла с собой поделать, слова вылетали против ее воли. Она удивлялась: ну почему это случилось именно сейчас, ведь я всегда отлично умела держать себя в руках, даже если была отчаянно несчастна. Слезы оставляла на потом, на то время, когда оставалась наедине с подушкой в своей спальне.

— Ошибки по отношению к Кэти? — нахмурился Сэм. — Эбби, какие ошибки? Никаких ошибок не было. Ты идеальная мать. К тому же сумела заменить нашей дочери и отца тоже. Послушай, почему бы тебе не пойти в гостиную? А я пока поставлю чайник. Мы поговорим и все выясним…

— Что толку в разговорах? — Но Эбби все же ушла в маленькую, но на диво уютную гостиную с французскими окнами, выходящими в сад.

Наступили сумерки, но ей не хотелось включать лампу, потому что электрический свет слишком резкий и чересчур разоблачающий. И было уже по вечернему прохладно, но не настолько, чтобы включать обогреватель.

Так как размеры комнаты оставляли желать лучшего, то Эбби декорировала ее в кремовых тонах: обои, занавески, даже старинную софу обила кремовым Дамаском, который удалось по дешевке купить на какой-то распродаже.

Ремонт она закончила как раз к восемнадцатилетию Кэти и, помнится, ужасно гордилась, когда собрала гостей — только взрослых, — что Кэти восхищалась ею.

— Самое большое достижение моей жизни — это твое появление на свет, — сказала тогда Эбби дочери.

Она действительно так думала, да и сейчас готова подписаться под каждым словом. И теперь, когда она поняла, что ее любовь скорее обременяет Кэти, чем доставляет радость, Эбби стало мучительно больно.

Моя девочка стыдится меня, страдала Эбби, сбрасывая туфли и забираясь с ногами на софу — так она обычно сидела, когда чувствовала себя особенно несчастной. Наверное, Кэти нужна такая мать, как миссис Эшли. Такая мать, чье имя не сверкало бы одиноко на свадебных приглашениях. Такая мать, стены дома которой украшают свадебный снимок в нарядной рамочке и фотография серебряного юбилея этого события. Такая мать нужна Кэти.

Эбби стало невыносимо жалко себя, и она зарыдала в голос. Сэм замер на. пороге, внимательно глядя на нее, потом вошел и аккуратно поставил две кружки дымящегося кофе на журнальный столик рядом с софой.

— Эбби, не может быть, чтобы ты искренне верила, будто Кэти нужна такая мать, как Анна, — ласково проговорил он и, сев рядом, взял ее руки в свои.

— Почему не может? — спросила она, вновь поражаясь умению Сэма читать ее мысли и убеждая себя, что сейчас высвобождать свои руки было бы неловко и неуместно.

Разве можно обижать человека, который хочет тебя утешить?

— В тебе есть все, о чем только может мечтать ребенок, — продолжал он.

Прислушиваясь к его голосу, Эбби на всякий случай заглянула Сэму в глаза, не смеется ли он над ней. Сэм был предельно серьезен.

— Ты так много сделала, многого достигла…

Слезы сверкнули на глазах Эбби, и ей захотелось смахнуть их, но тут она вспомнила, что Сэм все еще держит ее руки.

— Сэм, пусти меня…

— Не могу. Честное слово, не могу. Прежде чем она успела остановить его, он поцеловал сначала одну ее руку, потом другую, потом стал целовать мокрые глаза, которые Эбби закрыла, избегая проницательного взгляда Сэма.

Это Сэм виноват, что все происходит так, как происходит, что я больше не могу контролировать свою жизнь. Он виноват, что мои чувства в такой сумятице, в какой не были много лет. Он виноват, что вместо того чтобы отодвинуться, я льну к нему и мои губы раздвигаются в ожидании ласки.

Он обнял ее и крепко прижал к себе; и руки Эбби, те самые руки, которые должны были бы оттолкнуть Сэма, крепко обняли его.

— Мы не должны…

Она слышала, как говорит эти слова, но понимала не хуже Сэма, что они ровным счетом ничего не значат. В них не было смысла, в отличие оттого, что говорило ее тело, которое тянулось к Сэму. Эбби замечала, как с каждым мгновением все больше поддается Сэму, хочет его, ждет его. Ее разум не только не мог положить этому конец, но и замедлить или ослабить ее реакцию на ласки Сэма.

Почему я так веду себя?.. Так беззаботно?.. Только любящая женщина может быть такой, когда любовь определяет все ее поступки.

Любовь. Эбби почувствовала, как дрожь охватила все ее тело, словно по нему пробежал электрический ток. Ей стало немыслимо больно, и она вся сжалась и так выкрикнула свое испуганное «нет», что Сэм погладил ее по щеке и участливо спросил:

— Что? Что ты?

Эбби закрыла глаза, чтобы удержать предательские слезы. Поздно, теперь ничего не исправить. До какой же степени надо не разбираться в собственных чувствах и не уметь прямо смотреть в глаза реальности, чтобы через двадцать с лишним лет осознать, что ее ненависть к Сэму — чепуха, иллюзия, за которую она цеплялась как утопающий за соломинку. Какая уж тут ненависть? С отчаянием Эбби вынуждена была признаться самой себе, что любит Сэма. Но ведь он не любит! Даже если ее бедное сердце и глупенький Мозг хотят этого, все равно он не любит!

— Эбби, пожалуйста, не плачь. Любовь моя, я не могу видеть твои слезы… Не могу видеть, как ты страдаешь…

Она слышала его, чувствовала нежные прикосновения к своему лицу, когда Сэм пытался вытереть ее слезы, но была слишком потрясена своим открытием, чтобы понять смысл его слов и тем более поступков… Пока Сэм не приник к ее губам в страстном поцелуе.

Поначалу он был нежен, но вскоре уже не мог сдерживать себя, и Эбби под напором страсти забыла ее благие намерения. Она пылко возвращала поцелуи и радовалось тому, что Сэм давал ей, и тому, что она давала ему.

Все годы, прожитые в разлуке с Сэмом, она даже не задумывалась, почему ее не тянет ни к одному мужчине, и это не удивительно. Ее тело знало правду, которую отвергал разум.

Эбби торопливо прервала поцелуй, боясь, что Сэм слишком многое прочтет в ее глазах, ибо теперь точно знала, что в них написано, и что прячется в самой глубине ее души.

— Извини. Извини… Извини, что я не поверил тебе, — доносилось до нее словно сквозь вату. — Как бы я хотел, чтобы все было иначе. Как бы хотел, чтобы это не я свалял тогда дурака и остался без тебя и без Кэти.

У Эбби сжалось сердце от нежности.

— Ты думал, что у тебя есть все основания не верить мне, — утешила она Сэма.

— Нельзя оправдать то, что я усомнился в тебе. Я должен был доверять тебе… верить… полагаться на тебя…

— Ты считал себя бесплодным и был абсолютно уверен, что я никак не могу забеременеть от тебя…

— Не надо утешать меня, — поморщился Сэм. — Но я не прошу у тебя прощения, Эбби… Как ты можешь простить меня, если я себя не прощаю? К тому же никакое прощение не изгладит из нашей памяти два с лишним десятка лет, которые мы провели вдали друг от друга. Я обыкновенный человек и проявил слабость, однако, как все люди, тоже хочу, чтобы меня принимали, любили со всеми моими недостатками, а не вопреки им. Но сейчас мы не будем это обсуждать. Мы вообще не должны были бы ни о чем говорить сейчас.

Сэм вновь принялся целовать ее, и Эбби, трепеща, отдалась возбуждению, в котором были повинны его губы. Она стонала, мучимая страстным желанием как можно скорее закончить сладостную муку и в то же время длить ее до бесконечности.

Изредка она вскрикивала, не в силах сдержаться, когда-то нежные, то требовательные губы Сэма касались особенно чувствительной точки.

После того как они одновременно дали выход обуревавшей их страсти, Сэм еще долго ласкал Эбби, осыпал поцелуями, нашептывал нежные слова. А она прижималась к нему и не выпускала из объятий.

Только когда Эбби уже засыпала, Сэм тихо сказал ей на ухо;

— Если я пробуду тут еще немного, то мы оба заснем, и, не дай Бог, Кэти вновь обнаружит нас завтра утром…

— Ты уходишь?

Она прикусила язык. А чего, собственно, я ждала? Что он останется? Что мы рука об руку отправимся в спальню? Будем лежать в одной кровати? Словно двадцати лет и не было вовсе?

— Хочешь, чтобы я остался?

Эбби покачала головой. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы он понял, каково ей. Очевидно, для него это всего-навсего удовлетворение физического желания, воспоминание о сладострастной юности… А она-то…

— Нет-нет. Конечно, нет. Просто я…

Она вскочила и, отвернувшись, принялась торопливо натягивать на себя платье, неожиданно застеснявшись своей наготы и почувствовав холод. Однако прохлада комнаты была не сравнима с антарктическим морозом, сковавшим ее едва раскрывшееся навстречу любви сердце.

Сэм тоже оделся и, подойдя к Эбби, вдруг сказал:

— А знаешь, мне кажется, в идее Кэти что-то есть. Почему бы нам, в самом деле, не пожениться?

— Зачем? Чтобы свадебные приглашения выглядели приличнее? — возмутилась Эбби, старательно пряча от Сэма подступившие к глазам слезы.

— А другой причины ты не можешь придумать?

— Ну, мы облегчим жизнь Кэти, и миссис Эшли тоже, — насмешливо сказала Эбби. — Но в отличие от тебя для меня выйти во второй раз замуж означает любить и быть любимой так, чтобы никто и ничто не могло…

Она умолкла, не в силах продолжать.

— Я понял, — помрачнел Сэм. — Не беспокойся. Я отлично понял. Ты никогда не захочешь выйти за меня замуж, потому что не доверяешь мне и не хочешь еще раз испытать боль. Правильно? Да, теперь я взрослый мужчина, и жизнь преподнесла мне несколько суровых уроков. Тебе не надо объяснять мне, что у женщины тоже должны быть желания, и она имеет право удовлетворять их, когда пожелает, не давая клятв в вечной любви. Я прошу прощения, если мои чувства завели меня дальше, чем мы оба предполагали. Что ж, еще одна причина не оставаться… К утру я, наверное, буду… — Он не закончил фразу и направился к двери, правда, остановился у порога, чтобы напомнить: — Ради Кэти мы должны идти до конца, но, насколько я понимаю, ради нашего блага неплохо поторопить ее свадьбу, чтобы мы могли поскорее разбежаться в разные стороны.

Эбби промолчала. Она могла бы напомнить Сэму, что вся эта дурацкая затея с воссоединением после того, как Кэти обнаружила их в постели, принадлежала ему, а не ей. Однако растерянность, в которой она пребывала, пережив бурный скандал сразу после не менее бурной близости, сделала ее беззащитной и слишком открытой для боли.

Но хуже всего, думала она, час спустя свернувшись клубочком на кровати, что, если бы Сэм каким-нибудь волшебным образом материализовался сейчас рядом, она бы… она бы…

Обливаясь слезами, Эбби даже не пыталась унять их или вспомнить о своей ненависти и о своем разбитом сердце.

Сегодня Эбби и Сэм должны были присутствовать на вечеринке, устраиваемой миссис Эшли. Идти Эбби не хотелось, но она хорошо представляла, как отреагирует Кэти, если попытаться увильнуть.

При первом же удобном случае Эбби попеняла дочери, что они стали гораздо хуже понимать друг друга, но Кэти не считала, что ведет себя неправильно.

— Я понимаю, что теперь, когда вы с папой снова вместе, ты пытаешься наверстать упущенное, — терпеливо отстаивала свою позицию Кэти, — но как ты не понимаешь, мама, что… Ну что некоторые вещи просто неприемлемы?

— Девочка растеряна и смущена, да и злится на себя за свою же реакцию, — уверенно заявил Сэм, узнав об этом разговоре. — Откровенный сексуальный подтекст отношений между родителями может болезненно восприниматься не только подростками, но и более взрослыми детьми.

— Но, застав нас в постели, она как будто не очень смутилась.

— Она была слишком счастлива, чтобы думать о чем-нибудь еще. Радовалась, что мы опять вместе. А теперь кое-что изменилось. Не беспокойся, все вернется на круги своя, только дай Кэти время привыкнуть. Она же умная девочка и скоро поймет, что сама себе противоречит.

— Но она права, — посчитала нужным вступиться за дочь Эбби. — Мне, действительно, не следовало расхаживать в таком виде. По крайней мере когда…

— Что «когда»? — перебил Сэм. — Когда у тебя такая грудь, что у любого мужчины сразу же вскипает кровь? Грудь, которую трогать — одно наслаждение, а целовать — просто слов нет…

— Перестань, — слабо запротестовала Эбби.

Сегодняшняя вечеринка представлялась ей неким подобием экзамена. Анна обязательно спросит об их с Сэмом планах и спросит, как уже не раз делала, не собирается ли Эбби продать дом и присмотреть что-нибудь поближе к университету.

— Мне предложили кафедру, — три дня назад сообщил Эбби Сэм, заехав без предварительного звонка и застав ее за приготовлением ужина.

Ока уже несколько раз просила его не звонить и не приезжать слишком часто, но он ссылался на то, что руководствуется исключительно благом Кэти.

— Ты согласился?

— Конечно. Ради дочери.

Два дня назад Эбби просто-напросто взорвалась, когда он приехал буквально через несколько минут после нее.

— Почему бы, тебе не поселиться здесь?

— Это приглашение? — вкрадчиво осведомился он.

В голове у нее стучало: «Нет! Нет! « Только этого не хватало. Позволить ему поселиться здесь, когда я и телом и душой тянусь к Сэму?!

Эбби не желала показать, что именно чувствует, как живо представляет себе семейную идиллию, и как была бы счастлива, засыпать и просыпаться в объятиях Сэма, зная, что так будет всю жизнь.

В конце концов, она выдавила:

— Твои планы на будущее не имеют ко мне отношения. Спроси у Кэти. Ты же все делаешь для нее, — не удержалась Эбби от ехидного замечания, — включая наши игры в любовь и наши жертвы… Дня меня не имеет значения, какое решение ты примешь, — постаралась она сказать как можно более равнодушно и для вящей убедительности пожала плечами.

— Вот как?.. Ну, хорошо.

И он, отказавшись от ужина, сразу же ушел. Наверное, чтобы поскорее сообщить Кэти новость. Эбби титаническим усилием воли заставила себя не встать с кресла и не подбежать к окну, чтобы посмотреть вслед Сэму.

Сэм приехал, как и предполагала Эбби, незадолго до восьми. Поскольку миссис Эшли, по ее собственному свидетельству, «любила все делать правильно», а обед был официальный, Сэм облачился в смокинг. Надо ли говорить, как неотразимо он выглядел?!

Эбби долго выбирала, что надеть, и остановила выбор на элегантном костюме из кашемира. Она очень рассердилась, когда почувствовала, что краснеет под пристальным восхищенным взглядом Сэма.

— Ты всегда была на редкость привлекательной девушкой, Эбби, — без тени насмешки сказал он. — Но женщина из тебя получилась…

— Как женщина я не нуждаюсь в лести и фальшивых комплиментах, — отрезала Эбби, хотя сердце у нее забилось быстрее.

— Я и не думал, будто ты в них нуждаешься, — добродушно отозвался Сэм. — Кстати, я не обманываюсь и насчет того, что я не первый и не единственный мужчина, который понимает, как ты красива и привлекательна.

Прежде чем она сообразила, что бы такое ответить, Сэм продолжал:

— Эбби, ты отлично выглядишь. Просто потрясающе. Девушка, на которой я женился, была на редкость прелестным существом, но женщина из тебя получилась… — Он развел руками. — Оказывается, правда то, что обычно говорят о по-настоящему красивых людях. Ты просто вся светишься, Эбби. Освещаешь и себя, и всех окружающих.

— Мы… мы опоздаем.

На большее Эбби не была способна. Будь на месте Сэма другой мужчина, она решила бы, что над ней смеются, но уж Сэма никак нельзя обвинить ни в чем подобном. Он бы ни за что и никому не причинил боль намеренно, чтобы потом с наслаждением созерцать страдания.

Слава Богу, подумала Эбби, он не догадывается о моих истинных чувствах…

Слабое утешение для моей гордости.. Но какой смысл расстраиваться по пустякам, когда я готова умереть от любви к нему? — Мы опоздаем, — повторила она, Конечно же они не опоздали, однако приехали в числе последних. Когда мистер Эшли открыл им дверь, Эбби увидела, что ее дочь поглощена беседой с будущей свекровью, которая, слушая Кэти, то и дело недовольно поджимает губы и осуждающе качает головой. Обе тотчас разошлись, едва увидели Эбби и Сэма.

По их лицам Эбби не могла понять, о чем шел разговор. Ей пришлось приструнить естественное любопытство, поскольку Анна стала представлять будущих родственников своим давним друзьям.

Одну пожилую пару, мистера и миссис Чадвик, Эбби с ходу мысленно отнесла к разряду пренеприятнейших людей, но все постаралась быть любезной и вежливо отвечала на вопросы, которыми ее буквально засыпала Мэри Чадвик. В какой-то момент Эбби заметила, что за ней наблюдает единственный одинокий гость, представленный миссис Эшли как ее кузен.

Улучив момент, миссис Эшли с болью призналась, что разведенный Джон вроде паршивой овцы в семье, хотя и не стала вдаваться в подробности, чем он, собственно, хуже остальных. Наверное, достаточно и развода, чтобы получить подобное клеймо, мысленно усмехнулась Эбби.

Едва она отделалась от Мэри Чадвик и направилась к Сэму, который разговаривал с отцом Стюарта, Джон перехватил ее.

— Позвольте заметить, вы очаровательны.

Он мило улыбнулся, что сделало комплимент менее банальным.

— Благодарю, — отозвалась Эбби, не возражая против легковесной беседы после допроса, которому ее подвергла миссис Чадвик.

— То, что мы встретились, это судьба, вы не находите? Судьба протягивает руку помощи… или пребольно бьет кулаком, — философски заметил Джон. — Не представляете, сколько мне потребовалось приложить усилий, чтобы добиться приглашения на это скучнейшее сборище. Анна не одобряет меня, как вам уже наверняка известно. И, насколько я понимаю, предостерегла вас… Правильно?

Эбби увидела удивление в его глазах, когда отрицательно покачала головой.

Перед ней стоял довольно симпатичный мужчина примерно ее возраста, может быть, на год или два моложе. Высокий… Хотя не такой высокий, как Сэм, и не такой спортивный. Дорогой костюм Джона уже несколько поистрепался, что свидетельствовало о финансовых затруднениях.

И Джону отчаянно нравилось флиртовать. Этот человек не испытывал никакого стеснения в общении с представительницами прекрасного пола. Эбби не раз встречала таких людей и отлично знала, чего от них ждать, однако ей польстило, что Джон выделил ее из всех.

— Анна сказала, что вы и отец Кэти недавно воссоединились и собираетесь опять пожениться. Только не говорите, что это, правда! — воскликнул он с драматизмом провинциального трагика, — Или позвольте мне убедить вас, что в жизни есть и другие увлекательные возможности.

— Это неправда, — ответила Эбби, и, хотя ее голос был серьезен, в глазах плясали веселые чертенята.

— Понял… Надежда еще не потеряна. Знаете, Анна великолепно стряпает. — Джон так резко сменил тему, что Эбби не сразу поняла его. — Все так говорят. А вы умеете готовить?

— Неплохо, — со смехом ответила Эбби, вспомнив валяющийся в ящике письменного стола диплом.

— Прекрасно. Я бы, пожалуй, позволил вам доказать это, если вам будет угодно… утром. Я предпочитаю простой европейский завтрак. Свежевыжатый фруктовый сок, свежие фрукты, теплые круассаны и кофе. Завтрак в постели одно из самых замечательных наслаждений, не так ли? О, эти круассаны, эти…

Эбби не выдержала и расхохоталась. И тотчас заметила, что все присутствующие притихли и смотрят на нее.

Перехватив осуждающий взгляд Мэри Чадвик, Эбби неожиданно для себя довольно громко ответила:

— Завтрак в постели это замечательно, но чтобы по-настоящему им насладиться, надо быть соответствующе одетым, а люди в постели обычно пребывают… совершенно раздетыми.

Глупее не придумаешь. Надо быть сумасшедшей, чтобы решиться на такую хулиганскую выходку, и Кэти совершенно права, что сердится на потерявшую голову мать.

За столом дочь не обращала на Эбби никакого внимания, а когда Эбби отправилась попудрить носик, последовала за ней и тщательно закрыла за собой дверь. Дрожа от возмущения, Кэти призвала мать к ответу.

— Зачем тебе это понадобилось? — с горечью вопрошала она. — Ведешь себя, как… Флиртуешь с кем ни попадя. Все видят. И родители Стюарта. И папа. Я думала, что знаю тебя, а теперь мне приходит в голову, будто ты совсем другая. Может быть, у папы и вправду были основания подозревать, что я не его дочь? — с вызовом бросила Кэти.

Эбби молчала. Кэти расстроена, поскольку ей кажется, будто мать унизила ее перед Стюартом и его семейством. Это еще можно понять… Даже если учесть, что Кэти несколько перегибает палку в отношении вполне безобидных вещей. Но обвинять родную мать — почему? на каком основании? — в неверности мужу… Они не слышали, как дверь отворилась, и появился Сэм, пока он не сказал:

— Хватит, Кэти. Я знаю, ты расстроена, но это еще не причина так говорить с матерью. То, что ты сказала, непростительно.

И Эбби, и Кэти слушали его в полной растерянности, но первой пришла в себя

— Папа, ты же все видел! Ты видел, как она себя вела, как она… устроила спектакль, позволила Джону флиртовать…

Сэм встретился взглядом с Эбби, но она тотчас отвернулась, испугавшись увидеть в его глазах то же выражение, которое только что видела в глазах Кэти.

— Как ты могла? — Кэти вновь повернулась к матери. — Как ты могла так поступить со мной, так унизить меня, да еще при родителях Стюарта?!

По щекам Кэти покатились злые слезы, но едва Эбби потянулась утешить дочь, как та отшатнулась, словно от прокаженной, и истерично прокричала:

— Не думаю, чтобы я когда-нибудь смогла простить тебя за это!

Сэм понял, что пора вмешаться и положить конец этому безобразию.

— Хватит, Кэти. Повторяю, мне известно, что ты расстроена, но сейчас не время и не место выяснять отношения.

— Но ты ведь должен чувствовать то же, что и я, — упрямилась Кэти. — Ты тоже должен быть возмущен. После стольких лет ты и мама снова вместе, а она открыто флиртует с чужим мужчиной… да еще в доме родителей Стюарта…

— Нет, Кэти, я не возмущен, — перебил дочь Сэм.

И, к глубочайшему потрясению обеих женщин, он подошел к Эбби, поднес к губам ее руку и нежно поцеловал. Кэти, которая так и осталась стоять с открытым ртом, изумленно таращилась на родителей.

А Сэм, проникновенно глядя в глаза Эбби и не отпуская ее руки, принялся учить дочь уму-разуму:

— Я часто заблуждался, однако самую большую в жизни ошибку совершил, не поверив твоей матери, не поверив ее любви, нашей любви. Эта моя ошибка причинила всем нам ни с чем не сравнимую боль. Ты осталась без отца, а я — без женщины, которую любил, и без дочери, которую очень хотел бы любить. Твоей матери пришлось еще тяжелее. Она столько выстрадала, что мне никогда не вымолить себе прощения.

Теперь я стал умнее. Если твоей матери хочется оживить скучный прием и немного пошутить с кем-то, она имеет на это полное право, и ни ты, ни я не можем осуждать ее. Я знаю, если твоя мать несколько минут повеселится, не нанося этим никому вреда, даже пофлиртует с кем-нибудь, это никак не отразится на ее отношении ко мне. И моя любовь останется такой же. Ничто ее не изменит. Не изменило и не изменит никогда.

Эбби верила и не верила Сэму и в упор смотрела на него, ища какой-нибудь знак, что он разыгрывает спектакль ради счастья дочери. Однако он был предельно серьезен, и, стоило их взглядам встретиться, как она напрочь забыла не только об обиде на дочь, но и о самой дочери.

Щеки Кэти полыхали от стыда за свою душевную черствость.

— Прости меня, мамочка! Папа прав… Я переусердствовала. Мне так хотелось, чтобы ты понравилась семье Стюарта, что я…

— Твоей матери не надо беспокоиться насчет того, какое впечатление она производит на кого бы то ни было, и тебе не надо… Стюарт любит тебя такой, какая ты есть, малышка.

— Я знаю, — кивнула Кэти, — Мамочка, мне очень важно, чтобы вы с папой… Я люблю вас обоих и хочу, чтобы вы тоже любили друг друга…

Эбби, хоть и вздохнула с облегчением, но не сумела скрыть растерянности.

— И это все? Я-то думала, ты сердишься, потому что я не похожа на мать Стюарта. Думала, ты стесняешься меня.

— Что? — удивилась в свою очередь Кэти. — Как ты могла подумать такое? Ты же знаешь, что ты самая замечательная, самая прекрасная, самая добрая, самая лучшая мать на свете. Просто мне было больно, что вы со Стюартом не ладите. Мне хотелось, чтобы Стюарт полюбил тебя такой, какая ты есть, а ты бы поняла, что, когда он стал искать папу, то не собирался объявлять тебе войну. Он просто хотел помочь мне, поскольку не сомневался, что мне это нужно.

— Ох, Кэти! — Эбби порывисто обняла дочь. — Ты права. Стюарт очень хороший. И я недооценивала его… Но обещаю, что теперь буду высоко его ценить, и даю слово больше ни с кем не флиртовать и не смущать тебя…

— Да уж ладно, так и быть, флиртуй, — рассмеялась Кэти. — Но лучше с папой… А сейчас мне пора. Стюарт будет меня искать…

— Мы тоже идем, — сказал Сэм, открывая перед дочерью дверь. — Увидимся завтра.

Эбби едва дождалась, когда Кэти уйдет, и в упор посмотрела на бывшего мужа.

— Сэм!..

И опять она не успев ничего сказать, потому что Сэм взял ее руки в свои, положил себе на грудь и с нежностью ответил на ее взгляд.

— Я сказал, что думаю и чувствую. Я люблю тебя…

— Это… Это не правда… Не может быть…

— Может, — возразил Сэм. — Наверное, еще не пришло время сказать тебе об этом, но я любил тебя всегда, и всегда буду любить. Все эти годы тоже. Я любил тебя, когда ты была совсем юной, и когда мы расстались, и когда жили в разлуке… И теперь я тоже люблю тебя. Почему, — спрашивается, я вернулся?

— Чтобы познакомиться с Кэти.

— Правильно. Чтобы познакомиться с Кэти. И чтобы увидеть тебя. Неужели ты не поняла? Неужели не поняла, что я чувствовал, когда ласкал тебя?..

— Я думала, это секс.

— И только? — Сэм осуждающе покачал головой и усмехнулся. — Ну, Эбби…

— Ты сам сказал, что хочешь принести жертву ради счастья Кэти… И я подумала…

— Что, укладывая тебя в постель, я приношу жертву на алтарь Кэти? А как же ты? Ты что?

Он больше не удерживал ее руки, но Эбби не отнимала их, с удовольствием чувствуя ладонями тепло его тела. А Сэм тем временем обнял ее, заставив затрепетать, хотя Эбби полагала, будто полностью контролирует себя.

Не в силах отвести глаз от его губ, она вдруг поняла, что умрет, если не поцелует Сэма, и то ли со вздохом, то ли со стоном подняла к нему лицо.

— Эбби, Эбби, я тебя очень люблю, но мне надоела роль труса, надоело бояться, что я могу потерять то немногое, что у меня как будто есть. Мы делаем вид, будто играем. Но мы не на сцене. Для меня это очень серьезно. Я на самом деле хочу любить тебя. Конечно, трудно ждать, что ты простишь меня. Конечно же ты не забудешь прошлое и не поставишь желания Кэти или тем более мои выше своих, но… Словом, если нам удалось всего лишь вновь разжечь в себе пожар страсти, то ты должна сказать мне об этом, потому что мне мало только физического желания…

— И мне мало, — подхватила Эбби. — Я думала, ты всего лишь хочешь меня… физиологически…

Она попыталась вырваться, когда Сэм принялся осыпать ее поцелуями, напомнить, что они не у себя дома и кто-нибудь может войти. Однако нежное прикосновение его губ, страстные, требовательные движения языка не позволили Эбби долго сопротивляться, и через несколько минут она, задыхаясь, воскликнула:

— Сэм, я очень тебя люблю! Не представляю, как я позволила тебе уехать? Как жила без тебя все эти годы?

— Это я виноват… Я и…

— Нет, мы оба виноваты, — горячо перебила Эбби. — Мы оба наделали кучу ошибок.

— Ох, Эбби, ты слишком великодушна, — возразил Сэм, вновь обнимая ее.

Эбби заметила в его глазах слезы.

— Сэм, милый…

— Эбби, — прошептал он и, когда она потянулась, чтобы вытереть ему слезы, перехватил ее руку. — Ты будешь хуже думать обо мне, если я скажу, что это не первые и не единственные слезы, которыми я оплакал нашу разлуку? Нашу разлуку… Я лежал по ночам в постели и думал о тебе, проклинал себя, сожалел, что не могу повернуть время вспять и начать все сначала. А теперь, дорогая, предупреждаю тебя, это навсегда, навечно… Пока смерть не разлучит нас.

— Да! Да! Да! О да, Сэм. Да…

— Давай выбираться отсюда, — предложил Сэм, целуя ее. — Есть несколько э-э-э обетов, которые я хотел бы дать тебе наедине… Желательно в помещении с кроватью, с очень большой кроватью. Сразу предупреждаю, что это займет очень много времени, — добавил он со значением.

Эбби счастливо засмеялась и игриво прошептала в ответ:

— Я знаю подходящее местечко.

— И завтра, когда ты проснешься в моих объятиях, ты не уйдешь от меня? Не отвергнешь? Не откажешься принять мою любовь?

— Нет, — твердо сказала Эбби.

И случилось чудо: ее чувства перестали сражаться с мыслями, а мысли — с чувствами.

— Ты сказал, что мы не сможем забыть прошлое, но нам и не нужно ничего забывать. Мы постараемся, чтобы наше будущее было лучше прошлого. Мы не забудем прошлое, мы извлечем из него урок.

— Поехали домой, — попросил Сэм, и глаза у него потемнели.

— Поехали.

Когда Сэм обнял ее, Эбби не сомневалась, что теперь ей нечего бояться, и нет нужды скрывать свои чувства.