"Агент № 13" - читать интересную книгу автора (Беркеши Андраш)

8

Оскар Шалго ужинал в этот вечер в ресторане в обществе Тибора Сюча. Музыканты — все в синих шелковых жилетах с множеством блестящих побрякушек — старались изо всех сил, желая повергнуть гостей в изумление виртуозным исполнением венгерских народных мелодий.

— Скажите, Тибор, вы не станете возражать, если я буду так, запросто, обращаться к вам? — спросил Шалго, пристально всматриваясь в лицо своего собеседника. — Как вы себе представляете свое будущее? — продолжал Шалго. — Почему я вас об этом спрашиваю? Потому что хорошее у вас было в свое время призвание! Вы, молодой человек, были врачом. Исцеляли людей! Не могу поверить, чтобы вы навсегда отвернулись от своего призвания!..

— Говорите, будущее? — переспросил Сюч. Достав из мельхиорового стаканчика деревянную зубочистку, он принялся машинально ковырять ею цветастую скатерть. — Когда-то я играл в эту занятную игру — загадывать будущее. Как в кубики. С утра до вечера только и слышал: «Учись, сынок, учись. Теперь будущее в наших руках». Все тогда так говорили. И мой старик тоже. Он у меня аптекарем был, а в свое время врачом мечтал стать. Не его вина, что до врача он так и не дошел. На аптекаре остановился. Наверняка думал: «Ничего, зато мой сын далеко пойдет». Господи, если бы вам сейчас рассказать, как бился отец за эту свою мечту! Никогда не занимался он политикой, а тут решил вступить в коммунистическую партию. Не побоялся! Хотя и знал, что проклянут его за это родные братья и сестры. Для чего вступал? Только ради того, чтобы мне с моим мелкобуржуазным происхождением не было препон для поступления в институт. Партия, конечно, от его членства мало что выиграла. Но и отцу не пришлось краснеть перед партией после разгрома мятежа в пятьдесят шестом. Он, не в пример иным нынешним краснобаям, не порвал и не сжег свой партбилет. А между прочим, в то время я, его родной сынок, сидел за решеткой!..

— А в самом деле, почему вы не сбежали за границу во время мятежа?

— Мог. Вполне. Но скажи я вам — не поверите!

— Отчего же? Может, и поверю.

— Из-за отца. — Зубочистка продолжала выписывать на скатерти какие-то незримые письмена, а на морщинистом лице Тибора застыла горестная улыбка. — Мятежники выпустили из тюрем всех уголовников. В том числе и меня. Сказали: «Благодари нас, дружок, вот тебе оружие, давай вставай на баррикаду». А я — нет! Я пошел домой. Отец мне твердил: «Не забудь, что ты преступник, но мы не контрреволюционеры. Никакого отношения к этой заварухе не имеем!» Ну, когда мятеж подавили, спрашиваю я у отца: «Что мне теперь делать? Ведь мне еще четыре с половиной года осталось отсидеть! И даже после отбытия наказания еще целых три года я не смогу работать врачом. А граница пока еще открыта…» «Верно, — говорит отец, — если не хочешь больше увидеть меня в живых, беги». И я остался.

— Вы так говорите, Тибор, словно хлебнули натощак стаканчик настойки горькой полыни, — сказал Шалго. — Конечно, от жизни вам досталось вдоволь и пинков и ударов…

— Не утешайте. Нет нужды. Сыт по горло. К тому же я не жалуюсь. Больших амбиций у меня нет. Желаний, грез — тоже. У меня есть работа, есть квартира, машина! Есть любовница. И не хочу я помощи ни от кого! Не хочу, чтобы меня «понимали» или жалели. Что имею, то мое. И еще одно: не хочу, чтобы за меня платили в ресторане.

«Н-да, — думал Шалго, — этот Тибор орешек потверже, чем я предполагал. И пессимизм его, может быть, и истинный, а может, только пыль одна, для маскировки мыслей и намерений. Если так, то у него это ловко получается».

— Я понимаю, — начал было Шалго, но Тибор махнул небрежно рукой.

— Не нужно. Не прошу ничьего понимания. Лучше давайте начистоту — чего вы от меня хотите?

Шалго как-то странно усмехнулся:

— Я хотел бы попросить вас о помощи. Но после всего того, что услышал, смешно было бы об этом и заговаривать.

— Что вы имели в виду? — спросил Сюч, и в его глубоко запрятанных глазах блеснуло любопытство. Он подлил в бокалы вина. — Так что же?

— За годы тюрьмы вам довелось узнать многих. И хорошо узнать, что представляет собою преступник. Так вот, Виктор Меннель тоже был преступником. Это точно. В Венгрию он приехал не только затем, чтобы делать бизнес. В основном чтобы установить связь с агентурой.

— С агентурой? — удивленно переспросил Сюч. — С какой еще агентурой?

— Виктор Меннель был разведчиком, шпионом.

— Перестаньте шутить. У вас все получается, как в детективном романе.

— Возможно. Но то, что я сказал, — установленный факт. И государственная тайна, естественно. Знаю, что вас об этом не надо предупреждать. Просто я напомнил на всякий случай. В тюрьме вам, вероятно, доводилось встречать и осужденных за шпионаж.

— Доводилось. Довольно жалкие людишки.

— Виктор Меннель был не из жалких. Мы ищем сейчас не только убийцу Меннеля, но и его агентов. В этом вы и могли бы нам помочь. Впрочем, теперь я вижу, что моя просьба смешна.

— Понятно. А если я соглашусь, что вы ответите мне на это?

— Что ваше решение противоречит логике и психологически необъяснимо. Почему бы вы вдруг стали нам помогать?

— Да уж, конечно, не потому, что я в восторге от вас, — после долгого молчания ответил Сюч. — И не потому, что грудь мою распирают чувства социалистического патриотизма. Но логические и психологические основания для этого есть. Если то, что вы сказали о Меннеле, — правда, то верно и то, о чем вы не сказали.

— Не понимаю, что именно?

— Если Меннель был шпионом, значит, все, кто был с ним связан, могут отныне тоже подозреваться в шпионаже. Без, Геза Салаи и ваш покорный слуга. А это, мягко выражаясь, неприятно. Один тип в тюрьме — не помню уж, чей он там был шпион, — сказал мне как-то: «Самое неприятное в таких делах, что за человеком потом всю жизнь следят». Так вот, я не желаю, чтобы за мной следили. Иначе говоря, не хочу числиться подозреваемым в шпионаже. Что же мне остается в таком случае делать? Принять ваше предложение, поскольку я хочу жить спокойно.

— Одним словом, вы согласны нам помочь?

Тибор Сюч выпил одним духом бокал вина и налил еще.

— Вы, старина, опасный хищник, — откровенно сказал он. — И вы-знали, как загнать меня в угол. Так что бросьте разыгрывать доброго дедушку, угощающего деток конфетками. Говорите со мной напрямик, как со взрослым человеком. Не считайте меня деревенским простофилей.

«Это уж точно! — подумал Шалго, закуривая новую сигару, — к ним тебя никак не отнесешь».

Прошло еще два дня, и полковник Кара вынужден был признать, что следствие нисколько не продвинулось вперед. Все, что заслуживало внимания, было внимательно изучено, проанализировано, но никакого ощутимого результата это не дало, появились только новые, противоречивые версии. Областная прокуратура продлила на семьдесят два часа санкцию на содержание Гезы Салаи под арестом. Инженера еще в воскресенье отправили в Веспрем, но и там на всех допросах он повторял одно и то же: да, в прошлом году в Ливорно он познакомился с Виктором Меннелем, но ничего не знал о его шпионской деятельности. Попытки «поймать» инженера на противоречиях оказались безуспешными, так как Салаи, в общем-то, рассказывал одно и то же, не считая незначительных отклонений, которые как раз убеждали в том, что он не повторял заранее заученную версию. Показания Беаты тоже в основном совпадали с тем, что говорил ее жених. Салаи же признал, что встречался с Меннелем, намеревался его убить, но девятнадцатого вечером, возвратившись с прогулки по набережной, он «хватил лишнего» в баре и рано заснул; наутро же ему сказали, что Меннеля уже нет в живых. Беата, узнав, что ее жениха арестовали, сначала как-то Сникла, растерялась, однако вскоре взяла себя в руки и заявила, что Салаи больше ей не жених, правда, не потому, что он арестован, а потому, что она любит Тибора. И добавила, что хотя многое и говорит против Салаи, но инженер неповинен в убийстве. Она готова дать голову на отсечение. Эта убежденность Беаты Кюрти навела Шалго на мысль, что она знает о Салаи что-то такое, что наверняка доказало бы его алиби, хотя он и собирался убить Меннеля. Но что именно она знает?

Беата заявила, что после всего происшедшего они с Тибором остаются в Эмеде, несмотря на то, что им уже разрешили ехать куда угодно. Впрочем, майор Балинт не был согласен с таким решением полковника Кары и на всякий случай приказал своим работникам держать Беату и Тибора под наблюдением. И хотя эта мера пока не давала никаких результатов, Балинт упорно стоял на своем: Шалго заблуждается, считая Беату и Тибора не причастными к преступлению.

Полковника Кару настораживало дерзкое, даже циничное поведение Казмера, и в то же время он заметил, что порой молодой инженер впадал в непонятную нервозность. Полковник не верил, что в то время, когда было совершено убийство, Казмер, по его словам, находился в пути между Будапештом и Эмедом. Связавшись с Домбаи, Кара попросил его поговорить с Кальманом Борши. Ученый наверняка знает Казмера Табори и, может быть, расскажет о нем что-нибудь важное. Борши хорошо отозвался о Казмере, сказал, что тот подает надежды стать настоящим ученым, и добавил, что считает подозрения полковника Кары необоснованными.

А вот Фельмери чувствовал себя хуже всех: ведь он дал Илонке обещание молчать. «А разве я имею право молчать в таком важном деле? — думал он. — Получается, что я укрываю преступника…» Но тут перед ним возникало полное отчаяния лицо девушки, и ему начинало казаться, что он слышит ее слова: «Я верю вам и надеюсь, что вы не станете злоупотреблять моей искренностью…» И Фельмери видел для себя один только выход: как можно скорее найти убийцу. Снова и снова перебирая в памяти события, он вдруг пришел к выводу, что в показаниях допрашиваемых есть большие несоответствия. Как могло, например, случиться, что девятнадцатого июля вечером никто не видел Илонку и Казмера в ресторане, хотя девушка утверждает, что они там ужинали и там же за ужином поссорились, после чего она выбежала из ресторана и у мола случайно встретилась с Меннелем. Если это так, то Илонку и машину Меннеля должен был бы увидеть Салаи. И самое главное: куда направился Казмер из сада Худаков утром двадцатого июля?.. На эти вопросы лейтенант, как ни старался, не мог получить ответа. А Хубер! За ним ведется постоянное наблюдение, но пока ничего подозрительного не замечено. Известно, что он не выполнил указания Брауна и не вернулся в ФРГ, что подписание протоколов и соглашения по различным причинам затягивается. Хубер рано утром выходит на берег, проплывает несколько сот метров, потом загорает на пляже и не спеша часам к десяти возвращается в гостиницу; по дороге он покупает газеты, завтракает в ресторане, а потом запирается у себя в комнате. В понедельник он выезжал в Балатонфюред, но там ни с кем не встречался…

И пожалуй, один только Оскар Шалго оставался спокойным. Но он своих соображений вслух не высказывал. Да полковник Кара и не расспрашивал его, зная по опыту: раз Шалго молчит, значит, он ломает голову над решением какой-то загадки. Иногда, впрочем, старик исчезал куда-то на несколько часов.

В среду утром, когда Шалго зашел на почту узнать, нет ли на его имя письма, Гизи передала ему конверт, щедро оклеенный марками. Шалго поблагодарил, напялил на голову соломенную шляпу и вышел из здания почты. Около автобусной остановки он заметил в тенистом сквере пустующую скамейку. Усевшись поудобнее, он закурил сигару и с явным нетерпением вскрыл конверт. Однако едва он пробежал глазами напечатанное на машинке письмо, на лице у него появилось выражение разочарования.

Друг Лизы, один из польских членов Общества по розыску скрывающихся военных преступников и фашистов, сообщал ему, что Вальтер Герцег и Руди Еллинек — корреспонденты венского отделения телеграфного агентства Рейтер. В настоящее время оба находятся в Венгрии. В картотеке общества ни тот, ни другой не значатся. «Что же, неудача», — проворчал Шалго себе под нос и сунул письмо в карман. Он ожидал чего-то большего. Все это утро Шалго был прескверно настроен. Дома Лиза тоже сказала, что ничего примечательного не произошло, у Табори все тихо, Бланка неважно себя чувствует и явно избегает с ней встречи, сам же Табори сидит в кабинете и работает над своей книгой.

Шалго сел в кресло на террасе, начал было просматривать газеты; но уже несколько минут спустя задремал.

Около полудня из Веспрема вернулись полковник Кара и майор Балинт. Они подсели к проснувшемуся Шалго. Балинт сходил на кухню за вином и наполнил стаканы.

— Холодное, — проговорил Кара, вытирая платком пот с лица. — А что слышно о нашем друге Хубере? — спросил он Балинта.

— Сотрудники наблюдения неослабно следят за ним, — ответил майор. — В восемь часов десять минут он выехал в Фюред, но и на этот раз ни с кем не встречался.

— Потому что догадывается, что за ним следят, — равнодушно заметил Шалго.

— За ним ведут наблюдение умелые ребята, — возразил Балинт и разбавил остаток вина в стакане содовой водой.

— Такие же умелые, что следят и за мной? — спросил Шалго. — Или, может быть, за мной наблюдают менее ловкие и опытные твои работники?

Балинт смущенно посмотрел на Шалго.

— За тобой? — удивленно переспросил Кара. — А когда следили за тобой люди Балинта?

— Вчера, — ответил старик и стал массировать больную ногу.

— Вчера, насколько мне известно, ты был в Балатонфюреде.

— Тебе это точно известно. А вот Миклоша, по-видимому, мучает любопытство: чего ради я так часто езжу в Фюред.

— Нет, папаша, они не за вами следят, — сказал Балинт. — Просто порою ваши пути случайно скрещиваются. Мы, например, ведем наблюдение за Тибором Сючем. Но мы не виноваты, что Сюч имел встречу с Оскаром Шалго в вестибюле фюредской гостиницы…

— В этом вы не виноваты, верно. А вот то, что я их заметил, самых опытных твоих людей, — тут уж вы виноваты! Ты, Эрне, тоже наверняка заметил бы молодца лет под тридцать, если бы он попытался вести себя как школьник. Тибор чуть со смеху не помер, глядя на него.

— А вы, папаша, снова задираетесь. Сказали бы лучше, что у вас за дела появились с Тибором, — недовольно заметил Балинт.

— Я опишу все это в своих мемуарах, — смеясь, ответил Шалго. — И если интересуетесь, спешите оформить на них подписку. Принимается в любой книжной лавке.

— А правда, Оскар, какого дьявола тебя понесло вчера в Фюред? Да еще под вечер? — спросил Кара.

— Потому что и Хубер туда поехал, — ответил Шалго и тотчас же понял, что проговорился.

— Хубер? Вчера? Вечером?! — удивленно воскликнул майор Балинт. — Он весь вечер отдыхал у себя в комнате.

— А вот по наблюдению Лизы он вечером куда-то выезжал, скорее всего в Фюред. Должен сказать, что пока еще я больше верю проницательности Лизы. И действительно, я обнаружил Хубера в Балатонфюреде… Правда, могу вас успокоить: он ни с кем не встречался. Был на кладбище. Около одной могилы задержался особенно долго…

В дверях показалась Лиза.

— Друзья, обед готов! — весело воскликнула она.

Кара сердито посмотрел на Балинта.

— Товарищ майор, — начал он официальным тоном, — мне это не нравится. Расследованием руковожу я. Если мы о чем-то уславливаемся, то потрудитесь уж выполнять это. А если вы почему-либо все же отклоняетесь от нашего плана, то хотя бы докладывайте. Вы ведь не частный детектив. Вы меня поняли?

— Понял, товарищ полковник.

Балинт обедал вместе с ними. Настроение у него было испорчено. Как видно, он недостаточно еще знал Шалго, а поэтому посчитал, что тот умышленно подстроил ему неприятность и выговор от Кары. И Балинт решил при случае высказать без обиняков это старику. За столом они почти не разговаривали.

— Господи! — воскликнула вдруг Лиза. — Чуть было не забыла: звонила Ласточка и просила срочно передать тебе, Миклош, что у развалин, в Старом парке, Хубер бесследно исчез. Они обыскали все окрестности, но не нашли его. Бригада наблюдения вернулась в гостиницу и ожидает указаний… Какая же я, право, забывчивая!

— Черт бы их побрал! — выругался Балинт и встал. — Они получат от меня «указания»! Я им задам! — Лицо Балинта пылало от гнева. Ему было стыдно перед полковником.

— Сядь, Миклош, и не кипятись, — спокойно и почти ласково проговорил Шалго. — Поешь спокойно. Вполне возможно, что в Старом парке он применил один из приемов, чтобы уйти от них. Хотя я уверен, что они сделали все… И вообще в Эмеде, в этом лабиринте улочек и переулков, кого угодно можно потерять. А чтобы ты окончательно успокоился, скажу: Хубер не был вчера в Фюреде. Я просто хотел тебя разыграть.

— И не расстраивайся, пожалуйста, — сказал Кара, — переходя на «ты». Взяв с блюда кусок мяса, он положил его себе на тарелку и отрезал небольшой ломтик. — Напрасно нервничаешь. Тебе хочется любой ценой добиться результатов, но ты забываешь, что мы имеем дело не с заурядным убийством. Тем более что нам нужно не только найти убийцу, но прежде всего установить агентурные связи Меннеля да еще попытаться найти драгоценности. Главное, чего нам следует остерегаться, — это поспешных шагов… Ты вот, например, предложил арестовать Гезу Салаи. Мы сделали это. А какой толк? Салаи признался, что у него было намерение убить Меннеля. Только и всего. По-моему, это была наша грубая ошибка. Ведь так можно взять под стражу и Казмера Табори — у него тоже нет алиби. А зачем? Нет, мы пока не станем этого делать. Изучать его мы будем. Домбаи уже второй день занят выяснением будапештских связей инженера Табори. Попутно он старается узнать, кто его родители…

Шалго бросил на своего друга удивленный взгляд:

— Вот как! Я даже не подозревал…

— А тебе вовсе и не следует всего знать, — шутливо заметил Кара. — Я вот, например, тоже хотел бы знать, откуда известно твоей дражайшей Лизе…

— Что вы там судачите обо мне? — крикнула Лиза из кухни, куда она только что вышла.

Кара подождал, пока хозяйка возвратится, и с хитрой улыбкой продолжал:

— …откуда твоей дражайшей Лизе стало вчера известно, что Хубер собирается в Балатонфюред?

Лиза поставила на стол поднос с кофейником и чашечками и бросила украдкой взгляд на Шалго. Заметив, как предостерегающе дрогнули его веки, она сказала:

— Я просто почувствовала это… Прошу, кофе, друзья. Кому сколько положить сахару?

Балинт, пересилив смущение, спросил:

— Но я хотел бы все-таки знать, где же находился Хубер: в своей комнате на вилле Табори или в Фюреде?

— Он был в Фюреде, — ответил Кара. — Только наш друг Шалго сентиментален и хочет тебя пощадить. И напрасно… Конечно, глупо, что твои наблюдатели остались с носом. Что ж… — Кара задумчиво помешивал ложечкой кофе. — Я не хочу выпускать из поля зрения и Казмера. Ведь мы знаем, что он ненавидел Меннеля.

— А скажи, Эрне, в детдоме сохранились какие-либо сведения о родителях Казмера? — спросил Шалго.

— Пока этого не удалось выяснить. В детдоме весь архив погиб во время войны. Сейчас товарищи пытаются разыскать тех, кто работал в те годы в приюте…

— А почему, собственно, это так важно? — спросила Лиза.

— Потому что наш Эрне любит все делать обстоятельно. К тому же он, мне кажется, на правильном пути, — пояснил Шалго.

— Убийцу Меннеля нужно искать среди тех, кто был с ним знаком. И я хочу знать об этих людях все. Разумеется, — повернулся Кара в Балинту, — я не собираюсь отбрасывать и твою новую версию. И не только потому, что она показалась мне интересной. Я считаю ее вполне вероятной.

— Версию, что убийца был иностранцем и успел улизнуть за кордон? — переспросил Балинт. — Но это не моя версия. Ее высказал Геза Салаи. Просто мне она тоже представляется заслуживающей внимания.

— Именно поэтому товарищи в Будапеште составляют по нашей просьбе список иностранцев, выехавших из Венгрии двадцатого июля и в последующие несколько дней, — продолжал Кара.

— Дьявольская работа! — заметил Шалго.

— Бесспорно. Но результаты могут вознаградить нас с лихвой.

В этот момент негромко скрипнула калитка, кто-то хотел осторожно прикрыть ее за собой. Лиза подошла к двери и распахнула ее.

— А-а, господин Хубер, здравствуйте! — проговорила она. — Очень любезно с вашей стороны, что вы навестили нас. — И она пошла навстречу гостю, подала ему руку и пригласила в дом. Хубер, вежливо пропустив Лизу вперед, вошел на террасу и поздоровался:

— Мое почтение, господа! Надеюсь, я не помешал вам?

— Ну что вы, милейший господин Хубер! — за всех ответил Шалго. — Садитесь, пожалуйста, располагайтесь поудобнее.

Балинт встал, уступая место Хуберу. Тот было запротестовал, но майор успокоил его:

— Садитесь, пожалуйста, господин Хубер! Я уже собирался уходить. — И, поклонившись всем, Балинт ушел.

— Позвольте вас угостить чем-нибудь? — спросил Шалго и тут же обратился к жене: — Лиза, дорогая, хлеб-соль уважаемому гостю, как заведено издревле.

— Может быть, господин Хубер не откажется от рюмки абрикосовой? Настоящая, домашняя! Попробуйте! Покойный господин Меннель, тот любил ее. После третьей рюмки он обычно уже запевал «Эрику».

— Виктор Меннель был человеком последовательным, — с улыбкой заметил Хубер. — Думаю, господа весьма удивились бы, если бы он вместо «Эрики» запел «Интернационал».

Лиза наполнила рюмки и, извинившись перед гостем, вышла в кухню. Мужчины выпили. Шалго спросил Хубера, как идут переговоры.

— Сегодня вечером подписываем соглашение. Впрочем, вам это, разумеется, известно, — ответил Хубер. — А как у вас, господин полковник, подвигается дело? Поговаривают, будто бы вы уже нескольких человек арестовали?

— Пустая болтовня, — возразил полковник Кара. — Мы стараемся не делать никаких поспешных шагов. Тем более что ряд обстоятельств для нас до сих пор не ясен… Например, откуда Меннель или, я сказал бы даже, фирма «Ганза» знали о плане расширения института, подготовленном профессором Табори? А я убежден, что вы располагали совершенно точными данными об условиях поставок, равно как и секретными сведениями о предложениях конкурирующих фирм. Для получения их «Ганзе» необходимо было вступить в контакт с профессором Табори, и я убежден, что Брауна и Шлайсига интересовала при этом не сама сделка, а профессор. Только почему?

— Вы это у меня спрашиваете, господин полковник?

— Сам у себя, — сказал Кара. — И как только найду ответ на все эти вопросы, можно будет считать загадку разгаданной.

Хубер положил руки на край стола и, откинувшись в кресле, посмотрел в упор на полковника Кару.

— Вы не найдете ответа на эти вопросы до тех пор, господин полковник, пока не перестанете дробить свои силы.

— Как прикажете вас понимать?

— Ну, хотя бы пока не перестанете убивать время, организуя слежку за мной. В принципе я понимаю вас. Вполне вероятно, что и я на вашем месте поступал бы так же. Боюсь только, что между тем агенты «Ганзы» уничтожат все улики и скроются. Вам, господин полковник, сейчас нужно выиграть состязание со временем. А время не ждет, оно мчится. Ведь если Меннель — или его доверенное лицо — не даст о себе знать в какой-то обусловленный срок, агенты «Ганзы» в соответствии с полученными указаниями уничтожат все компрометирующие их материалы… Как видите, я играю с открытыми картами…

— Только, — вставил реплику Шалго, — вы не все карты выложили на стол. А мы из деликатности не смеем достать их у вас из кармана.

— Итак, вы предлагаете мне открыть все карты? — улыбаясь, переспросил Хубер. — Иначе говоря, вы намерены следить за мною до тех пор, пока я не выложу их на стол сам?

— Мы этого не сказали.

— Но это следует из логики ваших слов и действий, — парировал Хубер. Он допил рюмку и закурил. — Вообще-то говоря, меня нимало не беспокоит, что вы ведете за мной слежку. Я готов даже считать ее вашей заботой о моей безопасности. А это действует успокаивающе. Вчера, когда я заметил, что за мною следят, мне показалось, что это были люди Брауна. Я струхнул и постарался поскорее скрыться от них в Старом парке среди древних развалин. Это мне удалось…

— Господин Хубер, думаю, что мы сумеем обеспечить вам безопасность, — сказал Кара.

— Господин полковник, сегодня вечером я передам вам список агентурной сети «Ганзы» в Венгрии. Я нашел этот закодированный список среди документов Меннеля. При нем есть перечень паролей, необходимых для установления связи с каждым из агентов. Надеюсь, мне удастся расшифровать его, но это потребует некоторого времени… Правда, взамен и я хотел бы попросить вас кое о чем.

— О чем же? — спросил Кара.

— Когда вы арестуете названных в списке агентов и таким образом убедитесь в том, что я честно выполнил свое обещание, мне хотелось бы получить венгерский дипломатический заграничный паспорт, гарантирующий мою безопасность и место на первый же самолет да Гаваны. Один из ваших сотрудников проводит меня до Праги и будет заботиться о моей безопасности, пока самолет не поднимется в воздух. Мне кажется, я предлагаю вполне корректные и приемлемые условия, — закончил Хубер.

Кара согласился с ним, спросив, однако:

— Вы действительно боитесь покушения?

В глазах Хубера, устремленных в пространство, мелькнул страх.

— Браун неглупый человек, — задумчиво проговорил он. — Вы ведь знаете, что он приказал мне вернуться домой. Я не выполнил его приказа. Если до этого он еще мог сомневаться относительно моих намерений, то теперь ему совершенно ясно, к чему я готовлюсь. Браун, господа, не любит шутить.

— Когда бы вы хотели уехать? — спросил Кара.

— Не знаю… Когда из Праги вылетает ближайший самолет?

— Я тоже не могу сейчас сказать этого, — заметил Кара.

«Не преступил ли я пределы своих полномочий? — озабоченно подумал он. — Может быть, не следовало так определенно обещать ему?..»

— Давайте договоримся так, — вслух сказал он. — Вы составляете список и передаете его господину Шалго или майору Балинту. Я же немедленно еду в Будапешт и там на месте согласую все эти вопросы. Нам нужно будет позаботиться не только о билете на самолет и дипломатическом паспорте для вас. Надо также заменить номерной знак вашей машины, транзитный талон и водительские права…

— Простите, — прервал его Хубер, — если ваш человек будет сопровождать меня до Праги, то, думаю, достаточно будет заменить только номер на машине. На границе он сам оформит все, что необходимо. А машину я так или иначе оставлю в Праге, и ваш человек сможет пригнать ее обратно. Вы, таким образом, останетесь в выгоде, — пошутил он. — Мне же важно иметь заграничный паспорт и билет на самолет.

— Вы правы, — согласился Кара. — Хорошо бы получить хотя бы одну вашу фотокарточку.

— К сожалению, у меня нет с собой ни одной, годной для паспорта. Но вы можете взять фотографию с моего заявления о выдаче визы.

— Верно. Так и сделаем.

— С кем я должен поддерживать связь во время вашего отсутствия?

— С моим другом, Шалго.

— Хорошо. — Хубер улыбнулся старику, потом снова обратился к полковнику Каре. — Я могу звонить ему по вашему прямому телефону?

— Разумеется.

На террасу вернулась Лиза. Она положила на стол два ключа.

— Это посылает вам Бланка, — сказала она Хуберу. — Ей необходимо было поехать в Балатонфюред, и она вернется домой только к вечеру. Она просит вас сегодня в виде исключения поужинать в ресторане.

Хубер взял ключи и не спеша убрал их в карман.

— А господин профессор не вернулся домой? — спросил он.

— Он звонил Бланке и сказал, что приедет только завтра утром… Так что, если вы не посчитаете это за назойливость, я буду рада пригласить вас к себе на ужин, — добавила Лиза.

— Охотно принимаю ваше приглашение, мадам, — сказал Хубер, вставая, — но, право, мне как-то неудобно…

— Что ж тут неудобного? Это приглашение от души.

Хубер поклонился.

— Мы ужинаем в восемь, — сказал Шалго.

— Надеюсь, к этому часу я завершу работу… Что ж, не будем терять времени. До свидания. — Хубер пожал руку полковнику Каре и удалился.

Фельмери уже устал, но он подумал, что если сейчас прервет допрос Гезы Салаи, то это будет серьезным упущением с его стороны. Их беседа затянулась на несколько часов, и в ходе ее лейтенанту показалось, что Салаи постепенно становится все более спокойным. Они переговорили о многом, выяснилось, что у них даже есть общие знакомые.

Время от времени Салаи надолго умолкал, словно припоминая, что еще рассказать лейтенанту. Потом заговорил о Беате. Салаи знал ее с детства. Беата, к сожалению, походила на свою мать, женщину весьма нестрогих правил и далеко не безупречного поведения. Впрочем, и муж ее, господин Кюрти, одного с ней поля ягода.

— У него есть любовница? — спросил Фельмери.

— Да, есть. Уже несколько лет. — В голосе инженера чувствовалась горечь. Он тяжело вздохнул и низко опустил голову. — Живем мы как в вонючей луже, — тихо проговорил Салаи. — Честное слово. — Он опять вздохнул, его руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки. — Знаете, кто любовница Кюрти? Моя мать. А хотите знать, сколько лет было Беате, когда она отдалась мне? Четырнадцать с небольшим. И кто толкнул ее ко мне в постель? Ее мать. Да-да, родная мать. А кто самый круглый идиот на земле? Я. Посмотрите на меня повнимательнее, потому что такую глупую скотину вы не увидите даже на Венгерской сельскохозяйственной выставке. За эти дни у меня было вдоволь времени обдумать свою жизнь. И пришел я к такому выводу, что невеста моя — самая настоящая уличная девка. А ведь я из-за нее человека хотел убить…

— Хотели?

Салаи поднял голову. Солнце светило ему прямо в лицо. Он прищурил глаза.

— Вот что, лейтенант, надоела мне эта ваша игра. Вам хочется поймать убийцу Меннеля. Это мне понятно. Одно мне непонятно: и чего я откровенничаю с вами? Ведь вы ни одному моему слову не верите. Так что пусть будет так, как вам хочется. Пишите: признаюсь, что я, Геза Салаи, убил Меннеля, этого альфонса. Пишите, пишите!.. Только не забудьте мне подсказать, где и каким образом, я это сделал. И дайте один день, чтобы я мог все это наизусть выучить. — Горькая усмешка пробежала по губам Салаи. — Но знайте, что Меннеля я не убивал и понятия не имел о том, что он шпион.

— А Беата знала?

— Беата?.. — Салаи махнул рукой. — Беате нужна была только постель этого Меннеля. И еще она хотела с его помощью пристроить к делу своего любовника… Гнусного мерзавца.

— И все же мне непонятно… — задумчиво произнес Фельмери. — В ваших показаниях много противоречий. Вот вы говорите, что Беата — уличная девка, что она изменяла вам с Меннелем. Мало того, два года она путается с Тибором Сючем. И тем не менее вы… как бы это сказать… держитесь за нее и даже были готовы жениться на ней. Не понимаю я вас!

— Вам и не понять этого. Потому что вы не были с ней близки, — тихо, явно стыдясь своих слов, ответил Салаи. — Были и у меня до нее женщины. Не могу пожаловаться… Но Без — она совсем другая. Она с ума может свести человека… Вам никогда не доводилось курить марихуану? Ну вот, а я пробовал. Так вот, Без посильнее марихуаны может одурманить человека…

Откровения Салаи вызвали у Фельмери брезгливость.

— Скажите, Салаи, в котором часу Меннель оставил вас на берегу Балатона?

— В десять часов.

— Вы уверены в этом?

— А может, еще и десяти не было.

— Куда пошел Меннель?

Салаи положил ногу на ногу и, попросив у лейтенанта сигарету, закурил. Некоторое время он молча смотрел на тлеющий огонек сигареты.

— Куда? А к своей машине, — наконец сказал он.

— Где она стояла?

— Если мне память не изменяет, где-то около пристани. Недалеко от мола.

— Вы пошли вслед за ним?

— До шоссе. Там я остановился, подумав, что бессмысленно преследовать его, потому что у пристани всегда много народу.

— И что было дальше?

Салаи вопросительно посмотрел на лейтенанта.

— Я не совсем понимаю, о чем вы спрашиваете?

— Выходит, Меннель исчез, растворился в ночи? Что вы видели еще?

— Что я видел? — снова переспросил Салаи.

Фельмери не понравилось, что Салаи опять начал переспрашивать, задавать ненужные вопросы, желая затянуть время. Интересно, пока они говорили о делах, не связанных с убийством, речь его лилась плавно и говорил он охотно, но стоило приблизиться к существу вопроса, как мышление инженера становилось каким-то замедленным, ему начинала отказывать память, он принимался повторять вопросы.

— Простите, лейтенант, у меня неважная память на события. Но сейчас, после вашего вопроса, мне начинает казаться, будто Меннель действительно с кем-то встретился.

— Уж не думаете ли вы, что я спрашиваю вас об этом из праздного любопытства? Этот «кто-то» мужчина или женщина?

— Женщина.

Фельмери распечатал пачку сигарет. Во рту он уже ощущал горечь от избытка никотина — ведь с утра он ничего не ел, а только курил в надежде таким образом заглушить голод. Но сейчас он вынужден был закурить, чтобы скрыть свое волнение.

— А ведь до сих пор вы умалчивали об этом, — сказал он. — Почему? — Фельмери вдруг почувствовал, что сейчас последует какой-то очень важный и неожиданный ответ. Но Салаи медлил. Сначала он потер ладонью подбородок, провел указательным пальцем по губе, точно предупреждал кого-то о молчании. И наконец после долгой-долгой паузы нехотя выдавил из себя:

— Затрудняюсь сказать… Не помню, чтобы вы спрашивали меня об этом раньше… По-моему, нет…

— Иначе говоря, вы сообщаете нам что-то лишь тогда, когда убеждаетесь, что это нам известно и, стало быть, вам бессмысленно скрывать дальше или отрицать. Не нравится мне такое поведение, Салаи… Разумеется, это ваше право — молчать. Но кому в конце концов это выгодно? Вы же не знаете, какие карты у меня на руках!

— Говорю совершенно честно, я забыл об этом. Но сейчас я вспомнил: то была девушка.

— Итак… — протянул Фельмери. — Кто же она?

Салаи глубоко вздохнул и, дотянувшись до стола, погасил окурок в пепельнице. Затем, скрестив руки на груди, откинулся на стуле. Все это тоже помогало затягивать время.

— Я ее не знаю. Она живет где-то в Балатонэмеде.

— Откуда вам это известно?

Салаи принялся рисовать носком ботинка невидимые узоры на ковре. Он явно избегал взгляда лейтенанта.

— Когда у меня была встреча с Меннелем в кафе гостиницы, эта девушка сидела за столиком у окна и кого-то ждала. Меннель поздоровался с ней и спросил меня, не знаком ли я с ней. Я ответил, что никогда прежде не видел ее. Тогда он посоветовал мне к ней присмотреться, потому что у него с ней роман. «Вот, — сказал он, — лишнее доказательство, что у меня с Беатой ничего нет». Я ответил, что не верю ему, что он это нарочно только что придумал. Тогда он рассказал мне какую-то путаную историю, в которой, разумеется, не было и грана правды. Будто бы он в тот день загорал вместе с этой девушкой на пляже, как вдруг появился какой-то парень, ее приятель, и закатил ей сцену ревности. Но он, Меннель, якобы как следует отчитал молокососа. «Терпеть не могу ревнивцев», — добавил он. И мне стало ясно, что это камешек в мой огород… — Салаи поднял голову, провел рукой по волосам. Лицо его выражало усталость. — А вечером эта девица и села в машину к Меннелю. Я узнал ее, когда она подходила к машине и на нее упал свет фар.

— Итак, у Меннеля было любовное свидание?

— А кто его знает. Не верю я его побасенкам. По-моему, они совершенно случайно встретились. Ведь Меннель от меня убегал. Если бы у него было заранее назначено свидание, он бы обязательно сказал мне об этом. Но мне думается, девушка та была с кем-то другим. Мне даже показалось, что кто-то кричал ей вслед, а через минуту я увидел какого-то высокого парня, он подбежал со стороны ресторана и действительно что-то кричал ей вдогонку.

— Вы бы узнали его сейчас?

— Не думаю. Шоссе было неосвещено, а когда я подошел к месту, где он стоял, его уже не было. Вернулся, наверное, в ресторан. Я тоже пошел в бар.

Фельмери закрыл окно.

— Сейчас вы пообедаете, после чего подробно напишете все, что мне рассказали.

Десять минут спустя и он с аппетитом ел, чему немало способствовало ощущение, что сегодня ему повезло — показания Салаи очень важны.

Показания Салаи решали и другую проблему: теперь Илонка сама поймет, что дальнейшее ее молчание бессмысленно и ей лучше рассказать обо всем, что произошло в ту ночь. Сейчас нужно бы еще выяснить, где находился Казмер Табори между семью и десятью часами утра.

Но поведение Гезы Салаи лейтенанту по-прежнему не нравилось. Его не оставляла мысль, что инженер знает об убийстве гораздо больше, чем рассказал до сих пор. Потом Фельмери задумался над тем, почему Казмера Табори никто не видел вечером девятнадцатого в ресторане, хотя он утверждает, что ужинал там с Илонкой?

Лейтенант Фельмери еще раз воскресил в памяти показания Салаи, донесения и рапорты оперативных работников. И тут же облегченно рассмеялся. «Ну и осел же я! — подумал он. — Ведем расследование, свидетелей допрашиваем. А допросить официально Казмера Табори мы до сих пор не догадались… В ресторане, в кафе мы расспрашивали официантов только об одном: когда и с кем был там Меннель. Но видели ли они девятнадцатого вечером Казмера Табори, мы почему-то забыли их спросить…»

Вальтер Герцег уже в течение нескольких минут наблюдал с веранды второго этажа виллы Майорошей за домом профессора Табори. Он сразу узнал Бланку, когда та вышла из дома.

С воскресенья Вальтер Герцег и Еллинек жили на этой вилле, снимая все три комнаты на втором этаже, разумеется, за такую сумму, перед которой не смог устоять владелец виллы, школьный учитель Майорош. Впрочем, не столько кругленькая сумма, выплаченная за неделю вперед, оказала на него магическое действие, сколько твердое обещание Герцега оказать помощь супругам Майорошам, собравшимся в конце лета в туристскую поездку по Западной Европе, и в частности по Австрии. Герцег дал учителю свою визитную карточку, и тот решил, что будет совсем неплохо, если, приехав в Вену, они с женой смогут встретить поддержку влиятельных в этой стране лиц.

Герцегу с Еллинеком вскоре стала известна вся подноготная ближайших соседей. Больше всего их почему-то интересовала семья Табори, что было, впрочем, вполне объяснимо, поскольку покойный господин Меннель останавливался именно у них. Корреспонденты изучили расположение виллы Табори, узнав попутно и о том, что у них в саду никогда не закрывается задняя калитка. Каждый день в семь утра профессор Табори выходит через эту калитку и направляется либо на рыбалку, либо на прогулку на яхте. Благодаря рассказам учителя и его супруги Герцег и Еллинек познакомились и с семьей Шалго. Продолжая наблюдать, Герцег заметил, как Хубер вышел из дома Шалго и через сад пошел к вилле Табори. Тогда он перевел бинокль на побережье, на сверкающую поверхность озера, по которой сновало множество лодок. Правда, он увидел, что большинство их кружилось вблизи гостиничного пляжа, а некоторые совсем далеко от берега. Герцег окинул взглядом поросший тростником берег. Он казался вымершим. Если, конечно, за камышами не приютились в своих лодчонках рыболовы. Переведя бинокль снова на виллу Табори, Герцег увидел на веранде Хубера. Тот стоял в тени, и лица его нельзя было разглядеть.

Затем Герцег взял под наблюдение дом Шалго. Вот полковник Кара с портфелем под мышкой остановился перед своей машиной, открыл дверцу и сел. Куда-то собирается ехать. Через несколько мгновений из калитки, оживленно переговариваясь, вышли девушка и Оскар Шалго. «До чего же очаровательна эта девчонка! — подумал Герцег. — Только почему это у нее такое грустное лицо? Вернее, даже не грустное, а обиженное… Должно быть, старик сказал ей что-то неприятное. Впрочем, девушка, как видно, не очень-то слушает нравоучения старика. Недовольно дернув плечиком, она помахала рукой сидевшему в машине полковнику Каре и торопливым шагом перешла на другую сторону улицы. Шалго проводил ее взглядом, сокрушенно покачивая головой, потом уселся в машину рядом с полковником. Герцег долго еще задумчиво смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.

Хубер сидел в гостиной, задумчиво глядя на небольшой лист бумаги, лежавший перед ним на столе. В комнате царила тишина. Яркий свет послеполуденного солнца потоком лился через полуоткрытую дверь. В его лучах дым от сигары принимал причудливые формы. Хубер вновь и вновь пробегал взглядом перечисленные на листке фамилии и думал: «А ведь эти люди и не подозревают, что сегодня ночью или завтра утром они на долгие годы распростятся со свободой. Сейчас еще не поздно передумать. Достаточно мне сжечь эту бумагу, и им ничего не будет угрожать…»

С террасы в гостиную вошел Герцег. На скрип двери Хубер поднял голову.

— Вы узнали меня? — спросил нежданный гость, подходя ближе.

— Герцег. Вальтер Герцег, — проговорил Хубер.

— Я так и думал, что вы меня сразу узнаете, — сказал Герцег, останавливаясь подле стола, за которым сидел Хубер. — А Еллинек уверял, что вы меня не узнаете. Так что он ошибся и пари выиграл я. — Он говорил с нарочитой развязностью, рыская глазами по лежащим на столе предметам.

— Еллинек тоже здесь? — спросил Хубер и постарался изобразить на лице дружескую улыбку, но почувствовал, что это ему не удалось.

— Без фоторепортера я ни шагу, — ответил Герцег и окинул взглядом залитую ярким солнцем просторную гостиную. В этот момент где-то вдали прогремел гром. Герцег выглянул на террасу и посмотрел вверх — на небе собирались тучи.

Хубер тем временем быстро свернул лежащий перед ним листок вчетверо и спрятал в боковой карман пиджака. «Пожалуй, лучше было бы сжечь этот список», — подумал он и спокойным тоном спросил:

— Как вы сюда попали, Герцег?

— На машине, — ответил тот, все еще стоя к нему спиной. — Маршрут не нов: Вена, Хедешхалом, Кестхей, Балатонэмед. Я уже третий день здесь. — Герцег повернулся к Хуберу. — Чудесные места…

— Третий день? — переспросил Хубер. — И что же вы тут делаете?

— Как что? Разумеется, репортаж. Ищу подходящую тему. Знакомлюсь с местностью, выясняю возможности. Составил план работы. Вы-то уж знаете, как все это делается. — Он подошел ближе, небрежно сунул в рот сигарету. — Когда я учился в диверсионной школе, был у меня преподаватель. Он учил, что, начиная какую-либо операцию, нужно прежде всего провести тщательную рекогносцировку местности.

— Вас прислал Браун? — нерешительно спросил Хубер, почувствовав, как у него засосало под ложечкой. «Глупо было об этом спрашивать», — тут же подумал он.

Герцег кивнул головой:

— Да, он попросил меня, чтобы я навестил вас, так как обеспокоен вашими действиями. Некоторые признаки позволили ему сделать вывод, что вы рехнулись.

Хубер почувствовал опасность. Теперь все зависит от того, насколько ему удастся совладать с собой. Конечно, он совершил большую ошибку, проявил беспечность. Разумеется, он предполагал, что Браун будет действовать, но не так быстро и не так нагло. Вполне возможно, что теперь на карту поставлена его жизнь…

— Разве Браун не получил моего сообщения? — спросил он с притворным удивлением.

— Не валяйте дурака, Хубер! — Герцег сел на край стола. — Вашему сообщению — грош цена: все, что вы передали, — липа.

— Подумайте как следует, Герцег. Помню, в школе вы проявляли умение логически мыслить. Брауну известно, что Меннеля убили. Раз я доложил в своей шифровке Брауну об уничтоженной взрывом машине, это уже должно что-то значить.

— О да, конечно! — с иронией подхватил Герцег. — Конечно, конечно. Что-то должно значить… Вот поэтому и мы здесь. — Герцег пустил облако дыма в лицо Хуберу. И тут же с издевательской учтивостью извинился. — Но почему вы продали эту «уничтоженную взрывом» машину?

— У меня были на то причины, — тихо произнес Хубер.

— Допустим. Но почему тогда она до сих пор стоит в гараже профессора?

— Это вас не касается, — так же тихо возразил Хубер.

— Допустим. Но аппаратуру вы, надеюсь, уничтожили?

— Вы имеете в виду рацию?

— Не прикидывайтесь идиотом!

Хубер с превеликим удовольствием ударил бы Герцега, но… этим ничего не добьешься. Кулак тут не поможет. К тому же Герцег моложе и сильнее его. Значит, надо изворачиваться и не терять спокойствия, чтобы Герцег не почувствовал его страха.

— Прекратите это хамство, — строго одернул он Герцега. — Иначе…

— Браво! Возмущайтесь, негодуйте, однако ответьте все же на мой вопрос.

— Аппаратуру я не уничтожил.

— Не сочтите меня назойливым, милейший Хубер, но я хотел бы спросить: почему? Я надеюсь, этот вопрос не заденет вашего самолюбия?

— Я отвечу на него потом, господину Брауну.

— Маловероятно, что вы с ним встретитесь, — холодно проговорил Герцег и вытащил из внутреннего кармана пиджака пистолет. Как бы играя оружием, он подышал на вороненую сталь дула, потер его о рукав. Затем достал из другого кармана глушитель и привычными, уверенными движениями закрепил его на стволе.

Хубер не на шутку перепугался. А за окнами между тем совсем потемнело, подул сильный ветер — надвигалась гроза. Хубер напрягал слух, надеясь услышать хоть чьи-нибудь шаги. Может, Кара все еще не снял наблюдение… Но за окном лишь деревья шумели на ветру да волны гулко плескались о берег. «Неужели это конец?» — подумал Хубер. Он чувствовал, что лоб у него покрылся испариной, но достать из кармана платок не решался, опасаясь, что Герцег неправильно истолкует его движение.

— Не теряйте благоразумия, Вальтер, — сказал он тихо. — Мы же здесь не одни.

— Нет, одни. Мы совсем одни, Хубер.

— А соседи?

— Они ничего не услышат. Встаньте. Подойдите сюда и выньте все из карманов. И побыстрее. Пиджак также положите на стол.

Хуберу оставалось только повиноваться, и он без разговоров выложил на стол содержимое карманов.

— Выверните карманы и садитесь в это кресло. Быстрее, а то я вас подгоню. Вот так! Руки сложите на груди.

Хубер успел вытереть рукавом пот со лба. Он видел, как Герцег внимательно обследовал карманы его пиджака, потом просмотрел лежавшие на столе документы. Вот он взял список. Пробежал его глазами, но ничего не сказал.

За окнами ослепительно вспыхнула молния, и в ту же минуту раздался страшный удар грома.

— Я ведь уже говорил, — наконец нарушил молчание Герцег, — что мы и в школе вас не любили. Вы слишком много о себе воображали. Правда, Браун очень вас ценил. Но нам это не нравилось. Вот жену вашу мы любили. Что да, то да! И не только я ее любил. Еллинек — тоже. Но не думайте о ней слишком плохо. Просто вашей Грете надоело жить со стариком. Все-таки пятнадцать лет разницы в возрасте — это не шутка…

— Оставьте мою жену в покое! — задыхаясь от гнева и ненависти, проговорил Хубер. — Все равно я ни одному вашему слову не верю.

— Вам нужны доказательства? Тогда, может быть, вам напомнить, что у Греты под левой грудью родинка?

Хубер потерял самообладание и вскочил с места, но сильный удар швырнул его обратно в кресло. Он ощутил приступ дурноты: перед глазами был туман, не хватало воздуха.

— А вообще вы дьявольски ловко подстроили автомобильную катастрофу бедной Грете, — доносились до него, словно откуда-то издалека, слова Герцега.

Хубер застонал.

— Это неправда! — прохрипел он.

— Это доказано. У меня есть стопроцентные доказательства, что именно вы убили Грету. И до чего же гениально вы это дельце обтяпали… — Герцег мельком взглянул на список: — Смотрите больше не вскакивайте с места, иначе получите такой удар, что уже не очухаетесь. Интересно, вам Грета ничего обо мне не рассказывала?

Хубер молчал. Он вспомнил Грету, и сердце у него сжалось. Ему было больно, что у его молодой жены был любовник, но еще больнее было сознавать, что она могла изменить ему с такими ничтожными людьми, как Герцег и Еллинек.

— А это еще что такое? — спросил Герцег, приподняв левой рукой список. — Если не ошибаюсь, это расшифровка нашего кода «К-шесть»? — Он начал считать имена. — Да, двенадцать фамилий. Двенадцать паролей и отзывов. Как раз дюжина. Итак, вы раскрыли шифр, старина?

— Выслушайте меня. Я вам все объясню.

— Мне-то вы вряд ли уже что-то объясните. Разве что Виктору Меннелю. Сейчас вы с ним встретитесь на том свете. Но сначала ответьте мне на два вопроса. Во-первых, от кого вы получили расшифровку кода «К-шесть»? И во-вторых, где магнитофонная запись последнего донесения Меннеля?

— Понятия не имею. Если вы рассчитываете найти это у меня, то глубоко заблуждаетесь. А код этот известен мне уже давно. — Он видел, что Герцег не верит ему. Герцег что-то сказал, но слова его потонули в новом ударе грома.

«Я должен его переубедить, — подумал Хубер, — иначе мне конец…»

— Послушайте, Герцег. Вы с ума сошли. И способны совершить сейчас роковую ошибку. Я не думаю, чтобы Браун дал вам такие указания. Просто вы меня ненавидите и собираетесь действовать по своему усмотрению…

— То, что я вас ненавижу, — это верно. Но действую я не по своему усмотрению. К тому же у нас с вами есть лишь два выхода: либо я вас ликвидирую, либо вы меня. Второе меня никак не устраивает.

Гроза все усиливалась. Хлынул дождь, рассекая небо, сверкали молнии, гремел гром. Но Герцег не обращал на это ни малейшего внимания.

— Вы стали предателем, — неумолимо произнес он. — Вот доказательства… А это еще что за план? — спросил Герцег, взяв со стола белую промокательную бумагу с чертежом на ней.

— Я хочу построить себе виллу.

— Здесь?

— В Баварии. Собираюсь несколько лет спустя открыть свой пансионат.

— И это вы сами вычертили план?

— Скорее, просто баловался…

— Та-ак… И шифр вы раскодировали тоже из баловства?

— Я должен был это сделать.

— Сколько вам посулили за это?

— Вы совсем рехнулись, Герцег.

Тот подошел к Хуберу и ударил его по лицу.

— Это как задаток, — сказал он.

Удар был сильным, Хубер усилием воли подавил в себе готовый вырваться наружу стон.

— Вы еще пожалеете об этом, — сквозь зубы прошипел он и понял, что ему ничего иного не остается, как бросить на стол свою последнюю карту. — Да, вы очень пожалеете об этом, Герцег!

— Что же, раскаяние в содеянном — дело благородное, — ехидно ответил Герцег и нанес еще более сильный удар Хуберу. — Так пусть уж раскаяние будет полным.

Голова у Хубера откинулась назад, все перед глазами поплыло. И он, уже ничего не соображая, почувствовал, что проваливается куда-то. В течение нескольких минут он ничего не слышал и не видел: ни бушующей над озером грозы, ни вспышек молний, ни ударов грома. Не видел он и того, как Герцег сгреб со стола все бумаги и положил их в целлофановый мешочек. Первое, что ему пришло в голову, когда он очнулся, была мысль: «Глупо погибать именно сейчас, на пороге новой жизни». Он принялся считать про себя. Сосчитав до двадцати, почувствовал, что сознание полностью к нему вернулось.

— Подойдите к отопительной батарее, — тоном приказа произнес он, — и загляните за нее.

Он хорошо понимал, что ему трудно будет перехватить инициативу, но с людьми, которые, подобно Герцегу, способны на все, в сложившейся ситуации можно и нужно разговаривать только так. И он вдруг представил себя снова офицером генштаба, привычно отдающим приказы, офицером, который даже в последние, безнадежные дни войны не потерял голову и без страха смотрел смерти в лицо…

Герцега и впрямь поразил неожиданный тон Хубера. Ведь он предполагал, что этот старый надменный пруссак, оказавшись в таком положении, начнет умолять о пощаде. Не спуская ни на миг глаз с Хубера, он медленно подошел к батарее отопления. Что-то внутри подсказывало ему, что он должен это сделать. Бросив быстрый взгляд за батарею, он увидел спрятанный там радиопередатчик и микрофон. Герцег даже присвистнул от изумления. Дотянувшись левой рукой до миниатюрного передатчика, умещавшегося у него на ладони, он вытащил его.

— Тип «А», если не ошибаюсь, — сказал он. — Мы таким уже не пользуемся.

— А я пользуюсь и считаю его чувствительнее и надежнее других. В нем можно произвольно менять длину волны, и в радиусе пяти километров он обеспечивает отличный прием.

— Зачем вам понадобилась эта техника?

— Я ведь знал, что вы попытаетесь каким-то образом разделаться со мной, — сказал Хубер. — И мне, в общем-то, было бы это безразлично, я уже не молод. Жизнь прожита, и я устал. — Он говорил медленно, убежденно, и в его словах звучали искренность и волнение. — Да, да, я просто устал жить. Но я не желаю, чтобы мой сын считал своего отца предателем. Я не молил вас о пощаде. Вы спокойно можете покончить со мной хоть сейчас. Но должен предупредить вас: план ваш провалился. Вам не удастся в глазах властей представить мою смерть как дело рук «неизвестных убийц». Магнитофонная запись сохранит голос Вальтера Герцега и ускорит его разоблачение. После моей смерти эта запись попадет в надежные руки. И компетентные органы точно будут знать, кто действительные предатели и убийцы, а кто хотел сорвать гнусные планы этих предателей.

Герцег задумался. От его самоуверенности не осталось и следа. Он понимал, что попался в ловушку, причем в такую, из которой не так-то легко выбраться. И поделом — ведь и Шлайсиг предупреждал его: «Будьте очень и очень осмотрительны, Герцег. Хубер недюжинный человек. И в поединке с ним используйте не только кулак и пистолет, но и ум, сообразительность». И вот сейчас Герцег стоял перед Хубером, зажав в ладони микропередатчик, и не знал, как ему быть. Такого оборота дела он, конечно, не мог предвидеть. А главная беда в том, что Браун и его советчики ошиблись. Все говорит за то, что Хубер действительно не предатель. «Какой же я был болван, — подумал Герцег, — что поверил Брауну. Ведь мне-то уж следовало знать, это у Брауна и Шлайсига имеются свои, личные причины желать гибели Хубера. И по возможности „за железным занавесом“, чтобы и самая легкая тень подозрения не пала на них». А теперь и Браун и Шлайсиг будут все отрицать, а то и донесут на него, Герцега. Возможно, они в это самое время уже известили окольными путями венгерские органы госбезопасности, предав и его и Еллинека. Тем самым они освободятся не только от Хубера, но и от них, опасных свидетелей.

— Где приемник и магнитофон? — рявкнул Герцег.

— Как же, так я вам и сказал. Кончайте со мною и бегите. Спасайте свою шкуру, если сумеете.

Решительный ответ Хубера еще больше смутил Герцега. Этот старик, кажется, и в самом деле не дорожит жизнью.

— А ну, встать! — заорал Герцег. — Живо!

В этот момент в комнату вбежала Лиза. Еще в дверях она закричала:

— Господин Хубер!.. Беда, господин Хубер!..

Только тут она заметила Герцега, стоявшего с пистолетом в руке. Лиза как вкопанная застыла на месте. Словно заслоняясь от направленного на нее пистолета, она невольно подняла руку.

— Станьте рядом с Хубером, — ледяным тоном скомандовал Герцег.

Лиза повиновалась.

— Так что же за беда случилась? — спросил Герцег.

— Это касается только господина Хубера, — ответила женщина.

— Тем не менее вы скажете это и мне, моя прелесть. — И Герцег с угрожающим видом сделал шаг в сторону Лизы.

— Не советую вам делать еще одну глупость, Герцег, — спокойно произнес Хубер. — А вы, мадам, говорите, что хотели мне сообщить. Можете говорить и при нем.

Лиза протянула ему кусок телетайпной ленты.

— Вы умеете читать по-венгерски? — спросила Лиза у Герцега.

— Нет.

— Тогда я переведу вам это на немецкий. «Полковнику Эрне Каре. Приказываю немедленно арестовать гражданина ФРГ Отто Хубера и венского корреспондента агентства Рейтер Вальтера Герцега и срочно доставить их в Будапешт По поручению министра внутренних дел генерал-майор Ходоши…» Пожалуйста, прочтите сами.

Герцег взял у нее из рук бумагу и быстро пробежал глазами. Вот его имя: Вальтер Герцег, а вот и имя Хубера. «Да, видно, предчувствие и на этот раз не обмануло меня, — подумал он. — Браун ждать не стал…»

— Как это к вам попало? — спросил он у Лизы.

Лиза смерила его оскорбленным взглядом.

— С вами я вообще не желаю разговаривать.

— Выходит, Герцег, — не без ехидства заметил Хубер, — ваша рекогносцировка оставляет желать лучшего. А вам-то уж следовало бы знать, что мадам Лиза — доверенное лицо полковника Кары, но одновременно работает и на меня. Теперь вы по крайней мере видите, как ухитрились все испортить. А вообще-то, если бы вы внимательно просмотрели список, то заметили бы, что тринадцатый агент в нем не назван. Могли бы и сами сообразить, что этот список был подготовлен для нее самой — ведь у кого-то должны храниться все эти сведения…

— Я согласилась на это только при условии, что заплатят тысячу долларов вперед, — сказала Лиза. — Меннель обещал, но так и не заплатил…

— Вы получите все сполна, мадам.

Герцег слушал, не очень понимая, что, собственно говоря, происходит. Значит, старику действительно удалось внедрить своего агента в непосредственное окружение полковника Кары. Завербовав эту женщину, он и составил для нее список агентуры. Таково, наверное, истинное положение вещей. «Тогда все логично, черт бы меня побрал! — рассуждал Герцег. — Так же логично, как и то, что Хубер, сказал о своей шифровке Брауну. Разумеется, Браун и Шлайсиг очень хорошо знают, что Меннеля убили. И если Хубер сообщил в шифровке о повреждении машины, Браун и Шлайсиг могли сделать из этого вывод, что намеченная операция сорвалась из-за какого-то непредвиденного обстоятельства… — Тут Герцег с раздражением подумал о своих хозяевах: — Боссы сидят на своих шикарных виллах или в уютных квартирах в полной безопасности, и им наплевать, что какие-то шавки рискуют ради их интересов собственной шкурой. Значит, остается одно: нужно договориться с Хубером. Пока мне бояться нечего — Хуберу не удастся меня провалить. Иначе он утопит и самого себя. Судя по распоряжению, принесенному этой женщиной, над нами обоими нависла смертельная опасность…»

— Она ваш агент? — уточнил Герцег.

— Да, и именно это не понравилось Брауну, — ответил Хубер.

— Послушайте. У нас с вами личные счеты из-за Греты. Признаюсь, я вел себя мерзко. Но сейчас речь идет не об этом: если все то, что сообщила эта женщина, — правда, нам обоим нужно поскорее спасаться бегством. Предлагаю бежать вместе, иначе мы просто погубим друг друга. Решайте!

Но Хубер не успел ответить, как в разговор вмешалась Лиза:

— Вас, господин Хубер, я спрячу, а этого человека — ни за что.

— Его тоже необходимо спрятать, Лиза, — твердо сказал Хубер. — Ради вас самой. Если его схватят, он выдаст вас.

— Об этом я не подумала, — озадаченно проговорила Лиза. — А жаль. Он мне противен.

— Я вас понимаю, — согласился Хубер. — И все же вы должны помочь и ему.

— Мы тратим время на болтовню, — перебил их Герцег. — Говорите поскорее, где нам укрыться.

— Я спрячу вас в винном погребе. Там никто не станет искать. Пересидите денек-другой. О пище я позабочусь. Раздобуду и документы. Через несколько дней, думаю, вы спокойно сможете выбраться отсюда. Подходит?

— Подходит.

— Это будет стоить еще тысячу долларов, — сказала Лиза. — Даром я делать ничего не стану.

— Деньги вы получите, — пообещал Хубер. — Но что будет с Еллинеком? Его бы тоже следовало взять с собой.

— А где этот ваш Еллинек? — спросила Лиза.

— Он ждет нас с мотоциклом в шести километрах отсюда. Там, где развилка шоссе идет к берегу. Наверное, промок как суслик под дождем.

— Пожалуй, самое правильное, — обратился Хубер к Герцегу, — если вы черкнете Еллинеку пару строк, чтобы он подчинился указаниям мадам Лизы. А вы, мадам, сходите за ним и передадите ему записку.

— Ладно, — согласилась Лиза. — Только пусть и он тоже выкладывает тысячу долларов. Впрочем, можно и в марках. А теперь идемте, я должна спрятать вас. Пистолет бросьте, — потребовала Лиза, повернувшись к Герцегу. — А еще лучше дайте его мне. При вас не должно быть ничего недозволенного. Когда будете уходить из погреба, я верну его вам.

— Ну нет! Оружие я не отдам!

— Тогда сидите здесь, — решительно сказала Лиза. — Ваше дело. — Она вышла на террасу. Дождь лил, не ослабевая. Лиза слышала, как в комнате приглушенными голосами ожесточенно спорили Хубер и Герцег.

— Вот пистолет, мадам, — громко сказал Герцег, выходя к Лизе на террасу.