"По ту сторону черной дыры" - читать интересную книгу автора (Беразинский Дмитрий)Глава 26.— Смилуйтесь, Ваше Величество! — ломала в отчаянии руки принцесса Диана, — неужели вам все равно, за кого отдавать меня замуж? За какого-то варвара, о существовании которого вы позавчера еще и не подозревали! — Сестра моя! — умоляюще проговорил Людовик, — зачем вы так! Я уже говорил, что этот брак очень необходим Франко. Почему вы уверены в том, что они варвары? — Вы же сами говорили, что те, кто не изволит проживать в нашем королевстве — язычники и варвары! — Ну, говорил, ну и что! Должен же король что-то говорить для поддержания духа нации, особенно, если в ней наблюдается упадок этого самого духа. — А во что они одеты! Во что рядятся их женщины! И, к сожалению, только варвара не могла смутить моя внешность, мое проклятие! Король обнял сестру и нежно поцеловал в лоб, стараясь не смотреть на папиллому. — Диана, вы не правы! — нежно сказал он, — конечно, одеты они весьма странно, но что такое одежда? Всего-навсего, дань моде. Да, в их одежде мало роскоши, их мужчины не носят драгоценностей, исключая обручальные кольца, их женщины не одеты в такие пышные туалеты… — Дитя мое, — отозвался шут, который до этого безмолвно чистил у камина ногти, — они другие. И, честно говоря, они мне нравятся больше, чем высокомерные бритты или чопорные испанцы. — О боже! — зашептала на латыни принцесса, — чужой супруг, чужой народ, чужая цивилизация! — Не все так плохо! — успокаивал ее Жак, — я уверен, Диана, что ты будешь через некоторое время благодарить нас с Людовиком, за то, что твой будущий супруг выбрал тебя, а не Анну. — Вот бы и подсунули ему мою сестрицу! — закричала Диана, — у нее уже все сроки прошли! Так и умрет старой девой! — Успокойтесь, сестра моя, — ласково сказал король, — рыцарь, которого вам выбрали в мужья, тоже жениться не хотел, но его заставили. — Кстати! — хохотнул шут, — парень сказал сначала, что лучше удавится, чем такая сказка. — Вот и пусть давится! — топнула ножкой принцесса. Король, который до этого беспокойно передвигался по комнате, остановился напротив окна, глянул на первые снежинки, что кружились в воздухе, набрался решительности и повернулся к сестре. — Вот что, дорогая Диана! Нравится это вам или нет, но через четыре часа вы будете обручены. Таково мое желание. Вы хорошо поняли? — Да, сир! — прошептала принцесса, опустив голову, — я помню, что принцессы — разменные монеты королевства. — Самые главные разменные монеты! — уточнил шут, — от которых зависит благосостояние всего королевства. — Можете идти прихорашиваться! — отчеканил король. Диана посмотрела на него глазами несправедливо обиженной собаки и, еще раз присев в реверансе, устремилась вон из кабинета. В тот момент когда она выходила, навстречу ей вошел принц Генрих. — Ха-ха! — заржал он, услыхав последнюю фразу короля, — неужто, брат мой, вы решили выдать замуж нашу красавицу? — Вы совершенно правы принц! — холодно отвечал Людовик, недолюбливавший своего среднего брата. Впрочем, брат ему отвечал взаимностью. — Забавно! — воскликнул Генрих, — и кто же тот счастливец, попросивший ее руки? — Энрико! — поддразнил его прононс шут, — счастлив будешь ты, когда тебя оженят на дочери какого-нибудь Рагнара или Сигурда. — Заткнись, шут! — завопил принц, в гневе хватаясь за плеть, висевшую у него на поясе. — Генрих! — повысил голос король, — вы забываете, что на шута гневаться нельзя — это дурной тон. — Пусть он меня не трогает! — Ярость — не самое лучшее качество человека, — наставительно произнес Людовик. — Ладно, — буркнул Генрих, — живи, лошадиная задница! А в чем причина столь несчастного вида моей драгоценной сестренки? Король бросил взгляд на шута и почесал переносицу: — Я хочу скрепить браком наш союз с Белой Русью… — С кем? — нарушил все правила этикета брат, — с этими варварами! Я вполне понимаю Диану! — Генрих, вы глупец! — вспылил Людовик, — я порой не понимаю, чем вы руководствуетесь, делая свои слабоумные замечания, чем думаете, когда перебиваете своего короля! — Идиот, воистину! — донесся голос шута, который лениво развалившись в кресле, грел у камина свои богатырские пятки, — я тебе, Людовик, потом объясню, каким местом обычно думают принцы крови. Генрих побагровел. Людовик, не обращая на это внимания, продолжал: — Мало того, что вы перебиваете короля («и шута», — пробурчал тихонько Жак), осмеливаетесь критиковать его решения, хотя сами с трудом ориентируетесь в собственных пошлых мыслях, вы еще называете варварами людей, которые превосходят вас в уме настолько, насколько вы превосходите поедаемую вами устрицу… — король задохнулся от возмущения. — Энрико! — посоветовал шут трагическим шепотом, я бы на твоем месте тихонечко смылся куда-нибудь в Персию годиков на шесть, пока не сослали на остров святой Елены… Но Генрих остался стоять упрямо скрестив руки на груди. Людовик тем временем отдышался и продолжал уже более спокойным тоном: — Вот что, мой дорогой братец. Бог тому свидетель, что я долго терпел ваши выходки. Сейчас вы отправитесь в Орлеан и проведете там ровно один год без права покинуть его стен. На досуге, который у вас появится, поразмыслите о своем статусе и о благе нашего государства. Ступайте! Генрих затрясся от страха и ярости. — Слушаюсь, Ваше Величество, — прохрипел он и выбежал из кабинета. — Однако, тенденция! — глубокомысленно изрек шут, наблюдая как лицо короля переливается всеми цветами радуги. — Чего? — не понял Людовик. — Сегодня все кто выходит из твоего кабинета имеют несчастный вид. Вот и в лице братика нажил ты себе еще одного врага… Нехорошо… — Может мне его догнать и принести извинения? — резко бросил монарх. — Отрубил бы ты ему голову! Все равно, ни к чему! — По этой же причине можно лишить данного предмета и Франсуа, — улыбнулся король, — единственно, что там ценное, так это прыщи. Шут сконфузился. — Ну, этот хотя бы не так безнадежен! Не совсем дурак! — Не совсем! В четырнадцать лет он щупал кухарок, в пятнадцать — горничных, в данное время спит со своей няней, а что дальше! В восемнадцать потребует войско для охоты на окрестных принцесс? Что он потерял, чего найти не может? Насколько я помню по молодости, женщины везде одинаковые! Любят, чтоб блестело и нежно шептало… Да! — кашлянул смущенно король, — я отвлекся. О чем мы? — О Франсуа. Отправь его скотникам — пущай коров покрывает. — Ей богу, так и сделаю! Так и сделаю! В дверь вошел камердинер. Он кашлянул, проверяя легкие, а затем возвестил о прибытии кардинала Дюбуа. Тот вплыл, держа в руках какой-то фолиант. Лицо его выражало смущение и конфуз. Он пожелал Его Величеству доброго здоровья и дружески приветствовал шута. — Что с вами, герцог? — осведомился король, — у вас вид монаха, попавшего в женскую купальню. Кардинал тихонечко подкрался к двери, приоткрыл ее, затем плотно закрыл, прошелся по кабинету заглядывая во все углы, и только затем подошел к Людовику и сказал: — Прошу прощения, Ваше Величество, за некоторую бесцеремонность, но я должен был убедиться в отсутствии посторонних. Основания для таинственности у меня имеются, вот взгляните! — он протянул книгу королю. Людовик, чьи грамматические способности нам хорошо известны, беспомощно взглянул на шута. Тот приблизился, в свою очередь взял книгу и прочел на обложке надпись на французском языке: — Лео Таксиль. Забавная Библия, — затем передернул плечами, — не понимаю, что может быть забавного в библии? Хотя… как посмотреть… — Как оказалось, многое, — ответил кардинал и раскрыл книгу на титульном листе, — взгляните на год издания. — Одна тысяча девятьсот семьдесят первый! — прочел ошарашенный шут. — Обратите внимание на исполнение, — продолжал Дюбуа, — текст написан не от руки. То есть, рукой так не напишешь даже при очень большом желании. О содержании я уже и не говорю… — Ересь? — спросил король, которому уже давно пора было что-то вставить. — Пополам с логикой. Синьор Торкемада за эту книгу сжег бы полстраны на своих милосердных кострах. А мне на аутодафе ну никак не хочется! — Что же нам делать? — спросил Людовик, — сие произведение искусства вы получили от наших гостей? — От них, — вздохнул кардинал, — маловероятно, но возможно — они попали к нам из другого мира, хоть я и говорю сейчас ересь. Пути Господа неисповедимы! Супруга посла рассказывала мне, что их священники пользуются такими вещами, за которые у нас положено предавать инквизиции. Причем и мы, и они пользуются одним и тем же священным писанием. Чем черт не шутит! (Все перекрестились). Много лет назад наши предки, восхваляя Господа, прыгали у жертвенного огня, а мы бы уже эти прыжки посчитали недостойными нашего сана, — он указал на свой толстый живот. — Так что же делать? — повторил король, — я уже готовился к церемонии помолвки… — Готовьтесь дальше, — пожал плечами Дюбуа, — только о книге никому не рассказывайте. Не то меня Ромейский Владыка высечет розгами. Шут хлопнул удрученного короля по плечу. — Полно, Людовик! Старина, У тебя такой вид, будто ты отравился несвежей лягушатиной. Испей вина! — Никакого вина! — шарахнулся от него король, вспомнив утренний конфуз, — к вечеру я должен быть совершенно трезв. Кардинал изумленно глянул на него. Повелитель Франко никогда не отказывал себе в удовольствии пропустить пару бокалов. Присутствие послов из далекой Белой Руси уже начало плодотворно сказываться на государстве. Внезапно он вспомнил об одной важной вещи, которую не успел совершить утром. — С вашего разрешения я вас оставлю, — сказал он и исчез за портьерой. Людовик помассировал виски. — О чем это мы с тобой, Жак, беседовали до прихода Их Святейшества? — О братьях твоих меньших, — отозвался паяц потягивая вино. — Ну совершенно не на кого положиться! — сокрушенно вздохнул король, — что у меня за братья! — В семье не без уродов, — философски заметил шут. Людовик вспомнил о сестрах и едва не заплакал. — Ну а что мне прикажете делать с Анной! Может, скажешь, нет? — В монастырь, к такой-то матери, жаль не помню ее имя — Мухин много раз называл. — А может кардинала оженим? — Знаешь, Людовик, так и до отлучения от церкви недалеко, — ответил шут, — может ты забыл, кто из нас шут? Этак мне скоро придется брать у тебя уроки. — Да ну тебя! — отмахнулся король, — я просто доволен, что за сегодняшний день сделал больше, чем за прошедший год. — Еще неделю поработаешь, и сделаешь больше, чем Карл Великий. Людовик улыбнулся. — Скажешь тоже. Мне бы хоть немного прибрать в королевстве: навести порядок, укрепить город, одолеть герцога Руанского… — Ишь, размечтался! — прервал его шут, — ты бы для начала приказал убрать во дворце. Перед гостями неудобно, ей богу — такая вонь! — Завтра — послезавтра начнем. — Сколько раз я уже это слышал, — сладко зевнул Жак и уснул на королевском троне, сжимая в руке обглоданную куриную кость. Сидя у зеркала принцесса Диана едва сдерживала слезы. По привычке, считая свою горничную за предмет обстановки, она думала вслух. — Уж лучше монастырь, чем такое унижение! Этот рыцарь меня как увидит, сразу отречется, или запрет подальше от людских взглядов! — Что вы, ваше высочество! — всплеснула руками горничная Камилла, искренне любившая принцессу, — он вас уже видел! Клянусь святой Марией, он весьма хорош собой! К тому же, превосходно разговаривает на нашем языке. — Тебе это откуда известно? — насторожилась принцесса. — У меня подруга в Женуа служит при кухне, Аглая. Она рассказала, что сей рыцарь сначала сильно рассердился, узнав о предстоящей помолвке, а затем, когда ему что-то шепнул на ухо лекарь, он сразу повеселел. Вот увидите, Ваше Высочество, лекарь знает, как вас избавить от этой штуковины! — Ах, Камилла, если бы только это произошло! Я бы тогда была согласна выйти замуж даже за главного конюха! — Что вы такое говорите! — с ужасом воскликнула горничная, — принцесса — и за конюха! Камилла с восторгом закатила свои хорошенькие глазки. — Да я бы с удовольствием согласилась бы быть принцессой, даже имея эту гадость на глазу! … Добрый фей из сказки не возник у них за спинами в этот момент, не вырвал из седеющей бороды клок заплесневших волос, не пробормотал «крибле — крабле — шмук!» И не поменялись местами госпожа и горничная — всего этого не было и в помине. Вместо этого в опочивальню принцессы ввалился пахнущий вином шут и сытно рыгнул в кулачок. Покои наполнил запах перегара. Горничная не растерялась — моментально отворила окошко и встала у него, ожидая пока помещение проветрится. — Жак, милый! — защебетала принцесса, — ты ведь был в плену у росичей? Шут не торопясь достал откуда-то из недр своего платья куриную ногу, откусил от нее добрую половину, прожевал. Затем налил в чашку морса из графина, отпил и произнес: — Ик! Был. — Скажи мне, как они? Чем занимаются их жены? Надеюсь, не сидят взаперти? — Что делают жены? Знати? — переспросил удивленный шут. — Да! Знати! — нетерпеливо произнесла принцесса, теребя веер. — А как и вы, то бишь, нихрена! — фыркнул Жак, — вышивают на пяльцах, когда плохая погода, катаются на качелях, водят хороводы и жрут медовые пряники. От этих пряников рожи у них румяные, как у нашего кардинала. Но ты успокойся, тебе это не грозит. Диана вопросительно посмотрела на него. Шут объяснил. — Твой же суженый не из знати — простой воин. Из того места где стояла Камилла послышался удивленный звук. Диана же продолжала расспрашивать. — А что делают жены простых воинов? — Следят за домом, воспитывают детей, готовят, стирают и получают тумаки от мужей. — За что же тумаки? — задохнулась от возмущения принцесса. — За то, что недостаточно быстро выполняют все остальное — шут одним быстрым движением обглодал кость, хлебнул из чашки и точным движением послал курногу в окно, при этом едва не задев носа горничной, а затем возвестил: — Это тебе тоже не грозит. — А что мне грозит? — шут пожал плечами. — Откуда я знаю, я же не Кассандра! — Диана в нетерпении стала егозить на стуле. — Ты же был в посольстве! Чем занимаются их женщины? Или ты женщин не видел? — Видел. Их в посольстве около десятка. Жены рыцарей. Что делают? Чтобы я понимал, что они делают! Могу сказать, чего не делают. Веерами не обмахиваются, в реверансе не приседают, глаза не закатывают, как лягушка на насесте! Да не знаю я, дочка! Сама увидишь! Принцесса покраснела и шепотом поинтересовалась: — А правда, тамошний лекарь может удалить вот это? — она указала на папиллому, скрытую под легкой сиреневой косынкой. Жак украдкой глянул на Камиллу и кивнул. — Наверное. Только ты, девочка, никому не говори. — Почему, Жак? — Тогда им могут подсунуть Анну, а тебя спровадят замуж за какого-нибудь норманна. — Ну и пусть! — Жак неторопливо откашлялся. Этот жест обычно означал, что терпение паяца на пределе. Поэтому Диана успокаивающе взяла его за локоть. Он посмотрел на нее печальными глазами — Диана, девочка моя, я ведь тебя на руках качал. Послушай ты старого дурака! Ты рождена для большего, нежели быть за пазухой у какого-то северного князька. Ты знаешь шесть языков, арифметику, геометрию, историю, риторику! Тебе с росичами будет интереснее и лучше, поверь моему предчувствию. Неужели ты предпочтешь быть супругой вечно грязного северянина, ответь, неужели? — Боюсь я, Жак! Норманны, по крайней мере, из нашего мира, а эти неизвестно откуда и свалились на нашу голову! Страшно! — Замуж — не на эшафот, авось и понравится! — Хорошо, — решительно сказала принцесса, — если твое предчувствие меня не обманет, то я тебя награжу… — Как? — выстрелил вопросом шут. — Оженю! — нашлась Диана, — решено — оженю. — На ком? — всполошился Жак. Он, как и всякий философ, к женщинам относился с настороженностью и недоверием — странное у вас, женщин, понятие о награде! — Ага! Сам боишься! А оженю я тебя, да вот хотя бы и на Камилле! От окна послышался шум падающего тела. Беседующие оглянулись и увидели горничную, лежащую в глубоком обмороке. Диана схватила колокольчик чтобы позвонить, но шут движением руки остановил ее. — Сейчас мы ее в два счета! Мне их лекарь, «Акиша Ивановович» дал одно снадобье, — и вытащил подлец, из небольшого кошеля, висящего на поясе, уже знакомый нам пузырек с нашатырем, — один момент. Свинтив колпачок, он поднес к органам обоняния девушки дьявольское зелье. — Надо же, не обманул лекарь! — завопил он в экзальтации, когда Камилла открыла глаза, — это вам не нюхательная соль, от которой лишь начинается насморк! Камилла с ужасом глянула на довольного Жака и хотела было снова сомкнуть веки, но тот покачал головой: — Не советую, милая, — протянув руку, он хотел помочь девушке встать, но та с воплем сама вскочила на ноги. — Вот видишь, Диана, подтверждение моим словам, — обратился паяц к принцессе, — сей мягкий и податливый кусок плоти, все достоинства которого заключаются в грушеподобном строении тела и смазливой мордашке, смотрит на меня с ужасом. Ее идеалом является владелец винного погреба, высокого росту, ладного вида, который после года замужества будет возить на ней бочки с вином и заставлять любезничать с более-менее богатыми посетителями за пару медяков, которые с удовольствием присоединит к дневной выручке. А ночью, намотав вот эти роскошные волосы на руку, будет стучать этой прелестной головкой о стену, вопя, что она шлюха и проститутка. Она родит ему троих детей и четверых произведет на свет мертворожденными, а от пятого умрет из-за удара в живот любимой мужниной ноги. Жак сплюнул. С его лица исчезла приветливая придурковатость. Он посмотрел на горничную с презрением. — Всю оставшуюся жизнь она будет проклинать свою судьбу. Видишь, как она смотрит на меня? Я же дурак, шут, паяц, хам, ничтожество. На мне этот дурацкий колпак, а под ним абсолютно неимпозантная плешь! Я — фигура не мужественная и не богатая! Шут еще раз сплюнул. — Диана, с чего ты взяла, что я хочу жениться на этой дуре? Выдай ее за первого попавшегося мясника. Пусть ходит с разбитой рожей и больной спиною! Принцесса встала с кресла, подошла к столику, налила из хрустального графина в бокал вина, и протянула его раскипятившемуся шуту. — Да, Жак. Я прекрасно все понимаю. Доля принцессы едва ли лучше. Выдадут замуж за какого-нибудь «кенинга», хорошо, если не мужлана. Будешь выходить из своих покоев три раза в год на два бала и один прием в честь возвращения брата из очередного похода. Остальное время сидишь в окружении фрейлин, болтающих о всяких глупостях. А в это время твой супруг развлекается на охотах, пьянках, войнах и тискает всех, кто попадется под руку. Я ведь прекрасно помню своих покойных родителей! По мне, так уж лучше в монастырь. Шут, потягивая вино, стыдливо молчал. Ну не рассказывать же этой невинной девчонке, что пока ее отец был в загулах, шут Жак развлекался с ее светлейшей мамашей, и результатом этих развлечений стала юная Диана. |
||
|