"Виражи любви" - читать интересную книгу автора (Беннетт Глория)

...«.Есть такое выражение: «Его имя наводило ужас». Слыхали? Так вот, это не про меня. Мое имя вызывает вздох благодарности по всем тюрьмам Восточного побережья. Меня зовут Рейчел Бевис. Я адвокат. Мне 43 года. Замужем. Дочь – студентка. Дочку зовут Дженнифер. Теперь выяснилось, что это одно из самых часто встречающихся в Америке имен, после Анны и Марии. Когда мы с мужем решили ее так назвать в честь героини книги Эрика Сигала «История любви» и одноименного фильма, мы по молодости не могли предвидеть, что книгу читали очень многие, а фильм смотрели почти все. Теперь я научилась многое предвидеть. Но самое главное, конечно, всегда упускаю. В своей личной жизни, разумеется. Что до работы, то тут я профессионал. Из всех моих дел, а их больше сотни, я проиграла только три. Каждое из проигранных дел стоило мне пары лет жизни. Ведь даже десять побед не заглушат боли одного поражения. Да, я хочу рассказать о себе, это как бы блиц-анкета. Мои любимые писатели – Шекспир, Диккенс, Лев Толстой. Мне нравится одна фраза у Толстого про человека, наделенного жестокостью: «Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю». Я часто повторяю эту фразу, когда сталкиваюсь с самодовольной жестокостью. Нет, не преступников, а простых обывателей. Они сидят у телевизоров, жуют попкорн и жаждут крови. Они не убивают. Они хотят, чтобы кто-то другой убил, казнил, исполнил гражданский долг через электрический стул и сообщил им об этом по телику. Они тогда уснут спокойно в своих квин, кинг – и твин-кроватях и будут видеть ангелов во сне. Эти дети попкорна ругают журналистов и телепрограммы за показ криминальной хроники, ругают режиссеров боевиков, но их за уши не оттащишь от экрана. Они сидят на игле последних новостей или реалити-шоу, они мысленно переспали со всеми смазливыми телеведущими. Но никто из них никогда мысленно не представляет себя в камере смертника, да и просто в камере. Ни себя, ни своих детей. Но когда это случается... О, тогда-то они забывают о своей кровожадности, они требуют милосердия, и адвокат сразу же перестает быть продажным пособником криминала, а становится единственным спасителем и последней надеждой. Кажется, я села на своего конька. Хватит о работе.

Итак, я замужем. Мой муж... нет, о муже я скажу чуть позже. Это слишком важно для меня и в двух словах не скажешь.

Моя любимая еда – китайская и мексиканская. Еще я люблю креветки, темное пиво и розовое шампанское. Из крепких напитков я предпочитаю текилу (смотри выше про мексиканскую еду), но пью очень редко, последний раз пила на пятнадцатилетие нашей свадьбы. У меня ведь довольно напряженная работа, и если я начну снимать стресс выпивкой, то стану алкоголичкой. А женский алкоголизм лечится очень тяжело. Говорят даже, что его нельзя вылечить.

Но мой друг, врач и психолог Дэниел Глечек с этим не согласен. Он вылечивает всех. Но и он мне пить не советует. А я его всегда слушаюсь. Потому что он мой самый близкий друг, не считая Эммы. Уф, кажется, я обо всех рассказала. Теперь о муже.

Мой любимый и почти единственный мужчина (первые сексуальные опыты на младших курсах университета в счет не идут) – это Карл Сэмюэл Кристалл, самый красивый и самый талантливый мужчина на сегодняшний день в Соединенных Штатах. Разумеется, в своей возрастной категории. Он старше меня всего на два года. А умнее на все двадцать. На кого он похож? Ну, возьмите Аль Пачино, соедините с Марлоном Брандо и добавьте чуть-чуть Дастина Хофмана. А сверху посыпьте чем-нибудь французским – Жаном Маре, например. Но без его ориентации, разумеется. И этот роскошный букет мужского обаяния будет моим мужем. К тому же он остроумен, трогателен и слегка сентиментален, но при этом весьма ехиден. В меру вспыльчив и в меру отходчив. Впрочем, я настолько не злопамятна, что стараюсь сразу забывать наши ссоры. Это профессиональное. Дело окончено – забудьте.

То есть я все помню, но не держу это постоянно в голове. А задвигаю в дальний угол памяти и оставляю пылиться. Мы прожили с Карлом почти двадцать лет. И все эти годы я не просто любила, я была влюблена в него. Была ли это любовь с первого взгляда? И да и нет. Что я говорю... С первого взгляда он мне не понравился. Мне казалось, я не люблю красавчиков. Мой папа не был красавчиком – у него было мужественное волевое лицо. Он любил командовать, и дома все подстраивались под него. Еще бы – ведь он работал судьей. Мама не работала – растила троих детей. Да и быть женой – это тоже профессия. И, на мой взгляд, не самая легкая. Я в этой профессии не сильно преуспеваю. Готовить не умею, шить тоже, стирка вызывает у меня ужас, и я тяну время, тяну до тех пор, пока белье не начинает вываливаться из всех корзин нашей подсобки. К счастью, моя дочь Дженнифер одержима чистотой, как и ее бабушка. По моему, эти две леди стирают даже чистое белье. Вообще-то я терпеть не могу болтать о бытовых проблемах, но раз это женский журнал...»

Рейчел на минуту остановилась. Какую чушь я пишу, это нельзя печатать... нет, пускай просто задают вопросы, а я буду отвечать. А то я могу писать бесконечно, какой-то поток сознания. Вместо того чтобы писать об убийстве Фрэнка Коллинза... О боже, мне через час надо быть в тюрьме!

– Дженнифер, если позвонят с телевидения, скажи, что я уехала в тюрьму. И пускай приезжают завтра до двенадцати – я дам интервью, а писать мне расхотелось. Какая-то белиберда получается. Папа не звонил? А почту ты проверяла? Мне должен прийти чек от Коллинзов. Нет, папа мне написал по имейл позавчера. А тебе он пишет что-нибудь? Не слышу...

– Мама, я же в ванной! Что ты там кричишь? Я ничего не поняла... – Дженнифер в белом махровом халате вышла из ванной, расчесывая мокрые волосы. Худая и длинноногая, с тонкими чертами лица, она чем-то напоминала юного олененка. Поэтому ее детская кличка была Бэмби или Беби-бэмби. Рейчел тоже была стройной и длинноногой, но не такой волоокой. Наоборот, ее серые глаза были острыми и внимательными, а губы не такими пухлыми. Выразительными, красивыми, но не пухлыми, как у дочери. И все-таки они были чем-то неуловимо похожи, хотя в их семье традиционно считалось, что дочка вылитый отец.

– Дженни, ты опять влезла в мой халат... Повторяю еще раз, специально для вундеркиндов: журналистам скажи, пускай приедут завтра утром, всем остальным – я на работе, в тюрьме. Если позвонит папа, попроси его позвонить позднее. Хотя он не будет звонить, он же у нас известный жадина. Все, целую, побежала. Пока.

– Пока, пока. Так и скажу: мама в тюрьме, папа неизвестно где... И всем меня станет жалко.

Дженнифер прыснула, довольная своей дежурной шуткой, а потом вздохнула с облегчением. Мамы не будет до самой ночи, можно расслабиться. Хотя странное дело, мама вроде бы ни о чем никогда не спрашивает, но все знает и замечает. Это у нее профессиональное. Спорить с ней невозможно. И еще, она никогда ничего не запрещает, но так может спросить, что пропадает всякое желание делать по-своему... Дженнифер взяла трубку и нажала на цифру три. Кому она звонит чаще всего? Любимой подружке Розе.

– Привет. Как дела? Я дома одна. Может, встретимся? Хочешь, приезжай ко мне. А с кем ты? Ну, приезжай с Мишелем. Он точно Мишель, а не Майк? Ах это прозвище? А он что, гей? Ну хоть тут повезло... Он даже не один. И ты молчишь? И если бы я тебе не позвонила, то вы пошли бы гулять без меня? Ах ты собиралась мне звонить! А еще кто с вами? Леон? Это брат... Чей? Твой кузен? Откуда они все взялись? Приехали на мотоциклах? Они что, рокеры? Какая крутизна! Когда вы будете? Мне нужно полчаса, я только что из душа... Жду!

Дженнифер заметалась по дому, засовывая в комоды свои трусики, а заодно и мамино белье и соображая при этом, что ей надеть. С тех пор как папа уехал жить в Лос-Анджелес, потому что ему предложили там написать сценарий, женщины в доме расслабились и перестали следить за порядком. Вообще-то за порядком особо никто никогда и не следил, но с отъездом папы все пошло в окончательный разнос. Еду вообще не готовили. Гватемалка Кармен приходила убираться раз в неделю. А не два, как раньше. Мама считала, что жить на два дома разорительно и надо экономить. Хотя бы на прислуге. Экономия была смехотворной. Каждый раз, получая гонорар, мама садилась и расписывала все расходы. Получалось, что после всего еще должна была остаться куча денег. Но вопреки всем подсчетам с деньгами происходило что-то странное. Они начинали таять, исчезать в никуда, и оказывалось, что едва хватало дожить до следующих поступлений. Зато у Дженнифер были самые модные шмотки. И ее проблема приодеться была исключительно проблемой выбора: что надеть из того, что есть, а не где взять? Вот и сейчас Дженнифер выкинула из комода несколько джинсов и полдюжины маечек и погрузилась в раздумья. Раз эти ребята рокеры, надо надеть что-то им под стать. Стиль маленькая принцесса или моя прекрасная леди отпадает. Кожаная юбочка и черная майка? Ну это уж слишком – как будто я под них подделываюсь. Так, джинсы со стразами и майку с аппликацией или, может, лучше эту серую с красным словом «Cool». Простенько и со вкусом. Кстати, она стоила после скидки пятьдесят баксов, мать расщедрилась по случаю удачного дела. Они тогда закупили три пакета всякой мелочи в «Блуминдейле» со скидкой и без. Рожу красить будем или нет? Только глаза и губы. Нечего сразу звездиться, может, это вообще придурки какие-нибудь.

Рейчел Бевис в это время летела по шоссе на своем новом «ниссане» и думала о деле Коллинза. Бедная Глэдис! Разумеется, она не убивала мужа, и Рейчел ее вытащит. Но эта милая интеллигентная женщина сейчас сидит в тюрьме, ее не выпустили под залог и она может сломаться, начав на себя наговаривать в состоянии нервного срыва. Надо поддержать ее. Собственно, Рейчел для этого и едет. Эти журналисты приедут как-то некстати. Она не любила давать интервью в начале дела. Хотя ребята и уверяли ее, что спрашивать будут только о личном. Да и о личном говорить пока не стоит. Что она скажет? Вот уже третий год она живет с мужем в разных городах. Видятся только по праздникам. И надо всем доказывать, что у них все замечательно, просто временно так сложились обстоятельства... Все дело в том, что муж Рейчел был писателем. Когда-то в юности он написал неплохую книгу, но она не стала бестселлером и о ней быстро забыли все, кроме самого Карла и его родственников. Правда, она есть во всех университетских библиотеках. А один из его рассказов был напечатан в «Нью-Йоркере», но с тех пор прошло десять лет. Карл нигде не работал, он что-то писал время от времени – делал наброски к новой книге. Работа шла медленно, и у него начались нервные срывы. А для сохранения популярности он постоянно должен был присутствовать на каких-то тусовках, заводить знакомства, которые ни к чему не приводили. И однажды он решил, что надо покорять Голливуд. Эта идея осенила его во время очередного выписывания чеков на ежемесячные расходы. Надо было решать – или ехать отдыхать всей семьей на океан, или отправить Дженнифер в Европу с классом для стажировки в немецком и французском. То есть выбрать что-то одно, так как два мероприятия совместить не удавалось.

– Черт, – сказала тогда Рейчел, – я получаю самые высокие гонорары в Вашингтоне, Виргинии и Мэриленде и почему-то не могу себе позволить жить так, как мне хочется! Это все инфляция виновата!

Карл насупился и сказал:

– Это не инфляция. Просто мы живем на одну зарплату. А надо жить на две. Я решил завязать с литературой и...

Честно говоря, Рейчел подумала, Карл скажет, что пойдет преподавать в университет, куда его давно приглашали. Она на секунду почувствовала прилив беспредельного счастья. В ее мозгах молнией сверкнули радужные перспективы: Карл преподает в Джорджтаунском университете, Дженнифер сможет учиться там бесплатно, а Рейчел, облегченно вздохнув, не будет хвататься за все, а начнет тихо и без суеты вести одно-два дела в год и свободное время посвящать семье и самообразованию, будет ходить на концерты с Дженнифер, поступит на курсы мексиканской кухни... Она всегда мечтала научиться хорошо готовить. А может быть, родить еще малыша? Но в тот момент, когда перед ее глазами уже предстала умилительная картина голубого одеяльца и розовой мордочки младенца, Карл закончил начатую фразу:

– ...начну писать сценарии для Голливуда. Это действительно большие деньги. Я наконец-то смогу вас обеспечить. Я уже продумал план.

Что за план продумал Карл, Рейчел уже не слушала. Она только с улыбкой кивала, стараясь сдерживать слезы. Нельзя сказать, что Рейчел не верила в талант своего мужа или тяготилась ролью кормилицы семьи. Она просто устала постоянно жить в ожидании чего-то несбыточного. И в глубине души считала, что Карл не такой уж гений, чтобы позволять себе не ходить на работу. Бесспорно, он был очень одарен. Он обладал острой наблюдательностью и отточенным стилем. Каждая его фраза напоминала маленькую икебану из слов и рождала удивительные ассоциации. Но все, что он писал, было несколько легковесно и скучновато. Слишком изысканно и слишком неинтересно для большинства людей. Его герои были насмешливы и эгоистичны, слишком зациклены на себе и окружали себя туманом недосказанности, за которым ничего не чувствовалось. В общем, если бы Карл не был Карлом, ее любимым мужем, ее единственным мужчиной, она примерно бы так охарактеризовала его творчество. Но в случае с Карлом Рейчел говорила себе: я недостаточно подкована, чтобы профессионально рассуждать о литературе. Хотя ей на ум тут же приходили примеры более известных литераторов, которые легко совмещали писание книг с работой в университете, издательстве или на телевидении, содержали свою семью, да и не одну. И это никак не обесценивало их индивидуальности и таланта. Они спокойно выпускали в год по одной книге.

Однако, когда у них с Карлом было все хорошо, эти мысли и сравнения сходили на нет. Когда они с Карлом возвращались вдвоем с какой-нибудь вечеринки или из кинотеатра и медленно шли пешком до машины, а потом ехали по ночной дороге (обычно за рулем сидела трезвая Рейчел), то его возбуждение от проведенного вечера было заразительно острым. Карл всегда блистал в светской беседе, а Рейчел всегда ему соответствовала. Они одинаково воспринимали окружающих, любили одни и те же книги и фильмы. После такого приятного вечера у них был хороший секс. И утром перед работой Рейчел, с легкостью вскочив, готовила завтрак всей семье и напевала, выбирая костюм для работы. Грустные и критические мысли посещали Рейчел, когда у них были ссоры. К сожалению, ссоры случались довольно часто. Самое неприятное в Карле было его странное умение завести Рейчел перед ее ответственным выступлением или событием. Он начинал цепляться к ней, говорить гадости и дело кончалось скандалом и несколькими днями молчания. Поэтому было испорченно не только время подготовки к событию, но и триумф победителя. Каждый раз после блестящей победы в суде Рейчел ожидало напряженное молчание дома. И чем больше звонков с поздравлениями было на их автоответчике, тем дольше не наступало примирение.

? А тебе не кажется, что это элементарная зависть? – вдруг спросила Эмма у Рейчел, когда они за чашкой кофе обсуждали очередной семейный скандал.

? Не думаю... Что ему завидовать? Я же не пишу книги. У нас разные сферы влияния. Просто он так за меня волнуется. Ему кажется, что я недостаточно серьезно готовлюсь к выступлению в суде...

? Послушай, какого черта?! Ты всегда была отличница, энергия у тебя бешеная, за секунду ты можешь собраться с мыслями. Пускай он за себя волнуется, а тебя оставит в покое. Нет, какое счастье, что мы живем с Джимом раздельно! С моим характером быть замужем – значит добровольно обречь себя на пытку.

Рейчел молчала. Даже поссорившись с Карлом, она не могла представить себя одной. Излив душу подруге и вдруг поняв, что она любит мужа, Рейчел стремилась домой. Она подходила к Карлу и, обняв его, шептала:

– Ну хватит дуться, прости меня. Я тебя люблю...

Карл обиженно отвечал на ее поцелуй. Примирение было подписано. Но секса в эту же ночь не происходило. Карл милостиво допускал Рейчел до себя только на другой вечер. Была у него еще одна неприятная черта – он отказывался от секса, если ему чего-то хотелось получить от Рейчел. По разговорам коллег она знала, что так обычно ведут себя женщины. Будучи страстной и любвеобильной, Рейчел никогда добровольно не отказывалась от ночи любви. Если честно, ей хотелось заниматься любовью каждый день, а то и чаще. Так и было, когда они с Карлом поженились. Но после рождения дочери Карл начал капризничать и увиливать – вовсе не потому, что ему это было не нужно. Просто таким образом он диктовал Рейчел свои условия игры. Но влюбленность Рейчел и радость от близости сводила на нет неприятный осадок от подобных манипуляций супруга. А к его главному недостатку – скупости Рейчел и Дженнифер тоже приспособились и даже превратили это в предмет милого подтрунивания. Карлу деньги был нужны постоянно – для рекламы, собственного сайта в Интернете, аренды залов для выступлений и банкетов с возможными критиками и издателями. Он был членом разных элитных клубов, куда ежемесячно нужно было вносить немалую сумму. Но эти, как он говорил, вложения не считались расходами. Расходами считались деньги на отдых, покупку нарядов для жены и дочери, продукты из дорогого магазина, походы в ресторан всей семьей или с кем-то, кроме него. Он ругал Рейчел за то, что она не делает сбережений, но когда сбережения появились – а это были деньги на образование Дженнифер, – то настало время для новых обид и любой разговор начинался со слов: «Ты не могла бы заимообразно дать мне денег со счета Дженнифер, а потом мы доложим...»

При всей своей любви к мужу Рейчел начала тяготиться их денежными склоками, и, когда Карл заявил, что на время уезжает в Лос-Анджелес, она даже обрадовалась. Было решено отсылать Карлу чек на его месячные расходы, состоявший из половины заработков Рейчел. Главное, он будет там самозабвенно трудиться, а видеться они будут на праздники. И это будут настоящие праздники любви. А Дженнифер может поехать к папе на летние каникулы – это здорово, в Лос-Анджелесе роскошные пляжи. Но им удалось приехать только на одно лето. Карл снял маленькую студию, но в дорогом районе. Он считал, что встреча в местной зеленной лавке может быть судьбоносной: «Представь, я захожу, а там Спилберг...». Рейчел и Дженнифер остановились в отеле, а так как им вовсе не обязательно было встречаться со Спилбергом, то отельчик был более чем скромный. Пока Дженнифер сидела на пляже, Рейчел прибегала к Карлу и торопливо исполняла свои супружеские обязанности – собственно, это можно было назвать утолением жажды после странствий по пустыне. Но утоление было не счастливым смакованием, а лихорадочным заглатыванием, потому что Рейчел боялась за Дженнифер, сидевшую в одиночестве на берегу океана. После одного раза дневного секс-спринта Рейчел бежала на пляж, а спустя час туда неторопливо приходил Карл. Дженнифер к тому времени одна уже не сидела, а обрастала стайкой местных загорелых парней, что пугало Рейчел еще больше. Совместных трапез тоже не получалось, маленькая студия не была рассчитана на троих, а походы в рестораны раздражали Карла. Он время от времени зло смотрел на Рейчел и Дженнифер и говорил: «Вы такие тощие, а так много жрете. Может, у вас что-то не в порядке с обменом?». В последнее Рождество Карл не приехал. Обиделся. До этого у них был довольно неприятный разговор по телефону. По отдельным высказываниям мужа Рейчел догадывалась, что подобный разговор не за горами. В последнее время Карл писал ей о том, что пробиться в Голливуд ему сложно, но есть шансы. Он уже встречался кое с кем, но главное – надо найти хорошего агента. То есть заплатить за раскрутку. Зато, когда все получится и сценарий купят, он получит такие огромные деньги, что Рейчел может вообще не работать или работать только для своего удовольствия. Рейчел сразу поняла, что вторым туром переговоров будет выпрашивание денег. Но она не могла представить, на какие деньги Карл рассчитывает. Дженнифер первый семестр училась в Джорджтаунском университете. Это было очень престижное частное учебное заведение. Через год можно было рассчитывать на стипендию, но при условии, что Дженни сдаст все экзамены на отлично. Рейчел мечтала дать дочери не просто хорошее, а блестящие образование. Такое же, какое получила сама. Конечно, родители не обязаны платить за учебу детей, но отец Рейчел так не считал, когда она училась в Гарварде. После получения первого большого гонорара Рейчел захотела вернуть отцу хотя бы часть денег за свою учебу. Но судья Бевис покачал головой: «Я рад за тебя, дочка. Ты не посрамила нашей фамилии. Я боялся, что будут говорить: конечно, это ее папаша тянет. Поэтому мне не хотелось, чтобы ты становилась юристом, и я не помогал тебе с работой. Но ты всего добиваешься сама. И теперь я тобой горжусь. В нашей семье все женщины имеют прекрасное образование. Если ты дашь своей дочери такое же, значит, мы с тобой в расчете».

Из-за расходов на нужды мужа Рейчел не стала отсылать Дженни учиться далеко от дома. По крайней мере, не надо платить за дорогу и общежитие, хоть в чем-то экономия. Все расходы были расписаны до цента. Рейчел предполагала, что Карл попросит ее занять деньги у отца. Это было очень сложно. Отношения тестя с зятем были, мягко говоря, не самые теплые. Чтобы как-то смягчить удар, Рейчел уже несколько раз съездила в Филадельфию к родителям в гости. Карл действительно попросил денег. Но совсем из другого источника.

– Рейчел, а почему бы Дженнифер не взять на год академический отпуск и не поработать? Ей же всего семнадцать. Еще успеет отучиться. И потом, она такая инфантильная, типичная маменькина дочка. Все студенты учатся в других городах, а она живет с тобой и ходит в университет, как в школу. Так она никогда не станет взрослой...

– Подожди, я не понимаю, что значит взрослой? Научится пить, принимать наркотики и начнет жить половой жизнью? Ты это имеешь в виду? Об академическом отпуске не может быть и речи. Если она сдаст сессию, то на следующий год ей могут дать стипендию и мы будем меньше платить, а то и совсем не будем.

– Ну это еще неизвестно. Понимаешь, в данном случае надо принимать во внимание интересы всей семьи, а не завышенные амбиции твоего папы. Дженнифер звезд с неба не хватает, у нее довольно средние способности, а вот я могу упустить один шанс из тысячи и моя жизнь будет загублена... Понимаешь?

– Я не понимаю, при чем здесь наша дочь? И с чего ты взял, что у нее средние способности? Она училась в школе только на «отлично», ее сочинение признано лучшим за всю историю школы, а профессор английской литературы предложил ей публикацию в университетском сборнике. Сейчас она начала учить русский язык, ходит на семинар по русской литературе – хочет заниматься Набоковым. Ты много знаешь семнадцатилетних подростков, читающих Набокова?

– Тоже мне, Лолита... Ненавижу этот роман. Зачем ей Набоков и русский язык? Здесь полно русских иммигрантов, она все равно не будет так хорошо говорить, как они. Мы отвлекаемся... Я нашел агента, и мне нужны деньги. Хотя бы тысяч сорок...

– Подожди. У меня два дела об убийстве. Через несколько месяцев я получу нужную сумму. Это так срочно?

– Не плати сейчас за второй семестр.

– Это исключено.

– Ты это серьезно? Рейчел, это вопрос жизни и смерти. Я... у меня нет слов. Это предательство с твоей стороны, понимаешь...

– Карл, милый, приезжай на Рождество, мы все обсудим. Я попрошу денег у папы.

– Мне не нужны подачки от твоего отца. И, кстати, я у него уже просил, и мы окончательно поругались.

– Ты просил у папы? Зачем? Я бы все утрясла сама...

– Знаешь, свои адвокатские приемы продолжай оттачивать в суде, а не со мной. Или ты считаешь меня дебилом, не способным общаться с людьми?

– Но ты ведь ничего не добился, в результате...

– Только потому, что мне достались подлые родственники... – И Карл бросил трубку.

Рейчел затрясло после такого разговора. Карл просто сошел с ума. Покусился на самое святое. Рейчел очень любила Карла, но дочка... это совсем другое. Когда Дженни родилась, Рейчел показалось, что она тоже родилась заново. Это было какое-то новое ощущение счастья. Маленький комочек, чья жизнь зависела только от воли взрослых людей, беззащитный голыш, жадно сосущий грудь, он может вырасти кем угодно. Но Рейчел хотелось, чтобы ее малыш стал ей не просто дочкой, а настоящим другом. Ведя дела в суде, она поняла одно – родственные связи ничего не значат в современном мире. Родители насиловали детей, братья грабили сестер, мужья убивали жен... Она видела, как из-за денег, вожделения и амбиций губились жизни, рушились отношения, ломались судьбы. И только дружба – бескомпромиссная и бескорыстная – выдерживает испытание славой, деньгами и властью. Конечно, и дружеские связи рушились...

Но все-таки человек, создавая дружеские отношения по своему желанию, свободен в выборе и потому чаще всего поступает по благородной справедливости. Рейчел знала, что никто не обязан тебя любить, но, если между людьми возникла взаимная симпатия, доверие и общность взглядов, такие отношения сильнее и дороже любой самой страстной любви и родственной привязанности. Поэтому все эти годы она старалась стать другом своей дочери и поступала с ней так, как поступает верный друг, а не обожающая или строгая мамаша.

В апреле Дженнифер исполнилось восемнадцать лет. Карл позвонил, поздравил дочь и извинился, что не может приехать. В начале мая он должен показать синопсис сценария продюсеру. У него их несколько, но, какой именно подойдет, он не знает. На всякий случай надо иметь парочку уже готовых сценариев, а не только синопсисов. В общем, сейчас самая запарка. Но летом они обязательно увидятся. Рейчел взяла трубку и грустно спросила:

– Ты все еще сердишься?

– Нет, – ответил Карл, – я обошелся. Мне дали в долг мои новые друзья. Мир, знаешь, не без добрых людей.

– Так когда мы увидимся? На Пасху? На День независимости?

– Пасха будет через две недели, созвонимся... – И Карл повесил трубку.

Перед сном, когда возбужденная Дженнифер не могла заснуть, рассматривая подарки, Рейчел зашла к ней в комнату пожелать спокойной ночи.

– Мне очень жаль, что папа не приехал, – сказала она.

– Да ничего, я привыкла, – снисходительно ответила Дженнифер. – Он никогда особо не напрягался ради нас.

– Зачем ты так говоришь? Это твой отец, надо любить его таким, какой он есть.

– Если ты мне объяснишь, зачем вообще нужен отец, я пойму и про дочернюю любовь.

– Дженни, что с тобой? Ты уже стала взрослой и начала ставить вопросы ребром? Отец нужен для защиты, поддержки, помощи, для мужского начала. Знаешь, инь и ян... они дополняют друг друга и в мире царит гармония...

– И ты серьезно говоришь мне эту дребедень? Даже не улыбнувшись? Какая гармония, когда вы все годы собачились из-за денег и кто кого умнее... Моей защитой и поддержкой была всегда ты, не говоря уже о деньгах. Когда я была маленькая, папа вообще меня не замечал, потом вдруг ему стало интересно рассказывать мне разные истории. Ведь я не спорила с ним и не перебивала его, как ты. А потом он уехал жить в Калифорнию. И, если честно, без него стало намного спокойнее. По крайней мере, когда мы приходим с шопинга, не надо прятать покупки и рвать магазинные пакеты в мелкие клочья.

Рейчел стояла как громом пораженная. Она никогда не замечала таких негативных сторон семейной жизни. Ну спорили, ругались, а где не ругаются. А какой прекрасный секс у них был, особенно вначале...

– Дженнифер, есть такие стороны отношений, которые ты пока не можешь понять, но они цементируют семью...

– Это ты о сексе? Ради этого не стоит замуж выходить... Потрахались и разошлись. Ты спишь с отцом раз в полгода и вся извелась из-за этого.

А была бы ты свободна, то могла бы иметь секс каждый день и с разными парнями... Рейчел онемела.

– Дженни, ты уже не девушка? – спросила она упавшим голосом.

Дженнифер засмеялась и бросилась матери на шею.

– Девушка. Еще девушка, хотя целовалась довольно часто. Просто я журналы читаю, смотрю кино и вообще, наше поколение по-другому относится к таким вещам. Кстати, в нашем классе я была единственной старой девой... Беда всех отличниц. На личную жизнь не остается времени...

По дороге в тюрьму Рейчел почему-то вспомнила этот разговор. Сегодня Дженни сказала, что идет с подругой и двумя парнями потусоваться. А вдруг она решит начать новую жизнь... То есть половую. Ну и что, она уже совершеннолетняя. И, кажется, имеет представление о сексе куда более обширное, чем Рейчел в ее годы. Не надо думать о плохом, тогда ничего не случится. Надо думать о хорошем. О работе, например. Да, это очень хорошее – ее клиентка Глэдис Коллинз подозревается в убийстве мужа. У нее нет алиби. Единственное спасение в том, что они с мужем были примерными супругами. Но, как выясняется, со стороны может все выглядеть не так... Рейчел верила, что Глэдис не убивала мужа. Она всегда это чувствовала. Профессиональная интуиция никогда ее не подводила. Самое неприятное в деле было то, что Глэдис поехала в момент убийства встретиться со своим бывшим бойфрендом и скрыла это от мужа. Чтобы его не расстраивать. Ей захотелось посмотреть на парня, который ее бросил. Захотелось, чтобы он увидел ее счастливой и довольной. Надо найти всех, кто ее видел в этот момент. Но, как назло, ни официантки из бара, где они сидели, ни служащие аэропорта не обратили на эту пару никакого внимания. Они встречались в Национальном аэропорту в Вашингтоне, и народу там было столько, что всех запомнить невозможно. И все-таки Рейчел надеялась, что ей повезет. Вдруг какой-нибудь служащий подтвердит, что видел Глэдис в аэропорту. В этот момент зазвонил мобильник.

– Рейчел, это следователь Фрэнк Бишоп. Мы нашли убийцу. Это был родственник соседей, он хотел ограбить Коллинзов, думал, что они вдвоем поехали в аэропорт. Наткнулся на хозяина, в общем у парня были проблемы до этого, соседи никому не говорили... Вашу подозреваемую выпустят хоть сейчас. Ордер на освобождение я послал по факсу. Может, захватите оригинал у прокурора?

Рейчел набрала номер прокурора Джонса, своего давнего друга.

– Ну и как это называется, Эшли? Опять вы держали в тюрьме невинного человека... Я подам на вас жалобу...

– А нечего твоей мадам было бегать на свидание к бывшему любовнику... Сидела бы дома – и все бы были довольны. И мужа бы не убили... Так что ей было полезно проветриться...

– Какая ты сволочь, Эшли! Женоненавистник! Тогда бы и ее убили вместе с мужем! Распорядись, чтобы ее сейчас отпустили, я оформлю бумаги завтра. Хоть тут прояви доброту...

– А ты-то чего так стараешься? Плакали твои денежки.

– Не все адвокаты такие алчные. У меня еще два убийства.

– Твой бандюган не скоро дождется суда, еще не всех выловили, а счета Мэри Роджерс заморозили. Я не знаю, чем она будет с тобой расплачиваться...

– Ты всегда что-нибудь приятное скажешь... Рейчел обрадовалась за Глэдис. Но гонорар она, конечно, не получит. Ладно, как говаривала Скарлетт О'Хара: «Об этом я подумаю завтра». А сегодня она обрадует Глэдис. Хотя радость эта весьма двусмысленна. Мужа-то ведь не вернешь... Когда Рейчел входила в тюрьму, Глэдис уже получала свои вещи.

– Отлично. Я вас сейчас отвезу домой.

– Домой? А может, к сестре? Я ей позвоню сейчас. Я боюсь домой.

– Там все убрано, Глэдис. Я нанимала уборщиков. Все чисто, все на своих местах. Хотя, конечно, вам будет тяжело. Но надо привыкнуть. Адом можно продать. Нет, вы правы. Лучше поехать к сестре.

Глэдис позвонила по телефону, начала что-то говорить и заплакала на полуслове.

– Знаете что, Рейчел, поедем ко мне, я кое-что возьму из вещей и документов, а сестра за мной заедет. Вам не трудно? Я решила заплатить вам гонорар все равно. Я выпишу вам чек...

– Зачем, Глэдис? Вы уже оплатили мои предварительные расходы. Мы в расчете.

– Нет, я знаю, это из-за вас меня выпустили. Вы всем приносите удачу. Никто бы не стал так усиленно искать настоящего убийцу, если бы не вы взялись меня защищать. Мне и в тюрьме сказали, ну если Бевис взялась за дело, ты точно не убивала. О вас все очень хорошо говорят везде...

Когда Рейчел вернулась домой, Дженнифер еще не пришла. Слетаю-ка я в Лос-Анджелес, вдруг решила Рейчел, эти деньги и свободное время на меня свалились не случайно. Надо наладить отношения с Карлом. Куда это годится, мы уже двадцать лет женаты, а ссоримся, как молодожены. Черт, у меня же съемки на телевидении. Рейчел ринулась переодеваться, одновременно распечатывая свои предварительные заметки для интервью.

В это время Дженнифер в модном клубе-дискотеке «Авиатор» и ее подруга Роза обсуждали своих новых кавалеров. Молодые люди вышли покурить. Несмотря на крутизну заведения, курить здесь не разрешалось.

– Так ты кого решила поиметь? Мишеля или Леона?

– Роза, у меня даже есть выбор? Леон твой кузен...

– Он мне такой же кузен, как тебе Брэд Питт. Значит, так: его бабушка вторым браком вышла замуж за брата моей бабушки. А это внук от ее дочери от первого брака. Врубаешься?

– С трудом прослеживаю такой сложный сюжетный ход. Короче, у вас нет общей крови?

– Если не считать ту, что я пролила на его брюки...

– Он тебя... дефлорировал?

– Дыши ровнее, я обрезала руку об его новый нож. Кровища хлестала, словно меня резали на куски. Какие ты слова знаешь... Небось от мамы узнала, из зала суда. Насчет выбора я еще тоже не решила. По-моему, они оба классные. Мне, если честно, все равно с кем из них потерять невинность, они оба красавчики. Так и быть, выбирай первая, ты у нас капризная девушка... Как тебе Мишель?

– Меня смущает его кличка... У Битлов Мишель – это женское имя, ты же говоришь, они взяли прозвища из их песен...

– Я что-то спутала... Он все-таки Майк, но его мама из Франции и дома звала его Мишель. Так и пошло. Он такой здоровый, наверно у него все большое...

– Я слышала, у таких громил, наоборот, все очень маленькое. И, если разобраться, зачем нам большое? Для первого раза это даже опасно.

– Ты так подкована. Кто из нас еще девственница – ты или я?

– Ну, это же элементарно...

– Что у вас элементарно? Теория относительности?

Двое молодых людей в потертых джинсах и кожаных безрукавках весело и шумно уселись рядом за столиком.

– Что дамы будут пить? – Тот, кого звали Мишелем, был загорелым высоким юношей с крупными и выразительными чертами лица римского легионера, но с необычайно добрыми глазами и улыбкой.

Леон был поменьше ростом, но более импозантен – длинные черные волосы, собранные на затылке в пышный хвост, яркие губы и ослепительная белозубая улыбка отпетого бабника. Ему уже строила глазки официантка, белокурая остроглазая пигалица в мини-юбке и непонятной верхней части одежды – то ли это был слишком откровенный топ, то ли очень закрытый бюстгальтер.

– Лео, скажи этой белой крысе, пускай валит. Она меня раздражает, – шепнула на ухо Леону Роза.

– Вот сама и скажи, я не хамлю девушкам.

– А мне ты можешь хамить?

Дженнифер растерялась. Она покраснела и посмотрела на Мишеля, стараясь понять, как надо вести себе в такой ситуации. Мишель ласково улыбнулся ей и спросил, можно ли ей пиво.

– Наверно, не стоит, – вдруг ответила Дженнифер, решившая перед этим напиться и забыться.

– А я буду, – заявила Роза. – Лео, ты знаешь, какое я люблю.

В это время Дженнифер оглядывала зал и стойку бара. На секунду ей стало нехорошо. Вместо бармена она увидела своего профессора русской литературы. В голове у нее пролетело сто мыслей одна глупее другой. Неужели это какой-то рейд по выявлению пьющих несовершеннолетних студенток. Господи, прощай, стипендия! Что я скажу маме...

– Роза, там за стойкой наш профессор... Не пей пиво, пожалуйста...

– Да ну тебя, я не учусь в вашем университете.

– Все равно не надо, ты же со мной...

– У тебя глюки. Профессор-бармен, это круто.

Мишель посмотрел в сторону бара. Потом привстал и помахал рукою бармену.

– Ты его знаешь? – с удивлением спросила Дженнифер.

– Конечно, это мой хороший знакомый, профессор Олден. Он здесь подрабатывает по вечерам. Ты слышала его историю? Его жена три года назад попала в автокатастрофу и теперь лежит в коме. Он не хочет отключать аппарат, а страховка отказывается платить после трех лет. Теперь он работает на двух работах – в университете и в баре. Это бар его приятеля. Слушайте, пойдемте закажем у него что-нибудь для нас всех, надо поддержать его.

– Я не пойду. Мне неудобно.

– Дженни, а ты возьми сок. Что тебе неудобно? Из-за меня? Я вполне приличный парень, он меня знает лет восемь. Пошли, малышка, не дрейфь!

Ребята подошли к бару. Потупившись, Дженнифер поздоровалась с профессором. Ловко орудуя металлическим шейкером, Олден как ни в чем не бывало заметил:

– Завтра твой доклад, не забыла?

– Нет, сэр, – пискнула Дженнифер краснея, – рада вас видеть... Вы здесь каждый вечер?

– Почти. Кроме понедельника и воскресенья.

Дженнифер как зачарованная следила за руками профессора. Он был здесь не такой, как в аудитории. Более открытый, что ли. Как ни странно, но ему очень шла фирменная черная футболка с серебристой надписью «Авиатор».

– Вы похожи на Мела Гибсона... – вдруг сказала ему Дженнифер.

– Это комплимент? А в каком фильме?

– А он во всех фильмах одинаковый... такой героически положительный, – заметил Мишель. – Вот если бы вас сравнили с Де Ниро, тогда стоило бы задуматься, обижаться или нет.

Дженнифер хотела возразить Мишелю, но почему-то ей стало неинтересно с ним общаться. Еще недавно она предвкушала возможность флирта. А может быть, и романа с красивым рокером, но после встречи с профессором ей вдруг стало скучно с молодыми людьми. Ей хотелось стоять у стойки бара и смотреть на руки Олдена, на его лицо, улыбку и ни о чем не думать, а только смотреть.

– Ну мы пойдем, Мэтью, – сказал Мишель. – Спасибо за коктейли и сок.

– Счастливо, ребята. Девушки, надеюсь, вас довезут?

– Разберемся...

Они вернулись к столику, но тут опять громко заиграла музыка и все начали танцевать.

Возвращались домой на мотоциклах. Дженнифер села за спиной Мишеля, не показывая вида, что ей страшно. Когда мотоцикл рванулся, она стиснула зубы и стала шептать смешную молитву, которой ее научила няня в детстве: «Иисус Христос, люблю тебя, спасай меня, не бросай меня». Но потом страх прошел. Ветер бил по ногам, а голова была зажата шлемом, как двумя крепкими кулаками. Дженнифер даже не успела перевести дух, как они уже встали возле их дома. Она слезла с мотоцикла. Ноги у нее подкашивались и дрожали мелкой дрожью. Шлем никак не хотел сниматься. Мишель осторожно расстегнул его на подбородке и медленно стащил с ее головы.

– Давайте зайдем к нам... Посидим немного. Я вас приглашаю.

Ребята неожиданно сразу согласились.

– Кофе сваришь? – спросил ее Мишель. – А то мы, кажется, выпили лишнего. Надо посидеть немного, это точно.

Ребята вошли в темную прихожую, Дженнифер бросилась включать везде свет.

– Роза, можно тебя... – шепнула она подруге. – Я не умею варить кофе. Помоги.

– Дай им растворимого. Чего там уметь...

– У нас его нет. Мама считает, что его пить вредно. У нас только зерна.

– У тебя же кофеварка.

– Я не умею ею пользоваться.

– Ты чего, того? Больная на голову? Учись, пока я жива...

Пока девушки возились на кухне, молодые люди отдыхали в гостиной.

– Ну и как тебе малышки? – спросил Леон. – Смешные, прикольные...

– Да уж очень маленькие. Я не люблю детский сад. Чего с ними делать? Покатаем пару раз, а дальше? Сводим в зоопарк?

– Да ладно, какие они маленькие, они уже совершеннолетние. Эта Роза такая отвязная, еще чуть-чуть – и она будет готова для беседы вплотную.

– А у меня такое чувство, будто я опять пошел учиться в среднюю школу. Дискотека, кино... дежавю.

– Ладно, не умничай. Чем еще заниматься с девицами? Обязательная культурная программа. А, кстати, чем плох зоопарк? Подводишь ее к вольеру с тигром...Ой, боюсь! И кидается тебе на грудь. Или стоишь перед клеткой. А там обезьянки трахаются. Сразу поймешь по реакции, чего от нее ждать в ближайшие полчаса.

– Мне надоело снимать девочек для элементарного траха. Как будто один и тот же диск ставишь. Быстро надоедает. Хочу влюбиться, страдать, сходить с ума.

– А ты вообще как, на учете не состоишь? Может, ты стихи пишешь?

– Нет, но, говорят, все пишут, когда влюбляются.

– Я не верю в любовь. Вернее, в мужскую. Самовнушение. Мы в нее играем. Потому что так принято. Просто желание обуревает, сначала он встает, потом мозги встают раком, а потом все снова возвращается на место. И опять нет никакой любви. На море штиль. Любят только женщины, это у них одна из форм материнского инстинкта.

В это самое время кто-то отворил входную дверь. На пороге стояла Рейчел.

Мишель сразу вскочил на ноги. Леон, глядя на друга, тоже медленно поднялся с места.

– Здравствуйте, мэм. Нас пригласила Дженнифер...

– Я поняла. Очень приятно. Я ее мама. Извините, что приехала раньше времени. Но я вам не буду мешать, так что сидите. – Рейчел прошла на кухню.

Там шипела кофеварка, а девушки ставили на поднос чашки.

– Мама, Леон кузен Розы, а Мишель его друг. Они очень хорошие...

– Чем они занимаются? Байкеры девушек воруют, я кино такое видела.

– Клянусь, миссис Бевис, это они с виду такие. А так они простые домашние парни.

– Да нет, они как раз с виду ничего...

– Леон учится в колледже, где-то там подрабатывает, а Мишель... Я сейчас спрошу. – Роза побежала в комнату.

Рейчел пошла за ней, а Дженнифер несла следом поднос.

Мишель опять встал. Он достал из бумажника визитную карточку и протянул ее Рейчел. «Дизайнерская студия Майкла Хантера „Кожаный чулок“. Одежда и аксессуары из кожи».

– У вас свой бизнес? И как идут дела?

– Неплохо. Извините, что не представился: Мишель, то есть Майк.

– Мама – адвокат, – вдруг сказала Дженнифер.

– Я уже заплатил налоги, – сказал Мишель, – у меня легальный бизнес. А как вас зовут?

– Рейчел Бевис.

– Я вас сегодня по телевизору видел! – воскликнул Леон. – Вы мировая знаменитость, оказывается.

– Это так, из серии «журналисты издеваются, а кто не умер, те смеются». Ну я очень рада, что вам у нас весело. Позвольте мне удалиться? Дженнифер, ты проводишь гостей?

Рейчел поднялась в спальню. Ей было не очень приятно видеть у себя в доме посторонних людей. Но, кажется, молодые люди вполне приличные. А Майкл вообще душка. Такой воспитанный, встает при дамах.

Выпив кофе, молодые люди засобирались. Время было не такое уже позднее, но на дворе накрапывал дождь, грозящий перейти в тропический ливень. Розу, живущую по соседству, домой можно было не отвозить.

Садясь на мотоцикл, Мишель оглянулся. Девочки махали им рукой из окна. На третьем этаже зажегся свет и в желтом блеске горящего окна скользил другой темный силуэт.

– Ты чего ждешь, едем или нет? – окликнул Мишеля со своего «харлея» Леон.

– Сейчас... Черт, какая роскошная женщина!

– Мамашка-то? Ничего. Уж очень засвечена... По-моему, такая снобка.

– Перестань... Нормальная. Хай-класс. Добиться такую – и умереть.

– Сдурел? Зачем помирать-то?

– Да я так, не точно цитирую... шутка это. Поехали!

После ухода гостей Дженнифер начала скрестись в спальню Рейчел.

– Мама, ты не сердишься?

– Да нет, который твой парень – Мишель?

– Нет, я его первый раз вижу. Это друзья Розы. Да мне он и не понравился. Он какой-то... взрослый. Ну... я просто не знаю, о чем с ним говорить. А знаешь, кого я видела в клубе? Нашего профессора. Он там подрабатывает барменом! Представляешь! У него жена в коме. А он не хочет отключать аппарат. И все деньги тратит на это. Какой благородный человек! Папа сразу бы всех нас отключил...

– Дженнифер! Как ты можешь так говорить! Не дай бог, конечно, такому случиться... с кем угодно. Дженни, я еду к папе в Лос-Анджелес. У меня появились лишние деньги и свободная неделя. Не звони ему, это сюрприз! Ты проживешь одна тут? Я попрошу Кармен тебе готовить. Или лучше оставлю тебе деньги и учись справляться сама. Надо же становиться самостоятельной...

– Ура! То есть жаль, что ты уезжаешь.

– Ну не надо только притворяться. Я адвокат, меня не проведешь.

На другое утро Дженнифер отвозила маму в Национальный аэропорт имени Рейгана. Все ее мысли были заняты предстоящей неделей свободы. Рейчел в это время напряженно думала, звонить Карлу из аэропорта или нет. Она хотела застать его врасплох, броситься на шею, помириться. От денег он тоже не откажется. Если они ему еще нужны. И надо наконец решить, что делать дальше. Это не семья – когда супруги живут в разных концах страны. Если у Карла хорошо пошли дела, Рейчел готова переехать. Дженнифер уже большая, будет жить одна. Кажется, ей понравится такая перспектива. Посмотрим, как она справится в эти дни. Все-таки Рейчел адвокат известный и в Лос-Анджелесе работа найдется. И почему она раньше до этого не додумалась? Нет, раньше было нельзя, дочка училась в школе, потом поступала в университет...

– Мам, позвони, когда вернешься, я тебя встречу. И уберусь заодно.

– Да ты особенно не мусори. Или будешь устраивать пати каждый день?

– Ну хоть одно маленькое можно?

– Только без алкоголя и наркотиков.

– Ты чего, серьезно?

– Серьезно – чего?

– Почему сразу наркотики?

– А кто вас знает?

– А пиво можно?

– Кто будет пить? Твои новые друзья с мотоциклами?

– Да я их и звать не буду. Я девочек позову. Приехали. Я не буду выходить, ладно? Здесь нельзя долго стоять.

Дженнифер высадила Рейчел у стеклянных дверей. Ей просто не терпелось рвануть на маминой машине по шоссе, наслаждаясь свободой и одиночеством. Конечно, мама никогда особенно не напрягала. Но быть одной в доме это совсем другое. Словно стены раздвинулись и стало больше места вокруг.

Приехав домой, Дженнифер тотчас позвонила Розе, и они решили, не откладывая, забацать пати уже сегодня вечером. Обсудили девочек и решили пригласить только одну, сокурсницу Мериел, она очень умная, остра на язык и к тому же некрасивая. Из ребят придется все-таки воспользоваться вчерашними рокерами, к ним еще позвать двух мальчиков. Бывшего одноклассника Лайла Маклайна, поступившего в тот же университет, что и Дженнифер. И его нового друга, отличника и всезнайку Чарлза Моргана. Он к тому же некрасивый, вот пускай и западает на Мериел.

– Ребят должно быть всегда больше, – авторитетно заявила Роза.

Рейчел арендовала машину сразу в аэропорту. Там же в очередной раз купила карту Лос-Анджелеса и мобильный телефон. Она набрала номер Карла, но почему-то сразу включился автоответчик: «Оставьте ваше сообщение...»

– Карл, это я, Рейчел. Я в Лос-Анджелесе и еду к тебе. Целую. – Она легко добралась до его апартаментов и вошла в фойе.

– Вы к кому, мэм? – Консьерж дежурил новый, и Рейчел не была с ним еще знакома.

– Привет, я к Карлу Кристаллу, своему мужу.

– Простите, мэм, но мистер Кристалл здесь больше не живет.

– Как не живет?! А где он живет?

– Мы этого не знаем... То есть не имеем права говорить.

– Я его жена.

– Тогда это более чем странно, посудите сами...

– И давно он съехал отсюда?

– Полгода назад, нет, почти год. Прошлым летом.

Рейчел вышла из апартаментов на ватных ногах. Она просто не знала, что теперь делать. Но через секунду собралась, глубоко вздохнула и, сев в машину, поехала в ближайшее кафе, чтобы спокойно обдумать ситуацию.

Итак, ей, как человеку, погруженному в судебные дела, наверно, и в личной жизни придется расхлебывать подобные истории. Что бы она посоветовала своей клиентке? Если номер телефона остался тот же, надо послать на него номер своего мобильника, это раз... Она набрала еще раз телефон Карла: «Карл, я была в твоем доме и ничего не понимаю, позвони мне на мобильный». Потом подошла к таксофону и набрала номер своего домашнего телефона. Вдруг Карл уже позвонил дочери, ведь он не знает ее нового номера. Но тут она вспомнила о разнице во времени и запуталась в пересчете. Решила позвонить попозже. Теперь надо поехать на почту и узнать, куда он перевел корреспонденцию. Хотя на почте тоже могут не ответить из этических соображений. Она набрала номер Лос-анджелесского полицейского управления. Хорошо все-таки быть знаменитым адвокатом. Через полчаса она уже ехала в полицейской машине в местное почтовое отделение. Еще через полчаса недовольный почтмейстер сообщил ей адрес, на который пересылается почта Карла Кристалла. А еще через пятнадцать минут машина остановилась в Биеверли-Хиллз возле ворот с табличкой «Частное владение». На полицейскую машину уставился круглый прозрачный глаз камеры наружного наблюдения.

– Советник Бевис, я не могу туда въехать, – серьезно сказал капитан полиции Лос-Анджелеса Питер Паркер. – У меня нет основания тревожить людей.

– Позвоните и узнайте, живет ли там Карл Кристалл? Может быть, его похитили? Или убили?

– О-кей, вы меня убедили. – Он нажал на звонок.

В домофоне раздался женский голос:

– Что вам угодно?

– Простите, мэм, мы разыскиваем Карла Кристалла. Его жена заявила об его исчезновении. Все его письма приходят на ваш адрес...

– Сейчас я его позову, сэр.

Рейчел почувствовала, как в груди у нее что-то заледенело. Лед начал тихо сползать вниз к ногам, а голове, наоборот, стало жарко. Пауза длилась несколько минут.

Потом раздался голос Карла:

– Простите, в чем дело?

– Карл! Что случилось? Пусти меня!

– Рейчел! Как ты могла?! Ты меня позоришь перед людьми! Приехала с полицией! Рвешься в чужой дом! Ты что, переняла методы Кей Джи Би? Увидимся завтра в десять утра в кафе «Янус» на Линней-авеню. Так... секунду... это дом двенадцать сорок пять. Я все объясню. А сейчас уже поздно. Поезжай в гостиницу и не порти отношения с местной полицией.

Огонь в голове Рейчел бушевал так, что мозги уже начали плавиться. Ее била холодная дрожь. Полицейский что-то говорил, но она видела только, что у него шевелятся губы.

– Что, я не понимаю... Повторите.

– Куда вас отвезти, мэм? Где вы остановились?

– Нигде. Я не знаю.

– Так, если вам нужно утром быть на Линней-авеню, то... Джон, какие там отели рядом?

– Ну... «Четыре сезона» приличный отель. Вам подходит? Не очень дорого?

– Нормально, везите.

Машина развернулась, и они поехали. Какое-то время ехали молча.

– Извините меня, но я ничего не понимаю... – Рейчел не удержалась и заплакала. – Это какой-то триллер Хичкока.

– А он вам ничего не говорил?

– Нет, мы, правда, поругались по телефону, я приехала мириться...

– А может, он просто в гостях?

– Мне сказал консьерж, что он живет по новому адресу почти год, а я ничего не знала... Я еще хотела к нему переехать в новом году.

– Может, это какое-то недоразумение. Завтра все узнаете.

– Почему он меня не пригласил?

– Может, обиделся, что вы с полицией?

– Мы женаты почти двадцать лет... Какие обиды?

Полицейский хотел что-то сказать, но передумал.

– А может, зайдем в бар и выпьем чего-нибудь? Прямо в гостинице можно. Я не в форме, – после паузы вдруг произнес он.

– Нет, что вы, не стоит. Я не пью. Спасибо, мне так неловко.

– О чем вы? Мы же почти коллеги. Я читал о вас в газетах. Даже не думал, что мы так запросто будем ехать вместе по ночному городу.

К гостинице они подъехали за полночь. Рейчел простилась с почти коллегой еще у входа, но он все-таки зашел с ней убедиться, что есть свободные номера. Когда Рейчел поднималась на лифте, ей казалось, что она упадет замертво. Но после душа, усевшись на двуспальной кровати, она поняла, что не заснет. Тогда она села за стол и стала рисовать схему, которую обычно рисовала, приступая к судебному делу. Схема состояла из нескольких квадратов. В одном она писала предполагаемые версии события, в другом – что будет говорить, в третьем – что будет делать, а в четвертом – что из всего этого может получиться. Из каждого квадрата шли стрелки к кружкам с именами людей, к которым следует обратиться при той или иной версии.

Один из квадратов назывался «Что случилось с Карлом». Версий было несколько.

1. Он ушел от Рейчел и живет с другой женщиной.

2. Он временно переехал к богатым покровителям (кажется, он сказал ей тогда, «деньги я нашел, свет не без добрых людей»), но не сообщал ей, чтобы не спугнуть удачу или, что на него, увы, похоже, продолжать получать от нее деньги на оплату квартиры. Дескать, не мытьем, так катаньем.

3. Он устроился работать у богатых людей, но скрывает это из-за непрезентабельного характера работы.

4. Он пишет в соавторстве с кем-то сценарий и не хочет, чтобы об этом кто-то знал. Насчет денег смотри опять же пункт 2.

5. Он вступил в секту или в преступную организацию.

Просмотрев список, Рейчел все же предпочла второй, третий или четвертый вариант. Первый и последний ей почему-то не хотелось прорабатывать. Она решила, что его обман она ему простит, денежный вопрос поднимать не будет, а просто обсудит их дальнейшую жизнь. Это она записала в квадратике «Что говорить». В квадратике «Что может получиться» она поставила пока знак вопроса, а в кружочках написала: «Позвонить домой, навести справки насчет работы здесь, позвонить сестре Карла в Сан-Франциско». После этого она тотчас заснула и спала до шести утра.

С утра ее охватило волнение. Но это не было боевое волнение перед выступлением, которое ее любимый писатель Толстой обозначил словами «страшно и весело». Нет, это было волнение больного перед опасной операцией или провинившегося школьника перед вызовом к директору.

Еще не было половины десятого, а она уже вышла из отеля, стоящего прямо напротив кафе «Янус». Несмотря на утренние часы, было уже жарко, но теплый воздух Калифорнии отличался от вашингтонской жары. Не было изматывающей влажности, под деревьями таилась мягкая прохлада, приятный ветерок нежно обвевал грудь и ноги, а главное – не было тех перепадов давления, из-за которых уже утром просыпаешься с головной болью и вместо завтрака пьешь таблетки. Рейчел пожалела, что не захватила с собой шорты. В своем бежевом шелковом костюме она смотрелась чересчур по-деловому. Но она взяла с собой только батистовую ночную рубашку и туалетные принадлежности. В бывшей квартире Карла хранились ее вещи на случай приезда. Кстати, а где ее вещи сейчас? Неужели он их выбросил? Она тотчас вспомнила чудесные сарафанчики из тонкого хлопка, купленные в «Талботе», и роскошное нарядное платье из художественного салона, состоящее из двух частей: нижней шелковой рубашки и шифонового укороченного верха, завязывающегося на плечах тонкими бретельками. А три пары босоножек по сто долларов каждая, это еще со скидкой! Хотя Карл такой скупердяй, он ни за что не выбросил бы ее дорогие вещи... А если он отдал их сестре? Да нет, Сара толще ее в два раза и у нее десятый размер обуви.

На часах было без пяти десять. Рейчел вошла в кафе, пахнувшее на нее холодом мощного кондиционера. Она сразу подумала, что костюмчик как раз кстати, еще бы чулки не помешали. Она села за столик и машинально начала пролистывать меню. Потом заказала фруктовый салат и кофе без кофеина, решив, что давление у нее и так поднимется от одного вида Карла. Машинально взглянув в большое окно-витрину, она вдруг увидела Карла, вылезающего из красного «ягуара». За рулем кто-то был. На секунду перед Рейчел мелькнули каштановые кудри на маленькой головке. Машина не стала парковаться, а резко подала назад, оставив Карла на мостовой с двумя большими сумками в руках. Наверно, его выставили из-за вчерашнего инцидента, подумала Рейчел. Но вид у ее мужа был не расстроенный, а скорее озабоченно-деловитый. Он подхватил сумки и бодро вошел в кафе. Рейчел привстала и махнула рукой. Он без улыбки направился к ней и сел напротив, уклонившись от поцелуя. Дуется за вчерашнее, хотя дуться должна скорее я, подумала Рейчел.

– Есть будешь? – заботливо спросила она.

– Я завтракал, – сдержанно ответил Карл.

И тут Рейчел почувствовала, что в нем что-то изменилось. Может быть; прическа, может быть, новая рубашка, может быть, взгляд. Он не отводил и не прятал его, но глядел как-то сквозь жену, словно она никем ему не приходилась. Подошла официантка, принесла заказ и спросила у него, чего он желает. Лицо Карла тут же озарилось приветливой улыбкой, и он начал шутить с девушкой, объясняя что-то про поздний завтрак и ранний обед. Этот разговор занял минут пять, и Рейчел уже начала злиться.

– Карл, давай поговорим... Что все это значит?

– Не перебивай меня, пожалуйста. Что ты хочешь узнать? Ты являешься без предупреждения, поднимаешь на ноги полицию, пользуясь своим положением. Врываешься ночью в дом к уважаемым людям и моим коллегам... А теперь требуешь объяснения.

– Карл, я приехала к своему мужу. Фактически к себе домой. Мне так кажется. Мне сказали, что ты там не живешь. Я полгода плачу за квартиру, в которой ты не живешь!

– Ах вот что тебя волнует! Я так и знал. Приехала с финансовой ревизией...

– Карл, как тебе не стыдно! Дело не в деньгах. Ты будто не слышишь меня. Скажи честно, что произошло и почему я об этом не знаю?

Карл вертел в пальцах зубочистку. Когда Рейчел задала вопрос, он поднял голову, зубочистка замерла в его пальцах и сломалась.

– Произошло то, что мы уже год как в разводе. – Карл бросил зубочистку в пепельницу. – А два года жили до этого раздельно. Нашей дочери восемнадцать лет, и, следовательно, я освобожден от уплаты алиментов. Тебе, как я понимаю, я тоже ничего не должен, так как твои доходы намного превышают мои. Но, будучи честным человеком, я сейчас не буду требовать с тебя денег за моральный ущерб. Меня вполне устроила та сумма, что ты мне присылала в течение года. Кстати, вот твои вещи. – Карл подвинул сумки к ногам Рейчел.

– Что ты несешь? – тихо произнесла Рейчел. – Какой развод? Ты же приезжал к нам на Рождество...

– Я приезжал повидать дочь.

– Мы спали вместе... Ты мне и слова не сказал...

– Это недоказуемо. У меня отдельная спальня и вообще... Мне пора.

– Карл! С кем ты живешь? Как ты устроил развод без меня?! Ты забыл, что я адвокат, и не самый плохой... Ты у меня получишь по заслугам...

– Не надо угроз. Здесь тоже неплохие адвокаты. Кинозвезды постоянно разводятся и делят большие деньги. Наш случай просто смехотворен на их фоне... – Карл встал из-за стола и быстро пошел к выходу.

Рейчел хотела броситься за ним, но ее ноги словно приклеились к полу. В голове шумело, кровь прилила к вискам и застучала, как поезд в метро. Рейчел схватилась за телефон и стала звонить своей золовке Саре в Сан-Франциско. Они когда-то в молодости дружили. И именно Сара их и познакомила на своей вечеринке. И даже оставила ночевать, а сама уехала к своему парню. Да, хорошо они тогда зажигали... Есть что вспомнить.

Сара сразу взяла трубку, словно ждала звонка.

– Сара, дорогая. Что с Карлом? Я ничего не понимаю. Он мне тут такого наговорил...

– Рейчел, милая, я ему голову пропилила, чтобы он тебе все сказал сам. Но он тянул, тянул... Ты же знаешь, мужчины не любят выяснять отношения. Я сама хотела тебе позвонить и все рассказать. Но... кому хочется передавать дурные вести. Меня возмущало, что он еще с тебя деньги тянул. А Брук повез в апреле отдыхать на Гавайи.

– Так вот почему он не приехал на день рождения. Ты все знала и молчала? Как ты могла! Хоть сейчас скажи мне всю правду!

– Только успокойся ради бога! Карл ведь был тебе плохим мужем. Он изменял тебе, жил за твой счет...

– Изменял? Да я даже подумать не могла!

– Да и ты ему изменяла, если честно. Так что вы квиты.

– Неправда! Вот это неправда! Я никогда...

– Ладно, мы сейчас не в суде, забудем об этом. Мужчина в расцвете физических сил и интеллекта живет один в другом городе. Он что, католический падре? Да и те грешат время от времени. Зачем ты его отпустила, если любишь?

– Я не хочу это обсуждать. Еще ни одна золовка не была довольна своей невесткой, я это знаю. Даже если до свадьбы она лучшая подружка... Кто эта сука? С которой он сейчас?

– Не злись. Она жена известного режиссера и продюсера, актриса, раньше была журналисткой, а сейчас решила попробовать себя в кино. Первое время муж ей помог, но сейчас она и сама хорошо справляется...

– Так она замужем? А что Карл такой идиот? Они живут втроем?

– Это Голливуд, тут все через... не будем уточнять через что... Они пока живут в его доме, муж в Европе, но она собирается разводиться. Просто пока она этого не хочет из-за каких-то творческих планов.

– Как они не бояться жить открыто?

– Да они не живут открыто. Ее муж сам пригласил Карла работать над сценарием. Карл еще не такой знаменитый, чтобы за ним охотились папарацци. И она не актриса первой величины. Ее муж намного старше, наверно сам подбирает жене любовников...

– Как его фамилия?

– Рейчел, зачем тебе это? Ваш брак давно уже закончился.

– А тебе откуда знать? Ты что, жила с нами все эти годы?

– Я знаю от Карла. Мне очень жаль тебя, милая. Ты напрасно так, про золовок... Я всегда тебя любила и сейчас люблю. Мужа зовут Ричард Берт. Но это ничего не меняет для тебя. Я тебе рассказываю все это только потому, что ты юрист и не способна на глупости. А как Дженнифер?

Рейчел разъединилась. Продажная сука. Как и ее братец-альфонс. А я, выходит, во всем виновата! Вот уж точно: они знают что-то такое, чего не знаю я, раз считают, что жить подло – это нормально. Надо узнать, кто разводил Карла. Это пахнет потерей лицензии, я уж ему это устрою. И мужу-продюсеру позвоню, подпорчу нашей сладкой парочке медовый месяц, можно еще и журналистов подключить.

Ричард Берт был одним из самых богатых людей в Голливуде. Про его жену было только известно, что она четвертая по счету и очень молодая. У Рейчел была хорошая память, и она умела быстро и вовремя подключать свой информативный блок. Вот и сейчас у нее в голове всплыло все, что она когда-то читала в светских новостях.

Рейчел заплакала. Ей вдруг захотелось уехать. Сбежать из этого города и ничего не делать. Карл разговаривал с ней, как чужой. Чего она добьется, устроив скандал? Месть? Рейчел поднималась на лифте в свой номер с двумя тяжелыми сумками. В этот момент она ясно представила себя входящей в их особняк с ружьем, тем самым ружьем, заряженным картечью, которое фигурировало в ее первом деле о Марке Петри. Она выпускает картечь в грудь Карла, потом в лицо этой стервы – как ее там? – Брук...

Рейчел вдруг четко вспомнила журнал в руках Карла. Он с улыбкой листал его и надолго задержался на какой-то странице. На вопрос Рейчел, почему он теперь читает желтую прессу, Карл весомо ответил, что должен теперь знать все новости кино, а желтая пресса отражает настроение в обществе и ему как писателю это чувствовать просто необходимо. И он пустился в пространные рассуждения о сюжетах, летающих в воздухе, словно бабочки, о головах-пестиках творческих индивидуумов и далее в таком же духе.

– А я думала, пестик – это нечто другое, – хихикнула Рейчел. Они вели этот разговор в постели.

– И это тоже может быть. Кто-то пишет не головой, а пенисом.

– А ты чем пишешь?

Они стали целоваться. Журнал соскользнул на пол. Потом был чувственный секс, наполненный нежностью и стонами... Потом Рейчел встала завтракать, Карл всегда спал до полудня. Она взяла этот журнал и начала его листать.

Теперь Рейчел, словно в кино с замедленной съемкой, увидела в памяти фото типично голливудской пары – высокий лысый мужчина с благородным лицом и со следами, как говорится, былой, а также пластической красоты. И стоящая в обнимку с ним хрупкая рыжеволосая нимфетка с нежным личиком и ослепительной улыбкой. Подпись гласила «Известный режиссер и продюсер Ричард Берт со своей женой, бывшей журналисткой и начинающей актрисой Брук Дюпон». Так вот почему так тихо на страницах бульварной прессы – она сама бывшая журналистка и наверняка у нее полно друзей среди этой братии. Рейчел бросила сумки на пол. Из одной выпала ее розовая босоножка. Вид этой одинокой туфельки показался Рейчел жалким и противным одновременно. Она зарыдала. В голове перемешались воспоминания о чудесном сексе с Карлом в то Рождество. На это воспоминание наложилась правда, настоящая правда, с хорошо продуманным обманом – ожиданием совершеннолетия дочери, присвоением денег якобы за квартплату, изменой и новой, более выгодной любовью, а также хладнокровной организацией развода, – которая уже действовала в то время. Как все это возможно? Так что она там себе представляла про месть? Она идет с ружьем Марка Петри, нет, лучше с автоматом.... Она дает очередь по Карлу, по этой сучке, а заодно по ее мужу – старому козлу. Какое облегчение! И тут она хорошо представила себе, что будет дальше. Приезжает полиция. Ее уводят в наручниках. Что там по статьям? Тройное убийство, отягченное бандитским налетом в частные владения. Убийство, спланированное и хладнокровное, потому что развод был уже давно. Совершенное с изощренной жестокостью, да еще нелегально купленным оружием. В итоге пожизненное заключение или смертная казнь. Но, кажется, в Калифорнии нет смертной казни? Как бы она себя защищала? При хорошем раскладе ей, может быть, дадут двадцать лет. В шестьдесят она бы вышла из тюрьмы. Дженнифер уже тридцать восемь, она ее почти не знает, вся жизнь прошла без матери. Да захочет ли она видеть такую мать? Ладно, может, дадут все-таки пятнадцать? Хотя обвинение тоже не будет теряться и найдет разные там отягчающие обстоятельства, она даже знает, где в ее защите слабое звено. Прав – да, в тюрьме хорошо относятся к адвокатам. Не так, как к полицейским. Господи, да что она себе вообразила! Какой ужас!

Но тут Рейчел с облегчением осознала, что она лежит у себя в номере на роскошной двуспальной кровати. Она никого не убивала, и в тюрьму ее не посадят. Какое счастье! Она свободна, и ее совесть чиста! Да черт с ними со всеми! Сами сдохнут когда-нибудь! Нет, пускай живут и навсегда забудут о ней! Рейчел стала звонить дочери. Надо ей все рассказать и сообщить время приезда.

А в это самое время в пятнадцати минутах езды от города Вашингтона, в штате Виргиния, что начинается прямо за мостом через Потомак, в фешенебельном местечке Мак-Лин, где жила Рейчел... но надо по порядку. В самый вечер мамочкиного отъезда зажечь не удалось. Ребята-рокеры были чем-то заняты – они не стали вдаваться в подробности. Чарлз Морган вообще трубку не снимал, а его мобильный был отключен. Мериел сказала, что обещала в этот вечер посидеть с двоюродным братиком. Решено было собраться на другой день. Насчет еды решили тоже особо не заморачиваться: заказать две пиццы и куриные крылышки с соусом барбекю. Да и в холодильнике полно продуктов. Можно красиво разложить сыр, виноград, насыпать чипсы в большую деревянную лохань, купленную в русском магазине. Выпивку мальчики, как джентльмены, должны принести с собой. У мамы в баре есть мартини, текила и пара бутылок дорогого французского вина. Но лучше их убрать, а то в пылу развлечений кто-нибудь откупорит. Фруктов тоже навалом. Нет, пиршество должно быть на славу. Теперь культурная программа. Ребята обещали принести диски. Можно запустить что-нибудь ретро – Битлз, латинскую музыку или Пресли. А потом забацать любимую «Нирвану» и «Gunis Roses». Курить можно в патио и в саду. Что еще? Прикид надо продумать. Мини или шорты? Мини сексуальней, а в шортах шикарно смотрится попка и ноги кажутся длиннее. Роза все-таки выбрала мини и топик, а под ним другой. Такая модель – внизу мерцает, а сверху светится и переливается. Дженнифер сорвалась в «Хетц», он был ближе, вернее она знала, как туда доехать. Ей понравилось лиловое платье с салатными тесемками и такие же салатные сережки. Роза вдруг раззадорилась и предложила поехать в торговый центр «Пентагон-сити». И проколоть там третью дырку в ухе. Дженнифер задумалась. Она давно хотела себе где-нибудь проколоть дырку, но делать это за день до вечеринки? А если начнет болеть или нарывать? Все будут веселиться, а она принимать «адвил» и каждые пятнадцать минут бегать в ванную промывать ранку. Здравый смысл взял верх над жаждой перемен.

Вечеринку назначили на семь. Зануда Мериел пришла в половине. Она тотчас отправилась на кухню и для приличия вызвалась помочь. Но тут же добавила: единственное, что она умеет, – это открывать пакеты с чипсами и высыпать их в миску. Что ей и поручили делать. Она также сообщила, что записалась на курсы немецкого языка и семинар по изучению наследия Ницше.

– Ты что, нацистка? Посмотрела «Ночной портье»? – язвительно спросила Роза.

– Не вижу связи... Тогда бы я стала изучать Хайдеггера.

– Боже! Какие имена!.. – заметила Дженнифер. – А я изучаю русский, русские всегда побеждали немцев. Вчера взяла из проката все фильмы Эйзенштейна.

– Ну пошла сшибка интеллектов! Только при ребятах не надо так выпендриваться, ладно? А то мы их больше не увидим...

– Не понимаю, почему мы должны казаться хуже, чем есть... – заметила Мериел.– Я люблю интеллектуальные разговоры, а если ваши новые друзья олигофрены, то мне лучше сразу уйти...

– Мериел, тот, кто слушает, выигрывает при знакомстве больше, чем тот, кто много говорит...

– Дженни, ты такая подкованная... Надо же...

– Расслабьтесь, девочки, я это узнала всего час назад. Прочла в книге Ханны Дорси «Как покорить мужчину». Мама приготовила на выброс ненужные книги по психологии, а я их собрала и отнесла к себе.

Во дворе прогрохотали мотоциклы. Вскоре на пороге появились Мишель и Леон, а за ними, скромно потупившись, розовощекий Лайл и долговязый очкарик Чарлз Морган.

Столкнувшись с Розой, Чарлз остолбенел на секунду, но потом протянул руку и представился. Роза хмыкнула и шутливо присела в реверансе. Ее топик переливался. А сама она, миниатюрная черноглазая брюнетка, смотрелась в нем просто сногсшибательно.

– Вам никто не говорил, что вы похожи на Сальму Хадек? – спросил Чарлз.

– А я думала на Сандру Буллок, – ответила Роза. – Но вообще-то я похожа на маму, она известная художница Инга Родригес. Моя мама – шведка. А расцветкой я в папу. Его родители из Мексики, он классный хирург. Работает в Ферфакс-госпита-ле. Я живу с ним, а мама живет и творит в Нью-Йорке. Я к ней езжу на выходные и каникулы. Но они вовсе не в разводе. Просто так удобнее. Отдыхаем мы всегда вместе. А здесь в нашем доме живут бабушка, дедушка и папин неженатый брат. Это не совсем по-американски, но мне так даже нравится. Не слишком много информации для вас?

– Ну, я тоже могу поделиться. Родители давно в разводе. Я остался с мамой, но не жалею об этом. Отец скромный бизнесмен, мама успешная писательница. Может быть, вы даже слышали? Ее зовут Ханна Дорси. Девочки прыснули.

– Я полчаса назад процитировала фразу из ее книги «Как покорить мужчину?» – воскликнула Дженнифер. – И вам не страшно жить с такой мамой?

– Ну, мы же филологи. Ты понимаешь, что книги книгами, а жизнь – это совсем другое. Писатель создает свой маленький мир, где он царь и бог. А на нашу жизнь законы другой галактики не распространяются...

– Как здорово ты сказал! – воскликнула Роза. – Можно, я запишу?

– Вы решили поиздеваться надо мной?

– Нет, я серьезно. Я же не филолог. Просто мы соседи с Дженнифер, я учусь в Медицинской школе.

А в это время Мериел вдруг сняла очки и обратилась к Леону:

– Первый раз вижу настоящих байкеров! Можно вас потрогать?

– Конечно, мисс. За любую часть тела, я даже скажу, за какую предпочтительней...

– Наверно, за голову. Она самая невостребованная – сломать невозможно.

Все захохотали. Леон понял, что надо держать удар, и быстро нашелся.

– Это точно, там нет эрогенных зон. Она для другого.

– Для шлема, как я поняла?

– Девушка с такими ногами не должна быть такой вредной. Это прерогатива старых дев.

– То есть вы считаете, чем у девушки длиннее ноги, тем короче язык?

– Я могу подарить вам плакат на дверь: «Уходя из дому, не забудь спустить свой яд в унитаз».

– А я вам другой подарю: «Уходя из дому, прими противоядие».

– А я забыл. Теперь буду долго мучиться, пока не умру.

– Да не стоит, можете не мучиться, а сразу помирать. Я разрешаю.

– А вам меня не жалко? Посмотрите, какой я шикарный, весь в коже...

– Ну, кожа-то останется. Ладно, вы сами начали про свою скорую гибель. Я только хотела вам ее облегчить.

– Уговорили, завещаю вам свою куртку и все свои татуировки. Можете сделать из них сумочку.

– Зачем мне такая кошмарная сумочка? Я охотно доверю вам свои вещи, будете моей живой ходячей сумочкой.

Дженнифер воскликнула:

– Приглашаю всех угощаться. У нас самообслуживание. Кстати, где музыка?

Скоро свет был потушен, кругом горели свечки, гости пили пиво, жевали чипсы и плавно перетекали на веранду, потому что там можно было курить.

Мишель подошел к Дженнифер, поднес зажигалку. Она неумело затянулась и тут же с довольным видом выпустила дым.

– Это, конечно, не мое дело, но если ты не начала до совершеннолетия, то, может быть, вообще забить на это дело? Жалко портить такой румянец, еще пригодится в жизни.

– Ты просто как моя мама... Я не беби, а ты не мой бебиситтер. Я так поняла, ты не собираешься за мной ухаживать?

– Обиделась? Значит, ты и вправду бебичка. Да, я забыл тебе сказать: у профессора Олдена умерла жена. Он больше не работает в баре. А твоя мама... надолго уехала?

– На неделю, наверно. А у тебя есть его телефон? Я куда-то засунула наш университетский проспект. Дашь мне его номер?

– Да, конечно, запиши... – Мишель вынул из кармана мобильник и, глядя на дисплей, продиктовал Дженнифер домашний номер Олдена.

Она написала его на магнитном блокноте, висящем на холодильнике, и обвела красным фломастером.

– Как это ужасно! Смерть близкого человека! – вздохнула Дженнифер. – У меня еще никто не умирал из родственников. Наверно, это так страшно...

– Наверно, – задумчиво произнес Мишель. – Моя мама умерла, когда мне было пять лет. Я хорошо помню только похороны, а ее смутно: голос, запах, пальцы. Отца не стало, когда мне было шестнадцать. Потом умерли мои бабушка с дедушкой. Я в то время учился в университете. Ненавижу похороны. Но Мэтью надо помочь все равно.

– Мэтью?

– Так зовут Олдена. Ты разве не знала?

– Ты совсем сирота? Ой, извини. А в каком университете ты учился?

– В Гарварде. Трудно поверить, правда? Это ты извини, что я тебя загрузил. Просто, когда я вижу ребят, у которых есть мама и отец, мне кажется, что все их трудности высосаны из пальца. Но, может, я не прав. А твоя мама когда должна вернуться?

– Ты уже спрашивал об этом. Надеюсь, не сегодня.

В это время на веранду робко зашел Лайл.

– Тебя к телефону, – сообщил он. – Кажется, твоя мама. Там все разбились на парочки и танцуют в темноте. А я один. Можно с вами постоять?

– Неси сюда трубку. Ма, привет! Как папа? Что?! О боже! Мамочка, не волнуйся... – Дженнифер закрыла рукой трубку и потрясенным шепотом сказала Майклу и Лайду: – Отец с ней развелся и даже успел жениться! Сдохнуть можно! – А потом снова в трубку: – Не переживай. Я в порядке! А ты где? В аэропорту? Да, я тебя встречу.

– Давай я встречу, – вдруг предложил Мишель, – а ты уберешься к ее приезду. И ты пила пиво, кстати.

– Мама, тебя Мишель встретит. Я тут гостей пригласила, но они уйдут. Хорошо, ладно... Я тебя люблю. – Дженнифер посмотрела на Мишеля круглыми глазами. – Вообще-то я знала, что от папочки всего можно ожидать. Но так быстро! Идем. Я тебе ключи дам от машины. Можешь не ставить машину на парковку, она будет стоять на выходе и сразу сядет. Спасибо, ты настоящий друг!

В гостиной действительно было темно. Горела одна декоративная свеча на столике за диваном и разноцветные огоньки радиоаппаратуры. Дженнифер быстро окинула взглядом диспозицию. Беспорядок был, но легкоустранимый. Пары распределились совершенно не так, как рассчитывала Дженнифер. Секс-бомба Роза лежала на груди интеллектуала Чарлза. А долговязая сноб-ка Мериел переплела руки на перехваченном резинкой хвосте крутого Леона. И все они были очень довольны таким раскладом.

– Дерьмо! Вы зажгли декоративную свечу из Праги! Ее десять лет никто не зажигал, она просто для красоты! Где вы ее отрыли?

– Всему наступает свое время! – томно ответила Роза. – Кто-то ведь должен был ее зажечь.

– Я просто хотел как в романе «Доктор Живаго», – добавил Чарлз. – Свеча горела на столе...

– Это триллер? – спросила Роза. – Кажется, я видела такое кино...

– Ну не совсем триллер, – снисходительно заметил Чарлз. – Роман о русской революции, любви, судьбе.

– Какой ты умный, все знаешь! – восхищенно прошептала Роза.

Польщенный Чарлз потупился. Дженнифер зажгла свет.

– Свистать всех наверх! У нас большие проблемы. Она развелась с отцом и приедет в трансе. Все линяют. Я мету пол. Мишель катит в аэропорт. Ясно выразилась? Или еще раз повторить, специально для детей-индиго?

– Кто такие дети-индиго? – тихо спросил Леон.

– Ну такие, особо одаренные. Дети нового поколения, наделенные сверхинтуицией и другими выдающимися талантами, – шепнула Мериел.– Я так понимаю, мы к ним не относимся. Как жаль, бал кончился в самый интересный момент.

– Можно продолжить в другом месте? Покатаемся на моем «харлее»?

– Почему нет? – Роза подошла к Дженнифер и вяло предложила помощь.

Дженнифер отказалась, видя, что настроение подруги не соответствует боевому характеру обстановки. Зато Лайл сразу развил бурную деятельность. Погасил свечу, снял с нее нагар и поставил на старинный книжный шкаф, стоящий на выходе из гостиной по дороге в кабинет.

Леон вышел с Мериел во двор. Мишель в это время выезжал на машине на проезжую дорожку, идущую вдоль домов. На невразумительный выкрик Лео «Эй, старик, что дальше-то?» – Мишель также невразумительно махнул рукой и крикнул: «Увидимся на днях!»

Мишель быстро съехал на 495-ю дорогу и помчался по направлению к «Даллесу». От Мак-Лина это было примерно в двадцати минутах быстрой езды. Вскоре он съехал на параллельную трассу, ведущую прямо в аэропорт. Мишель давно не сидел за рулем машины. После мотоцикла ему казалось, что он едет чуть ли не на своей кровати. Можно даже вздремнуть или почитать перед сном, не выпуская при этом руля из рук. Он был взволнован и счастлив. Счастлив оттого, что Рейчел, так поразившая его при первой встрече, неожиданно стала свободной женщиной. Ему почему-то казалось, что теперь его шансы резко возрастут. Если бы его спросили, а что, собственно, он хочет, он наверняка не смог бы вразумительно ответить. Теперь ему стало ясно, что он влюбился. И в этом состоянии было бессмысленно что-то планировать. Он знал только одно – сейчас он увидит женщину своей мечты. Как и почему он влюбился и даже когда это случилось, он затруднялся ответить. Первое, что его сразило, – это ее глаза. Темные, большие, с золотыми искрами вокруг зрачков. Потом этот скользящий взгляд сквозь тебя, словно ты и не существуешь. Во всяком случае, для нее. И прямая, но при этом манящая спина, когда она прошла мимо. И этот странный запах духов. Запах недоступности, запах чужестранки, женщины из другого мира. Мира, в котором он пока чужой. Он согласился прийти на эту дурацкую вечеринку в надежде снова увидеть ее. Потом, поняв, что она в отъезде, он заскучал и решил разузнать хоть что-то о ней. И вдруг – удивительная удача! Она развелась с мужем, она в аэропорту. И вот он, Мишель, едет ее встречать!

Скоро на горизонте показалось странное черное здание, похожее на перевернутую пирамиду. Никто из его знакомых не мог толком объяснить, что там находится. Для всех это был всего лишь опознавательный знак – скоро аэропорт. И тут же появились щиты с надписями о въездах и выездах к «Даллесу». Безошибочно свернув на дорожку, ведущую к прилетевшим пассажирам, Мишель уже издали заметил ее. Где-то внутри него словно провели ножом, отчего лицу вдруг стало жарко, а груди холодно. Он остановил машину и вышел навстречу своей любви и судьбе.

В тот миг его судьба была не в лучшей форме. Проплакав весь полет, Рейчел забыла перед выходом попудриться и подкрасить губы. Она была бледная, с красными веками и розовыми крыльями носа, вспухшими губами и растрепанными волосами. Правда, она все-таки переоделась и ее блузка-апаш была свежа и белоснежна, а шелковая серая юбка сидела как влитая.

– Вы похожи на стюардессу, – сказал Мишель, забирая у нее из рук сумку и чемодан.

– Не знаю что и сказать. Должно быть, это комплимент. Мы знакомы, кажется? Вы... Майкл, друг моей дочери?

– Да, но друзья зовут меня Мишель. Я скорее друг кузена ее подруги. Но я рад, что могу вас встретить и помочь Дженни.

Майкл открыл дверцу машины. Потом побежал открывать багажник. Наконец он сел за руль и, заводя мотор, взглянул на Рейчел. Ее лицо было отрешенно. Но, встретив взгляд Мишеля, она улыбнулась и спросила, почему Дженнифер ее не встречает.

– Я ее не пустил. У нас была вечеринка, все выпили немного пива, кроме меня. Я собирался ночью работать.

– Понятно, я всегда всем порчу праздник своим приездом. А где вы работаете по ночам?

– У меня срочный заказ. Один из рок-певцов хотел, чтобы я перешил ему костюм до его отъезда, времени в обрез. Извините, я в курсе ваших проблем, стоял рядом, когда вы звонили. Это я к тому, что не надо наговаривать на себя. Вы ничего не можете испортить никому...

– Извините, что вас втянули во все это. Как Дженнифер? Она очень переживает?

– В основном за вас... Вы в порядке?

– О да, я в полном порядке, просто расцвела от счастья. Это ужасно, чувствовать себя в таком дерьме. Главное, ты ни в чем не виновата, а тебя умыли этим дерьмом. И начинаешь думать: а может быть, это за дело? Может, ты это заслужила?

– Извините, но это чушь! Когда нас обливает проезжающая машина, это что, за дело? Зачем искать во всем смысл? Может быть, вам открывают новую дверь? Просто вы из детства уходите в юность или из юности в зрелость...

– Или из старости снова в детство. Мне просто очень плохо. Это надо пережить. Я никак не могу сосредоточиться на другом.

– Сосредоточьтесь на мне.

– То есть?

– Вы очень красивая женщина. Мужчина, бросивший вас, просто вас не достоин.

– Это чушь! Он ушел к молодой и умной особе, более богатой и более предприимчивой.

– Что он ищет в женщине – деньги, карьеру, молодость?

– А что вы ищете в женщине?

– Не знаю. Я просто хочу любить ее. Хочу быть ей нужным. Хочу смотреть на нее, прикасаться к ней. Вытирать ей слезы, когда она плачет. Давать лекарство, когда она болеет. Смотреть с ней фильм и смеяться над одним и тем же.

– Странно все это слышать сейчас. А вы готовы радоваться ее успеху? Готовы пережить ее триумф, рост ее карьеры, ее деньги и ее славу?

– Я об этом никогда не думал, если честно.

– Так подумайте. Вытирать слезы каждый может. А вот сидеть в зале и радоваться, слушая, как ей аплодируют, способны далеко не все.

– Иногда бывает наоборот. Любят успешных. А когда случается беда, сразу бросают.

– Тебя бросали?

– Не знаю. Наверно. Только я этого не замечал.

– А ты бросал?

– Расставался. Просто становилось понятно, что дальше неинтересно и ей и мне. Но все происходило без трагедий.

– Почему мы остановились?

– Я думаю, где бы заправиться?

– Поезжай прямо и налево, тут рядом. Возьми деньги.

– А можно без этого? Вообще-то я не бедный.

– Я вижу. Твоя майка стоит не меньше ста пятидесяти долларов. Это коллекционная вещь. Я забыла, ты же дизайнер. Ты этому учился?

– Нет, я по образованию экономист. Просто я давно уже делаю то, что мне нравится, а не то, что нужно кому-то. Ведь жизнь одна.

– Но есть еще долг перед близкими.

– Я никому не должен.

– Счастливчик! Не дождусь, когда наконец мы приедем домой.

– Не думайте, что я такой крутой. Я могу быть нежным и ранимым.

– Давай обсудим это как-нибудь в другой раз. Я устала.

А я идиот! – подумал Мишель. Я ее достал своими бездарными репликами. Надо было просто молчать и слушать ее стенания.

Какой красивый парень! – подумала Рейчел. Если бы мне было двадцать лет! Я бы всю ночь с ним каталась. А теперь жизнь остановилась и пойдет под откос. А он умчится вдаль с красивой девочкой и забудет обо мне через пять минут. Я его достала своими стенаниями. Теперь будет всем говорить, что у Дженнифер мать истеричка.

Они подъехали к дому. Дженнифер выбежала навстречу.

Они обнялись и, обнявшись, пошли в дом. Мишель вытащил из машины чемоданы и уныло понес их следом.

Войдя, обессиленная Рейчел опустилась на диван в гостиной. На камине прямо перед ее глазами стояла фотография улыбающегося Карла в серебряной рамке. Рейчел встала и хотела порвать фото, но, оглянувшись на Дженнифер, передумала.

– Поставь у себя. Если хочешь.

– У меня и так полно этих рамочек. – Дженнифер пожала плечами. – Вынь ее и вклей в альбом для истории. А как ты думаешь, он будет со мной общаться?

– Позвони и спроси. Хотя я не знаю его нового телефона. Если только на мобильный? Пошли ему письмо по имейлу. Впрочем, делай как хочешь. Ты уже большая. Это твое решение. Знаешь, как все было? Просто дешевый детективный роман... —

И Рейчел, опять упав на диван, стала рассказывать Дженнифер историю своей поездки. Она уже не плакала, а смеялась. И хотя смех был невеселый, но все равно это лучше, чем рыдать. Она даже не заметила, что Мишель и Лайл стояли рядом и растерянно слушали ее рассказ. Дженнифер первая их заметила.

– А вы чего тут стоите? Идите домой! Рты разинули, как девчонки! Вон отсюда!

Рейчел вздрогнула.

– Дженни, что ты так кричишь? Извините меня... Я вас не видела...

– Да нет, мэм, это вы извините, – испуганно пролепетал Лайл. – Я пойду, я подмел на кухне, Дженни... И посуду убрал в машину...

Дженнифер вышла за ним во двор.

– Послушай, если ты хоть кому-нибудь все это расскажешь, я тебе яйца оторву и в рот засуну, понял?!

Лайл лишился дара речи. Он молча сглотнул слюну и уставился на Дженнифер с таким ужасом, словно она дышала огнем.

– Я... ты... да что я, дурак, что ли... ну ты сказала, вообще... давай завтра в кино сходим?

– Какое кино? У нас свое кино дома. Сериал «Плывущие по волнам», серия первая «Говно не тонет». Я пошла досматривать вторую «Спусти и забудь».

Лайл хмыкнул.

– Я не знал, что ты такая крутая... Я тебе позвоню завтра...

В это время Мишель, усевшись на ковре в ногах Рейчел, пытался разжечь камин. Рейчел била дрожь, и ей казалось, что в доме очень холодно. Огонь в камине занялся. Мишель заметил на кресле плед и прикрыл плечи Рейчел.

– Выпейте что-нибудь. Ну там капли или аспирин, что ли. А хотите покрепче? Я вам виски налью.

В баре оказалась текила и вермут. Мишель налил текилу в первый попавшийся стакан и отнес Рейчел.

– А ты выпьешь? – спросила она, беря стакан двумя руками.

– Я вообще-то на мотоцикле приехал и хотел ночью поработать.

– Оставайся ночевать, нет, лучше я тебе оплачу такси...

– Хорошо, хорошо, не волнуйтесь. Я сейчас себе налью тоже. Только текилу надо с солью, я сейчас покажу...

Когда Дженнифер вошла в дом, они уже выпили по стакану и сидели, обнявшись, на диване, молча глядя в огонь.

– Что за чудеса? Камин в июле? А кондиционер не проще отключить? Майкл, тебе не кажется, что ты третий лишний?

– Не кажется. Твоей маме очень плохо. Да и тебе тоже. Ты ведешь себя неадекватно. За вами нужно присматривать. Я остаюсь ночевать в комнате для гостей.

– Мама, это правда? А впрочем, мне все равно. Ты хочешь есть?

– Я поела в самолете, – вяло ответила Рейчел. – Не знаю, как я буду работать завтра...

– У тебя завтра выходной... вроде бы.

– А что дома делать?

Мишель вдруг почувствовал себя очень значимым в компании этих слабых и расстроенных женщин.

– Завтра мы будем купаться в бассейне или нет, мы поедем на залив, на Колониальный пляж, тут ехать всего три часа, купание успокаивает. Знаете, человеческий организм обладает неограниченным потенциалом. Вечером вернемся. И вы пойдете на работу как ни в чем не бывало. И у вас начнется новая прекрасная жизнь. Дженнифер подумала и решила, что поездка на пляж ей тоже не помешает. Она отправилась на кухню. Почему-то ужасно хотелось есть. На холодильнике вИсел телефон Мэтью Олдена. И Дженнифер вдруг почувствовала себя очень взрослой. То есть она всегда себя ощущала взрослой, с самого детства. Но никто, кроме нее, этого не замечал. И мама, и дедушка с бабушкой, и няня всегда держали ее в поле зрения. А в школе она чувствовала всевидящее око учителей и прессинг одноклассников, следящих за каждым ее движением и словом. От нее всегда чего-то ждали: коварного вопроса учителю, подсказки или отличной отметки. Если задавалось сочинение, то она не имела права не занять первого места. Просто так уж было поставлено с самого начала. Ей всегда хотелось быть лучше всех. Например, бабушка обожала классическую музыку. Дженнифер не могла понять почему, но знала, что это очень стильно – слушать с умным видом пластинку или сидеть на концерте. Когда ей было восемь лет, она заперлась в комнате и целый день слушала Бетховена и Чайковского. Сначала это было ужасно, скучно и утомительно. Но постепенно ее слух начал улавливать странные и затягивающие мелодии, потом эти мелодии стали переплетаться и зажили своей жизнью у нее в голове. Ей представлялись какие-то картины, но потом и этого стало не нужно. Она погрузилась в музыку, как в полет, и стала летать среди звуков, растворяясь в них.

Поняв красоту музыки, она стала слушать все подряд. Если после первых звуков полета не наступало, она говорила себе: «Меня это не трогает». Скоро Бетховен, Моцарт и Чайковский показались ей слишком знакомыми и домашними. Она стала слушать современных классических авторов и точно так же уходила в эти странные звуки. Иногда это был не полет, а падение в пропасть. Но и оно было захватывающим. Ей нравилось открывать новые имена, каждое открытие было подобно новому прыжку с парашютом в неизвестность. И хотя у нее не было слуха, как считали ее родители и потому не учили ее музыке, она имела другой слух, безошибочно распознающий гений композитора. С таким же упорством она познавала все, что вставало у нее на пути: сложная книга или невкусные маслины, которые она насильно заставляла себя есть, пока не почувствовала, что они ей начинают нравиться. Просто однажды папа сказал, что есть люди, любящие устрицы и маслины, и есть остальные, которые это не едят. И что это не просто вкус, а это стиль жизни. А человек – это стиль. А мама сказала, что это не его слова, а, кажется, Флобера, и они стала спорить, чьи это слова. И начался дежурный скандал. Да, у них была странная семья. Они не ругались из-за быта или из ревности, как, возможно, ругаются в других семьях. Спор родителей начинался всегда очень изысканно – Флобер или Оскар Уайльд? Ницше или Шопенгауэр? Коммунизм или троцкизм? А кончалось все по-плебейски – криком, руганью и битьем посуды.

Но теперь, стоя в своей комнате, которую по привычке в семье все еще называли детской, Дженнифер вдруг почувствовала полное одиночество. Папа исчез из их семьи, даже не вспомнив о ней, а мама плакала одна, и ее никто не мог утешить, уж Дженнифер точно не могла. И теперь она свободна – свободна, одинока, и это-то и называется быть взрослой. Потому что новое состояние свободы и одиночества ее не пугало, а окрыляло. Она решительно переставила себе на колени телефон и набрала номер профессора Олдена. Если мама может рыдать на плече не знакомого ей прежде молодого Мишеля, то почему бы и профессору не порыдать у меня на плече? – подумала Дженнифер, довольная своим первым взрослым жизненным наблюдением.

Олден снял трубку. Его голос был спокоен и устал. На секунду Дженнифер стало стыдно, но секунда быстро прошла, и она доверительно сказала:

– Господин профессор, это Дженнифер. Я знаю о вашем горе и мне очень, очень жаль...

– Спасибо, Дженнифер. Я тронут твоими словами.

– Я могу вам помочь чем-то?

– Спасибо. Я тронут... Спасибо за звонок, милая. Увидимся на лекции.

– А когда похороны вашей... супруги?

– Послезавтра. Но в понедельник я буду в аудитории. Спасибо за звонок. До свидания.

Раздались гудки. Дженнифер, вспотевшая от волнения, сидела, сжимая трубку. Он сказал: милая. Он был растроган. Но мои шансы пока равны нулю. Кажется, он плохо меня помнит. Черт, везде пишут, что старые козлы влюбляются в молоденьких. И достаточно пройти мимо в мини-юбке, как он уже твой. Все это вранье! Он даже не считает меня за человека! Что я хочу – у него только что жена умерла... Но она уже три года лежала в коме, он ее, считай, тогда и похоронил. Нет, я плохая девочка... Хорошо, что никто не может читать мои мысли! Она хотела позвонить Розе, но потом передумала. Слишком много придется рассказывать, да и Роза должна ей объяснить, почему все пошло не по плану и она уехала не с тем мальчиком, с каким собиралась.

Мишель засыпал в комнате для гостей на первом этаже. Он смотрел в белый потолок и думал, что все не так уж плохо. Во-первых, он ночует здесь. Во-вторых, они завтра целый день проведут вместе. В-третьих, дамы были так беспомощны, что совершенно ясно – они нуждаются в мужской поддержке. И тут он просто незаменим. Плохо было то, что костюм должен быть готов послезавтра. Тут Мишель вскочил и стал звонить Леону. Мобильный был отключен. Дома никто трубку не снимал. Мишель оставил сообщение на автоответчике: «Старик, начни работу, я должен срочно отъехать по очень важному делу. Буду завтра вечером и ночью все доведу до блеска. Если что, звони».

Рейчел никак не могла заснуть. Все слезы были выплаканы, сердце опустошилось, и во всем ее теле была звонкая пустота. Эта пустота не давала ей спать. Она чувствовала сббя выпотрошенной куклой, безжизненной и никому не нужной. Тогда Рейчел вылезла из кровати и села за маленький письменный стол. Иногда ночью ей приходили в голову разные мысли о ходе защиты. Тогда она вскакивала и быстро набрасывала их на бумагу. Поэтому столик-бюро в спальне был ей необходим. Но сейчас она присела и начала писать на листе бумаги свое собственное дело. «Что плохо?» и «Что хорошо?» – озаглавила она свой листочек.

Плохо. Меня бросил муж. У меня нет другого мужчины. У меня нет секса. Он не будет помогать нам деньгами, даже если я его заставлю. У Дженнифер будет нервный срыв из-за развода родителей. У меня не будет второго ребенка. Я не знаю, как жить без мужа.

Хорошо. Карл был плохим мужем. За эти три года у меня был секс очень редко. Теперь я свободна и могу смело искать нового мужчину. У меня есть хорошая работа, и все мои деньги остались при мне. Мне не надо больше посылать деньги Карлу. Я могу делать все, что хочу, и покупать все, что хочу, никого не ставя в известность. У меня не будет больше скандалов. Дженнифер не так часто видела Карла в последнее время и очень на него обижалась. Карл никогда не хотел второго ребенка. Не надо строить планов. Надо просто жить одним днем.

Когда она написала это, то ей стало легче. Но тут ее охватила паника. А вдруг я уже старая, а может быть, я плохая любовница, ведь любят же других женщин даже в старости. Может, я просто ущербная? Она опять заплакала. Потом вскочила и пошла к Дженнифер. Дженнифер не спала – в щелку был виден свет и слышна тихая музыка. Рейчел постучала.

– Это я, Дженни, – прошептала она и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь.

Дженнифер сидела на кровати и укоризненно смотрела на Рейчел.

– Дженни, я на пять секунд. Я о другом. Я уже не плачу из-за папы, но скажи мне честно, что я должна делать? Я уже старая? Может, мне сделать пластическую операцию?

– Охренеть! Уже час ночи! Мама, посмотри на меня. Слушай! Слушай внимательно! Ты очень красивая женщина! Ты выглядишь моложе своих лет – намного моложе! Папа всегда был странный. Он просто... Ну, мне кажется, мы его не устраивали по другим пунктам. Ему нужно было, чтобы мы все бросили и были у него вроде прислуги. И все деньги тратили только на него. Понимаешь? А он бы имел любовниц и делал бы что хотел. Но ты не такая... Ты личность. Я тоже личность! Хоть и маленькая. Но я тоже эгоистка. Мы любили ходить пить кофе в «Блуминдейле» и покупать себе дорогие кроссовки. И ты бы разбила ему голову вазой, застав его с любовницей. Вот он и ушел. Я так это понимаю. Может быть, я чего-то не знаю про вас. Но ты нормальная, клянусь. Иди спроси еще у Майкла. Кстати, он мне совсем не нравится. То есть он хороший парень, но я не собираюсь с ним замутить, то есть дружить как с бойфрендом. Я не знаю, что он у нас делает. Так что сама с ним разбирайся. Давай спать, о-кей?

Они поцеловались.

Обескураженная Рейчел вышла из дочкиной комнаты. Господи, да она совсем взрослая! Она взрослее меня. Это новое поколение... как они все видят по-другому... Майкл хотел нас вести на залив завтра. Какой милый мальчик. А моя дурочка не хочет с ним встречаться. Я, конечно, не буду у него ничего спрашивать. И почему бы действительно не искупаться завтра?

Рейчел уснула. Ночью ей снился какой-то сумбур. Карл, Майкл, тюрьма, следователь Бишоп, грозовое море, летающие рыбы. Потом все исчезло. И наступило утро.

Под окнами прогрохотал мотоцикл. Кто-то вошел. Началось какое-то движение на кухне, запахло кофе, яичницей. Рейчел быстро умылась, надела шорты и топик и спустилась вниз. Майкл, он же Мишель, готовил завтрак. На сковородке кипела яичница с беконом, из кофеварки капал кофе, в тостере подскакивали кусочки хлеба. На полу стоял незнакомый баул. Скорее всего, там были вещи Мишеля.

– Доброе утро. А ты уже куда-то съездил? – удивилась Рейчел.

– Да, за плавками, еще я переоделся и купил кое-что в дорогу. Не знаю, что вы едите на завтрак, наверное лепестки роз, но я приготовил завтрак, как для себя. Так что можете присоединиться.

– Лепестки роз? И пьем амброзию. Только почему-то не летаем. Ой как вкусно пахнет! Я уже готова завтракать.

Рейчел позвонила на сотовый Дженнифер. Телефон был выключен.

– Мы ей оставим. В крайнем случае она поест в машине. Какой кофе вы пьете – черный или с молоком?

Мишель здорово смотрелся в шортах цвета хаки и черной майке без рукавов. Рейчел только сейчас обратила внимание на его длинные загорелые ноги с крепкими икрами, упругие ягодицы, бицепсы на руках и ослепительную улыбку. При этом в его взгляде была какая-то детскость, вернее добродушие, свойственное только детскому взгляду. Он так ловко управлялся на кухне, что Рейчел не могла отвести от него взгляд. Она села за стол и с удовольствием позволила в общем-то незнакомому юноше ухаживать за ней. Рейчел не могла вспомнить, что ей это напоминало. Но во всей этой сцене было что-то очень знакомое, словно пережитое. Она стала вспоминать. Карлу всегда подавала она, папе подавала мама, потом прислуга, потом и Рейчел старалась поухаживать за отцом. Да, так было в ее раннем детстве, когда она гостила на ранчо у дедушки с бабушкой. Дед рано вставал и, когда внучка выползала из кровати, он быстро и весело раскладывал по тарелкам завтрак, а бабушка в это время занималась чем-то другим и появлялась позже – готовить обед. Так оно и было – сонная Рейчел сидела за столом, а дед с прибаутками кидал ей в тарелку яичницу или пончики. Потом они вели свои тайные разговоры о колдунах, оборотнях и вампирах, живущих по соседству. А бабушка, появившись, сердилась на деда за эти глупые фантазии.

– Мишель, а вы любите страшные сказки?

– Обожаю. Особенно про вампиров. Я даже фильмы собирал раньше, но всего не соберешь... Помните, «От рассвета до заката». Первая серия...

– Еще бы, там такой смешной текст. Но я люблю больше «Потерянных детей»...

– Мы туда как раз и едем... Колониальный пляж – это то самое место.

– Ты шутишь?

– Клянусь! Вот уж не думал, что вы, леди, любите страшилки.

– Не все, а талантливые. Среди них много есть слабых и глупых. Я не люблю, когда тупо режут всех. Ну ты понимаешь...

– Да, самый классный, пожалуй, «Сияние» Кубрика. Сразу видно большого мастера...

– А Хичкок?

– Гений, даже не обсуждается... А как насчет «Ребенка Розмари»?

– Это мой любимый. «Экзерсист», по-моему, намного слабее.

– Зато его снимали у нас в Вашингтоне, в университете Дженнифер...

Рейчел ела яичницу и болтала с Мишелем о фильмах. Она чувствовала себя легко и непринужденно с этим мальчиком, словно знала его всю жизнь. Как будто они с ним учились в одном классе. Но тут появилась Дженнифер и нарушила идиллию.

– Я не ем эту гадость. Где мой йогурт? Нет, тоже не хочу. Я не могу есть в такую рань. Мама, где мой купальник? Может, мне не ехать? – начала капризничать она, как обычно по утрам.

Мишель выслушал ее плаксивые сентенции.

– Да ладно тебе дурить, поешь в дороге. По пути полно «макдоналдсов» и «бургеркингов». Я еще налепил кучу сандвичей. Залезай на заднее сиденье и досыпай. А мы тебя соберем. И купальников по дороге будет туча продаваться.

– У меня из Парижа, между прочим.

– То есть две ленточки и одна веревочка? Дело упрощается. Предлагаю вообще купить тебе сосочку, и можешь купаться голышом или в памперсе.

– Себе купи памперс. Ты же у нас самый молодой...

– Нет, не самый, самая молодая Рейчел. А памперс я уже надел, чтобы не останавливаться лишний раз.

Дженнифер захохотала и побежала наверх за сумкой.

– Рейчел, собирайтесь. У нас десять минут. А я пока на кухне уберусь.

– Есть, сэр!

Когда Рейчел укладывала косметичку, то вдруг заметила, что все утро не думала о Карле.

И сейчас мысль о нем ее неприятно кольнула, но как-то быстро сгладилась от предвкушения морского купания. Но разве дело только в купании? Странные эти молодые девчонки. И какого ей еще рожна надо? Хороший парень, о таком зяте только можно мечтать. А моя дура влюбится в какого-нибудь морального урода вроде Карла и будет всю жизнь с ним мучиться. Рейчел вздохнула, вспомнив своего бывшего мужа в первые дни знакомства. Длинноволосый, в рваных джинсах, но красивый, с сумасшедшими влюбленными глазами, он тогда поверг респектабельных родителей Рейчел в ужас. Впрочем, это состояние у них не проходило никогда. За двадцать лет их брака родители не переменили своего мнения о зяте. Вот они-то точно будут довольны нашим разводом, подумала Рейчел. Правда, папа возмутится, что меня так провели, и потребует судебной сатисфакции. Ладно, все уже позади, я ничего не буду делать, мне на работе судов хватает. Обойдемся без них в личной жизни.

Через двадцать минут они уже ехали по 95-му шоссе. Майкл сидел за рулем, Рейчел рядом с ним, а Дженнифер, как ей и предложили, разлеглась на заднем сиденье и задремала. От Майкла шла волна тепла и уверенности. Рейчел вдруг поймала себя на том, что ей хочется дотронуться до него. Он словно магнитом притягивал к себе, а его улыбка только усиливала это ощущение. Обычно, когда они ехали вместе с Карлом, они всегда ругались. Если машину вела Рейчел, Карл без конца делал ей замечания и доводил до истерики. А когда за рулем сидел Карл, Рейчел все время вздрагивала и нервничала, потому что тот не смотрел по сторонам и забывал включать поворотники, когда перестраивался на другую линию. Сейчас же Рейчел почему-то было спокойно за Майкла и за свою машину. Она не следила за ним, а просто отдыхала, не задумываясь, куда и как ее везут.

– Ты так хорошо водишь машину... Большой опыт?

– Подрабатывал каскадером, работал шофером. Не бойтесь, никаких трюков делать не буду. Кстати, я работал шофером на «скорой», так что умею вести аккуратно.

– Когда ты все успел?

– Сил девать было некуда. Да и деньги нужны были на учебу. И потом интересно. Но после двух переломов у меня прыти поубавилось. Думаю, с мотоциклом тоже придется завязывать.

– Ты что, это же круто! – подала сонный голос Дженнифер.– Это же твой имидж.

– Имидж надо менять время от времени, как одеколон. Все приедается. Я же не эстрадный певец. Сегодня я рокер. А завтра скромный банковский клерк.

– Фу как скучно! – нарочито зевнула Дженнифер.

– Рейчел, а вам не скучно общаться со скромным парнем? Вы любите крутых?

– Сама не знаю. Я люблю надежных, наверное.

– Постараюсь доказать свою надежность. Хотите музыку послушать? Какую станцию включить?

– Только не рэп. Мне от него плохо, будто кто-то по железу скребет.

– А Эминема вы не слышали? Он на самом деле стоящий парень. И поет правильные вещи.

– Не знаю. Я до него не доросла, наверное.

Дженнифер захохотала.

– Это мне мама так говорит, когда я во что-то не врубаюсь. Ну типа, ты просто не доросла до Толстого или там еще до кого-нибудь. А если я не дерево, а какая-нибудь кувшинка или водоросль? К примеру, я виктория рэгия, а не кедр ливанский...

– То есть ты не растешь, а сразу начинаешь цвести? Ну как ты можешь быть водорослью, когда твои родители фрукты? – засмеялась в ответ Рейчел.

– Да еще какие фрукты! Папа-йя и мама-йя.

– А я хочу быть рождественской елкой. Чтобы все мне были рады, украшали меня и танцевали вокруг, – откликнулся Мишель.

– А потом бы выбросили на помойку? – ехидно заметила Дженнифер.

– Моя жизнь будет короткой, но яркой, – с деланной печалью ответил Мишель.

– А я хочу быть сакурой. И вы бы праздновали мое цветение весной, – мечтательно отозвалась Рейчел.

– Давайте праздновать его всегда, потому что вы прекрасны круглый год! – радостно воскликнул Мишель.

– А теперь давайте играть в города! – вдруг предложила Дженнифер.

Рейчел и Мишель смущенно переглянулись. Рейчел почувствовала, что краснеет от удовольствия. Ее почему-то очень растрогал забавный комплимент Мишеля. И она с готовностью начала новую игру, предложенную дочерью.

За играми, смехом и распеванием хоровых песен до залива доехали незаметно. Мишель проехал по берегу почти весь городок и увидел хорошенький маленький отельчик у самого выезда. За ним шли какие-то портовые постройки, вдалеке виднелся ресторанчик, а дальше редкие трехэтажные домики. В общем, главная улица заканчивалась, начинался пригород и какая-нибудь развилка шоссе в разные стороны горизонта.

– Можно кинуть кости в отеле, а уехать завтра рано утром. Можно поваляться на пляже, поесть в ресторане и уехать поздно ночью. Выбирайте?

– Вариант два. Уехать ночью и сэкономить на отеле. Мне позарез нужно быть вечером дома, – заявила Дженнифер.

– Да, пожалуй, – согласилась Рейчел.

Из машины вытащили шезлонги, надувной матрас, полотенца, сумку-холодильник и сандвичи. Женщины пошли переодеваться, а Мишель занялся обустройством пляжного места.

По дороге Дженнифер заметила:

– Приятно, когда кто-то все организует. Ты как, в порядке, мамми?

– Да, мне очень нравится твой друг, хотя ты и говоришь, что между вами ничего нет. Тогда с какой стати он тратит на нас время, если ты ему не нравишься?

– Мам, ты что, слепая? Он же к тебе клеится! Ты не просекла до сих пор? Я тут ни при чем. Он со мной говорит, как с первоклашкой. Да ты сама с ним флиртуешь. Сразу видно, свободная женщина!

– Что ты несешь? Я флиртую! Он мне в сыновья годится!

– Да ладно, какие сыновья! Ах, хочу быть сакурой! И обсыпать тебя своими лепестками. А я хочу быть елочкой и колоть тебя своей щетинкой!

Я умирала, вас слушая. Он на тебя смотрит, как собака на хозяина, – преданно и влюбленно. И так суетится, подлизывается, все чего-то делает для тебя. Замути с ним, сразу папайю забудешь.

– Как цинична современная молодежь! Я уже старая, я даже твоему старому папочке не нужна...

– Старые папочки любят молодых. Потому что они уже ничего не могут. Я читала в твоей книге по сексологии. А такие здоровяки вроде Майкла могут все и всех!

– Господи, когда ты успела вырасти! Мне дико слышать от тебя подобную... пошлость.

– Хорошо. Я опять стану Бэмби. Мамми, дяй своей мимичке ам-ам, я хосю пи-пи. Так, что ли, мне говорить?

– Ты все перекручиваешь... Я готова. Как на мне купальник?

– Просто цветущая сакура!

– Противная! Такая же кривая, что ли?

– Хорошо, хорошо, топ-модель вышла на подиум! Ой, я убегаю, я тебя боюсь!

Дженнифер побежала к заливу. А Рейчел медленно и задумчиво пошла следом. Какая чушь! – думала она. Я и Мишель. Мне сорок три года. А ему? Даже если ему тридцать. Нет, он моложе. Курам на смех! Он очень милый. Но что дальше? Он меня тоже бросит. Ладно, когда тебя бросает такой молодой парень – это не так обидно. Да что я говорю, Дженни все придумала. Просто он... просто ему... Что ему? Oн что, мать Тереза? Решил нам помочь в трудную минуту, потому что всем помогает? А почему бы и нет. Есть же хорошие люди на свете. Ладно, пускай само все разыгрывается. А я буду наблюдать. Приняв такое «мудрое» решение, Рейчел решительно направилась на пляж.

Пляж на заливе был не такой грандиозный, как на океане. Но светлый песочек приятно грел ноги, а большие камни очень живописно выступали из воды. Вода была теплая и не слишком соленая. Подойдя к своим вещам, Рейчел вдруг заметила на камнях фигуру Майкла и залюбовалась им. Загорелый, высокий, прекрасно сложенный, он смотрелся на фоне неба и моря как античное божество. Нептун вышел из моря, подумала Рейчел. А какая из меня нимфа? Она поискала глазами дочь. Дженнифер уже плескалась в волнах – Рейчел сразу различила ее розовую шапочку с резиновыми цветочками. По привычке облегченно вздохнув, Рейчел подошла к камням. Мишель легко соскочил на песок и подал ей руку.

– Пошли в воду?

– А можно, я сама? – улыбнулась Рейчел. – Когда-то я была чемпионкой по плаванию. Когда была студенткой.

– А я играл в «Титанике» в массовке. Нырял. И один сезон работал спасателем на океанском пляже.

– У нас с вами большая военно-морская биография. Догоняйте! – И Рейчел вбежала в воду. Но плавать в заливе было так же безопасно, как в тарелке супа. И так же противно, отметила Рейчел. Она повернулась на спину и раскинула руки.

И тут же из-под ее рук выплыл красавец Мишель, гладкий и блестящий, как дельфин. Он подхватил Рейчел и закружил ее по воде. Она не сопротивлялась. Ей было приятно чувствовать его тело, его сильные руки. Она тоже прижималась к нему, обхватывала ногами его торс, откидывалась на волнах. Наконец они застыли в воде, прижавшись друг к другу. Мокрая щека Мишеля касалась ее щеки, его руки обнимали ее талию. Она почувствовала, как большой комок плоти под плавками прижимается к ее животу, и на секунду испугалась. Но при этом продолжала ласкаться к нему. Они уже не просто прижимались и тихо теребили друг друга. Он гладил ее спину, она его плечи. Потом он обхватил ее ягодицы и прижал их к себе. Они стояли в воде и, отталкиваясь ногами от дна, то поднимались, то опускались, не переставая вжиматься друг в друга. На Рейчел накатила волна от проезжавшего недалеко маленького катера. И тут же она почувствовала другую волну. Возбуждение и тайная близость сомкнулись, и она ощутила наслаждение. Приятная судорога свела ей ноги, она тихо застонала и поцеловала его мокрое соленое плечо. Но это чудесное томление вдруг сменилось чувством стыда. Рейчел залилась краской и быстро поплыла прочь. Он в несколько взмахов догнал ее и молча поплыл рядом.

– Не стоит так переживать, Рейчел, – тихо сказал он, когда они вышли из воды. – Ведь было здорово? И не только потому, что это было, а потому...

– Нужно обязательно все объяснять и напоминать? Мы просто играли в воде, как все...

– Вон те тоже так играют? – засмеялся Мишель и показал рукой на очень пожилую пару, медленно входящую в воду. Старушка была маленькой и сухой, с тонкими ножками и коротко стриженной седой головой, а лысый старичок еле передвигал синими ногами, нелепо торчащими из-под длинных купальных шорт.

– Не хорошо смеяться над стариками. Не успеешь оглянуться, и сам таким станешь.

– Да ладно, чего заранее волну гнать... Ты мне очень нравишься. Останемся до утра, о-кей?

– Это исключено. Дженнифер нужно в город, да и мне не мешает появиться на работе.

– А мы сможем приехать сюда вдвоем? Еще раз. И остановиться вот в том отельчике?

– Мишель, я что-то не совсем понимаю тебя. Ты знаешь, сколько мне лет?

– Да мне как-то на это наплевать. Если Дженни твоя дочь, то, наверно, ты уже совершеннолетняя и можешь покупать пиво в магазине. А это значит, что мне не грозит тюрьма за совращение малолетки.

– А про сексуальный харазм ты, надеюсь, слышал? – ехидно заметила Рейчел.

– Вообще-то это вы ко мне приставали первая...

– То есть как?

– Оставили ночевать специально, увезли черт знает куда, чуть не утопили. Нет, советник Бевис, наш судья будет на моей стороне.

– Это уж точно. Он не любит женщин.

– Вы хотите сказать, что он...

– Конечно нет! Об этом можно только мечтать! Все геи на редкость покладистые люди и, наоборот, относятся к женщинам с уважением, видят в них только друга и коллегу. А вот такие, как наш судья... Он в принципе не уважает женщин, но, разумеется, скрывает это. Послушай, я не люблю сплетничать о работе, извини, это между нами.

– Наконец-то хоть что-то между нами случилось. Хоть судью обсудили в интимной обстановке. Рейчел, ты мне очень нравишься. Знаешь, наверно, я должен был делать скорбное лицо и сочувствовать тебе, когда ты рассказывала о своем разводе. Но я был просто счастлив, узнав, что ты свободна. Я тоже свободен. Несколько месяцев назад я расстался со своей девушкой. Мы как-то одновременно решили разойтись... Мы были разные. Нас объединяла только постель.

– Это уже немало. А что нас-то будет объединять?

– Это другое.

– Что другое? Будем вместе цветочки вышивать?

– И цветочки. И яблочки и все... Это любовь, просто любовь!

– Ты говоришь о себе. Но я не верю в любовь, в мужскую любовь... Чем ты докажешь мне, что это не похоть. Все кончится после одной ночи. Наверно, это будет легче, чем когда тебя муж бросает...

– Забудь о муже. Забудь обо всех, кто был до меня. Ты же адвокат! А как же презумпция невиновности? Человек не обязан доказывать свою невиновность. Просто кто-то должен доказать его вину. Почему я должен доказывать свою любовь? Чем ты докажешь, что я тебя не люблю?

– Тем, что прошло очень мало времени и я тебя совсем не знаю.

– Так узнай!

Они уже не стояли, а лежали на песке, соприкасаясь плечами. От Мишеля шел жар страсти. Рейчел помимо воли начала испытывать такое же сильное влечение к юноше. Он был великолепен – его красивое тело было покрыто загаром, мускулы блестели от солнца и влаги. Губы были сочными, как черешня, а глаза выразительно смотрели прямо в глаза Рейчел, отливая сияющей синевой.

В него действительно можно влюбиться. Но зачем ему нужна я? – подумала Рейчел.

– Послушай, Мишель, вокруг тебя столько красивых девушек. Или у тебя какие-то неизжитые комплексы. Мне Дженнифер сказала, что ты рано потерял маму...

– Начинается. Продолжаем следствие... При чем здесь мама, юные девушки? Черт возьми! Мне нужна ты! Ты мой идеал. Я всегда представлял себе в мечтах рядом такую женщину, как ты. Ну как тебе еще объяснить? Ты очень сильная и умная, ты неприступная. Но в то же время ты хрупкая и беззащитная. Ты бесстрашная на работе и трусиха дома. Ты можешь врезать судье и растеряешься, когда тебе нахамит бродяга. Ты женщина на все сто процентов, а твоя профессия – это продукт твоего интеллекта, а не твоего тела. А твой возраст – это тоже в твоей голове. А на самом деле ты моложе Дженнифер, потому что оторвана от повседневной жизни.

– Откуда ты все это знаешь? Ты просто все выдумал!

– Знаю, потому что люблю!

И она начали целоваться, стараясь делать это незаметно от других. Как ни странно, погода вдруг резко испортилась. Стало непривычно свежо и ветрено, но только разгоряченные Рейчел и Майкл ничего вокруг не замечали. Но когда до них неожиданно докатилась волна, они вскочили и стали изумленно озираться.

– Эй, друзья! Надо линять отсюда! По радио передали, что торнадо надвигается. Он уже в Северной Каролине. До нас может не дойти, но шторм будет сильный, – возбужденно затараторила подбежавшая Дженнифер.

И, словно подтверждая ее слова, волны стали подниматься из воды, как великаны. Небо почернело, а ветер задул так сильно, что опрокинул все шезлонги. По пляжу бегали люди и ловили свои вещи. Майкл быстро подхватил все сумки и ринулся к машине. Дождь уже начал биться по капоту неестественно крупными каплями. Женщины с визгом залезли в машину, не успев переодеться. Машина тотчас тронулась и полетела вперед.

? Поглядите, что делается за нами! – закричала Дженнифер.

Рейчел оглянулась. Сзади стояла черная стена. Она была не очень близко, но с каждой секундой приближалась.

– Быстрее, Мишель! Нас сейчас накроет! – взволнованно прошептала Рейчел.

– Без паники! Вы под надежной защитой! – бодро ответил он.

Машина летела на бешеной скорости, однако расстояние между ними и стеной черноты не убывало. Но и не уменьшалось. Колониальный пляж уже остался далеко позади. Дождь колотил по машине и заливал смотровое стекло. Дворники не успевали отгонять водные потоки. Но постепенно дождь стал утихать, а впереди даже показалось солнышко. За мостом вдруг дождь резко прекратился, а черная стена куда-то исчезла. Стало заметно светлее.

– Ура! – воскликнула Дженнифер. Она слушала свои радионаушники, потому что в приемнике были какие-то помехи. – Торнадо ушел в океан и там исчез. Это был какой-то мини-торнадо. Виргиния вне опасности. Во жизнь-то! Так в одночасье помрешь и не заметишь!

? Ладно тебе! Не тормози раньше времени, и смерть тебя не догонит! А обед наш накрылся, я так понимаю?

? Можно заехать по дороге, заодно переоденемся и примем душ. Я запомнила рекламу какого-то ресторанчика и отеля при нем. Название «Дуб и черешня». Я еще удивилась.

– А где эта черешня дубовая?

– Кажется, на следующем выезде.

– Рискнем и съедем с дороги. – Майкл лихо зарулил вправо. И они оказались на улочке невзрачного городка. Там действительно был ресторан «Дуб и черешня», а напротив стоял маленький мотель. Они подъехали к мотелю и попросили двухкомнатный номер.

– Есть только однокомнатные, возьмите два.

Номера были почти рядом, через один. Рейчел и Дженнифер побежали в общий номер, а Майкл отправился в соседний. Договорились встретиться в ресторанчике через двадцать минут. Рейчел достала из сумки длинное платье из белой многослойной марлевки.

– По-моему, вполне сойдет за вечернее? А, Дженни?

– Оно тебе очень идет. Ты так загореть успела. А я выбираю свои джинсовые шорты – на все времена. Зато майка с блестками... Мы готовы, да?

Они вышли из номера. Было жарко и темно. На юге быстро темнеет. Майкл ждал их возле машины.

– Идем пешком?

– Конечно! – воскликнула Дженнифер. – Можешь выпить теперь. – Она почему-то усвоила с Майклом покровительственный и слегка насмешливый тон, но он не обращал на это никакого внимания.

В ресторане было шумно и многолюдно. Для маленького городка в будни это было необычно. Но все быстро разъяснилось. Большая компания отмечала местный спортивный матч. А другая компания молодых людей и девушек чей-то день рождения. По этому поводу играла какая-то джаз-банда и даже намечались танцы. Раскрасневшаяся официантка, возможно тоже отмечавшая два события сразу с двумя компаниями посетителей, была так возбуждена, что чуть не бросилась целовать новых клиентов. Она тут же выложила всю подноготную ресторана, не разрешила брать запеканку, потому что та подгорела, и сказала, что если чего не хватит, то можно запросто взять на соседних праздничных столах. Заказали два салата, цыпленка, креветки, ветчину, картофель фри, вареную кукурузу. Есть хотелось ужасно. Мишель попросил пиво, а Рейчел вдруг заказала Кровавую Мэри. Ее почему-то начало знобить.

– Наверно, нервы, – сказала она. – Или простуда начинается. В любом случае надо выпить. – Коктейль принесли с веткой сельдерея в стакане. Рейчел помешала им напиток и сказала: – За счастливое избавление от торнадо!

К их столику подошел молодой человек.

– А можно мы пригласим к нам юную леди? У нас не хватает девушек для танцев.

Раньше бы Рейчел возмутилась и прогнала бы парня прочь, но сейчас она только посмотрела на Дженнифер.

– Ты как, хочешь?

– Ну да, там такое веселье! Мам, давай я пойду. Ключи у меня есть от номера. Майкл, как тебе эти ребята?

– Вроде нормальные, да тут такая деревня. Некого бояться.

Дженнифер быстро упорхнула.

– Почти ничего не съела.

– Не волнуйся. Она еще придет не раз. Так что ты решила, мы здесь ночуем?

– Вообще-то мы в часе езды от дома. Ну ладно, после таких страстей надо напиться и расслабиться. А вкусно, правда?

– Нормальная еда. Вот, она уже натанцевалась... Но Дженнифер подбежала к ним сообщить, что ее зовут пересесть и что там клевые ребята, совсем не пьяные, потому что они все спортсмены. Одна компания постарше, а это юниоры, и у них действительно мало девушек, и она там произвела фурор.

– Ну ладно. Если мы уйдем раньше, не буди меня, но не задерживайся позже двенадцати... Возьми деньги на всякий случай.

Дженнифер забрала свою тарелку с едой и убежала. Рейчел доедала цыпленка, но уже без прежнего энтузиазма. Она вдруг отчетливо поняла, что думает о другом. О том же, о чем наверняка думает Мишель. Она подняла на него глаза. Он смотрел на нее с таким выражением, что она покраснела.

– Мне надо допить мой коктейль. Для храбрости.

– Тебе не будет страшно. Это не больно.

– Ты говоришь, как зубной врач.

– Я теряю голову и говорю по-дурацки. Пойдем, пока наша девочка веселится. Я только сейчас понял, каково приходится всем родителям.

Они оставили деньги на столике, слегка поспорив, кто будет платить. Заплатил Майкл, а Рейчел добавила от себя чаевые. Он уже за меня платит, это нехорошо, наверняка у него денег мало, подумала Рейчел.

– Только не думай, что я бедный, я неплохо зарабатываю и к тому же живу один, – вдруг заметил Майкл, словно прочел ее мысли.

Они вошли в его номер. На тумбочке горел ночник. Это был обычный номер в дешевом отеле. С фанерной мебелью под дерево и большой двуспальной кроватью под цветочным покрывалом, служившим одновременно и одеялом. Майкл обнял ее и начал нежно целовать в губы. Они целовались и целовались, словно школьники в кинотеатре. Но Рейчел это нравилось. Она всегда считала, что поцелуй в губы более интимная ласка, чем само соитие. Это всегда был индикатор нежности и любви. Она вспомнила вдруг, что уже несколько лет не целовалась с Карлом вот так, как целуется сейчас. Губы Мишеля нежно раскрывали ее рот. Она почувствовала, как ее бросает в жар. И ее руки стали сами раздевать его. Волшебная бархатистость кожи, запах морского бриза и яркого солнца, веявший от широких плеч и подмышек, странное, ни с чем не сравнимое ощущение молодости, здоровья и силы... Все это обрушилось на Рейчел, как волна океана, неожиданно поднявшаяся посреди безмятежного штиля. За одной волной накатывала другая. Но это не было началом шторма. Просто где-то вдали проплыл огромный океанский пароход. Так и он уплывет от меня, унося свои огни и свою музыку, подумала Рейчел. Ну и что? Сегодня он мой!

Она позволила раздеть себя, позволила отнести на широкую кровать, позволила прикоснуться губами к самым сокровенным уголкам тела. Она плыла с полузакрытыми глазами, двигаясь по волне набегающего наслаждения. Наверно, я должна его чем-то удивить. Он думает, что я Клеопатра, порочная львица любви, вертелось в голове Рейчел на каком-то круге, другой же, параллельный круг ощущений утягивал ее в свою воронку. Она стонала, шептала какие-то бессвязные слова, целовала его. Наконец они соединились, и Рейчел едва не потеряла сознание от острого наслаждения. Господи, он такой огромный...

– Он у тебя такой огромный...

– Это только кажется. Просто ты такая... такая необыкновенная... Тебе удобно? Ты не устала?

– Нет, нет, все хорошо... милый...

После первого оргазма Рейчел вдруг почувствовала прилив бодрости и веселья и неожиданно для самой себя предложила поменять позу. Ее предложение было с восторгом принято. Когда Рейчел в очередной раз застонала или нет, почти закричала от сладкой судороги, пронзившей ее тело, Мишель вдруг спросил:

– Беби, можно я кончу? Я больше не могу терпеть.

– Ой, прости, я не поняла, как так получилось... Разве об этом спрашивают?

– Хорошие мальчики – да. Ты чудо! Я умираю! Они лежали, обнявшись и погрузившись в полудрему.

– Ты еще хочешь?

– Если это возможно, то да, если нет, то нет. Я не так хотела сказать. Я никогда не против этого. Но мне было очень хорошо, просто супер! А ты это спросил, потому что ты хороший мальчик?

– Нет, на этой стадии я уже плохой. Я просто не люблю, когда очень хочется, а мне говорят – отстань. А ты что не любишь?

– Ты будешь смеяться, но то же самое. Мишель действительно засмеялся и снова привлек ее к себе.

Спустя полчаса Рейчел вдруг вздрогнула и закричала:

– А где Дженнифер?

Мишель тотчас вскочил и начал одеваться.

– Не волнуйся. Я приведу ее. Да она уже в номере, я уверен. Оставайся здесь и не паникуй!

Мишель вышел на воздух. В номере не было прихожей, и дверь из спальни отрывалась стразу на улицу. Стояла южная темная ночь. В ресторанчике через дорогу еще звучала музыка, но уже не так громко. Мишель постучал в дверь второго номера. Никто не ответил. Он пригляделся в щелку между жалюзи. Кровать была застелена, горел ночник, и, судя по всему, в комнате никого не было. Черт, подумал он, дети – цветы жизни. Где ее искать? Вдруг он услышал за углом громкую перебранку.

– Пусти меня, кретин, слышишь! Я спать хочу!

Мишель с облегчением узнал голос Дженнифер.

– Какое спать?! Мы только начинаем. Не ломайся, детка. Мы только посидим, выпьем. Я тебе клянусь... – Мужской голос явно не был юношеским.

– Тогда отпусти руку, больно!

– Ладно врать! Больно ей. Вот всажу между ног своего Гулливера, тогда узнаешь, что такое больно. А ведь всажу, если будешь ломаться. Да небось не целка уже. Знаем мы этих школьниц.

Мишель одним прыжком оказался за углом. Какой-то мужик тянул за руку насмерть перепуганную Дженнифер. Мишель молниеносно двинул ему под дых, вторым ударом свалил с ног.

– Ты, ублюдок! Жить надоело? Я тебе сейчас устрою ночь в полицейском участке. Получишь десять лет со своим Гулливером. Почитаешь там новую книжку – «Гулливер в стране жеребцов»! Только кататься будут верхом на твоей заднице!

– Мужик, ты чего? Я просто шел мимо. Она сама ко мне прицепилась. Куда идти, да куда идти... Я что, знаю, куда ей идти? Ну и пригласил к себе. А чего это твоя... сестра одна гуляет?

– Я с сестрой разберусь без тебя. Дженни, что с ним делать?

– Пойдем, ну его. А где мама?

Мишель обнял Дженнифер за плечи, и они пошли прочь.

– Слушай, Дженни, я не хочу быть занудой, но в твоей жизни часто будут встречаться такие козлы. А я не всегда буду рядом. Поэтому есть два варианта. Первый: ты не ходишь ночью одна по незнакомым местам и не вступаешь в диалог с незнакомцами.

– А второй?

– Второй – ты записываешься в школу боевых искусств и овладеваешь элементарными навыками самообороны. Могу несколько приемов показать.

– А третьего нет?

– Есть. Подними руки вверх и говори: я сдаюсь. Если можно, с презервативом. Да, кстати, мы с твоей мамой... ну, в общем, я ее люблю и хочу быть с ней. Ты не против?

– А она уже подняла руки и сказала: сдаюсь? Или ты только собираешься ее осчастливить?

– Мне кажется, я ей тоже нравлюсь. И потом, вы две слабые женщины, вам нужен мужчина в доме. Да, чуть не забыл. Думаю, маме не стоит рассказывать об этом инциденте.

– Я тоже так думаю. Хотя, конечно, мне хотелось бы ей рассказать, какой ты сильный и смелый, как ты его одной левой. Но, с другой стороны, я просто дура, что так попалась. Мама заведется на три дня и не будет меня никуда пускать. Ладно, я согласна.

– На что? На первое или второе?

– Слушай, я уже забыла: а что первое?

– Первое – я мамин бойфренд...

– А можно я не буду называть тебя папочкой»

– Договорились! Дай пять и иди спать!

– А мама где сейчас?

– Догадайся с трех раз. Только не вредничав и не зови ее. А то, когда ты будешь выходить замуж, я тебе это припомню и буду выть пол окнами твоей спальни в первую брачную ночь.

– У тебя такие далеко идущие планы? Собрался вести меня к алтарю? Сначала маму отведи...

– Хоть завтра. Если она согласна...

Когда Мишель вошел в свой номер, Рейчел уже одетая сидела в кресле возле двери.

– Все о-кей. Она только что вернулась и спать легла. Я ее проводил.

– Мне надо идти к ней.

– Зачем? Она знает, что ты у меня. Все нормально. Она же большая девочка, все понимает.

– Мне кажется, мы поторопились.

– Знаешь, я всегда стараюсь говорить правду... в серьезных вещах. Зачем врать, скрываться? Ты свободна. Я свободен. Дженнифер не возражает. Что нам скрывать? И вообще, давай спать. Утром разберемся.

Заснули они только под утро. Но едва забрезжил рассвет, Рейчел проснулась от счастья. Это безумие, подумала она и засмеялась. Но как же мне хорошо!

Она осторожно вылезла из-под одеяла, но чьи-то крепкие руки уже схватили ее за талию и потянули обратно в постель. Через секунду Мишель наклонился над ней и спросил:

– Ты не передумала?– Что я должна была передумать? Пусти, мне нужно под душ и чистить зубы.

– Я дам тебе жвачку, она на тумбочке. Мы все решили? Мы вместе?

– Как ты это себе представляешь?

– Ну, мы договариваемся, что отныне спим только друг с другом, вдвоем появляемся на людях, даже можем поцеловаться в открытую. Вместе проводим уик-энды, а со временем попробуем пожить под одной крышей...

– Детский сад какой-то. Тебе-то зачем это нужно? Мужчины любят свободу.

– Когда ничего другого нет, остается любить ее, родную. Это же все выпендреж. Когда мужик не может кого-то сделать счастливым, он это декларирует лозунгами о свободе. Бог создал мужчину и женщину для совместной жизни, а не раздельной.

– Это так заманчиво звучит. Я только что развелась вообще-то. И потом, я не хочу скрывать свой возраст. И меня будут напрягать косые взгляды моих друзей.

– Значит, это не настоящие друзья. Гони их в шею. Если кто-то из моих друзей что-то вякнет, я его просто пошлю очень далеко. И он оттуда уже ко мне не вернется. Возраст – это условное понятие. Ты можешь выбрать себе любой возраст и зафиксировать его в своем мозгу. Ну, сколько лет тебе нравится?

– Тридцать.

– Отлично. Мне будет тридцать через три года, но я рано вышел в люди и чувствую себя лет на тридцать пять. Итак, я тебя старше на пять лет. Нормальная разница. С точки зрения обывателей, конечно. Мне кажется, надо собираться. Секс отложим до вечера. Дженнифер хотела куда-то сходить.

Черт, сегодня же похороны! Сейчас восемь. Успеем, если выйдем через десять минут!

Выехать удалось через двадцать. Завтракали в машине, закупив еду по дороге в местном «Макдоналдсе».

– Я люблю есть в машине, – возбужденно говорила Дженнифер, жуя гамбургер.

– Я тоже, – сказал Мишель. – Я вообще люблю дорогу. Едешь, останавливаешься. Кого-то встречаешь, что-то узнаешь. Здорово. А ты, Рейчел?

– Не знаю. Для меня дорога – это командировка, поиск свидетелей, новых документов к делу, поездки на место преступления. Короче, работа. Хотя свою работу я люблю. Значит, и дорогу люблю. А ты не из тех мужчин, кто ревнует к работе?

– Я что, псих? Я не понимаю слова «ревность». Если любишь женщину, то любишь и ее работу, ребенка, собаку, тещу, ее безделушки... В том смысле, что относишься к ним аккуратно и не садишься случайно на столик восемнадцатого века, который она только что купила на аукционе...

– У меня нет такого столика. С чего ты взял?

– Я выражаюсь образно. Просто моя кузина жаловалась мне на своего бойфренда. Она реставратор, обожает старинную мебель. А он без понятия. Может поставить пиво на книгу с гравюрами Доре. И она его выгнала в конце концов. Он не понял почему.

– Может быть, она была слишком привередлива. Объяснила бы...

– Всего не объяснишь. Короче, если ты дурак, то хотя бы развивай наблюдательность. Видишь, что гости не сморкаются в скатерть, значит, и ты не сморкайся. А этот тип был дурак с претензией на лидерство. Из серии «я вам покажу, кто в доме хозяин».

? А разве мужчины не все такие? – с интересом спросила Рейчел. Ей очень нравилось все, что говорил Мишель, и она каждый раз это с удовольствием отмечала.

? Авторитет – это такая штука. Тут одни штаны дело не решают.

? Правильно, главное, что в штанах, – вдруг выпалила Дженнифер.

Мишель и Рейчел на секунду замолкли. Мишель хмыкнул, но, посмотрев на Рейчел, сдержался.

? И это тоже имеет место. Но не основное.

? Я имела в виду, женщины тоже носят брюки, ~ покраснев, пояснила Дженнифер. – А вы что подумали?

? Мы подумали... мы подумали... – И Рейчел вдруг захохотала.

? Я взял чересчур пафосную ноту, и вот что из этого вышло, – резюмировал Мишель, съезжая на дорогу, ведущую к дому Рейчел и Дженнифер. Он высадил женщин у гаража и поехал к себе переодеться для похорон.

Дженнифер побежала в свою комнату приводить себя в порядок. Она тоже собиралась идти на похороны жены профессора Олдена. Этой ночью она поняла окончательно, что любит его. Мечты о нем сидели в ее головке постоянно с той самой встречи в баре. Теперь Дженнифер витала в облаках иллюзий. В повседневности все оставалось по-прежнему. Но рядом с реальностью существовала другая, мнимая реальность. В той другой реальности Дженнифер встречалась, целовалась, отдавалась, жила взрослой жизнью, ходила в гости, обустраивала свой и его дом. Эти мечты занимали ее полностью. И ей уже начинало казаться, что так и есть, что ее и Мэтью Олдена уже что-то связывает. И он тоже это чувствует и поймет ее с полуслова. Под аккомпанемент этих мечтаний и развод родителей, и неожиданный роман мамы были лишь фоном ее основной внутренней стихии. Она уже не жила жизнью родителей и не чувствовала себя их частью. Она существовала сама по себе и смотрела на события, случившиеся с ее родителями, глазами взрослого наблюдателя. Но в то же время Дженнифер наполовину оставалась ребенком. И там, где дело касалось ее собственной жизни, она рассуждала по-детски, смешно и наивно.

В черной бархатной юбке и серой шелковой блузке с черным жабо она спускалась по лестнице, раздумывая, одалживать ли у мамы черную шляпку. Рейчел, разбиравшая почту, с удивлением взглянула на дочь.

– Куда ты такая нарядная с утра пораньше собралась? \

– Мама, я иду на похороны. Может быть, и ты пойдешь?

– Это похороны, Бэмби. А ты спрашиваешь меня, словно речь идет о пикнике. Лично я не знакома с твоим профессором и не вправе навязывать ему свое общество в этот тяжелый день. Извини, ты уж слишком нарядно одета. Какой-то оперный траур. Я бы оделась попроще.

– Ты так думаешь? Мне казалось, ему это понравится.

– Да он даже не заметит, в чем ты одета. Но тебе самой будет неловко. Надень черные джинсы и белую рубашку. У тебя еще есть шотландская юбка в черную клетку и такая черная рубашечка простая. Сейчас только половина двенадцатого. Для бархата рановато.

– Мама, ты всегда во все вмешиваешься. Впрочем, ты права. А то он подумает, что я рада. А цветы нужно дарить?

– Ты знала покойницу? Дженни, ты слишком продавливаешь ситуацию. Я понимаю, тебе важно получить «эй» по литературе, но зачем уж так явно подлизываться? Просто скромно зайди, вырази соболезнование и незаметно уйди. Если ты будешь так рьяно добиваться хороших отметок, то вся твоя жизнь уйдет только на это.

Но Дженнифер уже не слушала слова матери, она лихорадочно переодевалась. Вместо бархатной юбки достала серые широкие брюки. А блузку решила не переодевать. Времени было уже в обрез. Она вдруг решила обидеться на мать. Неужели она думает, что я буду из-за отметки нарочно ходить на похороны незнакомых людей? Почему она может влюбляться, а я нет?

Дженнифер подъехала к Финерал-хаусу пять минут первого. В зале было полно народа. Профессор стоял в окружении незнакомых людей. Он был бледен и еще больше похудел. Дженнифер встала в стороне, не решаясь подойти. Когда все расселись, она увидела Мишеля, стоящего сбоку от входа. Судя по всему, он помогал с организацией похорон, потому что к нему все время подходил служащий похоронного бюро и что-то спрашивал. Дженнифер подошла к нему и встала рядом. Это был единственный шанс поймать Мэтью за рукав. Он наверняка должен будет подойти к Мишелю. Мишель улыбнулся ей и кивнул на свободный стул рядом. В это время кто-то выступал и говорил о покойной. Дженнифер почувствовала укор совести. Никто даже не мог представить, с какими мыслями в голове она тут сидит. На какую-то секунду ей показалось, что все это не имеет к ней никакого отношения, как и сам профессор. Но когда народ поднялся со своих мест и Мэтью, двигаясь по проходу, оказался с ней рядом, прежнее безрассудство снова охватило ее. Она вскочила с места и, схватив его за рукав, прошептала:

– Мне очень жаль, сэр Мэтью, мне очень жаль... – Ее голос дрожал от волнения.

Олден обнял ее, поцеловал и сказал:

– Спасибо, спасибо, дорогая. Я очень тронут. – Потом он обратился к Мишелю. Надо было выносить гроб.

Дженнифер поехала на кладбище. Всю дорогу и во время панихиды на могиле она старалась быть рядом с Олденом. Наконец гроб, усыпанный цветами, осторожно опустили вниз. Народ стал расходиться. Мишель подошел к Дженнифер. Она оглянулась. Мэтью шел к машине в стайке своих родственников, держа за руку десятилетнего сына.

– Ты тоже к нам поедешь?

– К сожалению, мне надо опять домой. Работа не закончена, а Леон где-то гуляет. Я застал дома только кучу мусора, гору грязной посуды и обрывки какой-то одежды. Я вам позвоню... Или приеду, но вечером, ближе к ночи.

– Понятно. «Ночная птица прилетит и спальню криком огласит. Несешь ты счастье иль беду? Не лучше ль спать тебе в саду?» Дальше не помню.

– А я даже и не знаю, откуда это. Ты, наверно, любимая студентка у профессора? Так хорошо знаешь литературу. До встречи...

Дженнифер только сейчас заметила, что Мишель приехал не на мотоцикле, а на старом джипе. Домой ей ехать не хотелось, и она решила навестить Розу. А заодно разузнать, чем кончилась вечеринка.

А Рейчел в это время разбирала утреннюю почту. Увидев конверт из адвокатской конторы Лос-Анджелеса, она тотчас вскрыла его. Прочитав письмо от адвоката, Рейчел почувствовала, как у нее холодеют руки и грудь. Карл требовал половину дома. Вернее, сумму за половину дома. И самое обидное, что он имел на это право по закону. Первая мысль Рейчел заключала только набор проклятий на голову бывшего мужа и желание ни за что не сдаваться. Но потом, быстро прокрутив в голове все варианты судебных разбирательств, она поняла, что рано или поздно дом придется продать, тем более что ни на что другое бывший муж не претендует. Все хлопоты, связанные с продажей, переездом, поиском нового жилья предстали перед ее мысленным взором, и она ужаснулась. На это уйдет куча времени, не считая финансовых потерь. От отчаяния она даже забыла про свое удивительное путешествие на Колониальный пляж. Начав разбирать почту, она забыла про автоответчик. Там было несколько сообщений. От подруги Эммы, с работы, от мамы. При мысли, что всем нужно что-то говорить, ей стало еще хуже. И вдруг она поняла, что только с одним человеком ей хотелось бы сейчас разговаривать. Этим человеком был Мишель. Она решила позвонить ему, но телефон зазвонил сам.

– Привет! Как дела? – нежно и весело произнес голос Мишеля.

– Все отлично. Как ты?

– Нельзя сказать, что уж совсем отлично, я пришел домой с похорон, но если этого не считать, то все просто классно. А что на тебе сейчас надето?

– На мне?.. Сейчас подумаю. На мне сейчас письмо адвоката моего бывшего мужа. Нам придется искать себе другую квартиру. А дом продавать.

– Мой бог! Это уже окончательно? Ничего нельзя сделать?

– Думаю, нет. Если хочешь, можешь помочь паковать вещи.

– Слушай, у меня есть идея. Приезжай сейчас ко мне. На ланч. Я живу не в Вашингтоне, но недалеко от тебя. Запиши адрес и как доехать. Значит, едешь по Шестьдесят шестому шоссе на север...

Рейчел послушно записала все указания Мишеля, не совсем понимая, почему она должна непременно к нему ехать, а не готовиться к завтрашнему дню и встрече со своей подзащитной. Об этом маленьком городке прямо за Вашингтоном ходили легенды. Говорили, что там даже у входа в школу стоит раздвижная решетка и двое полицейских каждое утро обыскивают приходящих школьников на предмет наличия огнестрельного оружия.

Дженнифер позвонила ей на мобильный, когда Рейчел переезжала Кей-бридж.

– Слушай, мам, я тут прочла бумагу от адвоката. Мы теперь будем бездомными. Так, что ли? Ты ему это спустишь?

– Не волнуйся. Купим себе другой дом. А этот продадим. Все по закону. Муж и жена делят имущество: половина ему, половина ей. Снимем что-нибудь пока...

– Мамми, давай я съеду в общежитие! Я давно хотела, но... а сейчас самое время. И вообще, дом покупай для себя. А я буду себе снимать...

– Ты тоже хочешь меня бросить?

– Да нет же. Но все живут в общежитии. И тебе будет легче найти квартиру. Все не так плохо. Конечно, если бы папа нас так не подставил, я бы никуда не уехала...

– Ладно, обсудим дома. Я сейчас за рулем и не могу понять, куда мне ехать...

Рейчел не знала, расстраиваться ей или сохранять философское спокойствие. Может быть, и вправду, пока она продает дом, Дженни лучше пожить в общежитии? Куда только девать все их вещи, накопленные годами?

Как ни странно, но домик Мишеля Рейчел нашла довольно быстро. Это был таун-хаус, типичный для городского квартала. Даже с каким-то подобием цветника под окнами. Но сама улица была ниже среднего. Отсутствие зелени и летящий по мостовой бумажный мусор говорили о весьма низком уровне жизни обитателей.

Она постучала в дверь, но дверь была не заперта и бесшумно отворилась. Из кухни неслись аппетитные запахи. Мишель выбежал ей навстречу в фартуке. Неприличный рисунок на клеенке рассмешил Рейчел и покоробил одновременно. На фартуке был изображен мужской торс без трусов, с бантиком на фаллосе, находящемся в боевой готовности.

– Извини, я знаю, это пошло, мне его подарил Леон. Но, так как фартук у меня один, я им иногда пользуюсь. Я разделывал мясо, брызги так и летели. Если тебе не нравится, я его выброшу.

– Да нет, носи, пожалуйста. А ты умеешь готовить? Как мило.

? Я все умею делать. И готовить тоже. Садись, отдыхай. Сейчас будет кулинарное шоу.

Рейчел оглядела большую гостиную. Старинная мебель. Кожаный диван. Неплохая живопись на стенах. Разумеется, навороченная аппаратура. Рейчел не любила кожаную мебель, пригодную разве только для офиса или кабинета. По ее мнению, кожа, плюш – эти дешевые подделки под высший свет – на самом деле изобличают принадлежность к мещанскому сословию и плохому вкусу. Но в квартире молодого холостяка это еще можно позволить. Немного темновато, шторы и светильники уродливые и явно приобретенные по случаю. А наверху, на втором этаже, наверно, ужасный беспорядок и вещи падают на тебя при одном движении в сторону дверцы шкафов.

– Итак, леди! Кушать подано! – Мишель снял фартук и галантно предложил Рейчел руку. За дверью из гостиной была небольшая столовая, плавно переходящая в кухню. Задняя стена кухни выходила на дворик-патио. В столовой стоял огромный круглый стол, весь заваленный пакетами и заставленный посудой. А также старинный комод на львиных лапах, с деревянной львиной мордой на круглом медальоне, украшавшем его заднюю высокую спинку. Мишель вывел Рейчел в патио. И тут она восхищенно всплеснула руками. Это был настоящий античный дворик. С выложенным плиткой полом, фонтанчиком, льющимся изо рта какого-то античного чудовища. По высокому забору вился плющ. В кадках росли мирт, розмарин, елочка и маленький кипарис. С навеса спускались корзины с живыми цветами. А справа росли жасмин и розовая азалия. На мангале жарилось мясо. А на накрытом белой скатертью столе живописно смотрелись огромные глиняные блюда с зеленью и фруктами. Рейчел села на плетеное кресло и сразу оценила изысканность сервировки. Все столовые приборы были из старинного серебра, тарелки из тонкого фарфора, а бокалы для вина и воды из хрусталя. Мишель поставил блюдо с мясом на середину стола.

– Леди, что вам налить?

– Я потрясена. А за забором случайно не прячутся музыканты?

– Намек понял. Сейчас будет музыка.

– Нет, нет, хочу тишины. Я ошарашена роскошью твоего приема. Честно говоря, я рассчитывала на пластмассовые тарелки и обед из «Макдоналдса».

– То есть я такое произвожу впечатление? Вы ошиблись. Я наследник старинного рода и вынужден скрываться в изгнании. А если серьезно, все это я получил в наследство. Это был бабушкин дом. Когда она с дядей купила его, он располагался в хорошем районе. Но за двадцать лет произошла миграция, и теперь я живу в осаде у двух враждующих группировок. На одном углу торгуют наркотиками. А на другом – оружием. Но к нам, последним потомкам южной аристократии, здесь относятся весьма лояльно.

– А дом твоих родителей? Он остался цел?

– Но они жили не здесь, а довольно далеко отсюда. Так далеко, что даже сдавать их дом не имеет смысла, а продавать жалко. Я туда езжу раз в год, пыль вытирать. Почему ты ничего не ешь?

– Сейчас. Моя дочь огорошила меня сообщением, что хочет жить в общежитии.

? Это нормально. Все студенты живут в общежитии.

? Но все студенты возвращаются на каникулы к себе домой.

– Рейчел, я собственно и позвал тебя... Нет, я позвал тебя еще и просто так, но к слову... переезжай ко мне! У меня большая квартира для одного. Леон может ночевать дома. Мастерскую мы перенесем в другое место. Да я и вообще ее прикрою. Я послал свое резюме в одну крутую фирму. Там вице-президент мой бывший однокурсник. Давай жить вместе, раз так получилось. А если тебе будет плохо, ты всегда можешь съехать. А пока спокойно продавай дом и делай все, что надо.

? Мишель, это так неожиданно. Я не знаю.

– Да вся жизнь сплошные неожиданности. Твой развод – неожиданность, наша встреча тоже неожиданность. У тебя забирают полдома – это тоже неожиданность. Приплюсуем к этому и твой переезд, раз уж пошла такая полоса.

Рейчел почувствовала, что давившая на нее тяжесть от случившегося вдруг ослабла, и заплакала. Что-то подсказывало ей, что она должна согласиться на предложение Мишеля. И даже не потому, что так будет выгодно в финансовом смысле, а потому, что ей будет намного легче и морально. Мишель обнял ее и вытер слезы салфеткой.

? У тебя даже есть салфетки с монограммой, – заметила Рейчел, всхлипывая. – Бабушкины?

– Не переживай. Мы закажем новые. С нашими инициалами...

– Какой ты смешной!

Визит затянулся и плавно перешел в нечто иное. Обед сменился фиестой в спальне, где кроме огромной кровати стоял такой же огромный телецентр.

– Это вредно, – заметила Рейчел, переводя дыхание после поцелуя и кивая на темный экран, мерцающий в ногах.

Мишель, целуя ее лоно, что-то промычал. Потом поднял голову и оглянулся на телевизор.

– Переставим. Куда скажешь. Делай здесь все по-своему. Даю карт-бланш. Я тебя ужасно люблю. Если скажешь прыгнуть голым из окна и побежать так к Белому дому, я это сделаю. А телик – ерунда...

Рейчел, смеясь, перевернула Мишеля навзничь и села сверху. Боже, какой же он красивый! Я сойду с ума от его тела. Зачем я влюбилась? Это скоро кончится. Но сегодня он мой и я его никому не уступлю! – подумала она, но вскоре думать было уже некогда и не о чем. Дневной свет пробивался сквозь плотные шторы. Когда они закончили любить друг друга, солнце уже не било в окно, а нежно голубело сумеречным светом.

– Мне надо домой, – прошептала Рейчел.

– Поедем вместе. Решим, как ты будешь паковаться.

– Это несложно.

– Мужская помощь необходима.

– Я привыкла обходиться без нее. Мой муж был...

– Пожалуйста, не рассказывай о нем. Я ревную.

– Ты говорил, что тебе неизвестно понятие «ревность»...

– Я себя переоценил. Просто не будем вспоминать других в нашей постели, ладно?

– Ты и к работе будешь меня ревновать? У меня завтра серьезное дело.

– Я сам люблю работать. А ты будешь мне рассказывать о своих делах?

– Если хочешь.

– Вот-вот. Лучше рассказывай мне о своих убийцах, а не о любовниках. Так будет лучше.

– У меня не только убийцы. Хотя в последнее время – да. Ты читал о Мэри Роджерс?

– Эта та девица, что укокошила своих родителей-миллионеров? Ты ведешь это дело? Круто!

– Только она их не убивала. Вот видишь, даже такой добрый и умный человек, как ты, вынес обвинение до суда. А чего ждать от обывателей и журналистов?

– Не любишь журналистов?

– Ненавижу! Продажные и самонадеянные невежды.

– Однако ты недавно давала интервью журналу... Я хорошо знаю журналистов. Моя бывшая девушка работала репортером.

– Мы, кажется, договорились не вспоминать других в нашей постели...

– Извини. Но, послушай, она же не может ничего сказать в свое оправдание.

– Да я не хочу о ней слышать!

– Я говорю об этой Роджерс! У нее даже алиби нет.

– Алиби нет. Но мы над ним работаем. Плохо, конечно, что она не пример для подражания. Наркотики, подозрительные связи. Но я чувствую, что она не убивала. Такие раздолбайки не способны к холодному обдумыванию убийства.

– Но они могут это сделать под кайфом или сгоряча.

– Если бы была ссора. А убийство произошло в охотничьем домике.

– А где она была в это время? И какая охота в июне? Их туда зачем-то вызвали!

– Я вижу, ты регулярно смотришь телевизор.

– Случайно попал на эту передачу. Мой сосед сказал, что показывают подружку Гранта, и попросил пустить посмотреть. У него свет вырубили за неуплату. Мне и пришлось смотреть с ним вместе. Чтобы не спер чего-нибудь.

– Что за Грант такой, какая подружка?

– Грант – это прозвище одного придурка из местной банды. Мой сосед уверял, что эта Мэри с ним спала. Но их слушать – сама понимаешь.

Рейчел соскочила с кровати.

– И ты молчал! – Она начала быстро собираться, а Мишель изумленно смотрел на нее.

– Я не совсем врубился. Что я должен был сказать тебе?

– Дай мне адрес этого Гранта!

– Понятия не имею. Сейчас позвоню соседу. Если он мне скажет, конечно.

Мишель встал с кровати и, одевшись, спустился вниз. Оказывается, он отключил все телефоны. В том числе и телефон Рейчел, который она оставила на столике в гостиной.

Узнав об этом, Рейчел вспыхнула и хотела выразить свое возмущение, но сдержалась. Мишель в это время говорил по телефону с соседом. Тот оказался на удивление покладистым и адрес сообщил.

– Мишель, я должна туда поехать.

– С ума сошла?! Поехали вместе.

Дом они нашли быстро. Мишель решительно постучал в дверь. Дверь открыла толстая черная тетка. Она застыла на пороге и с воинствующим интересом посмотрела на Мишеля и Рейчел.

– А где Грант? – спросил Мишель.

– А зачем он вам? Он вам деньги должен, что ли?

Рейчел лучезарно улыбнулась.

– Мы просто хотим с ним поговорить. Тетка вздохнула и крикнула в пространство:

– Сэм! С тобой одна белая леди хочет поговорить!

Появился черный верзила в широких штанах и белой майке.

– Я тебя знаю, ты на соседней улице живешь, – добродушно заметил верзила Сэм, он же Грант. – Мэм, а вы откуда?

– Слушай, я знаю, что ты встречаешься с Мэри. Что у вас с ней? Когда вы виделись в последний раз?

– А тебе какое дело? Ты из полиции?

– Сэм. Это важно. Я ее адвокат.

– Это она вас прислала?

– В общем, да. Она ждет от тебя помощи.

– Она так и сказала? А мне она совсем другое говорила.

– Я не знаю, о чем вы между собой ворковали, но ее дела очень плохи. Когда вы виделись в последний раз?

– В тот самый день. Ну вы знаете, когда ее папашу грохнули. С мамашей. Она ко мне с утра приехала. И уехала потом, как всегда. А я пошел к ребятам...

– Когда это было? Утром?

– Утром, до трех примерно. Но она мне не велела это говорить никому. Она мне позвонила и сказала, чтобы я забыл о ней. Ну и хрен с ней, мне уже все это было не в кайф. Правда, она в тот день обещала поговорить с папашей насчет работы для меня. Ну а теперь все это накрылось одним местом.

– А вы с ней часто встречались?

Но в это время мамаша Сэма вышла из кухни.

? Может, вы войдете в дом, а не будете стоять на пороге? Я всегда говорила своему придурку, что эта белая сучка до добра не доведет. Вот ей поделом... Она же каждое утро к нему прикатывала. И он не работал из-за нее, а она небось родителям тоже врала, что учится. Как же, какое там учение, весь дом ходуном ходил... Да еще его подбивала траву ей покупать! Как он из-за нее в тюрьму не угодил, один Бог знает...

– Мать, заткнись! Чего ты несешь?! Они из полиции, блин!

– Мы не из полиции. Мы вас прикроем, если что! – воскликнул Мишель. – Однако ваш сын тоже не святой. Чего уж все на девушку-то валить!

Рейчел толкнула его в бок.

– Молчи! Пускай она все выскажет, не зли ее!

– Он мужчина, а девушка должна быть поскромнее. Й ведь, что самое противное, она же меня не замечала, будто я тут прислуга! Даже не здоровалась толком. Хмыкнет – и мимо. Она им пользовалась, я же говорила ему: «Она тобой пользуется!». А он думал, богатую девочку подцепил. Надо было с нее деньги брать. Она мне кровать сломала, кобыла!

– А вы можете все это сказать в суде?

– С какой стати я в суд пойду? Чего я там не видела?

– А в церковь вы ходите?

– Конечно, хожу. А при чем тут это?

– А в какую вы ходите?

– В нашу, баптистскую, на Восьмой улице.

– Спасибо за то, что поговорили. Всего доброго.

Рейчел и Мишель сели в машину. Рейчел вдруг расцеловала Мишеля.

– Только бы моя дура призналась мне в этом! Вот, оказывается, почему она молчала.

– И кто же тогда убил ее родителей?

– Какое мне дело? Это пускай полиция расследует. Мое дело доказать невиновность моей подзащитной. Сейчас мы доедем до церкви. Я поговорю со священником. А он уговорит мамашу выступить в суде.

– Ты же их обманула. Ты пять минут назад это узнала и так повела речь, словно тебя просила твоя Мэри... Тебе соврать как плюнуть. Так, что ли?

– Нет, не так. Но это такой прием. Не будем обсуждать издержки моей профессии. Тебе что-то не понравилось? Мы только начинаем встречаться. Может, не стоит к тебе переезжать?

– Слушай, к чему мешать все в одну кучу... Я понаблюдал, как ты работаешь. Наверно, лучше мне не слишком в это влезать. Каждый из нас должен делать свое дело. Но я вдруг понял, что твоя работа довольно опасна. Ты в азарте лезешь в такое дерьмо. Не было бы меня, ты бы все равно поехала сюда? Теперь я буду волноваться за тебя.

– А я буду волноваться, когда ты будешь ездить на мотоцикле. И что дальше? А если бы ты меня увидел в тюремной камере? Лучше не думай об этом. Считай, что я простой клерк или секретарша...

В церкви, к счастью, работали какие-то кружки и пастор был на месте. Выслушав Рейчел, он пообещал побеседовать с миссис Салиман и убедить ее пойти в суд.

После похорон Дженнифер все-таки заехала домой переодеться. В блузке с жабо она чувствовала себя уж очень глупо. И брюки были слишком теплые для такой погоды. Мамы не было дома. А на кухонном столе стопочкой лежали письма и конверты. Но одно письмо валялось распечатанным. И, судя по разбросанным вещам, мама куда-то срочно сорвалась. Даже бумаг не убрала за собой. Дженнифер прочла письмо и чуть не заплакала. Так вот почему мама в такой панике сорвалась с места. Наверно, хочет что-то делать, бороться за дом. А впрочем, зачем им жить в таком большом доме? Все равно отца нет, а приглашать к себе друзей, когда ей вздумается, она не может. И свиданий тоже не получится. Все-таки это дом ее мамы, а не ее. Надо жить отдельно или в общежитии, как живут все ее сверстники. Ну, Роза вообще-то живет с родственниками. Но у них дом гораздо больше. У латиносов так принято, хотя они уже сто лет живут в Штатах. Дженни так и не поняла – в разводе ее отец с матерью или нет. Свою жизнь в доме отца Роза объясняла всегда по-разному. А если ты хочешь сохранить дружбу, никогда не уличай своих друзей в мелких неточностях. Дженнифер позвонила матери на мобильный, потом Розе и поехала к подруге.

За домом Розы гремела музыка – у ее дяди была в гостях девица. Они плавали в бассейне, а музыкальный центр стоял прямо возле шезлонгов. Розина бабушка неодобрительно смотрела из окна кухни на плескавшуюся молодежь, но, увидев Дженнифер, засуетилась и стала предлагать питье и еду.

– Ба, не надо, мы тоже пойдем купаться, хочешь, Дженни?

– Я купальник не взяла. У тебя есть лишний?

– Конечно. У меня даже два ненадеванных есть, с неоторванной этикеткой. Я тут прикупила на сейле целых три.

– Уступи мне один. Я отдам тебе деньги завтра.

– Да ладно, возьми так. Я твоя должница.

– Почему?

– Отбила твоего парня.

– Не поняла?

– Ну, этот, Принц Чарли... Ты мне ничего про него не говорила. Наверно, у вас что-то было?

– Ты чего? Чокнулась?! Ты же все про меня знаешь! Мне этот зануда сто лет не нужен. Я его вообще пригласила для Мериел – замкнуть их друг на друге для фона. И что, ты хочешь сказать, что с ним у тебя что-то замутилось?

– Не что-то, а очень серьезно. Мы целовались и сегодня идем в кино. И договорились о дружбе. Короче, он хочет, чтобы я была его герл-френд!

– И ты согласилась? А как же наши планы прощания с невинностью в объятиях крутых парней?

– Я потеряю невинность с Чарли после помолвки. Думаю, так будет лучше. Или мы будем дружить, пока он не кончит университет, и жить вместе. У него серьезные планы на меня.

– Да это... не знаю, что и сказать. И когда вы успели все это обсудить?

– Пока ты грелась на пляже с Мишелем. И даже не сказала мне ничего. Я все узнала от Леона. Тебя поздравить? Ты уже не девушка?

– Поздравь мою маму. Мишель в нее влюбился, и они, наверно, будут жить вместе. А я съеду в общежитие, чтобы не мешать им. Вообще-то у нас большие перемены. Отец делит имущество. Но думаю, что мы не обеднеем. И вообще. Я люблю одного человека, но это безнадежный вариант...

– Bay! Это круче, чем у меня! Твоя мама и Мишель! Но она же старая! Извини, наверно, не очень старая. А кого ты любишь? Ну, рассказывай же скорее!

– Послушай, я надеюсь, что я рассказываю тебе, а не Чарлзу Моргану? В мои планы не входит с ним делиться.

– Да Чарли все это неинтересно! Он вообще не любит говорить о житейском или сплетничать. Мне это и нравится в нем.

Пока девочки дошли до бассейна, Дженнифер рассказала Розе все перипетии их путешествия на Колониальный пляж, включая драку Мишеля с пьяным мужиком и бегство от торнадо. К влюбленности в профессора Олдена Роза отнеслась скептически.

– Bo-первых, он старый. Во-вторых, он твой преподаватель и побоится рисковать работой. А в-третьих, у него точно кто-то есть. Это только в кино мужики хранят верность. Потому что так надо. Мы же все-таки христианская страна и надо соблюдать мораль хотя бы внешне. Мне все объяснил Чарли. Ты вот замечала, что в кино, если герой изменяет жене, значит, он плохой и его обязательно шарахнет чем-нибудь по голове. И еще сразу можно понять, кто убил: он обязательно курит или пьет. Всякие есть штампы. А если дождь показывают, значит, произошло какое-то очищение и герои поняли, что были не правы. Все пары мирятся в дождь, ты заметила?

– Да, а занимаются любовью в воде. Я это давно заметила. Даже в хороших фильмах это есть. Только водоемы меняются – от горной реки и океана до бассейна и душа.

– Как же нам всем лапшу на уши вешают! А как ты думаешь, у твоей мамы серьезно?

– Подождем до следующего дождя. Если верить кино. Кстати, роман у них начался в торнадо, значит, дело серьезное.

– А когда меня Чарли провожал, тоже дождик накрапывал. Все сходится. А можно Леону рассказать? О Мишеле?

– Да пускай он сам рассказывает ему. А где наша Мериел?

– Мне кажется, они теперь живут вместе.

– О боже! Откуда ты знаешь?

– Я позвонила Леону. А она сняла трубку.

– Ты уверена, что это она?

– Она меня узнала и поздоровалась.

– Хорошо мы повеселились тогда, правда?

Поплавать не удалось. Только подруги нырнули в воду, как Розу позвали к телефону. Она долго не возвращалась, а потом стала махать рукой из окна. Выяснилось, что Роза должна уходить, потому что Чарли пригласил ее на бейсбол. Но самое главное было не в этом: оказывается, в бейсбол играет его младший брат и болеть за него придут все родственники Чарли.

Дженнифер печально возвращалась домой. Итак, Роза была навсегда потеряна. Даже эта уродина Мериел устроила свою личную жизнь, даже мама сразу после развода нашла себе парня. А бедная Дженнифер опять одна. Звонить Мэтью было неудобно. Может, заехать в «Тайсен-корнер» и побродить по моллу среди красивых вещей и кафешек. Кстати, там и кино есть. Но смотреть одной кино все равно что пить в одиночку. Когда же это кончится? И как так случилось, что ее все бросили одновременно?

Дженнифер приехала в большой торговый центр под названием «Тайсен-корнер». Прошла через «Блуминдейл», заглянула в магазинчик всякой всячины – красивых и бесполезных вещичек под старину, роскошных письменных принадлежностей, элегантной посуды в одном экземпляре, элитных чаев и специй в дорогих баночках. Она вяло рассматривала витрины, но кто-то схватил ее за плечо. От неожиданности Дженнифер чуть не выронила крошечную арабскую шкатулку.

– Привет, а что ты здесь делаешь? – Рядом стоял Л аи л.

– Дурак, ты меня напугал! А ты что делаешь в девчачьем магазине?

– Почему девчачьем? Здесь же не лифчики продают? Я ищу подарок сестре на день рождения. Поможешь выбрать?

– Сколько ей лет?

– Ну, как тебе.

– Вы что, близнецы?

– Она моя двоюродная сестра. Ну что бы ты себе выбрала?

– Сколько денег?

– Двадцать долларов.

– Мне нравится это зеркальце и блокнот. Или вот смотри, какая смешная обезьянка. Обожаю обезьянок. А она что любит?

– Давай я ее куплю. Двадцать один доллар. Отлично. Еще пятнадцать осталось нам на мороженое, хочешь?

– Ну хорошо. У меня только пять долларов с собой, так что можешь меня угостить.

– И что ты здесь делаешь с пятью долларами? Или у тебя есть кредитка?

– Есть студенческая, но на ней ничего нет. Разве нельзя просто погулять, меня это успокаивает.

Они пошли по галерее второго этажа и завернули в кафе-мороженое. Вообще-то Дженнифер не очень удивилась, увидев Лайла, и даже обрадовалась, что теперь гуляет не одна. Когда они начали лакомиться мороженым, Лайл покраснел и поставил на стол пакет с латунной обезьянкой.

– Вообще-то я тебе купил. Возьми.

– Ты что, обалдел? Зачем мне эта мартышка?

– Ты сказала, что любишь обезьянок.

– Если бы ты сказал, что хочешь сделать мне подарок, я бы другое выбрала.

– Давай ее поменяем.

– Ну ладно, оставь. Дай посмотреть... Ой какая клеевая... Мордочка, как у живой. И зачем ты мне плел про сестру?

– Так просто, в голову пришло. Я увидел твою машину на дороге и поехал за тобой.

– Ты следил за мной? Почему? Просто так. Давай дружить!

– Мы дружим.

– Нет, ты не поняла. Давай дружить. Как взрослые. Я буду твой парень. Мы будем целоваться, ходить вместе на вечеринки, ездить на пляж...

– Очень весело будет. Я тебя знаю сто лет. Это так неромантично. Но я подумаю о твоем предложении. Спасибо за мороженое. Мне пора.

Домой Дженнифер возвращалась уже не в таком подавленном настроении. Все-таки у нее есть какой-то резерв в лице Лайла Маклайна. А это всегда приятно, даже если парень тебе абсолютно безразличен.

На другой день Рейчел вела долгую беседу со своей подзащитной. Мэри Роджерс была красивой и избалованной дочерью богатых родителей. Ее отец сделал свой первый миллион, когда она уже родилась. На крошку сразу обрушилось изобилие обезумевшей от денег матери. А с ним и пьянящее чувство вседозволенности. Больше всего Сэнди Роджерс, мать Мэри, боялась, что к ней относятся не с тем уважением, с каким бы отнеслись к дочери Рокфеллера. Прислуга увольнялась по одному капризному писку маленькой наследницы, а деньги на благотворительность тратились щедро, так же как и на приобретение недвижимости, картин и ювелирных украшений. Иногда на хозяйку находили приступы жадности, и она садилась на диету. Когда Мэри исполнилось четырнадцать, она из очаровательной куколки с локонами до плеч превратилась в долговязого подростка с невыносимым характером. Вместо того чтобы восполнить пробелы в образовании своих родителей и довести до блеска свои манеры, она стала совершать поступки, которые даже не могли прийти в голову ее матери, выросшей в скромной пуританской семье среднего достатка. С десяти лет она курила, с одиннадцати перепробовала все алкогольные напитки из бара родителей и их коллекционных подвалов. В двенадцать она стала женщиной. А в тринадцать подсела на наркотики. В пятнадцать лет ее отправили в клинику, а в шестнадцать она заявила родителям, что убьет их, если они не выделят ей отдельный капитал. В семнадцать она влюбилась в школьного учителя и засела за учебники. С его помощью она сдала экзамены за школьный курс и усовершенствовала оральный секс, потому что ее наставник, подобно президенту Клинтону, побоялся пойти дальше. Когда он неожиданно уехал в Европу, положив себе в карман щедрый гонорар от ничего не подозревающего папаши Роджерса, Мэри перерезала себе вены. Ее снова отправили в клинику. Вернувшись оттуда, она опять пообещала родителям большие неприятности и потребовала денег. Отец стоял как скала. Он поставил условием ее финансовой независимости высшее образование и приличное замужество. Несмотря на миллионы, желающих соединиться с Мэри среди молодых людей ее круга не находилось, а голоштанников и альфонсов папа не признавал. Мэри поступила учиться в Университет Дж. Вашингтона. Папе надо было очень постараться, чтобы дочку туда приняли. Мэри притихла, но скандалы с родителями время от времени сотрясали стены дома, так как по совету врачей ей пока не позволяли жить отдельно. В то злополучное июньское утро Мэри молча сидела за завтраком в столовой. На вопрос мамы о ее планах она ответила, что это не их дело, но она собирается посетить две лекции. Это со слов прислуги. Мама сообщила дочери, что папа хочет посмотреть новый охотничий домик за Ричмондом и приглашает поехать с ним. Мэри что-то произнесла сквозь зубы... Прислуга настаивала, что это было что-то вроде: «Да чтоб вы там провалились!». А может быть, «...взорвались». Мнения дворецкого и официантки расходились. Затем Мэри ушла из дома в неизвестном направлении. На лекции ее не было. Домой она вернулась только под вечер и сразу ушла к себе в комнату. Охотничий домик, куда поехали родители, взлетел на воздух в два тридцать пять. Свидетелей не было, так как Роджерсы поехали туда одни и без охраны. Зачем они туда сорвались, никто не знал. Странно было то, что этот домик вообще был куплен, так как охотой Ник Роджерс никогда не увлекался. Да и охотиться в тех краях было особенно не на кого.

Главными козырями обвинения против Мэри Роджерс были: ее нежелание членораздельно объяснить свое местопребывание в течение целого дня, постоянные скандалы с родителями с проклятьями в их адрес при свидетелях и то обстоятельство, что наследница нефтяного магната училась на химическом факультете и незадолго до прискорбного события интересовалась у своего преподавателя, можно ли приготовить взрывоопасную смесь в домашних условиях.

Сидя напротив своей подзащитной, Рейчел испытывала странное чувство. Помимо всего прочего, Мэри обладала очень нелегким для защиты качеством – она не вызывала симпатию своим видом и поведением. Ей была свойственна надменность богатой выскочки во втором поколении, невоспитанность и полная уверенность в своей неуязвимости. Все эти качества были написаны у нее на лице, частично потерявшем свою первоначальную красоту. Мэри была худой, белобрысой и белобровой. Для таких лиц единственным спасением могла быть ухоженность и хорошая косметика, но безрассудное отрочество и пребывание под стражей не способствовало приобретению таких возможностей.

– Итак, Мэри... Что за разговор ты завела на лабораторной работе о взрывчатке?

– Я не помню. Он сам говорил о разных способах, ну я и спросила. Это просто совпадение, черт возьми! Эта сволочь уже доложил прокурору? Гнида! Папа выделил им бабки для исследований, а они хотят меня угробить. Я все культурные дотации упраздню, как только освобожусь! Слушай, я же отвалю тебе кучу денег, всех присяжных можно купить на корню! Что за дела?

– Я не занимаюсь подкупом присяжных. Кроме того, никто не знает о составе жюри. И, кстати, твои счета заморожены, так что не будем пока о деньгах... Итак, какие у тебя отношения с Сэмом по кличке Грант?

– Дерьмо! Еще не хватало! Я планирую через год выйти замуж за одного приличного типа. Мне это не нужно, слышишь? Забудь про Гранта, придумай что-нибудь другое.

– Послушай, Мэри. Твои дела очень плохи. Твои финансы заморожены, твоя биография уже описана во всех журналах, и связь с черным парнем в твоем моральном облике ничего не изменит. А может быть, даже наоборот. Любовь всегда подкупает присяжных.

– Какая любовь? Я не знаю, что это такое. У него был член с руку, и он мог трахаться по три часа. Кончал и дальше продолжал, не вынимая. Я и это должна рассказывать на суде?

– Твоя сакраментальная фраза для присяжных переводится так: «У меня было к Сэму сильное сексуальное влечение, и он идеально подходил мне в интимном плане». Он сказал, что ты даже обещала устроить его на работу через папу. Это правда?

– Чего не пообещаешь после оргазма... Я и не собиралась ничего говорить предкам. Они меня и так задолбали, а если бы всплыл Грант, то вообще... – Мэри задумалась и всхлипнула. – Теперь-то моим уже все равно, с кем я гребусь.

Вытащи меня отсюда, Рейчел. Я тебе скажу одну вещь. У папашки была запланирована встреча с какой-то бабой из Госдепа. Секретный заказ. А мать думала, что она его любовница, и устроила ему скандал. Вот он маму и взял с собой, чтобы показать, что это не измена. Наверно, за ними давно следили или спецслужбы, или террористы. Докажи это на суде.

– Послушай, если твоих родителей убрали из-за какого-то правительственного сговора или тайного левого заказа, то меня тоже уберут, если я в это влезу. Давай лучше все-таки отработаем твое алиби с Грантом. И не забудь сказать на суде, что ты планировала помириться с папой ради устройства Гранта на работу. Это будет мило и убедительно.

– И опять я буду вся в дерьме.

– Ты уже в дерьме по шею. Ну будешь еще по уши... Не страшно. Освободишься и начнешь новую жизнь.

– Да я тогда всех урою на хрен!

– Только этого на суде говорить не надо! Рейчел возвращалась домой довольная, что ее дело наконец-то стало на рельсы и выходит из туннеля неопределенности к свету истины. Как только она села в машину и отъехала от тюрьмы по направлению к дому, она тут же заставила себя забыть о работе и подумать о чем-то приятном. Например, о Мишеле и их безумном сексе. Слова Мэри о ее черном любовнике ее очень рассмешили и напомнили собственные сильные ощущения. Но тут же она вспомнила о его предложении переехать к нему жить. Эта мысль ввергла ее в некоторое смятение. Она живо представила себе все в красках. Сбор вещей и гараж-сейл лишнего барахла и мебели дело утомительное, но это не так уж страшно и вполне осуществимо. Особенно при помощи Мишеля. Но как она будет жить у него? На каких условиях? И не поздновато ли ей в ее годы трансформироваться в юную герлфренд молодого рокера. И как все это она объяснит своим друзьям, коллегам, родителям, наконец?! Она машинально включила приемник. Фрэнк Синатра пел свой знаменитый хит «Странники в ночи». Эта песня вдруг напомнила ей их поездку по ночной автостраде из Колониального пляжа в Виргинию, ресторанчик в незнакомом городе, маленький отель, их первую ночь... Она прослезилась и стала напевать эту знакомую и никогда не надоедающею ей мелодию. Ей опять пришли на ум слова юной Мэри Роджерс о своем парне. Господи! Да чем я отличаюсь от этой стервозной соплюшки? Ведь Рейчел не пылала любовью к своей подзащитной, хотя и жалела ее. И каждый раз, отъезжая от здания тюрьмы, она невольно сравнивала ее со своей дочерью и облегченно вздыхала. Слава богу, что моя Дженни не такая. Но сейчас Рейчел вдруг сказала себе: ты не просто снобка, ты такая же, как эта девочка, которую ты презирала час назад за эту дешевую смесь распутства и обывательского представления о приличиях. Тебе нравится трахаться с этим парнем, но ты боишься признаться в этом, боишься, как бы чего не сказали. Короче, использовать его ты можешь, а жить открыто тебе неловко. Перед кем? Твои подруги, кто они? Одинокие дамы и матери семейств, уже лет десять не живущие со своими старыми мужьями. Все они умрут от зависти. А значит, мы их вычеркиваем! А тот, кто порадуется за тебя, останется твоим настоящим другом. Твоим коллегам по большому счету наплевать на тебя. Родители? Они ненавидели Карла, считали, что он тебя недостоин, но никогда не говорили тебе об этом. Промолчат и сейчас. А если ты будешь счастлива, то и они успокоятся. А дочка тебя во всем поддерживает, и Мишель ей в качестве твоего друга, кажется, нравится. Как это здорово – начать новую жизнь с новым мужчиной, который влюблен в тебя! А главное, всегда можно уйти. С такими мыслями Рейчел вернулась домой.

С переездом решили не тянуть. Дом оценили и выставили на продажу. Необходимо было сделать небольшой косметический ремонт, но дом был новый и на ремонт больших затрат не требовалось. Из люстр Рейчел решила забрать только свою любимую – из разноцветного стекла. Кухонный гарнитур она оставляла покупателям. Как и все оборудование ванных комнат, подвала плюс занавески. Она дала в газету объявление о гараж-сейле с перечислением мебели и наиболее дорогих вещей. Заодно можно продать и кое-что из гардероба, детских игрушек, посуды. Мишель в это время благоустраивал свою квартиру. Он аннулировал мастерскую, вернее снял под нее отдельное помещение. Оклеил новыми обоями спальню, убрав оттуда телевизор и неприличные видеокассеты. Приехавший к нему Леон выбрал себе из них кое-что на память и как-то странно помалкивал, помогая Мишелю двигать мебель и клеить обои.

Потом он все-таки спросил:

– Слушай, а как она вообще?

– Не понял? Кто она и что значит «вообще»?

– Ну ладно, мы же знаем друг друга сто лет. Ты отлично знаешь, о ком я говорю. У вас так серьезно?

– Как видишь. Стал бы я обои клеить просто так. Только не называй ее «она», меня это коробит. Говори, Рейчел, или леди Бевис, или твоя подруга на худой конец. В этом «она» есть что-то враждебное, тебе не кажется?

– Такие тонкости. Я об этом даже не думал. Ну у тебя точно башню снесло. Я тебя поздравляю. А как Дженнифер? Что она? Ее-то можно называть так?

– Она в порядке! Будет жить в общежитии и приходить к нам на праздники. Теперь я, как отец семейства, выхожу на постоянную работу. Мастерскую отдаю тебе, если и буду шить, то по выходным.

– Вот это новость! На какую работу? Ты ничего мне не говорил!

– Теперь я работаю в банке, вернее в одной финансовой корпорации под началом своего бывшего сокурсника. Как-никак я экономист по образованию и, кажется, окончил Гарвард.

– Блин! А кто мне пел, что свобода превыше всего? Кто презирал этих яппи в желтых галстуках? Кто клялся мне, что умрет в седле!

– Да умереть в седле всегда можно! Свобода – это такая штука! Понимаешь, Маркс считал, что свобода – это осознанная необходимость. И хотя я не марксист, но тут я с ним согласен. Свобода у нас в голове. Я принял решение. Меня никто не принуждал. Я хочу жить с любимой женщиной и обеспечить ей комфортабельную жизнь. Для этого нужны бабки. Так как она имеет отношение к юриспруденции, то мне лучше идти в легальный бизнес, а не торговать наркотиками или грабить банки. Я решил жить в привычных для нее рамках – ходить на службу, приходить домой с работы, проводить уик-энды с ней и ее дочерью. Да что ты так переживаешь? Нашей дружбе ничто не грозит. Всегда сможем оторваться с тобой раз в неделю, у нее ведь тоже есть свои подружки. А кстати, как твоя новая подружка? Сам-то не больно откровенничаешь со мной!

– Что сказать на все это! Раз в неделю! Эх, прежние времена уже не вернутся! А как же твои мечты о своем доме моделей для рокеров и молодежи? Твоя гитара? Вот так уходит молодость! Она тебя подомнет под себя, ты хоть сходи в суд один раз и послушай, как она ломает присяжных. Это же львица, а не женщина!

– Мне нравится укрощать! Это круто – когда она со всеми львица, а со мной кошечка. Это заводит. Но ты уклоняешься от вопроса. Или твой львеночек тебя уже покусал больно-больно?

– Не издевайся. Она кусачая, но я поклонник садо-мазо. Я ей уже подарил черный кожаный лифчик. Шутка.

– Да нет, это твое прайвеси, лишь бы вам хорошо было.

– Понимаешь, какая штука... Она, то есть Мериел, не такая, как другие. Ее так просто не пошлешь, когда тебе нужно. Очень напрягает она. А с другой стороны, она такая сёкси. И ноги у нее от ушей растут. И потом, она не глупая, юморная, даже слишком, я бы сказал. И, только между нами, я у нее первый. И она такая обучаемая! Говорит, читала много. Короче, я запутался. Не пойму, как мне? Хорошо или плохо с ней...

– Короче, ты влюбился.

– Короче, не знаю. И иногда она меня выставляет идиотом.

– Скажи ей, что тебе это неприятно. А что ей неприятно?

– Когда я вспоминаю прежних. Или если какая-то девка начинает со мной заигрывать при ней.

– Зачем тебе этот геморрой? Не води ее туда, где подобная публика. Предложи ей баш на баш. Она тебя не опускает, а ты не даешь ей повода для ревности.

– Если бы все было так просто... В том-то и дело, что я не пойму, из-за чего она ревнует, а она не чувствует, когда меня опускает.

– Да, это тяжелый случай. Но не смертельный. Надо над собой работать, ребята. Жизнь – это компромисс.

Дженнифер без всяких трудностей переехала в общежитие, Ее соседкой по комнате стала милая и кроткая Сюзи Кауфман. Единственной общей сложностью в их сосуществовании было наличие котенка, спасенного Сюзи из-под колес собственного автомобиля. Держать животных в общежитии не разрешалось. Сюзи собиралась отвезти его домой в каникулы. Но до каникул котенка приходилось прятать в комнате. Песок из-под него выносили ночью. Дженнифер решила обучить Чаки – так назвали котенка – пользоваться унитазом, но он пару раз свалился туда, его чуть не смыло, и теперь он панически боялся воды. Даже когда девочки умывались или наливали в чайник воду, он с писком прятался под кроватью.

Другая проблема, занимавшая ум и сердце Дженнифер, заключалась в профессоре Мэтью Олдене. Она ходила на все его лекции и семинары. Старалась задавать больше вопросов, привлекая к себе внимание. Знала наизусть его расписание и всегда встречалась с ним в коридорах университета. Но профессор неизменно радостно здоровался с ней, расспрашивал о ее работе, с готовностью отвечал на все ее вопросы, поставил автоматом ей зачет. И все. И бедная Дженнифер не знала, как ей действовать дальше. На помощь Дженнифер пришла долговязая Ме-риел. Правда, теперь назвать ее долговязой уродиной никому бы в голову не пришло. Она поменяла очки на линзы, выстригла косую челку, покрасила волосы в медно-рыжий цвет с золотыми перьями и распустила их за спиной. Стала носить модные маечки и стильную обувь, еще больше подчеркивавшую ее стройные, красивые ноги. То есть если раньше она считалась некрасивой, то теперь стала стильной. Из долговязой превратилась в длинноногую. Из зануды и зубрилы – в крутую интеллектуалку. А из старой девы – в сек-си-герл при потрясном бойфренде, встречавшем ее на «харлее» возле университета. Оказавшись рядом в очереди за ланчем в столовой, девушки радостно заверещали и сели за один столик. Ме-риел извинилась, что давно не звонила, и с опозданием поблагодарила за вечеринку, так резко поменявшую ее жизнь.

– Надо бы встретиться, устроить девичник. Вообще, люди должны общаться. Это дает энергию. А что у тебя? Мне сказал Леон, вы продаете дом? Я ничего не спрашиваю. Но, если хочешь, можешь мне рассказать. Я умею хранить секреты.

– Если ты так часто видишься с Леоном, то и без меня все знаешь о моей маме.

– Мне до твоей мамы нет дела. Я о тебе спрашиваю. Уже все замечают, что ты сохнешь от несчастной любви. Если это тот, о ком я думаю, то я знаю, как его расколоть.

Дженнифер покраснела.

– Это так заметно? Ужас!

– Ну, заметно не всем. Просто ты ни с кем не встречаешься, не ходишь на тусовки. Раньше ты была другой. Все думают, что у тебя роман на стороне. Я просто умная, догадалась раньше других. Это Олден?

Дженнифер кивнула.

– Ну и что такого? Многие студентки влюбляются в преподавателей. Но я тебе скажу, где его можно еще увидеть – совершенно невинно. Он каждое воскресенье ходит в Национальную галерею на концерты классической музыки. Его там видела моя мама, и они даже пообщались немного. Знаешь, в нашей деревне под названием Вашингтон не так много мест, где можно послушать хорошую музыку. Олден – меломан и не пропускает нигде ни одного концерта. В Галерее концерты начинаются в четыре часа. Попасть туда просто. Это в зимнем саду, там еще испанская живопись рядом и выставочный зал новых экспозиций, представляешь это? Да все служащие знают. Спросишь, где концерт? Ну а там уж действуй по обстановке. Во всяком случае, вы не в университете и можно расслабиться.

Дженнифер была счастлива. Это уже что-то! Это уже начало. И тут все зависит только от нее. Сегодня пятница. Завтра у них дома гараж-сейл, вернее мувинг-сейл, то есть распродажа вещей перед отъездом. Надо будет помочь маме и подежурить на распродаже. И тогда уж в воскресенье Дженнифер может со спокойной душой смотаться на все четыре стороны. Разумеется, если она скажет маме, что пошла на концерт классической музыки, та не будет возражать. Мама даже будет в восторге. Но где гарантия, что она не захочет пойти вместе с ней? А если и Мишель увяжется, то придется поставить крест на своей личной жизни. К тому же кто знает, а вдруг Мэтью захочет ее пригласить куда-нибудь?.. Нет, пускай мама думает, что я иду на студенческую вечеринку. Так спокойнее. Дженнифер пригласила Мериел и Леона на субботнюю распродажу – заодно можно и пообщаться. Кстати, Роза и Чарлз тоже обещали прийти помочь. Они будут предлагать покупателям лимонад и печенье.

– Отлично, – согласилась Мериел. – А мы принесем орешки и чипсы. Может, вообще организовать барбекю?

– Только после сейла. Он закончится в час дня.

– Тогда мы приедем в двенадцать и начнем подготовку к пикнику. Надо отметить ваш отъезд. Расставаться с прошлым надо весело.

– Я решила, что все надо делать весело. И встречаться с будущим – тоже.

На субботний мувинг-сейл обещала приехать подруга Рейчел Эмма. Она хотела прихватить с собой своего бойфренда Джима, но тот отказался, сославшись на дела. Впрочем, Рейчел и не рассчитывала увидеть его у себя дома. А если честно, то и не очень хотела. Роман ее подруги Эммы длился уже шесть лет. И Эмма с маниакальным упорством ждала, когда же Джим сделает ей предложение и они сыграют свадьбу, начнут жить вместе и, может быть, заведут детей. Уже всем знакомым и родственникам Эммы было ясно, что этого никогда не произойдет. Джим был женат два раза. От обоих браков у него были дети. Первая его жена умерла. Это случилось очень давно. Сын от первого брака уже вырос и жил в Европе. Каждый год летом Джим ездил в отпуск навещать сына. Каждый год они ругались с Эммой, которая хотела поехать с ним вместе. Каждый год они мирились, когда он возвращался. На Рождество Джим уезжал к своей второй жене, которая ушла от него к его другу. Но, несмотря на это, все они продолжали дружить и вместе проводили Рождество. Тем более что от второго брака у Джима было двое детей-подростков. У его жены от второго брака родились близнецы. И накануне Рождества Эмма ходила с Джимом выбирать подарки всем этим детям. Разумеется, о совместной поездке туда на Рождество речи быть не могло. Да Эмма и не претендовала на это. Она была не до такой степени современна, чтобы праздновать Рождество в таком составе.

Жили они раздельно, так как Джим заявил, что совместный быт разрушает романтику отношений, которые он хотел бы сохранить с Эммой как можно дольше. Иногда они выбирались куда-то на несколько дней – и это были самые счастливые дни за весь год в жизни Эммы. Но при условии, если она не заводила разговора об их будущем. Потому что подобные разговоры заканчивались скандалом, а в последние три года – даже битьем посуды. Отношения все больше разлаживались. Это стало заметно посторонним, так как Джим перестал ходить с Эммой в гости к ее друзьям. Он перешел на другую работу, вернее в другую газету, более престижную, и теперь горел на работе. Иногда приходилось работать по выходным или ночами. Эмма делала вид, что верит ему. Не доводить же отношения до разрыва? Хотя она была измучена этим романом, но совершенно не представляла своей жизни без Джима. В отличие от Рейчел Эмма считалась романтичной и немного экзальтированной. Она преподавала игру на фортепьяно в Ливайн-скул, одной из лучших музыкальных школ не только Вашингтона, но и всего Восточного побережья. Ее часто приглашали как аккомпаниаторшу. Иногда она давала концерты, но не на больших аудиториях. Кстати, она иногда выступала и в Национальной галерее, но это были бесплатные концерты, и, кроме собственного удовольствия, ничего ей не приносили – ни денег, ни славы. Ей было тридцать девять лет, и она хотела во что бы то ни стало выйти замуж, так как понимала, будучи сама педагогом, что великой артисткой ей не стать, да Эмма и не ставила перед собой такую задачу. У нее была внешность хрупкой блондинки, что-то вроде Мишель Пфайфер, но без этакой чертовщинки в глазах. А такие хрупкие блондинки очень долго кажутся юными. Пока в один прекрасный день не превращаются в фарфоровых или пергаментных старушек. И Эмма уже начала бояться неминуемого возрастного рубежа, после которого она не только не сможет выйти замуж, но и просто кому-то на секунду понравиться. Рейчел старалась всячески отвлечь внимание подруги и от ее скорбных мыслей по поводу быстротечности времени, и от напрасных ожиданий предложения руки и сердца неуловимого Джима.

Подъехав к девяти утра к дому Рейчел, Эмма, расстроенная очередной выходкой Джима, не сразу осознала грандиозные перемены в жизни Рейчел. И лишь увидев во дворе за домом выставленную мебель, а на большом столе разложенные посуду и безделушки, стоячие вешалки с одеждой на рлечиках и круглый пластмассовый стол из сада с кофеваркой и батареей напитков для покупателей, она оценила весь размах происходящего и ужаснулась этому.

– Рейчел! Неужели все так серьезно?! Зачем ты продаешь китайские столики?! Мы их вместе покупали! Господи! Я такая свинья, тебе было плохо, а я только приехала. Прости меня!

– Эмма! Забудь про это! Мне совсем не плохо! Кстати, познакомься, это мой новый друг, Мишель. Представляешь, все было вынесено им одним. И объявление в газету он тоже дал. Только почему-то никто не едет. Я так волнуюсь. Неужели еще одну субботу устраивать распродажу...

Эмма рассеянно протянула руку Мишелю, не зная, как на все это реагировать, но тут же собралась и радостно улыбнулась ему.

– Рейчел, не бойся, все еще спят. Народ повалит часам к одиннадцати.

– Я тоже так говорю, – с готовностью отозвался Мишель. – Хотите кофе или холодный чай?

– Спасибо, а соку нет?

– Сок в холодильнике. Принести?

Рейчел поняла, что без подробного объяснения ситуации не обойтись.

– Пойдем в дом. Я тебе налью соку. Заодно посмотришь его товарный вид. Мишель, ты тут за менеджера остаешься.

Подруги пошли на кухню. Эмма шепотом спросила:

– Почему ты мне ничего не сказала? Красивый мужик, но не слишком ли он авангарден?

– Ты хочешь сказать, молод? Это заметно?

– Ну не очень чтобы очень... У вас разные стили. Вообще, глядя на вас, может прийти в голову любая комбинация отношений. Но ты серьезно считаешь, что вам надо жить вместе?

– У меня пока нет выбора. Хотя... да, я очень хочу попробовать жить с ним вместе. Честно говоря, когда я вижу старого мужика с юной особой, меня это коробит больше. Я не верю, что юная девушка может любить старое тело, дряблый член и поучительное занудство...

– А ты в нем уверена, в своем новом друге?

– Перевожу твои деликатные вопросы на суровый язык судебных протоколов. Не альфонс ли он, верно?

– Я не хотела так сказать...

– Сейчас я просто кладезь богатства – без дома, без зарплаты, – у моей клиентки заморожены все счета. Нет, какие-то небольшие сбережения у меня есть, но если Дженнифер не получит стипендии, то я просто вынуждена буду жить какое-то время на иждивении Мишеля. Поэтому он и предложил мне съехать к нему. На меня столько свалилось, что я и думать забыла о своем возрасте... Знаешь, он меня все время хочет. И очень удивляется, что я ему никогда не отказываю...

Эмма задумалась.

– Это очень глупо, что я сейчас скажу. Но, может быть, это любовь?

Рейчел засмеялась и обняла подругу.

– Пойдем во двор, а то неудобно.

За домом уже царило оживление. Приехала Дженнифер. Подошла Роза с Чарли. Появились первые покупатели. Молодая пара приехала с газетой и тотчас спросила про матрас, лампы, мягкую мебель и буфет. Быстро сторговавшись, они погрузили все в джип. Пожилая пара серьезно отбирала посуду, а юная мамаша с выводком детей копались в игрушках и книжках. Две покупательницы перебирали одежду. Но быстрее всего раскупались безделушки. Эмма так переживала из-за трех китайских сервировочных столиков, вставленных один в другой, что Мишель попросил Рейчел не продавать их. К двенадцати было продано довольно много вещей. Тут приехали Леон и Мериел с мясом для барбекю, а за ними следом подкатил на своем «БМВ» Дэниел Глечек.

– Можно мне что-нибудь купить? – спросил он, оглядывая всех присутствующих оценивающим взглядом.

– Дэни, бери все, что хочешь. Я тебе подарю.

– Ни в коем случае. На друзьях не наживаются. Я всегда мечтал иметь эту китайскую вазу. А почему так дешево? Она стоит не меньше ста долларов.

– Не валяй дурака, ты меня обижаешь, бери ее и заткнись! Помоги детям готовить мясо!

– Дети! Это не дети, это уже новая генерация, вытесняющая нас на задворки истории. – Дэниел подошел вплотную к Рейчел и тихо спросил: – А кто этот шикарный брюнет? Он свободен? Какие у него пристрастия?

– Ты будешь расстроен, но это мой бой-френд...

– Я счастлив за тебя. Кому-то очень повезло...

Через минуту Дэниел уже шутил с молодежью и учил всех правильно жарить мясо, но сам ничего не делал, а только давал указания.

Эмма не любила Дэниела. Но не из-за его ориентации, а потому что он все время над ней подтрунивал. Но на этот раз она ничего не сказала и даже мило поздоровалась с Дэниелом.

– Боюсь, мне придется воспользоваться его услугами как врача, – грустно произнесла она. – Хотя он меня не поймет и будет рад поиздеваться.

– Не думаю, у него есть профессиональная этика. Но зачем тебе это? Из-за Джима?

Эмма кивнула.

– Пора взглянуть правде в глаза. Я должна его бросить. Пока у меня нет еще синяков под глазами и морщин на лбу. Признаем, что это вложение было убыточным, и смиримся с потерей. Ты согласна со мной?

Рейчел обняла ее.

– Если ты так думаешь, зачем тебе психолог? Ты сама справишься.

– Ты в этом уверена? Но когда наступит вечер и никто не позвонит... Вот тогда-то все и начнется. Тогда мне и нужен будет психолог. И вместо того, чтобы как идиотка звонить Джиму и наговаривать ему на автоответчик десять сообщений, я просто позвоню доктору, и он меня успокоит.

—И пришлет на другой день счет на сто десять долларов... Это у него такая ставка за час, имей в виду.

– А разве не двести?.. Ну это еще терпимо. Почему-то я решила, что двести.

– Двести у меня. Но я тебя проконсультирую бесплатно, если ты захочешь убить Джима.

– Спасибо, ты настоящий друг.

Мишель подошел и нежно обнял Рейчел за талию.

– Давай все сворачивать, уже час дня, остальное можно не продавать – у меня места хватит. Пойдемте есть мясо с овощами. Твой друг очень славный, такой весельчак. Он, кажется, гей? Бедняга, ему даже не за кем приударить тут.

– Он тобой поинтересовался. Но я ему сразу все концы обрубила.

– Эта фраза звучит очень двусмысленно и потому зловеще. Ты такая ревнивая?

– Не знаю. К Дэниелу я тебя не ревную.

– Спасибо за доверие.

Народ уже клал куски на бумажные тарелки. Когда появились Рейчел и Мишель, Дэниел призвал всех к тишине.

– Леди и джентльмены! Позвольте поднять этой бокал вредной для здоровья пепси-колы за нашу милую Рейчел! К сожалению, шампанского нет...

– Есть, я принесу!

– Не надо, все за рулем, выпьешь на новом месте. Итак, я продолжаю. Рейчел, жизнь непредсказуема. И потому так прекрасна! Ты начинаешь новую жизнь. Я желаю тебе счастья. И, надеюсь, оно уже пришло к тебе в образе этого прекрасного мужчины, твоего нового друга. Ура!

К тосту Дэниела присоединились все присутствующие. Эмма вдруг начала собираться. Оказывается, у нее в воскресенье должен быть концерт. Но она тут же попросила на него не ходить, потому что ее только утром попросили заменить заболевшего пианиста и она почти не репетировала. Перед уходом Эмма вдруг попросила у Дэниела визитную карточку. Тот пожал плечами и достал ее из внутреннего кармана пиджака.

– Зачем ей мой телефон? – спросил он у Рейчел, когда Эмма ушла.– Будет пугать меня ночными звонками?

– Это не смешно, потому что почти правда, – ответила Рейчел. – Ей нужен психолог. Она хочет расстаться с Джимом.

– Ей был нужен психолог, когда она с Джимом сходилась. Вот тогда у нее действительно было что-то с головой. А сейчас ей нужен только священник, чтобы заказать благодарственную обедню за обретение разума.

– Я знаю, ты любишь подтрунивать над ней, но, пожалуйста, будь добр...

– Я очень добрый. Но я почему-то уверен, что теперь этот субъект начнет за ней бегать.

– Думаю, нет.

– Поспорим? Кто из нас знаток человеческих душ? Я психолог, между прочим.

– А я юрист.

– О ком вы говорите? – спросил Мишель. – Я понял одно: все не любят друга Эммы. Он кто? Налоговый инспектор?

– Хуже! – ответил Дэниел. – Он журналист! Работает в газете «Грейт ньюз мэгазин». Ты понимаешь, что, как гей и на одну четверть польский еврей, я не могу разделять республиканские взгляды.

– Какие там взгляды в газете? Все оплачено. Мишель задумался.

– Но он там недавно работает? Я многих ребят знаю из этой газеты.

– Недавно. Поэтому и не пришел с Эммой. Говорит, работы много. Врет как всегда, – возмущенно ответила Рейчел.

– Ну и черт с ним! Не пришел, значит, так надо! – радостно резюмировал Мишель.

Рейчел и Мишель весь остаток дня двигали мебель на новом месте. Спальню они оборудовали довольно быстро. Рейчел восхитилась чудесными обоями и отсутствием телевизора. На его место был водворен ее туалетный столик и комод для постельного белья. Матрас решили оставить прежний, так как он был новый и очень дорогой. Мишель два раза падал с мотоцикла, и ему нужно было следить за позвоночником. Но под матрас Мишеля поставили кровать Рейчел, сделанную в девятнадцатом веке из кованого железа. Мишель ехидно заметил, что ее спинка помнит другого мужчину, на что Рейчел так же ехидно поинтересовалась памятью матраса.

– Я меняю матрасы после каждой девушки, – не моргнув глазом заявил Мишель.

– А я купила кровать после отъезда мужа, ? отпарировала Рейчел.

Картины решили вешать в последнюю очередь. В кабинете поставили вещи кое-как. Кабинет должен был быть еще и комнатой Дженнифер, если она придет к ним в гости. Вот пускай она и расставляет там мебель. Очень долго возились с гостиной и столовой. Рейчел ходила с компасом по квартире и несколько раз звонила Эмме, так как та изучала фэншуй – искусство гармонии человека и интерьера. Мишель воздевал к небу руки, слушая фразы Рейчел по телефону, но покорно все переставлял. Наконец гостиная совершенно преобразилась и, по мнению Рейчел, стала образцом американского уюта, хорошего европейского вкуса и древнекитайской гармоничности. Мишель упал на диван и застонал.

– Наконец-то! А ужинать движителям эстетического прогресса полагается? Я за гармонию в интерьере желудка! И, кстати, я даже не знаю, умеешь ты готовить или нет?

– Умею, наверно. Но ты сказал, что готов помогать мне?

– Я врал, чтобы завлечь тебя в мой замок. Теперь, когда тебе некуда идти, я буду помыкать тобою.

– Я поняла, ты – Синяя Борода!

– Нет, я принцесса Шиповничек! Если меня сейчас не поцелуют, я не встану с этого дивана еще сто лет! Ну поцелуй меня! И за это я тебе открою тайну места захоронения моих продуктов.

– Ты намекаешь, что они уже разложились и испускают зловоние? Как у всякого холостяка, в твоем холодильнике обязательно должна храниться парочка сгнивших помидоров и остатки прошлогодней китайской еды.

Они поцеловались, и Мишель потянул Рейчел на диван. Поцелуи стали более долгими и откровенными. Но здравый смысл и пустой желудок восторжествовали. И Рейчел отправилась исследовать запасы продовольствия в своем новом доме.

В субботу вечером появилась Дженнифер и заявила, что должна ехать в общежитие готовиться к занятиям. Воскресенье тоже будет занято. Рейчел ответила, что ее комната ждет указаний, но если так надо, то учись все выходные. Теперь, когда у мамы появился Мишель, она не так пристально контролировала Дженнифер. Раньше бы она дотошно стала выспрашивать, по какому предмету зачет, какие книги нужны, а теперь верила всему сразу и без сомнений. Субботний вечер Дженнифер посвятила беседам по телефону с подругами о форме одежды и пере-биранию своего гардероба в поисках подходящего костюма для слушания классической музыки в обществе любимого мужчины. Маленькая Сюзи тоже участвовала в выборе, а Чаки пытался устроить на ворохе платьев свое кошачье гнездышко. Наконец она остановилась на шелковом серебристом платье с высоким воротником и низким вырезом в стиле ретро. Черные замшевые ботиночки на шнуровке дополняли туалет, а сумочку ей дала Сюзи – бархатный мешочек непонятно для чего.

– А это случайно не мешок из-под обуви? – спросила Дженнифер.

– Нет, я это купила в художественном салоне. Наверно, это театральная сумочка или кулер для украшений.

– Или сумка для сбора милостыни для представителей богемы. Оскар Уайльд, например, надел на нищего фрак и красиво его изрезал. Для эстетики. Потому что тот стоял у него под окном и вонял.

– Дженнифер, ты такая эрудитка. Он в тебя влюбится. Вот увидишь. Мне говорил психолог, что совместное слушание музыки или просмотр кино очень сближают.

– Бедная Сюзи, зачем тебя водили к психологу? Разве ты была трудным ребенком?

– Нет, я ходила с братом. Он был слегка... ну, не стандартный. А маме было некогда его водить. И я все знаю про подростков. Только не знаю, что же с ними делать. Мне кажется, что от воспитания ничего не зависит. Маме сказал гуру по йоге, что дети – это карма. Если карма отработана, отношения с детьми хорошие. А если нет, хоть ты тресни, но они будут плохими.

– Ну и какой вывод? Что делать с этой кармой?

– Покориться и не роптать. Все устроится рано или поздно.

– Нет, я не могу плыть по течению. Это слишком скучно. Какие-то предки чего-то там нагадили в Средние века, а я отдувайся. Это несправедливо.

– В христианстве это называется первородный грех. Мы отдуваемся за все еще со времен Адама и Евы.

– Все это чушь! Я не верю. Так просто объяснять все тем, что когда-то где-то кто-то сожрал яблоко из чужого сада и поэтому был нацизм, холокост, бомбежка Хиросимы, вьетнамская война и Уотергейт. А заодно твой сосед подхватил СПИД. Как просто: вали все на Адама и Еву, Каина и Иуду.

– Мне кажется, ты все упрощаешь. Надо походить на философский факультет и послушать лекции. Люди посвящали изучению этого вопроса долгие годы, ты же все пытаешься решить за три минуты. А ты знаешь, что такое эсхатология?

– Что? Что-то про динозавров?

– Наоборот. Это наука о конце света. Оказывается, это целое учение с разными направлениями. Я собираюсь пойти на лекцию об этом.

– Конец света... Осталось совсем немного. Какие-то сто сорок тысяч лет. Как подумаешь, так и не знаешь, чем заняться вечером.

В воскресенье утром, возможно под впечатлением разговоров о конце света, Дженнифер поехала в церковь. Она не нашла ничего лучшего, как посетить Кафедральный собор. Хотя он и был католический, но в целом его задумывали как собор всех христианских конфессий. Она села на скамеечку и углубилась в чтение Нового Завета, хранящегося в деревянной полочке за спиной любого прихожанина. Когда все встали и запели псалом, она тоже встала. И наискосок от себя вдруг увидела Лайла. Он тоже заметил ее и осторожно помахал ей рукой. После службы Лайл подбежал к Дженнифер.

– Ты ходишь в церковь? А вот сегодня моя очередь вести бабушку. Хочешь, я тебя ей представлю? Здесь после службы собираются на ланч и кофе, пойдем посидим. А почему ты выбрала эту церковь?

– Да так просто. Рядом с университетом. Может, не стоит бабушку пугать?

– Она нормальная. Только очень верующая стала. Ну это и понятно, она родилась в восемнадцатом году.

Бабушка Лайла поразила Дженнифер своей моложавостью и живостью взгляда.

– Рада познакомиться, – произнесла она без всякого напряжения потрясающим выговором южной аристократки. – Какая очаровательная девушка, Лайл! Если вы иногда будете посещать меня, я буду счастлива. А впрочем, Дженнифер, заходите и одна. Все старушки любят поболтать, но я больше люблю слушать. Лайл, принеси нам, пожалуйста, чаю. Здесь пекут вкусные булочки. Одна булочка фигуре не повредит, а удовольствие доставит.

Дженнифер любила таких старушек – мудрых и хорошо воспитанных. Она с удовольствием выпила чай с булочкой и обсудила с Лайлом и леди Маклайн тему проповеди о нищих духом, высказав мысль, что нищета – это, по сути, свобода от всего. И следует переводить не нищие, а свободные духом. Лайл изумился и горячо завосторгался умом Дженнифер, отметив оригинальность ее мышления, а бабушка посоветовала написать статью и показать ее священнику на предмет публикации в каком-нибудь церковном вестнике.

– А вдруг меня отлучат за это от церкви? – смеясь ответила польщенная таким неожиданным признанием Дженнифер.

? Нет, нет, сейчас не Средние века. Тебя даже не сожгут на костре, – сдерживая улыбку, заметила бабушка Маклайн.

Лайл поехал отвозить бабушку домой, а Дженнифер вернулась в общежитие готовиться к свиданию. Встреча с Лайлом и его бабушкой оставила в ее душе неожиданно приятное впечатление, и она всю дорогу улыбалась и была в прекрасном настроении. Но мысли о концерте ее вдруг встревожили и вывели из состояния благодушия. Дженнифер занервничала. Она встала перед зеркалом и придала своему лицу выражение приветливости, кокетства и нежной заинтересованности. Все выглядело глупо и по-детски. Дженнифер была готова уже в два часа. Она решила выехать и погулять по музею до начала концерта. Надо было обязательно занять место для себя и Олдена. Поиск парковки занял минут двадцать. Дженнифер тупо каталась вокруг Смитсоновского комплекса музеев и волновалась. Наконец сбоку от Национальной галереи, прямо напротив Капитолия, какая-то многодетная семья съехала, освободив маленькое пространство возле счетчика. Начались мучения боковой парковки. Взмокнув и изругавшись, Дженни все-таки довольно прилично протиснулась между двумя машинами. Пока она дошла до музея, ее туфли запылились. Она подняла ногу на ступеньку и вытерла их носовым платком. В вестибюле галереи возле цветов, воды и золотого Меркурия она отдышалась и собралась с мыслями. Было уже половина четвертого. Ни о каких прогулках среди картин речи быть не могло. Надо бежать и занимать место. Пролетев через залы, поднявшись по лестнице, Дженнифер без труда нашла небольшой зимний сад. Разумеется, все передние стулья уже заняли пенсионеры и родственники артистов. Но Дженнифер сразу облюбовала местечко сбоку в восьмом ряду и положила рядом с собой на стул бархатный мешочек. Она развернула программку: этюд Листа, Дебюсси «Отражение в воде», два ноктюрна Шопена, две прелюдии Скрябина. Во втором отделении «Итальянский концерт» Баха и что-то современное, какой-то неизвестный композитор со странной фамилией Гу-баи-аду-лина. Араб, что ли? Ладно, чего не вытерпишь ради любви... Она оглядела зал и вдруг увидела в дверях Олдена.

– Профессор Олден, профессор Олден! – закричала она, привстав. На нее зашикали какие-то старички.

– Вы не на бейсболе, мисс, это музей! – выговорил ей один из них.

– Спасибо, я знаю. Извините.

Олден заметил Дженнифер и явно обрадовался. Он подошел к ней и вздохнул.

– Все время забываю, что на бесплатные концерты надо приходить за час, а то будешь стоять.

– Я заняла вам место...

– Не может быть. Дженнифер, дорогая, я очень тронут. Это точно не место твоего друга, который вышел попить воды? Мне бы не хотелось...

– Нет, нет, я знала, что вы придете. Я специально заняла для вас. Вообще-то я должна была сделать вид, что все случайно. Но я не умею притворяться.

Олден ничего не сказал в ответ, только улыбнулся и сел рядом. Погрузившись в бумажку, он воскликнул:

– О, какой сюрприз! Будут исполнять Губай-дулину. Это гениальная русская, сейчас никто, пожалуй, не может с ней сравниться. Неужели Эмма Клейн справится с ней? Она неплохая пианистка, но... Ты любишь музыку?

– Да, очень. Я люблю Моцарта, Чайковского и Бетховена. Но я плохо знаю современных авторов. Вы сказали – Эмма Клейн? Это подруга моей мамы. Но в программе стоит другое имя...

– Заменили исполнителей. Видишь, зачеркнуто и написано карандашом. Извини, уже начинают.

Все встали и зааплодировали. На сцену вышла Эмма в длинном черном платье. Она поклонилась и села за рояль.

От волнения Дженнифер никак не могла сосредоточиться на Листе, Дебюсси пошел легче. Но присутствие рядом профессора приводило ее в трепет. Она представляла, как он берет ее за руку, гладит колено. Вот они обнимаются, он целует ее. Она покраснела и вздохнула. Олден посмотрел на нее и значительно улыбнулся. В это время зазвучал какой-то изысканный пассаж, требующий виртуозности. Пассаж был оценен залом, и кое-кто зааплодировал. Олден покачал головой.

—Я тоже не люблю, когда хлопают посреди концерта.

– Но артистам это нравится, наверное, – заметила Дженнифер.

Вместо ответа Олден приложил палец к губам. В перерыве Дженнифер надеялась побродить с ним по ближайшему залу и побеседовать о живописи. Тут она могла бы блеснуть эрудицией, так как все детство ходила с мамой в музей на лекции для юношества. Но профессор, извинившись, куда-то исчез. Он появился за две минуты до начала второго отделения с букетом белых роз и с одной алой посередине.

– Прекрасно играет, – пояснил он Дженнифер. – Я давно хотел подарить ей цветы.

Дженнифер замерла от обиды. Она почему-то решила, что букет предназначается ей. Я заняла ему место, мог бы и мне подарить, подумала она. Олден словно прочел ее мысли.

– А это тебе, – сказал он, протягивая Дженнифер прелестную коробочку с марципаном и синим шелковым цветком на крышечке. – Спасибо, что заняла мне место. Ты говоришь, твоя мама дружит с мисс Клейн? А давно?

– Всю жизнь. Они познакомились в Нью-Йорке, когда еще были студентками. Потом долго не виделись, а потом оказались опять рядом. Вы можете прийти к нам в гости, и я вас познакомлю, хотите?

– Спасибо, но я выберу более простой путь. Подарю ей цветы, и ты меня представишь. Хорошо?

Дженнифер была счастлива, что профессор обращается к ней так по-дружески. Правда, наличие тети Эммы ее смутило, но зато она может показать своюзначимость и произвести впечатление кругом своих знакомств. Коробочка с марципаном умилила ее, хотя ее больше бы устроили цветы. Но не стоит придираться. Бах настроил Дженнифер на оптимизм. Но, когда Эмма начала играть современного автора, Дженнифер словно очнулась и почувствовала непонятную тревогу. Ведь Олден совершенно не воспринимает ее как женщину. Он не ведет с ней бесед, не смотрит в глаза, и даже эти конфеты... Ну да, она для него просто ребенок. На глаза Дженнифер навернулись слезы. Она достала платочек и промокнула слезы. Музыка прекратилась. Все зааплодировали. Олден посмотрел на Дженнифер.

– Гениально, правда? Ты плакала? Ты такая чувствительная девочка? А что у тебя на щеках? Ты чем-то испачкалась, давай я тебя вытру. Пойдем к мисс Клейн.

Дженнифер с ужасом вспомнила, что этим же самым платочком она вытирала туфли. Олден вытер ей щеки своим платком, словно она была ребенком. Они протолкнулись к сцене. Эмма увидела Дженнифер и всплеснула руками.

– Ты одна? Слава богу! Я так волновалась. По-моему, все было ужасно.

– Мисс, вы играли потрясающе! Особенно во втором отделении.

Олден протянул цветы и поцеловал руку Эмме. Дженнифер вяло представила его. Олден сразу оживился, в нем пробудилось красноречие, и он стал образно объяснять тонкости воплощения музыкальных образов и талант Эммы донести все это. Эмма тоже необыкновенно оживилась, и они стали болтать, забыв о Дженнифер. Та стояла в стороне и не знала, как ей себя вести. Наконец Олден вспомнил о ней.

– Дженни, спасибо за место. Увидимся завтра на лекции, да? Мисс Клейн, вы планировали что-то на этот вечер? Может быть, поужинаем где-нибудь?

– О, с удовольствием! – воскликнула Эмма. – До свидания, Дженнифер, передавай привет Рейчел.

Дженнифер еще несколько секунд постояла в зале, не понимая, что произошло. На нее словно опустился ватный колпак, и она перестала слышать. Но потом слух быстро вернулся к ней, и ей показалось, что все в зале смотрят на нее и говорят одно и то же: все кончено, все кончено, все кончено, глупая маленькая девочка.

Она выбежала из зала и опрометью бросилась по лестнице. Она доехала до самого нижнего этажа, где были магазин и кафе. Стеклянная стена, за которой струился водопад-каскад, отделяла этот зал от площади. Гул воды был успокаивающий, а вид стеклянной водной стены настолько красивым, что казался продолжением экспозиции музея. Впрочем, так и было задумано. Теперь вода пела то же самое, что шептали люди в зимнем саду. Дженнифер зарыдала, но тут же сдержалась, испугавшись, что ее услышат и сочтут умалишенной. Так она стояла и не могла отвести глаз от потоков воды. Почему я не сказала, что у Эммы есть бойфренд? Почему я не поговорила с ним более откровенно? Почему эта противная Эмма играла именно сегодня? Но он слышал ее и раньше. И она так быстро согласилась пойти поужинать, ведь она видела, что он не один, а со мной. Какая низость! Дженнифер вдруг почувствовала приступ ярости. Она бросилась к телефонам, стоявшим возле туалета. В ее записной книжке на всякий случай были записаны все телефоны маминых друзей. Рейчел сама настояла на этом. Под именем Эммы стояло два телефона – ее домашний и телефон ее бой-френда, у которого она часто проводила время все эти годы. Дженнифер набрала его номер. Раздались гудки. У Дженнифер в груди зашевелилось что-то гадкое, словно там завелся невидимый червь, и она решила не оставлять сообщения. Но неожиданно трубку снял Джим, и, услыхав его бархатный голос, Дженнифер почувствовала себя обманутой на все сто процентов.

– Хай, Джим. Это звонит Дженнифер Кристалл. Ты меня помнишь?

– Допустим. Привет, малыш. Ты ищешь Эмму?

– А вы ее не ищете? Вы знаете, где она?

– Кажется, у нее концерт. Вообще-то я сейчас уезжаю, так что, пока, малыш.

– У нее уже кончился концерт, и она ужинает в ресторане с другим мужчиной! – выпалила Дженнифер. Но вдруг червяк в ее груди превратился в мерзкую зловонную жижу, и Дженнифер стало очень плохо. Еще хуже, чем десять минут назад.

На том конце провода наступила пауза.

– Вообще-то она может ужинать с кем хочет. Это ее дело, а не мое. А ты зачем мне это говоришь?

– Я думала, вам это небезразлично, – прошептала Дженнифер, проклиная себя.

– Скажи честно, это она попросила тебя позвонить мне? Я никому не скажу, что ты ее выдала. Детка, никогда не играй в чужие игры. Начинай играть в свою. Только не шантажируй своих парней. Поняла? Бай, привет маме. – И он повесил трубку.

И все они передают маме привет. Идиоты! Самоуверенный идиот! Какая я дура! Единственно, что он правильно сказал, это про чужие игры. Мэтью Олден мне чужой. Это моя фантазия. Я все придумала. Дженнифер бил озноб. Она уже не знала, от чего ей плохо: от неудавшегося романа или от своей подлости. Но осознавать и то и другое было тяжело. И она решила поехать к маме, единственному близкому человеку, который все поймет и все объяснит.

Через полчаса Дженнифер уже сидела в столовой у мамы и ела мидии, сваренные Мишелем по особому рецепту. Она всхлипывала и рассказывала о своем горе.

Мишель курсировал между кухней и столовой и делал вид, что ничего не слышит. Рейчел молча слушала бессвязное повествование дочери.

– Так что тебя больше всего волнует? Что ты позвонила или что у тебя ничего с ним не вышло?

? Все!

– Так не бывает. Что-то больше, что-то меньше. Ты увлеклась, а он не заметил. Значит, не судьба. Смирись. Ты сделала все, что могла. Была с ним в трудную минуту, разделяла его увлечения, даже заняла ему место. Если он не понял, то он не умен. И вряд ли тебе будет от этого легче. Если понял, то очень наглядно показал тебе, что ты его не волнуешь как женщина. Наверно, у него другое представление о любви. А почему бы тебе не начать встречаться с ровесниками? Просто так, для развлечения?

– Мне стыдно, что я так влюбилась.

– Это не стыдно. Люди, способные влюбляться, скоро будут занесены в Красную книгу. Надо гордиться этим! Ты еще любишь его?

– Я не знаю... Теперь Эмма меня возненавидит! Я ей все испортила. Ну и пусть!

– Все бывает. Она рассталась с Джимом, так что ничего страшного. Я это улажу. Все-таки я адвокат.

– Я готова убить себя. Я опозорена. Теперь все знают, какая я дура!

Мишель вдруг остановился.

– Дженни, что за чушь! Извини, но ты все сделала правильно! Ты боролась за свою любовь! На войне все средства хороши! Значит, так – ты боролась, но проиграла. Держи удар! Теперь достойно уходи. Забудь и делай вид, что ничего не случилось! Ты молодец! Отличная девчонка. Он просто тебя недостоин. Во-первых, он зануда.

Если бы вы стали встречаться, он бы тебя все время учил и ставил отметки. Плохо сделала салат – би с минусом... И так всю жизнь. Дженнифер засмеялась.

? Ты не презираешь меня за то, что я звонила?

– Конечно нет! Эта Эмма такая штучка! Одного еще не бросила, а с другим замутила. Сама виновата! Ты была голосом Бога. Джим все равно тебе не поверил. Да он через две минуты забыл, как тебя звать! Давай лучше украшать твою комнату!

Когда Рейчел вышла из душа, Мишель сидел на кровати и что-то просматривал в лэптопе. Увидев Рейчел, он тут же отложил компьютер и облокотился на руку, глядя на Рейчел.

– Ты такая красивая. Как из какого-то фильма.

– С канала «Классика кино». Ты хорошо говорил с Дженни. Но не слишком ли возвысил ее? Все-таки то, что она сделала... Меня пугает это. Я сразу вспомнила об ее отце. Он такой интриган. Даже расстался со мной как интриган, а не как нормальный человек.

– Расставаться непросто. А мужчины не любят сцен. Мне кажется, для любой матери ее дети должны быть всегда правы.

– Даже если они совершают преступление?

– Ты хватила через край. Была обычная девичья истерика. Ты слишком правильная, так нельзя.

– Я уважаю закон. Это у меня в крови. Поэтому кажется, что я слишком правильная. Просто я дисциплинированна. Мишель, я зануда? Скажи честно.

– Честно? Сейчас скажу. – Он притянул Рейчел на кровать и распахнул ее махровый халат. —

Слова не нужны, когда есть ты и твое тело. Лучше я буду молчать, как глухонемой свидетель. И только мычать от удовольствия.

– Мишель, тише! Дженнифер в соседней комнате...

– Она через ванную и кабинет. Ты как школьница. Ой, мамочка услышит! Сначала боятся родителей, потом детей. А дяденьку полицейского ты не боишься?

– Нет, это он меня боится... ой... Мишель, я в раю!

– Любовь моя!..

В день слушания дела все прошло как нельзя лучше. Три свидетеля подтвердили, что Мэри Роджерс все утро провела с Сэмом по кличке Грант. Его мамаша всех рассмешила рассказом о сломанной кровати. А Мэри, одетая в строгий костюм, потупясь, поведала суду, что собиралась просить папу устроить ее друга на работу. Присяжные были растроганы этой историей и признали Мэри невиновной. Выходя из зала суда, Мэри с ненавистью сказала Рейчел:

– Никогда не забуду, как вы меня подставили. Нормальный адвокат заботится о репутации своих подзащитных. Деньги вам пришлют по почте. Надеюсь, мы больше не увидимся.

Рейчел стояла как оплеванная. Сучка! – подумала она. И это вместо благодарности. К ней подошли журналисты. Она вдруг увидела Джима. Он спросил:

– Рейчел, на правах старого друга выпьешь со мной кофе? И дашь мне эксклюзивное интервью?

Рейчел, все еще взбешенная поведением Мэри Роджерс, машинально кивнула.

– Тогда подъезжай в кафетерий «Мокко» в Рослине. Я там буду тебя ждать, – шепнул Джим и отошел к своей машине.

Подъезжая к Рослину, Рейчел в который раз порадовалась, что не живет в этом городе-спутнике, олицетворяющем безумие современных конструкций и индустриального стиля. Городок, состоящий из небоскребов и стекла, без зелени, кроме той, что декоративно была высажена в кадки и подстрижена на пятачках возле зданий, действовал на нее угнетающе. Она без труда нашла новое кафе, так как город пересекала одна главная улица, от которой шли маленькие прямые отростки. Джим сидел за одним из столиков и читал газету. Увидев Рейчел, он встал и заулыбался.

Рейчел попросила зеленый чай с жасмином, а Джим взял кофе без сливок и бутылку минеральной воды.

– Что ты хотел услышать по делу? – спросила Рейчел. – Разве что-то не ясно?

– А кто же их все-таки убил? – ехидно спросил Джим.

– Я не следователь. У них спрашивай. Я устала. Если честно, моя подзащитная не сахар, да и свидетели тоже.

– Да черт с ними. Лучше скажи, как сама-то? Я слышал, ты теперь свободная женщина? Кстати, я тоже свободен. Эмма меня бросила. Может быть, мы соединим наши одиночества? По-моему, мы хорошая пара...

– Джим, что ты несешь?! С какого небоскреба ты свалился?! Я так долго видела тебя рядом с Эммой, что просто не могу представить себя в ее роли. Это как-то... ну, в этом что-то есть не респектабельное...

– Ой, ой, я сейчас умру... Какие слова! Вуди Аллен женился на своей падчерице, а Чарлз Диккенс жил с тремя сестрами одновременно. Примеров сотни. И, знаешь, как-то все обошлось, молния никого не поразила. А тут... Ты на самом деле такая правильная? Или ты уже не одна?

– Джим, есть вещи, через которые я не могу переступить... Если тебе это непонятно, то разыграем вторую версию. Я не одна. Более того, мы уже живем вместе в одном доме. Так что ты опоздал. А Эмма тебе сама об этом сказала? О своем решении?

– Нет, сначала она прислала гонца в лице одной юной особы. Ты, наверно, в курсе. Я только посмеялся. Потом она позвонила мне и сказала, что хочет забрать какие-то вещи. Я сказал: о-кей. И спросил: «Ты от меня уходишь, крошка?» Она ответила: «Ну да, сколько можно тянуть». Я сказал: «У меня утром убирается женщина. Приезжай до двенадцати и все забери. Зачем нам видеться? Я не люблю прощальных ужинов». Вот так все и произошло. Пяти лет как не бывало... Или шести, кажется.

– Ты страдаешь? Но ведь ты сам этого хотел. Ты бы никогда на ней не женился.

– Откуда ты знаешь? Я сам этого не знаю. Много раз я хотел сказать: выходи за меня. Но каждый раз что-то такое происходило и слова застревали у меня в горле. Она что-то делала такое, что мне вдруг становилось не по себе и я молчал.

– Что может сделать женщина такого особенного?

? Я уже не помню. Но как-то не получалось. Не было чувства, что это так необходимо для меня. Она была немного... скучновата. Особенно в последнее время. Я начал ей изменять. Сама понимаешь, когда такое начинается, уже все идет под откос.

– Она была грустная из-за твоей нерешительности. Может быть, это к лучшему? А если тебе сделать ей предложение? Все еще можно поправить.

– Я не хочу. В первый момент я почувствовал облегчение, потом разозлился. Потом погрустил. А потом переспал с одной знойной девочкой и успокоился. Мужчины умеют утешаться. Ладно, а кто твой избранник? Какой-нибудь сенатор? Метишь в первые леди? А? Признайся?

– Ты будешь удивлен, но до встречи со мной мой избранник был рокером и шил костюмы для рок-певцов. Он намного моложе меня и красавец каких мало! Теперь он работает в крупной финансовой корпорации, получает сто тысяч в год и ходит в галстуке от «Эрмес». Он окончил Гарвард, но не спешил устраиваться на работу по специальности. Перепробовал кучу профессий. Даже работал каскадером. А теперь вот делает блестящую карьеру. Причем все это без какой-либо помощи. Он одаренный человек: за что ни возьмется, все ему удается. И, хотя он меня моложе на... много лет, иногда мне кажется, что он мудрее и опытнее меня.

– Из твоих слов я понял, что ты по уши влюблена. И совсем не в его мудрость или успехи в карьере, а в его молодое тело и кое-что еще. Верно я понял? Я журналист и всех вижу насквозь. Ну что же, рад был с тобой побеседовать. А ты теперь где живешь? Надеюсь, где-нибудь в районе Чиви-Чейс?

– Нет, около Черного университета, но это временно. Когда продадим дом, подберем себе что-нибудь получше.

– С ума сойти. Желаю удачи. – Джим расплатился и вышел.

Рейчел не могла отделаться от неприятного осадка. Особенно после его последних фраз, так резко отличавшихся от общего тона их беседы.

И чего я с ним разоткровенничалась? Словно он притворялся, а когда узнал все, что ему нужно, сразу перестал. Эти журналисты умеют выуживать информацию. Никогда не надо встречаться с ними после суда, когда ты устала и с трудом себя контролируешь. Ладно, что я ему сказала такого? Забудем. В это время зазвонил ее мобильник. Она посмотрела на табло: номер был незнакомый. Может быть, новый клиент? Это никогда не помешает. Она нажала на кнопку:

– Алло?

– Леди Бевис? Простите, это Мэтью Олден. Мы могли бы встретиться и поговорить с вами?

– Конечно, можно даже сейчас. Я в Рослине.

– Тогда встретимся в районе Джорджтауна через двадцать минут. На Висконсин-авеню есть японский ресторан. Там можно посидеть в отдельном кабинете. Вы не против?

– Там не всегда бывают свободные места.

? Тогда выберем что-нибудь другое. Встретимся возле ресторана.

Этому-то что надо? Если бы речь шла об успеваемости Дженнифер, меня бы вызвали в деканат. Наверно, хочет спросить про Эмму. Мне везет сегодня. Сначала меня пытал ее бывший друг, теперь новый. Сладкое бремя дружбы.

В ресторане «Японская гостиница» места в это время дня как раз были. Профессор Олден был очень предупредителен, хотя какая-то неловкость в его поведении чувствовалась.

Рейчел отметила его моложавость и обаяние.

Дженнифер можно понять. Он душка. Хотя Мишель правильно угадал – что-то занудное в нем присутствует. Впрочем, все преподаватели этим грешат. Рейчел только сейчас поняла, что проголодалась, и заказала ассорти из суши и безалкогольное пиво. Олден взял сушими и холодный зеленый чай.

Рейчел выжидательно посмотрела на Олдена. Он вздохнул.

– Прошу прощения, что вызвал вас так неожиданно. Но Дженнифер перестала ходить на мои лекции. И я не могу поставить ей оценку. А если у нее не будет оценки, то она не получит стипендии. А, как я узнал, это очень важно для вас. Скажите ей, пускай просто сидит в аудитории, чтобы ее видели другие студенты. Понимаете, ей уже поздно менять курс, так что пускай дослушает мой курс до конца. Я поставлю ей «отлично» за экзамен, но, если она будет пропускать занятия, обязательно кто-нибудь сообщит об этом и отметку опротестуют. Хорошо бы достать какую-нибудь справку, что у нее в это время были какие-нибудь лечебные процедуры. Или давайте я объявлю, что она делает для меня работу в архиве.

– Почему вы хотите нам помочь, профессор?

– Во-первых, меня попросила ваша подруга Эмма. Во-вторых, я чувствую себя отчасти виноватым. Мне кажется, Дженнифер была влюблена в меня. Я клянусь вам, что сделал все возможное, чтобы не ранить ее и в то же время не давать ей надежд. Но, наверно, я что-то не учел. У меня самого был жуткий кризис. Умерла жена через три года после катастрофы и комы. Я как-то... в общем, наверно, я где-то что-то упустил. Давайте вместе поможем Дженнифер пережить это.

– Я говорила с ней. Мне казалось, что она все поняла. Извините, профессор. Не стоит подтасовывать факты. Я не могу этого допустить. Поставьте ей ту оценку, которую она заслуживает. Я думаю, мы сможем оплатить ее курс в этом году.

– Леди Бевис! Дженнифер очень способная девушка. Не нужно делать опрометчивых заявлений. Я хочу помочь ей.

– Я вам очень благодарна. Я с ней поговорю. Просто я известный адвокат. У меня есть враги. И моя репутация должна быть безукоризненной. Если просочатся слухи, что я где-то нарушила закон, дала взятку и так далее, моей карьере конец.

– Речь не идет о нарушении закона. Я готов поставить ей «отлично» – она это заслужила. Но пускай она ходит на занятия. Но если ей это тяжело, то можно что-то придумать.

– Ничего не надо придумывать. Если не будет ходить, значит, так тому и быть. Но я поговорю с ней. Постараюсь вправить ей мозги. Спасибо вам, профессор.

Рейчел возвращалась домой в подавленном настроении. Сначала ей нахамила подзащитная, потом не вовремя потянул за язык Джим и тоже нахамил напоследок. А под занавес новости о Дженнифер. Эмма просит профессора поставить Дженнифер фиктивную отметку! Он знает от Эммы об их семейных трудностях! Как эти бабы болтливы! Сама Рейчел никогда не рассказывала секреты своих подруг в постели. Но неужели надо предупреждать всех: это секрет, а это – нет? Или вообще все скрывать от подруг? И все-таки этот профессор очень милый. Хорошо бы у них с Эммой что-то получилось. Джим просто злодей из сказки рядом с ним. А Дженнифер дурища! Надо остыть, посоветоваться с Мишелем, а потом поговорить с дочкой.

Когда Рейчел простилась с Олденом, было около пяти. Мишель обычно возвращался домой в половине восьмого. Рейчел решила приготовить ужин сама, для чего заехала в ближайший магазин и купила зеленый салат, авокадо, свинину и сладкий перец, а на гарнир – разноцветную пасту. Подъезжая к дому, она с удивлением заметила припаркованный зеленый «фольксваген», прозванный в народе жуком. Он стоял прямо возле входа в дом. Рейчел решила, что к соседу приехали гости, и, поставив на землю пакеты, стала открывать дверь своим ключом. Она распахнула дверь, закинула на диван сумку и, подхватив в две руки два пакета, вошла в дом. Но вдруг ей показалось, что дома кто-то есть. Она поставила пакеты на кухонный стол. Ей опять показалось, что в кухне что-то изменилось. Она уходила из дома последней, и у нее была привычка всегда мыть после завтрака посуду и убирать все в шкафы и холодильник. Теперь же в раковине лежала грязная тарелка и стояла чашка. Около плиты валялись использованные чайные пакетики, хотя Рейчел всегда заваривала чай в чайнике, и даже Мишель перестал ими пользоваться. Рейчел быстро вышла в гостиную и тут только увидела сидящую на диване белокурую девушку с журналом на коленях. Девушка спокойно перелистнула журнал и только потом взглянула на онемевшую Рейчел.

? Простите, вы приходите сюда убираться? – спокойно спросила девица. – Можете начинать, я вам не помешаю. – И она снова углубилась в журнал.

Рейчел сразу оценила степень ее стервозности. В своем деловом костюме за полторы тысячи долларов и туфлях на каблуках фирмы «Бали» Рейчел меньше всего была похожа на уборщицу.

– Простите, – сказала Рейчел, – вы уверены, что попали сюда не по ошибке?

– Абсолютно уверена, мэм, – ответила девица, не отводя глаз от журнала. – Это ведь дом Майкла Хантера? Не так ли? А я его подруга, и у меня есть ключи от его дома. Вы хотите сказать, что вы не прислуга? Тогда, наверно, вы его тетя из Висконсина? Так? Ведь его мама умерла, насколько мне известно. Тогда извините, что я не представилась. Мей Бартон. А вас как зовут?

– Скажите, Мей... – проигнорировав вопрос, начала Рейчел, – Майкл пригласил вас сегодня в гости или вы приехали по собственному желанию? Я живу здесь уже третий месяц и ни о какой Мей не слышала.

– Мы были в ссоре. А теперь я решила помириться. Думаю, Майкл не будет против, ведь он так звал меня назад... Я решила сделать ему сюрприз. И, кстати, я оставила в грязном белье свою ночную рубашку. Вы ее еще не постирали? А то мне не в чем будет спать сегодня.

– Придется позвонить Майклу. Возможно, он знает, где ваша ночная рубашка. – Рейчел была в ярости и совершенно не знала, что надо делать в таком случае. Интуиция ей подсказывала, что девица явно блефует и Мишель тут ни при чем. Но почему у нее ключи от дома? И почему Мишель не предупредил об этом Рейчел? Она набрала его мобильный номер.

– Рейчел, я сейчас не могу говорить, через полчаса я освобожусь и сразу домой...

– Подожди, тут некая Мей Бартон. Она...

– Что она там делает? Зачем ты ее впустила?

– У нее ключи...

– О черт, это же ключи Энди! Я забыл. Что ей надо?

– Она хочет ночевать здесь и спрашивает, где ее ночная рубашка.

– Гони ее в шею, она сумасшедшая! Я не могу говорить, я у шефа в кабинете. Перезвоню.

Рейчел посмотрела на Мей.

– Мне очень жаль, но Майкл велел гнать вас в шею. А еще выразил сомнение в вашей адекватности. Так что рубашку мы вам пришлем по почте.

Мей отбросила журнал и вскочила.

– Ты стерва, ты все врешь! Влезла в постель к парню и думаешь, он будет долго любоваться твоими отцветающими прелестями? Я отлично знаю, кто ты. Адвокат с сомнительными приемами защиты. А в жизни ты еще и покупаешь себе молодых любовников. Хороший материал для свежего номера нашей газеты. Жаль, у меня нет с собой фотоаппарата. Хотя, если я позвоню, будет и телекамера. Ну попробуй, выкини меня отсюда! Попробуй! Может, подеремся?

Рейчел молча поднялась наверх в спальню. Ее всю трясло. Она бы с удовольствием уехала из дома, но как оставить тут эту девицу?! Она может поджечь дом или еще чего-нибудь натворить в отместку. Очень приятный день мне сегодня выдался. Просто сговорились все. Звонить в полицию нельзя. Это могут раздуть в жуткий скандал. Кажется, Мишель говорил, что его бывшая журналистка. Может быть, она работает вместе с Джимом? Какой же Вашингтон маленький город. Внизу хлопнула дверь. Кажется, пришел Мишель. Он быстро взбежал наверх и заглянул в спальню.

– Спокойно, беби, это недоразумение. Сейчас все образуется. – Он прошел в кабинет и что-то начал вытаскивать из шкафов. Потом побежал вниз.

Рейчел хотела послушать, о чем они говорят, но от волнения словно оглохла. Наконец она вышла на лестницу. Мишель стоял у распахнутой двери и кричал в нее:

– И на сто метров не приближайся к моему дому, поняла? А Энди пускай снимает отель. И тебе за это скажет спасибо! – Он захлопнул дверь и посмотрел снизу на Рейчел. – Убей меня нежно, это моя вина. У ее брата больной ребенок, и они раз в год приезжают наблюдаться в Хопкинский госпиталь. Останавливались у меня, благо я жил один. Поэтому я отдал ее брату ключи. А он, естественно, не возит их с собой в Западную Виргинию, а оставляет у Мей. Я думал, она порядочная девушка. Знаешь, обычно приличные люди, расставаясь, остаются друзьями. Она ушла от меня к другому парню. Я особо не горевал, потому что порядком устал от нее и наши отношения давно исчерпали себя. Последнее время мы даже не перезванивались. Я даже не знаю, что ей сегодня взбрело в голову. Может, у нее месячные? – Мишель взбежал на лестницу и обнял Рейчел. – Ну все, забудь. Я ее прогнал, отнял ключи и сказал, что мы не друзья больше. А если она сюда сунется, я позвоню в полицию и ее арестуют. Она тебе что-то сказала? Ты такая бледная, птичка моя, вся дрожишь. Я оказался заложником своего простодушия.

Рейчел разрыдалась.

? У меня сегодня ужасный день. Суд, потом у Дженнифер проблемы, ей могут не дать стипендию. А на десерт визит дамы.

– Обещаю тебе прекрасный вечер и замечательную ночь. Ты выиграла дело, разумеется?

– Лучше бы я его проиграла. Эта дрянь меня оскорбила на прощание. Я, видите ли, спасла ее от пожизненного заключения недостаточно респектабельно. А наша Дженнифер перестала ходить на занятия. Я не знаю, что делать? Дом никак не продается... Тупик.

– Перестань. Все не так страшно. Я все-таки склонен думать, что эта Мэри грохнула родителей, а ее любовник был соучастником. Мамаша их прикрывала. Она все разыграла, в том числе и оскорбленную невинность. Второй раз не берись ее защищать.

– Мишель, в тебе умер автор детективов. В жизни все намного проще.

– О Дженнифер тоже не переживай. Неужели мы не в состоянии оплатить следующий семестр? Кстати, меня повысили по службе, со всеми вытекающими из этого финансовыми последствиями. Не грусти. Знаешь, что я подумал... Это ужасно, что тебе пришлось пережить с этой истеричкой Мей... Давай лучше поженимся. Тогда нам никто не будет страшен.

Рейчел не верила своим ушам.

– Не говори глупости, – машинально ответила она, но вдруг поймала себя на мысли, что ей это приятно. Хотя она, конечно, никогда не согласится на это.

– Почему ты так говоришь? Я могу обидеться. Я для тебя недостаточно хорош? Или все дело в разнице лет? Отвечай!

– Ты как-то очень скоро все решил. Нужно время. И потом, да, меня пугает наша разница в возрасте. Через десять лет мне будет за пятьдесят, а тебе не будет и сорока. И потом... ты захочешь ребенка, молодую жену. А что делать мне, старой и никому уже не нужной?

– Чушь собачья! Когда ты кончаешь, тебе на вид не больше шестнадцати. Я давно это заметил. Так бывает у всех женщин во время оргазма. Поэтому мужья любят своих жен до старости. Они всегда видят их юными в постели и не замечают морщин. Сейчас все изменилось. Нельзя понять, кому сколько лет. Если тебя это будет напрягать, можешь сделать себе пластику, ну что хочешь. Хотя я думаю, что и без этого ты будешь классно выглядеть. Честно говоря, я настроен на карьеру, потому что все эти годы валял дурака. А карьера и ребенок трудно совместимы. И у нас есть Дженнифер. Она выйдет замуж, родит, и мы к тому времени созреем для ребенка. Будем нянчить беби нашей Дженни. Мне так хорошо с тобой, что я не хочу тебя ни с кем делить.

– Я сейчас плохо соображаю. Дай мне время, ладно?

Ужин они заказали по телефону, у Рейчел просто не было сил что-то готовить. Но на объятия и поцелуи силы почему-то нашлись. Погружаясь в мир наслаждения, Рейчел вдруг на секунду вспомнила этот вечер и подумала: а ведь я хотела уйти из-за этой Мей. Какой ужас! Я бы бродила по улицам и плакала. И ничего этого бы не было. Как хорошо, что все обошлось! А Мишель вдруг прошептал ей в ухо:

– Я так испугался, что ты уйдешь. Я даже не помню, что сказал Мей, но она очень быстро сбежала, даже не стала оправдываться. И ключи отдала сразу. Не уходи от меня, слышишь. Что бы ни случилось! Любимая...

На другой день Рейчел собиралась заехать в контору к двум часам – на это время была назначена встреча с клиентом. Проводив рано утром Мишеля на службу, она хотела еще немного поспать, но мысли о дочери не дали ей сомкнуть глаз. Она вспомнила, как бабушка часто любила повторять народную мудрость о маленьких детях, которые не дают спать, и больших, из-за которых не уснешь сама. Младший бабушкин сын служил на флоте, и весь их дом жил от одной утренней почты до другой. Рейчел вышла заодно проверить почтовый ящик и обнаружила конверт от Мэри Роджерс. Неужели чек прислала? – радостно подумала Рейчел, вскрыла конверт и не поверила своим глазам: там лежал чек на сто тысяч долларов, вложенный в открытку с надписью «Спасибо!». Господи, кажется, забрезжил свет в конце туннеля. Ура и спасибо! Однако надо проверить: вдруг чек недействителен? Начав когда-то практику никому не известным адвокатом и обслуживая первое время всякий сброд, Рейчел хорошо знала все эти банковские хитрости. Можно, конечно, отнести чек сразу в свой банк, на его проверку уйдет три-пять дней. Если он окажется недействительным, начисления тут же уплывут со счета, да тебя еще и оштрафуют. Но если поехать в банк, обозначенный на чеке клиента, и попросить там проверить соответствие денег на счете сумме на чеке, то ответ можно получить сразу. Недолго думая, Рейчел сорвалась в ближайший Сити-банк.

– Все верно, – подтвердила ей банковская служащая. – Счета мисс Роджерс функционируют, но вы же не будете брать наличными такую сумму?

– Разумеется, нет, – весело ответила Рейчел.

Теперь можно было спокойно ехать в свой банк. Но она вдруг решила навестить Дженнифер, благо находилась рядом с ее университетом. Она позвонила дочери – та еще была в постели.

– Быстренько вставай, позавтракаем вместе. Я тоже ничего не ела с утра.

Через полчаса они уже сидели в одном из многочисленных кафе Джорджтаунского торгового центра.

Рейчел поделилась с дочерью своей финансовой новостью и приступила к более деликатной теме:

– Итак, даже если ты не получишь стипендии, мы можем заплатить за курс. Но хотелось бы эти деньги потратить на что-нибудь другое: на твой гардероб, поездку за границу или внести их первоначальным взносом за новый дом. Дженни, что случилось? Я думала, ты успокоилась и забыла своего Олдена...

– Как я могу забыть про него, когда он каждый день маячит у меня перед глазами. Можешь меня зарезать, но я не буду ходить на его лекции! И вообще, я разочаровалась в русской литературе. От нее одни неприятности! Все русские героини несчастны в любви. Поэтому и мне так не везет!

– Смешная девочка! А что говорить о шекспировских героинях? Русских хоть оставляют в живых...

– Ага, Анну Каренину, например.

– Но ее не душат, как Дездемону, она не сходит с ума, как Офелия.

– Да, да, а как там Настасья Филипповна? Истеричка, зарезанная таким же психопатом, я уж не говорю о главном герое.

– Нет, ты все упрощаешь. Не все русские героини несчастны. Вот к примеру...

– Ну, ну... Кто же?

– Пожалуйста! Наташа Ростова!

– Да ей крупно повезло – сначала ее соблазнил один подонок, потом бросил жених, а когда они встретились и помирились, он умер. И в конце концов она вышла замуж за толстого глупого Пьера и сама стала толстой и глупой самкой! Я не хочу такого счастья. Теперь я хожу слушать лекции по эсхатологии, я вообще хочу перейти на богословский факультет.

– Господи, только в монашки не постригайся! Ты случайно не собираешься принять католичество?

– Почему бы и нет? Я же учусь в университете, основанном иезуитами...

– Нет, это что-то не то. Дай подумать, я тоже кое-что читала, а уж Толстой мой любимый писатель. Во-первых, Пьер Безухов не толстый и не глупый. Он умный тонкий человек и великолепный любовник!

– С чего ты взяла? Ему изменяла первая жена, значит, у них были проблемы.

—Нет, нет, я помню, он кому-то говорит, что женщины его слабость. А измены... Просто тот брак был без любви.

– Опять любовь! Я не верю! Я не хочу ничего знать про любовь и выдуманных героев! Все писатели – ужасные люди, они пьют, играют в азартные игры, изменяют своим женам. А я должна все это читать? Сейчас меня интересует только конец света и...

– У тебя в голове конец света! Олден готов поставить тебе «отлично», только появись один раз у него на лекции. До конца курса осталось совсем чуть-чуть. А потом можешь заниматься чем хочешь. Мать Тереза! Кстати, почему бы тебе в таком случае не начать помогать бедным и больным? Иди работать в детский онкологический госпиталь по вечерам. Это тебя отрезвит. Кстати, та же Наташа Ростова, которую ты невзлюбила, спаслась тем же – ухаживала за убитой горем матерью. Литература не всегда лжет, чему-то и учит.

– Пожалуй, ты права. У нас висит объявление – требуются добровольцы. Я так и сделаю.

– Я приветствую это. Когда ты столкнешься с настоящим горем, твоя любовная драма покажется тебе счастливым мгновением. Ладно, давай возьмем какой-нибудь убойный десерт и станем толстыми, добрыми и счастливыми!

Расставшись с матерью, Дженнифер пошла в университет. Меня никто не может понять! – думала она с тоской. Им кажется, что мои страдания это так, ерунда. А вот когда у них что-то происходит... Я отлично помню, какой мама приехала из Калифорнии. А она уже забыла. Конечно, когда ты спишь с таким, как Мишель, можно любить не только Толстого, но и бен Ладена. Счастье делает человека слепым и бесчувственным. Она остановилась возле доски объявлений и вписала свое имя в список добровольцев для работы в госпитале. К ней подошел Лайл.

– Привет, давно тебя не видел. Я тоже записался. Давай попросимся в одну смену?

– А ты зачем? Играй лучше в свой волейбол.

– Вообще-то я играю в теннис. Говорят, когда ухаживаешь за кем-то, это лечит сердечные, раны.

– Вы что, сговорились? На что ты намекаешь? – Она резко развернулась и ушла в аудиторию.

Лайл грустно смотрел ей вслед.

– Ни на что. Я о себе говорю.

Но его никто не услышал.

Дженни, какая ты глупая, подумал он. И какая красивая... И как мне тебя добиться? Наверно, я просто обыкновенный неудачник!

Хотя Рейчел так ничего путного и не услышала от дочери, но на душе стало как-то легче. По крайней мере, Дженни не бледная и глаза у нее не мутные, она за обе щеки уплетала шарлотку с яблоками и шоколадным кремом, а при депрессии и склонности к суициду аппетит, кажется, пропадает. Пускай ходит на свою эсхатологию. Господи, меня за миллион не заставишь это изучать! Но все-таки она чему-то учится, а не лижет ЛСД, как сын моего нового клиента. Парень в состоянии полной отключки нечаянно застрелил свою девушку. Он всего лишь хотел прогнать большого паука. И как из всего этого его вытащить? А может, ему лучше в тюрьму лет на десять? Глядишь, вылечится от наркозависимости? А то ведь через год помрет сам.

Весь день Рейчел была занята изучением нового дела. И, хотя оно было весьма проблематичным и вообще-то проигрышным, настроение у нее было приподнятое и боевое. Она так углубилась в работу, что не заметила, как наступил вечер. Ее вернул к действительности телефонный звонок. Звонил Мишель:

– Ты еще долго? Я уже дома и занялся ужином. Давай заканчивай, все будет готово через двадцать минут!

Рейчел радостно захлопнула папку, выключила компьютер. Как это здорово, когда тебя ждут к ужину! Как ни странно, пробок на дороге не было, и она быстро добралась до дому. Мишель смотрел восьмичасовые новости. Увидев Рейчел, он встал и обнял ее.

– Я только переоденусь и приму душ, о-кей?

– Можешь ограничиться только мытьем рук. Знаешь, что Наполеон писал Жозефине из похода?

– Знаю, знаю. Буду через неделю – не мойся. Но я так не могу, от меня сбегут все клиенты.

– Я-то не сбегу, и это главное.

– А ты пока погляди, что у нас есть. – Рейчел положила на стол стотысячный чек и со смехом поднялась наверх. Когда она уже стояла после душа перед зеркалом и вытиралась, услышала громкий крик Мишеля с весьма экспрессивным содержанием. А проще сказать, он заорал «фак ю!» на всю квартиру. Наверно, начались спортивные новости, безмятежно подумала Рейчел и вышла в спальню за любимым голубым кимоно. Когда она спустилась вниз, то увидела, что Мишель как-то странно смотрит на нее, словно собирается что-то сказать и не решается. Рейчел хорошо знала это выражение лица ~ обычно так ее подзащитные раздумывали, говорить правду или нет, одновременно изучая адвоката и подбирая нужные слова.

– Что случилось? – спросила Рейчел. Ее безмятежность улетучилась мгновенно.

– Рейчел, я только что слышал по новостям. В Голливуде зверски убит известный режиссер Ричард Берт. И подозревают его жену и ее любовника – Карла Кристалла. Его арестовали, а она скрылась в неизвестном направлении.

– Этого не может быть! Карл не способен на это. Хотя, если только в наркотическом дыму, но он раньше никогда...

В это время зазвонил телефон. Рейчел молча подняла трубку.

– Рейчел, спаси меня. Это Карл. Вытащи меня отсюда. У меня всего один звонок, и я звоню тебе. Надо дать залог – сто тысяч, я боюсь тюрьмы, пускай меня выпустят, а я потом тебе отдам. Нет, возьми дом себе, все возьми, только спаси меня! Я не убивал, клянусь тебе!

– Карл, не волнуйся, я не могу быть твоим адвокатом, но я приеду, не падай духом!

В трубке послышались гудки.

– Это Карл, – сказала Рейчел.

– Я понял. Тебе нужно ехать?

– Его могут выпустить под залог в сто тысяч.

– Вот и деньги пригодились кстати. Знаешь что, я возьму несколько дней в счет отпуска и поеду с тобой. Ты такая бледная... Черт, наши бывшие всегда портят нам аппетит, нет чтобы позвонить после ужина. А куда делась его мадам?

– Она должна немедленно появиться, если не хочет окончательно запутаться. Странно, когда я узнала об измене Карла, мне очень хотелось пристрелить всех троих. Но кто-то сделал это за меня. Мне даже неловко, что я так думала.

– Не бери в голову. Это Голливуд. Страна больших денег и взвинченных нервов. И то и другое приводит к убийству. Думаю, надо лететь сейчас. Я еще успею застать шефа в хорошем настроении и отпроситься. Обычно он ругается с женой после десяти вечера.

Они прилетели в Лос-Анджелес и остановились в той самой гостинице, где Рейчел переживала свой неожиданный развод. Она нашла визитную карточку офицера полиции Питера Паркера, который вез ее в ту ночь к дому Берта, и позвонила ему. Тот ее сразу вспомнил.

– Да, советник Бевис, лучше бы вы забрали своего мужа оттуда. Мне очень жаль, что так вышло. Вы и вправду считаете его невиновным?

– Питер, можно вас так называть? Мистер Кристалл был мне плохим мужем, но это ничего не значит, он даже мухи убить не может. Однажды у меня началось кровотечение. Так врачи не знали, кому оказывать первую помощь. Карл то и дело падал в обморок при виде крови. Я смогу навестить его в тюрьме? И, кстати, я готова внести залог...

– Ну тогда вы его скоро увидите. Вот вам телефон его адвоката.

На другой день Рейчел встречалась с адвокатом Карла. Элвис Картер, совсем молодой человек, получил это дело по разнарядке, так как денег у Карла не было.

– Первое дело? – понимающе спросила Рейчел.

– Да, и такое сложное... Я надеюсь на вашу помощь, советник Бевис.

– Не волнуйтесь, моим первым делом тоже было убийство. И я его выиграла. И вы выиграете и станете знаменитым. И деньги сами поплывут вам в руки. Но куда исчезла эта дура Брук Дюпон? Кстати, она была разведена с мужем?

– К сожалению, нет. Зато она была беременна... Вопрос: от кого? И вообще, они как-то странно жили. Втроем. Я понимаю, богема и все такое, но присяжные обычные обыватели, и им это трудно понять.

– Мне тоже, хотя я не считаю себя обычной обывательницей. А что говорит Карл?

– Он совершенно растерян и только бормочет: я не виноват, я не виноват. Спасибо, что привезли деньги. Вечером его отпустят. Только куда он поедет? На вилле такое творится! Там было все залито кровью! Сам Берт был привязан к столу, и у него было вынуто сердце! А еще выколоты глаза, отрублены руки и отрезан язык. Экспертизой установлено, что все это сделали, когда он был еще жив. Когда Карла арестовали, его одежда была в крови. Он был в шоке и не мог говорить. В крови обнаружен наркотик, замедляющий реакцию. Слуг в этот вечер на вилле не было. Соседи слышали проезжающие машины, но вы же знаете, какие там расстояния между домами...

– А камеры наблюдения?

– Разбиты вдребезги.

– Значит, у кого-то реакция не была замедленной? И он хорошо замел следы?

– Вы думаете, Брук?

– Сомневаюсь. Зачем ей убивать курицу, несущую золотые яйца? Да еще так экзотично. Она же беременна... Наверно, и не разводилась поэтому, хотела содрать пособие на ребенка.

– А если муж все узнал и решил их выгнать с позором?

– И поэтому позволил привязать себя к столу? Чтобы было легче целоваться на прощание. Такой долгий поцелуй перед сном. Вечным. И язык в придачу – на память. Мне это напоминает нашумевшее убийство на вилле Романа По-лански. Бандой Чарлза Менсона. Попробуем отрабатывать эту версию.

Встретившись чуть позже с Рейчел в кафе, Мишель рассказал довольно интересные факты. Он просмотрел в Интернете все интервью с Бертом, и оказалось, что режиссер собирался снимать фильм о секте, совершающей ритуальные убийства. В основу легла история убийства беременной жены Полански, актрисы Шарон Тейт, но, разумеется, видоизмененная, а роль героини он хотел дать своей жене, тоже беременной. А сценарий писал конечно же Карл Кристалл в соавторстве с самим Бертом. Чтобы лучше узнать материал, они вместе знакомились с разными религиозными фанатиками и даже приглашали кого-то в гости. Что касается личной жизни Берта, то он говорил, что для него главнее духовные отношения, чем физические. И он хочет, сняв фильм, удалиться на покой, передав все свои дела жене и верным друзьям. Кроме того, он уже давно интересовался всякими экзотическими ритуалами и не прочь был сам поэкспериментировать в мистическом плане.

– Мишель, ты гений! Я так и думала! Наверно, старик слишком далеко зашел в своих экспериментах и его порешили какие-нибудь фанатики сатанисты. Но что там делали Карл и Брук? Зачем они во все это влезли?

– Рейчел, я хочу тебя спросить. Ты еще любишь Карла?

– Мишель, о чем ты? Мне его жаль, потому что он не убивал. Потом он отец моей дочери... – Рейчел посмотрела на Мишеля. У того было очень серьезное и напряженное выражение лица. Тогда Рейчел выпрямилась и очень тихо и медленно произнесла: – Я не люблю Карла, Мишель. Я люблю тебя. Ты доволен?

– Тогда... пускай это и не вовремя, но я опять делаю тебе предложение. Выходи за меня, если ты и вправду меня любишь. И давай прямо сейчас купим тебе кольцо, хотя это и не совсем по правилам, но ты должна сама его выбрать, как мне кажется.

– Мишель, я даже не знаю. Почему именно сейчас? Боишься, что я вернусь к Карлу? Обратного пути нет. Он женится на Брук, у них будет ребенок. А мы с тобой и так счастливы. Зачем тебе ставить на себя капкан? Женитьба – это серьезный шаг, я как юрист тебя предупреждаю.

– Спасибо за юридическую консультацию. Сколько я за нее тебе должен? Ах да, ты берешь двести долларов в час. Возьми деньги. Ничего, что наличными? Зато можно налоги не платить. – Мишель встал из-за столика. И положил рядом с деньгами еще мелочь за кофе и десерт. Он быстро вышел из кафе и решительно пошел прочь.

Рейчел посмотрела на деньги и усмехнулась. Потом вдруг вскочила. Я просто идиотка! Она выскочила из кафе и в ужасе стала озираться по сторонам. Мишеля нигде не было видно. Она набрала его номер. Телефон был выключен. Тогда она послала ему сообщение: «Я согласна. Давай встретимся. Позвони. Люблю. Целую. Р.». А теперь надо было ехать на свидание к Карлу.

Карл был худ, бледен и испуган. Он сидел в номере гостиницы и тупо смотрел в телевизор. В соседней комнате расположился его адвокат Картер с бумагами. Увидев Рейчел, он очень обрадовался.

– Слава богу, я просто не знаю что делать! Он ничего мне не рассказывает. Я уже думаю, не созвать ли нам консилиум психиатров?

– Ладно, сейчас разберемся. – Рейчел подошла к Карлу. – Слушай, кончай валять дурака. Я знаю, что ты не убивал. И если ты не хочешь умереть в тюрьме, надо, чтобы это узнали и другие. Рассказывай все. И вызови свою подругу. Иначе ее будет искать вся полиция Лос-Анджелеса. Карл, я жду. Игра в гения окончена, начнем жить как простые люди.

Карл зарыдал и обхватил Рейчел руками за талию.

– Меня в тюрьме избили, – прошептал он. – Сначала полицейский, потом в камере. Это так ужасно.

– Когда выиграем дело, подадим на них в суд. Разве тебя не лупили в школе? Считай, что отрабатывал карму и уже отработал. Так что ты помнишь?

Карл вздохнул и начал рассказывать:

– Меня пригласил пожить у себя покойный Ричард. Нет, сначала я познакомился с Брук. На выставке. Извини, тебе это будет неприятно, но я сразу в нее влюбился.

– Карл, сейчас я не твоя бывшая жена, а юрист. Я тоже недавно влюбилась. Не отвлекайся, пожалуйста.

– Я рад за тебя. Так вот, она очень современная женщина и мы довольно быстро оказались в постели. Начались безумства, она забеременела. Она думала, что у нее не может быть детей. И мы не осторожничали. Но она очень обрадовалась. Она тут же сказала мужу, что беременна. Но он так обрадовался, что не дослушал ее...

– Ах как убедительно! Такая простота... Извини, Карл.

– Брук попросила Ричарда помочь мне. Он сразу согласился, и, хоть это странно звучит, мы подружились. Это глупо, но он мне очень понравился, а я ему. И он предложил мне жить у него во флигеле и работать. Ты знаешь, это было так здорово. Днем я писал, вечером мы беседовали с Ричардом, он так много мне рассказывал интересного, а ночью у меня был потрясающий секс с Брук.

– Какая идиллия. Желательно скрыть твой роман от присяжных. Или как-то иначе его представить.

– Не надо только этой убийственной иронии. Меня в тебе это всегда раздражало. Конечно, я был слегка смущен такой ситуацией...

– Только слегка?

– Опять. Я не буду рассказывать.

– Рассказывай, это в твоих интересах.

– Но Брук все-таки сказала Ричарду, что влюбилась в меня. И он поговорил со мной. Сказал, что все будем решать после съемок, потому что Брук будет играть в фильме главную роль. Но ему жаль нас терять... Он так и сказал – вас обоих. Потом он рассказал мне, что сам был не без греха, но в последнее время у него большие проблемы с эрекцией, а Виагру ему нельзя принимать из-за ужасной аллергии на все лекарства. А гомеопатия ему плохо помогает. И ему не хочется, чтобы кто-то об этом узнал из его коллег. Он сказал, что считает ребенка своим, и точка. Пускай все думают так и завидуют ему. А когда он умрет, Брук может выйти замуж за кого угодно. И он нам не мешает любить друг друга, тем более что собирается ехать в Европу на пару месяцев. Вот, собственно, наша история. Но Брук все-таки хотела с ним развестись после фильма. А я в это время развелся с тобой. Извини, что так вышло.

– Это очень трогательная история, но давай перейдем к делу. Что было в день убийства?

– Да, да, я понимаю. Дело в том, что Ричард коллекционировал всякие страсти-мордасти Орудия средневековых пыток, руководства по составлению мазей для шабаша и т.д. Одним из его хобби было режиссировать разные сцены – сатанинских ритуалов, допросов с пристрастием—и снимать все на пленку.

– Где это хранилось?

– Я не знаю. Брук знает.

– Где она?

– Потом, потом. В общем, он и меня к этому как-то пристроил. Я ему писал сценарии. Собственно, если быть честным, это-то его и привязывало ко мне. Я писал совершенно классные сюжетные сценарии на такие темы. Он нанимал актеров, и мы это ставили, но втайне. Никто, кроме него, не видел этих фильмов. Актеров привозили с завязанными глазами, на всех нас были маски. И в тот день он решил сделать кино. Он хотел, чтобы мы с Брук тоже участвовали. Но пригласил не актеров, а каких-то двоих своих знакомых... по магии, не знаю. Я написал сценарий, взяв за основу один языческий ритуал обмена душами, но он захотел, чтобы мы с Брук там интимно соединились на его глазах. Мы не хотели, а Ричард сказал, что даст тогда согласие на развод. Меня вымазали какой-то мазью, и я что-то выпил, но, кажется, Брук не стала этого делать, потому что боялась повредить ребенку. А я вдруг почувствовал, что мне все равно и даже хочется все это побыстрее сделать. Вначале Ричард должен выпустить кровь из вены и этой кровью нас должны были напоить и облить...

– Карл, это же безумие, до чего ты докатился!

– Я сейчас понимаю, что это бред. Но Брук очень хотела с ним расстаться, она мне жаловалась, что он стал странный и она не хочет сниматься в фильме про убийство Шарон. Она решила принять участие в оргии ради согласия на развод и его денег. И уговорила меня тоже. Но после этой мази и питья я плохо соображал.

И вот, когда у Ричарда должны были брать кровь, Брук вдруг закричала так страшно и бросилась бежать голая, а я не понял, что случилось. Потом мне стало плохо, а когда я очнулся, никого не было, море крови и Ричард. Боже, я опять потерял сознание, но потом еле дотащился до телефона и вызвал полицию...

? Поразительно! Чего только не услышишь! – воскликнул Картер. – Если бы знать, где малышка Брук! Вы рассказывали это следователям? Мы должны помочь им найти настоящих убийц.

– А Брук ничего не будет? – опасливо спросил Карл. – Если вы гарантируете ее безопасность, то я, кажется, знаю, где она. У нее есть одно тайное место.

В это время на телефон Рейчел пришло сообщение: «Встречаемся у Тиффани, жду звонка. Люблю, целую. М.».

—Господа, я могу вас ненадолго оставить? Обсудите все между собой. Одно ясно: нужно найти Брук, кассеты и участников оргии. И поставить в известность следствие. Увидимся завтра утром. Если что – звоните.

Рейчел с облегчением вышла из номера и побежала по коридору. У Карла тоже с головой что-то не в порядке было. Он думал, если я его всю жизнь содержала, то и остальные будут. Я-то его любила. А этот Берт точно был тайный маньяк. Вполне возможно, что он хотел убить неверную жену и Карла, но что-то не рассчитал и убили его. Такие же маньяки, как и он.

Выскочив из гостиницы, Рейчел позвонила Мишелю, и они договорились о встрече возле магазина Тиффани. Рейчел выбрала кольцо из белого золота с довольно крупным бриллиантом. По дороге в гостиницу она поведала Мишелю о подробностях убийства известного режиссера.

– Вот это да! – воскликнул Мишель. – Думаю, что твой бывший муж сделает из этого великолепный бестселлер. И станет миллионером. Если, конечно, поймают настоящих убийц. А ты думаешь, их поймают?

– Надеюсь. И все-таки я никогда не думала, что Карл может вляпаться в такую историю. И хотя я люблю триллеры, я бы хотела стать героиней любовного романа, а не триллера.

– Вот ты и стала ею, – улыбнулся Мишель и сжал Рейчел в своих объятиях. – А Карл пускай трахается со своими триллерами...

Уезжая из Вашингтона, Рейчел ничего не стала говорить дочери, чтобы не расстраивать ее. Она планировала сделать это по возвращении. И пока Рейчел вела собственное расследование убийства голливудской знаменитости, Дженнифер и Лайл пришли в Ферфакс-госпиталь работать добровольцами медицинской службы. И первый врач, которого они увидели, был не кто иной, как Алберт Родригес, отец Розы.

– Ребята, что мне с вами делать? – устало поинтересовался он. – Пойдемте к подросткам-правонарушителям, их заставляют смотреть на всякие ужасы, чтобы они не пили и не обкуривались за рулем. Будете ими руководить. А заодно поможете сходить в туалет какой-нибудь старушке.

– Я думала, будет что-нибудь стоящее, – обиженно заметила Дженнифер

– Конечно, сейчас я попрошу тебя помочь мне на операции. Будешь делать кесарево сечение.

Ладно, шутки в сторону. Я сегодня дежурю. Надеюсь, последний день недели пройдет тихо. И вы тоже меня не подводите и не пачкайте стерильные инструменты. Давайте я подпишу вам пропуска, можете уйти через пару часов.

Дженнифер и Лайл поднялись в комнату для малолетних правонарушителей.

– По-моему, вся эта добровольческая служба просто какой-то куль с дерьмом, – сказала Дженнифер. – Зачем нас призвали, если мы никому не нужны? Для галочки?

– Не переживай, наверняка мы на что-нибудь сгодимся. Мы можем оказывать моральную поддержку больным – почитать им вслух, например.

В комнате нарушителей сидели четверо черных подростков в широченных штанах и нескольких майках, надетых одна на другую. У каждого в ушах были серьги, а на груди болтались золотые и серебряные цепи.

– Во, этих тоже замели... Ты чо, ему минет делала в машине на повышенной скорости? – спросил один из малолетних хулиганов у онемевшей Дженнифер.

– Ошибаешься, приятель, мы добровольцы. Пришли вас воспитывать...

– Тогда у меня отсоси, киска, и я сразу стану хорошим мальчиком.

– Ребята, к вам очень тепло здесь отнеслись. А вы хотите более жесткого подхода? Колонии для малолеток, например? – строго заметил Лайл.

– Ладно, пошутить нельзя. Извините, мисс, не надо мне этого делать, я еще маленький.

В комнату вошла медсестра.

– Так вот ты, толстый, пошли, я тебе покажу, что бывает, когда тебя сбивает пьяный шофер.

А ты, маленький, пойдешь со мной смотреть, что с людьми бывает, когда травятся всякой гадостью. Остальные идут смотреть трепанацию черепа одного из участников драки с применением бейсбольной биты. Я четко изложила программу? Строимся и идем.

– А нам что делать? – спросили хором Дженнифер и Лайл.

– Как фамилии? За что вас сюда прислали?

– Они добровольцы.

– Ладно, идите за нами. Что-нибудь придумаем по дороге.

Возле женщины, которую сбила машина, толстого парня стошнило, а Дженнифер заплакала. Молодой человек, решивший отравиться от несчастной любви, довел всех до молчаливого ступора. А на трепанацию черепа согласился посмотреть только Лайл и маленький нарушитель. Но малыш пошел на это только потому, что у него тоже была зашита голова и он решил наконец-то понять, что ему тогда делали. Но неожиданно в коридоре раздался резкий звук громкоговорителя. Голос доктора Родригеса прозвучал на весь коридор:

– Срочно всему свободному медперсоналу спуститься в приемный покой. Перевернулся школьный автобус. Двадцать пять детей ранены и прибывают в наш госпиталь.

Дженнифер и Лайл переглянулись и, не сговариваясь, бросились вниз. В приемном покое царила суматоха. Каталки со «скорой помощи» шли одни за другими. Дети с завязанными головами, руками и ногами, плачущие и кричащие, лежали на них. Санитар толкнул Дженнифер.

– Держи капельницу, осторожно, быстро в операционную.

На каталке лежала девочка лет восьми, ее глаза с ужасом смотрели на Дженнифер.

– Не бойся, все будет хорошо, это не больно, – на ходу говорила ей Дженнифер, еле успевая за каталкой. Возле операционной девочку приняли врачи и двери захлопнулись. – Она не умрет? – со страхом спросила Дженнифер.

– Не должна, у нее в плече железка застряла, болевой шок. Пошли дальше работать, – по-свойски сказал санитар, хлопнув ее по плечу.

Дженнифер подвозила коляски с ранеными детьми, утешала плачущих, держала капельницы. Когда все потерпевшие были приняты, к ребятам обратился доктор Родригес.

– Послушайте, действительно нужна ваша помощь. Детей много, все врачи и медсестры заняты. Сейчас сюда прибегут обезумевшие родители – их будет не меньше пятидесяти. Постарайтесь задержать их хотя бы на пять минут, пока мы не оказали первую помощь. Не хотелось бы применять силу нашей охраны. Главное, никто из детей не погиб. Все они в безопасности. Как только им окажут первую помощь, к ним сразу пустят родителей. Постарайтесь донести им эту информацию. Действуйте. Я скоро приду вам на помощь.

Лайл и Дженнифер остались почти одни в вестибюле, не считая двух охранников и трех регистраторов за стеклом маленьких офисов. Вдруг им показалось, что где-то вдалеке начались автомобильные гонки, после чего затопали тысяча ног. Мужчины и женщины в деловых костюмах и домашних халатах, растрепанные, в слезах, с обезумевшими лицами бросились в вестибюль. Все они кричали что-то бессвязное, но в их криках можно было понять несколько слов: «мой ребенок», «моя девочка», «мой мальчик».

Вдруг собравшись с духом, Лайл громко обратился ко всем:

– Дорогие родители! Все в порядке! Все дети живы! Успокойтесь! Тихо, пожалуйста! Все живы! – Его голос прогремел на весь вестибюль. На секунду стало тихо. Лайл продолжал: – Вы увидите ваших детей через несколько минут. Им оказывают первую помощь. Я вас очень прошу, станьте спокойными и веселыми! Ваши дети очень напуганы. И если вы будете психовать, им станет хуже. Садитесь, сейчас моя помощница прочтет по списку имена детей... – Лайл оглянулся на Дженнифер.

Она кивнула и пулей вылетела за двери приемного отделения.

– Где список детей?! – закричала она.

– Вот держи, – вдруг откуда-то раздался голос одного из знакомых нарушителей. – Мы их всех записали...

– Молодец, как звать тебя?

– Кевин.

– Я люблю тебя, Кевин.

Дженнифер выбежала снова в вестибюль. Родители сидели на стульях и на полу, молчаливые и тревожные. Дженнифер стала читать. Напротив каждой фамилии было криво написано – сломана рука, или вывих, или синяк, – и очень испугалась. Она сказала, волнуясь:

– Извините, это предварительный список, его составляли стажеры. Но врач вам все расскажет подробно.

Она начала называть фамилии, но в этот момент в вестибюль вошел доктор Родригес. Он молча взял из рук Дженнифер наспех составленные бумажки и, глядя на имена, начал подробно информировать родителей об их детях. В конце каждого рассказа он направлял родителей в ту или иную палату. Те спокойно шли к своим детям. Наконец вестибюль опустел. Родригес достал платок и вытер пот со лба.

– Выдался денек, а? Спасибо, ребята. Когда много хочешь сказать, лучше промолчать. Спасибо. А где эти нарушители? Я им бумагу подпишу с благодарностью. Ну теперь идите домой, у вас был тяжелый день. Уже десятый час.

– Мы можем еще подежурить...

– Приходите завтра. Если хотите. А сейчас мне пора идти работать. Да, кстати, что за парень у Розы? Он стоящий? Я могу ему дочку доверить?

– Вообще-то он мой друг, – начал Лайл.

– Тогда я спокоен. Это лучшая рекомендация. До встречи, ребята.

Доктор ушел, а Лайл и Дженнифер остались стоять в полупустом вестибюле.

– Лайл, – тихо сказала Дженнифер, – знаешь что?

– Нет, а что?

– Ты классный! Ты такой... ну я просто обалдела... Ты так всех построил. Ты сильный, настоящий мачо...

– Да ладно тебе, это я от страха. Знаешь, в экстремальных ситуациях человек ведет себя неадекватно...

– Молчи, а то все испортишь.

– Что испорчу?

Вместо ответа Дженнифер обняла Лайла и поцеловала его в губы.

На другое утро Дженнифер осторожно подошла к двери аудитории и чуть приоткрыла ее. Она услышала голос профессора Олдена:

? Итак, если мы посмотрим на всех главных героев Льва Толстого, то заметим одно: каждый из них прошел путь от нравственного падения или равнодушия к жизни к нравственному очищению и возрождению. Главная мысль Толстого заключается именно в этом: каждый из нас способен нравственно воскреснуть. Но путь к этому лежит через служение – не идеям, не целям, какими бы великими они ни были, а людям. Именно людям – реальным, страдающим, живущим рядом с нами... Здравствуй, Дженнифер, проходи, рад тебя видеть. Мое задание – я допущу до экзамена тех, кто представит небольшое эссе на тему нравственного возрождения какого-нибудь героя Толстого. Хорошо бы провести параллели с современностью или событием из вашей жизни. Вопросов нет?

Лайл наклонился над ухом Дженнифер.

– Успела выспаться?

– Видишь, опоздала... Я была в общаге в половине пятого. Спала всего четыре часа. А ты?

– А я вообще не ложился. Вот прочти. – Лайл протянул Дженнифер листочек.

Она развернула его. Там были стихи.

Д. К.

По утрам, когда пора проснуться,

Так хочется спать

и видеть тебя во сне.

По вечерам, когда машины несутся

По улицам и мостам,

Хочется слышать твой голос

В приемнике вместо дурных новостей.

По ночам, когда падают звезды,

Я всегда загадываю одно желание.

Это желание – ты...

Дженнифер прижала листок к груди.

– Какие чудесные стихи! Мне первый раз посвящают стихи. – Она вырвала из блокнота листок и быстро начала писать. Потом протянула его Лайлу.

Л.М.

Когда я думала о другом человеке

– Я любила тебя.

Но не знала об этом.

Когда я читала книгу о любви,

Я любила тебя,

Но не знала об этом.

Когда я вытирала чужие слезы

– Я любила тебя.

И узнала об этом.

Толстой был прав:

Чужие страданья

Открывают нам сердце.

И наше счастье вырастает из них,

Как цветок из черной земли.

Лайл сжал руку Дженнифер.

– Какая же ты талантливая, Дженни! Я так горжусь тобой. Я писал свои стихи полночи, а ты написала за три минуты! И в сто раз лучше.

– Нет, твои более техничны. Знаешь, что я придумала? У Мишеля есть домик в горах. Может быть, поедем туда на выходные?

– Я хотел тебе предложить нечто подобное, но не знал, как сказать.

– Ты читаешь меня слишком... эмансипированной?

– Вовсе нет. Мне это нравится. Мне все нравится в тебе, Дженни.

– И ты не видишь моих недостатков?

– А они у тебя есть? Какие?

– Ни за что теперь не скажу...

В самолете компании «Делта эрлайнс», летящем из Лос-Анджелеса в Вашингтон, Рейчел несколько раз тошнило. Еще бы – накануне вылета она первый раз в жизни напилась. Да еще где, в полицейском участке! Заводилой всего этого безобразия был, конечно, Питер Паркер. Ребята из убойного отдела отмечали окончание «дела века» – раскрытие убийства Ричарда Берта. Рейчел позвонили и передали это известие в тот самый момент, когда она, проводив Мишеля в аэропорт, решала, что ей делать дальше и как помочь следствию. Но веселый голос Питера развеял все ее сомнения.

? Что вы сейчас делаете, мэм? А давайте к нам, узнаете подробности самая первая. Вы это заслужили...

Был уже вечер. Питер запер дверь кабинета. Конечно же в нарушение всех инструкций.

? – А еще мы заказали пиццу, – весело сообщил Рейчел один из детективов.

? Ну, госпожа советник, я вам скажу, вы молодец! – заявил Питер. – Ей-богу, когда мы еще ничего не знали и стояли как дураки возле их ворот, я просто нутром почуял, что там что-то нечисто.

? Зовите меня Рейчел, сэр, и не надо сочинять, вы это только что придумали.

? Да клянусь, вот Джон не даст соврать. Я ему рассказал про вас, какая вы красотка. Нет, говорю, там что-то не то... Они там что-то делают такое.

? Если разобраться, то они ничего такого не делали, – заметил один из детективов. – Они же никого не убивали и не насиловали. Играли актеры, за хорошие деньги.

? А ты видел кассеты?

– Только одну, ту самую.

– Стойте, вы нашли ту кассету, где записалось убийство?!

– Конечно. Ваш муж, вернее бывший муж, полностью реабилитирован. Он все это время клевал носом где-то в углу.

– Подождите, давайте по порядку. Как вы-ее нашли?

– Профессиональная тайна. Появилась из ниоткуда леди Дюпон-Берт и назвала имена всех, кого знала, ну кто мог бы в этот вечер прийти к ним в гости. Показала нам, где хранились кассеты. Правда, потом случилось нечто странное. Напомните вам рассказать. А этих двоих она не узнала – все же были в масках, – но предположила, что один из них был старым другом режиссера, неким сэром Тронтоном, таким же коллекционером всяких мерзостей. Мы нашли предполагаемого участника и при обыске обнаружили эту кассету. Странно, что, разбив камеры наблюдения, он почему-то не уничтожил основную улику. Видно, его больная страсть коллекционера взяла верх. Убивал, конечно, не он. Но он привел убийцу. Это был молодой парень, больной на всю голову. Теперь, конечно, можно будет валить все на покойного. Тронтон сказал, что Берт хотел убить свою жену и ее любовника и просил нанять кого-нибудь для этого. А у нанятого парня стало сносить башку, и он начал резать самого Берта. После чего мы взяли исполнителя. Тот поведал нам совсем другое. Тронтон приказал ему убить Берта, потому что Берт был как бы дьявол и его нужно было обезвредить особым способом. Ладно, мы-то свое дело сделали. Кого надо, поймали. А все эти тонкости с преступниками уже ваше дело, господа адвокаты...

– Можно я не буду защищать этих господ? Мне что-то нехорошо от всего этого. А что ты говорил про странные события, связанные с коллекцией Берта?

– Да все кассеты пропали! Только пока никому не говорите, а то нам вместо повышения устроят разнос.

– Как пропали?

– Когда Брук показала нам этот тайник, мы его опечатали и я лично распорядился вывезти все в полицейское управление. Когда через три часа приехали за кассетами, там уже ничего не было. Я был так занят поимкой убийц, что не проследил лично за конфискацией. Короче, их украли такие же знатоки или прикарманил кто-то из наших. Но в таком деле без промахов не бывает. Обидно только, что вся эта гадость начнет гулять по свету и кто-то на этом будет наживаться. А все-таки жаль, что мы не нарушили тогда закон и не въехали в ворота. Надо было забрать вашего мужа силой. А он бы нам потом спасибо сказал.

– Вот уж сомневаюсь. Это судьба! – заявила Рейчел.

И многие с ней согласились.

Рейчел привезли в гостиницу на полицейской машине. С непривычки у нее от выпитого кружилась голова. Но она все же заказала билет на завтрашний рейс. Потом подумала, стоит ли звонить на прощание Карлу, и решила, что позвонит из Вашингтона. Тем более что Мишель предложил Карлу пожить в доме его родителей в горах и поправить здоровье. Вот пускай мужчины и разбираются между собой... Брук Дюпон-Берт Рейчел так и не видела. Ей и не хотелось ее видеть. Но она не была бы адвокатом, если бы не взяла заверенную расписку с бывшего мужа, что он не имеет к ней имущественных претензий и забирает свой иск на право владения домом. А ведь дом можно будет снять с продажи и снова вернуться в него. Если бы знать, что все так случится... Теперь придется покупать новую мебель. Ладно, это все мелочи быта.

Самолет резко дернулся в сторону, и Рейчел еле удержалась, чтобы не испачкать своего соседа. Она достала пакет и держала его возле рта весь остаток пути.

Рейчел не сообщила Мишелю, что возвращается, поэтому ее никто не встречал и она взяла такси. Придя домой, Рейчел упала на кровать и заснула. Проснулась она от жарких поцелуев Мишеля. Он раздевал ее, а она что-то бормотала и никак не могла проснуться. Наконец она открыла глаза.

– Мне нехорошо, я отравилась чем-то.

Мишель засуетился и заставил Рейчел поехать в госпиталь.

– Нет, только не это, мы всю ночь просидим там, не надо.

– А если это что-то серьезное? Поехали.

В приемном покое госпиталя было мало народу – их приняли довольно быстро. Врач посмотрел на язык Рейчел, велел сдать анализ мочи и крови и заодно показаться гинекологу.

Результаты были ошеломляющими. Рейчел оказалась на втором месяце беременности, хотя она уверяла, что этого быть не могло. Но, задумавшись и просчитав, она поняла, что все возможно.

Из госпиталя они ехали потрясенные.

– Но это здорово, – вдруг сказал Мишель, когда они подъезжали к дому. – Надо быстрее жениться. Как ты думаешь?

– Я ничего не думаю. Если это произошло, значит, так тому и быть.

? Я что-то не понял. Ты рада или нет? Подожди, посидим еще в машине. Скажи мне честно: все случилось, как тебе мечталось? Короче, ты счастлива со мной?

– А можно я не буду говорить? Я боюсь, что скажу и все исчезнет.

? Ну тогда скажи просто – да.

?Да.

? А можно громче?

– Да! – закричала Рейчел. – Я счастлива!