"Марианна в огненном венке. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Бенцони Жюльетта)

СЕБАСТЬЯНО

ГЛАВА I. ПЛЕМЯННИЦА ПИТТА

Увлекаемая четырьмя баркасами с гребцами, чьи разноцветные лохмотья вносили теплую ноту в это холодное, предвещавшее скорую зиму утро, «Волшебница моря» покинула сухой док Кассима-паши, обогнула башни Арсенала, пересекая Золотой Рог, величественно приблизилась к лестнице Фанара, чтобы занять предназначенное для нее место.

Под руководством строгого шотландского мастера турецкие плотники хорошо поработали, и корабль с его благоразумно убранными новыми парусами, начищенной до блеска медью и сверкающим красным деревом казался новенькой игрушкой под рассеянными лучами солнца, чей большой диск словно скользил по небу за легким покрывалом тумана. И Марианна, стоя на набережной рядом с Жоливалем, с гордой радостью смотрела на подходящий к ней воскрешенный корабль Язона.

Гребцы работали на совесть, и вскоре большая часть расстояния, разделявшего док Кассима-паши и Фанар, была пройдена. Американский бриг, чей флаг по приказу султанши, чтобы избежать досадных дипломатических осложнений, заменили на штандарт с гербом Сант'Анна, сейчас присоединится к лесу мачт у набережной и вклинится между двумя большими греческими кораблями с пузатыми корпусами, чтобы здесь терпеливо ждать, пока законный хозяин вновь вступит в его владение.

Политическая ситуация между Англией и молодыми Соединенными Штатами Америки действительно обострялась. Конфликт, вошедший в историю как вторая война за независимость, назревал, и Нахшидиль, зная невероятную бдительность английского посла, сэра Стратфорда Кэннинга, позаботилась наложить на подаренный ее кузине корабль эмбарго, которое нельзя было отклонить.

Достаточно сложный маневр, чтобы подвести бриг бортом к набережной, был проведен под аккомпанемент поощрительных криков. Громадная толпа окружила Марианну и ее спутника, привлеченная необычным появлением западного корабля среди греческих и турецких, так как стамбульский берег предназначался для последних, в то время как европейские суда имели право причаливать только напротив, у лестниц Галаты.

Эта шумящая пестрая толпа состояла из матросов и всевозможных мелких торговцев, которые ежедневно загромождали набережную греческого квартала: продавцов фруктов, медовых пряников, пончиков, с их закопченными котлами; торговцев анисовой водкой и розалио, этого ликера из розы, сводившего с ума туземцев; уличных кондитеров и бродячих торговцев мясом вперемешку с разношерстной местной публикой, днем и ночью вторгавшейся в многочисленные портовые таверны. В утреннем воздухе стоял приятный запах жареной баранины и карамели, и Марианна почувствовала, что ужасно хочет есть…

Прошло уже почти два месяца с тех пор, как она согласилась исполнить по отношению к своему супругу то, что она стала рассматривать как свой долг. И с того дня, словно небо только и ждало этот знак доброй воли, чтобы даровать ей прощение, ужасные недомогания, мучившие ее с начала беременности, полностью исчезли.

Наоборот, она стала есть с таким аппетитом, который вызывал беспокойство о том, во что превратится ее талия после родов.

— Я не могу больше влезть ни в одно из моих платьев, — стонала она почти каждое утро после туалета.

И не забывала добавить трагическим тоном:

— Я точно стану похожей на Висконти, — намекая на внушительную возлюбленную маршала Бертье, знаменитую своими удивительными корсетами, которые она заказывала, чтобы скрыть в них излишки плоти.

Добряк Жоливаль успокаивал ее тем, что она никогда не выглядела так хорошо, что из-за изнеженной жизни кожа ее приобрела цвет лилии, а это было именно так, и что в любом случае мужчины, достойные этого имени, предпочитают мягкие телеса, и даже пухлые, связкам костей, как того часто требует мода.

— И затем, если мы наконец поедем в Америку, вы проведете многие недели в морском режиме и станете стройной и гибкой, как отощавшая кошка, если это вам улыбается.

Марианне тогда действительно осталось только улыбнуться, вздохнуть, отставить творения Леруа и ограничиться местной модой, гораздо менее изысканной, но зато более удобной для будущей матери…

В данный момент виконт-сочинитель, буквально ввинтив маленькую подзорную трубу в глаз, внимательно следил за эволюциями корабля под руководством мужа Агаты, рейса Ахмета, у которого Нахшидиль купила бриг и который согласился провести его из дока до якорной стоянки.

— Турки превосходные моряки, — заметил Жоливаль. — Как жаль, что они не решаются покинуть средневековье и начать строить современные корабли, не имеющие такой вид, словно они сражались при Лепанто!

Да простит меня Бог, если то, что я вижу там внизу, не галера!

— Французы разоружили свою последнюю галеру лет сто назад. Не будьте таким мелочным, Жоливаль. И затем, это вопрос времени. Султан Махмуд, если Аллах продлит его жизнь, собирается решительно произвести глубокие реформы и повести свою империю по пути прогресса. Но пока он не укротит янычар и окончательно не заставит замолчать их окаянные кухонные котлы, ничто не будет возможным. Его величество, а также и его мать поджидают удобный случай, а пока проявляют терпение, но это их главная забота…

С тех пор как она была гостьей княгини Морузи, Марианна много раз посещала свою царственную кузину, и между двумя женщинами возникла дружба, к которой присоединилась бурная привязанность Бюлю-ханум, которая так ничего и не поняла из того, что произошло у Ревекки, однако, как преданная верноподданная, не задавала ни единого вопроса, раз ее хозяйка была довольна. Это дало Марианне полезную информацию, которую она щедро предоставляла бедному Латур-Мобуру, все больше отстававшему от событий и не имевшему возможность дать вразумительный ответ императору о продолжении русско-турецкой войны.

«Волшебница» теперь стояла у набережной, возвышаясь среди своих приземистых соседей, похожая на морского ястреба в стае уток. Она выглядела такой нарядной и чистой, что слезы выступили на глазах Марианны и она даже забыла о своем ненасытном голоде.

В это утро само небо располагало к оптимизму. Когда Язон приедет, он будет так счастлив вновь обрести дорогой ему восстановленный корабль, что сгустившиеся между ним и Марианной тучи сами собой рассеются.

Немного спокойных объяснений, и все войдет в норму, дурной сон улетит навсегда. Князь получит столь желанного наследника, а его супруга, быстро став с помощью императорских законоведов Марианной д'Ассельна, будет свободна соединить свою жизнь с человеком, которого всегда так любила…

Конечно, где-то в мире есть особа, которая законно носит фамилию Бофора, но Марианна неуклонно изгоняла из своего сознания память о ней. Пилар выбрала Испанию, родину ее предков, от которых она унаследовала необузданную жестокость и суровую набожность, и сейчас она, без сомнения, усмиряет свои беспощадные страсти в тиши какого-нибудь монастыря. Больше она не является помехой. Но когда же появится Язон?

Во время одного из невероятно учтивых и официальных визитов «Турхан-бея»к княгине Морузи Марианна рискнула заговорить о Бофоре, выразив удивление, что он так долго заставляет себя ждать. При этом сердце ее забилось быстрее, настолько она опасалась причинить боль князю, но вопрос, похоже, ничуть его не задел. Он посмотрел на молодую женщину своими неизменно спокойными темно-синими глазами с тем непроницаемым выражением, от которого ей всегда становилось не по себе, и серьезным голосом ответил:

— В этом нет ничего удивительного. Ведь его раны были очень серьезными, ибо Лейтон оставил его умирать в уносимой течением лодке, где его нашли. Кроме того, после Корфу он находился под трудноустранимым действием опасного снадобья из ржаной спорыньи. Тем не менее личный врач паши Морэ, который ухаживает за ним, поручился мне за его жизнь, но сказал, что выздоровление будет длительным. Будьте, однако, спокойны, за ним ухаживают хорошо.

— Врач паши Морэ? — удивленно спросила Марианна. — Почему же он, если Бофора приютили рыбаки?

— Потому что так гораздо лучше для него. Ходжа Гассан — священнослужитель и мой друг. На этом основании он тайно ухаживает за капитаном Бофором. Из рук Вали-паши американец не вырвался бы без солидного выкупа. Вспомните, что Вали и его отец, паша Янины, как, впрочем, и паша Египта, Махмуд Али, с некоторого времени проявляют самостоятельность по отношению к Порте и ведут себя теперь как независимые властители, за что, кстати, когда-нибудь могут поплатиться. Но, возвращаясь к Язону Бофору, я должен сказать, что шесть месяцев — минимальный срок для его полного выздоровления.

Шесть месяцев! Марианна посчитала про себя. Если исходить из того, что Язона подобрали в первых числах августа, он сможет появиться в Константинополе только зимой, а может быть, даже и в начале весны, учитывая время, которое понадобится ему, чтобы добраться до Босфора. Это обещало долгое ожидание, поскольку октябрь еще не кончился, но, с другой стороны, тайный голос нашептывал Марианне, что так будет лучше, ибо роды ожидались в конце февраля. Благодаря этому она сможет показаться ему в нормальном виде, тогда как она страшилась встретиться лицом к лицу с Язоном с откормленными щеками и всем тем малопривлекательным видом, напоминавшим ей бочку…

— Вы действительно очень неблагоразумны, сударыня, — раздался вдруг ворчливый голос, заставивший вздрогнуть Марианну. — Здесь холодно и сыро, а вы уже добрых три четверти часа стоите среди толпы, подвергаясь опасности быть сбитой с ног. Ведь я рекомендовал вам величайшую осторожность.

Вырванная из своих мечтаний, молодая женщина заметила, что Жоливаля больше нет возле нее. Он поднялся к Ахмету на полуют брига. А на его месте оказался мужчина среднего роста, блондин с красиво подстриженными бакенбардами и чисто английской элегантностью, смотревший на нее с недовольным видом. Она ласково улыбнулась ему и протянула руку.

— Вы оказали мне честь, присматривая за мной, мой дорогой доктор? В таком случае вы явили образчик величайшего терпения, если вам удалось удержаться от упреков в мой адрес целых три четверти часа.

— Я не присматривал за вами, княгиня, но все это время мы были здесь, леди Эстер и я, договариваясь с целой армией капитанов с греческих судов, ужасно болтливых, один другого жуликоватей, и я надеялся, что мы быстро закончим, чтобы я мог отвести вас домой, но эти люди владеют искусством краснобайства больше и лучше, чем гвинейские племена! Что касается леди Эстер, она может послужить примером негритянскому королю! Я кончил тем, что потерял терпение, но она все еще там. Посмотрите на нее: в одном из нарушающих устои костюмов, которые она обожает, стоящую на этих подмостках с каким-то типом в грязном красном колпаке. Готов поклясться, что она получает удовольствие от таких дискуссий.

Если бы ее друзья из Лондона могли это видеть…

Марианна от души рассмеялась. Не было ничего неожиданного в том, что ее нынешний врач был чистокровный англичанин и что этот врач, доктор Чарльз Мерион, стал другом. Ведь на другой день после ее переселения во дворец в Фанаре она нашла вполне естественным включиться в жизнь ее хозяйки и обнаружила, что эта жизнь очень космополитическая.

Политика, однако, почти не интересовала княгиню Морузи, считавшую нормальным принимать вперемешку людей, на которых в другом месте она не обратила бы внимания. Она не проявляла расовых предубеждений в оценке той или иной войны или частной ссоры. Ее друзьями были греки, турки, албанцы, русские, валахи, англичане или французы, это не имело значения! Ее единственное требование: нравиться ей и не быть скучным. Взамен она дарила щедрое гостеприимство и дружбу, готовую на все, но при разочаровании не знавшую прощения.

И Марианна, личный друг и тайная посланница Наполеона, благодаря ей практически попала в объятия племянницы великого Питта, человека, являвшегося смертельным врагом Франции вообще и Наполеона в частности; другими словами — леди Эстер Стенхоп, вызвавшей у нее симпатию, такую же непроизвольную, как и внезапную, от которой она даже не пыталась защититься.

Леди Эстер, без сомнения, была наиболее примечательной и наименее благонамеренной особой, какую когда-либо рождала Англия. Смерть дяди, которому она на протяжении многих лет была опорой и поддержкой, а затем гибель жениха, генерала Джона Мура, убитого в Испании в жестокой битве у Коруньи, в нормальных условиях должны были бы сразить ее и ограничить скромным положением вдовы, да еще и сироты. Однако, привыкнув влиять на политику и политиков, леди Эстер в свои тридцать четыре года отказалась от замкнутой, удушающей жизни старой девы в глуши английского графства.

Она выбрала приключения и ровно через полтора года, а именно 18 февраля 1810 года, стряхнула со своих ног пыль родной земли. Без особой надежды на возвращение она отплыла из Портсмута к странам Востока, чья магия всегда возбуждала ее воображение. Но она уехала не одна: с ней отправилась на фрегате «Язон», этом старом знакомом Марианны, целая свита, как и подобает королеве в изгнании.

После многомесячного странствия достигли наконец Константинополя, и путешественница, поддавшаяся очарованию города, находилась здесь уже год, принимая и посещая высшее общество, в том числе и султана, живя на широкую ногу благодаря щедрой субсидии, которую отец Майкла Бруса, друга ее сердца, высылал сыну, ибо леди Эстер, несмотря на ее склонность к роскоши, не имела состояния и своим поведением вызывала тайное возмущение в душе английского посла.

Кэннинг и в самом деле не замедлил воспринять леди Эстер как одиннадцатую казнь египетскую, а высокомерная странница, со своей стороны, не особенно скрывала перед красавцем дипломатом, что она относит его к категории зануд.

Зато она после приезда всеми средствами добивалась приема у французского посла. Она действительно очень хотела посетить Францию после ее восточного турне (тем более что это было запрещено для англичан) и лично ознакомиться с последствиями императорского правления в стране, едва вышедшей из революции, главной целью которой было свержение монархии. И, считая, что никто, кроме французского посла, не сможет открыть ей двери этой удивительной страны, леди Эстер на протяжении месяцев всеми правдами и не правдами старалась встретиться с Латур-Мобуром, который, не зная больше, как от нее избавиться, в конце концов выбрал заточение. Он почти не выходил из своего старинного монастыря.

Его положение и так было уже достаточно шатким и щекотливым без того, чтобы усложнять его дополнительным недовольством Наполеона просьбой о паспорте для племянницы покойного графа Чатама. При одной мысли о том, как нахмурятся императорские брови перед столь неуместной просьбой, по его телу пробегали мурашки.

В настоящий момент мучительница несчастного посла собрала вокруг своей особы почти столько же людей, как и американский бриг, с которым, кстати, у нее просматривалось некоторое сходство. Очень высокая, даже для англичанки, она носила странное, полумужское — полуженское одеяние, что-то вроде черной паранджи, богато расшитой золотом, представляя собой фигуру, сделавшую бы честь любой римской матроне. Но вместо того чтобы полностью закутаться в это одеяние, она небрежно отбросила капюшон на плечи, гордо выставив напоказ голову с медальным профилем: великолепный нос, яркие чувственные губы, а сверху огромный тюрбан из белого муслина.

В таком облачении, подходившем ей больше всего, она давала отпор греческому моряку гораздо меньшего роста, но более нервному, чем она, на всклокоченную голову которого леди Эстер со снисходительной полуулыбкой время от времени роняла несколько слов, очень спокойных, однако, похоже, вселявших в беднягу ужас.

Забавлявшиеся этой сценой Марианна и доктор Мерион увидели, как греческий моряк несколько раз подряд истово перекрестился, с помощью умоляющих глаз и поднятых рук призвал небо в свидетели, сорвал свой колпак, бросил на землю, потоптал, затем поднял и снова напялил на голову. В конце концов спокойствие, похоже, вернулось к нему, и он протянул сомнительной чистоты руку, в которой внезапно блеснула бесспорно золотая монета.

— Помилуйте! — простонал. Мерион. — Она договорилась с этим пиратом…

— О чем договорилась? И что значит эта перебранка, золотая монета?

— Что мы скоро уедем, сударыня, и на край света!

Леди Эстер отступается от своего желания посетить Францию, но также отказывается провести вторую зиму в Константинополе. Она говорит, что слишком мерзла в прошлом году и решила направиться в Египет. И любым способом, как вы могли видеть. Когда ей не удалось найти корабль доброго христианина, чтобы отвезти ее туда, она обратилась к этим похожим на пиратов людям, не имеющим ни стыда, ни совести…

— Ну-ну, доктор, тут вы ошибаетесь! Греки такие же добрые христиане, как вы и я. Может быть, немного отличаются, но в малом.

— Мне все равно, кто они! Беда в том, что я обречен умирать тысячью смертей в разгар зимы на ужасной, без всякого комфорта, шхуне. Я предпочел бы турецкую шебеку.

— Но тогда вы оказались бы на корабле неверных, — заметила Марианна, которую рассмешил трагический тон ее собеседника, и она спрятала улыбку в высоком меховом воротнике ее суконного плаща.

Однако она тут же воскликнула:

— Позвольте, дорогой друг, если вы уедете, я останусь совсем беспомощной? Что я буду делать без ваших советов?

— А именно в этом я и пытаюсь убедить леди Эстер! У меня здесь прекрасная клиентура, приятная и милая, которая, кроме того, что нуждается во мне, очень дорога мне самому. К тому же мой долг — остаться до вашего разрешения от бремени. И затем, я не знаю, как воспримут важные турецкие дамы такой внезапный отъезд. Я думаю особенно о супруге Капудан — паши…

Марианна также подумала о ней и снова подавила улыбку, ибо заботы, которые доктор Мерион расточал супруге командующего османским морским флотом, немного превосходили то, что требует простая медицинская внимательность. И другие дамы оказывали полное доверие молодому английскому врачу, а он не скрывал удовольствия, которое получал в шелковистом сладостном обществе певчих птичек.

— И что вам ответила леди Эстер?

Мерион пожал плечами.

— Ничего… или почти ничего. Она отказалась выслушать меня, так как хочет ехать в Египет, и ехать немедленно.

— Неужели? Как же это? Я считала, что она придает большое значение встрече с Латур — Мобуром! Значит, она отказывается от нее? Я не думала, что она такая…

Доктор кашлянул и осторожно осмотрелся вокруг.

— Вот именно! — прошептал он. — Она видела его…

— Видела его? Ну и новость! Но где? Когда? Говорите быстрей! Я умираю от нетерпения.

— На прошлой неделе в Бебеке. Они встретились на берегу Босфора, недалеко от нашей резиденции, во дворце, принадлежащем одной из ее подруг. Ваш посол согласился тайно прибыть туда, потому что леди Эстер пригрозила явиться средь бела дня во французское посольство и звонить до тех пор, пока не откроют… Однако тс-с! Вот и она…

В самом деле, леди Стенхоп приближалась большими шагами, той решительной походкой, которая позволила леди Плимут выразить сожаление, что женщин не принимают в королевскую гвардию. Подойдя к ним, она шутливо поклонилась, поочередно прикладывая руку к груди, губам и лбу.

— Салам алейкум! — сказала она. — Если судить по выражению его лица, наш дорогой Чарльз занят тем, чтобы наполнить ваше сочувствующее сердце всей горечью, переполняющей его собственное, моя дорогая Марианна! И вы, безусловно, жалеете его?

— Я не его жалею, Эстер, я жалею себя. Он сказал, что вы лишаете меня врача и дорогого друга. И у меня большое желание запеть вместе с ним.

Леди Эстер рассмеялась.

— Вы, французы, всегда остаетесь мастерами в искусстве говорить приятные вещи с таким видом, будто преподносите гадости, и наоборот! Но я надеюсь, что вы не поддаетесь его драматическим измышлениям обо всех несчастных созданиях при последнем издыхании, которых его Отъезд ввергнет в пучину отчаяния? Истина заключается в том, что он ухаживает только за абсолютно здоровыми женщинами, и это он будет страдать без чарующих глаз мадам Тюлин, мадам Ненуфер, мадам Этуаль… не говоря уже о ваших, моя милочка, со всем уважением, которого они заслуживают…

Внезапно она изменила шутливый тон и сказала вполне серьезно:

— А другая истина — моя — в том, что мне необходимо ехать. Ведь Мерион сообщил вам о моей встрече с Латур-Мобуром?

— Он как раз говорил об этом…

— Но он не успел сказать все, потому что пришла я… Встреча оказалась приятной, но ничего не дала. Из слов посла я поняла, что поездка к Бонапарту невозможна. Впрочем, я знала об этом давно, но мне доставляло удовольствие терроризировать этого превосходного человека…

Она запнулась, огляделась вокруг и нахмурила брови, увидев, что к ним приближаются два жандарма, так явно прислушивающихся, что она схватила Марианну за руку, сделав вид, что ей плохо.

— Не сможем ли мы поболтать в другом месте?

Мне надо сказать вам кое-что с глазу на глаз…

— Если хотите, мы можем вернуться во дворец Морузи. Княгиня сейчас в своем доме на Арнавю-Кои, и мы спокойно поговорим.

— Я никогда не чувствую себя спокойной в греческом доме. Там всегда у всех дверей и замочных скважин полно любопытных.

— Тогда пойдем….Я вижу только одно подходящее место.

— Какое?

— Вот это, — сказала Марианна, увлекая подругу к «Волшебнице». — Там никто нам не помешает.

«И кроме того, — добавила она про себя, — вполне естественно, что я наведаюсь на» мой» корабль «.

Она испытала истинное наслаждение, использовав это притяжательное местоимение. Однако она не собиралась, придя этим утром в порт, пересечь планшир брига.

Она полагала, что корабль Язона должен ждать, неприкосновенный, возвращения своего хозяина и только Язон, заставив палубу загудеть под его сапогами, заново, так сказать, окрестил бы его. Впрочем, в этом было, возможно, некое ребячество, ибо после всего» Волшебница «, купленная благодаря состоянию Селтона и выкупленная Нахшидиль, принадлежала Марианне в такой же степени, как и Язону. И теперь ее охватило непреодолимое желание снова очутиться на палубе, где она пережила столько незабываемых часов…

Оставив очень недовольного доктора Мериона шагать по набережной, обе женщины поднялись на борт и, сделав дружеский знак Жоливалю, разговаривавшему на полуюте с Ахметом, направились на верхнюю палубу, где прежняя каюта Марианны была тщательно реставрирована.

— Вот так! — вздохнула молодая женщина, усаживая подругу рядом с собой на койку. — Лучшего места нам не найти! Здесь уж нас никто не услышит. Вы можете говорить без опасений.

Но леди Эстер не сразу заговорила. Она осматривалась вокруг с интересом и любопытством, которое не пыталась скрыть.

— Так этот корабль принадлежит вам? — сказала она наконец. — Я видела герб вашей семьи на штандарте… но не знала, что вы судовладелица…

Марианна рассмеялась.

— Моя семья одна из самых небольших, дорогая подруга, и никто в ней не занимается прекрасным ремеслом судовладельцев, а я еще меньше, чем кто-либо. Этот бриг в действительности принадлежит одному другу… очень дорогому, но он — бриг — попал в плен к туркам. Ее величество султанша-валиде, моя кузина, выкупила его и подарила мне. Штандарт — это дополнительная милость, но я не считаю себя подлинной владелицей; скажем, в настоящее время я — хранительница» Волшебницы «…

— И кто ее капитан?

— Не спрашивайте меня об этом. Я не могу сейчас сказать, — ответила она с твердостью, которую тут же сменила улыбкой и добавила:

— Считайте меня суеверной, но я не хочу произносить его имя, пока он не приедет…

— И когда это произойдет?

— Я не знаю. Может быть, завтра, а может, через час… или через шесть месяцев. Он тяжело болен и медленно выздоравливает, достаточно далеко отсюда. Но оставим это и поговорим о вас.

Однако Эстер Стенхоп решительно не испытывала большого желания говорить. Она, похоже, совершенно забыла о своих важных делах. Едва она ступила своей большой, аристократических линий ногой на палубу брига, как ее серые глаза загорелись, а трепещущие ноздри словно расширились.

» Она напоминает охотничью собаку, которая чует дичь «, — подумала Марианна, и последовавшее не особенно ее удивило.

Леди Эстер глубоко вздохнула и строго посмотрела на соседку.

— Не хотите же вы сказать, что этот бриг, созданный, чтобы бороздить моря, останется на приколе в этом порту, бесполезный и заброшенный, не поднимая ни единого паруса в ожидании проблематичного прибытия шкипера, о котором вы не знаете, ни где он находится, ни когда он приедет?

— Действительно. Именно это я и хотела сказать — Позвольте мне заметить, что это смешно и опасно. Вы сделаете гораздо лучше, заключив временный контракт с опытным капитаном, чтобы он собрал самую лучшую команду и поскорей поднимал паруса.

— Поднять паруса? Но я не имею ни малейшего желания. Да и куда плыть?

— В Египет. Вместе со мной. Мне необходим корабль, ибо нужно поскорей уехать. За неимением лучшего я смирилась с путешествием на дрянной шхуне, но этот бриг — просто дар небес!

Марианна нахмурила брови. Она хорошо знала страсть англичан к кораблям, однако нашла, что на этот раз леди Стенхоп переборщила.

— Бесполезно рассчитывать на это, Эстер. Я глубоко огорчена, что вынуждена отказать вам, но кроме того, что в моем состоянии запрещены морские поездки, я повторяю: это судно, в сущности, не принадлежит мне и оно не отплывет без своего хозяина.

Она сказала это очень сухим тоном и подумала, что англичанка обидится, но ничего не произошло. В голосе леди Эстер не было ни малейшего недовольства, когда она спокойно заявила:

— Я же сказала, что я должна уехать, моя дорогая, но вам также будет лучше покинуть Константинополь, если вы хотите избежать больших неприятностей.

На этот раз Марианна сделала большие глаза и посмотрела на подругу так, словно та лишилась разума. Но ни малейший след безумия не искажал красивое, властное лицо. Оно выражало только твердую решимость и некоторое беспокойство.

— Не угодно ли вам повторить? — спросила Марианна. — Мне лучше уехать? Но из-за чего, объясните, пожалуйста?

— Сейчас я скажу… Любезный Чарльз рассказал вам, я думаю, о моей встрече с вашим послом?

— В самом деле, но я не вижу…

— Сейчас увидите…

Слегка коснувшись деталей встречи, которая, не принеся успеха, имела для нее только второстепенный интерес, леди Эстер перешла к тому, что последовало за ее романтичной встречей в пустынном дворце: иначе говоря, о полученном на другой день приглашении явиться в английское посольство, где лорд Кэннинг желает ее видеть.

Немного обеспокоенная этим внезапным желанием, она не задерживаясь отправилась туда, и Кэннинг не заставил ее долго пребывать в неизвестности.

— Леди Эстер, где вы провели вчерашний день? — спросил он, едва она вошла в кабинет.

— А разве ваши шпионы не сообщили вам?

Ведь она была не из тех беззащитных женщин, которыми можно помыкать, и ее вызывающий ответ оказался достойным вопроса.

Начавшийся таким образом диалог не замедлил обостриться. Посол выразил своей неугомонной подопечной крайнее недовольство ее непрерывными связями с окружением французского посла. Вчерашняя тайная встреча переполнила, по его мнению, чашу, и племянница Питта, по своему положению и родственным связям, не должна, конечно, ощутить тяжелые последствия ее безумств только при условии, что она откажется от скандальной связи…» с любовницей Буонапарте, которая, кроме того, общеизвестная шпионка…«

— Я ответила юному Кэннингу, что уже достаточно взрослая, чтобы самой выбирать друзей, и предложила ему не совать нос в чужие дела. Естественно, это ему не понравилось, особенно когда я напомнила о связывающих вас с матерью султана родственных узах. Мне показалось тогда, что он вот-вот лопнет от ярости.

» Леди Эстер, — сказал он мне, — или вы дадите честное слово разорвать всякие отношения с этими людьми вообще и с этой женщиной в частности, или я вышлю вас из города и с первым уходящим кораблем отправлю в Англию. Что касается вашей захудалой княгини… — прошу вас извинить, моя дорогая, но цитирую дословно, — я быстро добьюсь от его величества, что ее посадят на идущий во Францию корабль, но сразу после выхода из Босфора мы захватим ее, чтобы она больше никогда не доставляла нам хлопот…«

У Марианны от волнения захватило дух. Гнев и возмущение закипели в ней, но ей удалось не показать это и даже пренебрежительно улыбнуться.

— Не заблуждается ли сэр Стратфорд относительно своего влияния на Порту? Выслать, как служанку, кузину султанши? Это немыслимо!

— Меньше, чем вы себе представляете. Кэннинг хочет выставить вас тайным условием, своего рода прелиминарием к соглашению, которое он в ближайшее время заключит с Махмудом… и на этот раз его величество не спросит мнения матери. Вы будете незаметно отправлены, без малейшего шума, а когда ее величество потребует вас, вы будете далеко, и валиде не останется ничего другого, как забыть вас…

— А это соглашение, вы знаете, о чем оно? — спросила Марианна, чувствуя, что на этот раз побледнела.

— Точно не знаю, что-то сомнительное. Ходят слухи, что русская эскадра приближается к Дарданеллам, а турецкий флот совершенно не способен преградить ей дорогу, если она решит ворваться в Босфор и обстрелять Константинополь. Кэннинг попросил помощи, и в настоящее время флот адмирала Максвела должен направляться к нам. Неужели вы думаете, что султан будет колебаться в выборе между очаровательной княгиней Сант'Анна и несколькими большими линейными кораблями?

— Я считала, что Англия в большей или меньшей степени сотрудничает с Россией? Или она только прикидывается другом, когда речь идет о том, чтобы напакостить императору Наполеону?

— Очевидно, так. Кроме того, не может быть и речи, чтобы между двумя флотами дошло до столкновения. Просто присутствие английских кораблей не позволит русским зайти слишком далеко в отношении государства, которому покровительствует Англия и которое, кстати, готово подписать мирный договор! Вы прекрасно видите, что ваш единственный шанс — уехать со мной!

Марианна встала и, не отвечая, подошла к окованному медью иллюминатору и стала, как некогда, смотреть вдаль, не обращая внимания на открывшееся за ним зрелище.

Шумящий порт, пестрая толпа, бледное солнце — все это не представляло для нее никакого интереса. У нее появилось странное ощущение, что ее заключили в ледяной панцирь, вызывавший отвращение и глубокую усталость…

Вот так мужская политика еще преследовала ее и ожесточалась даже тогда, когда она окончательно отказалась играть в ней хоть малейшую роль. Она открыла, что для того, чтобы ее оставили в покое, недостаточно отдаться безмятежной жизни, как она жила уже два месяца, ощущая развитие в ней ребенка, который станет залогом ее будущего.

После прибытия Марианны в Константинополь Кэннинг мечтал снова захватить ее и отправить в Англию, чтобы там сгноить в подвале какой-нибудь крепости, и его не смягчило скромное существование будущей матери, поселившейся у гостеприимного очага княгини Морузи. Возможно, он даже считал эту скромность источником тайных интриг, удобной ширмой, чтобы оказывать опасное давление на османскую политику. Марианна Сант'Анна, тайный агент, замаскированный беременной женщиной, чтобы более активно плести свою зловещую паутину. И он дошел до того, что поставил ее устранение тайным условием заключения важного дипломатического соглашения! Это было бы очень лестно, конечно, если бы не было так смешно. Но это вызывало и сильное беспокойство, раз двадцатичетырехлетний посол ради достижения своей цели решился пренебречь протекцией самой султанши…

Положение Марианны было тем более опасным, что для нескольких решительных людей не представляло труда проникнуть ночью в старый дворец Морузи, чьи двери не знали запоров, похитить Марианну и отнести на корабль. Несмотря на его средневековые контрфорсы, дворец не представлял собой надежной защиты, и слуги в нем были такого же почтенного возраста, как и его хозяйка. Наконец, его главный подъезд выходит прямо на набережную Фанара: пленница перенесется из постели в трюм корабля, даже не успев проснуться…

Марианна внезапно ощутила мягкое покачивание брига. Он слегка поскрипывал, натягивая якорные цепи, и ей почудился в этих звуках некий призыв, ответ, может быть, на мучивший ее вопрос. Словно приглашение к путешествию. Почему бы, после всего, не поехать ей на» ее» корабле вместе с друзьями? Не в Египет, конечно, где ей нечего делать, а к Морэ… Почему бы не приехать к Язону, избавив его от необходимости посещения этого города, который он инстинктивно ненавидел и куда так не хотел плыть?

Немного встревоженный голос Эстер грубо напомнил ей о присутствии, о котором она забыла.

— Итак? Что же вы решили? Мы едем?

Марианна вздрогнула, бросила на нее быстрый взгляд и покачала головой:

— Нет! Об этом не может быть и речи. Какова бы ни была опасность, я остаюсь…

— Вы сошли с ума!

— Может быть, но это так. Не сердитесь на меня, Эстер, и особенно не думайте, что я не оценила доказательство дружбы, которое вы мне предоставили. Я вам действительно очень признательна, что вы предупредили меня…

— Но вы не особенно поверили моему предупреждению! Вы глубоко ошибаетесь, если считаете, что угрозы Кэннинга — простое сотрясение воздуха. Я знаю его слишком хорошо, чтобы не сомневаться в том, что он добьется своей цели, как в случае со мной, так и с вами.

— Я, в этом ничуть не сомневаюсь, потому что я, я тоже имела сомнительную честь познакомиться с ним.

Может быть, мне и в самом деле следует уехать, но только не в Египет. Мне там совершенно нечего делать.

Лучше и более естественным было бы для меня, пожалуй, вернуться во Францию или Тоскану…

Едва она это сказала, как пожалела о последних словах, ибо глаза леди Стенхоп снова загорелись. Разве ярая путешественница только что не предложила сопровождать ее, при необходимости переодевшись мужчиной и с фальшивым паспортом? Несмотря на глубокую симпатию, которую она испытывала к англичанке, такая перспектива не особенно ей улыбалась, ибо она могла превратиться в источник любых неприятностей. Однако так же внезапно, как он загорелся, огонь в серых глазах потух, словно задутое пламя.

В свою очередь, леди Эстер встала, вытянувшись во весь рост, так что ее тюрбан едва не уперся в потолок.

— Поскольку ваш Латур-Мобур и пальцем не шевельнул, чтобы устранить дипломатические трудности и бесчисленные неприятности, которые могло вызвать мое появление во Франции, — вздохнула она, — я увязалась бы с вами и с какой радостью! Но это действительно бросить вызов судьбе. Тем не менее поразмыслите еще, моя дорогая, и посоветуйтесь с друзьями. В любом случае я уеду не раньше чем через три дня. Следовательно, у вас еще есть время изменить мнение и пожелать провести зиму под египетским солнцем. Пойдем, однако! Присоединимся к бедному Мериону, который уже, наверно, стер подошвы, ожидая нас. Славный малый долго не выдерживает мое отсутствие…

Но когда женщины спустились на набережную, доктор Чарльз Мерион исчез. Несмотря на беспокойство, Марианна, у которой не было таких же оснований, как у леди Стенхоп, верить во всемогущество ее чар над юным врачом, невольно подумала, что он, наоборот, воспользовался случаем, чтобы улизнуть. Может быть, он направился разделить свое горе с очаровательной супругой Капудан-паши?..

Аркадиус выслушал ее, не говоря ни слова, покусывая ус, как он это привык всегда делать, когда бывал сильно озабочен, но тем не менее не проявляя большого беспокойства.

— Вот так обстоят дела! — сказала Марианна в заключение. — Милорд Кэннинг попросту задумал официально очернить меня перед двором, а неофициально — похитить.

— Я больше боюсь неофициальной части, чем официальной, — проговорил сквозь зубы Жоливаль. — Даже находясь в холодных отношениях с Наполеоном, султан дважды подумает, прежде чем выслать кого-либо из его друзей. По-моему, Кэннинг, если он действительно сказал те слова, что вам передали, слишком расхвастался.

— Как это: «если он действительно сказал те слова»? Вы предполагаете, что Эстер придумала всю эту историю?

— Всю — нет… но частично. Меня в этой истории удивляет то, что она, хотя уже прошла неделя после ее встречи с Кэннингом, не поспешила предупредить вас.

Это было бы по-дружески. Вместо этого она спокойно ждет до встречи с вами в порту и рассказывает обо всем как раз после того, как узнает, что вы являетесь владелицей корабля, более красивого и комфортабельного, чем все, что она могла надеяться найти здесь, чтобы увезти ее к восточным грезам. Согласитесь отвезти ее в Египет, и она заставит вас совершить кругосветное путешествие.

— Не может быть речи ни о кругосветном путешествии, ни даже о поездке в Египет. Но, — добавила Марианна, пораженная справедливостью его рассуждений, — вы действительно верите, что она придумала все?

— Если бы знать, — вздохнул Жоливаль. — В любом случае, прежде чем принять хоть малейшее решение, следует посоветоваться с князем Коррадо. Поскольку он является первопричиной вашего пребывания здесь, помимо того, что вы его законная жена, ему и решать, что надо делать. Я немедленно сообщу ему о создавшемся положении, после чего отправлюсь на поиски одного моего друга, имеющего хорошие связи в британском посольстве. Может быть, он сможет узнать, что является правдой, а что вымыслом в откровениях леди Эстер!

— У вас есть друзья-англичане, у вас, Жоливаль? — удивилась Марианна, знавшая, как мало симпатии питает ее друг к стране, которую его жена избрала своей землей обетованной.

— У меня есть друзья там, где надо! И успокойтесь, этот — не англичанин. Он русский, бывший паж Екатерины Великой, но один из наиболее осведомленных в дипломатических делах людей, кого я только знаю.

Полные здравого смысла рассуждения ее друга немного успокоили Марианну. Снова принявшись за вышивание, которым она занималась в долгие часы отдыха, предписанного доктором Мерионом, она адресовала ему лукавую улыбку, в то время как он, стоя у стола, торопливо нацарапал несколько слов.

— Я, кажется, понимаю. Если ваш друг так же вхож в посольства, как и в игорные дома, он действительно должен быть кладезем сведений.

Жоливаль пожал плечами, пощелкал по лацканам своего элегантного жемчужно-серого сюртука, взял трость, шляпу и, нагнувшись, быстро поцеловал волосы Марианны.

— Самое ужасное в вас, женщинах, — проворчал он, — это то, что вы никогда не цените усилий, которые делают ради вас. Теперь спокойно оставайтесь и ждите моего возвращения и особенно никого не принимайте. Я скоро вернусь.

Он и в самом деле отсутствовал недолго, но твердая уверенность, с которой он уходил, уступила место некой напряженности, проявлявшейся в глубоких складках между бровями и непрерывных понюшках табака.

Его таинственный, так хорошо осведомленный друг подтвердил бурный характер последней встречи леди Стенхоп с английским послом, так же как и предстоящее заключение соглашения между Кэннингом и султаном, но он не знает всех намерений британца относительно княгини Сант'Анна и особенно, связаны ли меры по ее изгнанию с этим соглашением.

— Нет никаких причин, чтобы это не было так, — воскликнула Марианна. — Вы прекрасно понимаете, друг мой, что если Кэннинг собирается выслать женщину такого ранга, как леди Стенхоп, родную племянницу лорда Чатама, он, безусловно, не будет деликатничать с явным врагом.

— Прежде всего он никогда не говорил, что «вышлет» леди Эстер. Просто он уведомил ее, — по словам графа Каразина, — что для нее будет благоразумней покинуть этот город, чем упорствовать в поддержании дружеских отношений с «этими проклятыми французами». Ничего больше! И я охотно поверю, что он сказал именно так, ибо Кэннинг слишком учтивый человек, чтобы употреблять выражения вроде «выслать» или «убрать», когда дело идет о даме.

— Это просто доказывает, что в его глазах я не являюсь «дамой»! Вспомните, Жоливаль, что он назвал меня «захудалой княгиней».

— Я понимаю, что для дочери маркиза такой эпитет оскорбителен, но повторяю: не стоит драматизировать.

Мне кажется, что наша знакомая сама предпочитает удалиться, ибо ей не хочется ждать результата некоего письма, написанного ею в порыве гнева лорду Уэлсли после стычки с Кэннингом, в котором посол выставлен в довольно смешном виде. Сейчас прочтете.

Словно из воздуха, Жоливаль с ловкостью фокусника извлек листок бумаги и протянул Марианне, которая, не скрывая удивления, машинально взяла его.

— Откуда у вас это письмо?

— По-прежнему граф Каразин! Это действительно очень ловкий человек. Но естественно, это только копия, которую, кстати, не составило труда получить, ибо леди Стенхоп была так разъярена, что не могла отказать себе в удовольствии прочитать нескольким друзьям свою мстительную эпистолу. Каразин был при этом и, поскольку у него феноменальная память… Должен сказать, что это довольно приличный образчик изящной словесности.

Марианна начала пробегать письмо и не могла удержать улыбку.

«Мистер Кэннинг, — писала Эстер, — молод и неопытен, полон рвения, но полон и предрассудков…»— следовало остроумное описание их распри, затем благородная любительница писем заключала:

«Перед тем как закончить, я умоляю вашу милость не встречать мистера Кэннинга коротким сухим поклоном и не позволять красивым дамам насмехаться над ним. Лучшим вознаграждением за все оказанные им услуги было бы назначение его нашим главнокомандующим и чрезвычайным послом у народов, которым нужно изжить пороки и привить патриотизм: последнее состоит в том, чтобы дергаться в больших, чем безумный дервиш, конвульсиях при одном упоминании имени Бонапарта…»

На этот раз Марианна от души рассмеялась.

— Вам не следовало показывать мне это письмо, Аркадиус. Оно до того утешило меня, что я готова отвезти леди Эстер в Александрию. Если Кэннинг когда-нибудь узнает содержание этого письма…

— Да он уже знает, и можете поверить, что сейчас его мучит бессонница. У него должно постоянно стоять перед глазами ужасное видение: среди всеобщего веселья по министерству иностранных дел циркулирует красный портфель с письмом…

— Дурные ночи посла не улучшают мое положение, Жоливаль, даже наоборот, — вновь посерьезнев, сказала Марианна. — Если он посчитает меня ответственной за дурачества Эстер, он еще больше озлобится. Вопрос остается открытым: что я должна делать?

— В данный момент ничего, уверяю вас. Подождите решения вашего супруга, так как, честно говоря, я не знаю, какой ответ вам дать.

Ответ пришел вечером в лице князя Коррадо, который появился перед заходом солнца, в то время как Марианна об руку с Жоливалем совершала неторопливую прогулку в саду, где опавшие листья укрывали вымощенные синей мозаикой аллеи и шелестели под подолом платья молодой женщины.

Со своей обычной холодной учтивостью он склонился перед Марианной, прежде чем пожать руку Жоливалю.

— Я был дома, когда принесли ваше письмо, — обратился он к виконту, — и, не теряя ни минуты, откликнулся на ваш призыв. Что случилось?

В нескольких фразах Жоливаль рассказал главное из беседы Марианны с леди Стенхоп и о результатах своего стремительного расследования. Коррадо слушал внимательно, и Марианна быстро заметила, что он принимает дело всерьез, ибо к концу рассказа на лбу князя появились такие же озабоченные складки, как у Жоливаля.

— Может быть, леди Эстер слишком преувеличила, — заключил виконт, — а может быть, и нет! Мы не имеем возможности удостовериться в этом и не знаем, как поступить.

Князь задумался.

— Даже если налицо преувеличение, угроза остается, — проговорил он наконец. — Надо отнестись к ней со всей серьезностью, ибо у такого человека, как Кэннинг, не бывает дыма без огня. В том, что вам сказали, безусловно, большая доля правды… Что вы желаете делать, сударыня? — добавил он, обращаясь к молодой женщине.

— Я ничего особенного не желаю, князь. Просто избежать больших неприятностей. Это вы, мне кажется, должны решать за меня. Разве вы не… мой супруг?

Впервые она употребила это слово, и ей показалось, что тень волнения возмутила бесстрастность красивого темного лица, но это длилось лишь мгновение, мимолетное, как легкая рябь на зеркальной глади озера. Коррадо поклонился.

— Я благодарен вам, что вы сейчас вспомнили об этом, ибо я хочу считать это знаком доверия.

— Не сомневайтесь, это так и есть…

— Вы согласны положиться на мое решение?

— Я прошу вас принять любое решение, ибо я не знаю, на каком остановиться. Я думала, — добавила она неуверенно, — может быть, мне лучше покинуть Константинополь… отплыть к Морэ… или во Францию.

— Это будет бесполезно и опасно, — заметил князь. — Вы рискуете встретить английский флот и на этот раз не сможете избежать судьбы, которую уготовил для вас Кэннинг. Кроме того… возможно, что капитан Бофор сейчас уже покинул Монемвазию. Нам неизвестно, отправится ли он морем или сушей. Впрочем, на море нет ничего проще, как встретиться и не увидеть друг друга…

Все это было удручающе справедливо. Марианна опустила голову, чтобы князь не видел разочарования, которое она испытывала и которое слишком ясно можно было прочесть на ее лице. Она лелеяла все послеобеденное время идею поездки в Грецию, которая позволит встретиться с Язоном раньше…

Понимая, что она испытывает, Жоливаль поспешил задать следующий вопрос:

— Так что же ей тогда делать?

— — Оставаться в Константинополе, но, разумеется, покинуть этот дом. В Фанаре осуществить похищение слишком легко.

— А куда же мы направимся?

— Ко мне… В Бебек…

Он снова обратился к Марианне и, не давая ей времени произнести хоть слово, очень быстро продолжал:

— Я сожалею, сударыня, что вынуждаю вас к совместному проживанию, которое не может быть жела» тельным для вас и которого я хотел бы избежать, но это единственный выход. Вы могли бы, конечно, просить княгиню Морузи приютить вас в ее владении в Арнавю-Кои, соседствующем, кстати, с Бебеком, но опасность останется такая же. Именно там будут вас искать в первую очередь, и если сэр Стратфорд Кэннинг дошел до такой подлости, что добился от султана помощи против женщины, люди англичанина могут найти поддержку у гарнизона дворца Румели-Гиссар, до которого оттуда рукой подать.

— — Но он еще ближе к Бебеку, — возразил Жоливаль.

Улыбка князя открыла блеснувшие белизной зубы.

— Действительно… однако никому не придет в голову искать княгиню Сант'Анна в жилище Турхан-бея, этого богатого темнокожего купца, удостоенного дружбой султана…

Была в этих словах ирония, скрывавшая, быть может, горечь, но Марианна подумала, что с князем лучше не давать волю воображению, ибо совершенно невозможно определить подлинность его чувств или хотя бы впечатлений. В своей восточной одежде, безусловно больше подходившей ему, чем европейский костюм, он оставался таким, каким она запомнила его на палубе «Волшебницы»: великолепная статуя, которую даже бич не мог вывести из невозмутимости. Он относился к тем людям, что умирают, не издав ни звука… Но то, что он говорил сейчас, не было лишено интереса.

— Если вы согласны с моим предложением, завтра утром одна турчанка, сопровождаемая гребцом, открыто придет сюда с письмом к вашей хозяйке. Вы наденете ее одежду и, укрывшись вуалью и паранджой, покинете этот дом, и вас доставят в мою обитель. Будьте спокойны, это очень большой дом, которым, кстати, я обязан щедрости его величества… и он достаточно просторен, чтобы мое присутствие вас не стесняло ни в чем! Кроме того, вы получите уход, который, я надеюсь, будет вам приятен. Я имею в виду мою старую Лавинию.

— Донна Лавиния? Она здесь? — воскликнула Марианна, обрадованная внезапной возможностью снова увидеть старую экономку, которая при заключении их странного брака проявила к ней такую ободряющую симпатию и помогала советами во время трудного пребывания на вилле.

Тень улыбки промелькнула на лице князя.

— Я вызвал ее сюда, когда вы согласились сохранить ребенка, ибо, естественно, только она и никто другой займется этим. Она только что приехала, и я обещал привести ее к вам, потому что она очень хочет видеть вас. Мне кажется, что она вас любит…

— Я тоже люблю ее и…

Но Коррадо не хотел, без сомнения, позволить увлечь себя на слишком сентиментальный путь.

— Что касается господина де Жоливаля, — добавил он, обращаясь к виконту, — я надеюсь, что он окажет мне честь быть моим гостем?

Аркадиус поклонился, как подобает светскому человеку.

— Это доставит мне огромное удовольствие. Кстати, вы же знаете, князь, что я редко покидаю княгиню, которая видит во мне своего рода ментора и вдобавок имитацию доброго старого дядюшки.

— Будьте спокойны, имитация превосходная. К сожалению, вы будете вынуждены жить так же замкнуто, как и сама княгиня, ибо, если Кэннинг не особенно поверит, что она бежала без вас, он обязательно установит за вами слежку, в случае если вас увидят в городе. К счастью, я могу предложить вам превосходную библиотеку, очень хорошие сигары и погреб, который должен вам понравиться, не считая обширного сада, надежно укрытого от любопытных глаз.

— Все это будет прекрасно! — одобрил Жоливаль, — Я всегда мечтал об уходе на покой в какой-нибудь монастырь. Ваш мне абсолютно подходит…

— Отлично. В таком случае вы… пострижетесь в монахи завтра вечером. Чтобы попасть в Бебек, лучше всего будет, если вы перед закатом солнца придете во французское посольство, как вы часто делаете, чтобы сыграть партию в шахматы с Латур-Мобуром. Тогда вы оставались там ночевать, поскольку, кроме императорских, ни одно судно не имеет права пересекать Золотой Рог после захода солнца.

— В самом деле.

— В этот раз вы уйдете ночью. Я сам приду за вами в полночь и буду ждать на улице. Вам останется придумать какой-нибудь предлог. Скажете, например, что хотите провести ночь у друзей в Пере, или что вам придет в голову.

— Еще одна деталь… княгиня Морузи, если я могу себе позволить так о ней сказать.

— После отбытия вас обоих она поднимет самый большой шум, на какой способна… а это уже много…

Она будет жаловаться на вашу неблагодарность и бесцеремонность, с какой вы покинули ее дом в неизвестном направлении, даже не потрудившись предупредить ее.

Но не волнуйтесь, она будет прекрасно знать, в чем дело. Я доверяю ей полностью.

— Я в этом не сомневаюсь, — заметила Марианна. — И вы считаете, что Кэннинга обманут эти громкие крики?

— Да или нет, не имеет значения. В счет идет только то, что он не узнает, где вы находитесь. По прошествии нескольких дней он подумает, что вы испугались и уже далеко, и прекратит поиски.

— Вы, несомненно, правы. Но остается урегулировать еще одно обстоятельство: бриг!

— «Волшебница»? Она останется там, где есть… до нового приказа. Ее величество допустила ошибку, приказав поднять штандарт с вашим гербом. Это, конечно, милость, любезность, но все-таки ошибка. Необходимо, чтобы не позже сегодняшнего вечера этот штандарт исчез. На его место я подниму обычный знак моих кораблей.

— Ваших кораблей? У вас есть корабли?

— Я же говорил вам, что выдаю себя за богатого купца. И я им, собственно, и являюсь. Мои суда носят красное знамя со львом, который держит в лапе факел в виде буквы Т. Если вы согласны с этим, в высших сферах подумают, что вы продали корабль, чтобы добыть необходимые при бегстве деньги. И это никоим образом не помешает господину Бофору получить свое добро…

На этот раз Марианна ничего не ответила. Она открыла, что еще очень далека от того, чтобы познать все, что касается необыкновенного человека, чье имя она носит. Она и в самом деле замечала в стамбульском порту многочисленные суда, шебеки или шхуны, над которыми развевался странный флаг с пылающим «Т», но ей и в голову не приходило, что они могут принадлежать ее мужу. После всего, безусловно, будет интересно прожить некоторое время рядом с таким человеком, не считая обещанной безопасности и радости встречи с донной Лавинией.

Беседуя таким образом, они обошли сад и оказались в плотно увитой виноградом беседке, сообщавшейся с салоном. Осень украсила ее пурпуром, и зажигавшиеся повсюду в доме лампы сделали ее еще более красной.

Идущий из кухни коварный запах жареного мяса и лука лишил этот час драматического эффекта и вернул всех к реальности: подошло время ужина, и Марианна, естественно, ощутила волчий голод.

Когда старый длинноволосый слуга появился на пороге, сгибаясь под тяжестью зажженного канделябра, который казался больше, чем он, князь поклонился и на восточный манер коснулся рукой груди, губ и лба.

— Желаю вам доброй ночи, — сказал он тоном светской учтивости, — и надеюсь, что мы скоро увидимся.

Марианна слегка присела в реверансе.

— Это произойдет очень скоро, если будущее ответит моим желаниям, Турхан-бей! Вам также доброй ночи.

Старый слуга поспешил к двери, чтобы открыть ее, и князь стремительно пошел за ним, но, прежде чем переступить порог, он не смог удержаться от последнего совета:

— Если я могу себе позволить… постарайтесь ни в коем случае не встречаться со знатной дамой, которую вы знаете. Ее интерес нагнать на вас страх слишком очевиден, и она чересчур смышленая. Люди такого сорта — опасные друзья.

На другой день, вечером, закутанная в черную паранджу, с вуалью такого же оттенка на лице, Марианна покинула дворец Морузи. Высоченный албанец с большим, как абордажная сабля, кинжалом на животе тенью следовал за ней. Его длинные свисавшие усы делали его похожим на Аттилу, и он окидывал все вокруг мрачным и диким взглядом, который ни у кого не вызывал желания затронуть его. Но на набережных Стамбула встречалось много похожих на него албанцев, и его пестрый костюм ничем не выделялся в многоцветной толпе, кишевшей в сумерках после вечерней молитвы. И потом, он имел громадное преимущество быть немым…

Под его охраной Марианна дошла до небольшой незаметной фелюги, которая ждала, затерянная среди сотни ей подобных, у лестницы Айкапани. Спустя несколько мгновений она заскользила под мелким, больше похожим на туман, дождем по серой воде порта в направлении ее нового убежища.