"Марианна и неизвестный из Тосканы" - читать интересную книгу автора (Бенцони Жюльетта)

Глава VII. КОМЕДИАНТЫ С БУЛЬВАРА ТАМПЕЛЬ

Грозный момент приближался. Наступало время встречи с Франсисом для передачи денег. Ничто не отличало Марианну и Аркадиуса от других парижских зевак, когда под вечер следующего дня они смешались с праздношатающимися, ежедневно толпившимися возле театров на свежем воздухе, ярмарочных балаганов и кафе, занимавших большую часть бульвара Тампль. Одетая в шерстяное коричневое платье с бархатной отделкой и кружевным воротником, в шляпке — «невидимке» на голове и с коричневым плащом на плечах, Марианна, внешне спокойная, хотя чувствовала себя неважно, была неотличима от юной буржуазки, пришедшей полюбоваться чудесами знаменитого бульвара. Аркадиус, в костюме цвета «испуганная мышь», при черном галстуке и в фетровой шляпе, степенно вел ее под руку.

Они оставили карету за садом кафе «Тюрк». Погода была чудесная, и под вязами зазеленевшего бульвара бродили взад-вперед многочисленные группы гуляющих от лотка кондитера к торговцу вафельными трубочками, от шатра скоморохов до балаганных подмостков, представлявших собой настоящие маленькие театры, стремясь все увидеть на этой своеобразной непрерывной ярмарке, в этом раю канатоходцев, всевозможных фокусников и… парижан. Последние, большей частью обедавшие в пять часов, искали в прогулке под деревьями скорее удовлетворение для желудка, чем развлечения.

Среди адского шума, гама, музыки, криков зазывал, перекрывавшихся пронзительными призывами труб и грохотом барабанов, успехом пользовались: «Несгораемый испанец», смуглый тощий малый в костюме из мишуры, который пил кипящее масло и разгуливал по раскаленному железу, не испытывая заметных неудобств, затем «Собака-гадалка»и дрессированные блохи, тащившие миниатюрные повозочки или сражавшиеся на дуэли булавками. На задрапированном оранжевом с синим помосте выступал высоченный старик с патриаршей бородой.

— Входите, дамы и господа, сегодня мы даем необычайное представление под названием «Пир у Петра, или Молнией сраженная Атея», комедию в пяти актах с переменой декораций, огненным дождем в пятом акте и дивертисментом мадемуазель Малага. Знаменитый Дотрив со всем его гардеробом сыграет Дон Жуана! Перед вами одежда из четвертого акта. Смотрите! Костюм с золотистым отливом, жабо и манжеты из настоящих фландрских кружев. А теперь представляем вам юную Малага собственной персоной, чтобы доказать, что ее красота не является химерой. Яви свой лик, юная Малага!

Невольно привлеченная не столько краснобайством зазывалы, сколько красочным декором, Марианна увидела, как появилась сияющая молодостью очаровательная брюнетка в пестром шелковом платье, со сверкающими цехинами в длинных косах, которая грациозно приветствовала публику, вызвав гром аплодисментов.

— Какая она хорошенькая! — воскликнула Марианна. — Не правда ли, жаль, что она вынуждена выступать на таких жалких подмостках?

— В этих балаганах гораздо больше талантов, чем вы себе представляете, Марианна. Что же касается мадемуазель Малага, поговаривают, что она из хорошей семьи и что ее отец, этот бородач, сохраняющий и в ремесле зазывалы своеобразное величие, важный сеньор, опустившийся из-за не знаю уж какой темной истории. Но если вы желаете, мы вернемся сюда как-нибудь вечером поаплодировать им. Я хотел бы, чтобы вы увидели Малага танцующей вместе с мадемуазель Розой, ее партнершей. Мало есть балерин в Опере, которые могут похвастаться подобной грацией… Но сейчас, мне кажется, у нас есть другое дело.

Марианна покраснела. В этой атмосфере беззаботного праздника, среди бьющей ключом — напускной или подлинной — радости, она на какое-то время забыла о главной причине посещения ими бульвара Тампль.

— г В самом деле, где же находится этот выставочный зал, где мы должны встретиться с…

Она запнулась. Ей все труднее и труднее стало произносить имя Франсиса Кранмера. Аркадиус, вынув из-под руки портфель, содержащий пятьдесят тысяч ливров в банковских билетах, которые Марианна этим утром получила у банкира Лафита, показал на большое здание с новогреческим фасадом, возвышающееся над морем палаток и подмостков.

— Немного дальше за цирком «Олимпия», где господин Франкони показывает дрессированных лошадей, вы видите старый дом с балконом, который поддерживают четыре коринфские колонны. Это и есть Музей восковых фигур сеньора Картью. Место очень интересное, вы убедитесь, но будьте осторожны, смотрите под ноги…

Здесь страшно грязно.

Действительно, чтобы обойти очереди, собиравшиеся перед театрами Гетз и Амбигю — Комик, где кричащей расцветки афиши домогались клиентов так же настоятельно, как и зазывалы, пришлось сделать крюк под кровом деревьев, где земля после сильного дождя превратилась в месиво. Ватага гаменов прошла мимо, горланя припев из модной песенки Дезошье:

Одно местечко есть у нас,

Люблю его, как жизнь.

И там я дома всякий раз,

Мой Тампль-бульвар, держись!

— Намерение хорошее, но риторика достойна сожаления, — заметил Жоливаль, стараясь по возможности уберечь Марианну от брызг грязи, летящей из-под ног гаменов. — Как ни печально заставлять вас пробираться здесь, это лучше, чем идти мимо фасадов тех домов.

— Почему же?

Жоливаль указал на приземистый дом, прикорнувший между Музеем восковых фигур и небольшим театриком, еще пустым, с полотняной вывеской, возвещающей, что это Театр лилипутов. Первый этаж этого дома был занят просторным кабачком, над дверью которого вывеска изображала срезанный колос.

— Это очаровательное местечко и есть кабачок «Сломанный колос»— одно из владений нашей дорогой Франсис — Королевской Лилии. Лучше не подходить к нему близко.

Одно упоминание об отвратительной сообщнице Франсиса заставило содрогнуться Марианну, уже достаточно угнетенную тем, что должно было произойти. Она ускорила шаги. Через несколько секунд они были на месте. У входа в музей стоял на посту великолепный польский улан, так хорошо сделанный, что Марианне пришлось подойти вплотную, чтобы убедиться в том, что это манекен, а Аркадиус тем временем пошел за билетами. Улан был, впрочем, единственным украшением входа, выглядевшего довольно скромно с его двумя лампионами и зазывалой, неутомимо призывавшим парижан посмотреть «…более настоящих, чем в самом деле» сильных мира сего.

Не без колебаний Марианна вошла в большой зал, мрачный, закопченный, в который свет проникал из нуждавшихся в серьезном уходе окон. Ясный, солнечный день отсюда казался серым, туманным. Это придавало находившимся тут восковым персонажам странную нереальность, которая могла бы быть удручающей, если бы возгласы и смех посетителей не разряжали тоскливую атмосферу.

— Как здесь холодно, — вздрогнув, прошептала Марианна, в то время как они, якобы восхищаясь очень воинственным изображением покойного маршала Ланна, оглядывались вокруг, надеясь увидеть среди этих живых и неживых Франсиса.

— Да, — согласился Жоливаль, — и наш дружок опаздывает.

Марианна ничего не ответила. Ее недомогание усиливалось, возможно, из-за присутствия слишком похожих на оригиналы восковых фигур. Главная группа, занимавшая центр обширного зала, представляла Наполеона за столом со своей семьей. Все Бонапарты были тут: Каролина, Элиза, Полина, суровая госпожа Мать во вдовьей вуали, едва ли более негнущаяся, чем ее прообраз. Но больше всего Марианну приводил в замешательство восковой император. Ее не покидало ощущение, что эти эмалевые глаза могли видеть ее в тот момент, когда она вела себя как заправская заговорщица. У нее появилось желание бросить все и бежать не только от взгляда, но и из-за инстинктивной боязни увидеть Франсиса.

Догадываясь о ее состоянии, Аркадиус подошел к императорскому столу и стал подшучивать.

— Вы не представляете себе, до какой степени этот стол отражает историю Франции. Здесь можно видеть Людовика XV и его высочайшее семейство.

Комитет общественного спасения и его высочайшее семейство. Директорию и ее высочайшее семейство. Теперь здесь Наполеон и его высочайшее семейство, но вы замечаете, что не хватает императрицы. Мария-Луиза еще не готова. Впрочем, я не убежден, что для ее изготовления не используют несколько кусков мадам Помпадур, ставшей нежелательной. Зато я убежден, что эти фрукты стоят со времен Людовика XV… пыль тоже должна быть исторической!

Но деланная веселость Жоливаля вызвала у Марианны только слабую улыбку. Где же Франсис? Молодую женщину пугала мысль о его появлении, но, с другой стороны, она хотела скорее покончить с этим и покинуть место, не вызывавшее у нее ничего, кроме неприязни.

И вдруг он оказался здесь. Марианна увидела, как он возник из самого темного угла. Он внезапно показался за ванной, в которой Марат агонизировал под ножом Шарлотты Кордэ, одетый как буржуа, пряча лицо под полями коричневой шляпы и поднятым воротником плаща. Он стремительно направился к молодой женщине и ее спутнику, и Марианна, знавшая его обычную самоуверенность, с некоторым удивлением заметила, что он беспокойно оглядывается вокруг себя.

— Вы пунктуальны, — резко бросил он, не давая себе труда поздороваться.

— Чего нельзя сказать о вас! — сухо отпарировал Аркадиус.

— Я задержался. Прошу извинить. Деньги с вами?

— Деньги-то с нами, — ответил Жоливаль, крепко прижимая к груди портфель. — Но мы не видим, чтобы мадемуазель д'Ассельна сопровождала вас.

— Я верну ее вам позже. Сначала деньги. Кто мне докажет, что они действительно находятся в этом портфеле? — добавил он, указывая пальцем на упомянутый предмет.

— Самое приятное в делах, которые ведешь с людьми вашего пошиба, милорд, это царящая атмосфера доверия.

Смотрите сами.

Аркадиус проворно раскрыл портфель, показал пятьдесят векселей на предъявителя по тысяче ливров каждый, быстро закрыл его и снова спрятал под руку.

— Вот так! — спокойно сказал он. — Теперь очередь за вашей пленницей!

Франсис раздраженно взмахнул рукой.

— Позже, я же сказал! Я приведу ее к вам вечером.

Сейчас я спешу и не должен задерживаться здесь! Я не чувствую себя тут в безопасности!

Это было заметно. С тех пор как он появился, Марианне не удавалось поймать его взгляд, перебегавший из стороны в сторону. Но теперь и она вмешалась в спор. Положив руку на портфель, словно боясь, что Аркадиус проявит неуместное благородство, она заявила:

— Чем меньше я буду видеть вас, тем лучше для меня.

Моя дверь никогда не отворится перед вами. И речи быть не может, чтобы вы появились у меня, один или в чьем-либо обществе. Мы заключили договор. Вы убедились, что с моей стороны он выполнен. Теперь я настаиваю, чтоб вы выполнили его со своей… иначе все останется по — прежнему.

— Что это значит?

— Что вы получите деньги, только когда вернете мою кузину.

Серые глаза лорда Кранмера сузились, и в них вспыхнул угрожающий огонь. Он криво усмехнулся.

— Вы, кажется, забыли условия нашего договора милая дама? Ваша кузина, если мне не изменяет память, только часть его… очень малая часть! Она является только… гарантией спокойствия для меня, пока вы собирали эти деньги — гарантию спокойствия для вас.

Марианна не смутилась перед едва прикрытой угрозой.

Когда оружие скрещивалось, она всегда вновь обретала нужные для борьбы спокойствие и уверенность. Она даже позволила себе роскошь презрительно улыбнуться.

— Я смотрю на это иначе. После милой беседы, к которой вы вынудили меня, я побеспокоилась о некоторых предосторожностях, касающихся именно моего спокойствия.

Вы мне больше не страшны!

— Не блефуйте! — прорычал Франсис. — В этой игре я сильней вас! Если бы вы не боялись меня, вы пришли бы с пустыми руками.

— А я пришла, только чтобы освободить мою кузину.

Что же касается того, что вы называете… блефом, — я правильно сказала? — узнайте, что вчера я видела императора и даже оставалась несколько часов в его кабинете.

Если ваши шпионы действуют так хорошо, как вы говорите, вы должны знать об этом!

— Я и знаю. Знаю даже, что вас ожидали увидеть выходящей между двумя жандармами…

— Но меня почтительно проводил камердинер его величества до императорской кареты, доставившей меня домой, — продолжала молодая женщина с показным спокойствием. Решив играть ва-банк, она добавила:

— Расклеивайте ваш пасквиль, мне это совершенно безразлично.

А если вы не вернете Аделаиду, не получите ни су!

Несмотря на сильное беспокойство, которое она не могла сдержать, слишком хорошо зная изворотливую душу этого человека, чтобы поверить в быструю победу над ним, Марианна вдвойне обрадовалась, заметив, что он медлит с ответом и кажется растерянным. Видя на лице Аркадиуса близкое к восхищению выражение, она почувствовала, что близка к важной победе. Надо любой ценой убедить Франсиса, что теперь только Аделаида имеет для нее значение. Не ради этих денег, которые Жоливаль так нежно прижимал к сердцу, но для того, чтобы обезвредить на будущее эту опасную личность. Конечно, будущее, может быть, будет принадлежать Язону Бофору, но так же как она боялась стать объектом скандала в глазах Наполеона, она не хотела предстать перед Бофором опозоренной публично, заляпанной грязью. Достаточно уже и того, что ему предлагается беременная от другого женщина.

Внезапно лорд Кранмер взорвался:

— Я охотно вернул бы ее вам, эту старую шлюху!

Только ее нет у меня больше!

— Как?

— Что вы сказали?

Марианна и Аркадиус воскликнули одновременно.

Франсис в бешенстве передернул плечами.

— Что она исчезла! Она выскользнула из моих рук!

Она сбежала, если вам так больше нравится!

— Когда? — спросила Марианна.

— Вчера вечером! Когда вошли в ее… комнату, чтобы дать обед, ее там не оказалось.

— И вы воображаете, что я поверю в это?

Внезапно скрытый страх и недомогание, не покидавшие Марианну все это время, сменились вспышкой яростного негодования. Франсис что, считал ее полной дурочкой? Слишком уж незамысловато! Он получит деньги и ничего не даст взамен, кроме сомнительного обещания?.. С не меньшей яростью Франсис быстро ответил:

— У вас нет выбора! И вы должны мне верить, мне! Клянусь вам, что она исчезла из моей тюрьмы.

— Ах, ваши клятвы! Если бы она убежала, она немедленно появилась бы дома!

— Я говорю вам только то, что знаю. О ее бегстве я узнал только что. Клянусь вам в этом могилой моей матери!

— Где вы держали ее? — вмешался Жоливаль.

— В одном из подвалов «Сломанного колоса», совсем близко отсюда.

Жоливаль рассмеялся.

— У Фаншон? О сударь, я не считал вас таким наивным! Если вы хотите узнать, где она сейчас, адресуйтесь к своей сообщнице. Она, безусловно, знает! Без сомнения, ей показалось, что ее доля в этом деле слишком не соответствует ее таланту или по меньшей мере аппетиту!

— Нет, — сухо оборвал лорд Кранмер. — На подобную шутку Фаншон не решится. Она хорошо знает, что я не замедлю с наказанием… и беспощадным! К тому же ее ненависть к ускользнувшей из ее рук старой ведьме не вызывала сомнений. Лучше ей не попадать снова в руки Фаншон. Надо сказать, что она делала все, чтобы вывести ее из себя.

Марианна хорошо знала Аделаиду, чтобы без труда представить себе, как она восприняла похищение и заключение.

Фаншон — Королевская Лилия, невзирая на все ее бесстыдство и наглость, нашла себе достойную соперницу, и вполне возможно, что отважной деве удалось ускользнуть из ее лап. Но в таком случае где же она? Почему не вернулась на Лилльскую улицу?

Франсис все больше терял терпение. Уже некоторое время он непрерывно оглядывался в сторону входа, где появился громадный гвардеец с такой роскошной бородой и длиннейшими усами, что его голова в высокой шапке с красным плюмажем, казалось, принадлежала какому — то странному волосатому зверю.

— Покончим с этим! — снова заговорил Франсис. — Я уже потерял слишком много времени! Я не знаю, где эта старая сумасшедшая, но когда-нибудь она явится к вам…

Деньги!..

— Ни за что, — отчетливо проговорила Марианна. — Вы их получите только тогда, когда вернется моя кузина.

— Вы так считаете? А я говорю, что вы дадите их мне немедленно! Ну! Быстро! Давайте сюда портфель, заморыш, иначе…

Внезапно Марианна и Жоливаль увидели, как из складок плаща Франсиса появилось дуло пистолета и угрожающе направилось прямо к груди молодой женщины.

— Я знал, что вы заупрямитесь из-за старухи, — прошипел лорд Кранмер. — Ну, деньги, или я стреляю! И не двигайтесь, особенно вы, доверенное лицо, а то…

Сердце Марианны забилось с перебоями. С исказившегося лица Франсиса на нее смотрела сама смерть. Такова была его жажда золота, что он, безусловно, не колеблясь выстрелит, но она не проявит страха перед ним. Глубоко вздохнув, она выпрямилась всем телом.

— Здесь? Вы не посмеете, — с презрением сказала она.

— Почему? Тут нет никого, кроме этого солдата… и он далеко. Я успею убежать.

Действительно, высокий гренадер спокойно прогуливался, заложив руки за спину, мимо высоких фигур. Он медленно подошел к императорскому столу и не смотрел в их сторону. У Франсиса было достаточно времени, чтобы выстрелить несколько раз.

— Договоримся, — предложил Аркадиус. — Половину сейчас и половину, когда вернется мадемуазель Аделаида!

— Нет! Слишком поздно и у меня нет времени.

Мне нужны деньги, чтобы вернуться в Англию, где у меня дела. Итак, давайте деньги, или я возьму их силой и перед отъездом найду возможность распространить мои желтые листовки. Каков будет их эффект — увидите. Хотя, если вы умрете, это не будет вас беспокоить.

Пистолет угрожающе заколебался в руке Франсиса.

Марианна растерянно оглянулась. О, если бы можно было позвать этого солдата! Но он внезапно исчез… Франсис был сильнее. Надо сдаваться.

— Отдайте ему деньги, друг мой, — сказала она бесцветным голосом, — все равно его повесят.

Не говоря ни слова, Аркадиус протянул портфель. Франсис жадно схватил его и спрятал под плащом. Пистолет исчез там же, к облегчению Марианны, которая, видя безумие в ледяных глазах Франсиса, боялась, что он все равно выстрелит. Она не хотела умирать, особенно таким глупым образом. Жизнь приобретала в ее глазах, она даже не знала почему, необычайную ценность. Начиная с самого детства она слишком много отдала, чтобы согласиться потерять ее вот так, под пулей одержимого. Франсис ухмыльнулся, отвечая на ее последние слова.

— Не надейтесь! У людей моего толка крепкая жизнь, заплатив, вы убедились в этом. Мы еще увидимся, добрейшая Марианна! Помните, что я оставляю вас только на год!

Используйте его!

Небрежно коснувшись пальцем шляпы, он проскользнул между застывшими фигурами придворных, как вдруг неожиданно упал. Появившийся из-за исполинского изображения маршала Ожеро гренадер свалил его на пол.

Ошеломленная Марианна и Аркадиус смотрели на сцепившихся в яростной схватке мужчин. Гренадер имел преимущество в росте и весе, но Франсис, занимавшийся, как и все английские дворяне, спортом, отличался необычайной силой и ловкостью. К тому же он был охвачен гневом при мысли, что схвачен в момент, когда получил долгожданные деньги, которые обеспечивали ему несколько месяцев роскошной жизни. Борясь, он испускал яростные крики, тогда как другой сражался молча, стараясь придавить к полу проворного, извивающегося, как угорь, противника. Обхватив друг друга, сражающиеся поднялись и застыли лоб в лоб, с окаменевшими мышцами, сопя и рыча, как быки на арене.

Предательский удар ногой Принес победу Франсису. Со страдальческим стоном гренадер согнулся вдвое и, держась за живот, упал на колени. Не мешкая, Франсис подхватил отлетевший в сторону портфель и, тяжело дыша и пошатываясь, исчез. Марианна и Аркадиус одновременно поспешили к его неудачливому противнику, чтобы помочь ему подняться. Но мужчина, по — прежнему стоя на коленях, достал свисток и подал пронзительный сигнал.

— Видно, я заржавел или хватил лишку! — с юмором заявил он. — Все равно он далеко не уйдет. Конечно, я предпочел бы сам скрутить его! Здорово он меня шарахнул… да еще сколько побегать пришлось! Да ладно! Это стоит удовольствия снова увидеть тебя, малышка.

Он встал под недоверчивым взглядом Марианны, которая с робкой радостью вслушивалась в исходивший из путаницы волос такой знакомый голос.

— Возможно ли это? — прошептала она. — Я сплю?

— Да нет, это точно я. Никак не узнаешь своего дядюшку Никола? Признаюсь, что для меня было большим сюрпризом увидеть тебя вдруг! Я не рассчитывал встретить тебя!

— Никола! Никола Малерусс! — вздыхала восхищенная Марианна, в то время как привидение избавлялось от фальшивой растительности. — Но откуда вы прибыли? Я так часто думала о вас!

— Я тоже, малютка, я часто думал о тебе! Что касается места, откуда я появился, то оно то же самое: Англия! Я долго выслеживал этого зверя, буквально проскользнувшего у меня между пальцами, но сейчас он должен быть в руках моих коллег! Он пройдоха и интриган. Словом, я потерял его след в Анвере и с трудом снова напал на него здесь.

— Почему вы преследовали его?«

— Мне надо свести с ним счеты… В высшей степени важные счеты, и я заставлю его заплатить до последнего сантима! Смотрите, что я вам говорил? Вот его и ведут.

Франсис Кранмер действительно снова появился в зале, но на этот раз его держали четверо мощных полицейских.

Несмотря на связанные руки, он продолжал отчаянно отбиваться и его стражи вынуждены были не вести, а просто волочить его. Белый как полотно, с пеной у рта, он бросал убийственные взгляды в сторону толпы, собравшейся у входа и с трудом удерживаемой жандармами.

— Попалась птичка, начальник! — сказал один из полицейских.

— Хорошо! Отведите его в Венсен, только под усиленной охраной, ладно?

— Советую отпустить меня, — прорычал Франсис, — иначе вы пожалеете!

Никола Малерусс, сиречь Блэк Фиш, подошел к нему и наклонился, чтобы рассмотреть поближе.

— Ты так считаешь? А я считаю, что ты пожалеешь, что на свет родился, когда я займусь тобой! Давай, живей!

В одиночку!

— Это нашли у него, — сказал один из агентов, протягивая портфель. — Там полно денег…

При виде исступленного взгляда, которым Франсис провожал утраченную добычу, Марианна поняла, что эти деньги были для него важнее свободы и что, если его лишить их, он станет смертельно опасным, снова оказавшись на свободе. Разве Аркадиус не видел его выходящим от Фуше? Разве не опустился он ради денег до худшей подлости, до самого гнусного шантажа? Осторожность подсказывала, что, учитывая раскрытую Аркадиусом тайную связь между лордом Кранмером и Фуше, ей следовало бы оставить ему добытые нечестным путем деньги. Но неожиданная удача — появление Блэка Фиша как раз в тот момент, когда она заплатила выкуп, — не была ли знамением рока? А у попавшего в руки грозного бретонца Франсиса было мало шансов на избавление от незавидной судьбы. Заключенный в Венсене, чьи средневековые величественные башни ей как-то показывали, он не будет больше опасен для нее. Кроме того, охватившее ее желание отомстить было слишком сильным. Улыбнувшись, она протянула руку к портфелю.

— Это мои деньги, — сказала она тихо. — Этот… человек забрал их у нас, угрожая пистолетом, который должен находиться при нем. Могу я их взять?

— Я видел, как пленник действительно вырвал портфель из рук господина, — подтвердил Блэк Фиш, указывая на Аркадиуса. — Ничто не мешает вернуть их вам, раз дело идет только о деньгах. А я считал, что тут пахнет кое-чем гораздо более опасным, и не буду скрывать, малышка, тебе повезло, что мы с тобой уже давно знакомы. Иначе это могло бы тебе дорого стоить. Ну-ка потрусите его, ребята!

В то время как полицейские обыскивали кипящего яростью Франсиса и действительно нашли спрятанное оружие, Марианна спросила:

— Почему это могло мне дорого стоить?

— Потому что до того, как я тебя признал, я считал тебя иностранной шпионкой.

— Она? — бросил Франсис вне себя. — Да кто вам поверит, что вы не знали, кто она такая? Шлюха! Шпионка Бонапарта, да к тому же и его любовница!

— А если мы заговорим о вас? — отпарировала Марианна с презрением. — Каким именем можно назвать вас, кроме шпиона? Учителем пения?.. А может быть…

— Ты рано или поздно заплатишь мне за все это, потаскуха! Я должен был догадаться, что ты приготовила мне ловушку. Это ты меня продала, а?

— Я? Как бы я могла это сделать? Кто из нас двоих назначил свидание?

— Разумеется, я! Но несмотря на мои предупреждения, ты известила ищеек.

— Не правда! — воскликнула Марианна. — Я не знала, что за вами следят. Откуда я могла знать?

— Довольно лгать! — прорычал Франсис, сделав резкое движение связанными руками, словно хотел ударить молодую женщину. — На этот раз ты выиграла, Марианна, но я скоро отыграюсь! Я выйду из тюрьмы… и тогда берегись!

— Ну, хватит! — загремел Блэк Фиш, сделавший большие глаза, услышав о взаимоотношениях Марианны с Наполеоном. — Я же сказал, чтобы его увели. Отшвартуйте от меня этого субъекта и заткните ему глотку, раз он не хочет помолчать. Ты, малышка, не дрейфь. Я знаю о нем достаточно, чтобы отправить его на эшафот, а те, в чьих руках казематы Венсена, больше не выпустят его.

— И полгода не пройдет, как я буду отомщен! — завопил Франсис, но тут один из полицейских сунул ему в рот грязный клетчатый платок, которым удалось наконец заглушить его угрозы.

Он был укрощен, связан… Однако Марианна с подспудным страхом смотрела, как стража уводит его. Она знала, как силен поселившийся в этом человеке гений зла, она знала, до какой степени он ненавидит ее, ненавистью злобной и упорной, которая теперь еще возрастет, ибо он считает ее виновницей его разоблачения. Но, начиная со свадебной ночи, она твердо знала, что эта борьба может закончиться только уничтожением кого-то из них.

Догадываясь о ее мыслях, Жоливаль взял Марианну за руку и крепко пожал, словно желая успокоить ее и напомнить, что она не одна, но обратился к Блэку Фишу, который смотрел, потирая поясницу, как его люди уводят пленника.

— А чем он виноват, если не считать того, что он англичанин, — спросил он, — и почему вы преследовали его от самой Англии?

— Это шпион Красной Селедки, и очень опасный!

— Красной Селедки? — удивилась Марианна.

— Лорд Ярмут, если тебе угодно, в настоящее время возглавляющий министерство внутренних дел в кабинете Уэлсли и хорошо известный в высшем парижском обществе, давшем ему эту кличку. Могу добавить, что его жена, очаровательная Мария Фажиани, постоянно живет в Париже, где она самым приятным образом проводит время с несколькими друзьями, среди которых был и этот висельник. Но я поклялся погубить Кранмера совсем по другой причине.

— Какой же?

— Пленные с портсмутских понтонов, которыми он особенно интересовался. Этот джентльмен любит охоту, и, чтобы украсить свой досуг, он завел свору собак, натасканных на травлю бежавших пленных… Я видел нескольких несчастных, пойманных хищниками Кранмера… или по крайней мере то, что от них осталось! Клочья!

Страшный гнев звучал в приглушенном голосе Блэка Фиша, заставляя конвульсивно сжиматься его кулаки и челюсти. Потрясенная Марианна закрыла глаза перед привидевшимся кошмаром. Каким же отвратительным существом был человек, с которым ее соединили! Какая бездна мерзости, садистской жестокости скрывалась за прекрасным лицом и манерами принца! Она почему-то вспомнила о заключенном с кардиналом Сан-Лоренцо договоре и впервые ощутила признательность к крестному. Что угодно, лишь бы не иметь ни малейшей связи с таким чудовищем!

— Почему вы не убили его? Собственными руками? — тихо спросила она.

— Потому что я прежде всего слуга императора! Потому что я хочу, чтоб его судили, и не хочу лишать гильотину его головы. Но если судьи не пошлют его на эшафот, я клянусь, что сам убью его… или сломаю себе шею! Ну, довольно об этом! Появились посетители. Надо уступить место восковым фигурам.

Действительно, два-три любопытных осторожно вошли в освобожденный от полицейских зал. Их тревожные взгляды искали продолжение разыгравшейся драмы, интересовавшей их больше, чем обитатели музея, которыми они пришли полюбоваться.

— Как бы ни хорошо было общество, с ним приходится расставаться, — вздохнул Жоливаль. — Если вы не сочтете неуместным, мы можем уйти отсюда. Должен признаться, что в конце концов все эти неподвижные фигуры…

— Идите, вам и в самом деле нечего больше здесь делать. Скажите только, где я могу с вами встретиться. Я остаюсь, раз у англичанина не оказалось бумаг, которые я ищу. Но еще есть надежда, что их принесет кто-нибудь другой. Придется подождать.

— Кого-то, кто должен прийти сюда?

— Я предполагаю… Теперь, малышка, убегай.

Тебе повезло, что мы давно знакомы, иначе я отправил бы тебя и твоего друга вместе с англичанином! То, что должно последовать, тебя не касается. И пусть тебя не беспокоят его угрозы! Он не сможет их выполнить.

У Марианны было большое желание задать еще несколько вопросов. С момента, когда на сцене появился Блэк Фиш, здесь воцарилась атмосфера тайны, еще усиливаемая неверным светом кинкетов, с помощью которых синьор Кюртью пытался бороться с наступающей темнотой. Но она понимала, что ей не полагается вмешиваться в государственные дела и полицейские операции. Этой, развернувшейся на ее глазах, которая, может быть, избавит ее от Франсиса, было с нее достаточно. Она испытывала полное доверие к Блэку Фишу. Ни люди, ни стихии не были властны над ним. На его полуразрушенном судне, равно как и в его доме в Рекуврансе, в каком угодно облике он сохранял непоколебимую уверенность, и Франсис имел в его лице достойного противника…

В то время как Аркадиус на скорую руку писал ее адрес на вырванном из записной книжки листке, она протянула руку мнимому гренадеру, но в этот момент один из восковых слуг у императорского стола громко чихнул, слишком громко, чтобы можно было сомневаться в том, что это живой человек. К тому же несчастный продолжал неудержимо чихать и дрожащей рукой полез в карман, без сомнения, за носовым платком. Но Блэк Фиш подскочил и ударом руки сбил с головы лжеслуги парик, подняв целое облако пыли.

— Фош-Борель! — воскликнул он. — Я должен был предположить!

Со стоном ужаса названный прыгнул назад, сбив с ног воскового Рустана, с шумом рухнувшего на пол, и, не оглядываясь, задал стрекача.

Блэк Фиш бросился вслед. Убегая, словно испуганный заяц, лжеслуга, щуплый и небольшого роста, легко проскальзывал между оторопевшими посетителями, затруднявшими продвижение могучего тела Блэка Фиша. Аркадиус расхохотался и, схватив Марианну за руку, хотел увлечь ее к выходу.

— Пойдем посмотрим. На этот раз зрелище обещает быть забавным.

— Почему? Кто этот Фош…

— Фош-Борель? Швейцарский книготорговец из Невшателя, который вербует для короля тайных агентов и служит его призрачному величеству Людовику XVIII, лелея надежду стать однажды директором королевской библиотеки. Он всегда предпочитал восковые фигуры… И действительно, редко можно встретить такого неудачника, как он!

Пойдем же, я хочу увидеть, что сделает с ним ваш живописный друг!

Но у Марианны не было никакого желания следовать за мнимым гренадером и слугой. Стычка с Франсисом оставила в ней слишком горький осадок, чтобы она могла позабавиться чем — нибудь, и, несмотря на полное доверие к Блэку Фишу, она не могла без содрогания вспомнить последний взгляд, который бросил на нее Франсис над закрывавшим ему рот платком. Никогда еще ненависть в ее чистом виде и неумолимая жестокость не смотрели ей так прямо в лицо.

И, сопоставляя этот взгляд с тем, что рассказал ей Блэк Фиш, Марианна чувствовала, как леденеет от ужаса. Словно Франсис вдруг сбросил свою величественную человеческую маску, обнажив чудовище, скрывающееся под этим обликом, ибо до сих пор она считала лорда Кранмера лишенным малейшей порядочности, бессердечным и эгоистом до мозга костей, но слова Блэка Фиша открыли перед ее глазами бездну садистской жестокости, мрачные тайны изощренного и коварного ума этого опасного безумца. Нет, она не думала о развлечении. Ей хотелось вернуться домой и в домашнем спокойствии поразмышлять обо всем.

— Идите сами, Аркадиус, — промолвила она. — Я буду ждать вас в карете.

— Марианна! Марианна! Пойдем! Встряхнитесь! Вы боитесь этого человека, не так ли? И то, что вам сказали, снова наполнило вас страхом?

— Вы так хорошо понимаете меня, друг мой! — слегка улыбнулась она. — Зачем же тогда спрашиваете?

— Чтобы быть полностью уверенным! Но, Марианна, вам больше нечего бояться! Отныне англичанин находится в лучшей тюрьме Франции… Оттуда он не выйдет.

— Очевидно, вы забыли то, о чем сами говорили? О той непринужденности, с какой он направлялся к Фуше? О его странных связях с французским министром полиции, который секретно разрабатывает планы заключения мира с Англией. Блэк Фиш не знает о них. Он внизу. Он может быть неприятно удивлен, не поверит в это…

Аркадиус покачал головой, снова взял Марианну за руку и увлек к выходу.

— Я ничего не забыл. Блэк Фиш не знает о планах своего министра, но Фуше, со своей стороны, не мог знать об отвратительных деяниях своего гостя из-за пролива. Он не может остаться нечувствительным к ужасной участи французских пленных. Освободить это чудовище, — по-моему, значило бы подписать самому себе смертный приговор. Наполеон, который действительно искренне любит своих солдат, никогда не простил бы ему это. Подобные преступления нельзя предать забвению, и, поверьте мне, Фуше сделает все, чтобы так упрятать лорда Кранмера, что, возможно, о нем уже никогда не придется услышать. Опасных людей можно заставить молчать только с помощью денег. Так что будьте покойны и вернемся домой, если вы желаете.

Она поблагодарила улыбкой и крепко взяла его под руку. Над бульваром опустилась ночь, но изобилие фонарей, свечей и плошек освещало все, как днем. Фасады домов, цирк, театры, балаганы — были иллюминированы, только один» Сломанный колос» молчаливо и мрачно светил тусклыми окнами. Зато рядом собралась большая волнующаяся толпа возле Театра лилипутов, где представление было прервано. Два главных действующих лица, стоя на краю подмостков, с изумлением смотрели на то, что происходило перед их театром.

— Однако… там драка? — воскликнул вдруг Жоливаль. — И готов поспорить, что ваш друг и Фош-Борель в центре схватки! Безусловно, они затеяли ее, застряв среди гуляющих. Впрочем, это чудесное развлечение для господ Бобеша и Галимафрэ.

— Кого?

— Тех двоих комедиантов, которые вон там хлопают себя по бедрам от восторга, — сказал Аркадиус, указывая на них тростью. — Тот красивый малый в красной куртке, желтых штанах и сногсшибательной треуголке на рыжем парике — Бобеш. Другой, нескладный великан, худой как палка, с глупейшей улыбкой, какую только можно встретить, это Галимафрэ. Они не так давно появились на бульваре, но уже пользуются большим успехом. Послушайте, как они смеются и развлекают свою публику.

Действительно, оба скомороха подбадривали сражавшихся насмешками и шутовскими сонетами, но Марианна покачала головой.

— Оставим это, прошу вас! У Блэка Фиша есть наш адрес, он, безусловно, придет рассказать нам конец этой истории.

— О! Он не вызывает никаких сомнений. У Фош-Бореля нет шансов… а вы, вы очень устали, не так ли?

— Немного… да.

Обогнув толпу, они не спеша подошли к Турецкому саду, около которого оставили свою карету. Жоливаль помог подняться Марианне, крикнул кучеру адрес и, в свою очередь, с удовлетворением сел, уложив портфель между ними.

— Что мы сделаем с этим? — спросил он. — Опасно держать при себе подобные суммы. У нас уже есть двадцать тысяч императора.

— Завтра вы положите их обратно в банк Лафита.

Только на наше имя. Возможно, они нам еще понадобятся.

В противном случае я просто верну их назад.

Аркадиус одобрительно кивнул, надвинул поглубже шляпу и откинулся в угол, словно хотел заснуть, но тут же пробормотал:

— Хотел бы я знать, куда запропастилась мадемуазель Аделаида.

— Я тоже, — сказала Марианна, немного пристыженная тем, что драматическая сцена с Франсисом заставила ее забыть о кузине. — Но разве главное не в том, что она больше не находится в руках Фаншон?

— В этом еще надо убедиться. Но у меня предчувствие, что мы напрасно беспокоимся.

Воцарилась тишина. До возвращения на Лилльскую улицу никто не сказал ни слова.

Было около одиннадцати часов вечера, и Марианна находилась в руках Агаты, расчесывавшей ее длинные черные волосы, когда раздался стук в дверь и Аркадиус попросил о срочном разговоре наедине. Она немедленно отправила горничную спать.

— Что случилось? — спросила она, встревоженная этим таинственным видением.

— Аделаида здесь.

— Она пришла? Каким образом? Я не слышала ни звонка, ни шума кареты.

— Это я ее впустил. Я вышел во двор погулять перед сном. Затем решил пройтись до Сены и только открыл маленькую калитку, как увидел ее. Должен признаться, что я с трудом ее узнал.

— Почему? — вскричала испуганная Марианна. — Она ранена, или…

— Нет-нет, ничего подобного! — смеясь, прервал ее Жоливаль. — Я приготовил вам сюрприз… Она ждет вас внизу. Добавлю еще, что она не одна.

— Не одна? С кем же она?

— С тем, кого она называет своим спасителем. Сразу ставлю вас в известность, что этот ангел-хранитель не кто иной, как… Бобеш, один из тех комедиантов, что я недавно показывал вам на бульваре Тампль.

— Что?.. Да вы шутите?

Марианна, которая спешила к выходу, стянув широкой розовой лентой свой гипюровый пеньюар, остановилась.

— Не имею ни малейшего желания. Это действительно он. Добавлю, что сегодня вечером он выглядит как человек из хорошего общества. Вот увидите!

— Какое безрассудство! Но почему Аделаида привела его к нам?

— Это она сама вам скажет. Мне кажется, что для нее имеет большое значение представить его вам.

Марианна уже получила свою порцию переживаний на сегодня, но, помимо удовольствия вновь увидеть кузину, ею двигало любопытство, более сильное, чем усталость. Она поспешно скрутила волосы узлом и сменила пеньюар на первое попавшееся под руку платье. После чего вышла к Аркадиусу, ожидавшему в соседней комнате. Он встретил ее такой улыбкой, что она возмутилась.

— Можно подумать, что эта история вас забавляет?

— По правде сказать… да. Признаюсь, И больше того, я уверен, что вас она тоже позабавит, как только вы взглянете на свою кузину… и это принесет вам большое облегчение. Потому что этому дому уже давно не хватает веселья.

Несмотря на предупреждение, Марианна попятилась, увидев Аделаиду, восседавшую в одном из кресел музыкального салона, и вынуждена была дважды всмотреться, чтобы удостовериться, что это действительно она. Необычайный белокурый парик ниспадал из-под моднейшей шляпы, а толстый слой грима делал ее лицо почти неузнаваемым.

Только синие глаза, невероятно радостные и полные жизни, да величественный нос оставались от ее прежнего облика.

Однако не обращая внимания на замешательство кузины, Аделаида побежала к ней, как только заметила, и расцеловала в обе щеки, оставляя на них следы краски. Марианна машинально вернула ей поцелуи и тут же воскликнула:

— Но в конце концов, Аделаида, где вы пропадали?

Неужели вы не догадывались, что мы до смерти беспокоились из-за вас?

— Я ожидала этого, — радостно сказала м-ль д'Ассельна, — и вы получите любые объяснения, какие только пожелаете. Прежде всего, — продолжала она, взяв за руку своего спутника и подводя его к Марианне, — вам надо поблагодарить моего друга Антуана Манделяра, иначе говоря — Бобеша. Это он вызволил меня из притона, где меня держали пленницей, это он укрыл меня, защитил…

— ..и уговорил не возвращаться домой? — насмешливо прервал ее Жоливаль. — И вы нашли свое призвание там, на бульваре, дорогой друг?

— Ах, вы сами не верите в то, что говорите, Жоливаль.

Марианна тем временем с интересом рассматривала высокого блондина, учтиво склонившегося перед ней. У него была открытая улыбка, веселые глаза и полные лукавства черты лица. Он был одет в темный костюм, простой, но не лишенный изящества. Она протянула ему руку.

— Я вам очень благодарна, сударь, и хотела бы выразить благодарность не только словами.

— Оказать помощь находящейся в опасности даме — просто долг и он не заслуживает никакой благодарности, — любезно сказал он.

— Как благородно! — вздохнула Аделаида. — Если вы так рады вновь увидеть свою старую кузину, моя дорогая, сообразите что-нибудь вроде ужина. Мы умираем от голода… я по крайней мере!

— Вот в этом я могла бы не сомневаться! — смеясь, сказала Марианна. — Но служанки уже спят. Накрывайте на стол, Аделаида, а я пойду на кухню посмотреть, что там есть.

Очевидно, кухарка была женщина предусмотрительная.

Марианна нашла все необходимое для приличного холодного ужина, и несколько минут спустя четверо участников этой импровизированной трапезы расположились вокруг сверкавшего хрусталем и серебром стола, который Аделаида не забыла украсить даже букетом роз.

Поглощая солидную порцию орошенных шампанским холодных цыплят, салата и гамбургской ветчины, м-ль д'Ассельна поведала свою одиссею. Она рассказала, как к ней приехал лакей в ливрее м-м Гамелен и предложил отправиться к ее кузине, находящейся у креолки, и как, едва она поднялась в ожидавшую у входа карету, ее схватили, заткнули рот, завязали глаза и повезли через Париж в местность, которую тогда невозможно было установить. Она вновь обрела свои чувства, только оказавшись в месте заключения: клетушке из плохо пригнанных досок, находящейся на дне большого подвала, куда свет проникал из отдушины, расположенной слишком высоко, чтобы до нее, добраться, даже если использовать кучу угля, составлявшего вместе с охапкой соломы всю меблировку этой странной тюрьмы.

— В щели между досками, — продолжала Аделаида, отрезая толстый ломоть жирного бри — ее любимого сыра, — я могла разглядеть содержимое подвала. Он был наполнен бочками, бутылками, — полными или пустыми, — всевозможными кувшинами и другим хозяйственным хламом. В воздухе стоял сильный запах вина и лука, связки которого свисали с потолка. Исходя из этого и непрерывного топота ног над головой, а также доносившихся голосов, я заключила, что нахожусь в подвале какой-то таверны.

— Надеюсь, что среди такого изобилия вам не грозила опасность умереть от жажды? — пошутил Аркадиус.

— Воду! — со злобой воскликнула Аделаида. — Вот и все, что я имела, да еще несъедобный хлеб! Господи, какой замечательный этот бри! Возьму еще кусочек!

— Но, — сказала Марианна, — вы все-таки видели кого-нибудь в этом притоне?

— Конечно! Я видела отвратительную старуху, одетую как королева, которую называли Фаншон. Она соизволила мне сообщить, что судьба моя зависит исключительно от вас и некоей суммы денег, которую вы должны заплатить… Следует признаться, что в наших отношениях сильно не хватало сердечности, и я потеряла самообладание, когда старуха собралась преподать мне урок патриотизма. Посметь поносить императора и прославлять этот бурдюк ходячий, называющийся королем Людовиком XVIII! Клянусь честью, она не скоро забудет пару оплеух, которые я ей влепила. Если бы меня не схватили за руки, я убила бы ее!

Жоливаль расхохотался.

— Это не могло заставить ее улучшить ваш стол, бедная Аделаида, но я поздравляю вас от всего сердца. Позвольте мне поцеловать эту ручку, такую нежную и такую сильную.

— С тюрьмой все ясно, — сказала Марианна, — но как вы вышли оттуда?

— Я считаю, что с этим вопросом вам лучше обратиться к моему другу Бобешу, он расскажет остальное.

— О, это очень просто, — начал молодой человек, так улыбаясь, словно он просил прощения за то, что стал объектом внимания. — Кабачок «Сломанный колос» наш ближайший сосед, и мы довольно часто ходим туда, мой друг Галимафрэ и я, чтобы освежиться. У них есть легкое вино из Сюресна, довольно приятное. Я должен сказать, что мы ходим туда также, чтобы видеть и слышать, потому что от нашего внимания не ускользнуло непрерывное хождение взад и вперед всяких особ, отличающихся от нормальных людей, и мы не замедлили обнаружить, что этот кабачок довольно занятное место. Лично я из предосторожности заглядывал туда не очень часто, зато Галимафрэ сиживал там подолгу. Его наивный вид и мнимая глупость ни в ком не вызывают подозрений. Его считают простаком и именно этому приписывают его успех. А Галимафрэ за опущенными веками и сонным видом скрывает острый взгляд и проницательный ум… тот и другой служат его величеству императору, как и я, впрочем.

Произнося имя императора, Бобеш встал и в знак приветствия поднял вверх свой бокал с вином, чем заслужил ласковую улыбку Марианны. Положительно, этот скоморох ей нравился. Какое имеет значение, что он был сыном обойщика из Сент-Антуанского предместья! Без грима и слишком яркого наряда у него оказалась своеобразная изысканность и приятность, к которым молодая женщина была чувствительна, как, впрочем, и к откровенно восхищенным взглядам в ее адрес. Она была счастлива понравиться мужчине, так простодушно выражавшему свою верность Наполеону. Она подумала, не был ли он одним из многочисленных агентов Фуше, но это, собственно, не имело большого значения. К чему узнавать, каким образом он служит своему господину, раз он служит ему? И тут она заметила восхищенное выражение лица, с которым Аделаида слушала, забыв о еде, молодого человека. Внезапно она подумала, не внушает ли он ей нечто большее, чем признательность… Бобеш тем временем продолжал свой рассказ.

— Галимафрэ заметил как-то вечером, что в подвал спускают буханку хлеба, который, безусловно, предназначался кому-то, и поздно ночью мы обследовали проулок, вернее, узкую щель, отделявшую наш Театр пигмеев от кабаре. Мы уже давно знали, что за грудой старого хлама и мусора есть отдушина из погреба «Сломанного колоса». Она позволила нам стать свидетелями довольно бурной беседы мадемуазель с Фаншон Дезормо. Нам все стало ясно и…

— ..и следующей ночью, — радостно продолжала Аделаида, — они вернулись с инструментами и веревкой с узлами. Инструментами, чтобы открыть отдушину, веревкой, чтобы вытащить меня из подвала. Я никогда не думала, что смогу быть такой ловкой!

— Но почему не вернуться сюда? — спросила Марианна.

— Бобеш убедил меня, что так будет более благоразумно. К тому же я не могла пройтись по Парижу вся измазанная углем. Наконец, я узнала, что пребывание в окрестностях «Сломанного колоса» может быть очень занимательным. Впрочем, Марианна, лучше вам сразу сказать.

У нас с Бобешем есть дела!

Марианна нахмурила брови, затем пожала плечами.

— Что за глупости! Какие у вас могут быть там дела?

Эти господа не нуждаются в вас.

Теперь ей ответил Бобеш, с дружеской улыбкой в сторону старой девы.

— Вот в этом вы ошибаетесь, мадемуазель. Ваша кузина охотно согласилась служить у нас кассиршей.

— Кассиршей? — спросила ошеломленная Марианна.

— Вот именно! — подтвердила Аделаида вызывающим тоном. — И не говорите мне, что эти скромные обязанности несовместимы с моим благородным происхождением. Не так давно я узнала, что не бывает недостойных профессий.

Марианна покраснела. Намек был слишком уж прозрачным. Ей действительно не следовало упрекать кузину за выбор такого странного занятия, когда она сама поднялась на подмостки. Театр остается театром, и Театр пигмеев не более достоин презрения, чем изящный Фейдо… но, едва она узнала о желании Аделаиды покинуть их, как почувствовала, что ее охватывает грусть. И не потому только, что старая дева изменилась внешне; похоже, что она вдруг решилась броситься очертя голову по довольно сомнительной дороге, причем делала это с таким видом, что Марианна почувствовала себя обиженной. Она повела головой и встретила взгляд Аркадиуса. Он улыбнулся ей, подмигнул, затем, взяв бутылку шампанского, снова наполнил бокал Аделаиды.

— Если в этом ваше призвание, дорогая, глупо было бы сопротивляться. И… у вас действительно намерение остаться кассиршей? Или вы думаете участвовать в представлениях?

— По меньшей мере какое-то время, — сказала она смеясь. — В любом случае я ничем не рискую, уверяю вас, и наоборот, оставаясь здесь, я могу навлечь опасность на всех вас. А этого я не хочу ни за какую цену! И затем, приключение интересует меня: я хочу узнать, действительно ли знаменитые документы после Безерса пройдут через «Сломанный колос».

— Документы? Бумаги? Но какие документы, в конце концов? — вышла из себя Марианна. — Весь день я только и слышу разговоры о бумагах. Я ничего в этом не понимаю.

Аркадиус нежно коснулся ее руки.

— По-моему, я понял. Мы со своим делом оказались впутанными в другое, безусловно, гораздо более значительное, в котором замешан и ваш… словом, англичанин. Отсюда и неожиданное появление гигантского гренадера, которого вы так хорошо знаете, и, возможно, разоблачение проныры Фош-Бореля. Не так ли?

— Точно! — одобрил Бобеш. — Извините, что раньше не рассказал подробности, но некоторые бумаги, украденные у недавно исчезнувшего английского посла, вполне возможно, попадут в «Сломанный колос», который является своего рода пересадочной станцией для иностранных агентов. Это тем более верно, что полиция туда ни ногой, по крайней мере официально! Вот почему в последнее время столько суеты было у меня по соседству и почему один из агентов, который явился туда и боялся быть узнанным, решил спрятаться среди восковых фигур.

— Кстати, — сказал Аркадиус, — а его поймали?

Бобеш сделал утвердительный знак, затем стал смаковать шампанское, показывая, что не хочет больше говорить об этом. Марианна теперь смотрела на него с удвоенным изумлением. Как странно было слышать столь серьезные слова из уст, явно созданных для смеха и шуток. Кто же этот комедиант и на кого он, собственно, работает? Он заявил, что служит императору, но не похоже, чтобы он служил Фуше. Не является ли он членом «черного кабинета»— личной секретной полиции императора, как это повелось при последних королях Франции, существовавшей параллельно официальной? Его ремесло уличного скомороха позволяло видеть многие вещи, не вызывая подозрения, и, без сомнения, он обладает большой способностью к перевоплощению. Сегодня вечером, с его темно-зеленым костюмом, безукоризненным галстуком, густыми золотистыми, тщательно причесанными волосами он пришелся бы к любому салону и никто не заподозрил бы скомороха под его изящной внешностью.

Марианна перевела недоуменный взгляд с молодого человека на кузину, которая, повернувшись в кресле, грызла цукаты, не сводя глаз со своего нового приятеля. Она буквально поглощала его слова, и в ее синих глазах горел прежде никогда не виденный Марианной огонь, тогда как девичий румянец окрасил ее щеки. Несмотря на ее сорок лет, нелепый парик, накрашенное лицо и большой нос, преображенная Аделаида казалась молодой и красивой.

«Да ведь она… влюблена!»— подумала Марианна, и это ее больше опечалило, чем позабавило, ибо она боялась увидеть бедную деву с разбитым сердцем на безысходном пути. Конечно, Бобеш доказал свою готовность помочь, даже рыцарство, и он, похоже, испытывал подлинное восхищение перед умом, смелостью и артистическим талантом Аделаиды, но между самым безумным восхищением и самой скромной любовью существует такая бездонная пропасть! И она не могла удержаться от протеста, когда Аделаида, встав и отряхнув платье, со вздохом удовлетворения заявила:

— Ну вот! Вы знаете все. Теперь, я считаю, нам пора вернуться в театр. Единственной целью этого визита было успокоить вас относительно моей судьбы. Это сделано, и я возвращаюсь!

— Какая нелепость, — вздохнула Марианна. — Несмотря на все, [бы будете в опасности, а я ничем не смогу помочь.

— Вы ошибаетесь, мадемуазель, — мягко сказал Бобеш. — Я обещаю вам заботиться о мадемуазель Аделаиде, как о родной сестре. Между Галимафрэ и мной она не рискует ничем, заверяю вас… и мы гордимся этой стихийной дружбой, которой она нас одарила. Хотя мы вовсе не достойны ее.

— В любом случае, — добавила м-ль д'Ассельна, с видимой радостью слушавшая эту небольшую речь, — г ничто и никто не помешает мне туда вернуться. Первый раз в жизни у меня появилось ощущение, что я в самом деле живу.

На этот раз Марианна, побежденная, промолчала. В самом деле живет? Она, которая была брошена в тюрьму за то, что осмелилась протестовать против развода Наполеона, которая тайно обитала в закоулках особняка д'Ассельна в обществе портрета, которая однажды хотела сжечь этот самый особняк, узнав, что он попал в руки недостойной? Что же она называла жизнью до сих пор?.. И при прощальном объятии ее охватила глубокая печаль.

Догадываясь о мыслях своей подруги, Аркадиус взял ее нежно за руку и прошептал:

— Оставьте ее в покое, Марианна. Она безумно счастлива играть в тайных агентов, и я спрашиваю себя, впрочем, не в этом ли ее призвание. К тому же для вас будет лучше, как и для нее, что она сейчас не вернется сюда. Этот малый прав: никто, даже Фаншон, не подумает искать ее в Театре пигмеев.

— Все это правильно, — вздохнула Марианна, — но мне так будет недоставать ее!

Она рассчитывала на Аделаиду, особенно в предстоящие трудные дни, чтобы следовать ее советам, когда придет момент встречи с кардиналом, если до тех пор не появится Язон, и на ее помощь после рождения ребенка. Почему суждено было так случиться, что ее нежданно — негаданно захватила эта страсть, в которой политика и удовольствие играть комедию, без сомнения, значили меньше, чем обольстительность скомороха? Внутренний голос твердил ей: «Если бы она знала правду, она осталась бы с тобой». Но Марианна не могла сказать ей эту правду, она обещала крестному хранить молчание. И затем, даже если бы Аделаида узнала, что в ней нуждаются, хватило бы у нее мужества сразу отказаться от созданного ею миража: разделить мгновения жизни с молодым, красивым молодцом, который ей так нравился? Нет, надо оставить Аделаиду идти по избранному ею нелепому пути, дать ей возможность самой все испытать. Марианна тут ничего не могла сделать.

С внезапной тяжестью на сердце она услышала, как в ночной тишине стукнула створка главного входа за ушедшими. Ей вдруг стало холодно, и она протянула руки к огню камина. Заполнившую салон тишину нарушало только легкое посапывание Аркадиуса, нюхавшего табак. Он медленно направился к Марианне. Паркет поскрипывал под его шагами.

— Почему вы так волнуетесь, друг мой? — мягко спросил он. — В конце концов, Аделаида рискует только утратой некоторых иллюзий! Смените эту печальную мину! Улыбнитесь мне! Жизнь снова будет полна очарования, вот увидите.

Посмотрите на Аделаиду! Она находит счастье в уличном балагане. Кто знает, что для вас приготовило завтра?

Удерживая слезы, Марианне все-таки удалось улыбнуться. Дорогой Аркадиус такой добрый, такой преданный!

Ей стало стыдно за свою тайну, которую она в течение месяца вынуждена хранить от него, хотя, по ее мнению, это было лишено всякого смысла. Но что поделаешь, договор есть договор. И она должна играть игру до конца.

— Вы правы, — сказала она ласково. — Пусть Аделаида развлекается, как ей хочется. Раз вы со мной, я не пропаду.

— В добрый час! А теперь идите спать и постарайтесь увидеть хорошие сны.

— Я попытаюсь, друг мой, обязательно попытаюсь.

Они вместе направились к темной в этот час лестнице, и Аркадиус взял со столика канделябр, чтобы посветить. Они едва поднялись до половины, как он неожиданно спросил:

— Да, кстати, куда исчез Гракх? Никто не видел его сегодня, а в конюшне нет Самсона.

Марианна почувствовала, что покраснела до корней волос, и благословила скрывающую ее полутьму, но не смогла помешать голосу выдать ее замешательство.

— Он попросил у меня… разрешения уехать на несколько дней в провинцию… к семье. Он получил дурные известия.

Марианна никогда не умела лгать, так что сейчас это потребовало невероятного усилия. Ей показалось, что Аркадиус тотчас почует ложь. Однако его голос оставался ровным и спокойным, когда он заметил:

— Я не знал, что у него родня в провинции. Я считал, что у него есть только бабушка, прачка в Булони. В какую сторону он поехал?

— В сторону… Нанта, по-моему, — в отчаянии сказала Марианна, не находя ничего другого, кроме такой полуправды, и хоть в этом получив некоторое утешение.

Аркадиус, впрочем, прекратил расспросы, удовольствовавшись «Ах, очень хорошо…»с рассеянным видом, ясно говорившим, что он думал уже о чем-то другом. Дойдя до комнаты Марианны, он учтиво попрощался, пожелал доброй ночи и удалился в свои апартаменты, напевая песенку.

Уже давно он не проявлял подобной веселости. Это свидетельствовало о его душевной раскрепощенности, и Марианна, войдя к себе, подумала, что он отныне твердо верит в невозможность для Франсиса вредить им.

Это принесло ей ощущение свободы, совершенно нового спокойствия, и ночью Марианна спала как дитя, каковым она еще немного оставалась. Что может быть чудеснее душевного покоя? И на протяжении трех дней и ночей Марианна всецело наслаждалась им, равно как и приятным ощущением победы над самой собой и над Франсисом.

У нее возникла одна мысль, которую она в эти безоблачные дни нежно лелеяла. Если Блэк Фиш тоже выиграет свою битву, если ему удастся стереть Франсиса с лица земли, аннуляции брака не потребуется. Тревожащей свадьбы — тоже. Она станет вдовой, свободной и, не страшась больше нападений Кранмера, сможет в поисках отца своему ребенку найти менее жестокий выход для ее любви.

Сто раз она готова была взять перо и бумагу, чтобы написать крестному. Но всякий раз ее останавливала невозможность этого. Куда написать? В Савон, где находится папа? Но письмо не дойдет. Оно неминуемо попадет в руки Фуше. Нет, взвесив все, лучше дождаться появления кардинала. Когда он узнает о происшедших переменах, возможно, именно он и предложит новое решение…

Как хорошо было мечтать и строить планы, которые не были продиктованы в принудительном порядке.

А утром четвертого дня все это разбилось вдребезги.

Удар был нанесен маленькой запиской, аккуратно сложенной и очень тщательно запечатанной, которую Агата принесла нежившейся в постели хозяйке. Чтение ее исторгло из груди молодой женщины крик ужаса и заставило опрометью вскочить. Едва набросив утренний пеньюар, босиком, она помчалась к Жоливалю, который мирно завтракал, читая утреннюю газету. Появление ураганом влетевшей Марианны, смертельно бледной и явно напуганной, заставило его так резко подняться, что стол, за которым он сидел, опрокинулся, в падении увлекая стоявший на нем кофейник, разлетевшийся на тысячу осколков. Но эта катастрофа в миниатюре не привлекла внимания. Неспособная выговорить хоть слово, Марианна протянула Жоливалю записку, затем упала в кресло, сделав знак, чтобы он прочитал ее.

В нескольких торопливо набросанных словах Блэк Фиш сообщал своей юной подруге, что лорд Кранмер бежал из Венсена, причем необъяснимым образом, что след его ведет в Булонь и, без сомнения, оттуда в Англию. Бретонец добавил, что он бросается преследовать его. «Пусть дьявол поможет ему, когда я поймаю его, — написал он вместо заключения, — или он, или я…»

Обладая большим самообладанием, чем Марианна, Аркадиус побледнел не меньше ее. Скомкав письмо, он со злобой бросил его в камин, затем подошел к готовой потерять сознание молодой женщине. Он слегка похлопал ее по щекам, схватил ее Ледяные руки и стал растирать.

— Марианна! — в тревоге позвал он. — Марианна, успокойтесь! Откройте глаза! Посмотрите на меня!.. Марианна…

Она, приоткрыла веки, явив своему другу два темных, полных ужаса озера.

— Он свободен… — невнятно забормотала она. — Они выпустили его… это чудовище! И теперь он больше не оставит меня! Он придет сюда, он захочет отомстить… он убьет меня… Он всех нас убьет!

Ее голос стал невыносимо пронзительным. Аркадиус никогда не видел Марианну жертвой такого ужасного страха. Ее, всегда такую смелую, всегда готовую встретиться лицом к лицу с опасностью! Эти несколько слов привели ее на грань безумия. Он понял, что вернуть ее в нормальное состояние можно только резкостью, а еще лучше заставить ее почувствовать стыд за свой страх. Он выпрямился и выпустил ее руки.

— Это вы из-за себя закатываете истерику? — спросил он сурово. — Разве вы не поняли, что именно сообщил вам Никола Малерусс? Тот человек убежал, ясно, но он направился в Англию… в Англию, где, без сомнения, снова займется охотой на беглых пленных! С каких пор вы научились дрожать за себя, Марианна д'Ассельна? Вы находитесь у себя дома, окружены слугами, друзьями, такими людьми, как Гракх и я сам! Вы можете попросить помощи у человека, который держит всю Европу в своих руках, и вы знаете, что беспощадный мститель преследует того, кого вы боитесь, человек, готовый отдать ради этого жизнь. И все-таки вы трепещете за себя? Лучше подумайте о тех несчастных, которых страстное желание избавиться от жестоких страданий толкает в водоворот самых ужасных опасностей!

По мере того как он говорил, роняя слова, подобно ударам хлыста, Жоливаль видел, как светлели глаза Марианны, как мало-помалу, сменив недоверие, в них появилось то, что он надеялся увидеть: стыд. Он видел также, как обрели нормальный цвет смертельно бледные щеки. Она встрепенулась и провела по лицу все же еще слегка дрожащей рукой.

— Простите! — прошептала она немного спустя. — Простите! Я потеряла голову! И вы правы… как всегда правы! Но когда я прочла это… сейчас, мне показалось, что у меня раскалывается голова… что я схожу с ума! Вы не можете знать…

Аркадиус тихо опустился перед ней на колени и положил руки ей на плечи.

— Так… я догадываюсь! Но я не хочу, чтобы тень этого человека довела вас до исступления. В этот час он, безусловно, далеко отсюда и, прежде чем покушаться на жизнь вашу, ему надо подумать о защите своей собственной.

— Он может вернуться очень скоро… и под чужим именем.

— Мы будем караулить его.

— И затем вы прекрасно видите, что он сильней, чем мы, раз он смог убежать, несмотря на крепостные стены, цепи, железные ворота, охрану и даже Блэка Фиша, несмотря на то, что он сделал и что мы знаем о нем!

Аркадиус встал и машинально поставил на место стол.

— Вы не решаетесь сказать, что я ошибся, не так ли?

Однако это правда. Я ошибся. Но как можно было представить себе, что Фуше посмеет пойти на это? Какую же роль играет этот презренный англичанин в замышляемом политическом заговоре?

— Без сомнения, очень значительную.

— Как бы ни был серьезен политический замысел, из-за него нельзя оставлять жизнь и свободу подобному демону, Марианна! Необходимо предупредить императора!

— Предупредить его? О чем? Что какой-то шпион сбежал из Венсена? Он должен уже знать.

— По-моему, нет. Он потребовал бы слишком подробных объяснений. В ежедневном рапорте, который составляет для него Фуше, об этом, безусловно, нет ничего. Найдите его, расскажите все… и положитесь на Божью милость!

— Императора больше нет здесь!

— Он в Компьене, я знаю. Отправляйтесь туда.

— Нет. Это о себе я думала, когда сказала, что его здесь нет. Сейчас он не хочет меня видеть… может быть, позже. Ведь я говорила, как мы расстались.

— Все-таки поезжайте! Он по-прежнему любит вас!

— Может быть, но я не хочу сейчас пытаться получить доказательство этой любви. Я слишком боюсь… сделать еще одну ошибку. Нет, Аркадиус, пусть он проводит свой медовый месяц… пусть путешествует по провинциям Севера. После его возвращения, может быть… Поглядим, как пойдут дела, и… окажем доверие Никола Малеруссу. Его ненависть слишком велика, чтобы не быть действенной. Вы правы, говоря, что перед подобной Немезидой лорд Кранмер в постоянной опасности.

Марианна со вздохом встала, рассеянно оттолкнула ногой осколки севрского кофейника и направилась к зеркалу.

Лицо ее было бледно, щеки ввалились, но взгляд вновь обрел уверенность. Борьба возобновлялась, и она принимала ее. Пусть будет так, как решит судьба!

Когда она пошла к выходу, Жоливаль спросил почти боязливо:

— Вы действительно ничего не хотите предпринять? Решили ждать?

—  — У меня нет выбора. Вы же сами говорили, что эти тайные переговоры Фуше должны принести большую пользу Франции. Ради этого стоит рискнуть человеческими жизнями… даже моей.

— Я знаю вас, Марианна. Это ничем не проявится: ваш лоб останется гладким, лицо — безмятежным и чистым… но в глубине души вы будете тысячи раз умирать от страха.

На пороге она обернулась и послала ему бледную улыбку.

— Вполне возможно, друг мой. Но это уже стало привычкой… вот и все. Просто привычкой.