Белый АндрейСтихи (2)

Андрей Белый

- А вода? Миг - ясна... - Далекая, родная... - Знаю ("Пусть на рассвете туманно...") - Окна запотели... - Осень ("Огромное стекло...") - Поздно уж, милая, поздно... усни... - Твоих очей голубизна... - Все забыл - Горе - Душа мира - Из поэмы "Христос воскрес" - Июльский день: сверкает строго... - Любовь - Маг - Пепел. Россия. Отчаянье. - Родина - Русь - Серенада - Солнце - Телеграфист - Тело стихий

ТЕЛО СТИХИЙ В лепестке лазурево-лилейном Мир чудесен. Все чудесно в фейном, вейном, змейном Мире песен.

Мы - повисли, Как над пенной бездною ручей. Льются мысли Блесками летающих лучей. Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е. Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград, Изд-во Ленинградского университета, 1967.

ДУША МИРА Вечной тучкой несется, улыбкой беспечной, улыбкой зыбкой смеется. Грядой серебристой летит над водою - лучистоволнистой грядою.

Чистая, словно мир, вся лучистая золотая заря, мировая душа. За тобой бежишь, весь горя, как на пир, как на пир спеша. Травой шелестишь: "Я здесь, где цветы... Мир вам..." И бежишь, как на пир, но ты Там...

Пронесясь ветерком, ты зелень чуть тронешь, ты пахнёшь холодком и, смеясь, вмиг в лазури утонешь, улетишь на крыльях стрекозовых. С гвоздик малиновых, с бледно-розовых кашек ты рубиновых гонишь букашек. Русская поэзия начала XX века. Москва, "Художественная Литература", 1977.

МАГ

В.И.Брюсову

Я в свисте временных потоков, мой черный плащ мятежно рвущих. Зову людей, ищу пророков, о тайне неба вопиющих.

Иду вперед я быстрым шагом. И вот - утес, и вы стоите в венце из звезд упорным магом, с улыбкой ве 1000 щею глядите.

У ног веков нестройный рокот, катясь, бунтует в вечном сне. И голос ваш - орлиный клекот растет в холодной вышине.

В венце огня над царством скуки, над временем вознесены застывший маг, сложивший руки, пророк безвременной весны. Поэзия Серебряного Века. Москва, "Художественная Литература", 1991.

* * * Июльский день: сверкает строго Неовлажненная земля. Неперерывная дорога. Неперерывные поля. А пыльный полудневный пламень Немою глыбой голубой Упал на грудь, как мутный камень, Непререкаемой судьбой.

Недаром исструились долы И облака сложились в высь. И каплей теплой и тяжелой, Заговорив, оборвались. С неизъяснимостью бездонной, Молочный, ломкий, молодой, Дробим волною темнолонной, Играет месяц над водой. Недостигаемого бега Недостигаемой волны Неописуемая нега Неизъяснимой глубины. Советская поэзия 1917-1929 годов. Москва, "Советская Россия", 1986.

ЛЮБОВЬ Был тихий час. У ног шумел прибой. Ты улыбнулась, молвив на прощанье: "Мы встретимся... До нового свиданья..." То был обман. И знали мы с тобой,

что навсегда в тот вечер мы прощались. Пунцовым пламенем зарделись небеса. На корабле надулись паруса. Над морем крики чаек раздавались.

Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн. Мелькал корабль, с зарею уплывавший средь нежных, изумрудно-пенных волн, как лебедь белый, крылья распластавший.

И вот его в безбрежность унесло. На фоне неба бледно-золотистом вдруг облако туманное взошло и запылало ярким аметистом. Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов. Москва, "Художественная литература", 1988.

ТЕЛЕГРАФИСТ

С. Н. Величкину

Окрестность леденеет Туманным октябрем. Прокружится, провеет И ляжет под окном,

И вновь взметнуться хочет Большой кленовый лист. Депешами стрекочет В окне телеграфист.

Служебный лист исчертит. Руками колесо Докучливое вертит, А в мыслях - то и се.

Жена болеет боком, А тут - не спишь, не ешь, Прикованный потоком Летающих депеш.

В окне кустарник малый. Окинет беглый взгляд Протянутые шпалы В один тоскливый ряд,

Вагон, тюки, брезенты Да гаснущий закат... Выкидывает ленты, Стрекочет аппарат.

В лесу сыром, далеком Теряются пески, И еле видным оком Мерцают огоньки.

Там путь пространства чертит. Руками колесо Докучливое вертит; А в мыслях - то и се.

Детишки бьются в школе Без книжек (где их взять!): С семьей прожить легко ли Рублей на двадцать пять:

На двадцать пять целковых Одежа, стол, жилье. В краях сырых, суровых Тянись, житье мое!

Вновь дали мерит взором:Сырой, осенний дым Над гаснущим простором Пылит дождем седым.

У рельс лениво всхлипнул Дугою коренник, И что-то в ветер крикнул Испуганный ямщик.

Поставил в ночь над склоном Шлагбаум пестрый шест: Ямщик ударил звоном В простор окрестных мест.

Багрянцем клен промоет Промоет у окна. Домой бы! Дома ноет, Без дел сидит жена,

В который раз, в который, С надутым животом!.. Домой бы! Поезд скорый В полях вопит свистком;

Клокочут светом окна И искр мгновенный сноп Сквозь дымные волокна Ударил блеском в лоб.

Гремя, прошли вагоны. И им пропел рожок. Зеленый там, зеленый, На рельсах огонек...

Стоит он на платформе, Склонясь во мрак ночной,Один, в потертой форме, Под стужей ледяной.

Слезою взор туманит. В костях озябших - лом. А дождик барабанит Над мокрым козырьком.

Идет (приподнял ворот) К дежурству - изнемочь. Вдали уездный город Кидает светом в ночь.

Всю ночь над аппаратом Он пальцем в клавиш бьет. Картонным циферблатом Стенник ему кивнет.

С речного косогора В густой, в холодный мрак Он видит - семафора Взлетает красный знак.

Вздыхая, спину клонит; Зевая над листом, В небытие утонет, Затянет вечным сном

Пространство, время. Бога И жизнь, и жизни цель Железная дорога, Холодная постель.

Бессмыслица дневная Сменяется иной Бессмыслица дневная Бессмыслицей ночной.

1000 Листвою желтой, блеклой, Слезливой, мертвой мглой Постукивает в стекла Октябрьский дождик злой.

Лишь там на водокачке Моргает фонарек. Лишь там в сосновой дачке Рыдает голосок.

В кисейно-нежной шали Девица средних лет Выводит на рояли Чувствительный куплет. 1906-1908, Серебряный Колодезь Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ВСЕ ЗАБЫЛ Я без слов: я не могу... Слов не надо мне.

На пустынном берегу Я почил во сне.

Не словам - молчанью - брат О внемли, внемли.

Мы - сияющий закат Взвеянный с земли.

Легких воздухов крутят Легкие моря.

Днем и сумраком объят Я, как ты, заря.

Это я плесну волной Ветра в голубом.

Говорю тебе одно, Но смеюсь - в другом.

Пью закатную печаль Красное вино.

Знал - забыл - забыть не жаль Все забыл: давно... 1906 г. Март. Москва. Андрей Белый. Стихотворения. Москва: Книга, 1988.

СЕРЕНАДА Ты опять у окна, вся доверившись снам, появилась... Бирюза, бирюза заливает окрестность...

Дорогая, луна - заревая слеза где-то там в неизвестность скатилась.

Беспечальных седых жемчугов поцелуй, о пойми ты!.. Меж кустов, и лугов, и цветов струй зеркальных узоры разлиты...

Не тоскуй, грусть уйми ты!

Дорогая, о пусть стая белых, немых лебедей меж росистых ветвей на струях серебристых застыла одинокая грусть нас туманом покрыла.

От тоски в жажде снов нежно крыльями плещут. Меж цветов светляки изумрудами блещут.

Очерк белых грудей на струях точно льдина: это семь лебедей, это семь лебедей Лоэнгрина

лебедей Лоэнгрина. 1904 Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е. Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников. Ленинград, Изд-во Ленинградского университета, 1967.

ИЗ ПОЭМЫ "ХРИСТОС ВОСКРЕС" 19

Обороняясь от кого-то, Заваливает дровами ворота Весь домовый комитет.

Под железными воротами Кто-то...

Злая, лающая тьма Прилегла Нападает Пулеметами На дома,И на членов домового комитета.

Обнимает Странными туманами Тела,

Злая, лающая тьма Нападает Из вне-времени Пулеметами...

20

Из раздробленного Темени С переломленной Руки Хлещут красными Фонтанами Ручьи...

И какое-то ужасное Оно С мотающимися перекрученными Руками И неясными Пятнами впадин Глаз Стремительно Проволокли Точно желтую забинтованную Палку,

Под ослепительный Алмаз Стоящего вдали Автомобиля.

21

Это жалкое, желтое тело Пятнами впадин Глаз,

Провисая между двух перекладин, Из тьмы Вперяется В нас.

Это жалкое, желтое тело Проволакиваем: Мы - в себя:Во тьмы И в пещеры Безверия,

Не понимая, Что эта мистерия Совершается нами - в нас.

Наше жалкое, желтое тело Пятнами впадин Глаз,

Провисая меж двух перекладин, Из тьмы Вперяется В нас. Апрель 1918, Москва Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

РОДИНА

В. П. Свентицкому

Те же росы, откосы, туманы, Над бурьянами рдяный восход, Холодеющий шелест поляны, Голодающий, бедный народ;

И в раздолье, на воле - неволя; И суровый свинцовый наш край Нам бросает с холодного поля Посылает нам крик: "Умирай

Как и все умирают..." Не дышишь, Смертоносных не слышишь угроз: Безысходные возгласы слышишь И рыданий, и жалоб, и слез.

Те же возгласы ветер доносит; Те же стаи несытых смертей Над откосами косами косят, Над откосами косят людей.

Роковая страна, ледяная, Проклятая железной судьбой Мать Россия, о родина злая, Кто же так подшутил над тобой? 1908, Москва Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ГОРЕ Солнце тонет. Ветер:- стонет, Веет, гонит Мглу.

У околицы, Пробираясь к селу, Паренек вздыхает, молится На мглу.

Паренек уходит во скитаньице; Белы-руки сложит на груди:

"Мое горе,Горе-гореваньице: Ты за мною, Горе, Не ходи!"

Красное садится, злое око. Горе гложет Грудь, И путь Далекий.

Белы-руки сложит на груди: И не может Никуда идти: "Ты за мною, Горе, Не ходи".

Солнце тонет. Ветер стонет, Ветер мглу Гонит.

За избеночкой избеночка. Парень бродит По селу. Речь заводит Криворотый мужичоночка:

"К нам В хаты наши! Дам Щей да каши..."

- "Оставь: Я в Воронеж". - "Не ходи: В реке утонешь". - "Оставь: Я в Киев". - "Заходи В хату мою: До зеленых змиев Напою".

- "Оставь: Я в столицу". - "Придешь в столицу: Попадешь на виселицу..."

Цифрами оскалились версты полосатые, Жалят ноги путника камни гребенчатые. Ходят тучи по небу, старые-косматые. Порют тело белое палки суковатые.

Дорога далека: Бежит века.

За ним горе Гонится топотом.

"Пропади ты, горе, Пропадом".

Бежит на воле: Холмы, избенки, Кустарник тонкий Да поле.

Распылалось в небе зарево. . . . . . . . . . . . . . . Как из сырости Да из марева Горю горькому не вырасти! Январь 1906, Москва Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

ПЕПЕЛ РОССИЯ ОТЧАЯНЬЕ

3. Н. Гиппиус

Довольно: не жди, не надейся Рассейся, мой бедный народ! В пространство пади и разбейся За годом мучительный год!

Века нищеты и безволья. Позволь же, о родина-мать, В сырое, в пустое раздолье, В раздолье твое прорыдать:

Туда, на равнине горбатой,Где стая зеленых дубов Волнуется купой подъятой В косматый свинец облаков,

Где по полю Оторопь рыщет, Восстав сухоруким кустом, И в ветер пронзительно свищет Ветвистым своим лоскутом,

Где в душу мне смотрят из ночи. Поднявшись над сетью бугров, Жестокие, желтые очи Безумных твоих кабаков,

Туда,- где смертей и болезней Лихая прошла колея,Исчезни в пространстве, исчезни, Россия, Россия моя! Июль 1908, Серебряный Колодезь Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

СОЛНЦЕ

Автору "Будем как Солнце"

Солнцем сердце зажжено. Солнце - к вечному стремительность. Солнце - вечное окно в золотую ослепительность.

Роза в золоте кудрей. Роза нежно колыхается. В розах золото лучей красным жаром разливается.

В сердце бедном много зла сожжено и перемолото. Наши души - зеркала, отражающие золото. 1903, Серебряный Колодезь Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.

РУСЬ Поля моей скудной земли Вон там преисполнены скорби. Холмами пространства вдали Изгорби, равнина, изгорби!

Косматый, далекий дымок. Косматые в далях деревни. Туманов косматый поток. Просторы голодных губерний.

Просторов простертая рать: В пространствах таятся пространства. Россия, куда мне бежать От голода, мора и пьянства?

От голода, холода тут И мерли, и мрут миллионы. Покойников ждали и ждут Пологие скорбные склоны.

Там Смерть протрубила вдали В леса, города и деревни, В поля моей скудной земли, В просторы голодных губерний. 1908, Серебряный Колодезь Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.

* * *

А вода? Миг - ясна... Миг - круги, ряби: рыбка Так и мысль!.. Вот - она... Но она - глубина, Заходившая зыбко.

* * *

Далекая, родная, Жди меня...

Далекая, родная: Буду - я...

Твои глаза мне станут Две звезды.

Тебе в тумане глянут Две звезды.

Мы в дали отстояний Поглядим;

И дали отстояний Станут: дым.

Меж нами, вспыхнувшими, Лепет лет...

Меж нами, вспыхнувшими, Светит свет.

ЗНАЮ

Пусть на рассвете туманно знаю - желанное близко... Видишь, как тает нежданно Образ вдали василиска? Пусть всё тревожно и странно

Пусть на рассвете туманно знаю - желанное близко.

Нежен восток побледневший Знаешь ли - ночь на исходе? Слышишь ли - вздох о свободе вздох ветерка улетевший весть о грядущем восходе?

Спит кипарис онемевший. Знаешь ли - ночь на исходе?

Белые к сердцу цветы я вновь прижимаю невольно.

Эти мечты золотые, эти улыбки святые в сердце вонзаются больно...

Белые к сердцу цветы я вновь прижимаю невольно.

* * *

Окна запотели. На дворе луна. И стоишь без цели у окна.

Ветер. Никнет, споря, ряд седых берез. Много было горя... Много слез...

И встает невольно скучный ряд годин. Сердцу больно, больно... Я один.

ОСЕНЬ

Огромное стекло в оправе изумрудной разбито вдребезги под силой ветра чудной

огромное стекло в оправе изумрудной.

Печальный друг, довольно слез - молчи! Как в ужасе застывшая зарница, луны осенней багряница.

Фатою траурной грачи несутся - затенили наши лица.

Протяжно дальний визг окрестность опояшет. Полынь метлой испуганно нам машет.

И красный лунный диск в разбитом зеркале, чертя рубины, пляшет.

* * *

"Поздно уж, милая, поздно... усни: это обман... Может быть, выпадут лучшие дни.

Мы не увидим их... Поздно, усни... Это - обман".

Ветер холодный призывно шумит, холодно нам... Кто-то огромный, в тумане бежит...

Тихо смеется. Рукою манит. Кто это там?

Сел за рекою. Седой бородой нам закивал и запахнулся в туман голубой.

Ах, это, верно, был призрак ночной... Вот он пропал.

Сонные волны бегут на реке. Месяц встает. Ветер холодный шумит в тростнике.

Кто-то, бездомный, поет вдалеке, сонный поет.

"Все это бредни... Мы в поле одни. Влажный туман нас, как младенцев, укроет в тени...

Поздно уж, милая, поздно. Усни. Это - обман..."

* * *

Твоих очей голубизна Мне в душу ветерком пахнула: Тобой душа озарена... Вот вешним щебетом она В голубизну перепорхнула.