"Кот в сапогах, модифицированный" - читать интересную книгу автора (Белов Руслан)

24. Шила в глазу не утаишь.

Людоед явился, шагая тяжело, как Каменный гость. Левый его глаз прикрывала черная повязка. В руках играло тонкое шило.

— Око за око, око за око, — протяжно и тоненько повторял он, приближаясь ко мне шажок за шажком.

Я молчал. А что говорить? Всегда дураком был. Ведь говорил начинающий хулиган Лякса (о нем позже), когда еще в детский сад ходил, в старшую группу, что перед тем, как ударить ближнего, надо досчитать хотя бы до трех.

— Так какой глаз тебе выпустить? — подойдя вплотную, спросил изувер уже серьезно. — Правый или левый?

Вечно меня спрашивают, что отрезать. В дружественном Афганистане, слава богу, вопрос касался ушей, остренько наточенным пуштунским ножом касался — до сих пор приходится длинную прическу носить, потому как по счастливому исходу событий пришили их по разному — одно, как было, оставили лопоухим, а другое сделали как у Алена Делона — часто им любуюсь, локоны справа приподняв. Так что коротко постриженный я как тот заяц — одно ухо на макушке, а другое отдыхает. А тут, понимаешь, глаза…

Я задумался над вопросом. С одной стороны, правый глаз — ведущий, и надо было бы оставить его. А с другой стороны, он видит на половину диоптрии хуже. Значит нужно оставлять левый?

— Правый, — проговорил я как можно тверже, и сапожный инструмент страшно двинулся к моему лицу.

До инвалидности и клички «Нельсон» оставалось полдюйма, когда фон Блад, захохотав, отбросил шило и сорвал с лица повязку.

Глаз был на месте!

Он был карим. Не голубым, как доблестно мною выбитый.

Я смотрел, разинув рот.

Людоед сел на край кровати, закурил легкий «Парламент». Сделав несколько смачных затяжек, сказал:

— Вижу, маркиз, ты ничего не понял.

Я покивал:

— Что-то с головой в последнее время… Наверное, это нервы.

— Тогда слушай по буквам. Глаз, который ты мне выбил, был искусственным. Производственная травма, понимаешь? Кость в молодости рубил без соблюдения правил техники безопасности, вот и допрыгался.

Я понял, что Эдичка остался неотомщенным. Людоед, сделавшись горестным, продолжал говорить:

— Знаешь, все так здорово складывается — теща переварена, жена ушла, жить стало лучше, жить стало веселее. Одна только Надежда меня тревожит. Возьми ее ты — и я линяю отсюда в Монтевидео полностью счастливым человеком…

— Ну, возьми, возьми меня! — услышал я жаркий шепот и проснулся.

Шептала Надежда, дочь людоеда. Она лежала на мне, связанном, алые ее губки, губки бантиком, трепеща, тянулись к моим губам.