"Кот в сапогах, модифицированный" - читать интересную книгу автора (Белов Руслан)

14. Кусочек мозгов, ответственный за эрекцию.

Когда гости, наконец, разъехались, хозяйка увела меня в будуар, нарочито небрежно прикрыв наготу спавшего в гостиной жениха скатертью в свежих пятнах от слоненка по-кенийски. Нетрезвый, он (жених, не слон, слона после беготни по лестницам съели в минуту) не смог найти никакой одежды, и уже второй час слыл в глазах невесты безнадежным неудачником.

В гнездышке Адели (на ней было платье Прасковьи, юной супруги Б., то самое, с которого все и началось) мы уселись на миленький диванчик, всем своим мяконьким существом утверждавший, что горизонтальное положение несоизмеримо приятнее вертикального. Не желая проникаться этими отнюдь не голословными утверждениями дивана, я сразу же перешел к делу. То есть признался, что принадлежу одному из известнейших европейских домов, и, желая достичь жизненных целей лишь природным талантом и кропотливым трудом, но не капитализацией славы предков, принял по приезде в Первопрестольную псевдоним, и называюсь теперь маркизом Смирновым-Карабасом с ударением на втором «а», что в части титула весьма недалеко от истины, а в части родового имени вызывает у людей доброе расположение.

В беседе я то и дело переходил на французский, она отвечала на нем же, но весьма несовершенном, хотя и имела особнячок в престижном пригороде Парижа. О цели своего появления в ее расположении я умолчал, так как сразу распознал в хозяйке хищницу, собирающую скальпы карьеристов, подвизающихся у кормушки могущественного деда.

Признаюсь честно, сделать это, то есть умолчать, было легко: во-первых, у Адели имелся свой ответ, гревший ей сердце, а во-вторых, за несколько часов проведенных в ее доме, я, унесенный вертлявым светским ветром, несколько раз задавался одним и тем же вопросом: «А что ты тут, собственно, делаешь?! Что тебя сюда принесло?!», и не всякий раз память давала правильный ответ, открывая мне светлый образ Натальи, навечно в ней запечатлевшийся.

Надо сказать, Адель, чем-то похожая на Миррей Матье, была бы так себе, если бы не порода, мастерски ставившая голос и лебединую шею, которой позавидовала бы сама Плисецкая. Когда она придвинулась, сообщая что-то о могуществе «дедули», я попытался представить себя ласкающим ее в постели, но ничего не получилось — гонор и постановка головы в горизонтальном положении мало что значат, и фантазии потому не будоражат. Затем воображение явило картинку присвоения мне внеочередного воинского звания «полковник тыла». Однако в самый волнующий момент Адель приложила мою руку к чуждо теплому своему бедру, отчего звездочки полковничьих погон, врученных мне самим маршалом Жуковым, моментально обернулись ефрейторскими лычками. От этой метаморфозы мне стало скучно и захотелось уйти, но тут вошел он, почти мною забытый. Брюхо его волочилось по полу от бесчленных канапе с черной икрой, которые ему скормила Фрискас, известная эстрадная певица, по роду деятельности вынужденная перманентно голодать. Вошел и скептически уставился в девушку, очевидно, представляя чувства кота, лежащего на ее руках. Я поспешил покинуть навязчиво гостеприимную хозяйку и встал перед ним навытяжку, как перед начальником, явившимся посмотреть, стоит ли мне повысить зарплату или нет.

— Я вижу, вы относитесь к нему с пиететом? — кисло спросила хозяйка, расстроенная фиаско своих интимных планов.

— Приходится, — отвечал я. — Он же черный. Прямо беда с ним — перейдет дорогу, и тут же «Динамо» проигрывает или дождь на пляже в самый неподходящий момент.

Адель рассмеялась:

— И потому вы ему подчиняетесь!

— А что поделаешь? Однажды не подчинился, и что вы думаете? Он тут же перешел мне дорогу, и тетушкино наследство — заводы, слоны, пароходы — утекло к моим братьям.

— Так избавились бы от него… Усыпили, что ли. Сейчас многие так делают.

Кот, улегшийся на полу, фыркнул.

— Что вы! Он же уникум! — вернулся я под бочок женщины. — Незадолго до начала перестройки ему в известнейшем оборонном институте пересадили столовую ложку мозгов крупнейшего политического руководителя, не буду называть его имени.

— Я догадываюсь. А зачем пересадили?

— Догадаться не трудно. Эдгар-Эдичка же кот. А вы знаете, чем славятся коты?

— Конечно, — засмеялась Адель. Глаза у нее стали кошачьими, и кот посмотрел на нее как на недалекую родственницу.

— А руководители, особенно крупные, чем славятся?

— Чем? — посмотрела, как школьница, не выучившая до конца урока.

— Ну, тем, чем заболевают от сидячей жизни и маниакального пессимистического воображения.

— А… — догадалась Адель. — Импотенцией…

— Совершенно верно. У Эдгара-Эдички взяли кусочек мозгов, ответственный за эрекцию, удалили такой же из мозга политического руководителя, и на освободившееся место вставили. А хирург по-хорошему скупердяем был — жаль стало ему политические мозги в канализацию выбрасывать, сколько ведь народу их рихтовало, от Сталина до Брежнева, не говоря уж о Суслове, и он их Эдику вставил. Что потом началось!

— Что?

— Как что? Перестройка, Берлинская стена рухнула, потом Союз нерушимый…

— А то самое как?

— Что то самое?

— Ну, появилась у него эрекция?

— Не знаю. Это государственная тайна. Этот факт специально засекретили, чтобы котам мозги сохранить. Представьте, что будет, если высокие люди — ведь только они могут оплатить операцию по пересадке мозгов — начнут по крышам за кошками гоняться, а Васьки — думать о благе Родины, а потом о себе.

— А вы откуда об этом знаете? Я имею о пересадке мозга?

Я злорадно усмехнулся:

— Это просто. Присядьте перед ним, расслабьтесь мысленно и смотрите прямо в глаза.

Преодолев нерешительность, Адель встала с диванчика, присела перед Эдгаром-Эдичкой на корточки. Тот поставил голову так, чтобы ей было удобно смотреть в его глаза, сделавшиеся таинственно-магическими.

Играли они в гляделки минуты полторы. Потом женщина покачнулась. Если бы мне не удалось подхватил ее, она упала бы.

— Ну и что вы видели? — спросил я, когда бедная женщина, уложенная на диванчик, вполне очувствовалась.

— Сначала два операционных стола рядом… — голос ее мерцал от сострадания. — На одном лежал на животе тот самый крупный политический руководитель, весь в белом с кровью, на другом — ваш кот, тоже на животе. Им сверлили черепа — руководителю — большой никелированной электрической дрелью, коту очень маленькой… Потом вытащили выпиленные прямоугольнички, и я увидела мозги, розовые такие, с извилистыми бороздками.

Адель, взволновавшись, замолкла и я, заинтригованный, поторопил ее:

— А что еще видели? Ну, говорите, мне же интересно!

— Туман видела. Он все покрыл. В нем руководитель так очувствовался, что должность ему поперек горла встала. Берлинские заборы с крышами стали ему снится, свобода, сексуальная революция с молоденькими американскими кошечками… На одной он потом женился…

— Мне кажется, вы сами это придумали. Как мой кот мог знать, что снилось руководителю?

— Может, он меня гипнотизировал?!

— Подождите, подождите! — воскликнул я. — Мне всегда казалось что между Эдгаром и тем руководителем определенно существует телепатическая связь… Ну да — ведь у них, можно сказать, общие мозги… А я все удивлялся, почему он мной командует, как простым секретарем обкома!

Адель смотрела на кота с благоговением, с таким, что я поддался соблазну, и присев перед ним на корточки, пристально стал смотреть в желтые глаза, ставшие туманными. Спустя несколько секунд в моем уме поочередно воплотились утверждение и вопрос. Утверждение было обидным, ибо воспринялось как «Мошенник ты!» А вопрос был политическим: «Как ты думаешь, кто поделился мозгами с политическим преемником моего донора и реципиента?»

— Шарик в гостях у Барбоса, — покачал я головой, удивив тем хозяйку.

— Что-что? — сузила она глазки, считая, что я отождествляю себя с Шариком, а ее с Барбосом.

— Чушь какая-то, — потряс я головой. — Кажется, мой кот назвал так одного деятеля, прославившегося в народе государственными поступками, совершенными в состоянии алкогольного опьянения.

— А как у вашего кота с этим? Ну, с кошками? Ведь операцию, которую он перенес, можно рассматривать как кастрацию?

Кот глянул на Адель иронично

— Вы хотели сказать стерилизацию…

— Да, да, совершенно верно.

— С кошками у него очень даже хорошо, если не гипертрофированно с трансформацией в гуманистическую, то есть женскую сторону, — шпильку Эдгар-Эдичка, судя по всему, равнодушный к кошкам, принял безболезненно.

— Как это? — посмотрела Адель на кота, как на инопланетянина.

— Дело в том, что у котов за эрекцию отвечает практически весь мозг, а удаление его небольшой части вызывает бурную регенерацию, хорошо известную в научных кругах. Так что прямо беда с ним. Хорошо, что теперь объелся, а то бы точно к вам на руки полез. Гомофил, да и только

— Тяжело вам, наверное, с ним… — спрятала руки хозяйка.

— Почему вы так решили? Напротив. Я вам ведь не сказал, что он ко всему прочему и мой ангел-телохранитель и главный вдохновитель. Вы читали «Сердце дьявола»? Можно сказать, он его мне внушил.

Девушка посмотрела на Эдичку с интересом.

— Похоже, он чего-то от вас ждет.

— Да, — вздохнул я. — Видите ли, милая Адель, мы разыскиваем одну особу. Она была у вас сегодня…

— Была у меня? — нахмурилась. Ее гипотеза, касающаяся причины моего появления в доме, задымилась как сухой лед в летнюю жару.

— Да. Эдгар взял ее след, и он привел нас сюда.

— А какой у вас к ней интерес? — спросила кисло.

— Интерес не у меня, интерес у него. Мы встретились с ней днем, она сидела на скамейке, вся такая маловыразительно-пошлая, сидела, надо сказать в дымину…

— Пьяная.

— Да, вдрызг. А он, лишь увидев ее, подошел и стал с большим интересом обнюхивать. Я подумал, может, у этой госпожи есть кошка, и он, природный кот, влюбился в нее, то есть в ее запах, без памяти. В знаете, Адель, представить трудно, какой он разборчивый. Та кошка ему не такая, эта лопоухая, третья огурцами, как корюшка, пахнет, четвертая с «ушами» на коленках. Знаете, это я от него узнал, что на коленках бывают уши, у вас, кстати, очень красивые ножки.

— Спасибо, — поблагодарила Адель, расстегивая верхнюю пуговку на кофточке (верхнюю из остававшихся застегнутыми. Пересчитав последние, я составил уравнение, из решения которого следовало, что если я за ДТ сделаю больше двух комплементов, то мне, как джентльмену, придется пожать плоды своей галантности.)

— Но вы же говорили, что он кошками не интересуется?

— Я говорил?

— Вы называли его гомофилом.

— А! Это всего лишь предположение. Видите ли, у котов нет привычки водить любимых домой, и делать это так, как делают это люди, то есть на глазах своих домашних животных. Они это делают в укромных уголках, и потому я не знаю, с кем он занимается любовью…

«Эдгар меня убьет!» — подумал я замолчав. Однако кот слушал, скептически кривя мордочку, и я воткнул в его зад еще одну шпильку:

— При всем при том упомянутый гомофильный интерес, я частенько чувствую в его мыслях, обращенных к женщинам.

— Вы чувствуете его мысли?! — удивилась Адель, не поняв, что я заговорился. — Чувствуете, что думает ваш кот?

— А что тут такого? Я ж говорил, что у нас с ним телепатическая связь иногда проклевывается, и он передал, что если я не найду ее, то домой мне лучше не возвращаться, не говоря уж о турнирной судьбе «Динамо»… Гм… мне сейчас в голову пришла мысль поставить на проигрыш этой команды в завтрашнем туре. Денег хоть огребу.

— Я бы такого кота отравила… — не слушала женщина.

— Пробовал… Себе на голову. И топил, и усыплял — все без толку.

Глаза мои по системе Станиславского намокли, и я проговорил, горестно сморщив лицо:

— Вы ведь не все еще знаете…

— Что не знаю? — боязливо отодвинулась от кота.

Адель читала все подряд и потому верила во все на свете: в счастливые свойства подков, в деда Мороза, в повсеместность упырей и даже в марсиан, энергично покоряющих Землю с конца позапрошлого века.

— Он изводит моих знакомых… Из ревности, — посмотрел я на груди девушки. Они были естественно-полновесными.

«Всегда так, — усмехнулся во мне ценитель слабого поля, — пообщаешься пару часов с женщиной, и она начинает нравиться».

— В самом деле?! — вскинула Адель округлившиеся глаза. Ужимки делали ее премиленькой.

— Да… — покивал я и, подмешав изрядно оккультизма, рассказал, как Эдичка в неделю терминировал итальянско-подданную Теодору.

Тишина, покрывшая мое повествование, была без малого гробовой. Мне казалось, я слышу, как потрескивает статическое электричество в Эдичкиной шерстке.

Адель, подумав, что напрасно пустила кота в квартиру, нехотя изменила вагинальную ориентировку с меня на жениха, только что произведенного в подполковники, и в настоящий момент сладко спавшего в гостиной под запятнанной скатертью.

Эдгар-Эдичка подошел к хозяйке квартиры, сел, посмотрел требовательно:

— Говори, и мы уйдем.

— Была она у меня… — сдалась девушка. — Зовут ее Наталья Воронова. Сама себя зовет принцессой и всем говорит, что скорее умрет, чем выйдет замуж не за принца. Живет на Остоженке, дом такой-то квартира такая-то. Но кошки у нее нет.

— Вы уверены?! — «встревожился» я.

— Абсолютно.

— Может у родственников или подруг есть?

— Может и есть. У Маруси Павловской точно есть голубая персиянка. Она живет в том же доме в квартире восемь.

Мне ничего не стоило возликовать.

— Мы вам так благодарны! — затряс я руку девушки, благодарно глядя. — Мы у вас в долгу, милая Адель. Загадайте желание, и Эдичка с радостью его осуществит.

— Он выполняет желания?! — посмотрела на животное пристально.

Кот кивнул, как делают это вельможи.

Адель хотела заказать себе на ночь маркиза Смирнова-Карабаса с ударением на втором «а», но, подумав, что в таком случае оккультный черный кот с неясной сексуальной ориентировкой останется в квартире и может наделать непредвиденных дел, заказала деду четвертую звездочку.