"Спиноза" - читать интересную книгу автора (Беленький Моисей Соломонович)

В таверне «свободомыслящих»

28 марта 1659 года исполнилось пятьдесят лет с того дня, когда Испания заключила перемирие с Соединенными провинциями.

Амстердамские коллегианты в ознаменование победы революции в Нидерландах собрались в кабачке Жана Зета, прозванном таверной «Свободомыслящих».

Зал, в котором находились стойки, бочки с вином, столики и небольшое возвышение для музыкантов, был по-праздничному убран. Под потолком висели разноцветные фонарики, гирлянды, национальные голландские флажки. Играла музыка. Было людно, шумно и весело. Здесь находились Лодевейк Мейер, Ян Боуместер, Риувертс и другие друзья Спинозы. Гости сидели за столиками, усердно наполняя бокалы вином.

В разгар пира из-за столика, стоявшего в центре зала, поднялся Риувертс и предложил тост за историческую победу, за свободу. Актриса Тереза, которая была рядом с ним, бурно зааплодировала.

Кто-то попросил поднять бокал за «дочь Венеры», за великолепную исполнительницу ролей комедий Плавта. Присутствующие наградили восторженными рукоплесканиями любимую актрису.

Тереза, разгоряченная вином и успехом, попросила маэстро сыграть ее любимую песню. В такт музыки она запела:

Танцовщица кружится, распаленная, Истома грудь нагую тяготит. Ее движенья грациозны, словно Она по лезвию меча скользит. Пылает радостью ее прекрасный кубок, Лицо горит негаснущим огнем. Я зажигаюсь от летящей искры, И сердце распаляется мое.

Артистка поднялась со своего места, вышла с гитарой на сцену и, аккомпанируя себе, начала танцевать. Публика в ритм движений актрисы подхватила песню:

Арабская танцовщица прекрасна, В ее крови мои мечты горят. Ее глаза, с моими повстречавшись, Затеплились, и светом вспыхнул взгляд.

За столиком Мейера шла оживленная беседа. Лодевейк рассказывал друзьям о задуманной им книге, которая должна прийти на помощь тем, кто отрицает богооткровенность Библии, и послужить им верным оружием в философской войне.

Друзья видели, что семена, посеянные лекциями Спинозы в доме Корнелиуса Мормана, начинают давать обильные всходы. Но они видели также и те опасности, которые ждут Мейера на вновь обретенном пути.

Один из коллегиантов, Питер Баллинг, сидевший рядом с Лодевейком, посоветовал ему соблюдать осторожность.

— Учитель наш написал свой «Краткий трактат» только для друзей-единомышленников, желавших «упражняться в нравственности и посвятить себя истинной философии». Но списки трактата сделались достоянием многих лиц, которых никак не назовешь ни друзьями, ни единомышленниками.

Баллинг добыл из кармана несколько потертых листков.

— Вот, полюбуйтесь, — продолжал он. — Этот пасквиль распространяется злейшими врагами Спинозы и может принести ему большой вред. Послушайте только, что они пишут.

«Мы, — читал Питер, — прочли сочинение дурного человека, Спинозы, и легко постигли, что он не только вступил на путь атеизма, но зашел по нему очень далеко. Нам казалось, что его трактат «О боге, человеке и его блаженстве» останется без всякого внимания. Мы полагали, что люди неученые не поймут нечестивого содержания, ученые же легко поймут всю суетность и несостоятельность этого сочинения. Ныне мы убедились, что не только иные из толпы, совершенно несведущие в философии, почитают учение Спинозы за нечто научное и очертя голову ввергаются в атеизм, к которому они и прежде были склонны, но даже люди ученые увлекаются этим прискорбным лжеучением».

Закончив чтение, Баллинг обвел пристальным взглядом притихших друзей и добавил:

— Эти люди не только пишут письма, но грозятся также перейти к действиям, и слова их — не пустая угроза. Gaute,друзья!

Входная дверь распахнулась, и на пороге появились Спиноза с Кларой-Марией.

Появление их было настолько неожиданным, что за столом вначале установилось неловкое молчание. А потом все наперебой принялись приглашать вновь прибывших. Спиноза с Кларой-Марией заняли предложенные места, но беседа как-то не клеилась. Более проницательный Мейер шепнул, наконец, друзьям:

— Разве вы не видите — им следует побыть вдвоем...

Воспользовавшись затеявшейся под окнами потасовкой, коллегианты покинули таверну.

За столом остались Клара-Мария и Спиноза. Некоторое время они сидели молча. Как бы продолжая прерванный разговор, Спиноза спросил:

— Вы не смогли бы доказать отцу, что ваша естественная среда — это Амстердам?

— К сожалению, нет... Но, — сказала она, — отец говорил, что и вы можете с нами поехать во Францию...

Спиноза достал трубку, закурил и в раздумье глядел куда-то вдаль, мимо Клары-Марии.

— Что вы молчите, Бенедикт? — огорченно спросила она.

— Нет, Мария, — ответил ей Спиноза, — королевская Франция — это не то место, где можно свободно мыслить. Сами знаете, Декарт покинул свою родину и жил в нашей стране.

После небольшой паузы он добавил:

— Нам выпало на долю жить в свободном государстве, где каждому предоставлена свобода суждения. И здесь у меня много друзей.

— То, что сблизило меня с вами, — с грустью сказала Клара-Мария, — теперь нас разлучает — ваша философия.

В зал вернулись Мейер, Риувертс, Боуместер и другие гости.

Зет из-за стойки оповестил:

— Друзья! Сегодня я бесплатно угощаю всех в честь праздника свободы Голландии. Наливайте бокалы! Это вино не французское, не итальянское и не испанское. Это голландское вино. Может быть, оно кому-то покажется не таким сладким и не таким крепким — я его пью как самый лучший нектар из всех, которые нам подарила мать природа!

Затем он подошел к Спинозе и громко сказал:

— Учитель, тост!

Спиноза взял бокал и торжественно произнес:

— Дорогие друзья! Голландия радуется, что она порвала цепи рабства и сбросила с себя чужеземное иго. Свобода стала основой нашего существования. Но тот, кто истинно заботится о народе, обязан прежде всего способствовать освобождению его духа от страха, смирения, от тысячелетнего сна, в который погрузила его церковь. Она стремится загнать людей в темный подвал, запрещая каждому свободно отличать правду от лжи, и лжет, лжет беспрепятственно, бесстыдно, используя каждое несчастье человека для своего возвышения и обогащения! Что мы можем и должны ей противопоставить? Знание. Разум, обогащенный знанием, всесилен. Поднимаю бокал за свободу разума!

Все в ответ закричали:

— Виват! Виват!

Долго веселились коллегианты в этот вечер в таверне Жана Зета вокруг Спинозы. Только самому философу было грустно, сидя рядом с Кларой-Марией. Он отлично понимал, что сидят они так близко в последний раз...