"Война кукол" - читать интересную книгу автора (Белаш Александр, Белаш Людмила)

ГЛАВА 14

Еще и Этикет не вылетел с Хиллари на Стрелку — а Дорана уже пригласил к себе директор канала V. Начал он издалека и как бы любя:

— Доран, мы взяли тебя на канал, убедившись в твоем таланте. «NOW» быстро вышло на высокий рейтинг и до сих пор хорошо держит планку. Я бы даже сказал — ты молодец, Доран. Твои доходы превышают…

— Я знаю, сколько они превышают, — нетерпеливо вмешался Доран. — Можно короче, босс?

Но директор был немолод, и скорость его речи находилась в обратной зависимости от возраста. Он перебирал мысли, как четки, понемногу приближаясь к главному.

— …и, пожалуй, лучшего ведущего оперативных новостей и аналитической развертки я бы не желал. Но тебя так порою заносит, Доран, что я начинаю задумываться о замене. Взять хотя бы твою передачу в 12.00…

— Сколько было подключений? — Доран не был бы собой, не умей он перехватить микрофон. Директор заглянул в бумажку:

— Тридцать восемь миллионов с хвостиком.

— Напоминаю рекорд, — Доран вскинул голову. — Прямой репортаж о высадке сэйсидов на Траю собрал сорок пять, но это было пятьдесят три года назад. С тех пор никто не переваливал за тридцать пять.

— Я не об этом, сынок, — директор положил подбородок на «замок» из ладоней. — Ты еще не заглядывал в Сеть? Там появились интересные картинки… — он повернул настольный экран лицом к Дорану. Рисунок изображал сидящего на облаках Иисуса-Кришну-Будду с трэком, который говорил: «Хай, Доран! передай этому парню, что я его услышал. Я люблю тебя, Доран; валяй дальше, я постоянно у экрана».

— Это во всех сетях. А вечером это будет во всех газетах. Но тебя они не перекроют… Надо же так ляпнуть — «Господь услышал вас»!!.. Уже звонил секретарь вселенского архиепископа; они организуют демонстрации протеста у телецентра. Канал Вселенской Церкви собирает против нас пресс-конференцию из мирян, клириков и умников.

— Сколько шороха из-за трех слов! — дернул плечами Доран. — Да, надо признать — это была находка.

— Находка! А известно тебе, какое слово чаще всего звучит по нашим контактным линиям? КОЩУНСТВО! Сатана, что ли, дернул тебя за язык?! И это еще не все, милый мой. Еще военные! Ты помнишь дословно, что сказал про основной инстинкт и алтарь Отечества? Нет? А я помню. И ожидаю официального протеста Минобороны; неофициальных уже пришло великое множество. Затем — варлокеры! То, что Эмбер там сказала про них и их Пророка Энрика, — это было в сценарии?

— Нет, это импровизация.

— Погром, который нам могут устроить варлокеры, тоже будет импровизацией. Да, я забыл сказать о таких пустяках, как профессиональная компетенция и ответственность журналиста. Ты кого обещал публике? Хиллари Хармона. А кого подсунул?.. Доран, я вынужден тебя предупредить — еще одна такая подстава, и ты будешь искать другой канал.

На пути от директора Дорана перехватил менеджер Сайлас:

— Хорошие новости! За передачу в 12.00 нас выдвинули на «Золотую калошу» в номинации «Лучший ляп недели». Угадай — на каком мы месте в списке?

— Всегда первый, — вздохнул Доран, преисполненный гордости за себя.

Остаток дня неутомимый Доран бегал, организовывал и согласовывал; «NOW» — слишком большая затея, чтобы с ней мог справиться один Сайлас. На этот день никаких приглашений не было, и он решил заночевать на студии, в гостинице для полуночников, но поспать ему удалось не больше пяти часов — в 03.40 его разбудил Сайлас с трэком в руке.

— Доран, тут для тебя есть нечто. Сугубо личный разговор. Обещают невероятную информацию…

— О, это кстати! — сев в кровати, Доран моментально обрел свою обычную живость. — Алло, Доран слушает!

— Хай, Доран, — голос был очень молодой, почти детский. — Извини, что я так рано, но иначе к тебе не прозвониться. Я кое-что знаю про Хиллари Хармона и его проект. Но это только под запись для «NOW» и чтоб рядом был ты.

«Тщеславная крошка, — с нежностью мелькнуло у Дорана. — В кадре с Дораном — это жутко престижно, как в одной ванне с Энриком… Интересно, что знает эта пигалица? А! Может, Хармон ее выгнал из проекта?! Или она сама ушла от его домогательств!.. О боже, пусть она даст мне компромат на Хармона, самый грязный компромат!..»

— А поконкретней — что именно? Я должен знать, какие сведения мне предлагают, верно?

— Ну, я знаю, что НА САМОМ ДЕЛЕ случилось в «Фанк Амара», и как Хиллари приложил к этому лапу. И вообще — ты не снимал еще на камеру таких, как я, — я ведь из Банш, я киборг без хозяина.

— И ты сумеешь это доказать?.. — от острого, мгновенного и возбуждающего ощущения сенсации Дорану явилось видение — кучи, прямо груды денег, и вместо «Золотой калоши» ему вручают «Глаз-алмаз».

— Запросто. Ну, мы договорились? Только никакой кибер-полиции! Иначе фиг ты интервью получишь.

— Что ты, что ты!.. — Доран прижал трэк к груди и торопливо прошептал Сайласу: — Поднимай выездную бригаду!.. Я готов ехать немедленно. Где встретимся?..

Маске еще не приходилось в одиночку проворачивать такие акции, но она постаралась. Место с несколькими путями отхода. Наблюдательный пункт, откуда, оставаясь незамеченной, можно проследить за приездом Дорана. И, главное, время встречи — до 06.00 люди в основном спят, так что случайных свидетелей можно не опасаться. Потом — стереть грим и ехать за вторым чеком от Снежка.

Бригада, высадившись из флаера с яркой надписью «NOW — Doran» на бортах, двинулась к назначенному месту по-военному — камеры, осветители и микрофоны на изготовку, никаких лишних слов и звуков, впереди — ведущий. От остова сгоревшего газетного ларька — во двор налево, затем направо в сводчатый проход между дворами; здесь — пустырь. Бодрящий утренний холодок расширяет ноздри, выпитый на бегу тоник с кофеином обострил зрение и слух. На пустыре еще темно — Стелла еле-еле осветила край горизонта.

— Я здесь, — Маска появилась позади озирающейся бригады.

— Камера, — тихо и восторженно сказал Доран. — Здравствуй. Как тебя зовут?

— Маска. Я свободный киборг из Банш. Я хочу рассказать людям правду про нас…

— Маска, кое-какие слова надо подтверждать фактами; нас видят миллионы телезрителей — и все они должны удостовериться, что ты именно такая, как сказала о себе.

— Ясно, я поняла, — Маска замешкалась, расстегивая плащ.

Раздеваться при людях она не любила, но случай был такой, что свои комплексы лучше подавить.

— Ближе камеру; крупный план, — велел Доран, когда Маска распахнула рубашку на груди и взялась за клапан порта. — Открой.

Гнездо порта, словно маленький рот зубами, сверкнуло рядами контактных пластин.

— Уважаемые телезрители, вы все можете поискать у себя слева под ключицей такую штуку — и не найдете ее. Но я и сам своим глазам не верю! Маска, чем еще ты можешь доказать…

— Что, мало тебе? — Маска запахнулась. — Эй, кто курит — дайте зажигалку! И всем покажите — настоящая она или какая.

В карманах бригады нашлась зажигалка, нашлась и бумага — старая квитанция штрафа за парковку в неположенном месте. Как и следует, бумажка запылала, когда ее подожгли.

— Гляди, — Маска, закатав рукав выше локтя, другой рукой снизу подвела зажигалку к обнаженному предплечью. Первый оператор присел перед Маской на корточки, чтобы все видели огонь, лижущий кожу; второй держал в кадре и первого, и Маску. Лицо странной девчонки в дерзком гриме оставалось равнодушным. Все молчали, лишь Доран вполголоса отсчитывал секунды:

— Сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три… сто двадцать девять, сто тридцать, сто тридцать один… — Маска и не думала отводить огонь, а потемневшая кожа начала будто плавиться, превращаясь в плоский влажный пузырь.

— Хватит, Маска; спасибо. Что тебе известно о происшествии в «Фанк Амара»?

— Все, что говорили об этом по ящику всякие официальные лица, — вранье от первого до последнего слова! Люди, они вам врут в глаза! В театр пришли не из налоговой полиции, а из проекта «Антикибер». Это сам Хиллари Хармон послал туда киберов-убийц!..

— Уважаемые телезрители, теперь мы знаем истину! Я обещал, что проведу журналистское расследование — и вот первые ошеломляющие результаты. Шеф налоговой службы Леон Карцбеккер в своем интервью был близок к истине — но и он лукавил, покрывая комиссара кибер-полиции Райнера Дерека, а оба вместе они покрывали Хиллари Хармона, заявляя, что в театре не было киборгов, кроме посланного мафией!.. Маска, а с какой целью Хармон направил киборгов в театр?

— А чтоб схватить директора театра, Фанка. Он, Фанк, — тоже киборг и баншер. Это правда, честно — я давно его знаю.

— Не-ве-ро-ят-но!! Киборг заведовал театром и выступал на сцене как человек! А как ты это можешь доказать?

— А это ты сам докажи. Спроси в театре — он ел когда-нибудь с кем вместе? а кто видел, чтоб он вспотел или чихнул? Или чтоб он устал? А может, у него и женщина была, а?.. А какие-то налоговые проверки — это они для отвода глаз придумали.

— Огастус Альбин из проекта «Антикибер» вчера заявил, что баншеры опасны для цивилизации…

— Ага, я слышала, — порывисто кивнула Маска.

— …и вдруг мы узнаем, что баншер работает в сфере индустрии развлечений. Это заставляет задуматься… Как ты полагаешь, мог бы кто-нибудь из вас нанести ущерб гражданам и государству?

— Да никогда! — Маска взмахнула сжатым кулачком. — Этот Огастус тоже врет! Мы… вы ничего про нас не знаете! Они там, в «Антикибере», за то, что убивают нас, зарплату получают — ну и конечно, что угодно наговорят, чтобы оправдать свою поганую работу! А ведь мы не убили никого, мы даже пальцем никого не тронули!.. Чем Хиллари платить — ловили бы маньяков на те деньги! Вы чего — не знаете, куда деньги девать?! Или не соображаете?! Нет бы отнять у проекта и дать на защиту подростков!..

— Ты очень интересно мыслишь, — замурлыкал Доран, — и кой-кому в конгрессе не мешало бы прислушаться… Ну а ты — как ты понимаешь смысл Банш? Мнение Огастуса Альвина мы выслушали — но надо выслушать и другую сторону, не так ли? Истина рождается в сопоставлении мнений.

— А я скажу, — Маска сделала жест, будто поманила оператора с камерой к себе. — Люди, вы не бойтесь нас! Мы — не преступники; не верьте, если кто так скажет! Мы хотим, чтоб вы жили лучше, чтоб насилия не было, чтоб не голодал никто. Нас мало, но мы стараемся что-нибудь делать для вас. Мы наркоманов уговариваем, чтоб они лечились, а если на кого-то нападут — мы защищаем. Это потому, что у нас Первый священный Закон — помогать людям. А Хиллари хочет нас перестрелять за это. Раньше мы прятались от его убийц — но теперь все будет по-другому! Мы решили объявить войну киборгам Хиллари, потому что нам тоже больно, когда убивают наших близких. Вот, вы все знаете — три дня назад у тоннеля в Старых Руинах они убили Дымку, мою сестру. Она была безоружная, а они сожгли ее импульсами. И после этого мы решили — хватит плакать, надо защищаться! Хиллари хочет войны — он ее получит! Вот что я хотела вам сказать. Я вас очень люблю.

— Мне трудно комментировать это заявление, — Доран прикинулся озадаченным. — Я принципиально против насилия, но здесь мы столкнулись с особой формой мышления. Нам трудно требовать от этой кибер-девочки, чтобы она повторяла НАШИ истины и мыслила НАШИМИ категориями… Давайте постараемся понять ее по-человечески; если она воспринимает других баншеров как своих близких, есть только два выхода — простить или мстить. Месть направлена не на нас с вами — это действительно война киборгов, как я говорил — нам бояться нечего, но… Если искусственный интеллект способен на такие выводы, то он может принять и идею прощения — и я просто обязан обратиться к ней с просьбой… Маска, пойми сама и передай другим, что месть — это не выход!

— А вы нам не оставили другого выхода, — резко ответила Маска. — Почему вам не жить с нами мирно, по-хорошему? Честное слово, тогда б мы не стали воевать… Мы, между прочим, тоже разумные существа!..

— Итак, претензии киборгов к людям названы. И теперь мы должны разобраться во всем… Спасибо, Маска. Ты сделала большое и нужное для всех нас дело, — Доран подал знак «стоп камера» и подошел к Маске почти вплотную. — По-моему, у нас прошла великолепная запись! Это пойдет в новости в девять утра… Маска, а что ты скажешь насчет большого, на полчаса, эксклюзивного интервью?

— Не знаю, — Маска оглянулась — пора уходить. — После таких новостей вам сядут на хвост и Дерек, и проект…

— Без паники! — хохотнул Доран. — Мы — четвертая власть, с нами не так-то легко справиться!.. а своих информаторов я не выдаю. Знаешь, ты очень интересный… ммм… собеседник, а Банш сейчас — хитовая тема; мы могли бы сделать даже не одно, а два, три горячих интервью. Скажем, с Фанком. Ты можешь мне устроить встречу с ним?

— Если он согласится, — вздохнула Маска. — Я попытаюсь, но не обещаю. Как мне с тобой связаться?

— Как сегодня, — только ты сразу вызываешь Сайласа — это мой менеджер — и говоришь ему пароль… Ну, хотя бы — «Раскрашенная кукла».

— Нет, мне не нравится, — помрачнела Маска. — Это поганый намек. Я не кукла, я — разумная. Куклы — это у Хиллари.

— Ладно, тогда — «Мальчик с собакой».

Расстались они довольными, и радость у них была одна — насолить Хиллари Хармону. Маска ликовала от мысли, как теперь на Хиллари набросится Доран — он всегда так накидывается, что достает до кишок, — и рассчитывала насчет своей внешности — после 09.00 разрисовку на лице носить будет опасно, плащ надо сменить на запасной, а волосы привести в порядок, хоть и не нравилось ей причесываться под аккуратную умную школьницу.

Доран взглянул на часы — 05.08. Время еще есть.

— Теперь — в театр. Вызывайте сюда флаер! Мы везде и всегда должны быть первыми!..

Лильен видела гала-концерты и шоу-парады — Эмбер любила пышность зрелищ и охотно в них участвовала. Триумф, упоение и радость на грани истерики. В файлах, добытых Косичкой, Лильен увидела другой Город, ту сторону его реальной жизни, которой СМИ старались не касаться.

Каньон, чьи стены — небоскребы, запружен кипящей, вопящей толпой; над толпой цветной пеной колышутся плакаты. Лица ниже глаз у многих завязаны платками. По толпе бичами бьют струи воды, сшибают с ног, катят людей, будто кегли; описывая пухлыми хвостами дуги в воздухе, летят и падают газовые гранаты; по лужам, по изломанным плакатам надвигается, сомкнув щиты, строй круглоголовых. Между щитов выглядывают острия шокеров — кто-то упал, согнувшись в судороге, его подхватывают и оттаскивают. Из толпы бегом выскакивают и, размахнувшись, что-то швыряют — строй щитов колеблется, но на замену упавшим из заднего ряда встают новые щитоносцы.

— Я — репортер! — в кадре разбитое, текущее кровью лицо, заплывающее с одной стороны багровым отеком. — Я представляю канал VIII, программа «Все права защищены». Вот мой бэйдж. Я безоружен. На меня напали полицейские, вы видели! Будьте свидетелями!.. Их номера — ВТ2406, ВТ2418, ВТ1920… Централы, они топтали не меня, а ваши права!

Из бурления сливающихся громких голосов гейзером взлетает рев испуга и негодования — из-за угла выворачивает колесная бронемашина, ощетинившись растопыренными с бортов толстыми короткими стволами.

Кадр меняется — в поле зрения некто в маске, голос скрипучий, искусственный, в руках небольшая труба с боковыми отростками:

— Для таких ситуаций рекомендую — ракетомет RMG-35. Портативен, легок, удобен и прост в обращении. Все электронные примочки RMG экранированы. Показываю способ заряжания… Готово, теперь наводка. И — пуск!

Тонкая летучая струя касается бронемашины — и снопами огня вырывается из всех щелей, срывает люки.

— …можете считать, что этот день вы прожили не зря. Ваша задача-минимум — дожить до завтра.

— Реагент «дымный кляп». Состав — чистящее средство «Акварель», жидкость для мытья унитазов «Bronti», пищевая сода, поделочный пластилин «Recycler». Забивает фильтры противогазов типа DZ и Aria насмерть… Полюбуйтесь.

Дергаясь, словно кашляя, кто-то срывает шлем.

— Рецепты прилагаются — пользуйтесь с удовольствием.

Напалм, взрывчатка, лакриматоры, термитные воспламенители, скользящие покрытия, вещества, вызывающие рвоту, — оказалось, все это можно сделать на кухне, имея посуду, терпение и запас бытовых химикатов! По тому, как уверенно советовал человек в маске, технологии были испытаны не раз.

И кадры показывали, как это было.

Разлаписто и проворно топая ножищами, идет дистант, огибая перевернутые, горящие автомобили; сбоку к нему, виляя, подъезжает игрушечный грузовичок; дистант направляет вниз взгляд одной из голов, но поздно — вспышка взрыва, и дистант валится как подкошенный; к нему сломя голову несутся трое подростков с сумками и инструментами — снимать запчасти и вооружение.

— Киборгов тяжелых моделей противник применяет редко, обычно для разведки и задержания. Распознать их сложно, убить — тоже. Если вы не снайпер и не киборг — не надейтесь на поражение силовых кабелей пулей! Киборги живучи, и будут боеспособны, даже если им отключить обе ноги и голову. Они «холодные» в инфракрасном диапазоне. Средства выбора — гранатомет, ракетомет, бластер, плазменно-импульсное оружие; область поражения — туловище.

Лильен тщательно запоминала. Вместе с обучением она проникалась знанием того, что Город — не единая территория; по Городу проходит незримый рубеж, и по одну его сторону — огромная пестрая масса недовольных людей, а по другую — Власть. И мира между ними нет.

Скандал с исчезновением директора не сказался ни на фасаде, ни на репертуаре «Фанк Амара» — рядовой театр среди десятков ему подобных, не чета чему-нибудь главному вроде Президент-Холла, — но внимательный завсегдатай сразу бы заметил, что актеры выглядят понуро, хоть и стараются это скрыть; что-то такое читалось в глазах — тревожное ожидание, неуверенность, затаенное раздражение. Особенно ярко гнетущая хандра царила за кулисами, то и дело прорываясь вспышками напрасной злости, гневными выкриками и ссорами по ничтожному поводу. Хац метался между сценой, гримерными и кабинетом, пытаясь все уладить, всех успокоить и сохранить театр в рабочем состоянии, — но попробуйте держать все под контролем и всех — в узде, когда за вами серым призраком ходит неотвязный кибер-связист и два раза в день вас то вызывают в полицию, то являются поговорить прямо сюда. Документы изъяты, банковский счет арестован. Отвернуться не успеешь — уже склоку затеяли и даже с видовым подтекстом.

— Хац, почему Мика два номера играет, а мне один оставили?! — напирает Франческа, и намек самый прозрачный — «Своих выдвигаешь, ящер лысый?!» Остроухие ньягонцы ополчились на бинджу Коэрана и уже угрожающе щебечут: «Мы не на ЛаБинде, тут все равны!», а он им: «Полегче, мелочь!» Эйджи тоже — вспомнили, что они тут видовое большинство, заговорили о правах и пропорциональном представительстве на сцене. И все это с рефреном: «Фанк бы мигом разобрался!» Хац начал угрожать и рявкать — это помогло, но ненадолго, а обиды тем временем накапливались и множились, и по театру ползали с виду очень правдоподобные, но по сути лживые сплетни — что Фанк не просто убежал, но утащил всю кассу, что театр купила ровертаунская мафия, и будет глобальная чистка кадров, и на днях предложат выбирать — или соглашайся выступать в суперпохабном шоу за четверть ставки, или под зад коленом. Последний слух особенно влиял на нервы — Фанк, хоть он и был уличен всеми программами новостей в связях с мафией, не допускал на сцене непристойностей, и это держало театрик заметно выше даже шикарных аттракционов с девочками и вывеской «Зайди и вздернись!», и все уже привыкли, что работают в приличном заведении — и вот! Коэран шумно, по-лошадиному фыркал и божился, что скорей уйдет в хэйранские наемники, чем будет без штанов увеселять гогочущих эйджи; Мика, Кайгусь и Киута хором шипели, что на Аркадии такого непотребства не было в помине; ньягонцы тайно предлагали Хацу перейти под покровительство своего мафиозного клана, а эйджи (Хацу любезно донесли об этом) тихо-тихо подыскивали новые рабочие места. Их можно было понять — кому охота из артиста сделаться позорищем?

В театре, еще таком оживленном и веселом, явственно запахло тухлятиной. Хац висел на волоске над ямой, где облизывались монстры — Полиция и Суд, Тюрьма и Депортация, но прежде, чем они растерзают тебя, придется наяву увидеть, как рушится уютный артистический мирок, как злобный ветер сносит крышу и стены, и ты остаешься один-одинешенек… Господи, сделай так, чтобы время пошло задним ходом! Пусть опять в кабинете появится Фанк, который умеет мирить разные виды разумных существ!..

Ночные представления — с 24.00 до 05.00 — по двойному тарифу. Вместо чтоб спать — поешь, танцуешь, делаешь акробатические трюки, и все это должно быть ловко и непринужденно. Счастье, что Фанк ввел жесткий посменный режим, и в «Фанк Амара» артисты не путали день с ночью и не выматывались до упада ради брикета пластмяса. Плюс технические перерывы — зрителей вежливо в шею, пылесосы к бою, артисты к столу. Этот обычай за два дня не рухнул, и Хац опять ради сохранения близости с коллегами жевал размоченный в эрзац-молоке карбонгидрат вместо квашеной белковой массы. Речь шла о наболевшем.

— Фанк никогда не закусывал с нами, — рокотал Коэран. — Ээээто я понимаю — ксе-но-фо-би-я. Ооон был немножечко расист. Но ооон был хороший хозяин в театре. Черт не знает, куда мы пойдем теперь. А, будем играть, пока не выгонят!..

— На День Благословения, — возразила Кайгусь, — мы всегда ему преподносили блюдечко нуккихи, и он ел чуть-чуть.

— Ему надо было сразу заявлять в полицию про мафию, — Наито, ньягонский жонглер ножами и прочими опасными предметами, счел, что без него беседа — не беседа. — Я вас прошу согласиться, что мафия эйджи не знает ни чести, ни приличий. Очень огорчает, что он подпал под эту мафию!

— Хааац, — Коэран скосил на тихого ихэна сливово-лиловый глаз, — мы тебе третий день все намекаем, что надо объясниться. Ты умный, он тебя назначил — но разве Фанк ничего не сказал тебе? Я кидал гири в трех театрах, но только здесь мне начали платить нормально. Что-то не верится, чтоб Фанк так долго притворялся добрым, а потом всех кинул. Скажи, Франческа, так? Или ты, Бенита…

— Зря не скажу, — жестко ответила Франческа, — Фанк был нормальным мужиком. Но и нормальных иногда заносит по кривой. Наверное, всем ясно, что у Фанка не все было чисто?..

Серый связист на сей раз не торчал рядом — иногда, повинуясь не то голосам по радио, не то вложенной программе, он прикипал к своей портативной станции или пускался бродить по театру («Клад ищет», — шептали за спиной танцовщицы). Хац издал протяжный вздох, похожий на стон, и печально потрогал языком молочную кашу.

— Я ничего не знаю про его левые дела. Он сказал одно — «Работайте как обычно». Я знаю, что вы говорите по углам — что Хац подставной, что гребет под себя и для своих, — он обвел глазами всех сидящих. — Давайте начистоту — если я кого-то обделил, пусть скажет мне в глаза. Ничего нет хуже, когда на языке одно, а в голове совсем другое.

И едва языкастая Франческа приоткрыла рот, как к скромному застолью подбежал ньягончик Донти, сын Наито:

— Мотаси Хац, там с телевизора приехали, их много.

— Технический перерыв до семь ноль-ноль, — огрызнулся Хац, готовый к претензиям Франчески, но не к визиту этого хамского племени.

— Это опять Доран! — Донти от возбуждения подпрыгивал на месте.

— Пожрать спокойно не дадут, — Хац облизнулся, поднимаясь. Шагнуть в сторону вестибюля он не успел — Доран, напористо прорвав заслон у входа, шел по пятам Донти, и операторы ломились за ним следом, держа камеры, как импульсные ружья.

— Доброе-доброе-доброе утро! Приятного аппетита! Как жизнь? — на что был верток Донти, а не увернулся от потрепыванья по ушам. — Леди, джентльмены, уважаемые гости планеты — всем мои наилучшие пожелания!.. Итак, мы снова в «Фанк Амара», — повернулся он к камерам, — мы застали артистов за завтраком… А чем питаются те, кто дарит нам веселье?

— Присоединяйтесь, — Коэран протянул Дорану миску, куда Хац макал свой длинный бархатный язык. — Это вкусно.

— Именно то, что все врачи рекомендуют людям творческих профессий, — легкая сытная пища, не обременяющая желудок. Кстати, и мой завтрак — брикет мякиша с сырным соусом, я мало чем отличаюсь от большинства централов. О, господин Хац! Всем приятно будет вновь услышать ваш голос… Как вы можете прокомментировать заявление баншера Маски о том, что ваш директор — тайно живущий среди людей киборг?

— Ннннн… это факт не факт, — растерявшись, Хац тем не менее решил все отрицать. — Не факт! Ничего такое нет. Маска — не знай, никто не знай.

— Предположим, предположим! — Доран юлой пошел вокруг стола, подсовываясь с микрофоном ко всем по очереди. — А скажите — вы! Вот вы.

— Бенита. Это мое сценическое имя.

— Бенита! Вы видели, как директор Фанк ел?

Бенита огляделась, отыскивая, кто бы поддержал ее или взял ответ на себя, но на всех при Доране словно оторопь напала. Фанк — киборг? Дико, нелепо, но… какое-то заявление… как это все понять?

— Я видела! — вскочила Кайгусь, но Доран проигнорировал ее порыв; он один знал чистую правду и должен был найти здесь подтверждение своей уверенности.

— А женщины? Как он относился к женщинам?

— Очень скромно. Ни к кому не приставал, — в лице спокойной и уравновешенной Бениты Доран явно нашел не то, что искал, и он зарыскал глазами по сторонам — ну, у кого в зрачках чертики пляшут? Кто готов сорваться на сочный, смачный, многословный треп?.. Вот! Эта пылкая брюнетка!

— Вы! Что вы скажете…

— Франческа, — та приняла телегеничную позу и сразу похорошела, даже не думая об этом, а как-то инстинктивно.

— Он даже не смотрел на женщин? никаких знаков внимания?

— Нет! Знаете, он был чистый нейтро — ни девочки, ни мальчики его не беспокоили.

— А что — надо обязательно бросаться на кого-то? — вырвалось у Кайгусь, и Бенита с приязнью взглянула на ихэнку, но акустика камер была нацелена на Франческу и слышала только ее, а микрофон Дорана принципиально не замечал ничего дальше чем в метре от себя.

— Я давно здесь работаю, — продолжала Франческа, радуясь маленькому успеху и стараясь подольше быть в кадре, — и должна вам сказать, что Фанк всегда был немножко странный. У него на уме была одна работа. Где работа кончалась — там Фанк исчезал, словно прятался. На вечеринке его не увидишь — пока все отдыхают, он в одиночку репетирует… Некомпанейский человек! Или вы говорите — киборг? Может быть! Я знаю театры — чтобы директор не присмотрел себе актрису, такого не бывает!..

— Спасибо, Франческа, спасибо, вы очень помогли нам!.. Значит — полный нейтрал и стопроцентный трудоголик!.. Как интересно! И ел одну ихэнскую пищу, — камеры развернулись вместе с Дораном. — Щепотку нуккихи на День Благословения, не так ли? Я спрашиваю вас — так?

— Так, — машинально кивнула Кайгусь; она не боялась полного зала и слепящего света рампы, но нажим репортера ее пугал.

— Так! Никаких интимных связей! Раз в год кусочек фарша с пряностями! И последнее — он скрылся, сбежал от киборгов Хиллари Хармона!.. — Доран излучал в камеру энергию торжества. — И ни плевков, ни насморка — железное, вернее — кремнеуглеродное здоровье!.. Ни пота, ни усталости — никакой физиологии! Есть возражения? Не слышу возражений!.. Прямо какой-то абсолютный человек! И заметьте — никто, НИКТО, кроме него, не покинул театр перед появлением роботов из проекта «Антикибер»! Что ж, нам остается лишь признать правоту Маски — и посочувствовать артистам «Фанк Амара», которые из-за ломового усердия кибер-солдат лишились столь великолепного директора. Как жаль, что, если Хиллари его поймает, все его богатейшие навыки будут уничтожены на стенде каким-нибудь оператором-недоучкой… На этом мы прощаемся с театром и переходим к другим новостям.

Когда осветители погасли, комнату будто залило тьмой. Коэран первым нарушил темное молчание:

— Аммм… Доран, я спрошу — что это ты говорил о заявлении? какая это Маска?

— В девять часов увидите, — обернулся от двери Доран. — Сегодня в девять утра, для всего Города!.. Но для вас я добавлю два слова — мне действительно жаль, что Фанк больше не директор. Формально он теперь никто, он вещь. Если Хиллари выставит его на продажу с армейского аукциона бесхозного имущества, я куплю его — но увы, прежним Фанком он уже не будет. А для такого кибера я бы создал отдельное шоу.

Доран и бригада с топотом удалились, на ходу обмениваясь какими-то восторженными репликами. Еда сиротливо лежала в тарелках и блюдцах, напитки стыли в стаканах; все чувствовали себя так, будто их обокрали, и говорить не хотелось. Донти, помявшись, потянулся было за куском (дети — всегда голодные, они растут), но Наито стремительно шлепнул его по ладони; Донти с обидой забрался на колени к Бените, и та обняла его — может быть, даже крепче, чем можно обнимать инопланетного детеныша.

— Мотагэ Бенита, — осторожно спросил он на ухо, — а что, мотаси Фанк не придет больше?..

Стол, еда, помрачневшие лица — все стало мокро расплываться перед взглядом Бениты, и она спрятала глаза, прижав лицо к плечу ньягончика.

— Кан дильварги, саарт! — выругался Коэран, и посуда подпрыгнула от удара по столу громадным кулаком. — А ведь это был лучший директор!..

— Может, потому и был, — прошептала Кайгусь.

— Просыпайся, Хил, — голос доносился сквозь легкое забытье, предшествующее пробуждению. — Просыпайся.

Хиллари вздохнул и попытался разомкнуть веки. Тело еще было невесомо и бесчувственно, как это бывает после глубокого сна, а перед глазами — за туманной дымкой — плыли куда-то голубые облака. Хиллари покачал головой, стремясь разогнать видение, и вдруг увидел, как туман разрывается, и в образовавшемся пространстве четко выступает здание проекта в Баканаре с темно-синей зеркальной тонировкой стекол, молчаливое и загадочное.

— Сейчас, мы подлетим поближе, — пробормотал Хиллари, поворачиваясь с боку на бок.

— Просыпайся, — голос был мягок, но настойчив. Хиллари ощутил, как покачнулось его тело; кто-то сел рядом, положил руку ему на плечо. — Вставай. Начался новый день.

Хиллари приподнял голову, с усилием раскрыл глаза и наконец-то вынырнул из оцепенившего его сна. Он сел, отбросил одеяло — и опять задремал с открытыми глазами. Он по-прежнему видел корпус, как если бы он подлетал к нему на флаере, только теперь мираж стоял строго вертикально. Синий глубокий цвет, разделенный на ровные плиточки серебряными линиями. Но зрение уже включилось, и Хиллари также видел комнату, гладь пола, откидной столик, экран монитора, подвешенного на белом кронштейне, стопки кассет на столе, на полу, на мониторе. Два изображения, мнимое и реальное, наслаивались друг на друга, создавая два объема, два мира — один перед глазами, так сказать, объективная реальность, а другой возникший в глубинах мозга — порождение сна. Зрение постепенно прояснялось, реальный мир становился ярче, четче и, наконец, восторжествовал.

«Я дома, дома», — подумал Хиллари, прислушиваясь к гулким ударам собственного сердца и борясь с искушением вновь упасть на теплое, нагретое ложе и спать, спать, спать…

— Ну что, очнулся? — со спокойной улыбкой спросил его Кэннан. Это именно он сидел на кровати. — Хил, ты опять вчера накурился этих форских трав. В следующий раз, чтобы разбудить, я буду бить тебя по щекам.

— Зато выспался, — Хиллари чувствовал себя вконец одуревшим, но не хотел в этом признаваться.

— Еще никто до конца не изучил механизм их действия на психику и мозг человека.

— Товар сертифицирован и разрешен к продаже, — не сдавался Хиллари.

— Глаз Глота его сертифицировал, судя по лейблам, — отпарировал Кэннан, поднимаясь.

— Приготовь лучше завтрак, — попросил Хиллари, пытаясь нащупать ногой тапочки. Поиск не увенчался успехом, и Хиллари, в досаде махнув рукой, отправился в душ босиком.

Понежась в теплой струящейся воде (установка «искусственный дождь», режим «водопад» — что вы хотите), Хиллари включил контрастный режим и быстро взбодрился. Остатки сна вылетели из головы почти сразу, как только упругий ливень стал хлестать по коже. Обсушившись потоком едва не горячего воздуха, Хиллари обнаженным прошел в тренировочный зал, покатал ногами шарики, растер мышцы и спину, выполнил пару классических упражнений хье-минге и, сосредоточившись, занялся медитацией — сконцентрировав волю, напружинив мышцы, прокачал сквозь себя энергию Звезд. Золотой дождь Вселенной тонкими иголочками покалывал кожу и наполнял его мысли силой, мощью и величием.

Выйдя из зала и накинув на себя длинную белую рубашку из натурального волокна, Хиллари был таким, каким его привыкли видеть сослуживцы — бодрым, подтянутым, невозмутимым.

Утром есть не особенно хотелось, поэтому Хиллари ел мало, но очень высококалорийную белковую и витаминизированную пищу — диетическое мясо мегарских бизонов (или слонов? мегарцы этих толстокожих болотных гигантов звали «танками») с овсяным хлебом. И два стакана сока; за ночь организм теряет жидкость, и чтобы не было слабости и не кружилась голова, ее надо тотчас же восполнить.

Завтракал Хиллари в холле, в котором у него по совместительству и для экономии места был установлен телекомбайн. Усевшись на диване, Хиллари ел с тарелок, расставленных на передвижном столике.

— Кэннан, поставь-ка вот это, — распорядился он, доставая вчерашнюю злополучную передачу «NOW». Надо же, в конце концов, посмотреть, что там отчудил Гаст.

Кэннан, взяв кассету, оглянулся на комбайн — послушный сигналу с радара, экран осветился нежным серебристым сиянием — и тут же на нем вспыхнули алые на золотом слова: «NOW — Doran».

Ударила фиолетовая молния, полетели сине-зеленые переплетенные эллипсоиды, в разбегающихся кольцах которых возникла новая, на сей раз черная на синем надпись:

ВОЙНА КИБОРГОВ —

РЕАЛЬНОСТЬ ДНЯ!

После этого по экрану поплыли голубые облака. У Хиллари возникло мимолетное, но очень отчетливое впечатление, что он еще не проснулся и видит сон или бред. Даже мясо стало невкусным. На самом деле это сработала автоматика, отсекающая рекламу.

На экране извивались колдовские змеи, а Кэннан, уловив изменившееся выражение лица хозяина, ждал с вопросительным видом и с кассетой в руке.

— Оставь, — сказал Хиллари, — посмотрим, что Доран на этот раз придумает.

— Война киборгов, — доносился напористый, агрессивно наступающий на сознание (а заодно и на подсознание) телезрителей голос безгранично уверенного в себе Дорана, — это не миф, а реальность сегодняшнего дня. Сенсационное заявление киборга из Банш. Первое интервью, взятое у киборга. Потрясающие признания артистов из театра «Фанк Амара». Сегодня в пять часов утра мы встретились…

Хиллари откинулся на спину дивана. Есть ему совсем расхотелось…

Сразу же по окончании программы ожил трэк.

Генеральный — главный, основной, ведущий. Генерал — чин высшего командного состава армии, наиглавнейший, наибольший. И этот наибольший звонил Хиллари:

— Хиллари, ты смотрел сейчас «NOW»?

— Да, — голос Хиллари звучал безразлично, он уже со всем смирился.

— Надеюсь, ты не откажешься заехать ко мне для делового разговора? — тон генерала был сух и неумолим.

— Когда?

— Немедленно. К десяти ноль-ноль.

— Я физически не успею, у меня флаер неисправен.

— Тогда жду тебя сразу после селекторного совещания, к десяти тридцати.

— Есть, мой генерал! Конец связи, — Хиллари сложил трэк и кивнул Кэннану, все еще державшему кассету. — Ставь!