"Роботы-мстители" - читать интересную книгу автора (Белаш Александр, Белаш Людмила)

ГЛАВА 4

И вновь Дорана подняли с постели — в 05.15 позвонил Сайлас:

— Шеф, ты срочно нужен в студии. Приезжай сейчас же. Тут серьезные проблемы. Извини, я должен бежать, — и отбой. Что за напасть?! Но Сайлас зря не позвонит.

Второй раз подряд совершенно не выспавшись, Доран летел в телецентр с мраком в душе, тяжестью в животе и кривой трещиной в мозгу. После ночного звонка из ниоткуда что-то разладилось в его пищеварении — сначала живот схватило, потом отпустило, но от этого Дорана бросило в холодный пот, и такая началась тоскливая истома, что казалось — душа с телом расстается от неведомой, загадочной и роковой болезни. За какой-нибудь час Доран поверил в И-К-Б и разуверился в таблетках; ему вновь, как позавчера, стало ясно, что человек может умереть просто так, вдруг, при полном здоровье, по прихоти невидимых нездешних сил. Некоторое время он был близок к отчаянию и искренне собирался лететь в «Паннериц» к Орменду или всерьез помолиться. Внутри что-то ерзало, подступало под горло, давило и сжимало; однако завершился ужас не мучительной кончиной, а мощным позывом к уединению. Молиться в таком положении казалось неуместным, и, наконец расслабившись, Доран вместо благодарности испытал потребность грязно и нудно ругаться. Он выматерил всех, кого вспомнил, — Хиллари, Эмбер, Сайласа, директора канала, спецслужбы и варлокеров вместе с Пророком Энриком; проклятий хватило и многим другим. Если бы все, сказанное Дораном, сбылось, по Городу пронеслась бы эпидемия скоропостижных и отвратительных смертей — но сегодня Господь не услышал Дорана.

По дороге ему подурнело еще пару раз, но послабей и мимолетно. Главное — долететь, а там удобства в каждом коридоре. Сильно озадачивало то, что обычно Сайлас с утра извещал его о всяких увлекательных происшествиях, пригодных для раскрутки в «NOW», чтобы он мог сориентироваться, но в этот день все шло наперекосяк — и трэк молчал. Забеспокоившись, Доран попробовал сам вызвать студию — узел ответил девичьим кибер-голосом: «Извините, связи с этим номером нет». Доран прибыл на канал V в полном недоумении.

Прямо от дверей он начал ловить на себе обильные взгляды исподлобья и с прищуром. Секьюрити, вахтеры, какие-то безликие сотрудники, в изобилии снующие по коридорам, — все поглядывали в его сторону, обмениваясь тихими фразами, а нередко и усмехаясь. Всех как подменили, да и сам телецентр выглядел странно — местами коридоры не были освещены, что придавало зданию вид лабиринта в игре «Ужасы подземелья». Темные тоннели — и в конце на фоне света брезжат чьи-то силуэты…

На студии и вовсе черт-те что творилось! Операторы машин обеспечения шлялись по своему зальчику, как экскурсанты, заложив руки в карманы и сбоку заглядывая в экраны, у которых возились несколько насупленных технарей в комбезах сетевой ремонтной службы; из этого толпящегося беспорядка навстречу Дорану выбежал Сайлас:

— Привет, вот, полюбуйся, — он повернул к Дорану ближайший экран. Жидкие кристаллы его сияли строгой и броской картинкой — на голубом фоне резкая черная надпись: «ДОРАН — КОЗЕЛ!»

— Что за… — начал разъяряться Доран, но слова «…дурацкие шуточки» Сайлас упредил:

— Это вирус. Он пришел около четырех утра по Сети. У нас все полетело, все — управление записью, режиссура звука, бухгалтерия, отдел администрации, телефон и освещение. Чтоб вирус не разнесло через трэки, мне пришлось звонить тебе с улицы, из автомата. И причем свет…

Свет в операторской погас, как будто ждал, когда о нем заговорят. Только сейчас стали видны переносные лампы технарей, возившихся в компьютерах, имевших автономное питание.

— Ну сколько это будет продолжаться?!! — завопил Сайлас.

— Последняя проверка! — крикнули из тьмы.

У Дорана во рту пересохло, а в желудке вновь завозились демоны, слегка ощупывая исстрадавшиеся внутренности.

— Кх… кто?

— Приехали наладчики, телефонная компания, следственная бригада национальной сетевой безопаски и даже спецы из Айрэн-Фотрис, — перечислял Сайлас, похожий в лучах бьющей сбоку переноски на персонажа триллера. — Пока ничего не известно. Путь вируса не прослеживается. Слава богу, у нас около дюжины старых машин, не включенных в сеть, — сейчас их устанавливают, чтобы восстановить вещание. Но так или иначе — все заразное железо придется выбросить…

— Канал не вещает? — Доран не поверил ушам.

— Вещает, — со злостью бросил Сайлас, отворачиваясь, — и вот эти два слова показывает. Даже заставку сначала ввести не могли… Идут переговоры об аренде передатчиков канала III, но они… в общем, боятся связываться. Думают, мы им эту чуму занесем. О, хоть бы скорей все заработало!! Если не включимся — убытки будут колоссальные. Рекламодатели нас разорят на неустойках. Пока мы укладываемся в страховку от несчастных случаев, но…

— Доран, — проскрежетал сзади знакомый до тошноты (а тошнота была близко) голос директора. Его взяли в клещи — впереди остервеневший Сайлас, позади — старый хрыч с невыносимыми претензиями. — Изволь пройти со мной. Есть разговор.

Смертник охотней идет под луч нейробластера, чем Доран плелся за директором, думая даже не о предстоящем разговоре, а о своих кишках. Кишки все туже стягивались в узел, и вокруг пупка, как волны от брошенного в воду камня, расширялась боль. В кабинете он уже еле соображал и почти не владел собой.

— Сейчас 05.56, — безжалостно скрипел директор. — Если в 06.15 мы не пробьемся в эфир, можешь собирать вещички. Молись, Доран! Я выпускал тебя на вещание без намордника, и я за это расплачусь, но ты — тебя я больше здесь не потерплю! По-моему, Отто Луни готов взять тебя в новости со стриптизом на XVII канал; это местечко как раз для таких развязных и безответственных субъектов…

Доран слушал — и не слышал. Демоны-мучители крючьями тянули кишки вниз, сковывая малейшую попытку двинуться, заставляя сгибаться пополам, чтобы спазм не разорвал живот.

— Может, тебе известно что-нибудь? Например — кто мог затеять это? Ты не получал угроз?..

«ОГАСТУС АЛЬБИН», — через силу подумал Доран. Это он хвалился, что может все вывести из строя в две минуты. Боль усилилась — серый фантом в респираторе остерегающе покачал пальцем: «Ни-ни, проекта не касаться!» Но кто, если не Гаст?! Вар…

— Варлокеры, — сказал Доран на коротком выдохе. — Энрик, его фанаты. Он… говорил, что его Бог… покарает… Прошу прощения…

— Конечно, у варлокеров есть люди, которые могут устроить такое, — директор уставился в окно, не замечая, что Доран семенит к скромной двери в углу кабинета. — Но без доказательств… Доран!!

Дверь хлопнула; директор обмер. Доран и вчера выглядел как выпущенный из дурдома под расписку, а сегодня на нем совсем лица нет. Еще не хватало, чтоб он в припадке депрессии… Год назад диктор застрелился перед камерой (нарочно! ради дешевой славы!), трех месяцев не прошло, как на передаче ведущую хватил сердечный приступ, а теперь Доран… Опыт холодно подсказал директору, КАК Отто Луни захлебывающейся скороговоркой будет комментировать труп Дорана в его личном туалете. Кошмар. Гнуснейшая сенсация, подарок для XVII каната. Директор забарабанил в дверь:

— Доран, открой! Я… я погорячился! Пойми мое состояние и…

— А ТЫ ПОЙМИ МОЕ СОСТОЯНИЕ, ТВОЮ МАТЬ!! — заревел Доран из одноместного убежища; его слез и гримас директор видеть не мог и потому пугливо отшатнулся. — Что, с тобой не бывало такое?!! Уйди, гадина!! Тебе что, дверь открыть?! Извращенец!!

— Дай мне слово, что ничего с собой не сделаешь!

— Ыыыыыыы! — раздалось в ответ что-то тьянское.

Директор заходил по кабинету, изредка на цыпочках приближаясь к неприметной двери. Слышно было плохо, но Доран, без сомнения, был жив.

Он вышел минут через семь — просветлевший, благостный, даже одухотворенный, хотя не без страдальческих теней на лице. В глазах же светилось нечто — как отсвет озарения, доставшегося в муках.

— Воды? — директор сам нажал сифон.

— О да. Спасибо, — Доран проглотил стакан газировки залпом. — Ааа… на чем мы остановились?

«ПРОШЛОЕ УМЕРЛО», — говорил его ясный взгляд. Директор тоже решил все забыть.

— Ты подозреваешь кого-то конкретно?

— Нет, — голос Дорана был тверд. — Я могу предполагать, но никаких имен я называть не вправе. Только гипотезы, без указаний. Надо ждать итогов расследования.

Напряжение минувшей стремительной сцены понемногу покидало лицо директора; он жестом предложил Дорану сесть.

— Шесть ноль-шесть, — сверился он с часами. — Пока ремонтники молчат. У нас осталось всего ничего, чтобы решить, как быть дальше. Задержку в полчаса нам не простят. Крах репутации…

— А я думаю… — начал Доран, но его перебил селектор:

— Босс, внутренняя связь работает надежно, компы поставлены, питание студий и всех служб мы обеспечили. Осталось восстановить передатчики, их процессоры тоже забиты этой дрянью.

Доран потряс рукой — «Нет, позвольте мне!» — и сам наклонился к селектору:

— Вы можете начать вешание прямо сейчас, ничего не меняя?

— Да, пробовали. Все равно вирус проникает в картинку с частотой пять миллигерц, иногда частыми сериями; он вышибает все.

— То есть примерно раз в три минуты… Ждите, — нажав сенсор, Доран уставился на директора. — Плевать. Пусть вышибает. Я немедленно выхожу в эфир с экстренным выпуском «NOW».

— С… этой заставкой? — директор напоминал мерзкого, злокозненного колдуна.

— С чем есть, с тем и выйдем. Пусть Отто Луни хоть лопнет, а я буду нести централам информацию во что бы то ни стало. Наконец, — Доран непринужденно сел на стол, — мы же нуждаемся в рекламе? Она может быть любой. Да, я — козел. Пусть это знают все! И пусть войдут на наш канал полюбоваться на меня. Чем больше их зайдет, тем больше будет у нас зрителей. А продукт рекламодателей будем совать между козлиными титрами.

Директор выдохнул и обмяк, как надувной, но в склерозных глазах его играли искры восхищения.

— Наглец. Беспримерный наглец. Иди, вещай. Но на меня не смей ссылаться.

— У нас есть сорок секунд, — со стола Доран слезть не спешил, — чтобы обсудить размер моих премиальных за эту идею.

— Убирайся!! — теперь в крик кинуло директора. — Еще и премиальные ему подай!!

— Две штуки бассов — кажется, не много?

— Я должен повторять?!!

— Ну, штука восемьсот. Договорились?

— Вон отсюда!

— Значит, полторы.

— Пятьсот.

— Побойтесь бога, босс! Тысяча триста. Согласитесь, что идея того стоит. Никому бы другому и в голову не приш…

— Восемьсот.

— Ровно — три нуля и единичка впереди!

— И ты немедленно уходишь.

— После звонка в бухгалтерию.

— Оформите чек Дорану, — обессиленно вымолвил в трубку директор, — на девятьс…

— Босс, мы люди слова; ведь не в три скорлупки играем.

— На тысячу. И на подпись мне. Так, теперь ты покидаешь кабинет.

Сайлас ждал под дверью — мрачный, как на пороге у стоматолога. Или Доран выйдет с победой, или…

— Ты что тут делаешь?! — воззрился на него Доран. — Ты почему не на рабочем месте?!! У нас эфир через две минуты!

— Понял! — просиял Сайлас и кинулся к лифту наперегонки с Дораном. — Я закончил собирать досье на Хиллари!!

Доран чуть не споткнулся.

— Потом, потом! И слышать не хочу!

— Забыл сказать! — влетая в кабину, вскрикнул Сайлас. — Вчера! Мы взяли «Золотую калошу» недели! Первого мая — конкурс месяца!

— Сегодня мы превзойдем самих себя, Сай, — хлопнул его по плечу Доран. — Им придется учредить для нас особую награду, потому что золота, — лифт выплюнул их на этаж, — нам будет мало!.. Бригада — товсь!! Две камеры — за мной! Дайте микрофон! На ходу! Быстро! Делайте мне лицо!

Хиллари завтракал в своем номере гостиницы; без Чайки, по-холостяцки — кофе и натуральный гарантированный бутерброд с животным маслом и животным мясом. Гимнастика и душ приятно взбодрили его, пища вызывала наслаждение, и мысли легко перетекали с извилины на извилину. Вчера, кроме явной неудачи с банком, все шло по-рабочему ровно. Селена отчиталась по Дымке, Этикет — в том, что проводил разведку по сигналу осведомителя (жаль, впустую).

Телевизор работал все время, пока Хиллари упивался своей свежестью и бодростью, — события минувших дней невольно приучили его следить за «NOW». Наконец, канал V заверещал закадровым голосом, повторяя текст бегущих титров, перемежающихся вспышками живых и стоп-кадров:

!!! ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК «NOW» — ждите повторения! Прямой репортаж Дорана с места событий! ДОРАН — КОЗЕЛ! Свободное телевидение в опасности — вирус едва не уничтожил канал V! Черные тигры на голубом — ЭТО ВИРУС!!! Кого подозревают специалисты Айрэн-Фотрис? Вирус «Доран — Козел» может захватить узлы Сети! Беспрецедентный акт компьютерного терроризма — угроза национальной безопасности! ДОРАН — КОЗЕЛ! ДОРАН — КОЗЕЛ! ДОРАН — КОЗЕЛ! Родрик-Гребешок и его кибер-возлюбленная! Что говорят друзья о школьнике, влюбленном до беспамятства в киборга Банш? Агенты комиссара Дерека нашли квартиру семьи Банш — что говорят соседи о кибер-семейке? Синклер Баум по прозвищу Боров не будет выпущен под залог! Дерек предъявил прокурору кассету с компроматом, записанную директором театра «Фанк Амара», и обвиняет Борова в финансировании Войны Киборгов! ДОРАН — КОЗЕЛ! Сегодня яунджи Габар, связанный с Банш, идет в школу — был он похищен или действовал заодно с киборгами? Эти и другие новости в ЭКСТРЕННОМ ВЫПУСКЕ с самыми свежими подробностями…

Дослушивать, а тем паче ждать выпуска Хиллари не стал — поперхнувшись бутербродом, он со всех ног кинулся к Гасту. Зачем? Чтобы убить его. Затем подумалось, что быстрой смерти Гаст не заслужил. Способ умерщвления Хиллари обдумать не успел — он уже ворвался в номер. Виновник экстренного выпуска, заплаканный от смеха, вскочил и отбежал за стол, чтоб сразу не попасть к шефу в руки.

— Гаааст!!!

— Босс, не надо волноваться! Они ничего не найдут! Клянусь!

— Там работают люди из Айрэн-Фотрис!

— Не найдут, я говорю! Вирус пришел из президентского дворца, в письме с протокольным распорядком дня!.. Далее следы теряются, — уверенно прибавил Гаст, явно цитируя кого-то. — Классный доступ. Я это вычитал у Энрика в «Острове грез».

Быстро выдохшись на крик, Хиллари устало опустился в кресло. Все уже случилось. Мститель чертов.

— Ты их всех наказал из-за одного Дорана.

— Они его сообщники — и все виноваты, без исключения.

— А что там было у Энрика?

— Там был супер-маньяк, туанец, — Гаст осторожно вышел из-за стола. — Божественный системщик, просто ас. Он забросил на Остров Грез двух роботов-убийц в виде плоских жуков с головами, а управлял ими с промежуточных машин, по спутниковой связи. Когда Сид вернет мне «комплект веры» — почитай, не пожалеешь.

— А может, ты запрограммирован на преступления?.. Ну, что-нибудь такое, не зависящее от тебя, в глубоком детстве… — задумчиво поглядел на него Хиллари. — Если это доказать на судебно-психологической экспертизе, тебе меньше дадут. Обдумай это заранее, Гаст.

— Спасибо, обязательно. Но все равно — концов они не сыщут.

— Большой ущерб ты причинил каналу V?

— Все железо — на помойку. Это больше шума, чем расходов… Им страховка все окупит.

— Страховку взыщут с тебя. А для суда важнее факт, чем сумма. Если просто хулиганство, без корыстных целей — лет семь-восемь строгого режима с конфискацией имущества, из них три года каторги, — прикинул вслух Хиллари, опытный в таких расчетах. — Плюс запрет на системную работу, лет на пятнадцать. И мягкая промывка мозгов для устранения преступных наклонностей.

— Не най-дут.

— Я — покровитель террористов, — Хиллари потер пальцами виски. — Каково?! С ума, что ли, свел меня этот Шуань? Раз простил, два простил — и вот, готова вредная привычка…

— Ты ничего не знал, я тебе не говорил.

— И книги ты террористические изучаешь, это теперь у Сида в досье записано.

— Это святое писание Друга; я Сиду копию справки предоставил из парламентского комитета по издательским вопросам, что оно святое, а не что-нибудь. У Энрика даже льготы есть на издание, как для Библии.

— Ничего себе писание — про роботов-убийц!.. Ладно; коль скоро я сам разрешил тебе и речь шла о твоем душевном состоянии… но впредь — никогда. Слышишь? НИКОГДА. Иначе я сочту, что у тебя неизлечимый комплекс неполноценности, опасный для окружающих. И держать тебя здесь не буду. Ты меня понял? Это ПРИКАЗ.

— Слушаюсь, босс, — серьезно кивнул Гаст.

— А что там за роботы были… у Энрика?

— Оу, это целая история! — Гаст присел рядом, поняв, что гроза миновала. — Один был с бомбой объемного взрыва, он на раз окучил почти весь персонал Острова — они ведь там насильно ставили запретные эксперименты и сексплуатацией занимались. А второй залег в болото и ждал, что начнется после смены хозяина Острова. Старый умер, а молодой освободил всех невольников, но у яунджей-южан есть обычай — содержать коллекцию красавцев для престижа. И понемногу началось опять — всякие там опыты, жестокости… Тут-то маньяк и поднял Гостя из болота. Туанский Гость — так робота прозвали. И это было воплощение Друга, Ночного Охотника, он же Мертвый Туанец. Его там при старом хозяине мучали, а он сбежал и умер в лесу; в смысле не умер, а ушел в Ночной Мир. А Энрик его мумию нашел и…

— Хватит, хватит, — отмахнулся Хиллари. — Это слишком сложно для меня — все эти боги, духи… умер — не умер… Лишь бы баншеры не начитались Энрика. Мультфильмы — еще полбеды, но если они станут повторять все эти фокусы с пересылкой вирусов сквозь ряд машин, придется, кроме Дерека, и Айрэн-Фотрис привлекать.

— Куда им! — усмехнулся Гаст. — Прислуга на такое не способна. Разве что «отцы»…

— Тогда и я войну объявлю, — поднялся Хиллари. — На уничтожение. И выдумка Дорана станет реальностью.

Яунджар и Тьянга-таун вместе — еще один город в Городе; около полумиллиона мохнатых яунджи живут среди бесшерстных эйджи, и не просто живут, а являются гражданами Федерации и полноправными избирателями; в парламенте их интересы представляют пятеро мохнатых депутатов — огнепоклонник, многобожец, исповедник Храма Неба и два масона-ортодокса. А начиналось-то все полтораста лет назад с паршивого торгового центра «Джанхум Кумак» и робкой группы масонских политэмигрантов с детьми, узлами и завернутым в тряпье молитвенным зерцалом. Так вот оно всегда с мигрантами — сегодня они бегут третьим классом от какого-нибудь генерал-президента по прозвищу Кровавая Свинья, возомнившего себя Протопресвитером, завтра уже бойко плодятся, галдят не по-нашему и хватают вас за рукав на барахолке: «Купи часы! Куда пашол?!! Яунги хароши тавар!», а послезавтра они присягают орлу Федерации и записываются по контракту в армию.

Если же не придираться и не заниматься ксенофобией, все яунджи занимаются своим исконным делом. Огнепоклонники лезут в науку и администрирование. Многобожцы торгуют рыбой и специями. Исповедники Неба посредничают в любых сделках. Ну а масоны — масоны работают, они — трудяги. Кроме того, масоны — прекрасные спортивные инструкторы, особенно в боевых искусствах, и хорошие солдаты. Пусть не гвардейского роста, зато дыхание надежное, выносливость налицо, и по части ума масонский Бог их не обидел. По завершении контракта обученного тьянгу-масона охотно возьмут в любую вооруженно-силовую службу, и не только в Федерации. Зная о хорошей выучке в федеральной армии, тьянг настойчиво вербуют, к примеру, на родину предков, где южные цари-мармозеты уже который век личную стражу набирают в Северной Тьянгале, а выросший у эйджи — считай, трижды всем чужой.

Правда, если уж людское море Города подмывает с краев духовную крепость Тьянга-тауна, и — стыд нам, правоверные масоны! — нет-нет да оторвет какого-нибудь слабодушного и повергнет в гибельную пропасть идолослужения И-К-Б, или обольстит его греховной новизной голокожая эйджа, то одинокому наемнику стократ тяжелей соблюсти себя в строгости и чистоте вдали от пастырского слова, от пречистого зерцала и от единоверческой общины. В духовной семье, в благочестии и благоговении рос Дэччан ми-Амар ди-Кудун Элгэр-Фафади, а из армии вернулся гордецом и наглецом, отзываясь, будто пес, только на кличку «Джанго», и, не посовещавшись с пресвитером, нанялся в охранники к господину Калвичу на Яунге. Было вздохнула родня с облегчением — хотя и своеволен, а Богу Воинов послушен, выбрал в кормильцы не язычника, но наследника древней масонской семьи — однако на службе спознался Дэччан с лжепророком Энриком и пришел домой весь в деньгах и во грехе, горласто напевая: «Друг свят, а я чист!» Его в одном фильме с Энриком снимали, его вся Ангуда на руках носила, а греха, мол, в этом нет, потому что его лжебог Друг не запрещает своим «верным» почитать других богов. И с этакими-то ядовитыми речами пошел Джанго по Тьянга-тауну, всюду славя Друга! И воспретить ему некому!.. Поистине, мир клонится к закату, и недалеки Последний День и Час Воздаяния, раз даже сам Калвич решил Энрика спонсировать. Что после этого сказать о несмышленой детворе? есть ей у кого греху учиться! Одеваются нынче детишки в срамные, узенькие эйджинские брючки, носят зарукавья по-туански, пояса по-форски и бусы точь-в-точь как у хэйранских жаб-людоедов, смотрят бесстыжий сериал «Гладкая шерстка» (кто его ввез с Яунге? кто позволил?), а поют песни, сложенные на Туа-Тоу, в районе Буолиа, где наемники со всех миров стерегут каторжников и мутантов. Чему там можно научиться? Ясно, что бесчестию.

Вот и сегодняшний день служит посрамлению масонства. Габар ми-Гахун ди-Дагос Яшан-Товияль, милостиво прощенный обворованным им эйджи, идет в школу, а его с раннего утра стерегут телевизионные и газетные хищники, и среди них — главный юрод, глумливый насмешник и пакостный шут Отто Луни с XVII канала. Ишь как зыркает, как лыбится! Чует поживу. А самые отчаянные сорванцы перед его камерами скачут, как куклы на нитках, визжа разухабистую песню территориальных стражников Буолиа:

— Весело живется в Тьянга-тауне! — комментировал Отто Луни. — Вот-вот появится и самый главный на сегодня весельчак по имени Габар. Братва из школы меча готова его прикрыть, но мой оператор держит подъезд на прицеле с крыши. Никуда этот Габар от нас не денется. А пока мы ждем — посмотрим-ка, что происходит на вирусном канале V, — Отто ткнул в зрителей пультом ДУ.

[На экран вылез кто-то, напоминающий лидера «NOW» — с рогами, длинной бородкой, с ушами торчком — и проблеял: «Я Доран. Бээээээээ!»; тотчас зрелище сменилось кордебалетом девушек в костюмах Евы, которые в танце то так, то сяк прикрывали свои прелести плакатиками с надписью «ДОРАН — КОЗЕЛ!».]

— Вот, а говорят, что на XVII канале — порнография. Это у них порнография! Ну, мы-то с вами понимаем, — подмигнул всем Отто Луни, — кто этот вирус подпустил. Дорану славы захотелось выше крыши! Я ведь от зависти помру! А Дорана пригласят на мое место. Что станет с моими девочками?! Козла — в огород, вы представляете?! Но мы еще поработаем для вас, централы! Ведь мы… — Отто щелкнул пальцами, и одна из дрессированных девиц послушно выпятила ягодицы; камера крупно взяла нарисованные на них цифры I и VII, — ведь мы — XVII канат!!! Габара все еще не видно… А знаете, как он ломанул флаер Хармона?

[Неописуемо лохматый тьянга подбирается на цыпочках к флаеру, оглядывается, левой рукой наоборот крестит замок, крестится сам, крестит, вынув из сумки, громадный бурав — и исступленно сверлит, закатив глаза и скаля зубы.]

— Эх, Хармон, Хармон! Называется — спец по сетевой безопасности, а сам так лоханулся, что попал к нам на XVII. Да где уж ему уследить за своим барахлом — он кукол ловит! Куклофил, наверно.

[Лысый громила в сером комбезе с инициалами Х.Х. на спине носится с большим сачком, а от него, пища и вереща, разбегаются с частым топотом голые пупсы, ростом ему по колено; на лице человека — безумный азарт сладострастия.]

— Ага! Зашевелилось что-то! Внимание!..

Отец с братом рано ушли на работу; с Габаром остались мать, Шуань, сестричка Янджали, братик Гаган и еще Хуркэ, старший ученик школы меча. Габар уже иссяк на благодарности тем, кто помогал ему. Шуань не покидал подопечного ни на минуту — и странно, и горько, и сладко почувствовать такое участие от южного огнепоклонника!.. Отец с матерью не до отчаяния ревностные в вере, однако и они заколебались — можно ли дать ночлег язычнику ради такого случая? Пресвитер успокоил их по телефону — «Можно, если он способствует возвращению ребенка к семье и вере». Конечно, Шуань старается и ради чести фонда «Анбакера — Надежда», но ведь не только поэтому… маленький южанин и родителей увещевал, и с мечниками толковал, и регулярно успокаивал Габара — казалось, он неутомим. Именно он предвидел атаку массмедиа на Тьянга-таун и побеспокоился о защите для Габара. Но все, что он мог, уже сделано. Теперь осталось выйти к школьному автобусу. Надо доказать, что о тебе не зря заботились, что ты способен на мужской поступок, можешь прямо глядеть в глаза суровым обстоятельствам. Сумка с книгами готова. Школьная форма одета. Мечники, твои друзья, сцепив руки, сдерживают натиск репортеров. Пора.

— Сынок, я знаю, что ты сможешь. Ты уже большой, и я не буду провожать тебя.

Да, выйти под конвоем матери — это позор. Скажут: «Ты не парень, а девчонка»; так и прилипнет навсегда презрительное — «Габарлики», в женском роде, на линго — «Габарочка». Женщиной по природе быть не стыдно; честная женская доля — это веление Бога быть матерью и хозяйкой, но из разряда воина и труженика опуститься до дошкольницы в куцых штанишках, чтоб тебя до седой шерсти окликали детским прозвищем — тут или умереть, или бежать из Тьянга-тауна куда глаза глядят.

— Я пойду.

— Мы выйдем вместе, — ободрил Шуань.

Имел храбрость воровать — имей смелость отвечать; так заповедано предками. Издавна так ведется, что хоть и не любят вора, а хвалят, если он не трусит перед казнью и наказание принимает как должное, с достоинством.

— Я буду рядом, — поддержал Хуркэ. Долг старшего — как долг десятника в сражении; не понукать, не волочить — но шагать рука об руку, чтоб младший знал — есть на кого надеяться.

Габар шагнул к дверям…

— Вот он, вот он! — завопил Отто Луни. — Габар, два слова для XVII канала!..

«Гэкан-ча гиа!» — ответил про себя Габар.

— Хиллари Хармон действительно тебя простил?! А что с тобой делали куклы?! Кормили тебя замазкой?

— Никаких комментариев, — камеру заслонил непреклонный Шуань. — У мальчика есть право не отвечать на вопросы. Позвольте пройти.

Мечники по гортанной команде старшего слаженно двинулись вперед, набычив головы и согнув локти; микрофоны, протянутые через их плечи, заколебались; школьный автобус подруливал медленно, постоянно гудя, и толпящиеся репортеры поневоле расступались. Шаг, шаг, шаг — только не побежать, не заспешить. Держать голову прямо. Не смотреть по сторонам. Не кусать губы. Воин, смелей! Один Бог знает, чего это стоит Габару — не сутулиться, не глядеть затравленно, не идти, будто в цепях. Прошение от Хармона — не Божья милость, оно вины не отменило. Тяжесть вины по-прежнему на плечах.

— Они делились с тобой планами о войне?! — лез кто-то из бригады Дорана. — Что они замышляют?! Ты виделся с Маской?!! Как ты вышел на полицию?!

Поздно; Габар вошел в автобус. Кто-то из ребят сильно хлопнул его по спине, второй — по затылку, третий дал тычка в бок, четвертый протянул навстречу руку; Габар крепко, с облегчением в душе отвечал на рукопожатия — свои! Свои, друзья, они снова его принимают в круг, они его признают. На задних сиденьях один старшеклассник негромко промолвил другому:

— Чтоб я так умер, как он жил,

— Бууйии, молодцом держится.

— Ну, наша школа, наш учитель!

— А споткнуться — с кем не бывает хоть раз.

— Он и в шайку-то не вляпался, сберег себя. А то б уже в тюремной школе стойку «смирно» изучал.

— Да, там с нашим братом эйджи не церемонятся. Электрохлыст — это еще за счастье…

Усевшись, Габар принимал поздравления. После приставаний репортеров это было как мытье и фен после купания в канализации. Но легкость ситуации была обманчива — будь настороже, будь готов выдержать едкий вопрос и не огрызнуться, будь готов сохранить лицо на колкий взгляд, постарайся не слышать насмешливый шепот. Ты виноват. Расплата продолжается. Ты не смеешь ни развалиться поудобней, ни принять вид бывалого парня, которому не впервой дружить с киборгами и общаться с полицией. Это время не для гордости, а для выдержки. Ты не можешь оставаться равнодушным к тому, о чем шушукаются и хихикают девчонки за спиной, но это должно медленно сгореть в тебе, выжигая грех и закаляя душу. Чем дольше помнишь о своем грехе, тем ты устойчивей к нему; кто забыл о пройденном пути — обречен пройти его вновь.

— Слышь, а какие они?

— Теплые?

— А где живут?

— Ты как — сам убежал, или они отпустили?

— Они правда войну готовят? И оружие есть?

Вспомнив про деньги, мечи и советы Хармона, Габар смутился. Молчать, надо молчать. И вообще мужчине не пристало попусту болтать о важном.

Ладно, свои парни сочли это за опасное приключение, которым можно и прихвастнуть. А взрослые?.. Теперь дурная слава (айййя, если б все это случилось тайком!!) въелась в шерсть как вонь или липучий стикерс; пока отмоешь, отдерешь — не один месяц убежит… и хорошие девчонки к себе близко не подпустят. А что преподы в школе скажут? О, хоть бы сделали вид, что ничего не было… Вот бы Шуань был учителем! Да его бы все любили, как родного! Ну, или как Джастина Коха.

— Тамаль, каман Кох! — радушно осклабился продавец, протягивая Джастину газету, но затем из вежливости перешел на линго: — Погода, говорят, испортится — вот жалость-то. Майские шествия под дождем — куда это годится?!

— Пронесет, — кратко ответил Джастин, убирая руку с газетой в машину. — Погода с моря переменчива. В крайнем случае метеорологи расстреляют облака. Танисара, ха ду-канин (До свидания, дружище).

Продавец проводил глазами маленький аккуратный сити-кар Коха. Как этот здоровяк в такой шкатулке помещается?.. Но верно сказано в Притчах Маххамба — «Большая душа скромна и довольствуется малым». Сын продавца — на что уж неслух, но и он про учителя Коха говорит с почтением. Как не уважить, если тьянгуш знает. Другие-то эйджи и знать не хотят или одну ругань запоминают и вместо своей пользуются, иной раз и нарочно. А этот нет — «Вы со мной на линго говорите, а я буду на тьянгуше; чем больше человек знает и умеет, тем от человека больше толку». Если б они, сорванцы, его еще и слушали!.. Правда, линго он сам владеет плохо, с заминками. Тоже, должно быть, мигрант. У эйджи много есть миров помимо Федерации — Альта, Олимпия, Грэат, Трая, Таласса, Арконда (это где вампиры и оборотни живут), Глейс, Хэльхэйм, еще какие-то и это… Общество, где воздух по талонам. Приезжий он, этот учитель Кох. Побольше бы таких въезжало в Город — легче бы жилось мохнатым.

Тем временем к киоску приближался рослый серый тьянга, и продавец, едва завидев его, склонился в поклоне. Постоянного клиента надо уважать, особенно если он семнадцать здешних лет покупает у вас толстые пачки газет. Почтенный, солидный клиент — всегда нетороплив и сдержан, одет в добротный сюртук несколько устаревшего покроя; подшерсток его густой жесткой шерсти был совсем седым.

— С большим почтением, господин библиотекарь. Любые газеты на двух языках.

— Тамаль, — тьянга коротко приветствовал торговца, погружаясь в мир заголовков и названий. Он выбрал два десятка газет и сетевых дайджестов. Все знали чудака библиотекаря и его невинное увлечение: пока в читальном зале нет людей, он внимательнейшим образом прочитывал всю купленную прессу, а потом, вооружившись ножницами, вырезал статьи и аккуратно их раскладывал по папкам. Позавчера он завел новую папку; «Война кукол» — было написано на ее обложке.

Таков приказ резидента «Белого Листа», службы госбезопасности Северной Тьянгалы, агентом которой был старик библиотекарь. Способы шпионажа — самые разные, в том числе и тематический сбор открытой информации. Богоизбранный Генерал-Пресвитер должен обладать всей полнотой сведений о проблемах в роботехнике эйджи, коль скоро предстоит решить, в какой фирме заказывать киберов — эйджинской или атларской.

Тема новой папки тем интересней, что в событиях замешан тьянга.

Учительский состав школ Тьянга-тауна комплектовался из своих же яунджи, здешних уроженцев, ассимилированных в двух поколениях и окончивших педагогический универ в Городе, но обязательно в штат включали эйджи со знанием языка, чтоб ребятня могла без смущения общаться с эйджи и привыкала не нарушать неписаного закона «Говорить в обществе на языке, понятном всем присутствующим». Джастин Кох этим условиям вполне удовлетворял. Он прямо явился в дирекцию школы, продемонстрировал умение свободно пользоваться тьянгушем, а заодно выложил дипломы системщика и кибертехника — оба с отличием. Хотя он не был педагогом, его взяли с радостью, потому что вакансия учителя по кибертехнике зияла уже года полтора; необходимые курсы и экзамены он досдал уже в ходе работы. Три двухчасовых занятия в неделю плюс разработка сетевого курса для учащихся — и ему не тяжело, и школе выгодно.

Сегодня Джастин ехал на работу с личной заинтересованностью. Если в новостях все правда, то должен прийти на занятия Габар, с которым Кох сошелся ближе, чем с другими, — на куклах. Как-то само собой выяснилось, что Габар конструирует на дому; Джастин отнесся к его увлечению одобрительно и кое в чем помог.

И вдруг такая странная история. Настолько странная, что дух захватывает. Все так переплелось в ней; иной человек не знал бы, что тут делать, — но не Джастин. Он и по натуре был способен трезво все взвешивать, и вдобавок приучил себя быть готовым к любым неожиданностям. Это не страшно, когда события мелькают и ситуация меняется, словно в калейдоскопе; если ты твердо помнишь два старых правила — «Кто приготовился к бою, тот его уже наполовину выиграл» и «Кто предупрежден, тот вооружен», — ты останешься спокоен даже в самой бурной обстановке. Главное — не сомневаться и не перепроверять все. Не сомневаться, не застревать — так учил врач, так затвердил Джастин.

Кибертехника — последняя пара учебного дня. Никакого особого внимания на Габара обращать не следует. Ему и так досталось — охрана не пустила репортеров в школу, но кое-кто из этой братии все еще расхаживает у входа, поджидая жертву. А уж друзья по классу весь день его расспросами терзали; это в школе обязательно, и никуда не денешься. Мощно отвязался мальчуган, прославился надолго — еще прозовут Угонщиком. Сидит с настороженным видом; хоть и улыбается порой, но глаза, глаза выдают его — пугливые, опасливые. Джастин знал свойство глаз помимо твоего желания рассказывать о тебе больше, чем нужно, и причем правдиво — сам он старался носить очки с золотистой дымкой тонировки, чтоб быть уверенным — глаза не предадут.

И еще шерсть. У людей кожные проявления эмоций послабей — мурашки, пот, румянец — а яунджи шерстью реагируют на все. Габар встопорщен, он взволнован и старается как можно незаметнее пригладить шерсть…

Уйдет он сразу? Или задержится? Он не мог не заметить, что кроме папки с дискетами и бумагами Джастин принес пластиковый чемоданчик, ящик с ручкой. Там что-то новенькое, к этому Габар привык. Что окажется сильнее — стыд или доверие?..

Габар остался.

В класс заглянул Хуркэ из школы меча, старшеклассник:

— Габэши, если что — мы в спортзале. Проводим через задний ход.

Габар молча кивнул. Джастин сосредоточенно работал на учебном компе; можно было залюбоваться, как проворно порхают по клавиатуре его большие и внешне тяжелые пальцы. Наконец он обратил внимание на ученика-самодельщика:

— Ты не торопишься?

— Н-нет, мистер Кох.

— Какие-нибудь трудности с моделями?

— Я… — Габар замялся. А не притворяется ли Кох? Не нарочно ли он так беззаботно говорит? Как начать?.. Джастин помог ему выйти из замешательства — показал на чемоданчик:

— Посмотри-ка — там есть кое-что для тебя.

Тихо сгорая от немой благодарности, Габар разомкнул замки. Ийииии… Кукла. Новенькая. Крохотная-крохотная, чуть больше ладони. Лежит под пленкой в выемке, рядом сильный джойстик. И как учитель делает таких кукляшек?.. Скованность сразу куда-то отхлынула. Зная заранее, что Джастин разрешит включить, Габар пошевелил удобными баттонами — кукла неловко, но упрямо села в своем игрушечном ложементе…

Он торопливо отключил ее; кукла застыла. Аййййяаа!.. Аж шерсть зашевелилась… Как это… страшно! Будто Дымка — мертвая — встала… Почему вдруг сразу вспомнилась ОНА?! Запала в память — не вынешь… И всего-то был с ней четверть часа, того меньше! А все, что-то она в уме согнула. Глаза зажмурились, сквозь темноту Габар услышал свое скулящее дыхание, а рука Джастина очень осторожно коснулась его выше локтя — но душу Габара так стиснуло, что он почти ничего не чувствовал.

— Не нравится? — голос был самый непринужденный, но прикосновение — щадящее и мягкое, как к незажившей ране. Габар едва сдержался, чтоб не прислониться к Джастину. Но перед эйджи не так стыдно, как перед своими.

— Вы ведь все знаете, — сдавленно выговорил он, глядя куда-то в сторону. — Ну, вы скажите что-нибудь… Я очень прошу.

— Не буду, Габар. С тебя уже хватит; ты много о себе чего услышал, полагаю. Тебе… неприятно видеть то, что я принес?

— Да, извините… Эти куклы… Я не буду ими больше заниматься! — Габар почти крикнул.

— Почему же?

— Потому что… ну… это неправильно. Я их видел — киборгов. Они живые, правда!.. Совсем как живые. Они думают, все чувствуют и понимают. Никакие это не куклы!.. А я Бога забыл, — горько признался он. — Нельзя такое для забавы делать, оно оживает. И ломать их потом — как убивать… Поэтому и делать не надо.

— Успокойся, — Джастин приобнял Габара — слегка, чтоб тому неприятно не было. — И никогда не бросай то, что делаешь с любовью. Обещаешь? У тебя это отлично получается, ты должен продолжать. Это ты не кукол делаешь, а себя. Ну, погляди на меня. Я тоже начинал с этого, а ведь мне было куда трудней. Но я все выдержал и стал самим собой. Станешь и ты, если не бросишь.

Габар не ответил, но Джастин понял — слова даром не пропадут. Он еще задумается над ними. И его душа, сегодня скорченная, распрямится.

А что будет с ним дальше — неизвестно. Уверенно можно говорить лишь о том, чего достиг ты сам, Джастин. Твоя победа — найти себя, потерянного в равнодушном Городе, понять свое предназначение, познать истину и стать свободным. Дома тебя ждет верная Сэлджин, ждут зеркальные очки и длинный плащ. Роли учителя, покупателя продуктов и газет, почасового системщика, твоя болезненная немота в присутствии сородичей, даже твои имя и фамилия — все это маски, камуфляж, многолетний тщательный обман, способ уйти из-под удара беспощадного врага. Выбрать цель, произнести про себя свое подлинное имя — F60.5, — и… ни одна из ролей в жизни не дает всей полноты таких великолепных ощущений, как власть над обстоятельствами и чувство собственной мощи. Только тогда ты и бываешь самим собой…

Узел из пересекающихся станций «Спикос-Фа» и «Дор Халлан» — место очень людное даже для Города, привычного к плотной сутолоке; подземка здесь соединяется с надземкой, и обе транспортные сети втягивают в свои трубы и извергают из них людское месиво; над узлом разлапился торговый центр на 18 уровней, под узлом — девять этажей налитых искусственным светом ячеек дешевого капсульного отеля, где каждый номер — лежачий (так плотней набиваются постояльцы и меньше объема пустует бесполезно, когда они уходят в Город). Вползают в такой номер на четвереньках, а охрана бродит вдоль дверец, похожих на дверцы микроволновых печей. Единственное, что нельзя здесь, — проживать семьей с детьми. У кого нет денег на капсулу, ночует в соседних с узлом ветхих бигхаусах, переходах и у решеток вытяжной вентиляции. Полиция и мусорщики вяло чистят узел, а рвани и грязи все не убывает.

Трудно сказать, за кого принимали Фанка и Маску, когда они под общей дерюжкой «спали» у стены S-образного плоско-сводчатого тоннеля, где и встретились в уик-энд. Полуседой немолодой доходяга с остановившимися темными глазами и мрачно озлобленная девчонка — кто это? муж с женой? отец с дочерью? дядя с племянницей? наркоман с напарницей? или просто двое из манхла, сблизившихся от одиночества и ради тепла чужого тела?.. Старший в паре вел себя смирно — сидел, вытянув скрещенные ноги, на картонке, перебирал струны гитары, касаясь их прядями пепельной шевелюры, и что-то напевал, пробуя голос. Он был трезвый — но очень печальный. Вскоре рядом с ним появилась эта вторая — села на корточки и замерла, удивленно наблюдая за его пальцами.

— А я и не знала, что ты это умеешь, — голос девчонки в топоте и бормотании тоннеля слышал только поношенный гитарист.

— Я много что умею, детка, — ответил он, настраивая инструмент. — И я этим зарабатывал тысячи. А теперь сижу здесь…

— пропел он и прижал струны хлопком ладони: — Танцуй, дочка. Воровать я тебе не позволю; учись зарабатывать честно… хоть и поздно, по-моему. — Нет, ты спой еще, — попросила она. — А матом можешь?

— Не хочу. Ты любишь ругань — а понимаешь, что она такое?

— Это — когда резко, — заявила Маска. — Чтоб отшибло.

— Это как рвота, только словами. Причем при всех и кому-то на платье. А я артист, Маска, ар-тист. Я все должен делать красиво, даже злиться. Хватит втрое сложенной сидеть, танцуй. Не Чара, так я тобой займусь…

— Я ж тебе сказала, что умею только танцы для мужчин, — напомнила Маска. — Это надо раздеться…

— Ничего не надо. Голышом не танцевать, а в витрине лежать надо, как натуральная курица. Попробуй; руками не маши, ноги держи собранно — чтоб пятка от пятки далеко не отходила…

Маска решила попытаться — упрятала руки в карманы и начала выкаблучивать что-то вроде медленной чечетки, потряхивая волосами и тихо кружась на месте; на слух поймав ритм, Фанк стал подыгрывать ей в такт — и скоро улыбнулся; у колючей на язык и нрав куклы чувство ритма было, кто-то ей вложил его в BIC.

— Я иду, иду, иду, — заунывно, словно мантры, начала подпевать гитаре Маска, вскидывая лицо к пыльным лампам на потолке. — Я по льду, по льду, по льду. Я пою, пою, пою. Эту песенку мою. Аа-аа-аа. Ц-ц-ц-ц-ц.

— Эта песня ни о чем, — качая головой, подхватил Фанк ее случайный напев. — Стих как в ухо кирпичом. Музыка как дрель в стене. О тебе и обо мне.

К обшарпанным ботинкам Фанка и сапожкам Маски полетели первые монетки, пока редкие — то пять томпаков, то два, а то арги, но чаще белые томпаки. У Маски хватило ума не подбирать подаяние, но то, что люди готовы платить за первое, что взбрело в голову, ей показалось удивительным и интересным.

Так они освоились в тоннеле вечером, потом стали угнезживаться на ночлег. Бесцельно блуждать ночью по узлу Фанк Маске отсоветовал — мирно спящие бродяги меньше раздражают полисменов.

— А ЗНАЕШЬ, СОЧИНЯТЬ ТАК ПРОСТО! — поделилась счастьем по радару Маска, приникая потеснее к Фанку. — ТОЛЬКО СЛОГИ СЧИТАЙ, И ЧТОБЫ РИФМА. ТЮРЬМА — ДЕРЬМА, ХАРЧИ — ТОРЧИ…

— НЕ ПРИМЕНЯЙ ЭТИ РИФМЫ, — перебил Фанк. — ЗАВТРА Я ПОКАЖУ ТЕБЕ, К…А…К ЭТО ДОЛЖНО БЫТЬ.

Среди ночи Маска все же отправилась в круглосуточный комп-холл, замеченный неподалеку, — «Поглядеть в сетях», а с утра в понедельник уселась по-турецки, вдобавок согнувшись, с плакатом, где Фанк очень заметно вывел карандашом для губ: «ИДИ К СВЕТУ, ЗАБЫТАЯ ПАМЯТЬ! ВСЕ БЕСКОНЕЧНО, ПРАВДА? МИРОЗДАНИЕ…» Маска готова была признать себя круглой дурой, если в плакате есть какой-то смысл (она раз семь его перечитала, все больше недоумевая), но Фанк лучше разбирался в психологии зрителей и не прогадал — любой, кому эта ахинея попадалась на глаза, пытался понять ее и притормаживал, а Фанк встречал его дружеским кивком и музыкой; рядом с ними двоими нет-нет да накапливалось пять-шесть озадаченных. И лица многих из них понемногу светлели, будто от Фанка вместе со звуком исходило неяркое сияние. Голос его стал другим, чужим для Маски, но почему-то неуловимо знакомым людям, шедшим по тоннелю, и они вслушивались, пытаясь понять — где, где они слышали этот голос?..

— Душевно, — заметил мужчина, с виду мелкий служащий, доставая бумажку с надписью «ONE BASS».

Еще один басс осенним листом порхнул к подметкам Фанка; он и не кивнул, склоненный к струнам и занятый долгим проигрышем. Поток отрывал людей, приносил новых; спохватившись, Маска приспособила под деньги упаковочный мешочек — и снова заслушалась, жадно впитывая слова, так непохожие на злой «Крысиный марш» Хлипа или будоражащие «Грязные дела» Канка Йонгера.

— Оооуууу, — только и сказала она, поводя из стороны в сторону измазанным лицом. — Потом, когда будем дома, спой это всем, а? Ну пожжжжалуйста… точняк, Гильза будет в отвале. Ты сам это придумал?

— Нет, — Фанк поднял голову. — Это мой хозяин написал.

— А кто он был?

— Несчастный человек. Он умер. И давай больше не будем о нем.