"Украденная любовь" - читать интересную книгу автора (Бекнел Рексанна)

21

Элиза выбралась из ванны, завернулась в толстое мохнатое полотенце и босиком прошлепала в спальню. Ее мать стояла у окна, глядя в безлунное зимнее небо. На улице стоял лютый холод, но в комнате Элизы было тепло. Тепло сейчас и на острове Олдерни, подумалось ей. Она решительно отогнала непрошеную мысль и слабо улыбнулась повернувшейся к ней матери.

— Ох, Элиза. — На лице Констанции Фороугуд на протяжении всего этого вечера дрожала счастливая улыбка, а глаза были подернуты влагой готовых пролиться в любую секунду слез. — Ты не представляешь себе, дорогая, как мы тревожились за тебя.

— Мама! — Элиза обняла мать со всей силой любви, которую она чувствовала в эту минуту к своим близким. Как же благословил ее господь! У нее были родители; были Перри и Леклер; были все ее дяди и тети. И ее дом. Она могла бы продолжать этот список бесконечно. А вот Киприан — и великое множество подобных ему — были лишены такого благословения. — Я люблю тебя, мама, — прошептала Элиза. — Люблю тебя и папу. Больше, чем вы можете вообразить.

Щекой она ощутила, как мать улыбается сквозь слезы.

— Я знаю, дорогая. Но ты только начинаешь жить! Тебе еще предстоит так много узнать о любви — о том, какой сильной она может быть. Любовь к мужу. Любовь к своему ребенку. — Констанция Фороугуд отстранилась и посмотрела дочери в глаза. — Я люблю тебя больше всего на свете. И… и я вижу, что ты изменилась, — добавила она с беспокойством. — Ты не хочешь со мной поговорить?

Элиза сразу поняла, что она имеет в виду. Неужели это так заметно? Но она притворилась, будто не понимает, и высвободилась из объятий матери.

— Изменилась? Полагаю, что да, — ответила она, сосредоточенно вытирая руки и ноги. Надела теплый фланелевый халат, сунула ноги в мягкие розовато-лиловые ночные туфельки и занялась поисками гребня. — Я чувствую себя куда более здоровой. Знаешь, у меня не было ни одного приступа, хотя я почти все время находилась на открытом воздухе! Доктор Смэлли будет поражен!

— Ты похудела…

Элиза покосилась на мать:

— Но я еще и окрепла. Мне даже не нужна больше комната на первом этаже. Когда столько времени проводишь на воздухе, на корабле…

— Элиза, ты должна мне все рассказать, — перебила ее мать с непривычной настойчивостью. — Я твоя мать, и неважно… неважно, что тебе пришлось вынести в руках этих людей, — мы встретим бурю вместе..

Элиза ничего не могла с собой поделать. В голосе матери слышались такая непоколебимая преданность, забота и участие, что она не выдержала и разразилась слезами. Почему у бедной Сибил не было такой замечательной матери, как у нее? Если бы родители Сибил больше любили свою дочь, скольких несчастий можно было бы избежать! Если бы они поддержали свою дочь так, как Констанция Фороугуд сейчас поддерживала свою.

— Чш-ш! Успокойся, дорогая. Детка моя! Все будет в порядке, вот увидишь. Все будет в порядке, — ласково приговаривала Констанция, склонившись над рыдающей Элизой. — Я с тобой! Я помогу тебе.

Рыдания Элизы постепенно стихали. В конце концов она рассказала матери все. Как настояла на том, чтобы остаться с Обри, когда его похитили. Как влюбилась в Киприана Дэйра.

— Это не любовь, — сердито возразила мать. — Ты не любишь его! Ни одна женщина не может полюбить человека, который… который изнасиловал ее, — выдохнула она.

— Но это не так! — Элиза, сидевшая рядом с матерью на кушетке, порывисто схватила ее за руки. — Все было совсем не так. Он не заставлял меня. Я сама хотела…

— Нет, дочка. Ты не права. Он старше тебя и гораздо опытнее. Он прекрасно знал, что делает! Он воспользовался твоей невинностью и заставил тебя захотеть его! Хоть тебе и кажется, что это не имеет ничего общего с насилием, на самом деле это еще хуже, еще гаже, чем просто насилие! — заявила Констанция, снова расплакавшись.

Вытерев глаза и подняв голову, Констанция погладила спутанные волосы дочери и выдавила слабую улыбку.

— Полагаю, теперь уже не имеет значения, как именно это произошло. Результат тот же. — Она вздохнула, словно вся тяжесть мира легла на ее узкие плечи. — Твой отец должен будет поговорить с Майклом.

Элиза опустила голову. Оправдывать Киприана перед матерью — это одно. А вот объясняться с Майклом…

— Я была бы рада увидеть его здесь сегодня, — прошептала она.

— Он хотел прийти, но твой отец решил, что будет лучше, если сначала я поговорю с тобой.

— Я… полагаю, ты все расскажешь папе?

— Ты его дочь. Он имеет право знать все, ведь именно ему придется решать, что нам теперь делать. — Констанция погладила руку дочери, потом взяла ее в свою, пальцы их сплелись. — Ты должна сказать мне, дорогая. Может ли… может ли так случиться, что у тебя будет… ребенок? — Последнее слово она произнесла страдальческим шепотом.

Элиза содрогнулась, не только от страха, но и от какого-то странного томления, которое она не могла бы объяснить ни себе, ни матери.

— Я не знаю, — пробормотала она. Констанция сжала губы, чтобы не дрожали, а потом взорвалась:

— Я ненавижу этого человека! Ненавижу!

— Пожалуйста, мама, не надо. Как тебе объяснить?! — Тут в голову Элизе пришла нелепая мысль. — Ты же знаешь, он наш родственник. Мой кузен и твой племянник.

Констанция отпрянула, как от удара.

— Для нас он никто…

— Нет, мама, не говори так, — горячо прервала ее Элиза, вскочив с кушетки и плотнее запахнув халат, как будто ей вдруг стало холодно. Она прямо взглянула в лицо матери. — Ты можешь ненавидеть его, но не говори, что он никто. Только не для меня.

Мать изумленно уставилась на нее:

— Но, Элиза…

— Нет, послушай меня. Хорошо это или плохо, но я уже не та девушка, которой была. Для видов на замужество это, может быть, и плохо, но во всех других отношениях я изменилась к лучшему. Так что… — Она проглотила комок в горле. — Скажи папе, чтобы позвал Майкла. И скажи ему, что я хочу поговорить с Майклом сама. В конце концов, это дело касается только нас двоих, и никого больше.

Констанция повиновалась, но, пока шла к двери, не могла оторвать удивленного взгляда от своей дочери, загорелой и окрепшей, державшейся так прямо, изъяснявшейся так уверенно. Элиза изменилась, отчетливо осознала она. Девушка превратилась в женщину. Ее отцу это вряд ли понравится, зато, даст бог, понравится… Майклу Джонстону.

Джеральд Фороугуд заметно нервничал. Майкл и сам нервничал ничуть не меньше. Элиза вернулась, и он метался всю ночь, с ужасом думая о том, что с ней сделали. Кто мог сказать, как все это подействовало на такое хрупкое создание? Несомненно, именно поэтому ее отец и попросил его не приходить вчера. Однако поздно ночью лорду Джонстону принесли записку с приглашением прийти утром. Он с трудом дождался рассвета и явился в Даймонд-Холл очень рано, но, когда вошел вслед за дворецким в отделанный мрамором холл, Джеральд уже ждал его.

— Майкл! Хорошо, что вы пришли. — Джеральд потряс его руку и откашлялся. — Элиза…

— С ней все в порядке? — выпалил Майкл, пытаясь прочесть что-нибудь по лицу Фороугуда. Неужели ее все-таки… обесчестили?

— Она… хм, да. Все в порядке. Но она хочет говорить с вами сама. Так что… позвольте проводить вас в оранжерею.

Майкл не стал дожидаться, чтобы Джеральд Фороугуд показал ему дорогу. Он прекрасно знал, где находится оранжерея, и, не тратя лишних слов, поспешил туда. Дверь красного дерева была распахнута, но он, войдя, тщательно закрыл ее за собой. Элиза резко обернулась, заслышав звяканье тяжелой медной задвижки.

В первый момент Майкл ее не узнал. И не только потому, что солнце светило ей в спину, четко обрисовывая линии стройного тела и оставляя в тени лицо. Было в ней что-то еще, чему он не мог подыскать названия, и молодой человек почувствовал, как сердце заныло у него в груди.

— Майкл! Спасибо, что пришли. — Элизе, по-видимому, казалось, что она говорит спокойно, но в голосе ее заметно ощущалось напряжение.

— Я хотел прийти еще вчера вечером, но ваши родители просили меня подождать.

Что эти ублюдки с ней сделали?

— Да. Конечно.

Элиза отошла от высокого окна и принялась бесцельно бродить среди кадок с пальмами. Глаза Майкла сузились. Она стала другой; что-то новое появилось в ее осанке, в посадке головы.

— С вами все в порядке?

Она подняла на него глаза с какой-то страдальческой улыбкой.

— Я… да, все хорошо, — закончила она, чуть поколебавшись. — Но я думаю, будет лучше, если вы… возьмете назад свое предложение.

Майкл подошел и остановился прямо перед Элизой, но что-то в ее лице не позволило ему коснуться ее.

— Почему я должен это делать?

Он знал почему, и жаркая краска, залившая ее щеки, подтвердила его подозрения.

Он убьет этого человека, поклялся себе Майкл в приступе безудержного гнева, убьет этого Киприана Дэйра за то, что он сделал с его невестой!

Но сейчас нужно было думать об Элизе. Прежде чем она успела отвернуться, Майкл схватил ее за руки.

— Я знаю, что вам пришлось перенести в лапах похитителей, Элиза, но для меня это ничего не значит. Я по-прежнему настаиваю на своем предложении.

Она моргнула и долго смотрела на него, не говоря ни слова, явно ошеломленная. Она ожидала, что он воспримет ее слова с облегчением, радуясь, что ему не придется тягостно подбирать выражения, сообщая ей об их разрыве. Но если бы он так поступил, что было бы с нею? Расторжение помолвки только подтвердило бы то, что все уже и так подозревали.

— Элиза, все это не имеет для меня никакого значения, — повторил Майкл. — Небо ответило на мои мольбы — вы вернулись целая и невредимая. У нас нет причин менять наши планы.

— Но… вы не понимаете, — прошептала она, отводя глаза, и румянец на ее щеках стал еще гуще.

— Я понимаю, — сказал Майкл как можно мягче. — Вам ничего не нужно говорить. Что бы ни случилось… Что бы этот ублюдок…

— Не называйте его так!

Элиза вырвала руки и резко отвернулась. Наступило молчание. Майкл смотрел на шелковистый поток ее темных волос, на желтую ленту, удерживающую эти пышные волны. Она сильно изменилась, думал он. Это уже не та красивая робкая девушка, которая, по его мнению, была ему такой хорошей парой. Она стала сильнее, у нее появилась собственная воля. И она как будто защищает этого монстра, обесчестившего ее! Но как она может?!

— Что вы хотите сказать?

Элиза стояла неподвижно, опустив голову.

— Почему вас заботит, как я его называю?

Она неохотно подняла на него глаза, и он снова отметил происшедшую в ней перемену. В ее прекрасных серых глазах не было стыда или боли. Майкл с удивлением увидел в них твердость, даже вызов.

— Киприан Дэйр действительно незаконный сын моего дяди. Но я не хочу, чтобы его поносили за это в моем присутствии.

— Что? Незаконный сын вашего дяди?

Элиза расправила плечи:

— Именно, хотя мой дядя наверняка предпочел бы, чтобы это осталось тайной.

Майкл нахмурился, захваченный врасплох столь неожиданным и поразительным открытием. Юный Обри Хэбертон похищен внебрачным сыном своего отца, своим собственным сводным братом. Потом ему в голову пришла новая мысль.

— Значит, этот человек — ваш кузен, хотя и не по крови. Его отец намерен признать его? Если намерен, это может спасти вашу репутацию. Мы сможем пожениться, как собирались.

Элиза не ответила, но в выражении ее лица, во всей неподвижно застывшей фигуре Майкл прочел несогласие. Она… не хотела выходить за него замуж? Но почему?

— Должна ли я высказаться откровенно? — наконец спросила Элиза, воинственно вздергивая подбородок.

— Полагаю, должны, — заявил Майкл и по тому, как метнулся в сторону ее взгляд, понял, что она ожидала другого. Она рассчитывала, что он поступит как джентльмен и вернет ей ее слово без всяких дальнейших объяснений. Но Майкл вовсе не намерен был так поступать. Он восхищался ею прежде — ее тихой прелестью, скромными манерами. Они так подходили друг другу по своему темпераменту, положению в обществе, по своему состоянию, наконец.

Она была взволнована и даже угнетена чем-то, что, впрочем, не вызывало удивления, учитывая все происшедшее. Но это все пройдет и забудется.

— Так как же, Элиза? Я жду ваших объяснений.

С приглушенным досадливым восклицанием Элиза тряхнула головой. Ну почему он такой бестолковый? Неужели ему так хочется знать все мучительные подробности?

— Я просто… не могу. Вот и все.

— Он вас изнасиловал?

Элизу покоробило это слово, но она чувствовала себя виноватой: Майкл имел право сердиться на нее.

— Нет, — пробормотала она и, отвернувшись, принялась ощипывать листья папоротника в ближайшей «кадке.

— Нет? — В его голосе послышалось огромное облегчение — и растерянность. — Так в чем же… в чем же тогда дело?

Ей не хотелось говорить ему, но внезапно она подумала, что поступает нечестно. Собрав все свое мужество, Элиза взглянула Майклу в лицо. Он был красив. Невероятно красив. И благороден. Она должна была быть благодарна ему за то, что он по-прежнему готов взять ее в жены. Но не могла.

— Он… не изнасиловал меня. Но тем не менее я… уже не девственница.

Какое-то мгновение Майкл как будто силился понять смысл ее слов. Потом, побледнев, отшатнулся, и Элиза увидела, что он все понял. Так они и стояли, неотрывно глядя друг на друга в тусклом свете зимнего утра, просачивающемся сквозь стеклянные двери и высокие окна, пока Элиза наконец не отвела глаза. Теперь он знает, что она собой представляет.

Однако следующие же слова Майкла показали ей, что она ошибалась.

— Он вас обольстил!

— Он не может отвечать за все один…

— О, еще как может! И он ответит, потому что я убью этого ублюдка!

Элиза вздрогнула:

— Я же просила не называть его так.

— Почему? — настойчиво спросил Майкл. — Что вам за дело, как я его называю? В конце концов, так оно и есть. Он — ублюдок, который хочет погубить собственную семью.

— Это несправедливо! — крикнула Элиза, горя желанием защитить Киприана от нападок своего бывшего жениха. — Кто знает, как вы или я повели бы себя в подобных обстоятельствах!

— Я никогда не стал бы похищать собственного брата и насиловать собственную кузину!

— Он меня не насиловал! — закричала Элиза, к глазам ее подступили злые слезы. — Не насиловал! Я сама этого хотела. Я хотела его! — Она опустила голову, чтобы не видеть потрясенного лица Майкла, и прошептала: — Помоги мне боже, я люблю его…

Киприан Дэйр привычно наблюдал за погрузкой «Хамелеона». Бочонки с водой. Солонина. Вино и ром. «Хамелеон» должен был идти налегке, с трюмом, заполненным главным образом балластом, потому что Киприан собирался принять на борт во Франции, близ Руана, большую партию контрабандного товара для доставки одному из своих партнеров в Литлхэмптон. Но настоящая причина, по которой он покидал свою крепость на Олдерни, заключалась в том, что он не мог и далее оставаться один в тех стенах, где все напоминало об Элизе.

Хэбертон, без сомнения, не заставит себя долго ждать. От Элизы и Оливера он скоро узнает, где его сын, а Киприан не намерен дать этому человеку так легко сорваться с крючка. Впрочем, игра в кошки-мышки с ублюдком отцом уже не доставляла ему никакого удовольствия. Обри наслаждался всем происходящим и радовался жизни, а Элиза ушла.

Киприан бросил проверять окуляр секстанта и бессмысленно уставился в пустоту. Сейчас она, должно быть, уже вернулась в лоно семьи и встретилась с женихом. Как-то он отнесся ко всей этой ситуации? Действительно ли этот ее Майкл такой уж напыщенный осел? Отказался он от нее или принял с распростертыми объятиями?

Пальцы Киприана стиснули латунную подставку прибора. Ни один из этих вариантов ему не нравился, и если бы он не был так зол на себя, то посмеялся бы над собственной непоследовательностью. Она сбежала от него при первой возможности, но его гнев на нее и на всех, кто помогал ей, не продержался и дня. Она внутренне покинула его; он сам оттолкнул ее.

Тем не менее одна мысль о ее свадьбе с этим Майклом Джонстоном доводила Киприана до безумия. Он хотел, чтобы она вернулась, но знал, что это невозможно.

— Когда отплываем, капитан?

Киприан повернул голову на звонкий голос Обри. Мальчик щеголял в рваных штанах и свитере не по росту, простые чулки и грубые башмаки красовались на его худых ногах. Его темные вихры давно не знали стрижки, но кто сказал, что матросу обязательно быть подстриженным?

— Со следующим приливом, — коротко ответил Киприан.

— Вы оставите сообщение для Оливера, чтобы он знал, где нас найти?

Киприан криво усмехнулся:

— Не беспокойся, ему все скажут.

Обри пристально посмотрел на него:

— Вы ведь больше не сердитесь на Олли? Мы все виноваты, вы же знаете. И я, и Ксавье, и Ана тоже.

— Я знаю, кто виноват. — Усмешка исчезла с лица Киприана.

— Если бы Элиза не…

— Я не хочу говорить о твоей кузине, — обрезал мальчика Киприан. Обри чуть попятился, но взгляд его по-прежнему был устремлен на капитана.

— Она могла бы выйти за вас, а не за Майкла.

Киприан не ответил, но мальчишка не унимался:

— Вы ей предлагали?

— Занимайся своим делом. Если у тебя мало работы, могу добавить.

При этой угрозе Обри моментально испарился. Но его вопрос остался висеть в воздухе, подавляя Киприана своей сложностью.

Да, можно сказать, он предлагал ей. Но в самой оскорбительной форме, какую только можно было представить. О чем он думал? Почему так обидел ее?

Почему вообще он сделал с Элизой то, что сделал?

Он не хотел доискиваться причин своего поведения. Не хотел вообще думать о ней. Но, по-видимому, совершенно не способен был думать о чем-нибудь другом. Элиза полностью завладела его мыслями, во сне и наяву. Он не мог войти в собственную спальню, не представив ее в своей постели. Не мог смотреть ни на свою большую ванну, ни на дверь крошечной каюты на «Хамелеоне», так близко от двери его собственной каюты. Тяжелее всего было видеть Ксавье и Ану, ибо их взаимное счастье заставляло его еще острее чувствовать пустоту в своей душе.

Дерьмо собачье! Киприан отложил секстант и провел рукой по волосам. Он сам оттолкнул Элизу, хотя больше всего на свете боялся потерять ее. Если бы он только знал тогда, какое одиночество воцарится в его душе. Какой мрак!

Но откуда ему было знать, что она до такой степени запустила свои коготки в его сердце? И почему? Почему эта невероятная женщина так заворожила его? Если бы он ответил на этот вопрос, может быть, ему удалось бы избавиться от того совершенно неприлично плаксивого настроения, в котором он находится все последнее время.

Киприан снова схватился за секстант и уставился на него, вспоминая. Как-то раз она швырнула в него этим секстантом. Он напугал ее тогда, но не настолько, чтобы она не смогла дать волю своей ярости.

Какой отважной маленькой дурочкой она была! Но ее отвага произвела на него впечатление, так же как ее стойкость и нежность — и страсть, скрывавшаяся под внешней скромностью.

Он никак не ожидал найти подобные качества в такой женщине, как она, — богатой, благовоспитанной, не имеющей представления о темных сторонах жизни. Может быть, именно поэтому он так хотел ее. Он-то был не слишком важной персоной — ублюдок, пробивший себе дорогу от ничтожного юнги до грозного капитана. У него были три корабля, просторный уютный дом. Не так уж мало, если посмотреть хорошенько, но чтобы мужчина вроде него заполучил такую женщину, как Элиза…

Заполучить ее означало придать смысл и ценность всему остальному, доказать всему миру, чего он стоит, всему миру, включая его отца.

Киприан тут же усмехнулся своей непоследовательности. Ему нет нужды доказывать Ллойду Хэбертону, чего он стоит. Наследник этого человека — в его руках; только это имеет значение. Что же касается Элизы…

Что касается Элизы, какой толк в том, чтобы без конца раздумывать, почему ему так нестерпимо хочется, чтобы она вернулась в его жизнь. Она ушла и не вернется. Он сам своей жестокостью разбил ей сердце, и сожалеть о чем-либо было поздно.