"Тина и Тереза" - читать интересную книгу автора (Бекитт Лора)

ГЛАВА V

Солнце светило за окном мягко, приглушенно, ровно — совсем по-осеннему. Приятно, когда погода соответствует настроению. Трудно найти гармонию внешней и внутренней жизни. Трудно, почти невозможно.

Тина тщательно оделась и причесалась: сегодня важный день. Она наконец-то решилась осуществить свое давнее желание — взять из приюта ребенка. Все необходимые рекомендательные бумаги были собраны — оставалось только выбрать воспитанника.

Тина жила одна в собственной квартире, куда переехала четыре года назад, после того как Бренда Хьюз вышла замуж и уехала в Англию, а ее брат женился на своей невесте. С Брендой Тина переписывалась, а со Стенли отношения, к сожалению, не поддерживались — из-за Лионы.

Тине исполнилось двадцать шесть лет, она была не замужем и по существующим в те времена понятиям уже не имела шансов обрести семейное счастье. Женщине не полагалось жить одной, но все знали, что Тина одинока и ей самой приходится зарабатывать на хлеб, потому дурных разговоров о ней не ходило. Она пользовалась уважением и любовью как учеников и их родителей, так и своих коллег.

Тине было неприятно сознавать, что окружающие считают ее старой девой, и она старалась, по мере возможности, следить за собой, хотя одевалась всегда скромно, чтобы не вызвать лишних толков.

«Странно, — думала она, — если ты некрасива, безлика, тебя презрительно называют старой девой, если же ты не замужем, но хорошо одеваешься, носишь красивую прическу, покупаешь украшения, тебя начинают считать кокоткой».

Конечно, бывали случаи, когда ею интересовались мужчины, но Тина не поощряла ухаживаний и всегда отвергала претензии на продолжение знакомства. Она не хотела быть с кем-то только ради того, чтобы не быть одной.

Прошло пять лет с тех пор, как их пути с Конрадом О'Рейли разошлись и, похоже, навсегда. Когда-то Бренда сказала, что настоящая любовь через все пройдет, но ведь кроме любви существует еще и гордость. Именно гордость не позволила Тине нанести визит Конраду. Она не ответила ему, и с тех пор он не давал о себе знать. Позднее, года два спустя, Тина случайно увидела его на улице: он сидел в экипаже рядом с женщиной, кажется, с той самой блондинкой, что сопровождала его в ресторане. Конрад не заметил или не узнал Тину, и она его не окликнула. Судя по всему, у него теперь были деньги, красивые женщины, свой дом, экипаж — он получил то, о чем мечтал.

Тина написала матери о своем желании взять на воспитание девочку и получила ответ, полный странной горестной теплоты. Мать приветствовала ее решение, но предупреждала о необходимости как следует обдумать этот важный шаг. Год назад Дарлин приезжала в Сидней навестить дочь, но остаться насовсем отказалась, хотя Тина настаивала. Зато, может быть, теперь согласится?

Приют Святой Маргариты находился на окраине города. Тина взяла экипаж и поехала туда, чтобы встретиться с главным лицом этого заведения — сестрой Беатрис.

Мрачноватое серое здание стояло в окружении темно-зеленых кипарисов. Холодный резкий ветер трепал подол платья Тины, когда она шла по пустынной дорожке парка.

Кабинет сестры Беатрис располагался на втором этаже: чтобы попасть туда, Тине пришлось пройти по коридору и лестнице. Приют произвел на нее удручающее впечатление: все серое, строгое, холодное и довольно бедное. Маленькие окна, каменные полы и стены. На пути ей попалось несколько воспитанниц в темно-синих одеяниях — девочки шли молча, ни одна из них не улыбалась.

«Из этих стен вряд ли выходят талантливые, сильные духом люди», — подумала Тина.

Женщина жалела, что должна выбрать одну, только одну девочку, а остальные так и останутся здесь. Но, по крайней мере, хотя бы одного ребенка она постарается сделать счастливым.

Сестра Беатрис, пожилая, строгая монахиня, приняла Тину, сидя за столом в своем маленьком хорошо натопленном уютном кабинете.

— Добрый день, сестра Беатрис.

— Добрый день, мисс Хиггинс. Присаживайтесь. Тина села.

— Итак, поскольку у меня мало времени, сразу приступим к делу. Стало быть, вы хотите взять ребенка на воспитание?

Тина кивнула.

— Девочку.

— Хорошо. Какого возраста?

— Пяти-шести лет.

Сестра Беатрис пролистала ее бумаги.

— Почему бы вам не обратиться в приют для грудных? Такой ребенок считал бы вас матерью, поскольку вы заботились бы о нем с самого рождения. А с шестилетним, к сожалению, трудно бывает найти общий язык.

— Да, понимаю. Я бы хотела взять совсем маленького, но мне никак нельзя оставлять работу, а с грудным это неизбежно пришлось бы сделать. А разве у вас нет детей, которые не помнят своих родителей?

— Есть. — Сестра Беатрис снова взялась за бумаги. — Мисс Хиггинс, конечно, жаль, что вы не замужем — мы предпочитаем отдавать детей в семьи, но зато у вас отличные рекомендации. Постараемся подобрать для вас хорошего ребенка. В нашем приюте много замечательных, послушных девочек. — Тина вспомнила лица детей в коридоре.

— Сестра Беатрис, простите, в вашем приюте применяются телесные наказания? Школа, где я работаю, давно отказалась от них.

В лице монахини отразилось недовольство.

— Только в крайних случаях, если по-другому уже нельзя. Вот недавно был вопиющий случай — одна девочка украла кольцо у сестры Констанции. Разумеется, ее наказали очень строго.

— Розги?

— Да, — сурово произнесла сестра Беатрис, — и три дня под замком.

— А как она объяснила свой поступок?

— Никак. Это очень сложный ребенок. Мы постоянно вынуждены ее наказывать.

— Ничего не помогает?

— Нет. Она ни с кем не ладит — ни с сестрами, ни с детьми.

— А кто-нибудь пробовал всерьез разобраться, почему? Поговорить с нею?

— Мисс Хиггинс, — сказала сестра Беатрис, не отвечая на вопрос Тины, — вернемся к делу. Вот список девочек — возраст и имя. Рекомендую вам Марджи Уорд, Сьюзен Бойл — очень милые, послушные, воспитанные…

— Сестра Беатрис, — перебила Тина, — простите, можно мне увидеть ту девочку, что сейчас сидит под замком?

— Нет. Наши правила этого не позволяют. Она наказана. Неужели вы хотели бы взять такого ребенка?

— Не знаю. Прежде мне нужно на нее посмотреть.

— Сожалею. И повторяю — это был бы очень неудачный выбор. Девочка испорченная, злая. Все время лжет.

— А кто ее родители?

— Не могу сказать: нам о них ничего не известно.

— А дети тоже ее не любят?

— Нет и, думаю, не случайно. Дразнят.

— Вам ее не жалко?

— О, она прекрасно умеет защищаться! На прошлой неделе избила одну девочку.

— И ее снова наказали?

— Конечно.

— Вы не думаете, что другая девочка тоже была виновата?

— В какой-то степени да. Но Сьюзен Бойл вежлива и послушна, а та девчонка упряма, как сатана. — Сестра Беатрис перекрестилась.

Тина встала.

— Простите, сестра Беатрис, я очень прошу: позвольте мне увидеть девочку!

Монахиня недовольно поморщилась.

— Признаюсь, мне неприятна ваша настойчивость, мисс Хиггинс. Я соглашаюсь только из симпатии к вам. К тому же хочу, чтобы вы сами убедились в том, что я говорю правду.

Они прошли по слабо освещенному коридору в другое крыло здания. Тина сразу почувствовала, как тут холодно.

Монахиня отперла дверь одной из комнат, где было темно и откуда веяло сыростью, и вывела наружу маленькую пленницу.

Это была довольно красивая девочка, только очень худенькая. Смуглое личико, большие темные глаза. Грива черных, как смоль, волос спускалась до пояса. Тина заметила, что девочка вся дрожит: на ней было надето одно только бумажное платье без рукавов, на ногах — грубые башмаки.

Она молча стояла перед сестрой Беатрис, опустив тонкие руки.

— Почему ты такая растрепанная? — грозно спросила монахиня.

Девочка на мгновение вскинула глаза — Тина прочитала в них затаенную ненависть.

— Я просила сестру Анджелу заплести мне косичку, но, она не согласилась. И даже не дала расческу.

— Кто даст тебе расческу — ты же такая грязная!

На лице монахини было ясно написано истинно британское презрение к тем, в чьих жилах течет хоть капля крови темнокожих народов.

— Давай я тебя причешу, — сказала Тина. Она осторожно расчесала густые волосы девочки, заплела косу и закрепила на конце своей заколкой. Девочка молчала и не двигалась.

Тина заглянула в непроницаемо-черные глаза ребенка, и ее посетило странное предчувствие.

— Сколько ей лет, сестра Беатрис?

— Восемь.

Женщина наклонилась к маленькой пленнице.

— Как тебя зовут? — тихо спросила она. Тина боялась ошибиться и одновременно почему-то страшилась подтверждения невероятной догадки.

Девочка не ответила.

— Не скажет, ни за что не скажет! — удовлетворенно произнесла монахиня. — Ее зовут Мелисса.

Тина вздрогнула. Сомнения исчезли.

— Мелисса?! — взволнованно произнесла она. — Откуда вы знаете?

— Она сама сказала — только имя и больше ничего. Ее принесли совсем маленькой, и она была очень сильно напугана: мы думали, вообще не заговорит.

— Кто принес?

— Какая-то женщина, на попечение которой оставили девочку. У этой женщины было двое своих детей, и она не могла заботиться еще и о чужом ребенке. Мы пытались узнать что-нибудь от самой девочки, но она лепетала только что-то похожее на «Джон» или «Джина» — мы так ничего и не поняли.

— Джоан, — прошептала Тина.

— Что?

— Ничего, сестра Беатрис!

Тина смотрела на ребенка. На худеньком смуглом теле проступали ребра, на руках и спине виднелись следы от розг. Боже мой!

У Тины в сумочке было немного печенья, и она протянула его девочке, но та, очевидно боясь гнева монахини, не хотела брать.

Тина выпрямилась.

— Сестра Беатрис! Я избавлю вас от этого ребенка!

Глаза монахини округлились.

— Вы хотите ее взять? Эту девочку?

— Я обязательно взяла бы ее! — Тина вся дрожала от волнения. — Но у девочки жив отец, он заберет ее отсюда.

— Отец?!

— Да. Я знаю его. Он уже шесть лет как считает ребенка погибшим.

— Он сможет доказать, что Мелисса его дочь?

— Думаю, да.

Серые глаза Тины ярко блестели от возмущения. Заметив это, сестра Беатрис приняла неприступный вид, поджала губы и спрятала руки в складках широкого черного одеяния.

— Он здесь, в Сиднее?

— Да. И я немедленно еду к нему!

Тина быстро сбежала вниз и понеслась по дорожке. Дочь Конрада О'Рейли жива и уже шесть лет томится здесь — невероятно!

Женщина наняла экипаж и всю дорогу подгоняла возницу. Счастье, что она помнила адрес Конрада наизусть, хотя никогда не бывала у него в гостях.

Дом оказался большим, чем-то напоминающим замок, как и тот, что Роберт О'Рейли некогда построил в Кленси. Тина пронеслась по аккуратно подстриженному газону мимо плакучих ив и каштанов и забарабанила в дверь, не подумав о том, что, наверное, есть звонок. Открыла служанка — черная, как уголь, девушка в белом переднике и наколке.

— Мэм?

— Мне нужен мистер О'Рейли! Он дома?

Служанка слегка отступила.

— Да, но не знаю, сможет ли он вас принять…

— Скажите, что это очень-очень важно!

Негритянка озадаченно молчала. Потом сказала:

— Войдите, мэм. Как ваше имя?

— Тина Хиггинс.

Тина поднялась по широкой лестнице наверх. В какой-то момент от мысли, что она сейчас увидит Конрада, сладко и тоскливо заныло сердце. Повернувшись к зеркалу, женщина поправила прическу. Пять лет прошло с тех пор, как они говорили последний раз, и десять — с тех пор, как познакомились. Наверное, она силыго изменилась? Внезапно в глубине комнат послышался приглушенный женский смех. Кровь отлила от лица Тины, щеки и губы ее побелели. Конечно, он мог жениться — почему она об этом не подумала?

Послышались знакомые шаги, и появился Конрад. Тина, сама себя не помня, смотрела на него во все глаза. Ему исполнилось тридцать лет, и на вид он был все такой же — гордый, немного высокомерный и чуть-чуть печальный. Волосы слегка растрепались, и ворот рубашки был расстегнут. Тина вспомнила о женском смехе. Впрочем, что ей до этого! Что ей до личной жизни Конрада, до его женщин! Она явилась по делу.

Он выглядел растерянным и в то же время был явно обрадован.

— Тина?! Очень рад тебя видеть! Сколько же лет прошло? Проходи в гостиную.

— Нет, — сказала она, напряженно глядя на него. — Конрад! — Она хотела как-то подготовить его, но не выдержала и выпалила:— Твоя дочь жива!

Его глаза изумленно расширились.

— Что?! Мелисса?! Не может быть!

— Может!

— Откуда ты знаешь?!

— Я видела ее в приюте Святой Маргариты, здесь, в Сиднее. Это точно она! Ей там очень-очень плохо, Конрад! Возьми ее к себе!

В глазах Тины блеснули слезы, и Конрад бережно обнял женщину за плечи.

— Господи! Конечно! Мы сейчас же поедем за ней! Подожди минуту.

Он вышел и быстро вернулся уже в плаще.

— Поехали!

По дороге Тина рассказала то, что удалось узнать.

— Мелисса, — прошептал Конрад, — даже не верится… Если б я знал! Бедная девочка!

Ошеломленный новостью, сперва он расспрашивал только о дочери. Потом, немного успокоившись, поинтересовался:

— А что ты там делала?

Тина вздохнула.

— Хотела взять ребенка на воспитание. Конрад удивленно взглянул на нее.

— Ребенка? Зачем?

— Чтобы было о ком заботиться.

Конрад помолчал, обдумывая ее слова. Тина… Она стала намного старше, но выглядела совсем неплохо. По всему видно, она боролась с внешним увяданием, но на душе у нее, наверное, было горько и тяжело.

— Прости, что задаю тебе этот вопрос, — сказал он, — ты живешь одна?

— Да. Уже шесть лет работаю в школе. А ты… женился?

Спросила и почувствовала, как сердце непроизвольно замерло, точно от ответа Конрада зависело, биться ему дальше или нет.

— Нет, Тина, с чего ты взяла?

Она пожала плечами и едва заметно улыбнулась.

— Чем занимаешься?

— Работаю в компании отца.

— Вы помирились? Я очень рада!

Они разговаривали как знакомые, но чужие люди, и Тине стало грустно. Грустно, хотя она и убеждала себя, что теперь надеяться нечего. Время для создания счастья упущено, и ничего с этим сделать нельзя.

Подъехали к приюту. Конрад шел быстро, Тина едва поспевала за ним.

Сестра Беатрис, к счастью, была у себя. Она с недовольным видом смотрела на ворвавшегося в кабинет мужчину.

— Что вам нужно?

— Я пришел забрать свою дочь, Мелиссу О'Рейли! Хочу избавить вас от дьявола в образе ребенка!

Его глаза сверкнули, а сестра Беатрис метнула полный укора взгляд на стоявшую рядом с Конрадом Тину.

— Не сегодня, — сухо произнесла она. — Девочка наказана за серьезный проступок, и срок наказания не истек. Потом вы должны доказать, что Мелисса ваша дочь.

— Подтверждения мисс Хиггинс недостаточно?

— Нет.

— А цвета моей кожи?

Губы монахини презрительно скривились.

— Если вы, — сказал Конрад, — немедленно не приведете моего ребенка, я сам найду место, где ее держат, и вырву из этой тюрьмы. Я вытряхну из вас душу и разломаю все эти стены — потом пусть со мной делают, что хотят!

— Теперь я вижу, что Мелисса ваша дочь! — гневно произнесла монахиня. — Что ж, забирайте ее — весь приют вздохнет с облегчением. И Святая Маргарита не благословит ее, клянусь!

— Мне это безразлично. Прикрываясь именем святой, вы мучаете детей!

— Вы еще не знаете, что это за ребенок!

— Какая бы ни была — она моя дочь!

Привели девочку. Конрад присел перед нею и взял окоченевшую ручку Мелиссы в свою. Тине, глядя на это, захотелось плакать.

— Мелисса… Родная моя девочка. Я твой отец! — Она отшатнулась и вырвала руку.

— Я приехал забрать тебя домой, дорогая. У тебя будут игрушки, красивые платья и своя комната. Больше никто никогда не ударит тебя, не накажет. Я буду любить тебя, обещаю!

Потом вдруг обнял ее и прижал к себе.

— Прости, что я не пришел раньше и тебе пришлось столько пережить!

Все присутствующие были растроганы этой сценой — даже сестра Беатрис, казалось, смягчилась. Мелисса, удивленная, испуганная, по-прежнему молчала. Ее отец? Она почему-то боялась этого человека и не хотела никуда ехать. Она не верила в счастливые перемены, может быть потому, что в ее жизни их еще не было. Ни одной. Девочка плохо подчинялась приказам старших и отвечала дерзостью на дерзость сверстников. Зачастую ее действия носили неосознанный характер — она поступала так или иначе потому, что по-другому поступать не могла. Сестра Констанция случайно оставила на столе свое кольцо, и Мелисса взяла его, потому что оно ей понравилось, потому что ее просто потянуло это сделать: она не думала о последствиях. Она никого никогда не любила — ни себя, ни других, и ее никто не любил. Монахини относились к ней как к существу второго сорта из-за ее оливковой кожи и слишком черных волос, и это отношение передалось детям. Им жилось нелегко, и свою боль они вымещали на Мелиссе. Со временем девочка поняла две вещи: она не похожа на остальных и должна уметь от них защищаться. Она плохо училась, была невнимательна, зачастую не могла ответить на простейший вопрос, и почти на каждом уроке ее били хлыстом по рукам. Монахини считали Мелиссу безнадежно-тупой — девочка всегда сидела за самой последней партой и к восьми годам едва умела читать.

Мелисса не знала, что такое отец и мать, как не понимала, что значит любить кого-нибудь. Она не научилась ни быть благодарной, ни сострадать, умела только защищаться и находилась в постоянной готовности отражать нападение. Оружием служил и язык, и кулаки. Она умела лгать, глядя в глаза собеседнику, знала бранные слова и могла драться исступленно, до крови.

Случалось, в приют приезжали люди и забирали приглянувшегося ребенка: в таких случаях девочки из кожи вон лезли, чтобы понравиться. Мелисса в этом участия не принимала — она смутно догадывалась, что ее все равно никто не захочет взять, а если возьмет, то вскоре вернет обратно. У девочки не было игрушек и вещей, принадлежавших лично ей. Однажды на Рождество в приют привезли подарки, и дети, зная от монахинь о том, что каждый получит что-нибудь, восхищенно перешептывались между собой. Подарки достались всем, всем, кроме Мелиссы. Почему — никто не знал, никто этого не заметил, и никто не подумал поделиться с нею. Она весь вечер скрывала обиду, держалась в стороне от общего веселья, а ночью отчаянно и громко разрыдалась, переполошив всех. И ее опять наказали.

Девочку часто запирали в холодной темной комнате, потому по ночам ее, случалось, мучили кошмары. Наказанных кормили намного хуже, чем остальных, и Мелисса постоянно недоедала.

Она была несчастнейшим ребенком, который не имел ничего, а между тем одному ее дедушке принадлежала богатейшая судовладельческая компания Америки, другому — немалая часть австралийского капитала, ее отец имел солидный счет в банке, собственный дом, экипаж и прислугу.

Мелисса молчала. Она не знала, что сказать этому человеку. Был ли он добрым или злым? Он казался ей чужим, как и все остальные люди.

Когда Конрад привез ее к себе домой и служанка Дилис подала обед, девочка сначала не смела притронуться к еде, а после, не выдержав, набросилась на то, что было в тарелке, и ела быстро, жадно, много, руками хватая куски.

Потом ее вымыли и уложили спать. Тина стояла на пороге. Она, по просьбе Конрада, поехала с ними и до сих пор оставалась здесь.

— Мне пора домой, — сказала она, — уже поздно.

— Да, — отвечал Конрад, — поезжай, Тина. Я дам тебе свой экипаж. Спасибо за все!

— Я рада, что смогла помочь.

Конрад как-то странно смотрел на женщину — казалось, он не хотел расставаться с нею.

— Тина! У тебя завтра есть свободное время?

— Да, а что?

— Съезди со мной за одеждой и игрушками для Мелиссы. Я мало что в этом понимаю — ты мне поможешь.

«Попроси свою подругу», — хотела сказать Тина, но ответила:

— Хорошо, Конрад.

— Я заеду за тобой.

Он проводил ее до экипажа и вернулся в дом. Он был ошеломлен и одновременно несказанно обрадован. Его дочь жива, она нашлась и будет жить вместе с ним! Он избавит ее от тьмы невежества и страха, и она будет счастлива!