"Танец богов" - читать интересную книгу автора (Бейшир Норма)

Глава 2

Бербанк, Калифорния.

Мередит остановила свой голубой «эм-джи» с открывающимся верхом перед воротами студии «Центурион», терпеливо дожидаясь, пока охранник найдет её фамилию в списке пропусков. Выяснив у него, как проехать к офису Ника Холлидея, Мередит минуту спустя была уже на месте, где её подстерегала первая неожиданность. Офис, в который ввела её смазливенькая рыжеволосая девица лет восемнадцати, облаченная в полинялые джинсы, маечку и кроссовки, оказался крохотной каморкой, не убиравшейся, похоже, ни разу.

— Ник вас ждет, — поведала девица пронзительным писклявым голоском. — Он сейчас придет… пописать, наверное, выскочил.

Мередит сдержанно улыбнулась. — Спасибо. — Когда девчонка вышла, она огляделась по сторонам. Господи, ну и бардак! Стол завален сценариями, невскрытой почтой и газетными вырезками — рецензиями на фильмы, догадалась Мередит. Стены были увешаны афишами фильмов, которые ставил Холлидей. На немногочисленных стульях громоздились картонные коробки с каким-то киношным барахлом. На вбитом в стену крюке висела изрядно выношенная джинсовая куртка, а в углу на стойке высилась кипа старых журналов «Вэрайети». Да, этот кабинет принадлежит либо страшно занятому человеку, либо безнадежному неряхе, подумала Мередит. Хотя, одно другому и не противоречило.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник сам Холлидей; нос его был погружен в какой-то сценарий, а за ухом торчал карандаш. Выглядел режиссер моложе, чем ожидала Мередит — лет на двадцать девять-тридцать, — а одет он был в джинсы и голубую сорочку. Расческа давно не касалась его темной густой шевелюры, зато борода казалась ухоженной и аккуратно подстриженной. Глаза прятались за огромными темными очками.

— Извините за опоздание, — промолвил Холлидей. — Тут сегодня просто бедлам царит. Давно ждете?

— Нет, — покачала головой Мередит. — Минут десять, не больше.

Вытащим из-за уха карандаш, режиссер сделал несколько коротких пометок на загнутых страничках сценария, после чего небрежно отбросил его в сторону, снял со стула картонку с какой-то мелочевкой и уселся.

— Это всякая ерунда для картины, — кивком указал он на картонку.

Мередит понимающе улыбнулась.

— О, извините… — он запнулся. — Я забыл представиться. Меня зовут Ник Холлидей. — Режиссер улыбнулся и снял очки — в его голубых глазах плясали огоньки. — Тут сегодня и правда сам черт ногу сломит.

— Представляю, — охотно согласилась Мередит. — А я Мередит Кортни из программы «Новости от Кей-Экс-Эл-Эй».

Холлидей дурашливо изогнул брови.

— Ага, значит я уже в новости угодил.

— Наши зрители часто про вас спрашивают, — пояснила Мередит. — Разве вам не звонили по этому поводу от руководства нашей студии?

— Ну да, конечно, — закивал он. — Что ж, я готов. Когда и где? Лишняя реклама мне не помешает. — Понизив голос, он вдруг заговорщически зашептал: — Дела в последнее время туго идут.

Мередит звонко расхохоталась.

— Вот в это мне уже трудно поверить, — сказала она. — Я привезла вам список вопросов и, если вы со всем согласитесь, то днем приглашу сюда оператора и мы снимем интервью.

Холлидей пробежал глазами список, затем снова посмотрел на Мередит. — По-моему, все вполне пристойно, — одобрительно заметил он. — Ни одного вопроса по поводу того, как меня замели с наркотиками, ни одного упоминания про оргии на Малибу, ничего про лечение у психиатра. Так что никаких возражений у меня нет. Приводите оператора, и мы что-нибудь состряпаем. Идет?

— Прекрасно, — улыбнулась Мередит. — Тогда сейчас, если у вас есть время, я хотела бы обсудить детали съемки.

Холлидей кивнул. — Не возражаю. — Он кинул взгляд на часы. — Уже почти полдень. Вы что-нибудь ели?

— Нет, — сказала Мередит.

— Голодны?

— Очень, — призналась Мередит.

— Замечательно! Тогда как насчет того, чтобы заморить червячка в нашей забегаловке? Готовят здесь, конечно, не блестяще, но за последнюю неделю никого всерьез не отравили, так что за свою жизнь можете не опасаться.

— Я — с удовольствием, — согласилась Мередит.

— Ага, значит вы готовы рискнуть! — обрадовался Холлидей. — Люблю отчаянных женщин. Мне нужно только на минутку заскочить на съемочную площадку, но я мигом вернусь. — Он встал. — Пойдемте?

Поспевая за Ником между рядами одинаковых высоких строений, Мередит вдруг поймала себя на том, что следит за режиссером с почти детским любопытством. Похоже, он постоянно куда-то спешил, а, объясняясь, отчаянно жестикулировал. Кипящая страсть в работе граничила у него с поистине маниакальным возбуждением.

Они заглянули на съемочную площадку, где Холлидей отдал команде последние распоряжения, после чего повел Мередит в «забегаловку». За едой, качество которой оказалось куда лучше, чем режиссер пытался внушить Мередит, они обсудили предстоящее интервью, причем он сам внес несколько предложений. Одно из них, например, сразу пришедшееся Мередит по вкусу, состояло в том, чтобы заснять несколько эпизодов его работы на съемочной площадке и использовать их при монтаже интервью. Удивительный человек, подумала Мередит. Возможно, Кей права, и скоро ветер в самом деле переменится.

Ник Холлидей откровенно рассказывал про свою жизнь, про учебу в Лос-Анджелесском университете. Он поведал Мередит и про человека, впервые даровавшего ему путевку в жизнь. — Мне долго приходилось обивать пороги, — вспоминал он. — Я познакомился со многими людьми. И вот в один прекрасный день мне повезло. Меня заметил Том Райан — вы наверняка о нем слышали.

Мередит кивнула. Кто не слыхал о Томе Райане? Он был настоящей голливудской легендой, одним из самых блистательных продюсеров за всю историю «города мишуры и блеска».

— Итак, Райан сжалился над моими злоключениями и предложил испытать меня в деле. Чем-то я ему приглянулся, и вот — теперь сижу перед вами, — ухмыльнулся Ник. — Разумеется, я был далеко не первым, кого он вывел в люди. Многие звезды обязаны своим рождением Райану — Сара Галлисон, Грант Мэллори, Элизабет Уэлдон, Тара Спенсер…

— Если не ошибаюсь, — прервала его Мередит, — он даже женился на Элизабет Уэлдон.

И тут впервые лицо Ника Холлидея омрачилось.

— Да, и они прожили вместе пять лет, до 1953 года, — глухо промолвил он. — А потом она умерла. Впрочем, не стоит об этом говорить. Райан и сейчас никому не позволяет даже упоминать про нее.

— А мечтали вы когда-нибудь, что станете таким знаменитым? — спросила Мередит, почувствовав, что пора перевести разговор на другую тему.

— Хотите услышать правду? — усмехнулся Ник.

— Конечно.

— Тогда придется признаться: нет, не мечтал, — сказал он. — Да, это было здорово. Между прочим, я был абсолютно уверен, что рано или поздно своего добьюсь. Хотя, если бы не Райан, то я бы, возможно, до сих пор обивал пороги. С другой стороны, должны же были они хоть одним глазком взглянуть на мою работу, прежде чем от меня избавиться. Нет, что ни говорите, но моя карьера превзошла самые безумные ожидания. Никогда не предполагал, что стану притчей во языцах.

Чуть помолчав, Мередит спросила:

— А чем вы можете объяснить столь головокружительный успех всех трех своих фильмов? Насколько мне известно, все они стали одними из самых кассовых за всю историю кинематографа.

— Трудно сказать. — Ник провел рукой по волосам. — разве что… Я ведь вырос в самой типичной американской среде. До того, как умер отец, жизнь наша была столь же пресной и заурядной, как хот-дог на бейсбольном стадионе. Возможно, поэтому мне так хорошо знакомы вкусы среднего кинозрителя. Возможно, зрителям мои фильмы нравятся по той же причине, что и мне самому — ведь я всегда ощущал и ощущаю себя одним из них.

Мередит улыбнулась. Поначалу ей казалось, что слова Ника — не более чем ширма, часть тщательно культивируемого образа. Она даже не подозревала, что такой удачливый человек как Ник Холлидей, может быть хоть чуточку самокритичен. Впрочем, кто знает, может, он был прав. Может, своим сногсшибательным успехом у зрителей он и впрямь был обязан тому, что стремился, хотя бы на словах, не слишком выделяться, что всегда старался подчеркивать свою общность со средним обывателем. А вдруг он и в самом деле именно такой, каким кажется?

Запись интервью прошла на редкость гладко и удачно — Мередит не скрывала своего удовлетворения. Ник сам вызвался проводить её к машине, и Мередит от всего сердца поблагодарила его за отзывчивость и искреннее интервью.

— Пустяки, — отмахнулся он. — Как я уже говорил, лишняя реклама, к тому же бесплатная, мне не повредит. Тем более, что я, по-моему, влюбился.

Мередит рассмеялась, не принимая его всерьез.

— Вы всегда такой веселый? — полюбопытствовала она.

— Нет — не всегда. — Ник взял её за руку. — Послушайте — что вы делаете сегодня вечером?

— Наверное, как всегда, сижу допоздна на работе, — ответила Мередит с напускной беззаботностью.

— А я ведь серьезно говорю, — произнес он. — Где вы сегодня ужинаете?

— Скорее всего закажу себе в кабинет какую-нибудь снедь из китайского ресторанчика, — ответила Мередит. Она прекрасно понимала, куда клонит режиссер, и пыталась этого избежать.

— А как вы отнесетесь к тому, чтобы поужинать вместе? — спросил он. — Я знаю очень симпатичный итальянский ресторанчик в Глендейле…

— Нет. Я правда не могу… — твердо сказала Мередит.

— А как насчет завтра? — стоял на своем Ник.

— Я каждый вечер засиживаюсь допоздна, — решительно сказала Мередит. Она попыталась было проскользнуть в машину, однако Ник удерживал её руку и не отпускал. Чувствовалось, что он не собирается отступать.

— Тогда давайте хоть позавтракаем, — быстро предложил он. — Прямо на берегу есть очень милое кафе — мы сядем снаружи и полюбуемся на восход солнца.

— Нет, я не могу. Честное слово не могу. — Мередит наконец удалось высвободить руку и, воспользовавшись этим, она тут же скользнула за руль. — Но я очень благодарна вам за предложение.

— Между прочим, я знаю, что вы не замужем, — поспешно сказал Ник. — Я наводил о вас справки. В чем дело — может, я вас обидел или чем-то рассердил?

— Нет, — натянуто улыбнулась Мередит. — Вы тут ни причем. Просто я… никогда не смешиваю дело и удовольствие. Я никогда не встречаюсь с теми, у кого беру интервью… — добавила она дрогнувшим голосом, прекрасно понимая сколь несерьезными и нелепыми кажутся её отговорки. Запустив мотор, она ещё раз поблагодарила Ника за любезность и укатила в полной уверенности, что больше никогда с ним не встретится.

Однако Мередит недооценила Ника. Впрочем, откуда ей было знать вторую — тайную — причину его головокружительного успеха: Ник никогда не отступался от намеченной цели.

— Цветы для Мередит Кортни, — громко провозгласил молодой посыльный, занося огромную белую коробку в её служебный кабинет. — Уже третий раз на одной неделе, — добавил он, вручая ей коробку и улыбаясь во весь рот. — Ох и сохнет же по вам кто-то!

— Могли бы и не кричать об этом на весь белый свет, — сухо заметила Мередит, вскрывая коробку. На карточку она даже не взглянула. В этом не было надобности — она прекрасно знала имя дарителя.

Посыльный присвистнул.

— Ого, на сей раз розы! Не слабо. — Он лукаво взглянул на Мередит. — Послушайте доброго совета — продержитесь, пока он не предложит руку и сердце.

Мередит обожгла его свирепым взглядом и с напускной угрозой замахнулась на парнишку ножичком для вскрытия конвертов.

— Брысь отсюда — пока я вас не прикончила на глазах у всех свидетелей.

Посыльный, весело хохоча, ретировался.

Мередит взяла карточку и задумчиво уставилась на нее. Послание, как всегда, гласило: «Дайте же мне возможность доказать, что я и в самом деле славный малый. С любовью — Ник». С любовью! Возможно, увлечением это и можно бы назвать, но — любовь! Ерунда, ведь они едва знакомы. А, может, согласиться и встретиться с ним разок, подумала она. Сам тогда отвяжется. Поймет, что действительность вовсе не соответствует мечтам, и…

— Как, опять цветы?

Мередит подняла голову. В дверях стояла Кей.

— Да, — кивнула она. — Опять. Похоже, он не понимает значения слова «нет».

— Может, тебе все-таки стоит уступить. — Кей вошла и прикрыла за собой дверь.

— Что? — в голосе Мередит прозвучало неподдельное изумление. — Ты, наверно, шутишь!

Но лицо Кей было серьезным.

— Какие тут шутки? — спросила она. — Видно просто, что ты ему нравишься. Или он владеет цветочным магазином. Во всяком случае он из кожи вон лезет, чтобы тебе угодить.

— Не сомневаюсь, — сухо промолвила Мередит. — Сама же знаешь повадки этих киношников. Каждой встречной девчонке пудрят мозги, в вечной любви клянутся — лишь бы её в постель затащить, а потом…

— Ого! Похоже, тебе в свое время крепко от кого-то досталось! — заключила Кей.

— С какой стати ты так решила? — настороженно спросила Мередит.

— Уж очень ты к мужчинам несправедлива, — ответила Кей, начиная чистить апельсин. — Словно все они людоеды. Если хочешь знать мое мнение…

— Не хочу! — резко вставила Мередит.

— Так вот, если хочешь знать мое мнение, — как ни в чем не бывало продолжила Кей, — то я считаю, что к мужчинам ты почему-то относишься необъяснимо предвзято.

— Предвзято? — оскорбленно вскричала Мередит?

— Вот именно. Вбила себе в голову, что Холлидей развратник лишь потому, что он модный режиссер. Тебе даже в голову не приходит, что и в кинобизнесе есть очень даже приличные люди, которые не увлекаются наркотой, не меняют женщин как перчатки и не участвуют в печально знаменитых Голливудских оргиях. Некоторые из них, — мстительно добавила она, — даже посещают по воскресеньям церковь и едва ли не всю жизнь состоят в счастливых браках.

— Понимаю, — вздохнула Мередит. — Твоя позиция мне ясна. Только, пожалуйста, не забудь закрыть за собой дверь.

— Я ещё не ухожу.

— Этого я и боялась, — простонала Мередит.

Кей придвинула свой стул поближе к столу.

— Послушай, Мередит, я никогда не встречалась с Холлидеем, но, судя по рассказам, человек он вполне приличный. Совершенно очевидно, что он от тебя без ума — тому свидетельством поток цветов и телефонные звонки, которые не прекращаются уже две недели. Мне кажется, он вполне заслужил, чтобы ты хоть разок с ним встретилась. Дай человеку шанс. Ты ведь вовсе не обязана ложиться с ним в постель или выскакивать замуж. Хотя бы поужинайте вместе. Кто знает, может, ты будешь приятно удивлена.

— Ты же сама знаешь, как я занята…

— Жалкие отговорки, — отмахнулась Кей. — Нельзя же всю жизнь только работать.

— Можно — и даже нужно — если, конечно, ты хочешь хоть чего-то добиться, — упрямо возразила Мередит. — Особенно, если ты женщина.

— А вот Карин Хэммонд только что вышла замуж, и — ничего, вкалывает как и прежде.

— Послушай, чего ты от меня добиваешься? — спросила Мередит, откладывая карандаш в сторону. Верно, придя работать на студию Кей-Экс-Эл-Эй, она совершенно забыла о личной жизни, но ведь это был её собственный выбор. Никто её не заставлял — она сама так решила. И теперь хотела целиком и полностью сосредоточиться на своей карьере. Серьезное увлечение могло лишь помешать ей. Да и можно ли даже мечтать о чем-то серьезном при такой жизни? Об этом Кей могла судить не понаслышке; не прошло и года, как она развелась с мужем.

— Честолюбие это замечательно, — сказала Кей, — но кому нужен успех, который не с кем разделить. Знаешь поговорку — нигде так не ощущаешь одиночество, как на вершине?

Мередит не выдержала и улыбнулась.

— Ну хорошо — ты победила. В следующий раз, когда Ник меня куда-нибудь пригласит, я соглашусь. И уж непременно насплетничаю, какую пылкую поклонницу он обрел в твоем лице.

Кей рассмеялась. — Договорились. Можешь сказать ему прямо сейчас. Он внизу в вестибюле.

— И часто вы здесь бываете? — спросила Мередит, пригубив белое вино. Окутанная интимным полумраком, она сидела напротив Ника за угловым столиком в небольшом, уютном зале итальянского ресторана «Анжелино» в Глендейле.

Ник Холлидей кивнул. — Я обнаружил его несколько лет назад, когда начал работать в «Центурионе». И сразу к нему привязался — здесь не так, как везде. Никто не приходит сюда поглазеть на других или покрасоваться. — Он усмехнулся. — Таких здесь ждет горькое разочарование.

Мередит обвела взглядом почти пустой зал.

— И это вполне понятно, — промолвила она слегка удивленно.

— Лично я очень надеюсь, что так будет и впредь, — сказал Ник, откладывая вилку.

Мередит улыбнулась. — Тогда, боюсь, не пройдет и года, как владелец вылетит в трубу, — сказала она, отбрасывая волосы на левое плечо.

Ник покачал головой. — Здесь не всегда столь малолюдно, сказал он и замолчал, любуясь ею в полусумрачном свете. Мередит пришла в скромном зеленом, низко вырезанном платье на двух тонких бретельках; шею её украшало жемчужное ожерелье, а в ушах были крохотные сережки. Волосы свободно ниспадали на плечи. — Сегодня вы особенно прекрасны, — промолвил Ник.

— Спасибо, — Мередит, улыбнувшись, попробовала лазанью. Восхитительно; приготовлено именно так, как она любила — с вязким вкуснейшим сыром. — Мне кажется, вы не большой поклонник голливудской богемы, — сказала она.

Ник Холлидей пожал плечами.

— Я от них отгородился, — ответил он. — Это не мой стиль.

— Давая интервью, вы обронили вскользь, что ощущаете себя сродни простому обывателю, — вспомнила вдруг Мередит, когда официант вновь наполнил её бокал. — А откуда вы сами? Где вы родились?

— В Лос-Анджелесе, — ответил Ник. — А вырос в долине Сан-Фернандо. — Он накрутил на вилку спагетти. — А вы откуда?

Чуть поколебавшись, Мередит ответила:

— Я со Среднего запада. Родилась в одном из крохотных городков, о которых никто и слыхом не слыхивал. — Отпив вина, она добавила: — Его не сыскать ни на одной карте, но зато жизнь каждого как на ладони.

— Прямо как в Голливуде, — хохотнул Ник.

Мередит рассмеялась.

— Не совсем, хотя чем-то и правда похоже.

Ник окинул её задумчивым взглядом.

— А почему вы оттуда уехали? — спросил он, надеясь, что Мередит не обидится за его прямолинейность. — Что заставило вас кинуться в этот омут?

Мередит ответила не сразу.

— Сама не знаю, — сказала она наконец. — Должно быть, что-то меня подтолкнуло — я перестала ощущать себя там в своей стихии. Хотелось чего-то добиться в жизни, а в моем городишке об этом даже мечтать не приходилось. — По голосу Мередит чувствовалось, с какой неохотой она говорит на эту тему. — А вы? Вам самому никогда не хотелось выбраться из этого омута?

Ник пожал плечами.

— Не настолько, как когда-то хотелось сбежать из дома. Мне всегда казалось, что в моей жизни что-то не так. Папа — убежденный католик, мама — еврейка, и никто в их семьях не одобрил их брака, не говоря уж о ребенке. Немудрено поэтому, что я рос без них и почти не видел.

Мередит подняла голову и выжидательно посмотрела на него. Ей самой, тоже выросшей в одиночестве, слова Ника были как никому понятны.

— Папа умер, когда мне было всего семь лет, — со вздохом продолжил Ник. — Он был коммивояжером, почти всегда в разъездах. В один день он просто не вернулся домой — так мне, во всяком случае, это тогда казалось.

Мередит понурилась.

— Извините, — тихо промолвила она. А сама подумала — Боже, до чего мне все это знакомо!

— Я очень остро переживал эту утрату. Одно время даже возненавидел отца за то, что он ушел от нас так внезапно — без предупреждения. Вчера ещё был дома, а сегодня — раз, и нету! Мне его страшно недоставало. Не говоря уж о том, что мы остались вдвоем с мамой, а мне как единственному еврейскому мальчику во всей школе, здорово доставалось. Почти все свободное время я сидел дома — или ходил в кино. Наверно, кино было в те годы моим единственным спасением — там я прятался от реальности, в которой не находил себе места.

Мередит не нашлась, что сказать. Ей и в голову не приходило, что у Ника Холлидея, всегда улыбчивого и жизнерадостного, могло быть столь тяжелое детство.

— Вот, значит, когда у вас зародилось желание самому снимать фильмы, — догадалась она.

Ник кивнул.

— Да, у меня был дешевенький фотоаппарат «Брауни», и я вечно щелкал им все подряд, стараясь запечатлеть какую-нибудь последовательность. А потом раскладывал карточки в альбоме и подписывал, так что у меня получался иллюстрированный рассказ. — Он сложил пальцы шатром. — Однажды, когда мне исполнилось четырнадцать, я купил у местного ростовщика на свои сбережения старенькую кинокамеру и вот тогда развернулся по-настоящему. Снимал поток автомобилей на автостраде, детишек на пляже, всякие спортивные состязания и так далее. Пробовал разные углы и фокусы. — Чуть помолчав, он продолжил: — Когда я рассказал матери о том, кем хочу стать, она целиком поддержала меня. Больше пяти лет ей пришлось вкалывать одновременно на двух работах, чтобы я мог закончить Лос-Анджелесский университет. Теперь, по счастью, я уже сам могу позаботиться о ней.

— А где она сейчас? — спросила Мередит, когда официант подал им десерт.

— В Израиле, — ответил Ник. — Она всегда мечтала попасть туда, вот я ей это и устроил. Она живет там уже больше четырех месяцев, и, судя по письмам, возвращаться не торопится.

— Да, немногие удачливые люди заботятся о собственной семье, взойдя на самую вершину успеха, — заметила Мередит. Сама она уже много лет не видела своих близких.

— Иначе я не умею, — улыбнулся Ник и посмотрел на часы. — послушайте, ещё совсем рано. Может, заглянем ещё в одно местечко — тут совсем рядом…

Мередит покачала головой.

— Нет, я не могу. Мне нужно быть на студии уже в пять утра.

— А как насчет завтра?

Мередит вдруг взяла его за руку.

— Я получила огромное удовольствие от сегодняшнего вечера, Ник, — сказала она. — Но только давайте все-таки встречаться не каждый день. Хорошо?

Афины, сентябрь 1979г .

Константин Киракис разглядывал лежащие перед ним на столе бумаги до тех пор, пока перед глазами не поплыли круги. День был длинный, но он многое успел и был поэтому вполне удовлетворен результатами. Сегодня он подписал контракт, означавший для «Корпорации Киракиса» новый бизнес на миллиарды долларов. Большинство заключенных сделок имели самое непосредственное отношение к Северо-Американскому филиалу, что несказанно порадовало старого Киракиса. Молодчина Александр, не зря сидит в Нью-Йорке. И все же в глубине души Киракис сожалел о решении сына переехать в Соединенные Штаты. Он был бы куда более счастлив, останься Александр с ним здесь, в Греции, чтобы иметь возможность работать бок о бок. Эх, как он мечтал, чтобы его сын жил в Афинах, в самом сердце их гигантской и процветающей корпорации. Киракис не оставлял надежд, что придет время , когда он лично представит своего сына Совету директоров и порекомендует его на пост его нового президента. В один прекрасный день их корпорация станет крупнейшей в мире — и Александр очутится в самом центре глобальных деловых операций. Он должен быть готов к этому.

— Уже совсем поздно, Коста. Хватит работать — пошли спать.

Киракис поднял голову. Его жена Мелина в бледно-голубом бархатном халате стояла в проеме дверей кабинета. Пышные светлые волосы, обычно уложенные в тугой узел на затылке, рассыпались по плечам, и Киракис невольно заметил, что от этого его жена выглядит лет на десять моложе. Даже в шестьдесят семь лет она оставалась необыкновенно привлекательной. Годы пощадили её. Он встал и направился к ней, протянув перед собой руки.

— Извини, matia mou1, — промолвил он. — Я немного забылся. — И обнял Мелину. Господи, до чего она стала хрупкая!

— Понимаю, — с улыбкой сказала Мелина. — А ведь ты уже не мальчик, Коста. Пора бы тебе научиться побольше отдыхать.

Киракис улыбнулся в ответ.

— То же самое мне твердит и этот старый пройдоха Караманлис, — сказал он с напускной укоризной. — Может, вы с ним сговорились пораньше отправить меня на покой?

— Мы вовсе не сговаривались, — сказала Мелина, усаживаясь в кресло, обитое темно-синим бархатом. — Просто мы за тебя беспокоимся. Нельзя столько работать.

— Ерунда! Я просто выполняю свой долг, вот и все.

— Я понимаю, что это твой долг, но так ли уж тебе необходимо делать все самому? — чуть помолчав, она добавила: — Мне казалось, что Александру уже вполне по силам возглавить этот бизнес. Если же ты считаешь, что он не способен…

— О нет, он ещё как способен, — быстро ответил Киракис. — У него блестящий ум, да и деловой хватке кто угодно позавидует. Однако, есть, к сожалению, кое-какие обстоятельства, которые не позволяют мне передать бразды правления в его руки.

— Какие ещё обстоятельства? — нахмурилась Мелина. — Неужели ты до сих пор не можешь простить ему переезда в Нью-Йорк?

Киракис покачал головой. Стоя у окна, он задумчиво смотрел на маячивший в отдалении корабль. В лунном свете серебрилась спокойная гладь Эгейского моря.

— Дело вовсе не в том, что он решил остаться в Соединенных Штатах, хотя, признаться, поначалу я был очень из-за этого раздосадован. Нет, Мелина, меня больше всего тревожит его образ жизни. — Вынув из кармана сложенную вчетверо газетную вырезку, он протянул её жене. — Вот, полюбуйся, о чем пишут в лос-анджелесской прессе.

Мелина осторожно развернула вырезку. С фотографии на неё смотрел Александр, рядом с которым была женщина, лицо которой показалось Мелине Киракис знакомым.

— Франческа Корренти, — промолвила она, кивая. — Снова, значит, в свет вышла.

— Судя по всему, да, — натянуто произнес Киракис. Голос его зазвенел от осуждения. — Впрочем, она, похоже, задержалась куда дольше, чем все остальные.

— Может, это и к лучшему, — задумчиво промолвила Мелина, внимательно разглядывая фотографию.

— К лучшему? — встрепенулся Киракис. — Да ты в своем уме? Не хочешь ли ты сказать, что согласна на брак нашего сына с этой… женщиной?

— Ну, разумеется, нет, — сказала Мелина, возвращая ему вырезку. — Я не допускаю даже мысли, что он может всерьез это рассматривать. Нет, я хотела только подчеркнуть, что Александр наконец научился поддерживать постоянные отношения с женщиной. Разве это не шаг в правильном направлении? Прежде, помнится, ни одна из них не задерживалась более чем на несколько недель.

— Да, ты права — это и впрямь можно расценивать как сдвиг к лучшему. — Киракис вздохнул. — Если он, конечно, не строит планов насчет именно этой женщины. Господи, и почему он выбрал Франческу Корренти? Актрису, женщину, у которой было столько любовников… Нет, на мой взгляд, она совершенно ему не пара — и уж тем более не годится в жены.

— Господи, Коста, ты рассуждаешь так, словно мы живем в средние века! — с неожиданным пылом воскликнула вдруг Мелина. — Я ещё удивлена, что ты сам не выбрал ему невесту!

— Между прочим, браки по расчету по-прежнему не столь уж редки в наших кругах, — напомнил Киракис, наливая себе водки. — Хочешь глоточек? — спросил он, приподнимая стакан.

Мелина покачала головой.

— Сам знаешь, муженек, наш сын ни за что бы на это не согласился, — сказала она.

— Да, Александр привык принимать решения сам, — признал Киракис. — Воля у него железная. Впрочем, когда я смотрю на его женщин, то невольно начинаю думать, что мой выбор был бы для него лучше… Если, конечно, он вообще способен жениться.

— Мне почему-то кажется, что он уже остепенился и готов расстаться со своей драгоценной холостяцкой жизнью, — сказала Мелина.

— Хотел бы я в это верить, — вздохнул Киракис. — Но, увы, вряд ли мы дождемся этого в ближайшее время.

Мелина ответила не сразу.

— Вот, значит, что ты имел в виду, говоря об обстоятельствах, которые не позволяют тебе передать бразды правления в руки Александра, — произнесла она наконец. — Значит, ты считаешь, что личная жизнь может помешать ему исполнять свой долг? — Мелина настолько хорошо знала своего мужа, что, казалось, могла читать его мысли.

Киракис помрачнел лицом и, отпив водки, ответил:

— Скажем так: Александр всегда был неосторожен в выборе своих женщин. У репортеров он пользуется на этот счет весьма дурной славой. По-моему, не проходит и дня, чтобы где-нибудь не появились какие-нибудь фотографии или статьи о его похождениях. Все это не способствует росту авторитета нашей корпорации.

— Вот, значит, что тебя больше всего заботит? Авторитет корпорации? — В голосе Мелины отчетливо слышались гневные нотки. Ей и прежде не нравилось упорство, с которым Киракис вечно стремился наставить Александра на путь истинный, словно их сын был обязан слепо идти по стопам отца.

Киракис покачал головой.

— Нет, Мелина, все совсем не так просто, — сказал он. — Мы ведь сотрудничаем с крупнейшими мировыми банками. Время от времени прибегаем к займам — колоссальным займам, — чтобы обеспечить различные новые проекты едва ли не во всех уголках земного шара. Мы умеем ладить с банками — пока. И не последнюю роль в согласии банкиров иметь с нами дело играет привлекательный и устойчивый образ нашей корпорации.

— И ты считаешь, что не самый привлекательный облик Александра, так старательно раздуваемый газетчиками, заставит банкиров отказаться от сотрудничества с нами? — спросила Мелина.

Киракис посмотрел на нее, и Мелина сама прочла ответ в его глазах.

— Да, matia mou, — кивнул он. — Они ведь тоже читают газеты и невольно примечают, сколь легкомысленный образ жизни он ведет. А ведь банкиры по природе своей крайне трусливы и осторожны. Они, безусловно, задаются вопросом: а способен ли столь легкомысленный человек решать серьезные вопросы? И находят его безответственным.

— Мне кажется, нельзя судить о человеке по его личной жизни, — промолвила Мелина. — Если бы мой отец положился на первое впечатление от тебя…

— Да, не копни твой отец глубже, и мы бы с тобой не поженились, — с легкой улыбкой согласился Киракис. — И уж тем более не видать мне денег, которые он вложил в строительство нашего флота. — Чуть помолчав, он продолжил: — Однако Александру может не повезти так, как мне. Времена изменились, а нашему сыну не хватит здравого смысла, чтобы, подобно своему отцу, жениться на дочери банкира.

— Значит отныне за каждым шагом Александра в бизнесе будут зорко следить и докладывать банкирам о его благонадежности? — спросила Мелина.

— Боюсь, что да, — кивнул Киракис. — И, в том случае, если он не изменит своего поведения…

Мелина посмотрела ему прямо в глаза.

— Послушай, Коста, — сказала она. — Я прекрасно понимаю, насколько тебе важно, чтобы Александр стал твоим преемником на посту главы корпорации. По-моему, ему ещё не было пяти лет от роду, когда ты принял это решение. Тебе, конечно, трудно будет со мной согласиться, но мальчик ещё слишком молод. Времени еще…

— Семнадцатого ноября ему исполняется тридцать один год, — напомнил жене Киракис. — В его возрасте я был уже давно женат на тебе. Я уже состоялся — и как муж, и как бизнесмен.

— Но ты сам сказал — времена изменились.

— Не настолько, — упрямо возразил Киракис.

Мелина подняла голову и улыбнулась.

— Боюсь, что все-таки больше, чем ты себе представляешь, — сказала она.

Киракис встряхнул головой.

— Порой мне кажется, что ты видишь Александра через розовые очки.

— А вот мне порой кажется, что ты его вообще не видишь, — улыбнулась Мелина и нежно поцеловала мужа в щеку. — Мы оба с тобой совершенно безнадежны в этом смысле.

— Пожалуй, да, — усмехнулся Киракис.

— Пойдем спать, — позвала она. — Уже поздно, и сегодня ты уже все равно не успеешь повлиять на его личную жизнь.

Киракис поставил опустевший стакан на стол.

— Ты иди, — сказал он. — Я скоро приду.

— Но ты не собираешься ещё работать…

— Нет. Через несколько минут приду.

— Хорошо, — кивнула Мелина и, величественно ступая, поднялась по лестнице в спальню. Киракис проводил жену задумчивым взглядом. Поразительная поступь — словно у герцогини. Насколько он помнил, Мелина всегда ходила так. Он вздохнул — в последнее время она его тоже беспокоила. Налив себе ещё водки, Киракис снова подошел к окну и, глядя на безмолвную тишь Эгейского моря, призадумался. Он прекрасно понимал, что, защищая Александра, Мелина в глубине души тревожится за их сына ничуть не меньше, чем он сам. А то и больше. Киракис невольно улыбнулся. Неодобрительное отношение Мелины к легкомысленному образу жизни, который вел её сын, безусловно, пасовало перед безграничной любовью, которую она питала к Александру. Мелина — и Киракис это понял ещё давно — была готова простить своему сыну все что угодно.

Но вот готов ли он сам — вновь и вновь спрашивал себя Киракис, уже поднимаясь по лестнице — простить своего сына, если его дурная слава поставит под угрозу само существование «Корпорации Киракиса»?

Лос-Анджелес, октябрь 1979

— Почему всякий раз, когда я спрашиваю вас о вашем детстве, вы спешите сменить тему? — спросил Ник. — Почему?

Они с Мередит, высоко закатав штанины брюк, медленно брели босиком по золотистому песку вдоль пляжа Санта-Моники. На Мередит была свободная хлопчатобумажная рубашка, а из украшений — только простенькое серебряное колечко на правой руке; Нику, который любовался её прекрасными волосами, развевающимися на легком ветерке, Мередит казалось красивой как никогда.

Мередит рассмеялась.

— Послушайте, Холлидей, вы ведь меня на съемки пригласили, а не на допрос, — шутливо сказала она и, взяв его за руку, тепло её пожала.

— Но почему все-таки вы избегаете этой темы? — упорствовал Ник.

— Вовсе я ничего не избегаю, — возразила Мередит, свободной рукой стряхивая со лба волосы. — Просто мне не о чем рассказывать, вот и все. Детство у меня было скучное и унылое.

Ник недоверчиво посмотрел на нее.

— Но хоть что-то заслуживающее внимания с вами непременно должно было случиться, — сказал он.

Мередит отрицательно покачала головой; чувствовалось, что настойчивость режиссера забавляет её.

— Я ведь родилась в крохотном провинциальном городке, — напомнила она. — Что там может быть интересного?

— Пейтон-Плейс2 — тоже был крохотный провинциальный городок, — сказал Холлидей, водружая очки на лоб. — А мы ещё не забыли, что там творилось.

Мередит кивнула.

— Ладно, ваша взяла. — В её голосе появились театральные нотки. — Придется мне во всем вам сознаться. Я вас обманула — я родом вовсе не из крохотного провинциального городка. Я родилась в Лондоне. Мой отец был послом при королевском дворе. Но выросла я в Европе — сперва училась в швейцарских частных школах, а потом и в Сорбонне. Мне не было и пятнадцати, когда меня соблазнил распутный сын одного крупного виноторговца. Затем в Монте-Карло у меня был роман со знаменитым гонщиком, а потом — уже в Риме — с одним модным итальянским актером. Ах да, ещё с арабским шейхом, который хотел выкупить меня у моего отца за дюжину верблюдов. Из-за этого чуть целый международный конфликт не разгорелся!

— Но я же серьезно спрашиваю, — произнес Ник с укоризной.

— А я и не шучу! — с притворным негодованием воскликнула Мередит. — Вы же сами хотели знать подробности моего мрачного прошлого.

— Я просто пытаюсь узнать вас поближе, — вздохнул Ник. — Но вы чертовски усложняете мою задачу.

— Извините, Ник, — сказала Мередит, мигом посерьезнев. — Но только если это и в самом деле так, то, пожалуйста — не пытайте меня о моем прошлом. Я уже давно с ним рассталась — и не хочу его ворошить.

И вообще хотела бы навсегда его забыть, подумала она.

Нью-Йорк.

Дождь лил, не переставая. Непогода и поздний час сыграли свою роль: на улицах Манхэттена было совсем немноголюдно. А вот движение было, как всегда, оживленным; Александра, который шел, не обращая внимания на дождь, вдоль южной оконечности Центрального парка, то и дело обгоняли такси, автобусы и лимузины. Александр нисколько не боялся бродить по ночному Нью-Йорку и проделывал это довольно часто. Глубоко засунув руки в карманы плаща, он быстро шел по пустынному тротуару, а достигнув пересечения улицы с Пятой авеню, свернул на нее. Вдруг над ухом истошно завизжали тормоза, и тут же на него обрушилась брань — Александр, задумавшись, перешел улицу на красный свет, и таксист едва успел затормозить. Впрочем, поглощенный своими мыслями, он даже не услышал ругательств.

День у него выдался нескончаемый и на редкость трудный. Александр покинул свою контору, когда почувствовал, что затылок начинает пульсировать — это был предвестник неизбежного приступа мучительной головной боли. Отослав водителя, Александр сказал, что пойдет пешком. И вот, кинув взгляд на часы, он заметил, что гуляет уже почти четыре с половиной часа. По счастью, головная боль немного утихла. Насколько он себя помнил, проклятые приступы посещали его регулярно. Маленьким ребенком — так рассказывала мать — он стал жертвой какого-то несчастного случая, когда, ударившись головой, выжил лишь чудом. Однако врачи в Афинах ещё долго опасались, что мальчик станет умственно неполноценным.

Задумчиво потирая затылок, Александр свернул на Пятьдесят первую улицу и вошел в устланный красными коврами вестибюль здания Олимпик-тауэр. Только что принятый на работу консьерж тут же узнал его и, почтительно улыбнувшись, придержал ему лифт. Александр кивнул ему, но разговаривать не стал. Его мысли были всецело поглощены сделкой, которую он разрабатывал последние полгода. Наконец приблизился час её завершения.

Если только удастся уговорить отца.

Лос-Анджелес.

Едва дождавшись завершения выпуска одиннадцатичасовых новостей, Мередит поспешила в свой кабинет. Быстро одевшись, она схватила свои вещи и бегом бросилась к выходу, где едва не налетела на одного из операторов.

— Эй, Мередит! — выкрикнул он ей вслед. — Что за пожар-то? Где горит?

— Нигде, Хэнк, — со смехом ответила она. — Просто у меня важная встреча.

— С кем? — машинально спросил он, и тут же махнул рукой. — Хотя я и сам знаю…

— Я опаздываю на свидание с Ником! — добавила она уже на бегу, а сама подумала: а ведь и правда знает. Все в студии Кей-Экс-Эл-Эй уже знали. Промчавшись на машине мимо знака, ограничивающего скорость движения, Мередит кинула взгляд на часы. Ник, наверное, уже вне себя от волнения. Господи, и почему она не позвонила? Впрочем, Ник поймет.

Было уже за полночь, когда она въехала в фешенебельный поселок Малибу, где жил Ник Холлидей. Ник подготовился к встрече: в гостиной царил полумрак, играла нежная музыка, в огромном камине полыхал огонь, а в ведерке со льдом охлаждалось шампанское.

— Что ж, Холлидей, мизансцену вы украсили мастерски, — криво улыбнулась Мередит. — Надеюсь, что не разочарую вас.

Ник обнял её и нежно поцеловал.

— Не разочаруешь, — прошептал он ей на ухо. — Это я точно знаю.

Он взял её дорожную сумку и понес наверх, в главную спальню. Мередит последовала за ним, на ходу осматриваясь и подмечая детали обстановки. Когда Ник сказал, что живет в коттедже на самом берегу, она представляла его совсем иначе. Это же оказался самый настоящий замок, все в котором было обставлено чисто по-мужски.

— Я купил этот дом на деньги от своего первого фильма, — сказал Ник, войдя в спальню. Он поставил саквояж на широкую кровать и раздвинул шторы. Перед восхищенным взором Мередит раскинулась величественная панорама Тихого океана. — Неплохой у меня бассейн, да? — усмехнулся Ник.

— У вас во всем такая гигантомания? — спросила она, беря его за руки.

Ник усмехнулся.

— Да. Абсолютно во всем. — Он обнял Мередит и жадно впился в её губы. Затем начал целовать её шею, а его руки зашарили по её телу, скользнули под блузку, нащупав обнаженные груди. Ник застонал. — Господи, как я тебя хочу, милая! — хрипло прошептал он.

— Да, Ник… — голос Мередит был еле слышен, но прозвучавшую в нем страсть спутать с чем-либо было невозможно. — О, да…

Ник нежно опустил её на кровать и, склонившись над ней, принялся расстегивать блузку. Полностью обнажив прекрасные груди неподвижно лежащей Мередит, он начал поочередно покрывать их поцелуями, легонько посасывая и покусывая нежные соски. В свою очередь Мередит, возбужденно дыша, расстегнула его рубашку и, проведя ладонью по мохнатым курчавым волосам, густым ковром покрывавшим грудь Ника, стала ласкать его соски, которые быстро затвердели. Ник перекатился на спину, и теперь уже Мередит оказалась сверху. Пока она ерошила его волосы, Ник расстегнул «молнию» на её брюках и стащил их до колен. Затем, вне себя от нетерпения, проник пальцами в щелочку между бедер и гладил её разгоряченную плоть, возбуждая Мередит ещё больше. Распаленная сверх всякой меры, она сама поспешно избавилась от остатков одежды и предстала перед Ником полностью обнаженная. Ник лежал на кровати, тело оказалось крепче и красивее, чем она предполагала.

— У тебя передо мной преимущество, — сказала Мередит, поглаживая его плечи. — Ты ещё одет. Как мне предаться любви с тобой, если ты до сих пор не снял брюки?

Ник улыбнулся и привстал.

— Это мы быстро поправим, — сказала он, расстегивая пряжку ремня. Мередит протянула руку к его «молнии», но Ник жестом остановил её. — Не спеши, малышка, — попросил он. — Всему свое время. — Избавившись от брюк и трусов, он заключил её в объятия. — итак, на чем мы остановились?

— Вот на этом! — Мередит игриво опрокинула его на спину и принялась целовать: сначала шею, потом грудь и живот, постепенно приближаясь к его могучему члену, который горделиво вздымался из густых зарослей темных волос на лобке. Господи, когда же я это делала в последний раз? — попыталась вспомнить Мередит. Она даже не представляла, сколько воды утекло с тех пор, когда ей кого-то настолько хотелось. Или даже хоть чуть-чуть хотелось. Обвив губами страждущую плоть Ника, она принялась посасывать толстый ствол, одновременно легонько поглаживая яички. Она почувствовала, как напрягся Ник, как дрожь пробежала по всему его телу. С каждым мгновением напряжение Ника нарастало, пока наконец он решительным движением не отстранился и присел, прерывисто дыша.

— Не так быстро, — попросил он, в свою очередь опрокидывая Мередит на спину. — Полежи спокойно, малышка. Теперь моя очередь.

Он отполз назад, пока голова его не поравнялась с треугольничком золотистых завитков, покрывавших её лобок. Затем, наклонив голову, раздвинул языком влажные губки и, найдя бутончик клитора, принялся ласкать и вылизывать его с жадностью человека, голодавшего несколько недель. Восхитительное тепло разлилось в чреслах Мередит. Божественно прекрасные, ни с чем не сравнимые ощущения с каждым мгновением усиливались — Мередит быстро приближалась к оргазму. Ее тело уже содрогалось в пароксизмах наслаждения, когда Ник снова приподнялся над ней, а в следующий миг Мередит содрогнулась — одним мощным толчком Ник проник в её естество; резко и внезапно. Бедра его ритмично задвигались, а Мередит, запрокинув согнутые в коленях ноги вверх, обвила ими его спину, всецело подчинившись его ритму. Утратив всякую власть над собой, она умоляла его двигаться все быстрее и быстрее, и лишь протяжно застонала, ощутив внутри своего лона горячий выплеск его страсти. Оргазм у Ника был бурный и нескончаемый; казалось прошло несколько минут, прежде чем он не распростерся на ней, обессиленный и обмякший.

Уткнувшись лицом в копну золотистых волос Мередит, Ник судорожно дышал, пытаясь перевести дух. Когда он наконец приподнялся на локтях и, посмотрев на нее, улыбнулся, Мередит увидела, что волосы его блестят от пота.

— Да-а, — медленно произнес он. — Такого со мной никогда не было. Ради этого стоило столько ждать. Как считаешь?

— Безусловно, — прошептала Мередит, вся ещё во власти сладостных ощущений.

В ту ночь они предавались любви трижды, причем каждый раз казался лучше предыдущего. Наконец, уже в полном изнеможении, они просто молча лежали рядом, сжимая друг друга в объятиях. Нику казалось, что он готов хоть целую вечность лежать так со своей возлюбленной, не выпуская её. А Мередит думала, что никогда ещё не ощущала себя настолько счастливой и защищенной.

— Не спишь? — прошептал Ник.

Мередит, не в силах шевельнуть языком, только покачала головой.

Он стиснул её в объятиях.

— Мне тоже не спится, — сказал он. — Похоже, у нас с тобой одна проблема.

— И как, по-твоему, её лучше разрешить? — со смехом спросила Мередит.

Ник прижал указательный палец к её губам.

— Тс-с! — тихо сказал он, целуя её в кончик носа. — Я должен поведать тебе нечто крайне важное — и немедленно. Только не перебивай, пока я не закончу. Хорошо?

Мередит кивнула, глядя на него расширившимися от любопытства глазами.

— Я вот тут лежал и думал про нас с тобой, — начал Ник. — И пришел к выводу, что после случившегося не имею права отпускать тебя ни на минуту. Я хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой, а каждую ночь засыпать в твоих объятиях. — Он присел. — Я хочу, чтобы ты переехала ко мне. Чтобы мы жили вместе. Что скажешь?

— Да, — только и ответила Мередит, не в состоянии даже представить, как могла бы жить без него.

Ник ещё раз поцеловал её.

— Господи, а ведь я, похоже, и на самом деле влюбился, — промолвил он, проводя рукой по её волосам.

Мередит подняла голову.

— Тебя это огорчает? — спросила она

— Скорее пугает.

— Почему?

Ник пожал плечами.

— Я всегда страшился влюбиться, — сказал он. — Боялся обжечься, наверное.

Мередит задумчиво посмотрела на него.

— Кто тебя ранил, Ник? — спросила она после некоторого молчания.

Режиссер нахмурился.

— Никто. А почему ты спрашиваешь?

— Лишь тот боится влюбиться, кто в свое время сильно пострадал из-за любви, — ответила Мередит. — Это ведь так, да? Скажи.

— Долго рассказывать, — уклончиво ответил Ник.

— Ничего, я не спешу, — сказала Мередит. — Если у тебя есть время, конечно.

Ник покачал головой.

— Давай как-нибудь в другой раз, — попросил он. — Не хочу портить этого волшебства.

И, откинув простыни, они вновь предались любви.